Плененное сердце

Глава IX

Дни пролетали один за другим, не принося ничего нового. Каталина проводила много времени в саду, читала, занималась вышиванием, по утрам совершала верховые прогулки. После того памятного случая в трапезной, когда Себастиан застал ее в объятьях племянника, прошло две недели. За это время она редко виделась с супругом, а если и случалось столкнуться с ним в галереи или на конюшне, он вел себя с ней учтиво, но прохладно, словно они были едва знакомы.

Тем не менее Каталина не оставляла попыток объясниться с Себастианом. Она несколько раз порывалась рассказать ему, что произошло нелепое недоразумение, что она ни в чем перед ним не виновата, что она не давала никакого повода усомниться в своей верности и ни коем образом не потворствовала надуманным чаяниям самого Родриго. Но все было тщетно, между супругами будто выросла глухая стена непонимания и отчуждения. При воспоминании о том досадном казусе ей хотелось провалиться сквозь землю. Она ругала себя за проявленную глупость, за то, что позволила Родриго больше, чем должна была. Кажется, он тогда что-то страстно шептал ей на ухо, но она не помнила ни слова, потому что это было уже неважно. Отныне все ее мысли занимал маркиз.

Она хотела, чтобы супруг вновь поверил ей, но Себастиан всякий раз отвергал попытки заговорить на эту тему. Он уезжал с рассветом и возвращался далеко за полночь, когда дом погружался в глубокий сон. Все окна были темны, наступала тишина, не спала одна Каталина. Она металась в своих покоях в ожидании его прихода, подспудно надеясь, что он захочет докопаться до правды и выяснить все подробности у нее самой, но, так и не дождавшись, падала в изнеможении на кушетку и засыпала в той одежде, что была на ней. В те же редкие минуты, когда она заставала его дома, он всегда куда-то торопился. То участвовать в сезонном сборе винограда и оливок, то присматривать за ремонтными работами в домах арендаторов, то вдруг срывался с места и отправлялся в Малагу, где располагалась контора по приему и отгрузки его собственных торговых кораблей, которых насчитывалось целых семь, огромных, трехмачтовых судов. Ее муж нагружал их зерном, оливковым маслом и различными предметами обихода, снаряжая в Новый Свет, а оттуда ввозил сахарный тростник, кофейные бобы и табак, пользующиеся стабильным спросом не только в богатых домах Испании, Франции и Магриба, но и в других частях света. Из Индии и Дамаска приходили корабли, груженые шелками, пряностями, жемчугом и алмазами, которые точно так же требовали неусыпного надзора и внимания. Одним из его компаньонов был старый сеньор де Вилья, впредь наученный горьким опытом, желавший знать каждую деталь по их общему предприятию, и маркиз в иные дниполностью погружался в дела, начисто забывая обо всем вокруг.

И все же однажды, молитвами или случаем, ей представился шанс, которым она и не преминула воспользоваться. Одним прекрасным воскресным утром, переступая порог конюшни, она вдруг услышала довольное фырканье Смелого. Ей невероятно повезло. Себастиан задержался на вилле дольше обычного. Закусив губу в предчувствии надвигающегося разговора, Каталина ускорила шаг. Рядом с Арией крутился Васко, начищая и без того блестящие бока изящной длинноногой кобылки, но едва завидев молодую сеньору, он поклонился ей и быстро ретировался. Каталина поблагодарила в душе смышленого парнишку и отважно шагнула вперед.

В тот момент Себастиан, занятый своим жеребцом, стоял спиной к входу в стойло, и Каталина поначалу приостановилась, в очередной раз дивясь неукротимой силе, сквозившей в каждом его движении. В лучах восходящего солнца, робко просачивающихся через маленькие окошки конюшни, она наблюдала, как он набрасывает на ретивого коня седло и уздечку, сосредоточенно проверяя затянутую им подпругу. Тугие мышцы мерно перекатывались под простой полотняной рубашкой, и внезапно ей захотелось поменяться местами со Смелым, ощутить на себе волнующие прикосновения крепких рук. Она тихонько вздохнула, и Себастиан напрягся, почувствовав ее присутствие. Грезы рассеялись, как утренняя дымка над рекой, когда он сухо спросил ее, не поворачивая головы:

— Зачем вы здесь?

