ЭММА
Чувство ужаса, нараставшее с момента разговора с Рико, вызывает у меня тошноту, когда я заезжаю на парковку Данте на следующий вечер. Я едва бросаю взгляд на вереницу машин, захлопываю дверь машины и хватаю свою сумку, прежде чем поспешить внутрь и к лифту. Я машу охранникам ключом, как белым флагом, и они пропускают меня без единого слова, либо они помнят меня с прошлого раза, либо Данте велел им пропускать меня без вопросов.
Я стою в лифте, пока он поднимается, и пытаюсь отдышаться, чтобы замедлить бешеное сердцебиение. Прошлой ночью я не спала, казалось, несколько часов, пытаясь придумать, что ему сказать, как разумно поговорить об этом. Все, что приходило на ум, предполагало, что я буду кричать ему в лицо.
Вероятно, это не самый мудрый выход, когда имеешь дело с мафиози, вломившимся в дом моего босса.
Когда я вхожу, Данте не задумчив у окна. Он сидит на диване и поднимает глаза, как только я захожу в дом. На его лице приятная улыбка, как будто все в порядке. Как будто это ничем не отличается от нашего первого сеанса. К своему удивлению, я вижу, что на журнальном столике стоят два напитка, как будто это какое-то свидание.
Тебе бы понравилось, если бы это было так?
Я стискиваю зубы от назойливого шепота, бросаю сумку рядом с баром и иду к краю дивана, противоположному тому, на котором сидит он.
— Не стоит пить перед сеансом — резко говорю я ему. — И уж тем более не стоит давать алкоголь тому, кто наносит постоянные линии на твою кожу.
Губы Данте подергиваются в его раздражающей ухмылке.
— Может, они оба для меня. Ты об этом не подумала?
— Тогда это еще хуже. — Я скрещиваю руки на груди. — Ты не ответил на мой вопрос в тексте, поэтому я повторю его. Что, черт возьми, ты думал, ты делаешь, Данте?
Он слегка наклоняет голову, как будто я его забавляю.
— Упрощаю твою возможность взять меня в клиенты. Устраняя возражения Рико, так сказать.
Я смотрю на него, пытаясь понять, шутит ли он или действительно верит в то, что говорит.
Думаю, он говорит серьезно.
— Ты действительно веришь, что мне стало проще? — Я чувствую, как на моем лице появляется ошарашенное выражение. — Не знаю, в каком мире ты живешь, Данте, но ты только что сделал все в тысячу раз хуже для меня. Это… — я машу рукой в сторону бара и моих принадлежностей, а затем снова на него, — ты сделал так, что все это не стоит того!
— Что ты имеешь в виду? — Он поджимает губы. — Я был очень убедителен с Рико…
— О, я знаю, что ты был! Я видела его лицо! — Я слышу, как повышается мой голос, и смутно слышу предостерегающий шепот в голове, подсказывающий, что Данте, возможно, не тот человек, которому понравится, когда с ним разговаривают в таком тоне, но я не могу заставить себя остановиться. Теперь, когда я начала, я слишком зла.
И не только это. Такое ощущение, что все эмоции, которые я копила в себе последние полгода, выплескиваются из меня, и я не могу остановиться. Как будто это дало всему выход, и теперь, когда плотина прорвана, ее уже не восстановить.
— Ты даже не представляешь, что ты сделал, — прорыдала я, почти задыхаясь, глядя на него через пространство между нами. — Ты сделал все намного хуже.
К своему ужасу, я чувствую, как слезы застилают веки. Я быстро моргаю. Нет. Нет, нет. Я не буду плакать здесь. Не перед этим человеком, не так.
Данте встает, пересекая это пространство. Я хочу отступить от него, но застываю, не в силах пошевелиться.
Он останавливается прямо передо мной. Он на несколько сантиметров выше, и это заставляет его смотреть вниз, когда он обращается ко мне.
— Объясни, — говорит он тихо, но голос его тверд. — Как я усугубил ситуацию? Я сказал Рико, что если с тобой случится что-то плохое из-за моего визита…
Я яростно качаю головой.
— Нет. Нет, я больше ничего тебе не скажу. Может, ты так справляешься с тем, что не идет тебе впрок: врываешься в чужие дома, разбиваешь им носы и… и… — Я вдыхаю, все еще борясь с диким приливом эмоций. Я чувствую, как румянец поднимается по шее и переходит на лицо, как адреналин бурлит в моих венах. Я так давно хотела накричать на кого-нибудь, брыкаться, царапаться, кусаться и сопротивляться несправедливости всего этого, а Данте дал мне повод.
— Я не всегда так с этим справляюсь, — говорит Данте, его голос по-прежнему ровный, спокойный и упоительно сексуальный. — Но в данном случае я подумал…
— Нет! Это не то, что нужно делать. Не со мной. Не для меня. Я больше ничего тебе не скажу. Или ты собираешься угрожать и мне, если я не расскажу тебе о нашем с Рико сегодняшнем разговоре?
