Пламя дьявола

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Редкие крупные хлопья снега начали, кружась, падать со свинцового неба, когда Рэчел Кричтон, отпустив такси, взбегала по каменным ступенькам к парадному входу. Она торопливо позвонила, и почти мгновенно дверь была открыта высокой худощавой женщиной, одетой в аккуратное темное платье. Радостная улыбка на миг смягчила напряженное выражение ее лица.

— О, мисс Рэчел, наконец-то вы приехали. Он без конца спрашивает о вас. Доктор Кингстон хочет перевезти его в клинику Мордаунт, а он не желает никуда ехать. Сказал, что прежде должен увидеть вас. Он довел себя до такого состояния, — а ему ведь это нельзя, мисс Рэчел!

— Знаю, — Рэчел успокаивающе пожала руку экономки. Даже прослужив двадцать лет, миссис Терстон все еще не привыкла к тому, что сэр Жиль Кричтон самоуверенно отбрасывает саму мысль о том, что его малейшее желание может быть не исполнено.

— Я выехала, как только мне сообщили. Как… как он? — Она сделала рукой беспомощный жест. — Этого я меньше всего ожидала. Казалось, что он совершенно оправился от последнего приступа…

Она помолчала и заметила, как миссис Терстон чуть покачала головой.

— На этот раз дело плохо, мисс Рэчел, еще хуже. Потому-то доктор Кингстон и хочет перевезти его в клинику. Он заявил ему, что не может быть уверен в том, что сэр Жиль будет соблюдать режим. — Она судорожно сглотнула. — Я была с ним, когда это случилось, и подумала, что мы его потеряем, это уж точно.

— Ой, Терсти! — Рэчел взглянула на нее с отчаянием. — Должно быть, для тебя это было ужасно. Мне следовало быть здесь — пьеса не идет уже больше недели.

— Это мало что изменило бы. — Миссис Терстон, казалось, сделала усилие, чтобы успокоиться, и стала помогать Рэчел снять пальто. — Сэр Жиль практически не был дома последние две недели. Он мотался между поместьем и Лондоном почти каждый день. На прошлой неделе он даже один раз переночевал там. А когда я попробовала напомнить ему о словах доктора, он мне чуть голову не оторвал. Естественно, я больше не стала вмешиваться, а теперь вот думаю: может, если бы я не сдалась так быстро, этого и удалось бы избежать.

— Не думаю, дорогая Терсти. Тебе не следует винить себя. — Рэчел тихонько вздохнула. — Мы обе знаем, каков бывает дедушка, когда ему что-нибудь втемяшится в голову. Но что он мог делать в Лондоне? Он ни на что не намекал?

— Ни на что, мисс Рэчел. — Пожилая женщина поколебалась и добавила: — Но он казался… другим. Более похожим на того, каким он был раньше. Я подумала: может, это имеет какое-то отношение к мистеру Марку?

— Я так не думаю, Терсти, — мягко сказала Рэчел. — Но мы все-таки можем надеяться. А теперь мне лучше подняться наверх.

Она взбежала по широкой лестнице, ведущей на второй этаж, к спальням, и повернула с лестничной площадки к большим двойным Дверям комнаты, расположенной в дальнем конце коридора. Пока она шла по коридору, эти двери распахнулись, и навстречу ей вышел стройный седовласый мужчина. Он казался усталым и обеспокоенным, но глаза его вспыхнули от удовольствия при виде Речел, и он, точно заговорщик, поднес палец к губам, оглядываясь на комнату, из которой только что вышел.

— Дядя Эндрю, — прошептала она, — как он?

— Не хуже, но и не лучше, — ответил он тихо. — Твой приезд может ему помочь. Он принял успокоительное. Надеюсь на тебя, Рэчел: ты не позволишь ему ни в коем случае возбуждаться. Теперь, когда ты здесь, я организую транспорт.

Он потрепал ее по щеке и направился к лестнице.

В спальне было очень тепло. В старомодном камине горел огонь, и его свет да еще огонек затененного ночника слабо освещали комнату.

Ее дед лежал на высоких подушках с закрытыми глазами. Он был очень бледен, и синеватый оттенок кожи вокруг рта напугал ее. Но она постаралась ничем не выдать свой испуг, когда шла по ковру к его кровати. Ее стройные ноги в туфлях на низком каблуке двигались совершенно бесшумно. Рядом с кроватью стояло кресло, и Рэчел опустилась в него, ожидая, когда дед сам откроет глаза и заметит ее.

Наконец глаза его открылись. Они оставались все еще ярко голубыми, хотя прежний их блеск был отчасти приглушен. Мгновение сэр Жиль смотрел на нее, не узнавая, потом взгляд его стал осмысленнее, сфокусировался, и он выговорил:

— Итак, ты наконец здесь.

Рэчел заставила себя не обратить внимание на эти его первые слова, забыть, что, раз уж он постоянно ездил в Лондон, как сказала миссис Терстон, то у него была возможность связаться с нею, если ему того хотелось. Однако он не воспользовался этой возможностью. Она заставляла себя забыть также и о том, что этот оттенок упрека всегда присутствовал в любом его обращении к ней. Всегда с самого рождения, когда вместо долгожданного наследника, родилась девочка. Его отношение к ней не изменилось даже после рождения Марка, то есть через два с половиной года.

Она склонилась над кроватью и коснулась губами его щеки.

— Я здесь, дедушка. Могу я дать тебе попить или сделать что-нибудь еще?

— Нет, дитя. — Усилие, с которым он говорил, казалось, очень утомляет его. Он начал задыхаться. — Просто… послушай… — Он снова прикрыл глаза и лежал, не шевелясь, как бы собираясь с силами и мобилизуя внутренние резервы. Она стала уже беспокоиться, когда он наконец произнес: — Ты получала что-нибудь от Марка?

— Нет, дорогой, — нежно ответила она. — Ни словечка.

Он слегка кивнул.

— Это неважно. Я… знаю, где он.

— Знаешь? — Рэчел почувствовала в глубине души гнев. — И ни разу не сказал мне? Ни разу!..