— Я собиралась на прогулку…

Но маркиз не дал ей закончить, нетерпеливо передернув плечами:

— Родриго сегодня будет на дальнем выгоне. Нужно отобрать подходящих генетов. Скоро несколько жеребцов покинут наши пастбища, из Лангедока за ними прибудут сопровождающие.

Каталина нервно скомкала в руках перчатки для верховой езды, ее голос невольно задрожал:

— Зачем вы мне все это говорите?

— Затем, чтобы вы знали, где искать моего племянника в случае, если он вам понадобиться.

— Он мне не понадобится, — отрицательно покачала головой Каталина.

— Неужели?

Себастиан резко повернулся. Никогда еще Каталине не казалась его маска столь жуткой и отталкивающей, буквально насквозь пропитанной все нарастающим гневом своего хозяина. Даже во время их первой встречи она не пугалась так, как сейчас. Его глаза были ледяны, словно вершины заснеженных гор, коих она представляла в своем воображении, когда они с сестрой на ночь глядя рассказывали друг другу истории о страшных великанах, живущих в холодных таинственных пещерах. Вот именно такого великана она сейчас и видела перед собой, свирепого и неумолимого в своей первобытной ярости, которого бесцеремонно потревожили незваные гости да к тому же наследили на его собственной территории.

Каталина инстинктивно отступила назад и только теперь заметила в его руке, затянутой в перчатку, тонкий кожаный хлыст для понукания непослушных животных. Внутри все похолодело. Неизвестно какие картины мелькали перед мысленным взором хозяина виллы Сент-Ферре в тот памятный день в стенах трапезной, однако в следующую секунду она поняла, ничем хорошим их нынешняя встреча не закончится, если она не скажет ему всей правды. Тогда она собрала всю волю в кулак и выпалила на одном дыхании:

— Однажды мы целовались с Родриго в доме моих родителей. Это было на свадьбе моей сестры Элены.

— Значит, ты признаешь, что вы с моим племянником… любовники? — он едко выплюнул обвинение ей в лицо, нисколько не удивившись ее откровенности.

— Что?! — фиалковые глаза удивленно округлились. — Нет! Между мной и Родриго ничего нет, и никогда не было.

Себастиан выругался сквозь зубы.

— У тебя еще язык поворачивается утверждать обратное? Особенно после того, как я застал вас милующимися в объятьях друг друга? А немногим раньше собственными ушами слышал, как во сне ты шептала его имя… Подумать только, какое лицемерие!

Он чертыхнулся и занес ногу в стремя, намереваясь поскорее умчаться, куда глаза глядят, чтобы в приступе гнева не совершить непоправимого, но Каталина бросилась наперерез, хватаясь за рукав его рубашки.

— Нет! Все было не так! — сдавленно выкрикнула она. — Выслушай меня, Себастиан!

— Я не желаю тебя больше видеть, не то, что слушать, — тихо, но отчетливо проговорил он и, глубоко вздохнув, мрачно добавил: — Пожалуй, я начинаю думать, что наш брак был ошибкой.

Ее глаза наполнились слезами, с завидным упорством она продолжала цепляться за него:

— Я так не считаю! Я хочу объясниться. Все, что ты видел, было нелепой случайностью.

Себастиан пронзил Каталину испепеляющим взглядом:

— Что ты называешь случайностью, mi querida? То, что ты млела от его ласк или то, что я стал невольным свидетелем твоей распущенности?

