Глава 23

С некоторых пор я постоянно носила одежду с карманами. Кроме того, с самого рокового ужина ходила по дому и гуляла по поместью или в своих старых джинсах с рубашкой, или в льняном комбинезоне. Подобной одежды было немного, а нужна она была для того, чтобы все важные вещи были со мной – карта, очки, местные талы, российский загранпаспорт, давно умерший айфон и пятнадцать евро мелочью – все, что у меня было из денег родного мира. Я решила быть готовой не только для бегства на материк, но и для перехода в свой мир. Даже в кровати я не расставалась со своим скарбом – на ночь упаковывала в мешок и держала под подушкой. А душ принимала со скоростью звука.

На завтрак я отправилась с легким сердцем и почти искренней улыбкой. До следующего опасного периода несколько недель, уж за столько времени я что-нибудь придумаю, поэтому незачем быть букой, мучить себя плохими мыслями, лучше наслаждаться вкусной едой и великолепной природой вокруг. Когда я еще побываю в Греции? Как там говорят… зачем усложнять себе жизнь, если можно не усложнять?

Кое-как подняв себе настроение простенькими аффирмациями, я вошла в столовую. И первым, кого я увидела, был Растус. И почему-то при взгляде на него у меня замерло сердце.

– Садись рядом, будущая невестка, – весело произнес он, кивнув на стул справа.

– Глупая шутка, – безразлично бросил Фабий, сидевший в центре. Странно, еще недавно его ответ мог бы меня задеть, а сейчас он ничего не тронул внутри. С широкой улыбкой на лице я прошла к Растусу и села рядом.

– Сальве, деверь, – я шутливо ткнула кулаком ему в бок, – и что у нас сегодня в меню?

Фабий с удивлением наблюдал за нашими чудачествами. Растус подсовывал мне всяких морских гадов, выбирая пострашнее, а я выкладывала на тарелке натюрморт из деликатесов. Креветки стали веками, мидии – зрачками, осьминоги очертили волосы, тонкие ленты кальмаров – подбородок и скулы. Мы вели себя как малолетки, пихаясь локтями и подначивая:

– Ты слишком труслив, чтобы съесть это, – я протянула ему на вилке какую-то хреновину, которую соорудила из ветчины, дольки апельсина и креветки, измазанную в вишневом джеме.

– Спорим, ты не сможешь сделать так, – он подбросил оливку высоко вверх, открыл рот и поймал ее губами. Я сделала точно так же, но оливка упала мне за пазуху, откуда я ее, чертыхаясь доставала некоторое время.

– Детский сад, – выдал в итоге Фабий, бросая салфетку на стол, – пойду поработаю, отдохну от ваших воплей.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Но едва Фабий скрылся за дверью, смех исчез, растворился в воздухе, словно его и не было. Меня охватило смущение.

– Ладно, пойду прогуляюсь, – встала и не глядя на Растуса махнула ладошкой в сторону пляжа, – прогулки после еды полезны.

– Не заблудишься? – домин насмешливо подмигнул, – могу проводить.

– Спасибо, но нет, – буркнула тихо. Хочу побыть одна, слишком о многом нужно подумать.

В этом мире я больше трех месяцев. Научилась неплохо говорить на латинском, ознакомилась с историей, культурой, географией. Пусть поверхностно, но достаточно для поддержания разговора.

Здесь много минусов. До сих пор существует патриархат, пусть и не такой отъявленный, как на нашем ближнем Востоке, но ощутимо неприятный. Девочки учатся отдельно от мальчиков, многие профессии женщинам не доступны, развод инициирует всегда глава рода – отец или свекр, а еще я не слышала ни об одной женщине, занимающей руководящий пост даже в людской Ассоциации. О доминах я вообще молчу, порядковый номер наследования императору идет от мужчины к женщине. Пусть девочка и родилась первой, а мальчик вторым, верхнее место в рейтинге займет именно сын. Дочери уходят в конец очереди, плюс ко всему они бесполезные и бесплодные пустышки.

