Глава XIV

Это не могло происходить с ней наяву. Это был всего лишь сон, на удивление продолжительный и беспокойный, но она скоро проснется, и все опять вернется на свои места. Рядом окажутся мать и отец, любимая сестра и их небогатое, но такое родное и славное поместье, круглый год утопающее в зелени и цветах, на берегу стремительной и полноводной Гвадалквивир, где прошло ее беззаботное детство, и где она чувствовала себя бесконечно счастливой в окружении дружной, любящей семьи.

Тут яркая картинка потеряла четкость, постепенно сменяясь другой, менее радостной, но глубоко волнительной. Образ супруга ворвался в ее воспаленное сознание, не давая спокойно биться ее измученному сердечку. Взгляд серых, пронзительных глаз преследовал ее повсюду. То она, как свеча, сгорала в его жарких объятьях и таяла под воздействием головокружительных поцелуев, то сломя голову бежала от него, опасаясь грозного вида и порой слепой ожесточенности. Если бы только знать причину всех его преображений, она, в это искренне веря, могла бы, несомненно, повлиять на них. Но, к великому сожалению, он все еще продолжал держать ее на расстоянии, не давая никакого шанса помочь себе.

Она открыла глаза и с гулко бьющимся сердцем вдруг осознала, что ничего-то ей не привиделось, ее окружала неприглядная действительность, в которой она очутилась благодаря решениям, что принимала сама. Ей некого обвинять в своих ошибках. Ее никто не заставлял выходить замуж за высокородного маркиза, безумно влюбляться в черствого, бездушного тирана и тем более бежать вслед за ним в Кастилию в надежде завоевать его любовь. Теперь ей все казалось ужасным недоразумением, кое не было возможности исправить, ибо сейчас она томилась в холодных стенах старинного замка без всякой надежды на безмятежное счастье.

Всю последующую неделю она провела в своих покоях в полном одиночестве. Ее никто не беспокоил, однако она получала все необходимое, чтобы не сойти с ума от горя и тоски. Ей доставили книги, шкатулку с нитками и все, что требовалось для вышивания, кормили самыми изысканными блюдами, а раз в три дня она спускалась в купальню, на нижний этаж замка, которую заранее нагревали для нее, и где она наслаждалась редкими минутами забытья. Разгуливать по замку, с пронизывающими насквозь каждый угол сквозняками, у нее не было никакого настроения и, несмотря на угрозу маркиза о том, что он приставит к ее дверям охрану, осуществлять это он так и не спешил.

За окном меж тем несколько дней кряду, не переставая ни на мгновение, валил снег, щедро заметая всю ближайшую округу, крестьянские дворы и низенькие хозяйственные постройки. Арендаторы каждое утро и вечер неустанно трудились, очищая свои дворы и крыши домов от непрекращающегося ни днем, ни ночью снегопада. В такую ненастную погоду выходить на улицу Каталине вовсе не хотелось, и ей оставалось только наблюдать из окна за копошащими внизу людьми, жалея их бесплодных усилий, ибо бороться с природной стихией, как она уже знала, было выше человеческих способностей. Однако здесь она нашла себе еще одно развлечение, усладу для глаз, разнообразившую череду скучных дней, ведь она могла часами созерцать внушительную фигуру маркиза, работающего наравне со своими людьми, не покладая рук, с завидным усердием расчищающего дорогу от рыхлого снега, ведущую от замка к деревне.

Но рано или поздно все плохое, как и хорошее заканчивается, так случилось и на этот раз. В одно погожее утро жители деревни, высыпав на улицу, вздохнули с облегчением, заметив на светлеющем небосклоне пробивающиеся сквозь плотную завесу туч солнечные лучи, предвещающие окончание затянувшейся непогоды. Солнце светило ярче, рыхлый снег приминался и потихоньку таял, и пару дней спустя маркиза пожелала выйти на улицу и прокатиться верхом на Арии. Она хотела немного развеяться и сменить опостылевшую за эти ненастные дни обстановку, но памятуя о суровом предупреждении мужа, она прежде отправила к нему Пилар с тем, чтобы та оповестила сеньора о ее намерении. Ответ не замедлил себя ждать.

— Дон Себастиан сказал, что не может сопровождать вас на утренней прогулке, так как до обеда будет занят работами в деревне.

Черноокая служанка склонила голову перед сеньорой, и у Каталины невольно вырвался вздох разочарования. Несмотря на возникшую отчужденность со стороны супруга, она не теряла надежды изменить его поспешное и необдуманное, как она считала, решение, но для этого им необходимо было, как минимум, встретиться, а, если это становилось невозможным, то ее очередная попытка явно претерпевала крах.

— Его сиятельство предложили перенести прогулку на более позднее время, — тем временем продолжала Пилар, не догадываясь о душевном смятении маркизы, вызванном ее словами. — Он интересуется, согласны ли вы выехать после обеда? Если же нет, то сеньор предлагает вам в сопровождающие Марко…

— Я согласна, — нетерпеливо прервала служанку Каталина.

Огромные фиалковые глаза блеснули в предвкушении встречи. Значит, Себастиан не намеревался избегать ее, как ей подумалось вначале. Несомненно, это было хорошим знаком.

К выезду она решила подготовиться самым тщательным образом. Вместо удобных мужских штанов, в которых обычно совершала поездки верхом, она выбрала голубое шерстяное платье с расшитыми понизу звездами чуть темнее оттенка и тонкими серебристыми нитями, обшитыми по контуру. Широкий подол и глухой высокий воротник были оторочены каймой из соболя дымчато-серого цвета. Серебристый пояс филигранной работы подчеркивал тонкую талию и удерживал на бедрах пышные складки. Густые волосы сеньоры Пилар разделила на два пробора и сложила «корзиночкой» на затылке. На плечи Каталины служанка накинула тяжелый плащ в тон платью, подбитый тем же соболиным мехом с оторочкой на капюшоне. В довершении всего маркиза обулась в меховые сапожки и захватила с собой мягкие кожаные перчатки.

Когда она появилась на крыльце, солнце стояло еще довольно высоко, синее небо было чистое и безоблачное. Норовистый жеребец маркиза вытянул шею и громко заржал, перебирая длинными ногами припорошенный снегом двор.

— Смелый узнал вас, сеньора, — Себастиан восседал верхом, небрежно придерживая упряжь. Он был в черном плаще, ботфортах и широкополой шляпе, только серые глаза на фоне яркого снега казались светлее обычного. В его оценивающем взгляде мелькнуло неприкрытое восхищение. — Мой вороной приветствует вас, впрочем, как и я, — добавил он, втайне довольный, что маска скрывала чувства, отразившиеся на его лице при виде жены. Он не хотел, чтобы его слабость была столь очевидна, особенно в свете последних событий.