— Я сейчас и говорю, дитя, — прервал он сердито внучку, и она сдержалась, вспомнив слова доктора о том, что ему никак нельзя возбуждаться. — Я узнал совершенно случайно. Я должен был встретиться в городе со старым Грейнджером. После этого мы обедали в клубе, и к нам подошел Ларри Форсит. Помнишь его?

— Кажется, — почти механически ответила Рэчел: ее ум был еще занят новостью, которую она только что узнала. — Кажется, он был на дипломатической службе?

Ее дед хмыкнул:

— Все еще там. Он пару лет прожил в Колумбии. Именно там он и встретил Марка менее трех недель назад.

— В Колумбии? — Рэчел покачала головой. — Уж очень это невероятно. Он уверен, что то был Марк?

— Разумеется, уверен! — Голос сэра Жиля стал раздраженным. — Он сразу же узнал его, да и Марк узнал м-ра Форсита. Он обедал с семьей Аврилесов. Сеньор Аврилес — один из самых известных юристов в Боготе, по словам Ларри.

— С Марком в университете учился некий Аврилес, но я не знала, что он колумбиец. И не считала, что Марк был в особенно близких отношениях с ним.

“Однако, — подумала она, — с чего бы мне об этом знать?” Марк никогда не рассказывал ей о своих друзьях, и Рэчел научилась сдерживать любопытство, зная, что любому поползновению на покровительство с ее стороны будет дан резкий отпор.

Она слегка нахмурилась:

— А м-р Форсит не знает, что там делал Марк?

— Ну, разумеется, нет. Он решил, что я обо всем этом осведомлен, и мне пришлось оставить его в этом заблуждении. Или ты считаешь, что я должен был сообщить ему о наших семейных делах?

Сэр Жиль бросил на нее сердитый взгляд из-под пушистых белых бровей, и Рэчел поспешила сказать:

— Нет-нет. Это было глупо с моей стороны. Марк передал что-нибудь через него?

— Очевидно, ему нечего было сказать, — коротко ответил ей дед. — Потому я и спросил тебя: не получала ли ты вестей от него. Мне пришло в голову, что теперь, зная, что нам известно его местонахождение, он может связаться с нами.

Некоторое время он молчал, задыхаясь. Рэчел тоже молчала, вспоминая прошлое. В их семье и раньше бывали ссоры, иногда довольно крупные, как, например, в тот раз, когда она объявила о своем намерении пойти в драматическое училище. Но все-таки тогда она чувствовала, что этот скандал не слишком-то серьезен. Дедушка был раздражен тем, что она решила стать актрисой, и достаточно свирепо выразил свое мнение об этой идее. Но она всегда подозревала, что он отчасти делает вид, что так сильно сердится. На самом деле его мало волновало, чем будет заниматься Рэчел и где она будет работать. Он был совершенно уверен, что любая ее работа просто заполнит время до ее замужества.

С Марком все было по-другому. Дед всегда планировал — и никогда не делал из этого секрета — жизнь Марка по-своему. Ни в одном из этих планов не были учтены откровенная страсть Марка к геологии и его желание учиться в университете. Много сердитых слов было сказано обеими сторонами. Но в конце концов Марк своего добился. “Как это и случалось обычно”, — мрачно подумала Рэчел. Возможно, дедушка решил, что это просто мальчишеский каприз, от которого Марк со временем сам откажется, если ему не будут сопротивляться. Только получилось все вовсе не так. Когда он окончил университет, то начал искать работу геолога и не собирался уступать не очень-то деликатному нажиму, направленному на то, чтобы заставить его стать членом семейной фирмы.

Вот когда разразился настоящий скандал. Рэчел в то время приехала в Эббот Филл на выходные и стала беспомощным свидетелем: ее дед и брат готовы были разорвать друг друга на части. Ни один из них не желал понять точку зрения другого или даже допустить, что таковая может существовать… Все выходные были наполнены скрытой враждебностью и напряжением. “Дед и внук походили на дуэлянтов, выбирающих оружие и занимающих позицию”, — думала Речел. Но первыми выстрелами они обменялись в воскресенье, во время обеда, как раз, когда она начинала уже надеяться, что открытого противостояния удастся избежать. Они быстро перешли от намеков к прямым нападкам. Оба все больше сердились и все более категорично отказывались выслушивать мнение противной стороны. Рэчел, сидевшая между ними, ничего не могла поделать. Она с трудом преодолевала желание закрыть руками уши, чтобы не слышать, какие жестокие и несправедливые слова они бросают друг другу.

— Ты будешь нищим, мальчишка, слышишь? Нищим!

Сэр Жиль ударил кулаком по столу так, что серебро и бокалы подпрыгнули.

— Что ты можешь получать в низкой должности на нищем отделении университета, проводя каникулы со старыми девами в экспедициях и разыскивая ракушки. Разве это жизнь для Кричтона?

— Боже мой, да меня уже тошнит от тебя! — Марк вскочил, лицо у него побагровело от ярости. — От тебя и от предвзятого отношения ко всему, что выходит за рамки твоего очень ограниченного опыта! Ты ведь даже понятия не имеешь о заработной плате крупного геолога, работающего в наши дни в нефтяной промышленности!

— Крупный геолог — ты?! — Сэр Жиль издевательски засмеялся. — До этого пройдут годы, мальчишка, годы, чтобы добиться такого положения в любой профессии. А ты даже не получил почетной степени. Ты прибежишь через год со стонами, что не можешь жить на свою зарплату, и будешь умолять меня о помощи. Ну, что ж, подождем и посмотрим: какой ответ ты получишь!

Марк побледнел, как полотно. Он наклонился над столом и уставился в лицо своему деду. Голос его был ровен, и произнес он очень отчетливо:

— Если я вообще приду сюда, то буду богат. У меня будет столько этих проклятых денег, что я заставлю тебя проглотить каждое сказанное тобой слово. А до тех пор я сюда не вернусь.

Он вышел из комнаты, и Рэчел побежала за ним, но ничего не добилась. Брат смотрел на нее так, будто не видел, и все ее мольбы ни к чему не привели.