— Конечно, нет! — Он выглядит в ужасе. — Эмма, я бы никогда…
— Откуда мне это знать? — Я подняла на него глаза. — Почему я должна думать, что ты будешь относиться ко мне по-другому, если я сделаю что-то, что тебя расстроит…
Когда его рот обрушивается на мой, я не замечаю этого.
В одну минуту я кричу на него, а в следующую, его полные, мягкие, теплые губы прижимаются к моим, его руки на моих предплечьях двигают меня к стене. Его рот надвигается на мой, когда я ударяюсь спиной о дерево, достаточно сильно, чтобы рама где-то справа от меня задребезжала, когда Данте прижимается ко мне, его язык облизывает шов на моих губах. Его тело становится твердым и мускулистым, когда он прижимается ко мне, и я, не задумываясь, открываю рот для его языка, и все мое тело отвечает на его прикосновение.
От поцелуя у меня перехватывает дыхание.
Я здесь не для этого. Я здесь ради работы. Это ужасная идея. Я не могу этого сделать. Мы не можем этого сделать.
Все это повторяется у меня в голове, как рефрен, пробивающийся сквозь туман похоти, но я не могу оттолкнуть его. Его рот прижимается к моему, и в нем ощущается слабый привкус специй. Его язык переплетается с моим, и я смутно слышу свой стон.
— Именно этот звук я и хотел услышать, — хрипло шепчет он. Его руки скользят вниз по моим рукам, ладони прижимаются к ребрам, проникают внутрь и поднимаются вверх, обхватывая маленькие изгибы груди. Под майкой на мне тонкий бюстгальтер, и соски мгновенно напрягаются, когда он проводит по ним большими пальцами, заставляя меня дрожать.
Он прижимается к моему бедру, твердый как сталь, и я чувствую то, что мельком увидела в ту первую ночь. Это не было оптической иллюзией. Он огромный, толстый и длинный, и я понятия не имею, как это будет толкаться внутри меня, но, Боже, я могу себе представить. И я представляла.
О, черт.
Это воспоминание возвращается в горячем порыве смущения, и именно оно наконец пробивается сквозь дымку похоти. Я пытаюсь вырваться из хватки Данте, но он прижимает меня к стене и ловит мой подбородок в свои пальцы, наклоняя мое лицо вверх так, что я смотрю прямо в его зеленые глаза.
— В чем дело, Эмма? — Он ищет мой взгляд, и звук моего имени на его языке, произнесенный с намеком на акцент, заставляет мои колени снова и снова слабеть. Он замечает румянец на моих щеках, то, как я не могу встретиться с ним взглядом, и ухмылка снова закручивается по краям его рта.
— Ты думаешь о телефонном звонке, не так ли? — Он поднимает одну руку, и костяшки пальцев касаются моей скулы. — Это была случайность, не так ли? Ты не хотела, чтобы я услышал.
О боже.
Если бы земля могла разверзнуться и проглотить меня, я бы только приветствовала это. Именно этого я и боялась, момента, когда все это всплывет, если мы зайдем так далеко. Я не была до конца уверена, что он не вышвырнет меня из пентхауса первым, из-за стонов, которые он мог услышать.
Мне не нужно ничего говорить. Выражения моего лица должно быть достаточно. Данте упирается одной рукой в стену рядом с моей головой, другой откидывает с моего лица выбившуюся прядь волос и наклоняется к моему уху, прижимаясь к нему губами.
— Тебе не нужно смущаться, птичка, — пробормотал он, его дыхание согрело хрупкую кожу. — Ты так сладко стонала, произнося мое имя. Так сладко, что я не мог не кончить, слушая тебя. Ты так сильно завела меня, Эмма.
При этих словах он покачивает бедрами, вдавливая железный стержень в мое бедро. Мне слишком легко представить, что именно он описывает: его рука обхватывает толстый член, поглаживает его, бедра дергаются, когда он трахает свой кулак, и он представляет, что это я.
Точно так же я представляла его, пока использовала свою игрушку.
— Ты заставила меня кончить так сильно, — дышит он мне в ухо. — Я едва мог дождаться, когда ты тоже кончишь. Но я хотел, чтобы мы сделали это одновременно. — Еще одно прижатие его бедер к моим, и я не могу притвориться, что его вес на мне, не единственное, что удерживает мои колени от подгибания и сползания на пол. — Боже, я хочу услышать, как ты кончаешь по-настоящему, птичка.
Рука, которая перебирала мои волосы, опустилась к поясу джинсов. Моя майка задралась, обнажив полоску нежной кожи, и меня пробирает дрожь, когда его пальцы пробегают по моей обнаженной плоти. Он улыбается мне в ухо, а его пальцы опускаются к пуговице ширинки и расстегивают ее с такой легкостью, что у меня снова слабеют колени.
Он расстегивает мои джинсы прежде, чем я успеваю сделать вдох, и его пальцы проскальзывают внутрь, прижимаясь к влажному теплу моей киски через хлопковые трусики. Я слышу его низкий стон у своего уха, когда он обнаруживает, что я уже намочила их, я чувствую, как его член пульсирует даже через два слоя джинсов.