В ответ Каталина лучезарно улыбнулась и конюх, подводивший к ней молодую кобылку серебристо-дымчатой масти, густо покраснел, благоговейно взирая на прекрасную маркизу.

— И вам доброго дня, ваше сиятельство, — кивнула она супругу и с нежностью потрепала кобылку за ушком, отчего та звонко заржала. — Ну, здравствуй, Ария, как же давно мы с тобой не виделись.

Долговязый конюх помог Каталине взобраться в женское седло и вскоре супруги выехали с замкового двора в направлении деревни. По обеим сторонам от дороги тянулась заснеженная равнина, всадники пустили лошадей неспешной рысью.

— В этих краях снег выпадает довольно редко, — начал разговор Себастиан, желая прервать воцарившееся молчание и заодно отвлечься от навязчивых мыслей об изящных кистях, что плотно сжимали поводья резвой кобылки, и пухлых губах, которые время от времени вытягивались в трубочку и что-то ласково шептали Арии. — На своей памяти я не припомню таких сильных снегопадов.

— Так мы отрезаны от всего мира?

Каталина повернула хорошенькую головку к супругу, и он почувствовал в ее голосе тревожное ожидание.

— Ты замечаешь, как припекает солнце? — в тоне Себастиана послышались веселые нотки.

— Нет, — улыбнулась Каталина, закусывая нижнюю губу. — В Кастилии слишком холодно, чтобы обращать внимание на такие незначительные изменения.

— Да, конечно, — хрипловато отозвался Себастиан и отвернулся, сосредоточенно уставившись на дорогу. Ну, что он, в самом деле, как несмышленый юнец, впервые увидевший привлекательную сеньориту, робеет перед ней, а стоит поймать ее мимолетный взгляд, и у него перехватывает дыхание.

Они ехали по деревне мимо крестьянских домиков, над крышами которых густо клубился молочный дымок. Местные дети играли в снежки и увлеченно лепили снежные фигуры, радуясь светлым морозным денькам; их матери занимались по хозяйству, а отцы дружно расчищали тропу, ведущую к лесу. Охота для этих людей была едва ли не главным источником выживания в холодную ненастную зиму.

— Наутро снега поубавится, а еще через неделю он и вовсе растает, если, конечно, погода не испортится, — прибавил маркиз, хмыкнув. — Но думаю, этого не случится. По крайней мере, не так скоро.

— А в Андалусии сейчас зреют апельсины.

— Верно, апельсины растут там круглый год. Летом на побережье нестерпимая жара, а в остальное время — настоящий рай, — и он вновь позволил себе посмотреть на Каталину, выглядевшей в этот момент как-то по-особенному прелестно. Шелковистые завитки волос обрамляли ее точеное личико, нежные щеки покрывал яркий румянец. Она поминутно взмахивала длинными ресницами и с нескрываемым интересом наблюдала за игрой деревенских ребятишек. — Мне кажется, лето лучше проводить в Кастель Кабрерас, а в оставшиеся месяцы возвращаться в Сент-Ферре.

— Я ничего не имею против, — согласилась Каталина, мечтая только о том дне, когда ее муж, наконец, доверится ей, и они заживут нормальной, самой обыкновенной жизнью провинциальных дворян.

За неспешным разговором они доехали до церкви, и Каталина, вдохнув свежего морозного воздуха, решила коснуться волнующей темы.

— Падре поведал мне, что донья Каролина возвела эту церковь на собственные средства.

— Так и есть, мать не жалела золотых эскудо, — вздохнул Себастиан, оглядывая внушительное сооружение. — Она мечтала иметь большую семью, у нее самой было пятеро братьев.

— И об этом падре упоминал.

— Неужели? И что же еще он тебе сообщил?

Каталина, заметив вопросительный взгляд супруга, не стала его долго мучить:

— Отец Сильвестр признался, что был братом твоей матери, самым младшим из сыновей своего отца.

— Так и есть, падре мой дядя.

— Из разговора с ним я поняла, что он очень любил свою сестру.

— Ее невозможно было не любить, — тотчас погрузился в воспоминания Себастиан. — Мария всегда говорила о ней с большой нежностью. У матери было невероятно доброе сердце. Она многим оказывала помощь. Особенно чутко относилась она к вдовам и сиротам, жалела бездетных стариков, а эту церковь возвела в благодарность за то, что Всевышний услышал ее молитвы. Тогда мать вызвала из Фуа младшего брата. Ей было известно, насколько тому приходится тяжело в доме своего престарелого отца и брата, наследника фамильных земель. Другие братья занимали важные должности при дворе и на военной службе, но Шарль, так звали в мирской жизни дядю, сильно отличался от своих старших родственников.

Каталина кивнула, внимательно прислушиваясь к словам Себастиана. Семья для него была важна. Она понимала это. Но в таком случае, почему он хотел избавиться от их еще не родившегося ребенка самым на то безжалостным образом? Тщательно подбирая слова, чтобы не вызвать очередной вспышки гнева, она осторожно заметила:

— Ты говоришь, что твоя мать отличалась добротой и милосердием, но представь, если Каролина сейчас была жива, что бы она сказала о твоем решении?

Они добрались до края деревни, когда Себастиан резко натянул поводья и повернул Смелого назад к замку. Чертыхнувшись, он припустил жеребца вперед. Всегда смирная и послушная кобылка Каталины на этот раз вела себя чрезвычайно резво и, не дожидаясь команды хозяйки, стремглав поскакала хвостом за вороным. Каталина едва не вылетела из дамского седла, когда Ария вдруг перешла на рысь. Благодаря сноровке, выработанной годами, маркиза все же удержалась в седле и скоро поравнялась с черным всадником.

Заметив подле себя Каталину, Себастиан хмуро проронил:

— Не думай за мою мать, mi querida. Ее уже много лет нет на свете, — и немного помолчав, добавил: — Я все обдумал, так будет лучше для нас.

— Ты имеешь в виду только себя, — упрекнула его Каталина, стараясь не повышать голоса, — мое мнение для тебя не в счет!

— Ты не знаешь, о чем говоришь, Каталина! У святой инквизиции везде есть глаза и уши. Ты не представляешь, каких трудов мне стоит затыкать рты особо любопытным.