Наконец, она сказала:

— Марк, он ведь старик. Как ты можешь так поступать с ним? Ты не можешь просто так взять и уйти!

Его взгляд стал еще холоднее.

— Разве возраст дает право командовать всеми? Мы терпели все это время, Рэчел, с того самого момента, когда умерли мама и папа. Но с меня хватит. Он рассчитал за нас всю нашу жизнь, а я больше не собираюсь во всем ему уступать. Он, кажется, думает, что единственное место, где можно найти состояние, — это лондонский Сити. Ну, что ж, я докажу ему, что он неправ. — Он поднял руку и погладил ее по щеке. — Я когда-нибудь вернусь, Рэчи. Не волнуйся обо мне.

Через неделю у деда случился первый небольшой приступ. Рэчел, напугавшись, послала за Марком и обнаружила, что тот исчез. Он отказался от квартиры и как будто испарился. Она обошла всех его более или менее близких друзей, но никто из них не знал, или делал вид, что не знает, куда он делся. Она ждала, ждала без конца, — телефонного звонка, письма, любого слова о нем, — но так ничего и не дождалась.

А теперь, полгода спустя, сэр Жиль перенес новый приступ. И, похоже, на этот раз дело было очень серьезным.

Черты его лица заострились, щеки запали, кожа стала прозрачной. Во рту у Рэчел, глядевшей на деда, вдруг пересохло. Может быть… неужели он умирает? Раньше дядя Эндрю никогда не предлагал ему лечь в клинику, а Модаунт была очень известная клиника, и лечились в ней особенно серьезно больные люди. Она закусила губу и терпеливо ждала, что еще скажет больной.

Наконец он беспокойно зашевелился и снова открыл глаза. Моргнул, будто даже этот слабый свет делал ему больно. Наконец, хрипло произнес:

— Я собирался поехать за ним, Рэчел. Все у меня в столе: билет на самолет, бронь на отель в Боготе — все. Я планировал поехать на следующей неделе, как только станут действовать прививки. Тебе придется лететь вместо меня.

На какое-то мгновение, ей показалось, что она ослышалась … или сошла с ума.

Потом его глаза остановились на ней с болезненным напряжением, и она услышала, как он повторил:

— Тебе придется поехать, Рэчел. Это единственная возможность. Привези мне мальчика, не то будет слишком поздно.

Андрю Кингстон сердито заявил:

— Это величайшая глупость, о подобном я и не слыхивал? Неужели ты в самом деле собираешься ехать?

— Разве у меня есть выбор? — устало отвечала Рэчел. — Вы же сами сказали мне, что он очень серьезно болен, что следующий приступ может случиться в любой момент и стать последним. Он хочет видеть Марка, прежде чем умрет. Это вполне можно понять. Марк — его наследник в конце концов.

Доктор Кингстон скептически поднял брови.

Они находились в его личном офисе в клинике Мордаунт. Поднос со свежесваренным кофе стоял на столе перед ними. Сэра Жиля привезли в клинику около получаса назад и поместили в отделение интенсивной терапии. Рэчел только что зашла к нему попрощаться на ночь, но дед находился под действием сильного успокоительного и не узнал ее.

Он лишь произнес “Дитя мое” и замолчал, явно не находя слов.

Речел горько улыбнулась доктору.

— Он уже все организовал, даже назначение на всякие прививки на завтра — против желтой лихорадки, холеры и тому подобное. Я просто займу его место. Гостиница заказана, паспорт у меня в порядке. Мне не нужна виза, так как я не собираюсь быть там более девяноста дней. Может быть, это и к лучшему.

Доктор Кингстон еще сильнее нахмурился.

— Дорогая моя, что может быть хуже?! И о чем только Жиль думает? Красивая молодая женщина — одна в Южной Америке!

Она отвечала спокойно:

— Он думает о Марке.

Последовала короткая грустная пауза. Эндрю наблюдал за девушкой. Недавно в одной из воскресных газет появилась статья о Рэчел, полная нападок на нее. Автор изображал Рэчел некой “снегурочкой” английской сцены. Возможно, она и производила такое впечатление своей нежной и светлой, несколько холодноватой красотой и некоторой замкнутостью. Но более внимательный человек мог бы заметить за гордой собранностью и умением держаться ранимость, прятавшуюся в нежных изгибах губ и слабой грустью проступавшей иногда в ее зеленых глазах.

Доктор резко спросил:

— А как же твоя карьера? Пьеса, в которой ты играешь, и эта передача на телевидении?

Она улыбнулась:

— Пьеса уже снята со сцены, а в той передаче я уже закончила свои эпизоды. Мой агент имеет, конечно, предложения, над которыми я думала, но нет ничего такого, что я хотела бы сыграть во что бы то ни стало. Так что я вполне могу слетать в Колумбию. Я обещала себе отпуск, и теперь я уеду далеко от Англии и ее мокрой зимы.

— Это уж точно, — мрачно согласился доктор Кингстон.

Рэчел наклонилась над столом, ставя свою пустую чашку.

— Я уже сказала ему, что поеду, — сообщила она тихо.

— Что?!

— Вы же сами велели мне не волновать его. Он увидел, что я колеблюсь, и стал сердиться. Так что мне пришлось согласиться. Он хочет, чтобы Марк вернулся домой. Это очень важно для него — положить конец этой глупой ссоре. Марк не откажется вернуться, когда узнает, какова ситуация.

— Но почему именно ты должна сообщить ему об этом? — возмутился он. — Этот тип, Форсит, который видел Марка в Боготе… Не может ли он что-нибудь организовать, чтобы мальчишку нашли?

Рэчел вздохнула:

— Но разве вы не понимаете, что таким образом мы вовлечем в это дело посторонних. А это — глубоко семейное дело. Дедушка такого не потерпит. Вы единственный не член семьи, который знает о том, что произошло. Но ведь вы — мой крестный, и я думаю, это включает вас тоже в круг семьи. Ничего страшного в этой поездке и нет, честное слово. Все уже организовано. Мне остается только вылететь на следующей неделе в Боготу, найти там семью Аврилес и убедить Марка вернуться домой — то есть, если он хочет увидеть дедушку живым. — Она потихоньку сглотнула. — Я сомневаюсь, что пробуду в этой стране больше сорока восьми часов.