О картах, пари, договорах и говорить нечего. Издевательство.

Но есть и плюсы. Самый явный – в этом мире нет аристократии, как таковой. Ни графов, ни герцогов, ни князей. Любой, у кого есть мозги и цель может возвыситься, подняться от крестьянина до богача, вхожего во дворец императора. Это касается всех жителей империи, кроме доминов, конечно, те вне конкуренции. Но их меньше тысячи, на восемь миллиардов населения – капля в море. Авила говорила правду – можно прожить всю жизнь и ни разу не увидеть домина.

В этом мире нет войн. Одна из причин – громадная Римская империя, занимающая две трети всей суши, слишком сильный противник, чтобы кому-то из других стран пришло в голову на нее нападать, она же и гарант безопасности в мире. Второе – отсутствие религии. Императоры искореняли ее на протяжении тысячелетий. Еще, конечно, непонятные до конца способности самих доминов. Еще Фабий рассказывал, что каждый домин ответственен за провинцию, живет и работает в основном там, а не в родовом замке. А если добавить сюда мои предположения на счет их умений влиять на сознание, то неудивительно, что провинции не бунтуют.

И медицина… Она поражает. Ноги Авилы – это что-то… В нашем мире только-только научились делать бионические протезы, здесь же из клеток выращивают настоящие живые ткани.

Все равно я здесь временно и даже мысли не допускаю, что останусь навсегда. Мой дом там, в Москве. Рядом с родителями, братом, бабушками и дедушками, моей семьей. Сейчас я ходила без очков, смотрела на свой левый мир и тосковала. В нем все близкое и родное – смешные толпы туристов, узкие знакомые по рекламным проспектам улочки родосских городков, круглые столики кафе на площади. Здесь же все чужое. Безлюдный дикий пляж, тянущийся на многие километры, помпезная роскошь, непонятные таинственные домины, замшелый патриархат, какие-то ритуалы, статусы. И пусть мне ужасно интересно было узнать, что такое сакс, и как домины становятся доминами, домой я хотела больше.

Гуляла я долго, ходила взад-вперед по пляжу, сидела на ступеньках, загорала на солнце. И догулялась до выскочившего из ниоткуда громилы, который заявил, что мне нельзя сильно удаляться от особняка. Вот это новость. Я опешила. И чтобы уже окончательно расставить точки над и, увериться, что я пленница, отправилась к причалу.

Как и предполагала, он охранялся. И один из мужчин вежливо пояснил, что без личного распоряжения Фабия Лукреция никто не сможет покинуть остров.

Задумавшись, я побрела к дому. Я пока не ощущала себя в западне. Трудно перестроиться, если сохранена видимость свободы. Особняк на пять тысяч квадратных метров плюс огромный ландшафтный парк с бассейнами и цветочными полями, уходящими за горизонт, плюс пустынный живописный пляж – все в моем распоряжении. Дышать было легко, но смутная тревога нарастала, скачок за скачком.

Я не стала переодеваться. Лишь взяла книгу, полотенце и направилась к бассейнам. Купаться не буду. Зачем? Не хотелось бы нырять в свой мир в одном купальнике. Я должна быть готова уйти немедленно со всем необходимым. В одном из бассейнов, самом большом, нарезал круги Раст. Я не стала его избегать, наоборот, подошла к краю и села на шезлонг.

Почувствовал он меня мгновенно. И хоть был на середине бассейна, через пару секунд уже вынырнул рядом. Оперся локтями о бортик, откинул мокрые волосы назад и произнес со смешком:

– Пришла полюбоваться, как я плаваю?

– Ага, – кивнула и открыла книгу. Помахала ладошкой прочь от себя, – давай, продолжай. С удовольствием полюбуюсь.

Раст иронично усмехнулся и одним движением вымахнул из воды. Взял полотенце и промокнул волосы. Я делала вид, что книга намного интереснее ручейков воды, стекающих по скульптурному торсу.