Себастиан ударил по бокам жеребца и устремился в гору, кобылка Каталины взметнулась следом. Некоторое время они ехали молча и только, когда достигли ворот замка и лошади перешли на шаг, Каталина, отдышавшись, воскликнула:

— У тебя черствое сердце! Как можно быть таким бессердечным? Мы могли бы…

— Мы больше не станем это обсуждать, — нетерпеливо прошептал Себастиан, въезжая в открытые ворота. Он бросил поводья подбежавшему конюху и спрыгнул на землю. — Я говорил, что разберусь со всем сам, но позже. Не сейчас.

Он помог ей спешиться и, когда они оказались совсем близко друг от друга так, что их дыхание смешалось, она заметила в его взгляде промелькнувшую тоску. Мгновение спустя серые глаза вспыхнули огнем желания, легко воспламенившим ее саму, отчего ей вдруг стало нестерпимо жарко. Ее тело предательски задрожало и ослабло в сильных мужских руках. В этот момент она не могла ни думать, ни говорить. Все ее существо жаждало лишь одного. Пусть этот волнующий миг длится вечно.

Себастиан задержался возле жены немного дольше, чем это приличествовало на людях и, если бы не проклятая маска, он без малейших колебаний припал к полураскрывшимся устам, на которых блуждала легкая улыбка, манящая и чуть смущенная.

Тут на крыльце появилась стройная фигурка Кармен де Лангары. Баронесса окинула цепким взглядом двор и, приметив то, что ей было нужно, и нисколько не смущаясь того, что ее никто не ждал и тем более не звал, легкой походкой направилась в нужную ей сторону. Не дойдя трех шагов до обнимающейся и ничего не замечающей вокруг себя пары, она улыбнулась краешками полных губ и грудным, певучим голосом обратилась к хозяину Кастель Кабрерас:

— Мой сиятельный маркиз, купальни готовы, — Кармен сощурила миндалевидные глаза и от этого стала сильнее напоминать лисицу. — Все, как вы любите, — добавила она кокетливо, совершенно не стесняясь присутствия маркизы.

Каталина потрясенно воззрилась на бесстыдницу, но Себастиан не придал возмутительной выходке баронессы ровным счетом никакого значения. Он только рассеянно кивнул, не отрывая глаз от жены.

— Приезжал посыльный от короля. Я должен ехать в столицу.

— Ты едешь ко двору? — Каталина быстро забыла о женщине, дышавшей, словно ядом ей в спину. Она все поняла без лишних слов, однако не желала при этом становиться всеобщим посмешищем, выясняя прилюдно их отношения, тем более что Кармен не прочь была устроить сцену. Ну, уж нет! Такого сомнительного удовольствия она бессовестной нахалке не доставит.

— Да, — хрипло ответил Себастиан, поглощая взглядом Каталину.

— Возьми меня с собой.

Сзади послышалось насмешливое фырканье, но Каталина и это решила пропустить мимо ушей. Ее мысли были далеко.

В серых глазах блеснули лукавые искорки, но они быстро погасли. Себастиан медленно покачал головой:

— Я еду не на увеселительную прогулку. В Мадриде меня ждут срочные дела. Король приказал явиться незамедлительно.

— Постой, — Каталина тронула его за локоть, — в Мадриде живет моя сестра с мужем, графом д’Альваресом. Позволь мне поехать, я не стану мешать тебе, Себастиан. Днем я буду проводить время с сестрой, а вечером, когда ты будешь возвращаться, мы…

Она не успела договорить. Нетерпеливое покашливание за спиной развеяло минутное наваждение. Себастиан, метнув недовольный взгляд поверх головы Каталины, сухо сказал:

— Кармен, благодарю за заботу. Ты, верно, замерзла и у тебя, разумеется, есть еще дела. Ступай, — прибавил он тоном, не терпящим возражений, а когда яркие юбки баронессы скрылись в дверном проеме, он вновь обратил взор к Каталине. Его глаза светились теплом. — Я вернусь через неделю. Возможно, это наш шанс. Я не могу его упустить. Потерпи немного, mi cariño.

— Если ты говоришь, что скоро все изменится, тогда давай повременим и со всем остальным, — в фиалковых глазах блеснул лучик надежды. — Я хочу сохранить нашего ребенка.

— Я должен все хорошенько обдумать, — голос Себастиана снова изменился, стал тверже и резче. — Но не питай напрасных иллюзий, Каталина.

* * *

— Ядовитая змея! — Каталина сорвала с плеч плащ и в сердцах забросила в угол. — Дерзкая нахалка! Дрянь! Паршивка! Чтоб ей пусто было! Какого…

В гардеробной послышался еле уловимый шорох, и в проеме между занавесками возникло удивленное лицо Пилар. Служанке еще ни разу не доводилось слышать подобных речей из уст благородной сеньоры. Глаза ее округлились, она поднесла ладонь ко рту. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о ком так нелестно отзывалась всегда сдержанная в словах и поступках маркиза. Но сейчас хозяйка не выбирала слов, продолжая сыпать ругательства, от которых Пилар, родившаяся в семье пастуха и прачки и с детства привыкшая к крепким выражениям, смущенно краснела и отводила глаза в сторону. И где только дочь добропорядочного сеньора набралась столь витиеватых и складных речевых оборотов, коим позавидовал бы иной портовый грузчик или закоренелый контрабандист? Она хотела тихонько выскользнуть за дверь и оставить сеньору наедине со своими довольно справедливыми рассуждениями, но не тут-то было.

Каталина только и ждала, на кого бы выплеснуть нарастающую с каждой минутой злость.

— А, вот и ты! — фиалковые очи раздраженно сверкнули. — Помнится, мы так и не закончили наш прошлый разговор. Так ответь мне, как на духу, Пилар, мой супруг с этой… этой женщиной… они… они что, любовники? Да? Это правда? Отвечай, как долго длится их связь?

— Сеньора, — Пилар застыла на месте, — дон Себастиан и… баронесса знакомы довольно давно, их земли граничат меж собой, они…

Глаза Каталины потемнели. Глубоко в душе она надеялась, что все эти ужимки и томные взгляды Кармен де Лангара, которые она за той подмечала, всего лишь плод ее разыгравшегося воображения. Но сегодняшняя сцена добавила уверенности ее догадкам. Эта женщина откровенно любезничала с Себастианом, а он, нет бы, гнать взашей курносую дрянь, как того требовали элементарные нормы приличия, преспокойно жил со своей шлюхой не таясь, на глазах жены и челяди на потеху всей округе!

— Значит, мой супруг привел в дом любовницу, и предается с ней разврату у меня под носом! — не сдержавшись, выпалила Каталина, снедаемая муками ревности, никогда не испытываемых ей ранее.