Доктор Кингстон рассеянно кивнул, пальцы его играли колпачком от ручки. Потом он осторожно спросил:

— Дитя мое, что ты хочешь доказать этим?

Он увидел, как кровь медленно прилила к ее щекам.

— Это несправедливо!

— Но это правда, Рэчел. Так что же?

Она поднялась со стула, подошла к окну, отодвинула штору и заглянула в темноту за стеклом. Наконец она сказала:

— А знаете, снег пошел совсем густо. — Потом, почти не переменив тона, добавила: — Разве вы не понимаете, дядя Эндрю, он попросил меня сделать это для него. В первый раз за всю мою жизнь он о чем-то попросил меня. Он всегда мне только давал. Вы же знаете, так было постоянно со времени смерти мамы с папой. Он всегда совершенно ясно показывал, что ничего не ждет от меня взамен и ничего не хочет от меня потому, что я девушка.

— Он всегда гордился тобой. А теперь ты становишься все более известной актрисой. Это должно радовать его.

Она криво улыбнулась и отпустила занавеску, позволив ей упасть на место.

— Дедушка всегда считал, что для женщины существует только два места, и театр не является одним из них. Он всегда смотрел на мою карьеру, как на забавный каприз, от которого я избавлюсь, когда, наконец, сделаю правильный выбор, выйду замуж и буду рожать наследников — естественно, мальчиков.

— Рэчел!

— Но это правда, дядя Эндрю, и мы оба это прекрасно знаем. Он давно уже простил мне то, что я принадлежу к женскому полу, но не позволил себе забыть об этом … до сих пор… и я вовсе не собираюсь упустить возможность дать дедушке увидеть во мне личность. Я хочу, чтобы он … мне необходимо, чтобы он был благодарен мне. И если это не кажется вам стоящей причиной для того, чтобы отправиться на поиски Марка, тогда извините, но она — единственная имеющаяся.

Рэчел с улыбкой повернулась к нему, но в глазах у нее стояли слезы. Затем небрежно продолжила: — Я надеюсь, что вы сделаете мне все необходимые прививки, дядя Эндрю. Я предпочла бы, чтобы это сделали вы, а не чужой врач, которого нашел дедушка. Вы же знаете, какая я трусиха.

Эндрю Кингстон возразил сухо:

— Это не то слово, которое я бы употребил, говоря о тебе, моя дорогая. Но раз уж ты все решила, я больше ничего не скажу.

Рэчел прислонилась горящим лбом к прохладному стеклу такси и смотрела на улицы Боготы, залитые проливным дождем, которые они быстро проезжали. Путешествие оказалось длинным и утомительным, и она уже начинала жалеть, что не осталась в гостинице, как сначала хотела. Как бы хорошо сейчас было вытянуться на удобной кровати в собственной комнате! Но она задержалась там лишь на несколько минут для того, чтобы зарегистрироваться, оставить багаж и осведомиться у дежурного администратора: не знает ли он адрес сеньора Аврилеса.

Оказалось, что Ларри был прав, утверждая, что этот сеньор хорошо известен в Боготе. Через несколько минут подкатило такси, вызванное услужливым администратором, и Рэчел отправилась в богатые кварталы, расположившиеся к северу от Боготы на фоне слегка пугающих острых вершин Андов.

Было гораздо прохладнее, чем она ожидала, и Рэчел порадовалась тому, что надела в дорогу кремовый шерстяной костюм. Видимо, те жалкие сведения о климате Южной Америки, которыми она располагала, не имели никакого отношения к Боготе. Она предположила, что причина этого кроется в том, что город находится на высоте более восьми тысяч футов над уровнем моря.

Она собиралась кое-что почитать о стране перед выездом, но время летело с сумасшедшей скоростью, и день отъезда наступил неожиданно.

Кроме того, она очень неважно чувствовала себя после прививок, к тому же ей надо было собираться, да еще она ежедневно навещала деда.

Последнее посещение преподнесло ей довольно приятный сюрприз: ему стало полегче, и доктора сказали, что опасность нового приступа уменьшилась. Поэтому она не очень удивилась, услышав, — лишь только переступила порог его комнаты, — что он передумал насчет ее поездки.

Сэр Жиль решил, что сам отправится в Колумбию, как только станет на ноги. Только строгий выговор Эндрю Кингстона и достаточно определенное указание, сколько времени пройдет до этого момента, примирили его с тем фактом, что вместо него все-таки едет Рэчел.

Пришлось ему удовольствоваться лекцией о том, с чем Рэчел может столкнуться в этой поездке, с энтузиазмом прочитанной им.

— В этой стране все еще очень старомодны. — Он сердито посмотрел на внучку. — Никакой чуши о равенстве женщин. Женщины знают свое место и не рвутся никуда больше.

— Разве я не веду себя именно так? — спросила Рэчел с горькой иронией.

Взгляд сэра Жиля оставался еще сердитым, но он немного смутился.

— Ты хорошая девочка, — признал он почти против воли. — Но помимо того ты еще очень привлекательна, а тебе там придется встречаться с мужчинами, в жилах которых течет кровь конкистадоров. Об этом ты подумала?

Рэчел подняла свои красиво изогнутые брови.

— Я всегда считала, что они больше интересуются золотом, чем женщинами, — ответила она. — А я вполне могу постоять за себя, ты это знаешь. Я же работаю в театре, — помнишь об этом? — и там меня называют Снегурочкой.

— Что за чушь, — проворчал сэр Жиль. — И это написал тот самый тип, который, как все считали, влюблен в тебя. Что произошло? Вы поругались?

Рэчел промолчала. Нельзя же было сказать собственному любящему и старомодному дедушке такую правду. Статья Ли была продиктована сексуальным разочарованием, ибо благодаря Речел он открыл, что перед его обаянием вполне можно устоять. А он-то считал себя неотразимым!