– Лягу рядом, чтобы ничего не пропустила, – он вытянулся на соседнем шезлонге. Я скосила глаза. В поле моего зрения попадала лишь его нижняя часть, но мне хватало… Эх, какое же изумительное у него тело! Вот и не верь сказкам, что домины боги. Каждая мышца, каждое сухожилье, сустав, кость идеальна, как на картинке в учебнике по анатомии. Ни единой лишней складки, бугорка или жирового отложения. Сильные мускулистые бедра, икры, ступни. У меня закололо кожу на пальцах, так захотелось погладить гладкую выемку щиколотки, провести по икроножной.

Я сжала зубы и попыталась вчитаться в тексты Йегошуа. Через пять минут поняв, что философия проходит мимо, я захлопнула книгу и повернулась к Расту.

– Расскажи о доминах. Люди очень мало знают о вас, кроме отличного здоровья и долголетия есть еще какие-нибудь интересные способности?

Парень приподнялся на локтях.

– Есть, – ответил с лукавой улыбкой. – Например, я могу заниматься любовью много дней подряд, не переставая. – Я ошарашенно вытаращила глаза, Растус подмигнул, – ну типа домины умеют управлять любыми процессами в организме на клеточном уровне.

Я сглотнула и пробормотала смущенно:

– Давай без этого… Меня интересуют нормальные способности.

– А эта разве не нормальная? – он дурашливо всплеснул руками. Я грозно нахмурилась. – Ладно – ладно, что ты хочешь знать?

– Все! – я энергично потерла руки в предвкушении. Хорошо, что я решила забыть об обидах, неудавшемся насилии, взаимных оскорблениях, язвительных шутках. Еще Цицерон сказал – худой мир лучше доброй войны. А мама учила, что злиться непродуктивно и не мудро, обидчивость и гнев вредят не только отношениям, но и физическому здоровью. Умная женщина не станет долго дуться, прежде всего, это вредно для нее самой.

Раст тоже стал вести себя по-дружески. Правда иногда в его глазах проскальзывало что-то совсем не дружеское, голодное и дикое, но в основном, в последнее время он со мной корректен, доброжелателен и не выходит за рамки. Словно ему действительно нравилось со мной общаться. Или он развлекается за мой счет? Плевать. Мне он нужнее, чем я ему. После ухода Авроры в доме не осталось ни одного человека, с кем можно было просто поболтать.

– Правда, что вы не рождаетесь доминами, а становитесь после посещения сакса? – задала первый, самый главный вопрос.

– Откуда ты знаешь о саксе? – он удивленно приподнял бровь.

– Твой брат рассказал.

– Не думал, что вы так близки, – Растус отвернулся к бассейну и некоторое время смотрел на воду. Его молчание я приняла за положительный ответ. И чтобы не потерять фору, сразу же задала следующий вопрос.

– По каким параметрам отбирают пари? Я поняла, не каждая человеческая девушка может ею стать.

Раст криво улыбнулся.

– Не каждая, – голос стал суше, без его обычной звенящей легкости. – Первый параметр – иммунный ответ. Развитие, содержание и чистота лимфы.

– Лимфы? – я не понимала. Для меня лимфа была что-то из разряда непонятно для чего предназначенной жидкости в теле.

– Лимфатическая система отвечает за иммунитет. Нужна высочайшая сопротивляемость организма, сакс жутко вреден для тела. Он перестраивает его полностью. Были случаи, когда на выходе из сакса мы получали не доминов, а скрученные трупы. Даже для взрослых он вреден, а для детей… и подавно.

– Почему же вы отводите туда малышей? Да и еще в таком возрасте? – я заволновалась. Эмиля собирались подвергнуть этому непонятному испытанию в десять лет.

– Чем раньше ребенок станет домином, тем сильнее у него способности.

– Если выживет… – добавила я скептически.