— Ты такая мокрая, — вздыхает Данте. — Это все для меня, птичка?
Я молча киваю. Я никогда не была из тех, кто теряет дар речи, но одного легкого трения его пальцев о внешнюю сторону моих трусиков достаточно, чтобы я почувствовала, что не могу дышать. Если бы я могла говорить, я бы сказала ему, что я была мокрой с тех пор, как он меня поцеловал. Но, возможно, так будет лучше. Я не уверена, что хочу в этом признаться.
— Скажи мне, если хочешь остановиться, — пробормотал он мне на ухо. Его пальцы скользят вверх, по моему клитору через тонкий хлопок, заставляя меня беспомощно застонать. — Но я могу сказать тебе прямо сейчас, Эмма, — я не захочу.
Его пальцы проникают в мои трусики, когда он шепчет последнее слово, ловко скользят между складок и без труда находят мой клитор. На краткий миг я начинаю жалеть, что недавно не сделала эпиляцию, да что там, даже не побрила ничего, кроме минимума, но ему, похоже, все равно. Он прижимает кончики двух пальцев к моему клитору, двигаясь быстрыми ритмичными кругами, и влажный звук его пальцев о мою киску заполняет пространство вокруг нас. Это развратно и эротично, и это только сильнее заводит меня, мои бедра выгибаются в его руках. Он никогда не прикасался ко мне до сегодняшнего вечера, но каким-то образом он точно знает, что мне нужно.
— Тебе приятно? — Шепчет Данте мне на ухо, как будто это вопрос. Его пальцы двигаются чуть быстрее, заставляя меня задыхаться и стонать, когда я выгибаюсь в его руках, а затем он опускает их ниже, ища мой вход. — Жадная птичка. Ты хочешь кончить, да?
Я киваю, задыхаясь. Я уже не смущаюсь, не сомневаюсь, хорошая ли это идея. Наслаждение огромно, мой клитор набух и пульсирует под его прикосновениями, и я жажду, чтобы он снова коснулся меня, когда опустится ниже. Я хочу умолять его вернуться к тому, что он делал раньше, но прежде, чем я успеваю потерять достоинство и сделать именно это, он вводит в меня два пальца.
Я уверена, что звук, который я издаю, никогда раньше не вырывался из моего рта. Он проталкивает в меня пальцы до третьей костяшки, его большой палец находит мой клитор, и он начинает водить по нему пальцами с тем же ритмом, который, как я представляю, он бы использовал, если бы вместо него в меня входил его член. Я хватаюсь за его плечи, прижимаясь к нему, его язык скользит по изгибу моего уха, а его пальцы неустанно входят и выходят. Я чувствую, как они изгибаются внутри меня, находя то неуловимое место, которое даже я не всегда могу найти, и на этот раз мои колени подгибаются. Моя хватка за его плечи, это все, что удерживает меня от падения, когда я начинаю кончать.
— Данте! — Выдыхаю я его имя, последний слог переходит в крик, когда я сжимаюсь вокруг его пальцев, мое возбуждение пропитывает его руку. Никто никогда не заставлял меня так кончать. Я сама не заставляла себя так кончать. Я не знала, что это возможно. Удовольствие накатывает на меня волной, я выгибаюсь и прижимаюсь к стене, не в силах думать ни о чем, кроме того, как хорошо его пальцы скользят внутрь и наружу, пока он медленно выводит меня из оргазма.
И тут, к моему шоку, он опускается передо мной на колени.
— Данте… — Я не понимаю, говорю ли я ему, что он должен остановиться, или умоляю его продолжить. Никогда раньше мужчина не делал этого. Он одним движением стягивает мои джинсы и трусики с бедер, освобождая их от лодыжек, чтобы отбросить в сторону и скользнуть руками по внутренней стороне моих бедер. Его большие пальцы раздвигают мои складочки, и мое лицо вспыхивает, когда я понимаю, как много он может увидеть под этим углом. Ему открыто все, вся моя набухшая, розовая, влажная плоть, но он стонет, наклоняясь и проводя языком от моего входа до клитора одним быстрым горячим лизанием, от которого мои колени снова чуть не подкосились.
— Господи, Эмма, — стонет он, тяжело дыша, когда его губы нависают над моей киской. — Ты чертовски вкусна.
А потом его рот прижимается ко мне, и я забываю обо всем остальном.
Не то чтобы я никогда не была съедена раньше. Но никогда так. Теперь я понимаю, что это за словечко, и почему это так называют. Данте поглощает меня, как на пиру. Его язык проникает между моими складочками, находит клитор и лижет его в том же идеальном ритме, что и пальцами, только теперь ощущения теплые, влажные и в тысячу раз лучше. Я не думала, что может быть лучше, но с первыми же движениями его языка я стону и задыхаюсь, моя рука путается в его мягких темных волосах, пока он ласкает мое возбуждение.