Ей нравился Ли, и она получала удовольствие от того, что появлялась везде рядом с одним из самых молодых, многообещающих и привлекательных журналистов Флит-стрит. А со временем их встречи стали значить для нее и больше. Он был обаятелен и стал ей почти необходим. Потом, когда она смогла обдумать все происшедшее рационально, то поняла, как умно он действовал. Ли сразу угадал, что она не похожа на других знакомых ему девушек, и потому играл с ней по-другому, подходя к ней осторожно, почти незаметно, заставив даже поверить, что действительно ее любит.

Она пригласила его в Эбботс Филд на пару дней, хотя это получилось не очень удачно, как она вынуждена была потом признать. Модная одежда Ли, приобретенная в шикарных магазинах Лондона, его слегка нахальное очарование казались такими неуместными в этом доме, старомодном и изысканном. И, хотя сэр Жиль вел себя предельно вежливо. Рэчел все же поняла, что Ли не произвел на него впечатления. Рэчел была расстроена, но оптимистически пыталась себя убедить, что пропасть между ними не столь уж глубока. Дедушка и Ли, конечно же, принадлежат к разным мирам, но со временем они смогут найти общий язык.

Но возможности для проверки этого ее вывода не представилось. В следующий раз Ли пригласил ее к себе домой познакомиться с его семьей, как он сказал ей. Она с удовольствием приняла приглашение, но потом, по пути к его дому Речел засомневалась. Его обращение вдруг резко переменилось. Потом оказалось, что он не уверен в маршруте, что было, по меньшей мере, странно. А когда они подъехали к уединенному коттеджу и обнаружили, что он пуст, она все поняла и не обращала больше внимания на слабые извинения Ли и его уверения, что он перепутал даты. Было очевидно, что он снял дом на выходные. В конце концов, он признал это, забавляясь ее расстроенным видом, но явно сохраняя уверенность в том, что убедит ее стать его любовницей.

— Но я вовсе не хочу, чтобы это произошло таким образом, — наконец заплакала она. — Все это так грязно… и, если ты меня любишь, ты тоже не захочешь этого.

Воспоминание о том, как он засмеялся после этих ее слов, до сих пор заставляло ее внутренне содрогаться, как от прикосновения чего-то липкого к коже… Этот смех и его слова, сказанные потом, убили все чувства к нему, только еще зарождавшиеся в ней.

Статья о Снегурочке появилась через две недели после этого происшествия. Написана она была очень искусно, даже с юмором, но Рэчел почувствовала — что и входило в намерения автора — злой укол. В то время, когда женская красота столь ценилась в театре, Речел списывали со счетов, как мелкую натуру, наивную и фригидную. В театре догадывались о ее отношениях с Ли и потому все должны были счесть, что он знает, о чем говорит.

Однако его злой выпад неожиданно сработал против него самого. Ей была предложена на телевидении роль в пьесе, о которой она и мечтать не смела, и впервые с начала ее карьеры ее просто завалили работой. Ее агент, который стонал, читая статью о Снегурочке, был удивлен и обрадован ее последствиями, а успех помог ей ослабить, хотя бы отчасти, боль, вызванную предательством Ли.

— Да, — наконец сказала она тихо, разбуженная от своих воспоминаний дедом, который начал беспокойно ерзать в постели, — можно сказать, что мы… поссорились.

Сэр Жиль проворчал:

— Ну что ж, это для тебя не большая потеря, моя дорогая. Не могу сказать, чтобы он мне понравился. У него странное восприятие ценностей.

Она молча кивнула, словно вдруг ощутив одиночество и грусть.

Все время, последовавшее за этой статьей, она жила по тому образу, который навязал ей Ли, держась замкнуто и не завязывая никаких близких знакомств, делая вид, что ее вполне устраивает собственное общество, и стараясь не показывать, как тяжело ей переносить одиночество. Она утешала себя тем, что у нее есть дедушка и Марк, на которых она всегда может положиться. Но тут наступил тот ужасный вечер в Эбботс Филд, и Марк тоже, казалось, ее бросил.

Рэчел заставила себя встряхнуться и огляделась, куда ее везут. Улица, по которой ехало такси, казалось, сочетала множество самых разных стилей — стеклянные небоскребы высились рядом с коттеджами, построенными в старых испанских колониальных традициях, роскошные фасады общественных зданий соседствовали со старинными церквями. Должно быть, это интересный город, вознесенный на высокое плато Андов. Жаль, что у нее нет времени его осмотреть. Может, потом, когда она встретится с Марком и убедит его вернуться в Англию, она сможет осмотреть хотя бы кое-что, — подумала она с надеждой.

Улицы стали другими, когда они оставили позади деловой центр и въехали в район частных домов. Здесь не было никаких признаков нищеты или разрушения. Ее окружали великолепные особняки с бархатными зелеными лужайками и садами с фонтанами. Все здесь говорило о достатке и покое, о солидности и комфорте, которые могут принести большие деньги. Дом семьи Аврилес принадлежит именно к таким, — поняла она, когда такси повернуло на одну из дорожек, накатанных и удобных.

Это был очаровательный особняк, низкий и просторный. Со стен его свисали покрытые розовыми цветами вьющиеся растения, оставляя открытой только парадную дверь, в которую постучалась Рэчел. Она попросила шофера ее подождать. “Если Марк здесь, — рассуждала она с надеждой, — он может быстро собраться и сразу же поехать со мной. Мы направимся прямо в аэропорт и улетим следующим рейсом”.

Дверь открылась, и перед нею предстала толстая женщина в темном платье и белом фартуке. Женщина оглядела Рэчел с недоверием. Воспользовавшись испанским разговорником, купленным в аэропорту, Рэчел спросила: может ли она поговорить с сеньором Аврилесом. На мгновение ей показалось, что женщина ее не поняла, ибо та удивленно взглянула на нее и нахмурилась, однако, все-таки открыла дверь и позволила Рэчел войти.

Девушка очутилась в просторном холле с выложенным прохладной плиткой полом. Рэчел прошла за горничной в большой салон в задней части дома, где ей жестом дали понять, чтобы она подождала. Комната была красиво обставлена, а стулья в ней показались девушке не только роскошными, но и удобными. Но Рэчел слишком нервничала, чтобы спокойно сесть и ждать. Головная боль у нее усилилась, теперь к ней еще прибавилось головокружение, что казалось странным.