– Выживет… – Растус опять растянулся на шезлонге, одну руку закинул под голову, другой прикрыл верхнюю часть лица. – В прошлом не всегда выживали, но многие поколения селекции дают фору уже на старте. За последние сто лет мы потеряли всего одного ребенка и то, когда одна из семей, не буду называть какая, решилась на эксперимент и отправила к саксу пятилетку. Больше никто так не рискует. В древности водили к саксу во взрослом возрасте, пока не вывели закономерность – чем раньше наследник становится домином, тем дольше живет, тем больше у него проявляется талантов. Например, изменять молекулярный состав еды или питья прямо в желудке, мы стали лишь пятьдесят лет назад.

– То есть ты можешь пить и не пьянеть?

– А какой в этом смысл? – Растус рассмеялся. – Но да, если приспичит, то смогу экстренно протрезветь.

– Ладно, а какой второй параметр?

– Второй – генетический код, естественно. Ты в курсе, что у каждого человека он особенный, как отпечатки пальцев? – я угукнула, – это очень сложные исследования, я не смогу тебе объяснить на пальцах. Если по-простому, то смысл в том, чтобы определить самого близкого человека, геном которого отличается от генома домина не более чем на десятую долю процента. Если будет больше, то ребенка не получится. А так как ДНК домина изменяется все сильнее, уходя от людей, то найти пари вскоре станет невозможно.

Растус из легкомысленного раздолбая превратился в педагога. Это было так странно, что невольно залюбовалась его серьезным видом. Он умел рассказывать, и, по-видимому, был очень образован. Фабий как-то проболтался, что домины учатся до пятидесяти лет, заканчивая две школы – начальную и высшую, а потом еще несколько университетов на выбор.

– А если одна женщина подходит для двух или трех доминов? Как вы ее делите? Растус после вопроса чуть привстал на локтях. Я мысленно застонала, увидев, как напрягся пресс на животе.

– Деремся, конечно, – фыркнул он, – на арене в Колизее. Кто победил, тот и забирает пари.

У меня вытянулось лицо. Парень громко рассмеялся и опять упал на спину.

– Шучу, – хмыкнул он, – первоочередное право имеет старший домин, по очередности от императора, другими словами, по первородству. – Я вдруг вспомнила тот злополучный ужин и крик Фабия – первородство мое! Растус продолжил:

– Иногда, правда, бывают и казусы. Например, однажды девушка влюбилась в молодого домина девятисотого по очереди и быстренько подписала с ним договор, хотя ей предлагал стать пари двести какой-то. После того случая, карту потенциальной пари сверяют со всеми доминами одновременно, и если она подходит для нескольких, то соблюдается жесткая очередность.

Проституция какая-то. Неужели есть девушки, соглашающиеся на контракт дважды или трижды? Раньше я думала, что пари – это феномен, редкая уникальность, а сейчас уверена, что проклятье. Особенно, если нельзя отказаться.

– Ты так спокойно и подробно мне рассказываешь. Я думала, это тайна, – в конце концов, выдавила я.

– Тайна, – согласился Раст, – но если ты знаешь о саксе, то остальное вторично.

Я довольно улыбнулась. Ничегошеньки я про него не знаю и совершенно не представляю, что это, кроме дословного перевода – скала. Растус повернулся на бок и уставился мне в лицо. Как же мне ему намекнуть, чтобы набросил накидку? Смотреть на его тело в одних плавках было мучительно неловко. Взгляд постоянно скатывался вниз.

– Тебе не скучно слушать о доминах? – он подмигнул, – ведь рядом такой великолепный, красивый и доступный я. Почему не любуешься?

– Любуюсь, – согласилась послушно, ни капельки не солгав, и даже голос не дрогнул – могу собой гордиться.

– Что-то не похоже, – вздохнул он мрачно. – Пойдем, поплаваем наперегонки. Так уж и быть, поддамся.

Он протянул руку. Я смотрела на широкую крепкую ладонь с длинными пальцами, и больше всего на свете мне хотелось вложить в нее свою.

– Нет, спасибо, – я отвернулась, – слишком жарко. Лучше отдохну.