Его язык скользит к моему входу, проталкиваясь внутрь, как будто он хочет проникнуть в меня всеми частями своего тела до того, как закончится эта ночь. Я знаю, что последует за этим, и дрожь предвкушения охватывает меня при мысли о его члене, дрожь, которая почти страшна. Если его пальцы были так хороши, а язык еще лучше, думаю, я могу умереть, если он меня трахнет.
Он вводит в меня свой язык, делая его жестким, как уменьшенную версию своего члена, изгибая его так, что он лижет те места внутри меня, которые никто раньше не лизал. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Я почти жалею, что мы не в постели, чтобы я могла раздвинуть себя шире для него, позволить ему войти глубже, но есть что-то очень эротичное в этом зрелище передо мной — когда босс мафии, стоящий передо мной на коленях и стонущий от удовольствия, вылизывает меня до очередного оргазма.
И это не займет много времени.
После нескольких толчков он убирает язык, и я чувствую, как он легонько посасывает мои складочки, и мельчайшая щель его зубов, добавляет немного остроты в сладкий поток удовольствия.
— Данте… — задыхаюсь я, извиваясь на его рту. — Пожалуйста…
Мне снова нужен его язык на моем клиторе. Я только что испытала лучший оргазм в своей жизни, а он уже заставил меня отчаянно хотеть кончить снова.
— Не волнуйся, птичка. — Одна из его рук скользит вверх, отодвигая мою майку с дороги, его ладонь прижимается к моему упругому животу, и он без усилий прижимает меня к стене.
Как будто я собираюсь куда-то уйти.
— Я заставлю тебя кончить снова. — Его дыхание согревает мою чувствительную кожу, когда он произносит это, его губы прижимаются к моей киске в мучительном соприкосновении с плотью, а его голос почти высокомерен. Это вывело бы меня из себя, если бы не было так заслуженно.
Но боже, если кто и заслуживает высокомерного отношения к своим навыкам в постели, так это этот мужчина.
Когда его язык снова скользит по моему клитору, я вскрикиваю. Когда его губы смыкаются вокруг него, засасывая его в рот, а его язык трепещет так, что я не могу описать, я бросаюсь за грань.
Оргазм обрушивается на меня, как товарный поезд, подгибая колени и заставляя меня зарыться рукой в его волосы так, что мне становится больно. Но если это и так, Данте, похоже, все равно. Он стонет, посасывая и облизывая меня во время кульминации, и этот звук вибрирует на моей коже, заставляя меня стонать, когда я сильно кончаю на его языке. Я чувствую, как мое возбуждение стекает по его губам и подбородку, вероятно, смачивая его лицо, но, похоже, это еще больше заводит его.
Кажется, его сводит с ума то, какая я мокрая.
— Боже, Боже, я должен тебя трахнуть… — Его слова превращаются в приглушенный стон, когда он лижет меня еще раз, его нос прижимается к моему клитору, а его язык погружается внутрь меня, моя киска сжимается от легкого намека на то, что меня что-то наполняет. Я кончила уже дважды, но мне так хочется, чтобы меня трахнули, чтобы он был внутри меня.
Он встает, берет меня за бедра и легко поднимает, мои ноги обхватывают его талию. Данте поворачивается и делает два быстрых шага к дивану, а затем валит нас обоих на него, его руки торопливо задирают мою майку.
— Ты нужна мне голой, — дышит он. — Блядь…
Я никогда не слышала, чтобы мужчина так отчаянно желал увидеть меня, прикоснуться ко мне, оказаться внутри меня. Это опьяняет. Он едва не срывает мой топ, торопясь стянуть его через голову, а его пальцы, несмотря на его спешку, как-то ловко расстегивают мой лифчик. В считанные секунды я оказываюсь под ним на гладкой коже дивана, и все мысли о том, насколько это неразумно, улетучиваются.
Все рациональные мысли исчезли. Я уже далеко от этого.
— На тебе слишком много одежды, — шепчу я, потянувшись вверх, чтобы расстегнуть первую пуговицу его рубашки. — И вообще, кто носит дома рубашку на пуговицах?
Данте хихикает, низкий, шелковистый звук, от которого по моей коже пробегает еще одна дрожь.
— Человек, который живет в таком доме, — пробормотал он, нащупывая губами мое горло. Его рот прижимается к краю моей челюсти и тянется вниз, заставляя мои пальцы дрожать, когда я пытаюсь расстегнуть пуговицы на его рубашке. Это происходит гораздо медленнее, чем мне хотелось бы, мучительно медленно, и я испускаю стон от разочарования, когда расстегиваю их.
Как только рубашка распахивается, я провожу руками по его коже, испуская вздох удовольствия, когда наконец чувствую его. Он твердый и мускулистый, его кожа гладкая и упругая, и он застонал, когда я провела руками по широким плоскостям его груди, а затем опустилась ниже, позволяя кончикам пальцев зацепиться за ребра его пресса. У пупка, ниже пояса, проходит мягкая линия волос, и Данте прижимается ко мне бедрами, когда я провожу по ней пальцами.