Так вот откуда взялось это недовольство ее приездом! Она, видите ли, мешала ему прелюбодействовать! Грудь сдавило, словно тисками, стало трудно дышать. Она сжала кулачки, вспоминая как досужие кумушки, встречающиеся на светских приемах в Гранаде, делились с ее матерью сплетнями об очередном богатом сеньоре, который содержал семью на стороне, подальше от глаз законной супруги. Скандальная новость передавалось из уст в уста, из дома в дом, распространяясь с молниеносной скоростью по всему городу. Говорили вполголоса, прикрываясь веерами и скосив многозначительный взгляд в направлении обманутой женщины, а вдоволь позлословив, всем миром принимались жалеть бедняжку. Но, Господь Всемогущий, Каталина никогда не думала, что на ее долю выпадут те же страдания, та же душевная боль будет терзать ее сердце.

Длинные ресницы дрогнули и предательски увлажнились, Каталина отвернулась.

— Ступай, — сказала она глухим голосом, отпуская прислугу, — я хочу побыть одна.

Пилар не нужно было повторять дважды. Служанка, молча, присела перед сеньорой и мигом вылетела за дверь, чрезвычайно досадуя на себя за то, что ей пришлось поведать маркизе о непристойном поведении ее супруга. Но где это видано, так открыто пренебрегать красавицей-женой, предпочитая нежнейшему цветку колючий репейник?

Сама же Каталина после недолгих размышлений и пары разбитых ваз решила, что не сможет вот так просто оставить сие унизительное положение обманутой жены без должных объяснений. И, не желая ко всему прочему становиться посмешищем в глазах сеньоров из окрестных земель, она, ополоснув лицо и руки прохладной водой из кувшина, дабы не выглядеть совсем раскисшей и подавленной, с гордо поднятой головой, словно особа королевских кровей, твердой походкой направилась в покои маркиза.

Комнаты, занятые хозяином Кастель Кабрерас, располагались на самом верху западной башни, и Каталине пришлось пройти не один коридор и преодолеть несколько лестничных пролетов прежде, чем оказаться перед внушительной, окованной железными пластинами дверью с массивными замками. Судя по всему, ранее в этой части замка находилась оружейная либо надежно защищенная фамильная сокровищница, теперь же помещение служило жилыми покоями. Однако какое удобное местечко ее супруг выбрал для любовных утех, думала Каталина, поднимаясь по длинной узкой лестнице со свечой в руках. Навряд ли кто-то сунется сюда ради праздного любопытства, да и слышимость здесь была незначительной. Ничего не скажешь, подходящее любовное гнездышко свил себе маркиз под самой крышей.

Взвинченная до предела, рисуя в своем воображении красочную картину страстного соития двух любовников, Каталина хотела было войти без стука, дабы застать бесстыжих грешников врасплох, как вдруг обнаружила приоткрытую дверь. В сердцах выругавшись, что у некоторых совсем, мол, отсутствуют какие бы то ни было представления о морали, она вошла внутрь, нисколько не заботясь о производимом ею шуме.

— Я сказал тебе, Кармен, чтобы ты не приходила ко мне.

Из глубины комнаты послышался недовольное бормотание и, через мгновение перед Каталиной, хмуря угольные брови, появился маркиз.

При виде жены на пороге своей спальни красивое лицо Себастиана разгладилось, в серых глазах вспыхнул интерес:

— Я не ожидал тебя здесь увидеть.

На секунду Каталина забыла, зачем пожаловала. В неярком сиянии свечей фигура супруга казалась исполинской. Широкие плечи обтягивал подбитый мехом халат с поясом, доходящий до середины мускулистых икр. Небрежно накинутый лоскут ткани подчеркивал мощное телосложение маркиза. Каталина невольно покраснела, понимая, что под этим халатом ничего больше не было. Из распахнутого ворота выглядывала крепкая грудь, давая возможность лицезреть приятную глазу рельефность. Каталине тут же захотелось запустить руку в его еще влажные после купания волосы и провести рукой по напряженным мышцам рук и шеи, однако Себастиан, подмечая красноречивый взгляд жены, поспешил плотнее запахнуться, выжидательно глядя в зардевшееся личико.

Тут она спохватилась и, пылая праведным гневом, осуждающе воскликнула:

— А кого сеньор ожидал увидеть? Баронессу де Рохо?

Себастиан снова нахмурился:

— Если ты пришла обсудить сцену, разыгранную во дворе замка, то спешу предупредить, не стоит делать заведомо ложных выводов, mi querida.

— Так уж и ложных? — передернула плечиками Каталина, задыхаясь от возмущения. Он еще смел отрицать очевидное! — Может, ты еще будешь утверждать, что вы с Кармен вовсе не любовники?

Она выкрикнула ему это в лицо, но в ответ на обвинения он вопросительно изогнул бровь, сохраняя завидное спокойствие.

— И кто сообщил тебе эту чушь, Каталина? Кого из слуг мне следует наказать розгами за болтливый язык?

— Разве сложно сказать правду? — фиалковые глаза метали молнии. — Или ты предпочитаешь отвечать вопросами на вопрос, муж мой?

Она была восхитительна. Голубое платье, расшитое понизу звездами, очень шло ей. Плотный лиф облегал ее полную грудь и гибкую талию, позволяя наслаждаться женственными округлостями. Ее глаза сверкали, как алмазы, крылья тонкого носа гневно раздувались, она дышала глубоко и часто, а когда пренебрежительно фыркала над его попытками оправдаться, он вдруг поймал себя на мысли, что безумно хочет поцеловать ее пухлый ротик и заставить хоть ненадолго замолчать.

— Кармен де Лангара мне не любовница.

Но Каталина недоверчиво покачала головой:

— Я тебе не верю! Эта женщина ведет себя вызывающе, всякий раз смотрит на тебя с видом собственницы, и можно подумать…

— А ты не думай, а поверь тому, что я говорю. Кармен не любовница мне, — Себастиан прошел к столику, где стоял графин с вином и наполнил два бокала. Один он протянул Каталине, но она отказалась. Он не стал настаивать и поставил бокал на каминную полку поближе к ней, на случай, если она передумает. Сам же он отхлебнул добрую половину мальвазии и, прищурившись, весело хмыкнул: — Ну, подумай сама, неужели я держал бы ее в своем замке, будь это так? На глазах у тебя, рядом с тобой?

— По крайней мере, это объясняет твое недовольство моим приездом. Ты не хотел, чтобы мы с ней встречались. Это ясно, как божий день.

Себастиан осушил бокал и резко поставил его на столик.

