Пленники судьбы

Глава 7

В расположенном на холме фермерском доме, некогда принадлежавшем ее прабабушке, Козима тщательно разложила безделушки Франческо. Она подносила каждый предмет к носу и нюхала его, словно тоскующая собака. Иногда ей казалось, что она обнаружит Франческо спящим в своей кроватке, как будто не прошло три года. Женщине казалось, что она слышит его дыхание и ощущает его присутствие в комнате. Ей казалось, что он где-то рядом, и она часто оборачивалась, но никого не было, — были лишь воспоминания, которые то и дело возвращали ее к призракам прошлого. Ей было так одиноко, она чувствовала себя покинутой и, часто, закрывая глаза, мечтала лишь об одном — умереть.

Альба сидела на террасе с тетушкой Беатой, наблюдая за тем, как медленно садится солнце, исчезая за линией моря. Это место не сильно изменилось с тех пор, как здесь жила Иммаколята. Правда, тогда не было дороги, ведущей к дому: им приходилось ставить машину в тени эвкалиптового дерева, растущего на холме, а потом спускаться вниз по узенькой тропинке. Альба и ее муж Панфило выложили настоящую подъездную аллею и расширили дом, чтобы разместить всех членов их увеличивающегося семейства. Тото, отец Козимы, женившись второй раз, жил со своей новой супругой у своих родителей, в доме, в котором он вырос и который находился на расстоянии нескольких десятков ярдов, если идти по оливковой рощице, от этого места. Козиму он оставил жить с Альбой, поскольку там она чувствовала себя как дома. Кровные сестры и брат Козимы обзавелись семьей и уже имели детей, они приобрели дома недалеко отсюда, так что когда-то считавшееся тихим место на склоне холма зазвенело радостным смехом молодых людей. В воздухе здесь все так же веяло жасмином и калиной вперемешку с запахом эвкалипта и гардении. Ветер врывался с моря, принося с собой аромат сосен и дикого чабреца, а вечерами, когда становилось прохладнее и солнце было более снисходительным, начинали стрекотать сверчки, вторя кокетливому щебетанию птиц, устраивающихся на ночлег.

— Я беспокоюсь о Козиме, — сказала Альба, наблюдая, как детишки о чем-то шумно спорят в траве. — Ей тридцать семь, и ей давно бы уже следовало наслаждаться семейным счастьем и радостью материнства. Она должна сосредоточиться на тех, кто живет рядом с ней и искренне ее любит.

— Я знаю, — сказала Беата. — Ребятишки играют рядом с ней, а она их едва замечает. Маленький Алессандро ходит за ней по пятам, как потерявшийся щенок, словно понимая причину ее горя, и пытается компенсировать утрату, но она не обращает на него никакого внимания. Видишь ли, она просто винит себя в смерти Франческо.

— Говорят, те, кто утонул, не страдают.

— Кто знает?

— Надеюсь, это все же правда.

— Как бы я хотела, чтобы она обрела веру. — Беата отложила в сторону рубаху, которую чинила, и у нее на лбу обозначилось несколько морщин. — Ее бы тогда утешило сознание, что Франческо пребывает на небе и Господь заботится о нем, так же, как он заботится об Иммаколяте и моем дорогом Фалько.

— И о Валентине, — мягко добавила Альба. В их семье до сих пор было не принято произносить имя ее матери, словно упоминание о ней считалось святотатством. — Но Козима потеряла веру. Смерть часто приводит человека к Богу, однако гибель Франческо отвернула ее лицо от Него.

— Нужно принимать как должное все то, что случается в жизни. Как мы вообще можем знать замысел нашего Творца?

— Знаешь, что мне сказала сегодня Роза?

— Что она хочет переехать? Не слушай ее, Альба. Она своевольная и несдержанная, совсем как ты в ее возрасте. Роза — ходячая проблема. Неудивительно, что она не любит свою кузину, которая привлекает всеобщее внимание. Как-никак, всегда говорили только о Розе. Она была шумным, живым, темпераментным ребенком и намного моложе Козимы. Мы все ее страшно разбаловали. А теперь Роза вынуждена наблюдать, как все внимание достается Козиме, потому что она повсюду бродит, одетая в черное, плача и причитая.

— Ты считаешь, что Козима ведет себя крайне эгоистично, потакая своим желаниям?