— Ты все не так понял, — Каталина чувствовала себя глубоко оскорбленной. — Я никогда бы не допустила вольностей с чужим мужчиной, — она заломила руки, отчаянно желая, чтобы он поверил ей. — Родриго пришел мне на помощь, когда я споткнулась на лестнице и…

— И отблагодарить ты решила племянника известным нам способом, — с неприкрытым сарказмом закончил за нее Себастиан.

Она в тоскливом бессилии опустила руки, качая головой:

— Я пониманию, как все выглядело со стороны, но даю слово, что никоим образом не потакала действиям Родриго. Я не…

— Лгунья, — яростно прошипел Себастиан и в следующее мгновение в воздухе, извиваясь тонкой змейкой, просвистел кнут как раз возле того места, где стояла Каталина.

Она вся сжалась от страха и зажмурила глаза, ожидая незаслуженного возмездия, но за этим ничего не последовало. Только топот удаляющихся копыт и громкое ржание Смелого было ей ответом. Себастиан ускакал, так и не дослушав ее до конца. Каталина со стоном опустилась на солому у своих ног, и дала волю слезам. Воистину, ее супруг не хочет слушать никаких объяснений. Он не поверил ни единому ее слову!

Напрасно она прождала под дверью его спальни до полуночи в надежде на еще одну попытку объясниться. На виллу маркиз так и не вернулся, не в эту ночь, ни на следующую.

Как-то вечером, когда солнце медленно опускалось к горизонту и косыми алыми лучами освещало безоблачный небосвод, отбрасывая длинные тени на безбрежное синее море и долины скалистых гор, Каталина прогуливалась по песчаному берегу, наслаждаясь грохочущим шумом прибоя и пронзительными криками голодных чаек. Теплые волны поочередно накатывали на золотистый пляж, неторопливо смывая следы от ее босых ног, а легкий ветерок путался в шелковистых прядях, спрятанных под мантильей. Она вспоминала уходящий день, и тихая грусть закрадывалась в ее сердце.

По окончанию утренней мессы, которую ежедневно проводил отец Пио в каменной церквушке в деревне Ферре и на которой по обыкновению присутствовали почти все местные жители окрестных деревень, к Каталине подошла одна немолодая женщина в черных одеждах. Ее сухое, изборожденное мелкими морщинками лицо, выглядело спокойным и приветливым. Оливковая кожа, по-видимому, когда-то чистая и гладкая, с годами истончилась и пожелтела, и сейчас походила на пергаментную бумагу, глубокие складки на лбу и в уголках рта говорили о перенесенных жизненных трудностях, потрескавшиеся губы были почти прозрачны. Самыми живыми на ее лице казались глаза, черные и проницательные, со всем вниманием наблюдавшие за собеседником и мгновенно подмечавшие его настроение.

— Доброе утро, сеньора, — поздоровалась она с Каталиной, слегка наклонив голову в знак приветствия, обращаясь к молодой маркизе почти как к равной себе. Женщина была невысокой и худощавой и, несмотря на видимую хрупкость, в ней чувствовалась внутренняя сила и достоинство. — Я — Эуфимия Майора, местная целительница.

— Рада приветствовать вас, Эуфимия, — Каталина одарила целительницу легкой улыбкой и замедлила шаг, попутно замечая, что та желает ей еще что-то сказать. Маркиза только покинула прохладные стены церквушки и решила остановиться под сенью развесистой пальмы. Солнце поднималось все выше, день обещал быть жарким, а на небе ни облачка. — Как поживаете?

Крестьяне и их жены с детьми, проходя мимо двух беседующих женщин, низко кланялись сеньоре и почтительно кивали в сторону Эуфимии и, не задерживаясь, спешили каждый по своим делам.

— Господь милостив, и как любит повторять отец Пио, помогает всем страждущим, — женщина улыбнулась и показала щербатый рот. — У меня все в полном порядке, сеньора. Хвала небесам и нашему хозяину, дону Себастиану. Пусть Святой Стефан и Дева Мария берегут нашего дорогого сеньора от всех бед и несчастий. И вас, его дорогую женушку.