Он такой твердый. Не знаю, как он продержался так долго. Он прижимается ко мне, ткань его брюк трется о мой набухший, чувствительный клитор, и я смутно понимаю, что ему все равно, какой беспорядок он устраивает своей одежде. Я чувствую новую волну возбуждения, мои ноги сплетаются с его ногами, и я выгибаюсь и бьюсь об него, стону от этих ощущений.
— Я могу заставить тебя кончить вот так, — шепчет Данте, его голос хриплый от вожделения. — Но боже, Эмма, мне нужно…
— Мне тоже. — Слова вырываются как дыхание, мягкие и полные потребности. Я никогда раньше не слышала от себя таких слов. Но мне все равно.
Я тянусь вниз и расстегиваю его ремень. Я художник, никогда не была неуклюжей, у меня все нормально с руками, но сейчас я чувствую, что у меня не все в порядке с пальцами, и пытаюсь расстегнуть его ширинку так быстро, что, кажется, не могу ее расстегнуть. Данте снова хихикает, своим низким, хрипловатым звуком, и его рука отталкивает мою, когда он наклоняется вперед, чтобы пососать основание моего горла.
Я задыхаюсь в тот самый момент, когда он расстегивает ширинку, и его член выскальзывает на свободу.
Боже, какой же он огромный.
Мне даже не нужно видеть его, чтобы понять это, я чувствую, как он трется сначала о мое бедро, а потом выше. Он просовывает головку члена между моими складочками, к моему клитору, и грубый стон срывается с его губ, когда он стягивает с себя одежду. Все это время он упирается в меня бедрами, трется кончиком члена о мой клитор, посылая в меня горячие волны удовольствия. С него капает сперма, я чувствую, как она теплеет и скользит по моему клитору, делая его еще более влажным, чем он есть. Он твердый, как сталь, и я выгибаюсь, стону запутывая руки в его волосах и снова целую его.
Его кожа, обнаженная против моей, кажется раем. Его мускулы напряжены, когда он в последний раз прижимается ко мне бедрами, а кончик его члена упирается в нужное место, отчего моя спина резко выгибается, и меня охватывает еще одна кульминация, когда он внезапно оказывается между нами и наклоняет свой член вниз, проникая в меня как раз в тот момент, когда я начинаю испытывать оргазм.
— Данте! — Я почти выкрикиваю его имя. Наслаждение неописуемо, его толстый, почти слишком большой член входит в меня, когда я кончаю, усиливая все ощущения. Его рука проскальзывает между нами, поглаживая мой клитор, когда он погружается в меня до самого основания, и из его уст вырывается почти болезненный звук. Другая его рука лежит на моей щеке, поворачивая мой рот к себе, он прижимается своими губами к моим, и я совершенно теряюсь.
Ничто и никогда не было так хорошо. И никогда не будет. Я смутно осознаю, что он разрушает меня для любого другого мужчины, что я буду думать об этом всю оставшуюся жизнь, но мне все равно. То, как он заполняет меня, восхитительно.
— Черт, как же в тебе хорошо, птичка… — Данте тяжело дышит, его губы нависают над моими, наши тела тесно прижаты друг к другу. Он не двигается с тех пор, как погрузился в меня, и я чувствую, как он пульсирует. — Боже…
Я чувствую, как он борется за самоконтроль, как будто он на грани того, чтобы кончить слишком рано. Я никогда не думала, что это может быть сексуально, но мысль о том, что я так тщательно развязала руки этому сильному мужчине, заставив его бороться за то, чтобы не кончить, как только он окажется внутри меня, посылает горячий толчок вожделения по всему моему телу. Он дрожит, напрягаясь от усилий, а потом прижимается ртом к моему горлу и начинает двигаться.
Каждый толчок кажется восхитительным. Он как будто касается тех мест внутри меня, о существовании которых я и не подозревала, его член трется о каждый нерв, когда он выходит до кончика и снова входит, сначала медленно, а потом все быстрее. Его рот охватывает всю мою кожу, шею, грудь, его язык проводит по ключицам. Он обхватывает одну маленькую грудь, приподнимая ее вверх, когда его спина выгибается, и наклоняется ртом к моему соску, посасывая его между губами. Внезапно образовавшееся пространство между нашими телами позволяет мне посмотреть вниз, увидеть, как его толстый член входит и выходит из меня, как потные мышцы напрягаются при его толчках, и я с каким-то смутным шоком понимаю, что приближаюсь к очередному оргазму.
Мне кажется, что я сплю. Что этот великолепный мужчина, трахающий меня вот так, не может быть реальным.
Но если это так, я не хочу просыпаться.
Его зубы касаются моего соска, губы крепко всасывают мою грудь, а затем он переходит на другую сторону. Я стону, задыхаясь, когда моя рука снова запутывается в его волосах, а мои бедра двигаются в такт его ритму, когда он начинает трахать меня быстрее и жестче.