В больших дозах домины вредны для психики. Вот уже и насильник превратился в самого желанного мужчину на свете.

От вечерней прогулки наедине с Фабием я отказалась. Он не настаивал, но шутливо намекнул, что второго отказа не примет. От тоже знал, что до следующей овуляции куча времени и особо не напирал. А утром и вовсе уехал на два дня в Рим, пообещав привезти подарки. Я с улыбкой заверила, что буду ждать с нетерпением. И он знал, что я вру, и я знала.

Мы с Растусом остались в доме вдвоем. С одной стороны я обрадовалась, теперь могла задавать вопросы домину бесконечно, с другой испугалась – сближение, которое удавалось избегать все это время, станет неизбежным, и может произойти в любой момент. Я это чувствовала интуитивно, хоть и не была домином.

Предполагаю, чувствовал и Раст. Не зря он наблюдал за мной, как тигр за добычей. Что бы я ни сделала, куда бы ни пошла, он следил за мной неотрывно. На лице – высокомерная гримаса, на губах легкомысленная улыбка, а в глазах – зверский голод.

– То есть домины, это люди с огромным содержанием лимфы в теле? Буквально – люди с иммунитетом, возведенным в энную степень?

Мы шли по пустому пляжа. В левом мире туристы уже занимали ближайшие к морю шезлонги. В правом рыбаки собирались отправиться в море на небольших деревянных лодочках. Вдалеке на холме находилась маленькая деревушка. Аккуратненькая и чистенькая, как на картинке.

– Что-то в этом роде… – отозвался Растус.

– Вся кровь заменена на лимфу? – наседала я.

– Не вся. У нас есть и кровеносная система, но она короткая, такая как у вас лимфатическая. А лимфатическая, наоборот, главенствует и разрослась как кровеносная. Кровь питает лишь сердце, которое в свою очередь питает мозг. И кое-что еще… – Растус искоса на меня посмотрел. Я смутилась, догадавшись, что именно.

– Больше кровь нигде не задействована, – продолжил он. – Все остальные ткани, клетки, органы, питает лимфа. А так как она течет медленнее, некоторые процессы в организме замедляются…

– И вы живете дольше, – закончила за него я.

– Ага.

– И ребенок рождается не домином, а просто человечком с очень развитой иммунной системой?

– Да.

Он неохотно отвечал, словно его мысли были далеко. И странно смотрел. Как будто ждал других вопросов, а не тех, которые я задавала. Я медленно шла рядом и чувствовала удивительную близость с этим молодым серьезным домином, какое-то противоестественное родство. Словно он мой парень, мы знаем друг друга тысячу лет. Словно вдвоем приехали на море, сбежали от родителей, купаемся, гуляем, разговариваем. Вечером будем сидеть в ресторанчике, пить вино, есть греческий салат и глупо шутить. Я расскажу о детстве, о желании стать моделью в семь лет, он о первой выкуренной на спор сигарете, или о том, как разбил машину отца в шестнадцать. Обычные, бессмысленные и пустые, но такие важные разговоры, когда двое влюблены, и хочется знать все, до последней черточки, до последнего самого незначительного события в жизни. А ночью он снимет с меня комбинезон, уложит на прохладные, выхоложенные кондиционером простыни, и начнет целовать.

Я как наяву ощутила твердые требовательные губы у себя на шее. Стоп. О чем я думаю?!

Бросив косой взгляд на Растуса, успокоилась. Он не смотрел на меня. Отрешенно вышагивал по песку, иногда забредая в воду. Сандалии и нижняя часть брюк была полностью мокрой. Я прокашлялась.

– А почему нельзя просто усыновить ребенка? Кто бы узнал об этом?

– При посещении сакса ДНК ребенка проверяют, – ответил Раст, поворачиваясь ко мне, – и если в нем не будет определенного процента генов императора, наследника забраковывают.

– А как же было в древности? Я читала, что ДНК полностью расшифровали чуть более ста лет назад.