Каталина снова улыбнулась, но улыбка показалась целительнице не слишком искренней, натянутой. Тогда Эуфимия поджала губы и в черных, как самая темная ночь, глазах мелькнуло скорбное выражение.

— Вы несчастны, сеньора, — довольно резко сказала она и протянула Каталине свою морщинистую ладонь. — Позвольте вашу руку, я умею читать судьбы по линиям на ладонях.

— Я не верю гаданиям, — спокойно ответила Каталина, не желая оскорбить странную женщину своим отказом.

— Я вижу будущее, сеньора.

Завороженная проникновенным взглядом Эуфимии Каталина после некоторых колебаний все же протянула ей свою руку и недоверчиво спросила:

— И что же вы видите?

Целительница сосредоточенно принялась всматриваться в ладонь маркизы и через минуту отрывисто произнесла:

— Вам кажется, что вы совершили ошибку, которую стремитесь исправить, но изменить это не так-то просто. Теперь вы мучаетесь неизвестностью, — она немного помолчала. — Вы будете счастливы, сеньора, но вам придется многим пожертвовать. Вопрос заключается лишь в том, насколько сильно вы этого захотите.

— Захочу ли быть счастливой? Более путаного рассуждения я еще не слышала.

Эуфимия пристально взглянула на Каталину:

— Скоро перед вами встанет непростой выбор, ваше сиятельство. Ваши чувства окажутся преградой к вашему счастью.

Румянец в мгновение ока схлынул со щек маркизы:

— Я плохо понимаю, о чем вы говорите, Эуфимия Майора.

Целительница вздохнула:

— Самое сильное чувство, которое зовется любовью, обернется для вас истинным испытанием и потребует чересчур большой жертвы.

— Вам кажется, что я слишком слаба духом?

— Нет, — покачала седеющей головой Эуфимия, — вам на роду написаны страдания.

— Почему? — тонкие брови сошлись на переносице.

— Потому что вы слишком красивы, — просто ответила женщина, — а за красоту всегда платят высокую цену.

Спокойные вдумчивые глаза целительницы будто заглядывали Каталине прямо в душу. Это походило на темное колдовство. Совершенно незнакомый человек читал ее мысли, как раскрытую книгу. Каталина вспыхнула и отвернулась. Мать часто сокрушалась по поводу ее внешности и, как бывало в детстве, мягко приговаривала, проводя щеткой по ее золотистым волосам:

— Mi niña, ну, зачем Всевышний наделил тебя такой красотой? Ума не приложу, то ли хотел осчастливить, то ли решил наказать за что-то. Знай, дорогая, твоя исключительная привлекательность способна вознести тебя на вершины счастья, но так же легко может и погубить, коварно низвергнув в бездонную пропасть. Старайся быть благоразумной, моя милая, не наживай себе завистников.

— Вы что-то еще хотели мне сказать? — Каталина бросила на Эуфемию настороженный взгляд.

— Следуй зову сердца, девочка, — неожиданно ласково проговорила целительница, и Каталина увидела в черных глазах немолодой женщины понимание и слабый намек на улыбку. — Но ты уже выбрала свою судьбу…

Следуй зову сердца… Что имела ввиду Эуфимия Майора, когда произносила эти слова? Каталина задумчиво брела вдоль пляжа, по щиколотку погружаясь в воду. Белые барашки волн накатывали на берег, чуть приостанавливались и тут же отступали назад, чтобы вновь вернуться и омыть живительной прохладой пустынное побережье. Морские волны намочили подол ее голубого муслинового платья, но она не обращала на это маленькое неудобство никакого внимания. Она знала, что успеет высохнуть еще до того, как появится в патио. Неподалеку от нее, почти у самой кромки воды, из густой пышной растительности поднимались стройные пальмы, окаймлявшие побережье и служившие в полуденные часы настоящим спасением от палящего зноя.