“Какая же я дура, — подумала она. — Конечно, мне следовало отдохнуть и поесть прежде, чем отправляться сюда”. Но мысль о пище, как она ни была голодна, показалась ей отталкивающей, и Рэчел обрадовалась, когда дверь открылась и отвлекла ее внимание от собственного недомогания.

Вошли маленькая, довольно пухлая женщина, а за ней молоденькая девушка. Они были так похожи, что было совершенно ясно, что это мать и дочь. Но, если девушка была одета со скромной и дорогой простотой, то мать поражала роскошной элегантностью. Она была в черном, а на руках и шее у нее блестели бриллианты. Женщина довольно нерешительно улыбнулась Рэчел.

Тут выступила вперед девушка.

— Вы спросили моего отца, — сказала она по-английски, но с сильным акцентом. — Мне очень жаль, но его сейчас нет. Моя мать хотела бы быть вам полезной, но она не говорит по-английски. Чем мы можем помочь вам, сеньорита?

— Мое имя Рэчел Кричтон. — Рэчел помолчала. — Я надеялась, что мой брат здесь… или, может быть, вы знаете, где он находится?

Ей пришлось подождать пока девушка переведет сказанное ею сеньоре. Тут сеньора Аврилес подошла к ней, протянув обе руки. Из того, что она говорила, Рэчел понимала не более слова из десятка, но было ясно, что ей здесь рады, и она улыбнулась в ответ.

Девушка тоже подошла к ней с очень приятной улыбкой.

— Значит, вы сестра Маркоса. А я Изабель. Может быть, он рассказывал обо мне?

— Он ни о ком не рассказывал, — довольно неловко промолвила Рэчел. — В последние месяцы, я как-то потеряла с ним связь, к сожалению. Потому я и здесь. Наш дедушка очень болен и хочет видеть Марка. Изабель изумленно посмотрела на нее, потом очень красиво раскинула в стороны руки:

— Но его здесь нет, сеньорита. Его нет здесь уже три недели. Насколько мы поняли, он возвратился в Великобританию. Разве это не так?

У Рэчел упало сердце. Она проделала весь этот путь бестолку. Может, Марк в данный момент действительно в Англии. Может, он даже приехал в Эбботс Филд.

— Вы так бледны, сеньорита.

Изабель заставила ее сесть, и Речел была этому рада, так как ноги совершенно отказывались ей служить.

— Но он ведь жил у вас, — продолжала настаивать она.

— Да, с Мигуэлем. Брат любит привозить сюда погостить своих друзей.

— Возможно, Мигуэль знает точно, где он сейчас, — сказала Рэчел отчасти для самоуспокоения. — Не могла бы я поговорить с ним?

Глаза Изабель широко раскрылись.

— Но его тоже нет, сеньорита. Он уехал в Картахену погостить в семье своей невесты.

Тут вмешалась сеньора, явно заинтересованная разговором двух девушек и желавшая узнать, о чем он. Пока Изабель объяснялась со своей матерью, Рэчел сидела в полной растерянности. Она понятия не имела, что ей делать дальше. Вероятно, ей следовало бы связаться с клиникой Мордаунт и проверить: не объявился ли Марк там. Она прижала ладонь к пульсирующей от боли голове, заставляя себя думать, рассуждать. Может быть, есть какой-нибудь способ выяснить, выехал ли Марк из страны. Ей придется договориться о встрече с сеньором Аврилесом. Он юрист, в конце концов, и вполне способен дать ей совет.

Она резко подняла голову и совершенно напрасно, так как комната вдруг закружилась перед ней, и она увидела, как с очень обеспокоенным видом поднимается из кресла сеньора Аврилес.

Изабель подбежала к ней:

— Что случилось, сеньорита?

Рэчел едва выговорила вдруг распухшими губами:

— Боюсь, что меня сейчас стошнит.

Следующие несколько часов показались ей кошмарными. Она знала, что каким-то образом они вывели ее из салона и довели до спальни наверху. Потом кто-то по имени Долорес помог ей снять кремовый костюм. Теплые умелые руки поддерживали ее и держали тазик, а Рэчел рвало до тех пор, пока желудок у нее не начал болеть. Между спазмами лоб ей протирали прохладной влажной тканью.

Рэчел хотелось сказать этой женщине, как она ей благодарна, но она была слишком слаба, голова у нее кружилась, и каждая попытка оторвать голову от подушки, казалось, могла вызвать новый приступ тошноты. Она даже не заметила, как, наконец, погрузилась от изнеможения в сон.

Когда Речел открыла глаза, в комнате было почти темно, только в углу горел прикрытый ночник. Она шевельнулась и осторожно вытянулась, но тело ее, казалось, реагировало на движения вполне нормально, и она рискнула сесть. В это время открылась дверь, и Изабель осторожно заглянула в комнату.

— Ага, вы проснулись! — воскликнула она. — Это хорошо. Теперь вам лучше? Вы сможете поговорить с моим отцом?

Рэчел кивнула, довольная тем, что отвратительное головокружение и тошнота прошли.

— Извините, что доставила вам столько хлопот, — сказала она смущенно.

— Ну, какие хлопоты?! — Изабель пожала плечами. — Высота на многих так действует, когда они приезжают сюда впервые. Но скоро все привыкают.

Она откуда-то достала шелковую шаль и осторожно прикрыла обнаженные плечи Рэчел. Потом, послав ей сверкающую улыбку, вернулась к двери и впустила своего отца.

Сеньор Аврилес был энергичным мужчиной среднего роста с умным приятным лицом. Он слегка поклонился, пожал руку Рэчел, затем пододвинул к кровати стул и сел. Рэчел позабавило то, что Изабель осталась в комнате, вероятно, в роли юной дуэньи.

После вступительных комплиментов сеньор быстро перешел к делу.

— Я огорчен, что мы ничего не можем сообщить вам о вашем брате, сеньорита. Но мы все решили, что он собирался вернуться домой в Англию. Разве он этого не сделал?