– Сто тридцать, – поправил он меня, – давным-давно жены доминов рожали сами. Был специальный наблюдатель от императора, который присутствовал при родах и подтверждал, что домина родила. Затем был длительный период упадка. Детей у нас рождалось все меньше и меньше, за несколько сотен лет численность родственников императора сократилась вчетверо. И только когда исследования генома завершились, мы смогли выбирать себе пари из обычных женщин. Но и это не слишком помогло нашей популяции, – закончил он со смешком.

– Неужели за тысячи лет домины не спали с простыми женщинами? И ни разу не женились на них?

– Спали, конечно… Но детей или было немного, или их не признавали. Я не слышал ни о чем подобном. А когда домины перестали рожать, то и плебейки тоже. Это как попасть в монету на расстоянии в миллиарий (ок. 1,5 км). Один шанс на миллион.

– А как быть с генными заболеваниями? – решила блеснуть эрудицией я, вспомнив инбридинг династии Габсбургов и их чудесную челюсть, – тысячелетиями между доминами существуют близкородственные связи. Вы ведь все родственники императора? Ладно, раньше вас было больше, но сейчас…

Растус насмешливо фыркнул.

– Сакс выжигает из тела все болезни. Домины вообще ничем не болеют.

– А что по поводу женитьбы? – зашла я с другой стороны.

– Домины женятся только на доминах, – ответил Растус безразлично. – И не потому, что мы этого хотим или по другим матримониальным причинам. Нас слишком мало осталось, чтобы терять наследников. Император согласовывает каждый брак лично. В первую очередь мужчины женятся на наследницах тех семей, в которых нет сыновей, только дочери или дочь. Иначе род вовсе прекратит существование. Меня зовут не Аврелий Растус Лукреций. Мое краткое имя соединено из отцовского и материнского – Аврелий Растус Лукреций Доркас Геката Пилар. Полное состоит из более четырех тысяч фамилий, которые называть необязательно.

По крайней мере, он подробно объяснил, а не сделал брезгливое лицо, как Фабий.

– Это хранится в тайне, но более четверти островов в Маре Нострум пустуют, – через время добавил он.

Мы дошли до конца пляжа и повернули назад, навстречу восходящему солнцу. Со стороны нас можно было принять за парочку. Еще бы за руки взялись и все – законченный романтический образ. Я постоянно скашивала глаза в его сторону. И мимоходом замечала, как он бросает короткие взгляды на мой профиль, а потом вновь отворачивается.

– А кто первым из императоров начал тащить к саксу своих родственников? – поинтересовалась я, когда молчание начало тяготить, – в исторических хрониках написано, что императоры после первых Тиберия, Йегошуа, Августа Юлиана и так далее, избирались. Не было никакой монархии.

– Одиннадцатый, – ответил Раст, – Октавиан. Он отправил к саксу сначала детей, затем жену и брата. Был скандал, его хотели отстранить от правления, но так как сакс контролирует императорская семья, вход в него находится во дворце императора, и охраняется императорской гвардией… – парень развел руками. – В итоге он пообещал, что вся верхушка власти, все его родственники, даже дальние, смогут стать доминами. И все успокоились.

От себя добавила – империя постоянно расширялась. И чтобы удерживать ее в руках, доминов должно быть много. Вот такой парадокс. Император ушел от заветов Йегошуа, зато увеличил количество сверхлюдей, для поддержания порядка. Удерживал власть другим способом – не реформами, демократией, социально-экономическими преобразованиями, а силовым.

Если империя до сих пор сохранилась, значит, тот шаг тоже был верен.

– А в самые удачные года, какая была максимальная численность доминов?

– Больше пяти тысяч, – коротко ответил он. Остановился, шагнул ко мне и застыл, внимательно глядя мне в глаза сверху вниз. Я вопросительно приподняла бровь.

– Ты такая обычная, – его губы дрогнули, словно в попытке улыбнуться, – простая и понятная на первый взгляд, и в то же время не похожая ни на кого. Ни на домин, ни на плебеек. Как будто не из этого мира, хоть и разговариваешь по-нашему.