Соленые брызги, приносимые с поверхности воды легким бризом, оставляли на щеках и ресницах Каталины искристые прозрачные капли. Она устремила рассеянный взор вдаль, на безбрежную волнистую гладь Средиземного моря и ей вспомнился другой разговор, состоявшийся немногим позже утреннего.

Возвратившисьиз церкви в прохладные залы виллы, Каталина наткнулась на Беатрис, которая в это время дня занималась цветами, подрезала стебли и украшала вазы свежими букетами из белых роз и лилий. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь огромные решетчатые окна, рисовали кружевные, затейливые узоры на натертом до блеска мраморном полу, создавая атмосферу приятной легкости и спокойствия, что, однако мало соответствовало тягостному настроению самой Каталины.

— Я встретила сегодня Эуфимию Майору, — хмуро сказала она, попутно вручая подоспевшей служанке тяжелую мантилью, венчавшую ее высокую прическу и спускающуюся почти до самого пола.

— Сеньора познакомилась с известной на всю округу целительницей?

Экономка, ни на миг не отвлекаясь от своего повседневного дела, порхала словно неугомонный гигантский шмель вокруг буйного пышноцветия.

— Эта женщина встретилась мне после мессы и заговорила со мной.

Каталина прошла вглубь залы, и устало опустилась на кушетку, с благодарностью принимая от расторопной прислуги бокал прохладительного напитка.

— По-видимому, ваша затянулась беседа, донья Каталина, — Беатрис ловко состригала увядшие листья и краем глаза наблюдала за сеньорой. — Вы так надолго еще не задерживались.

— Была причина, — Каталина выждала момент, когда они с Беатрис останутся наедине, и осторожно заметила: — Эта Эуфимия показалась мне странной.

— И чем же, позвольте спросить, ваше сиятельство? — экономка остановилась возле высокой напольной вазы с душистыми белоснежными лилиями и обернулась к сеньоре.

— Она предлагала предсказать мне судьбу.

С улыбчивого лица домоправительницы в ту же секунду сошла вся краска. Она отложила охапки цветов на стоящий рядом стол и немигающим взором уставилась на Каталину:

— Вы уверены, сеньора?

— Зачем же мне все это выдумывать? — недоуменно переспросила маркиза.

Беатрис тщательно, будто раздумывая над чем-то, принялась вытирать руки о передник и, немного помолчав, выдавила из себя:

— Просто Эуфимия очень давно не занималась предсказаниями.

— Неужели? И с каких пор? — иронично вскинула брови Каталина. — Мне-то она довольно доходчиво все объяснила, едва взглянув на мою ладонь.

Беатрис сцепила руки в замок так сильно, что побелели костяшки пухлых, морщинистых пальцев. В ее темных глазах застыло выражение тоски и печали.

— Последний раз она предсказывала судьбу донье Каролине.

Каталина выпрямилась и бросила настороженный взгляд на бывшую кормилицу мужа:

— Каролине де ля Фуа? Матери Себастиана?

— Совершенно верно, — кивком головы подтвердила свои слова дородная матрона и сразу как-то ссутулилась, заметно уменьшившись в размерах. — Примерно за неделю до роковой ночи…

— И что же сказала ей Эуфимия? — Каталина затаила дыхание.

— Кто знает, — глубоко вздохнула Беатрис. — Вот только донья Каролина все последующие дни ходила словно потерянная. Ни муж, ни дети не могли унять ее грусть, возникшую как будто ниоткуда, лишь намного позднее я вспомнила об этом разговоре с предсказанием… Но что теперь поделать, на все воля Всевышнего, — экономка быстро перекрестилась и сжала рукой четки, висевшие у нее на поясе. Затем она посмотрела на Каталину и нерешительно добавила: — Вы сейчас напоминаете мне мать нашего сеньора, такой же потухший взгляд…

Маркиза резко вскинулась, и пытливо глядя на экономку, неожиданно спросила:

— А не могла ли Эуфимия Майора быть причастной к тому пожару?