— Нет, я бы так не сказала о своей внучке. Как я могу выносить приговор молодой женщине, которая потеряла смысл жизни? У меня болит за нее сердце. — Беата перекрестилась.

— На следующей неделе состоится праздник в честь святого Бенедикта. Я собираюсь уговорить ее пойти вместе с нами.

Беата снова принялась за шитье.

— Статуя Христа не мироточит вот уже пятьдесят лет. Последний раз это случилось в тот день, когда встретились твои родители. Твой отец выглядел таким стильным в своей морской униформе, они были очень, очень эффектной парой.

— Но уже на следующий год статуя не заплакала кровавыми слезами. Это случилось как раз за день до того, как они должны были пожениться. Валентину нашли на дороге в Неаполь в мехах и бриллиантах. Ее убили вместе с Люпо Бианко.

— Но мы все же продолжаем праздновать в этот день, несмотря на то что статуя давно нас ничем не удивляет.

— Никто не знает, когда это повторится.

— Пути Господни неисповедимы. В любом случае, ты должна принять участие в празднике так же, как это делала твоя бабушка. Ты ведь являешься потомком святого Бенедикта.

— Мне трудно будет сохранять серьезный вид, Беата. Все относятся к этому с такой верой. Разочарование, когда глаза статуи Христа остаются сухими, ужасно. Вероятно, это с самого начала было обманом. Отец Дино и немного томатного кетчупа.

— Да простит тебя Господь, Альба! — Однако уголки губ Беаты дрогнули, когда она подавила улыбку.

— А, Козима, — произнесла Альба, увидев, как ее племянница, выйдя из дома, подходит к ним. — Ну что, теперь все на месте?

— Да, спасибо, — ответила она, присаживаясь в плетеное кресло, когда-то принадлежавшее Иммаколяте. — Все вещи находятся именно там, где им и следует быть.

Алессандро оторвался от игры и, выпрямившись, стал с серьезным видом наблюдать за своей тетушкой. Затем, охваченный порывом, природу которого он просто не мог еще понять своим детским умом, малыш сорвал розу и подошел к Козиме.

— Это тебе, — сказал он.

Козима нахмурилась.

— Мне?

— Да, от Франческо.

Глаза Козимы наполнились слезами, и какое-то мгновение она была не в состоянии произнести ни слова. Альба и Беата переглянулись. Они затаили дыхание, ожидая реакции Козимы и явно предчувствуя самое худшее. Однако та, слабо улыбнувшись, взяла цветок. Это была желтая роза, любимый цветок Франческо. Козима взглянула на Алессандро с такой нежностью, что его сердце дрогнуло, потом ласково коснулась его лица кончиками пальцев.

— Спасибо, дорогой, — сказала она. Алессандро покрылся бардовым румянцем и посмотрел на бабушку, явно желая получить одобрение.

— Это было мило с твоей стороны, — не преминула похвалить его Альба.

— Он просто прелесть, — согласилась Беата, вздохнув с облегчением и увидев, что Козима правильно расценила его поступок. Пробежав через оливковую рощицу, Алессандро снова возвратился к сестре и брату.

— Я так тронута, — произнесла Козима, вертя цветок между большим и указательным пальцами. — Он так мило принес мне свои извинения.

Альба обрадовалась, что поблизости не оказалось Розы и она не услышала слов Козимы.

— Желтый цвет очень тебе идет, — сказала Альба, давно мечтавшая, чтобы племянница сняла наконец этот ужасный траурный наряд, придающий ей болезненный вид. — Ты помнишь симпатичное платьице с маленькими желтыми цветочками?

— Оно висит в моем шкафу, — ответила Козима.

— Тебе не кажется, что ты уже слишком долго носишь траур?

Лицо Козимы тотчас помрачнело.

— Я больше никогда не оденусь в другие тона. Это было бы оскорблением памяти Франческо.

Козима выстроила вокруг себя невидимую стену, чтобы никто не смог к ней приблизиться. Все вызывало у нее обиду. Беата была права: ей слишком долго потакали, однако этому следовало положить конец, иначе из-за нее распадется семья.

На счастье, как раз в эту самую минуту под эвкалиптом остановился грузовик Панфило, и это помешало Альбе высказаться без обиняков. Мать и дочь услышали шум работающего мотора, доносящийся из-за дома, и лай собаки по кличке Гарибальди.

