Мы летим впереди самолета. Под нами пропасть, над нами пропасть, а сзади нас догоняет самолет, так что приходится держать скорость.
Осуществились слова бортпроводницы из «Нарочно не придумаешь»: «Граждане пассажиры, туалет находится впереди самолета!» — а также слова бортпроводников, звавших нас к лучшей жизни. Они считали, что лучшая жизнь впереди самолета. И вот мы летим.
С кого-то встречным ветром сорвало носки, и он летит босиком, перебирая пальцами, чтобы согреться. Встречный ветер раздевает людей до неприличия, и приходится считать это приличием, поскольку нет уже сил противостоять встречному ветру.
Правда, есть разница: с кого одежду сорвать. С некоторых получается довольно красиво. Если со всех красивых сорвать, а на некрасивых надеть, может, в этом и состоит социальная справедливость? По крайней мере, будут довольны все — и красивые, и некрасивые.
Вот только холодно и темно, да еще постоянно с кем-то сталкиваешься. Некоторые, правда, сталкиваются в хорошем смысле, но не все понимают этот хороший смысл. Старики возмущаются: совсем потеряли стыд! Но прежде чем потерять стыд, мы потеряли все остальное.
Самое необходимое осталось в самолете. Даже туалет, который был впереди самолета, оказался у нас позади, и попасть в него можно только рискуя жизнью.
Мы летим впереди самолета. Вокруг пусто и высоко, низкой остается только температура воздуха. И, конечно, жизненный уровень, потому что вокруг — пустота.
Хорошо было в самолете! Многим, конечно, не нравилось, что не все кресла у окна, не удалось конструкторам добиться, чтобы все кресла были расположены одинаково. Но выдающиеся бортпроводники прошлого говорили, что такая конструкция возможна. Чтоб не было ни передних, ни задних, ни центральных, ни боковых. Нужно только вырваться из этого самолета, чтобы там, впереди, на пустом месте построить новый самолет.
А вся цивилизация осталась в самолете, надо ее строить заново. А как строить цивилизацию? Первый кирпич заложили — его ветром унесло. Второй заложили — тоже унесло. Чтоб не уносило ветром, стали грести под себя: чем больше загребешь, тем меньше унесет ветром. Закон всемирного тяготения к общественному добру. Может, космос потому и пустой, что в нем давным-давно все разворовано?
Все летят к лучшей жизни — и те, что в самолете, и те, что впереди. Но в самолете летят со всеми удобствами, а впереди самолета бьются из последних сил, чтобы как-то удержаться над пропастью. Для них лучшая — это любая жизнь, потому что то, что у них, никак не назовешь жизнью.
Черт бы побрал этих бортпроводников с их учением о лучшей жизни впереди жизни!
В самолете между тем наступает время обеда. Пассажиры сидят в своих креслах, и перед каждым ставится обед. И они спокойно обедают. Им спешить некуда, за них спешит самолет, а когда за тебя спешит самолет, почему бы спокойно не пообедать?
Впереди самолета не пообедаешь. Здесь обед уносит из-под самого носа. Обедают лишь те, которые наловчились подгребать обед под себя. Некоторые два обеда подгребают, три обеда подгребают. Раз его все равно уносит ветром, почему бы и четыре не подгрести?
В связи с этим поднимается вопрос: с чего начинается цивилизация? Чем она кончается — это у всех на глазах, а вот с чего ее начинать? Может, говорить друг другу спасибо, но за что? Вокруг ничего такого нет, за что можно было бы сказать спасибо.
Мы летим к лучшей жизни, но впереди все худшая и худшая жизнь. Теоретики, которые рассчитывали, как построить новый самолет, теперь начинают рассчитывать, как вернуться в старый. Одно дело — вскочить на лошадь или в трамвай, но вскочить в самолет на полном ходу — такого еще не бывало в истории нашего движения.
Деды наши прокладывали рельсы под колесами движущегося локомотива истории.
Их всех передавило.
Отцы наши, первопроходцы, летели впереди самолета цивилизации.
Их просто ветром унесло.
А мы пытаемся вскочить на ходу в самолет. Чтоб не подгребать под себя обед, не продираться сквозь снег и ветер, и звезд ночной полет к нашему беспросветному светлому будущему.
Мы подаем сигналы, чтоб остановили самолет, чтоб открыли дверь и впустили нас обратно в цивилизацию.
Но самолет не останавливается.
То ли нас не слышат, то ли не хотят впускать…
Может, боятся, что с нами их цивилизация уже не будет такой цивилизацией?