Рэчел покачала головой:

— Очевидно, нет. А мне необходимо срочно связаться с ним, сеньор.

— Да, Изабель сказала мне. Болезнь в семье, верно? — Сеньор Аврилес посмотрел на нее с сочувствием. — Поверьте мне, я бы помог, если бы был в состоянии. Но ваш брат пожил у нас недолго, затем уехал. Его визит был короче, чем нам хотелось бы, — добавил он галантно. — Но он знал, что Мигуэль должен ехать в Картахену.

— Понимаю. — Рэчел помолчала. — А не сложилось ли у вас впечатление, что он собирался остаться в Колумбии?

— Нет, сеньорита. — Сеньор Аврилес покачал головой. — Пока он был здесь, Мигуэль с ним много путешествовал, показывал все достопримечательности. Я не думаю, что ему хотелось бы еще что-то посмотреть.

— Да, — расстроенно протянула Рэчел. — Думаю, он, должно быть… поехал куда-то еще.

Ей придется вернуться домой и признаться в своей неудаче. А каково это будет для больного дедушки, как подействует эта новость на его здоровье? Она была бы только рада, если бы все неприятности ограничились ее бесполезной поездкой на край света.

Глаза сеньора Аврилеса внимательно смотрели на ее склоненную голову.

Наконец он сказал:

— Может быть, вы проведете несколько дней у нас, сеньорита? Мы счастливы принять в нашем доме сестру Маркоса.

— Но я не могу этого сделать. — Рэчел покачала головой. — Я и так достаточно обеспокоила вас. Кроме того. — Она всплеснула руками, неожиданно вспомнив. — Бог мой, я же оставила такси ждать и!..

Сеньор Арвилес рассмеялся:

— Ему давным-давно заплатили и он уехал, сеньорита. К тому же водитель сообщил нам название отеля, в котором вы остановились, и мы связались с ним. Там стали бы очень волноваться, если бы такая молодая и очаровательная девушка ушла в Боготу и не вернулась.

Рэчел устало улыбнулась ему в ответ:

— Вы так считаете?

Сеньор Аврилес пожал плечами:

— Вы должны помнить, сеньорита, что это Колумбия, а не Великобритания. В нашей истории много крови и часть ее пролилась еще совсем недавно. Вам гораздо лучше остаться у нас и позволить моей жене и дочери развлекать вас, пока я буду наводить справки о Маркосе. Слова эти были сказаны очень твердо. “Именно таким тоном, — подумала Рэчел, — он говорил бы с клиентом, давая не очень приятный совет”.

— Значит решено. — Он резко поднялся со стула, прежде чем она смогла вымолвить хотя бы слово протеста. — Отдыхайте, сеньорита, а мы сделаем все необходимые распоряжения. Сейчас Долорес принесет вам суп.

Он снова поклонился и пошел к двери. Изабель последовала за ним. При этом лицо ее было подозрительно задумчиво.

Принесенный суп оказался очень вкусным и сытным, густым от острого мяса и бобов. К нему еще были поданы нежные кукурузные булочки, ароматные и воздушные.

Вспоминая, как плохо чувствовала она себя совсем еще недавно, Рэчел поражалась, как она вообще может есть, но съела все до крошки. Услышав стук в дверь, она вообразила, что пришла Долорес забрать у нее поднос, и была очень удивлена, когда вошла Изабель.

Девушка оживленно, но вежливо выразила свое удовольствие по поводу того, что Рэчел стало много лучше, уселась на стул, на котором недавно сидел ее отец, и сложила на коленях руки. Наблюдая за ней, Рэчел вдруг подумала, что Изабель выглядит обеспокоенной. Пальцы девушки нервно переплелись и напряглись.

— Что-нибудь не так, верно? — спросила она, прервав довольно отвлеченный рассказ Изабель о музеях, которые они смогут посетить, и достопримечательностях, которые они смогут осмотреть, пока она будет в Боготе.

Глаза Изабель вдруг наполнились слезами.

— Возможно, сеньорита. Я не знаю…

— Ну, скажите же мне, в чем дело, — попросила ее Рэчел.

— Сначала вы должны пообещать мне, что не расскажете моему отцу. — Тон у Изабель был явно смущенный. — Он очень рассердится, что я сказала вам, а не ему.

— Обещаю, что не скажу ему об этом нашем разговоре. — Рэчел не отводила глаз от лица девушки. — Вы знаете, где мой брат?

Изабель высоко подняла плечи.

— Возможно. Это все, что я могу сказать. Сеньорита, я должна вам рассказать о том, чего очень стыжусь. — Она помолчала. — Я люблю своего брата, но иногда он недобр ко мне. Иногда, когда у него друзья, он просто говорит, чтобы я ушла и оставила их в покое, а это меня очень обижает. Часто они запираются в его комнате, а я иногда ухожу в свою, где есть ниша в стене, которая отделяет ее от комнаты Мигуэля. А в его комнате на том же месте на стене — точно такая же. — Она снова помолчала. — Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Думаю, да, — сказала Рэчел. — Комнаты разъединены очень тонкой стенкой — там гардеробы, наверное, — и вы можете… слышать о чем они говорят.

Изабель страшно покраснела.

— Да, это так. Я очень стыжусь, сеньорита, но раньше я смеялась про себя, потому что Мигуэль думал, что один владеет своими друзьями, а я не слышу, о чем он с ними разговаривает.

Глаза у нее на мгновение заблестели, и Рэчел подумала, что слишком опекаемая единственная дочь в доме, возможно, находила иногда мужские разговоры более, чем интересными.

Не желая уклоняться от темы она сказала:

— Итак, вы слышали разговоры Марка и Мигуэля. Верно?

Изабель кивнула:

— Тогда я поняла, что папа может рассердиться, если узнает, потому что Мигуэль рассказывал Маркосу о запрещенных вещах.

— О каких запрещенных вещах?

Изабель снова посмотрела на свои руки.

— Об изумрудах, — сообщила она тихо. — Последовала долгая напряженная пауза, потом девушка продолжила: — Наши изумрудные шахты здесь, в Колумбии, самые известные во всем мире. Они приносят стране много денег. Но не все изумруды вывозятся из Колумбии с ведома правительства, как вы понимаете.