Темные, кустистые брови Беатрис взметнулись вверх, выражая неподдельное и настолько безграничное удивление, что Каталина немедленно пожалела о своем скоропалительном суждении. Однако в этом доме было так много неразрешенных тайн и загадок, что она уже и не знала, чему верить, поэтому высказала первое, что пришло на ум.

— Что вы, сеньора, — поспешила возразить верная служанка, взволнованно всплеснув руками. — Откуда вам в голову пришла эта шальная мысль? О, нет-нет, Эуфимия здесь ни при чем. Наша целительница напротив, мучилась предчувствием чего-то непоправимого. Она ходила со своими переживаниями к дону Лоренсо, отцу дона Себастиана и доньи Марии, но сеньор только беспечно отмахнулся и посмеялся тогда над «глупыми домыслами доморощенной предсказательницы». Да-да, именно так он и говорил, — Беатрис тихонько всхлипнула. — К тому же, когда случилось несчастье, именно Эуфимия подняла тревогу и уберегла детей от трагедии, унесшей жизни их родителей. Дон Себастиан обязан ей жизнью.

Каталина удрученно молчала, но экономка решила окончательно развеять подозрения молодой маркизы и сказала то, что та совсем не ожидала услышать.

— Не говорите о своих сомнениях дону Себастиану. Это способно причинить ему боль, а в данных обстоятельствах…

— Я понимаю, не буду, — торопливо прервала домоправительницу Каталина, не желая слушать из уст прислуги о том, что она и так привнесла в жизнь супруга сплошные огорчения.

Но Беатрис, не догадываясь о внутренних терзаниях сеньоры, совершенно спокойно закончила:

— …ведь Эуфимия Майора приходится сестрой дону Лоренсо.

— Что?! — Каталина откинулась на подушки, внезапно почувствовав головокружение, ее щеки запылали, а к горлу подступил ком. Она была раздосадована на саму себя. Подумать только, обвинить ближайшую родственницу Себастиана в страшном преступлении, не имея на руках никаких доказательств! Воистину говорят, слова — серебро, а молчание — золото.

— Только побочной, — быстро поправилась Беатрис, замечая растерянное выражение лица молодой маркизы. — Эуфимия была дочерью простой белошвейки, которую прабабка дона Себастиана выписала когда-то из Севильи. Видно молодая девица приглянулась дону Эрнесто, деду нашего сеньора… А когда дон Эрнесто много лет спустя сам обзавелся семьей, для своего единственного наследника он взял в няньки свою же внебрачную дочь Эуфимию. Так брат с сестрой стали расти вместе. Между Эуфимией и доном Лоренсо была значительная разница в возрасте и различие в происхождении, но, несмотря на пропасть, разделяющую их, они были дружны многие годы.

— А у Эуфимии Майоры есть дети? — спросила Каталина, ошеломленная неожиданной новостью.

— Нет, сеньора. Дон Себастиан и дон Родриго это все, кто у нее остался.

Солнце заходило за горизонт, когда неожиданно поднялся сильный шквалистый ветер, неся за собой мрачные грозовые тучи. Пенистые волны вздымались над морем и одна за другой с гулким грохотом обрушивались на пологий берег. Каталина очнулась от своих безрадостных мыслей, когда очередная волна чуть не сбила ее с ног и, сообразив, что она уже далеко ушла от виллы, спешно засобиралась домой. Подхватив намокший подол платья, и быстро перебирая ногами, она помчалась к крутому горному склону. Громкий шелест пальмовых листьев предвещал начало грозы. Каталина карабкалась вверх по едва заметной тропинке, хватаясь за проросшую между камнями траву, чтобы удержать равновесие и не скатиться кубарем вниз. Небо темнело на глазах, угрожая в любой момент обрушиться на землю обильным проливным дождем. Мелкие листья и сухие пучки травы вихрем кружились в воздухе, исполняя безумный, неистовый танец под музыку ветра и шум листвы.