— Тебе кажется ее присутствие в замке странным, но я даю слово, между мной и Кармен ничего нет. Баронесса, как ты знаешь, ведет мои дела в мое отсутствие. Она неплохо справляется со своими обязанностями, поэтому я не держу управляющего. Я доверяю ей. В данный момент ей просто негде жить. Ее имение едва уцелело после набега разбойников. Власть в этих местах ослабла, каждый сам за себя. Вокруг орудуют шайки безжалостных воров и убийц. Одинокой женщине, стесненной в средствах, не пристало жить в полуразрушенном поместье. Ее дом нуждается в основательном ремонте, а так как из родственников у Кармен никого не осталось, я великодушно предложил ей пожить в Кастель Кабрерас до тех пор, пока не восстановят ее разрушенное имение, — он вздохнул и налил себе еще вина. — Что касается тебя, mi cariño, — Себастиан повернулся к Каталине, пронзив ее взглядом, — не скрою, я был удивлен твоим приездом. Да, между нами многое произошло, что требует объяснений, но я не думал увидеть тебя здесь, в Кастилии. Я был обозлен, не буду спорить, но более из-за того, что ты решилась на сей необдуманный шаг. Зачем нестись по пыльным дорогам, кишащим бандитскими шайками, рискуя в любой момент оказаться в их грязных лапах, вместо того, чтобы спокойно дожидаться моего возвращения, как того требуется добропорядочной жене?

Он снова заговорил о покорности и смирении! Она потянулась за бокалом вина ни столько, чтобы утолить жажду, появившуюся в ходе долгого подъема по лестнице, сколько успокоить не в меру накопившееся раздражение. Подумать только, он ждал от нее кротости. О, как же он заблуждался! Она вовсе не тихая, безмолвная овечка, какую он хотел видеть в ней.

— Хм, все это довольно любопытно, — она отхлебнула больше, чем рассчитывала и, почувствовав в горле жжение, слегка поморщилась. — Ваше благородство не имеет границ, — в голосе Каталины послышались саркастические нотки. — Как это мило. Видимо, в благодарность за вашу доброту, ваше сиятельство, баронесса из кожи вон лезет, чтобы быть вам во всем полезной. Именно поэтому она каждое утро носит вам завтраки в постель и готовит купальню? Впрочем, не отвечайте. Тут и так все ясно. Баронесса влюблена в вас, как кошка и не намерена держать это в тайне.

— Я повторяю тебе вновь…

— Да-да, я слышала, вы с баронессой не любовники.

Она выпила вино все до последней капли и, повертев пустой бокал в руке, подошла к столику с тем, чтобы поставить его на поднос. Затем передумала и потянулась к графину, но Себастиан перехватил ее руку.

— Я сам обслужу тебя, mi querida.

Каталина кивнула и, дождавшись, когда муж наполнит бокал, коротко вздохнула и пригубила мальвазию.

— И почему я верю тебе только наполовину?

— Я не стану тебя обманывать, mi esposa. И раз уж ты настаиваешь, то я скажу. — Себастиан отвернулся к камину, где вовсю полыхал огонь, выбрасывая вверх снопы искр, и задумчиво провел рукой по волосам. — Нас с Кармен связывает прошлое. Мы были близки, но то было раньше, еще до того, как она вышла замуж за своего дядю…

Значит, все правда! Каталина с такой силой закусила губу, что вскоре ощутила вкус крови на языке. Она ведь знала, она чувствовала, что эта бесстыжая нахалка ведет себя слишком по-свойски с ее мужем!

— Наверное, сделавшись вдовой, баронесса хотела восстановить прежние отношения, — язвительно обронила Каталина и, едва не расплескав от волнения рубиновую жидкость на платье, поставила бокал на поднос.

— Безусловно, — не стал отпираться Себастиан и бросил взгляд через плечо. — Сеньора, неужто ревнуете?

— Вот еще, — чересчур поспешно отозвалась Каталина, а через мгновение почувствовала на щеке легкое прикосновение пальцев.

— Mi cariño, ты не умеешь лгать, — с придыханием пробормотал Себастиан и заключил ее в объятья.

Он не хотел больше ждать. Да и зачем? Он все решил. Приказ короля был как никогда кстати. Назад дороги не было. Он сделает все, что было в его силах, лишь бы заслужить вожделенную награду. Бесспорно, он совершил чудовищную ошибку, и ему оставалось покаяться в том перед женой. Он жестоко обидел ее, толкнув в постель к Родриго! Но будь он проклят, она сама шептала во сне имя племянника, а значит, питала к заносчивому мальчишке нежные чувства. Он не думал, что с этим возникнут трудности. Он лишь хотел получить долгожданного наследника, а Каталина была влюблена в его же собственного племянника. И что вышло из всего этого? Несмотря на кажущуюся мягкость и покорность жены, он был приятно удивлен ее решимостью. Она быстро раскусила их гнусную интригу, однако не спешила с упреками. Более того, вопреки грозившим им неприятностям она хотела сохранить их общего ребенка! Она была также упряма, как и он сам. Себастиан улыбнулся своим мыслям. Эта молодая женщина, что стояла сейчас перед ним с затуманенным взором, откинув голову назад, была достойна только самого лучшего! И ради нее, видит Бог, он добьется необходимого разрешения, чего бы ему это ни стоило!

Он торопливо привлек Каталину к себе, проводя костяшками пальцев по шелковистой коже цвета нежных сливок, но она и не думала противиться. С полураскрывшихся губ сорвался тихий вздох. Каждый раз, находясь рядом с мужем, как под гипнозом, она подчинялась его воле, забывая обо всем на свете.

— Ты прекрасна, mi amor, — промолвил он, сминая ее губы под напором жадных и страстных поцелуев.

Желание, долго дремавшее и не утоленное, наконец, потребовало выхода. Их дыхания слились воедино. Сердце Каталины гулко стучало в груди, она задыхалась от поцелуев, которые обрушились на нее, как ураган, сокрушающий все на своем пути. Это не было похоже на неспешную нежную негу, в которой она купалась в их первую и единственную ночь любви на пляже, под сиянием звезд и луны. Сейчас его страсть походила на бурю, неистовую и стремительную. Весь окружающий мир исчез для нее, остались только его требовательные губы и блестящие от страсти глаза. Его сильные, властные руки ласкали ее стройный стан и плавные изгибы спины.

Она не успела опомниться, как он подхватил ее на руки и, преодолев в два шага расстояние до кровати, опустил драгоценную ношу на мягкие покрывала. Его голодный взгляд блуждал по ее лицу, широко распахнутым глазам, уголки которых были чуть приподняты к вискам, прямому маленькому носу и припухшим от поцелуев розовым губам. Она робко улыбнулась и протянула к нему руки.