Я поежилась. Не из этого мира? Ничего себе интуиция!

– И твои волосы… это… – он сделал непонятный жест рукой и резко отвернулся.

Что не так с волосами? Ну да, не такие темные и густые, какие ценят в империи. Светлые, непослушные, кудрявые. Иногда я хочу их усмирить, но не выходит. И отращивала в последние года только потому, что длинные немного выпрямляются под собственной тяжестью. В детстве у меня была стрижка, и я была похожа на одуванчик. Не тот, который желтый, а тот, что собирается облететь. Белый, почти прозрачный. Дома я часто пользовалась утюжком, чтобы сделать волосы гладкими, а здесь приходится просто стягивать сзади заколкой…

Кстати да… знаменитая интуиция доминов.

– Можно еще один вопросик? – я умоляюще сложила руки на груди. Растус насмешливо хмыкнул и кивнул.

– Мне говорили, что все ваши способности связаны с телом и не выходят за его пределы. Как тогда быть с одорем? – надеюсь, я правильно перевела это слово. Почему они не используют слово «интуиция»? Ведь оно тоже произошло из латинского и отражает гораздо больше, тогда, как одорем в дословном переводе просто нюх. – Тогда в клубе ты почуял меня на большом расстоянии.

Растус впервые за время нашего общения смутился. Это было так необычно, что я засмотрелась на комическую гримасу, исказившую его лицо.

– Э… как тебе сказать, – он медленно подбирал слова, – ты права, способности доминов ограничиваются плотью. И то, что я почувствовал тогда в «Фламини», это твой запах.

Я поперхнулась воздухом.

– Я плохо пахла?! – ничего себе, между нами было не меньше пятидесяти метров. Как?

– Наоборот, ты пахла восхитительно, – домин стоял рядом, но упорно смотрел в сторону, – ты в курсе, что человек источает сотни различных запахов? Твои волосы, рот, плечи, подмышки, лоно, – теперь уже смутилась я, – даже ступни и пальцы на руках и ногах имеют разные ароматы. Они могут рассказать историю твоей жизни более полно, чем ты сама о ней знаешь. Сколько тебе лет, что ты ела на завтрак, как давно чистила зубы, где была вчера, что делала, чем болела раньше или болеешь сейчас, из какой ткани носишь одежду, когда в последний раз была с мужчиной…

– Ближе к теме, – голос почему-то сел. Если я услышу о том, где и когда ходила в туалет, то точно сорвусь.

– Если вкратце и не вдаваясь в подробности, то я почуял самую лучшую для себя самку, – я резко вскинула голову. Раст поспешил прервать мое возмущение, – нет-нет. Это не всегда говорит о том, что ты мне подходишь как пари. Просто…

– Все. Достаточно, – я подняла руку, не желая слушать дальше, итак уши горели как две лампочки. – Сложно, наверное, ощущать всех сразу посетителей в клубе?

– Я умею фильтровать, – улыбнулся криво Растус, и мы опять побрели вдоль побережья.

Вечером я долго размышляла о том, что узнала. Отмела как несущественные его откровения по поводу «лучшей самки». Таких самок у него вагон и маленькая тележка. А вот насчет вымирающего вида…

А ведь, правда. Если бы домины рожали до сих пор, то рано или поздно, через тысячу лет, мутация стала бы законченной и на выходе были не полудомины, которых нужно водить к саксу, а настоящие домины, со всем набором умений.

Тогда… другая раса? Не совместимая с человечеством? Они станут богами и могут делать что угодно. Пока их мало, их сдерживают законы и неспособность самостоятельно размножаться, они еще помнят недавнее восстание, а что дальше?

Кстати, интересно, как они удерживали власть? Ведь любой народ стремится к самостоятельности. Убивали правителей? Или, наоборот, предлагали им роскошь, благополучие, стабильность? Тут одних феромонов мало. Значит, они умеют кое-что еще?

Загрузка...