Девушка поднялась на вершину холма и осмотрелась по сторонам. До виллы оставалось не более сотни шагов, ветер усиливался, по-хозяйски срывая с ее головы мантилью. Растрепавшиеся волосы и песчаная пыль больно хлестали по лицу. Где-то вдали сверкнула молния, еще миг и под оглушительный раскат грома с небес хлынули первые капли дождя, как мимоходом подумалось Каталине, неся с собой Господню волю.

Когда она добралась до патио, за окном уже стемнело. Ливень, словно занавес в театре, мощными косыми струями обрушился на землю, листву, траву и обильные потоки воды, собираясь в ручейки, образовывали глубокие лужицы и канавы по обочинам дорог.

— О, Пресвятая Дева Мария, — заламывая руки, Беатрис суетилась возле Каталины, — наконец-то вы дома… О, да на вас не осталось ни одной сухой нитки… Дон Себастьян поехал разыскивать вас, едва показались тучи. У него чутье на погоду. Сеньор сказал, что дождь будет лить всю ночь…

— Да перестань ты кудахтать как беспокойная наседка, — необычайно грубоватый тон Анселмо прервал словесные излияния взволнованной домоправительницы. — Лучше позаботься о сеньоре! У ее сиятельства зуб на зуб не попадает.

Дворецкий тактично отвел глаза в сторону. Внешний вид маркизы крайне его беспокоил. Слипшиеся пряди волос хаотично свисали со спины и хрупких плеч сеньоры, в руке она зажала какую-то тряпицу, жалко влачившуюся за ней по полу, при ближнем рассмотрении оказавшуюся венецианской кружевной мантильей. Мягкие туфельки намокли, мгновенно превратившись в хлюпающие калоши, и в считанные секунды вокруг ее ног образовалась небольшая лужица. Но самым неприглядным, по мнению стареющего слуги, выглядело муслиновое платье, неприлично облепившее ее сиятельство, точно вторую кожу, и через промокшую ткань которого явственно проглядывали женственные округлости.

Тут подоспели слуги, Беатрис начала раздавать указания, и Анселмо ничего не оставалось делать, как самому увести продрогшую сеньору подальше от любопытствующих глаз да поближе к жаровне с углями, предусмотрительно подготовленную незадолго до ее возвращения. Но не успели они дойти до середины залы, как в дверях появился Родриго. Каталина в смущении отвернулась. До сегодняшнего вечера ей ловко удавалось избегать встреч с ним, заранее узнавая, когда и куда он должен отправиться, дабы лишний раз не давать повода для новых притязаний. Хотя признаться, она сама много думала о нем в последнее время, размышляя снова и снова над тем, до какой степени была неразумной, позволив поцеловать себя в первый же день знакомства и внушить себе ложное чувство влюбленности, которое продолжалось, впрочем, недолго. Всему этому пришел конец, окончательный и бесповоротный. В ее душе и сердце не осталось места для выдуманного ею образа принца из сказок, что она каждую ночь рисовала в своих девичьих грезах, представляя с определенного момента в этой роли Родриго.

А тем временем предмет ее раздумий направлялся к ней навстречу. При виде намокшего, и что называется, не оставляющего простора для воображения, платья Каталины или точнее того, что от него осталось, в черных и блестящих как раскаленный обсидиан глазах вспыхнули опасные искорки. Он сделал еще один шаг, не сводя с нее красноречивого взгляда, и она инстинктивно попятилась назад, испугавшись, что он может выкинуть какую-нибудь глупость на глазах у прислуги, сродни той, что произошла в стенах трапезной. Гнусные сплетни тогда разнесутся по округе с быстротой молнии, и за спиной маркиза будут втайне потешаться в лучших домах Гранады и ее окрестностей.

Однако Родриго, поняв ее куда лучше, чем она могла себе вообразить, судорожно сглотнул набежавшую так некстати слюну и накинул ей на плечи теплый плед, коей появился в его руках неведомо откуда. Мягкий кашемир окутал ее с головы до пят и она, наконец, почувствовала некоторую защищенность от посторонних глаз. С дрожащих губ сорвался тихий и благодарный вздох.