— Ты самая обольстительная из всех женщин, что я знал, — прошептал он хрипло и вновь принялся покрывать поцелуями ее лицо и шею.

Прикосновения Себастиана обжигали ее нежную кожу, страсть, бурлившая в ее теле, доводила до безумия. Она принимала ласки и сама дарила наслаждение. Запустив руку в его жесткие черные волосы, Каталина провела пальчиками по затылку, могучей шее и плечам, слегка вонзаясь ногтями в гладкую смуглую кожу. Он застонал ей в губы и, слегка отстранившись, быстро скинул с себя халат. Его желание читалось не только в глазах. Скользнув жадным взором по бугрившимся мышцам его плеч и груди, золотившимся в пламени свечей, она не смогла отвести взгляда от обнаженного торса и бедер. Он был таким огромным! Его сила и мощь напоминали ей языческого бога, изображенного на картинках одной из книг в библиотеке отца.

— Ты довольна тем, что видишь, mi cariño? — спросил он насмешливо и, заметив залившееся румянцем щеки Каталины, громко рассмеялся, блеснув белоснежными зубами.

Озорно прищурившись, Себастиан наклонился к ней и проворными пальцами вынул одну за другой все шпильки, поддерживающие ее сложную прическу. Густые волнистые волосы, подобно золотистому водопаду упали ей на плечи и спину. Он ловко помог ей высвободиться из платья и корсажа и, оставив ее в одних шелковых чулках, залюбовался захватывающим зрелищем. Золотое облако волос скрывало ее высокую упругую грудь, взволнованно вздымающуюся под его блуждающим взором, тяжелые пряди, спускаясь на плоский живот, стыдливо прикрывали соблазнительные бедра. Он обхватил руками ее тонкую талию и припал губами к пульсирующей жилке на ее шее. Медленно продвигаясь вниз, он коснулся трепещущих розовых сосков, вызвав в Каталине горячую волну желания, напрочь лишая ее разума и воли. Она выгнулась ему навстречу, дрожа всем телом от чувственных и жгучих поцелуев, с неожиданной страстью отдаваясь самым смелым ласкам. Всем своим существом она льнула к нему, желая скорее вкусить сладостного блаженства.

Себастиан не мог долго ждать. Кровь кипела в его жилах, превращаясь в расплавленную лаву. Он гладил округлые ягодицы и подушечками пальцев водил по внутренней стороне бедер, усиливая мучительное томление внизу ее живота и вырывая из горла хриплый стон. Дыхание Каталины участилось, она неистово прижималась к нему, ища губами его губы и бессвязно шепча его имя.

В следующую секунду он накрыл ее собой и почувствовал, как стройные ножки обвили его бедра, с готовностью приподнимаясь вверх. Яростным толчком он вонзился в ее податливое тело, и она тихонько вскрикнула, ощутив, как он заполнил ее всю целиком. Короткий сдавленный крик слился с его протяжным стоном, их языки переплелись, и волна всепоглощающей страсти затопила их в бурном водовороте чувственных наслаждений.

Он любил ее снова и снова, раз за разом выражая пылкими ласками и поцелуями всю ту любовь, что зародилась в нем давно и которую он так боялся выказывать.

— Ты маленькая искусительница, — сказал он, целуя ее в пересохшие губы после очередной волны упоительного блаженства. — Я люблю тебя, Каталина, моя прекрасная маркиза.

— Я люблю тебя, Себастиан, — словно эхом откликнулась она.

А спустя несколько часов утомленная неистовой схваткой изголодавшейся плоти, она засыпала на его плече, счастливо улыбаясь от того, что услышала из его уст слова признания.

На следующий день Себастиан отбыл в Мадрид. Вместе с ним отправились Марко, рыжебородый Маноло и еще четверо здоровяков из замка. Каталина не знала, какое задание должен был выполнить Себастиан для короля, но сердцем чувствовала что-то очень важное и, по всей вероятности, опасное. Недаром Джавиер подготовил для своего сеньора не только парадное платье, регалии и фамильный штандарт, но и оружие, шпагу, короткий кинжал и мушкет. Каталина допускала мысль, что Себастиан мог принять участие войне с Францией, о которой неустанно твердили в обществе. Еще в прошлом году испанцы с помощью прежних врагов, Англии и Нидерландов, с большими потерями вернули Каталонию назад в королевство, но растущая мощь соседа, особенно на фоне опустошения и обезлюдения испанских земель, заставляло испытывать ощутимое напряжение вблизи границ.

— Не волнуйтесь, сеньора, — Пилар смотрела на обеспокоенное лицо госпожи и хотела ее хоть как-то подбодрить. Ей самой было тяжко расставаться с добряком Маноло, которому давно подарила свое сердечко. — Сеньор Кабрерас обязательно вернется живым и невредимым, как и все те, кто сопровождает нашего маркиза. Все вокруг говорят о войне, но я в нее не верю. Господь не допустит новых кровопролитий на нашей земле. Мы итак пережили много бед.

Каталина и Пилар, кутаясь от пронизывающего холода в меховые плащи, стояли на крыше западной башни замка и тоскливым взглядом провожали маленький отряд, выехавший из Кастель Кабрерас ранним январским утром. Себастиан с гордо поднятой головой со своим оруженосцем ехал впереди, а его люди ровным строем по двое скакали следом, отставая на полкорпуса от сеньора.

— И мне хочется в это верить, Пилар, но пути Господни неисповедимы. Кто знает, что ждет нас впереди? Не превратится ли Испания из королевства, покорившего полмира в королевство, покоренное лягушатником?

Когда всадники скрылись с глаз и достигли дорожной развилки, один лихой наездник отделился от основного отряда и во весь опор помчал быстроногого коня на юг. В его седельной сумке лежало срочное письмо в Сент-Ферре.

Спустя неделю в Кастель Кабрерас пожаловали две гостьи в сопровождении полудюжины охранников в черных плащах, на спинах которых был изображен коршун, рвущий когтями змею. Герб маркиза Сент-Ферре. Каталина в тот момент находилась в Большом зале и, греясь у полыхающего камина, корпела над незаконченным гобеленом, что нашла в хозяйских кладовых, пока бесцельно бродила по комнатам, с интересом осматривая средневековое убранство старинного замка. На гобелене было запечатлено пришедшее на водопой семейство оленей. Отец семейства, благородный пятнистый олень с ветвистыми рогами, зорко вглядывался в чащу леса, в то время как олениха и двое их маленьких оленят утоляли жажду в мелководном ручье. Рисунок на полотне показался Каталине глубоко символичным, и она увлеченно принялась за вышивание, коротая время в ожидании возвращения Себастиана и испытывая немалое довольство, что нашла занятие по душе.