— Кончи для меня еще раз, птичка, — дышит Данте. — Я хочу почувствовать, как ты кончаешь на моем члене. Блядь, кончи для меня…
Он сильно насаживается на меня, скрежеща бедрами, его член зарывается в меня так глубоко, что его таз трется о мой клитор, опрокидывая меня на край.
Я откидываю голову назад, издавая пронзительный вопль, когда оргазм захватывает каждую мышцу моего тела, моя киска сжимается и пульсирует по всей длине его члена, когда я сильно кончаю для него. В полубессознательном состоянии я вспоминаю, что он не использовал презерватив, что он не должен был кончать в меня, и тут Данте издает болезненный звук и рывком освобождается, его рука обхватывает пульсирующий член, и я чувствую, как горячая струя спермы разливается по моему животу.
Я все еще содрогаюсь от афтершока, наблюдая, как он кончает, и это зрелище вызывает во мне новую волну желания. Его рука шарит по пульсирующей, набухшей длине, покрасневшая головка члена вспыхивает, когда сперма выплескивается на мою кожу, его тело напряжено и дрожит. Его лицо напряжено, полные губы раздвинуты, он смотрит на меня сверху вниз, словно никогда не видел ничего более эротичного, его член растекается по моей голой коже.
— Блядь, блядь… — простонал он, сжимая член, задыхаясь, когда он прижимает кончик к моей коже и трется им об меня. — Боже, я хотел кончить в тебя. Я хотел заполнить тебя…
— Наверное, хорошо, что ты этого не сделал, — слабо шепчу я. Меня все еще бьет дрожь, и я не думаю, что смогла бы встать, если бы дом горел. Одна мысль о том, что он войдет в меня, вызывает свежую волну желания, горячо закручивающуюся в моем животе. Никто никогда не делал этого. Я всегда тщательно следила за тем, чтобы использовать презерватив с каждым, с кем спала. У меня нет желания получить нежелательный сюрприз, и мне никогда не приходило в голову заняться чем-то другим, кроме безопасного секса. Но одна мысль о том, как Данте будет входить в меня и чувствовать горячий поток своей спермы внутри меня, как он будет проталкивать ее глубже, как она будет теплой на моих бедрах после того, как он выйдет…
Секс с этим мужчиной опасен. Он слишком хорош. Он заставляет меня хотеть того, чего я однозначно не должна.
Он откидывается на одну сторону, диван становится нелепо широким для двоих, проводит пальцем по пространству между моими грудями. Его член смягчился, безмятежно прижавшись к бедру, но он все еще больше, чем любой из тех, с которыми я сталкивалась раньше. Данте приподнимается на локте, глядя на меня сверху вниз, и я думаю, как я, должно быть, выгляжу. Наверное, разбитой, если судить по тому, как я себя чувствую. Мне почти хочется заснуть вот так, свернувшись калачиком на диване.
Но я готова поспорить, что мужчины вроде Данте так не поступают. Они не засыпают спонтанно на диване, они спят на простынях из египетского хлопка в королевских кроватях. И я не думаю, что они также обнимаются.
Хотя то, что сейчас делает Данте, очень похоже на объятия.
— Полагаю, сеанс, на который я записан, все еще в силе? — Его рот искривляется в полуулыбке.
Я чуть не смеюсь, настолько это неожиданно, как и почти невинное выражение на его лице. Он выглядит так искренне, что мне приходится напоминать себе, что мужчина, с которым я сейчас лежу обнаженной, это тот самый человек, который сломал нос моему боссу. Который ворвался в его дом. Он способен на насилие, которое должно заставить меня задуматься о том, чтобы даже прийти сюда, не говоря уже о том, чтобы спать с ним.
Это не должно повториться.
— Тебе придется принять душ. — Я поднимаю на него глаза, борясь с желанием снова прижать его к себе и целовать до тех пор, пока он не станет твердым. — Нам обоим, наверное, стоит, если честно.
Данте ухмыляется. Так он выглядит моложе и смягчает резкие черты лица.
— Только если ты пойдешь со мной.
— Ты хочешь, чтобы я приняла душ вместе с тобой?
— Если бы ты видела мой душ, ты бы не сомневалась. — Ухмыляется он, и в его глазах снова появляется высокомерие.
Я не должна идти в душ с этим мужчиной. Я должна подождать, пока он закончит, или, что еще лучше, закончить и пойти домой. Я должна сделать татуировку в другой вечер, когда это будет строго профессионально, после долгого разговора с самой собой о самоконтроле и границах.
Кожа под моей голой кожей кажется маслянисто-мягкой. В доме пахнет сандалом и жасмином, как те дорогие свечи, которые продают в универмагах и которые стоят столько же, сколько мой счет за электричество. Одежда, которую Данте бросил на пол, стоила, наверное, в три раза больше.