— Вам нужно обсохнуть, сеньора.

Он подвел ее к пылающей жаровне и заботливо усадил на стул, подставив под ноги скамейку. Его беглый взгляд остановился на расшитых атласных туфельках, размокших от дождя и потерявших былую форму. Не спрашивая дозволения, он одним ловким движением стянул с нее миниатюрные башмачки и отбросил в сторону, как ненужную вещь, начав сразу разминать мокрые и замерзшие ступни.

Каталина, пораженная столь непристойным поведением, бурно вознегодовала:

— Уберите от меня свои руки, сеньор де Сильва, прошу вас! Вы обращаетесь со мной чересчур вольно.

Она попыталась вырваться из железной хватки, но куда там. Родриго лишь крепче сжал ее лодыжки.

— Вы предпочитаете мучиться лихорадкой? — мимоходом спросил он и, не дожидаясь ответа, обратился к Анселмо: — Сеньоре понадобится травяной настой.

Вышколенный дворецкий, многое повидавший на своем веку и глазом не повел:

— Сию минуту будет исполнено, сеньор.

Родриго снова повернулся к Каталине:

— Дьявольщина. Как вас угораздило попасть под ливень? И где вы, черт побери, все это время пропадали? Дядя еще засветло отправился на ваши поиски, но трудность заключалась в том, что никто не знал, куда вы ушли.

— Я была на берегу, — отрывисто сказала Каталина, все еще не оставляя попыток вырваться из его горячих рук.

Длинные смуглые пальцы быстро скользили по маленьким, узким ступням, мгновенно согревая своим теплом. Надо отдать должное, Родриго ни словом, ни намеком не показывал, какой огонь бушевал у него внутри, готовый в одно мгновение испепелить его, стоило ему только поддаться жгучему искушению, ныне бывшему в его власти. Но он, как ни в чем не бывало, продолжал разминать заледеневшие розовые пальчики, стараясь разговорами отвлечь себя от навязчивых и порочных мыслей.

— И не заметили приближения грозы? — усмехнувшись, пробормотал он.

— Я… я просто задумалась, — она в напряжении закусила губу и сразу почувствовала на языке вкус собственной крови. Невероятно. Сколько еще времени он будет мучить ее?

Минуту спустя, хорошенько растерев ее пальцы и ступни, Родриго, наконец, неохотно опустил ее, не преминув добавить:

— Вам бы поскорее раздеться…

— Вы слишком многое себе позволяете.

Густые черные брови вопросительно поползли вверх, на изогнутых губах застыла ироничная улыбка:

— Я всего-навсего забочусь о вашем здоровье, донья Каталина. А вы что имеете в виду?

Она не успела ответить. В зал вернулся Анселмо. Он нес на серебряном подносе кружку с дымящимся напитком, распространяющим вокруг себя ароматы пряных трав и душистого меда.

Беатрис семенила следом:

— Донья Каталина, прошу вас, пойдемте со мной, слуги нагрели воду, вам необходимо принять горячую ванну. Не приведи боже, еще подхватите лихорадку.

Каталина без лишних слов выпила приготовленный отвар и, не удостаивая Родриго и взглядом, закутанная с головы до пят в теплое покрывало, пошлепала босиком за экономкой. Проходя мимо входной двери, она не заметила неподвижно стоящую у колонны фигуру в черном, скрытую безмолвной тенью. Едва маркиза минула длинный, извилистый коридор в окружении суетливых слуг, таинственный силуэт ожил и неспешно двинулся в зал.

— Мне нужно поговорить с тобой, — повелительным тоном сказал Себастиан. — Я все обдумал.

— Себастиан, я…

— Молчи и слушай, — мрачно оборвал его маркиз. — Как только все закончится, ты должен навсегда исчезнуть из нашей жизни.