Последовала еще одна пауза. Наконец Рэчел с трудом заставила себя выговорить пересохшими губами:

— Контрабанда? Вы хотите сказать, что Мигуэль и Марк говорили о контрабанде изумрудов?

— Да. И из того, что говорил Мигуэль, я поняла, что он это делал неспроста, и что, если бы об этом узнал отец, он бы страшно рассердился, потому что для моего отца закон значит очень много. Он решил бы, что Мигуэль его обесчестил.

— Ты хочешь сказать, что Мигуэль предложил Марку заняться контрабандой изумрудов? — хрипло спросила Рэчел.

— Нет, не то. Мне показалось, что он предостерегал его. Много людей гибнет из-за изумрудов. Там много опасностей. Он сказал, что ваш брат сошел с ума. А сеньор Маркос ответил: “Ты не будешь так думать, когда я вернусь с Пламенем Дьявола”.

— А что такое Пламя Дьявола?

— Это легенда, сеньорита Ракиль, просто история, которую я слышала в детстве так же, как и Мигуэль. В ней рассказывается, что где-то в горах на Севере есть шахта, где можно найти изумруды ценой в миллионы песо. Но там еще говорится, что никто со времен Эльдорадо, золотого века, не воспользовался изумрудами из Шахты Дьявола прежде, чем принес дары Священному Озеру.

— Значит, это название места? — осведомилась Рэчел.

Изабель поежилась.

— Оно правильно названо, — сказала она совсем тихо, — потому что это место принадлежит дьяволу. Многие ищут Шахту Дьявола и зеленое пламя, горящее там, но они никогда не возвращаются назад. Мой отец говорит, что причина этого проста. Это опасное место. Там часто бывают оползни, а реки там очень глубоки и быстры, и в них водятся маленькие рыбки, которые могут съесть и лошадь, и всадника прежде, чем он успеет прочесть молитву. От них остаются только кости. И еще там водятся тигры, убивающие людей и лошадей, и много-много ядовитых змей. И еще там бродят разбойники и другие злые люди, — добавила она, крестясь. — Может, он и прав, но есть такие, что говорят, будто Пламя Дьявола остается спрятанным, так как его охраняют старые боги, которым поклонялись в этой стране до завоевания ее конкистадорами и потому, говорят они, пытающиеся разыскать его прокляты. Рэчел почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Легко было уверить себя, что только очень наивные люди могут поверить такой сказке, но в этой чужой земле, в тени этих чуждых и казавшихся враждебными гор, ей было трудно относиться к рассказу Изабель, как к простой выдумке.

— И ты думаешь, что Марк поехал в это опасное место? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

Изабель прямо встретила ее взгляд.

— Нет, я не думала так, потому что Мигуэль много говорил с твоим братом и рассказывал ему об опасностях. Но вот ты приехала и сказала нам, что он не вернулся в Британию, и я забеспокоилась, потому что он говорил Мигуэлю, что хочет это сделать. Я думаю, может, он сказал Мигуэлю, что возвращается домой, только для того, чтобы тот не чувствовал себя виноватым, потому что рассказал ему эту легенду. Ты понимаешь, что таких историй много. Я думаю, Мигуэль не принял всерьез разговор Маркоса о том, что он хочет найти Пламя Дьявола.

— Марк — геолог, — сказала ей Рэчел, облизывая пересохшие губы. — Я думаю, он решил, что, если шахта вообще существует, ему будет легче, чем другим, найти ее.

“Или умереть”, — пришла ей в голову сумасшедшая мысль. — Или утонуть в реке, или быть съеденным пираньей, или застреленным бандитами, или задавленным оползнем, или унесенным со склона горы огромным кондором. Разве не говорят, что иногда они нападают на беспомощных путешественников — вроде бы она где-то читала об этом.

Холодная рука Изабель взяла ее за пальцы. Темные глаза девушки вдруг сделались огромными, слишком большими для ее маленького личика.

— Что вы будете делать, сеньорита?

— Не знаю, — довольно беспомощно ответила Рэчел. — В конце концов у нас ведь нет доказательств, что Марк туда поехал, хотя похоже на то.

“Если я вернусь, то буду богат. У меня будет полно этих проклятых денег, и я заставлю тебя взять назад каждое слово, сказанное тобой. И я не вернусь, пока этого не будет”.

Слова эти, как будто жгли ее мозг. От Мигуэля Аврилеса Марк теперь знает о гипотетическом существовании изумрудной шахты, которая поможет ему выполнить это дикое обещание. Через Мигуэля же он мог узнать и способ вывезти найденные камни из страны… Много веков назад в семье Ричтонов были отчаянные, дикие люди. Может быть, это возродилось в Марке, ослепляя его, заставляя забыть о том, в какую страшную игру он ввязался и как высока ставка.

Рэчел ободряюще улыбнулась расстроенной Изабель.

— Я думаю, мне самой следует вернуться в Англию, — сказала она, стараясь казаться искренней. — Может, мы делаем из мухи слона?

— Что это значит? — Изабель нахмурилась. — Я не понимаю.

— Это не имеет значения, — уверила ее Рэчел. — Я… Я сообщу властям, что Марк… кажется, исчез, чтобы они поискали его, но больше я сама ничего не смогу сделать.

— Да, — согласилась Изабель, но так грустно, что Рэчел едва не послала к чертям всякую осторожность и не призналась ей, что собирается сама отправиться к Шахте Дьявола на следующий же день. Но все же она сдержалась. Изабель может бояться гнева отца, но Рэчел была уверена, что это не помешает ей сообщить сеньору Аврилесу о ее планах, если она о них узнает. А он — в этом Рэчел нисколько не сомневалась — сделает все, чтобы не позволить ей поступить так опрометчиво.

Она успокоила свою совесть, говоря себе, что не хочет заставлять семью Аврилес зря беспокоиться о ней. Но в душе она знала, что это не совсем так. Возможно, не только Марк унаследовал решительность предков.

“Я поеду в Диабло, даже если мне придется встретиться там с самим дьяволом.”