— Замечательно, — сказала Альба, вставая. — Я не ожидала, что он приедет раньше. — Она оставила Козиму и Беату на террасе и, обойдя дом, пошла встречать мужа.

Гарибальди спрыгнул с заднего сиденья и помчался навстречу хозяйке по тропинке так быстро, как только позволяли ему короткие лапы. Он неистово вилял своим обрубленным хвостиком. Склонившись, Альба похлопала по коленям, обращаясь к собаке по имени. Она от души рассмеялась, когда Гарибальди, с визгом подлетев к ней, стал описывать вокруг нее круги.

— Ну, здравствуй, женушка! — воскликнул Панфило, направляясь к ней широкими шагами вниз по тропе, но не один, а в компании Тото. — Посмотри-ка, кого я подобрал по дороге!

— Привет, Тото, — крикнула Альба, взмахнув рукой. Затем женщина перевела взгляд на мужа и почувствовала, как по телу разлилось жаркое тепло страсти, словно она увидела его впервые. В свои шестьдесят семь лет он все еще обладал грубой мужской красотой, его седые волосы доходили до плеч, широкий лоб был испещрен морщинами, а длинный римский нос выступал над крупным чувственным ртом. Глубоко посаженные глаза были красивого бирюзового оттенка, веки были покрыты сеткой мелких морщин, которые в уголках глаз раскрывались симпатичным веером, когда Панфило улыбался. Муж Альбы был высокого роста, с широченными плечами и обветренной кожей оливкового цвета, а его руки были большими и нежными одновременно. Когда он приблизился к Альбе, она улыбнулась. Чехол для фотоаппарата висел у него на плече. Обхватив свободной рукой жену за талию, Панфило поцеловал ее, задержавшись губами на нежной коже.

— Я так по тебе скучал, — прошептал он, лаская глазами ее лицо.

— Я понимаю, работа есть работа, — покорно ответила она. — Я тоже по тебе скучала.

— Как обстоят дела? — поинтересовался он, явно намекая на Козиму.

— По-прежнему. — Лицо Альбы недовольно скривилось, его выражение говорило гораздо больше, чем слова.

— Что случилось с твоей машиной, Тото? — спросила Альба, когда ее кузен подошел к ним.

— Я оставил ее в мастерской у Джанни. Снова отказали тормоза.

— Все же стоит их отремонтировать, — сказала она, засмеявшись. — Мы ведь не хотим, чтобы ты сорвался с утеса.

— Насколько я понимаю, люди, живущие в замке, уже заходили в ваш ресторан на чашку кофе, — сказал Тото. — Роза осталась довольна.

— Она гораздо больше взволнована этим событием, чем я, — ответила Альба. — Если хочешь узнать мое мнение, то от них только и жди неприятностей.

— Неужели тебе ни капельки не любопытно, что им удалось сделать? — подзадоривал жену Панфило, игриво сжимая ее талию.

— А с какой это стати? Мой родной дядька совершил в стенах замка убийство. Это строение следовало бы сровнять с землей, не дожидаясь, пока придут лишенные всякого такта люди с большими деньгами и возведут его заново.

— Возможно, они не знают истории этого здания, — заметил Тото.

— Ну тогда кто-то должен их просветить.

— Мне становится все интересней… — произнес Панфило.

— Это потому что интерьер — по твоей части, — сказала Альба. — Полагаю, ты собираешься там фотографировать.

Панфило в ответ промолчал. Обернувшись, Альба пристально посмотрела на него.

— Панфило?

Он виновато пожал плечами.

— Работа есть работа.

— Ты ведь не сделаешь этого. Только через мой труп!

— Тебе совсем не обязательно ходить туда со мной. Я думал, ты обрадуешься, узнав, что я, вместо того чтобы ездить по всему свету, наконец-то нашел работу практически возле дома.

— Но это же в замке! — задыхаясь, воскликнула она.

— Это уже совсем не то место, которое ты знала тридцать лет назад, милая. Ты даже не знаешь, имеет ли Неро отношение к его продаже. Он, наверное, уже давным-давно умер или же куда-нибудь переехал. Все кануло в Лету.

— Ты ведь не намерен копаться в прошлом?

— Я буду фотографировать, только и всего.

— А кто будет писать сопроводительные статьи к твоим фотографиям?