— Ваше сиятельство, — в зал вошел высокий худощавый слуга и, церемонно поклонившись, вздернул кверху длинный горбатый нос, — в Кастель Кабрерас прибыла Беатрис с…

Каталина подняла взгляд от гобелена:

— Какой приятный сюрприз, Джавиер! — она улыбнулась камергеру маркиза, временно исполнявшему роль дворецкого вместо старого Бернардино, мучившегося подагрой в своей каморке на чердаке. — Что же ты держишь нашу дорогую Беатрис на пороге? Скорее зови ее сюда, к огню. Она, должно быть, устала и замерзла. Нигде нет спасения от ледяных пронизывающих ветров.

Джавиер кивнул и, искусно подражая манерам Анселмо, учтиво осведомился:

— Что-нибудь принести, сеньора?

— Конечно, — Каталина всплеснула руками, радуясь тому, что увидит знакомое лицо. Постная физиономия баронессы за последние дни ей порядком поднадоела. Как же ей не хватало разнообразия в этих скучных и холодных стенах. — Принеси нам горячего шоколада и медовых булочек, тех, которые Ана испекла поутру. Да, и передай ей, чтобы принималась за обед. Беатрис приехала издалека и, скорее всего, успела проголодаться в дороге, — размышляла вслух Каталина, поднимаясь с кресла и давая слуге последние указания. — Что касается приехавших с ней людей, пусть их накормят на кухне, и подумай над тем, где их можно разместить.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

Едва Джавиер вышел из зала, как на пороге появились две женщины, закутанные в теплые шерстяные плащи. В одной из них Каталина сразу узнала свою добрую Беатрис и уже хотела подбежать и расцеловать бывшую кормилицу мужа, так сильно она истосковалась по славной и заботливой женщине, как другая гостья заставила ее замереть на месте. С прекрасного лица маркизы сошел весь румянец, она побледнела до такой степени, что голубые прожилки на лбу и висках стали отчетливо видны. Она не могла ни пошевелиться, ни что-то сказать. Как рыба, выброшенная штормовыми волнами на берег, она открывала рот, не издавая ни звука, оцепенев от потрясения. Перед ней собственной персоной стояла гадалка и целительница Эуфимия Майора, больше известная как повитуха из Сент-Ферре.

— Что вы здесь делаете? — Каталина, наконец, обрела голос, стараясь заглушить нараставшее с каждой секундой волнение. — Зачем вы здесь?

Сухое, изборожденное мелкими морщинками лицо дернулось в подобие улыбки:

— Приветствую вас, сеньора, — сказала Эуфимия Майора, и ее черные, пронзительные глаза впились в бледное лицо Каталины. — Я приехала по просьбе своего племянника.

— Сеньора, — в разговор вступилась Беатрис, экономка широко улыбалась, — я рада видеть вас в добром здравии! Я думала, вы простужены и лежите в постели, вам настолько худо, что вы не в силах подняться, а наш бедный сеньор сбился с ног, подыскивая вам лекаря, но так как не смог найти достойного, послал в Сент-Ферре.

Каталина мгновение смотрела на Беатрис, а затем обратила взор на целительницу. Глубокие черные глаза ярко выделялись на фоне сморщенного желтоватого лица старухи. Эуфимия смотрела прямо, не отводя взгляда, и тогда Каталина поняла, гадалка точно знала, зачем она здесь. Очевидно, Себастиан дал повитухе весьма недвусмысленные указания, которые та приехала исполнить. Как же так? Он ведь обещал подумать! Неужели она в нем ошиблась? Это неожиданное открытие поразило ее, как раскат грома на ясном небе! Ее мольба для него оказалась пустым звуком, а приводимые ей доводы не слишком убедительны. Каталина судорожно вздохнула. В сердце, будто кинжал вонзили. Она покачнулась, но в последний момент удержалась за спинку кресла. В какой-то миг ей почудилось, что в черных, как ночь глазах промелькнуло неприкрытое торжество, но она моргнула и обманчивая иллюзия исчезла так же быстро, как возникла. Единственное, что осталось неизменным, это полная уверенность в истинных намерениях Эуфимии.

— Как видишь, моя добрая Беатрис, — проронила Каталина, приложив немало усилий, чтобы заставить себя улыбаться, — я в добром здравии, чего и тебе желаю.

— Тогда я не понимаю, — экономка растерянно развела руками. — А где сеньор де Кабрера?

Каталина подала знак слугам и вскоре гостьи сидели, словно знатные особы, в мягких креслах у жаровен с углями и грели озябшие от долгого путешествия конечности. Им подали горячий шоколад и булочки с медом и миндальным кремом, после чего маркиза отпустила прислугу и, оставшись с двумя женщинами наедине, отважилась положиться на судьбу.

— Маркиз в отъезде, срочные дела заставили его отбыть в Мадрид, — ответила она Беатрис, — а когда вернется, не сообщил. Вы же здесь и я, сказать по правде, теряюсь в догадках, что могло позвать вас в эту несусветную даль да еще в промозглую погоду?

И снова на высохшем пергаментном лице старой повитухи отразилось странное удовлетворение. Возможно ли, что ей привиделось? Боже, да она сходит с ума. Но это и не удивительно, если вдуматься, с каким радушием она принимает ту, которая приехала лишить ее самого дорогого.

Между тем Эуфимия не притронулась к лакомому угощению, а протянула скрученные пальцы поближе к жаровне, видимо, старые кости мучили ее куда сильнее голода.

— То, зачем я приехала, — без лишних церемоний заговорила Эуфимия низким, шелестящим голосом, — требует немедленного вмешательства. В письме мой племянник был настойчив и вполне убедителен. В этом вопросе я полностью на его стороне и, чтобы для вас не было опасных и просто роковых последствий, — прибавила она, сделав на последних словах заметное ударение, — советую поторопиться, сеньора. Думаю, завтрашний день вполне подойдет для…

У Каталины не было ни сил, ни тем более желания выслушивать невыносимые для ушей, отвратительные, просто ужасные речи. Она гордо вскинула свой маленький подбородок и гневно прошептала, кладя руки на плоский живот:

— Я ни за что не дам убить свое дитя!

— Что?! — Беатрис подскочила на месте, едва не опрокинув на ковер полный поднос еды. Чашки с блюдцами жалобно зазвенели, а экономка изумленно взирала на Каталину со смешанным чувством радости и страха, не обращая внимания на большое пятно от шоколада, расплывавшееся по ее подолу.

— Все верно, ты не ослышалась, Беатрис. Эта, так называемая целительница, на самом деле хочет навредить моему еще не рожденному ребенку.