Мне здесь не место. Он не может вписаться в мой мир. Все, что мы пытаемся делать вместе, не относящееся к бизнесу, закончится лишь душевной болью, потому что я уже чувствую, как хочу согласиться на его предложение принять душ просто потому, что не хочу, чтобы это закончилось. Я хочу больше его кожи на своей, больше этой близости. Я уже давно не позволяла себе никаких ласк.
— Хорошо. — Слышу я, как говорю это, прежде чем успеваю себя отговорить. — Тогда пойдем приводить себя в порядок.
Данте сползает с дивана и предлагает мне руку, очень по-джентльменски, думаю я. Я принимаю ее главным образом потому, что мои колени все еще чувствуют себя так, словно их превратили в воду.
Я забираю с пола свою одежду и следую за ним к лестнице. После того как я столько времени прожила одна в доме, мне все равно кажется неприличным ходить по дому голой, но Данте делает это с легкостью человека, который, вероятно, уже много лет живет один. Он тоже хватает свою одежду и ведет меня за собой, направляясь в спальню, оформленную в стиле лофт.
Она в точности такая же роскошная, как я и ожидала. Темные деревянные полы, кровать на платформе, которая, должно быть, больше, чем королевский размер, застеленная черным пледом с хохолком и мягкими белыми простынями, заваленными подушками. Вся мебель из темного красного дерева, и я вижу огромное окно в левой части комнаты, черные бархатные портьеры задернуты. Дверь в ванную комнату распахнута, и, когда Данте подходит к ней и зажигает свет, я вижу, что она такая же огромная. Здесь есть огромная ванна и большой душ на две персоны, отделанный темной мозаикой. Когда я вхожу в комнату, то понимаю, что пол здесь с подогревом.
Я никогда раньше не была в такой ванной. Черт, я никогда не была в такой квартире, как у Данте, хотя вряд ли квартира, подходящее слово для его пентхауса. Я понимаю, что стою и пялюсь, пока Данте включает воду, и пытаюсь отмахнуться от этого, не желая выглядеть так же по-идиотски, как я себя чувствую.
Я здесь ужасно не к месту, и я это осознаю. Но я также не хочу уходить.
Данте открывает стеклянную дверь, уже запотевшую от пара, и я на секунду задерживаюсь, чтобы оценить мускулистый изгиб его задницы, когда он заходит внутрь. Я не уверена, что когда-либо видела более красивого мужчину.
— Идешь? — Он оглядывается на меня, и я не могу сдержать смех, который так и рвется наружу. Он заставляет меня смеяться. Это кажется таким странным, что именно этот человек впервые за долгое время заставил меня спонтанно рассмеяться.
— Думаю, я уже несколько раз это делала, — говорю я ему, присоединяясь к нему под теплыми струями воды. Ощущения божественные, один из тех душей, под которыми чувствуешь себя как под ливнем, и Данте тянется ко мне, как только закрывается дверь, поворачивая меня так, чтобы я прижалась спиной к прохладному кафелю.
— Я могу заставить тебя кончить снова. — Его глаза темные, полные желания. Он был во мне несколько минут назад, его сперма все еще стекает по моей коже, но я чувствую, как он начинает набухать на моем бедре, когда он наклоняется ко мне. Его рот захватывает мой, мягкий и теплый, на этот раз более нежный. Его руки ложатся на мои бедра, и я понимаю, что в его словах снова проскальзывает не просто высокомерие.
Он может.
Судя по тому, как он прикасается ко мне, я думаю, что он мог бы заставить меня кончить столько раз, сколько захочет.
— Ты хочешь этого? — Голос Данте шелковисто-гладкий, соблазнительный шепот на ухо под теплом воды. Он обещает так много вещей, которые я никогда не испытывала в полной мере. Не так, как мне всегда говорили, что их нужно испытывать.
Его рука скользит между нами, дразня мою сверхчувствительную плоть. Я чувствую себя расслабленной и вялой, но мое тело все равно мгновенно откликается, как будто создано для него. Как будто все это время я только и ждала, когда он оживит эти ощущения. Еще раз подтвердит это.
Я чувствую, что рассуждаю рационально, но соблазн слишком силен. Его пальцы проникают между моими складочками, и дыхание, которое он вдыхает, когда его пальцы касаются моего клитора, опьяняет. Он реагирует так, будто это он получает удовольствие, когда прикасается ко мне.
Я тоже хочу исследовать его. Мои бедра выгибаются в его руках, когда он медленно гладит мой клитор, на этот раз более мягко, в соответствии с медленным, неторопливым темпом его поцелуев. Я тянусь вниз, мои пальцы скользят по его напрягшемуся члену, и он вдыхает еще один резкий вздох. Он выгибается вперед, вжимаясь в мою ладонь, и я обхватываю его пальцами.
— Боже… — простонал Данте, проводя ртом по моей челюсти. — Даже твоя рука кажется чертовски невероятной.
Он говорит это почти с недоверием, как будто это не должно быть так хорошо, и меня пронзает горячий импульс желания. То же самое чувствую и я, и не могу поверить, что этот мужчина, который, несомненно, может заполучить любую, которую захочет, так сильно хочет меня. Что я заставляю его чувствовать себя так же хорошо, как он меня рядом с собою.