— Какое это имеет значение? Это будет просто история дизайна замка Монтелимоне.

— Попробую угадать, наверняка заказ поступил от журнала «Дизайн дома и садоводство».

Панфило стоял, робко глядя на нее.

— Нет, — ответил он.

— Тебе ведь известно, что это будет не просто статья об интерьере, не правда ли?

— Это не мое дело. Я буду фотографировать.

— И какой журнал напечатает твои снимки?

Панфило взглянул на Тото, который, озорно улыбнувшись, покачал головой, а затем сунул руки в карманы и тактично пошел вперед, оставляя их наедине.

— «Санди таймз».

— «Санди таймз»! — воскликнула Альба, отпрянув. — Ты прекрасно знаешь, что это издание требует серьезного освещения событий!

— Какое это имеет значение? Если я не займусь этим, то кто-то другой с радостью сделает это за меня.

Она поднесла руку к груди.

— О боже мой! Они все раскопают. Они могут даже выяснить, что, убивая маркиза, Фалько действовал не один.

— Не доказано даже, что Фалько причастен к убийству, не говоря уже о том, что у него мог быть сообщник. Не волнуйся, твоему отцу ничего не грозит, обещаю.

Роза надеялась, что красавец Люк возвратится в их ресторанчик, однако, даже несмотря на ее красивое красное платье и духи от Ив Сен Лорана, которые подарил ей Юджин на прошлое Рождество, англичанин так и не пришел. Она была удивлена, что ее чары не подействовали на него и он не прельстился ее милой мордашкой. В конце концов, она же слыла в округе настоящей красоткой, которую постоянно сравнивали с ее бабушкой Валентиной, ставшей местной легендой. Роза даже проработала сверхурочно в надежде увидеть Люка снова, убеждая себя, что немного флирта не помешает. Однако, помня о том, что совсем недавно ей просто чудом удалось выйти сухой из воды, покончив с романом на стороне, Роза не хотела в очередной раз рисковать семейным благополучием лишь затем, чтобы испытать трепетное волнение, откусывая кусочек запретного плода.

Роза практически не общалась с Козимой, поскольку ее детишек постоянно обвиняли в преступлениях, которых они не совершали. Сестры завтракали, сидя на террасе, увитой виноградной лозой, вместе с Альбой, Панфило, Юджином и ребятишками, и каждому удавалось не замечать остальных. Розе до смерти надоело ходить на цыпочках вокруг своей кузины, осознавая, что существование ее детей, должно быть, причиняет Козиме боль. Неужели не пора наконец-то надеть красивое платье, сделать прическу, нанести немного румян и губной помады и снова открыть себя этому миру? Если Козима будет упорствовать и дальше, то никакой мужчина ее не захочет. Франческо умер. Оплакивая, она не вернет его к жизни.

Альба, казалось, не замечала отчуждения в отношениях между двумя молодыми женщинами. Она была на взводе, узнав о том, что ее муж будет работать в замке, но Панфило дразнил ее, понимая, что он в конце концов все же добьется своего. Роза не могла понять, почему ее мать так сильно беспокоится об этом. Прошло уже тридцать лет — почти целая жизнь. Розу поражало то, что воспоминания Альбы были все еще свежи.

Роза сказала Юджину, что хочет, чтобы они переехали, хотя прекрасно знала, что это невозможно. У них не было денег, чтобы купить собственный большой дом, — только царские хоромы могли бы удовлетворить запросы Розы. Юджин сказал ей, что она бесчувственная, а она обвинила его в том, что он придирается к ней и больше не любит ее. В конце концов это вылилось в очередную ссору. Вообще, Роза очень боялась, что ее брак станет со временем очень скучным, но когда они с мужем ссорились, а потом мирились, она ощущала, что страсть все еще теплится в ней, и ей казалось, что она подбрасывает поленья в огонь. Она не считалась с тем, что ее мужу стоило невероятных усилий неоднократно заверять ее в своей преданности. Роза не понимала, что изматывала его с каждым новым приступом гнева и очередным примирением. Маленькое жалованье полицейского не позволяло удовлетворять ее ненасытную страсть к красивым вещам. Роза очень часто напоминала ворону, которую привлекают блестящие побрякушки, и от этого Юджин еще острее чувствовал свою несостоятельность.