Высокая дородная матрона подлетела к Каталине, словно на спине у нее выросли крылья и, перебирая в руках четки, встала, в восхищении тараща глаза, как перед святой.

— Это чудо, сеньора, самый счастливый день за долгое время! У Сент-Ферре появится наследник! Я так долго молилась, Господь и Пресвятая Дева услышали меня, — на ее покрасневших веках выступили слезы. — Но что я слышу?! Как же Эуфимия может навредить вашему ребенку, донья Каталина? — она растерянно обернулась к Майоре. — Да что здесь происходит, в самом деле? О чем вы говорите? Я ровным счетом ничего не понимаю.

— Все просто, Беатрис, — с горечью отозвалась Каталина. — Твой сеньор не хочет рождения этого ребенка, как бы ты не молилась об обратном, поэтому и позвал повитуху…

Экономка, хватаясь за голову, неожиданно громко заголосила:

— Нет, нет, нет! Что же это? Почему?

— Не будь дурой! — грубо прервала ее стенания Эуфимия. — Причина тебе известна лучше, чем кому-либо.

Беатрис обратила внезапно изменившееся лицо к Майоре:

— Какая же ты злобная! Вспомни, когда-то давно ты была против рождения Марии и Себастиана, — запальчиво воскликнула она, не страшась быть услышанной кем-то посторонним. — Столько лет водила бедную маркизу за нос, твердя ей, что она бесплодна и опаивая ее сорными травами. Это чудо, что моя дражайшая голубка смогла родить и, что дон Лоренсо пощадил тебя и не выгнал вон, узнав о твоих темных делишках. У доньи Каролины было огромное сердце, она простила тебя. Я думала, ты усвоила урок и оставила свои проделки в далеком прошлом. Но ты никогда не изменишься! Ты, как старая паучиха продолжаешь плести свои невидимые, липкие сети и терпеливо выжидаешь, когда в них угодит очередная жертва!

Каталина не верила собственным ушам. Неужели страшные обвинения, которые с несвойственной ей горячностью бросала Беатрис в лицо Эуфимии были правдой? А знал ли Себастиан обо всех искусных уловках своей тетки, этой коварной старой девы?

— Не моли чушь хоть сейчас, праведница ты наша, — в ответ огрызнулась Эуфимия, сверкая черными глазами, похожими на угли из жаровни. — Это все родовое проклятье, кое следует остановить. Неужто сама не видишь, как мучается наш сеньор? Зачем подвергать тем же пыткам и его дитя? Все ясно, как божий день!

— Не оскверняй своим грязным языком имя Всевышнего, ведьма! — крикнула в порыве ярости Каталина. — Ты не имеешь никакого права произносить его, ты — убийца детей! Убирайся прочь! Не желаю больше тебя здесь видеть!

Под мрачными сводами замка раздался визгливый, почти истерический хохот.

— Ну, нет, ваше сиятельство, — Эуфимия вскочила на ноги и ужом проскользнула между Беатрис и Каталиной, цепкими пальцами хватая последнюю за локоть. — Вы мне не указ! Теперь я распоряжаюсь здесь по личному повелению вашего мужа и сеньора, прелестная маркиза. Стража! — завопила она так громко, что двое прибывших из Сент-Ферре охранников прибежали с улицы, недоуменно выпучив глаза в поисках незримых врагов. — У меня есть личный приказ маркиза. Кто из вас двоих умеет читать?

Проворно, словно за одно мгновение успела скинуть, по меньшей мере, лет тридцать, повитуха извлекла из складок пышных юбок сложенный вчетверо чуть помятый лист бумаги и протянула одному из стражников.

— Прочти.

Высокий здоровенный детина с глуповатым выражением лица отрицательно замотал головой.

— Я не умею читать, и Хосе тоже, — пробасил он, указывая на товарища, немногим ниже его самого.

Беатрис, тяжело пыхтя, вырвала листок из крючковатых пальцев Эуфимии и вслух прочла содержимое, намеренно опуская неприглядные детали замышлявшегося злодейства, дабы они не стали предметом досужего обсуждения:

«Как только прибудешь в Кастель Кабрерас, не тяни с тем, зачем я позвал тебя… На случай, если меня не окажется в замке, все равно выполни задуманное… даже, если маркиза воспротивится этому. Позволяю применить любые меры, которые сочтешь разумными. Я тебе доверяю, не подведи меня. Себастиан», — повертев в руках записку, экономка протянула ее Каталине. — Это подчерк сеньора де Кабрера, — глухим голосом подтвердила она.

Маркиза едва взглянула на письмо, и перед ее глазами все поплыло. Как Себастиан мог поступить с ней столь жестоко? Как он мог уничтожить все то хорошее, что было между ними одним росчерком пера? Боль. Снова боль. Это было невыносимо.

— Вы слышали распоряжение сеньора. Повторять, я думаю, не имеет смысла. Кто откажется подчиняться мне, тот пойдет против воли маркиза. Найдутся ли здесь такие смельчаки? — процедила сквозь зубы Эуфимия, аккуратно складывая записку и обращаясь к охранникам из Сент-Ферре. — Нет? Ну, вот и славно. Проводите донью Каталину до ее покоев и оставьте там. Ключ от комнат будет у меня. Не хочу, чтобы случилось непредвиденное.

— Ну, это уж, ни в какие ворота, — подбоченившись, возмутилась Беатрис. — О том, чтобы держать маркизу взаперти, не было и речи!

— Зато было сказано, что я могу применить любые меры, которые сочту подходящими.

Пока шел спор межу Эуфимией и Беатрис, Каталина стояла, отрешенно уставившись в пустоту и думая о том, что могло послужить причиной странного поведения Себастиана. Он так свободно распоряжался их жизнями, ее и ребенка, что от этой мысли внутри нее все холодело. Разве перед поездкой он не дал ей надежду на благополучное разрешение? Или это была лишь глупая иллюзия? А когда ничего не понимающие стражники пожелали сопроводить сеньору в ее покои, Каталина с безразличным видом подчинилась им, не проронив ни слова. Беатрис кинулась следом, жалобно причитая и без устали вытирая текущие по пухлым щекам слезы. Майора же не отставала ни на шаг, строго следуя предписаниям племянника.

За всеми драматическими перипетиями, разворачивающимися в серых стенах Большого зала Кастель Кабрераса, никто не заметил ярких юбок, украдкой выглядывавших из-под тяжелых портьер, плотно прикрывавших вход в другую часть замка. Узнав то, что было нужно, их обладательница быстро скрылась за занавесями, оставляя после себя терпкий аромат горной камелии.

Загрузка...