Мои пальцы едва умещаются вокруг него. Я опускаю руку к кончику, ощущая на ладони скользкий жар его спермы, и задыхаюсь, когда его пальцы начинают быстрее двигаться по моему клитору. Его член пульсирует в моей руке, и я вдруг испытываю непреодолимое желание взять его в рот.
Я начинаю опускаться на колени, но вторая рука Данте, лежащая на моем бедре, сжимает его, удерживая меня на месте.
— В следующий раз ты сможешь попробовать меня на вкус, — пробормотал он, его голос был густым и хриплым в моем ухе. — Я хочу снова оказаться внутри тебя.
В следующий раз.
Я должна сказать ему, что следующего раза не будет. Что это только на одну ночь. Но он уже поворачивает меня лицом к другой стене, его руки жадно скользят по моей заднице, когда он раздвигает мои ноги, и я, не задумываясь, наклоняюсь вперед, выгибая спину.
— Боже, ты чертовски великолепна, — простонал Данте. — Блядь…
Набухший кончик его члена упирается мне в внутреннюю поверхность бедра, вода растекается по спине, и я чувствую, как пальцы Данте проникают мне между ног.
— Я хочу есть твою киску, пока ты не закричишь, — простонал он, и два пальца скользнули в меня, открывая меня для его члена, пока я чувствую, как он толкается в меня. — Но я, блядь, не могу ждать…
Он уже кончил раз, и снова так жаден. Его желание подстегивает мое, заставляет меня еще больше выгнуть спину и стонать от потребности, когда кончик его члена сменяется пальцами, а его руки крепко сжимают мои бедра.
— Трахни меня, пожалуйста, — шепчу я, прежде чем успеваю остановить себя, и он резко входит в меня.
В таком положении он намного глубже. Я вскрикиваю, когда он погружается в меня до конца, выныривает и снова сильно насаживается, прежде чем я успеваю перевести дыхание. Это почти слишком, но ощущения чертовски приятные, и они только усиливаются, когда пальцы Данте снова находят мой клитор, а другая его рука скользит вверх и ласкает мою грудь. Я выгибаюсь навстречу ему, моя задница вжимается в его пах, когда он делает толчки снова и снова, задавая темп, который заставляет меня бороться за то, чтобы не потерять сознание от удовольствия. Мои руки прижаты к темной плитке, костяшки пальцев побелели от усилий удержаться в вертикальном положении, а тело содрогается от каждой жесткой встречи его тела с моим.
— Ты идеальна, птичка, — дышит Данте, глубоко погружаясь в меня и прижимаясь ко мне. — Такая мокрая, такая чертовски тугая…
Каждая его грязная фраза только подталкивает меня к краю. Нет причин сдерживаться: если после этого мое тело сможет снова кончить, он доведет меня до этого. Я чувствую, что каждый дюйм меня охвачен наслаждением, голова кружится от него и от жара душа. Легко забыть, что десять минут назад я сказала себе, что это случится только один раз.
Его пальцы находят то самое идеальное место, и он снова сильно насаживается на меня, и я смутно слышу, как выкрикиваю его имя, когда мои пальцы цепляются за плитку, и я разрываюсь по швам. Я слышу его стон, чувствую восхитительное трение его члена еще мгновение, прежде чем он внезапно выскальзывает из меня, и слышу шлепок его руки о свою плоть, когда он выплескивает свой оргазм на плитку.
Я не могу пошевелиться ни на секунду, если я это сделаю, то, кажется, у меня отнимутся колени. Через секунду я медленно поворачиваюсь и, прислонившись спиной к стене, смотрю на Данте: его рука все еще легонько поглаживает член, когда последние капли спермы вытекают на плитку, темные волосы мокрые на коже головы, глаза темные от удовольствия.
Он выглядит просто великолепно.
— Это было… — Данте смотрит на меня, отпустив свой размягчающийся член, и я киваю.
— Потрясающе. — Выдыхаю я, закрывая глаза. — Ты меня так измотаешь, что я не смогу сделать тебе татуировку.
— Соблазнительно. — Он снова прижимается ко мне и крадет еще один поцелуй. На мгновение я думаю, что он собирается начать заводить нас обоих заново, но вместо этого он наслаждается поцелуем, его язык скользит по моей нижней губе, затем втягивает ее между своими губами, а затем он отпускает ее и отступает в воду.
Я на мгновение замираю, прислонившись к стене. Если бы он что-то сказал, я бы использовала свои все еще дрожащие ноги в качестве оправдания, но правда в том, что я хочу насладиться его взглядом. Я не планирую делать это снова, и я хочу запомнить, как он выглядит. Я хочу запомнить это, как тот опыт, который вы знаете, что не должны повторять, но также знаете, что вернетесь и пересмотрите, потому что это было так чертовски невероятно.
Его тело похоже на скульптуру, отмеченную татуировками, которые распространяются по верхней части груди и вниз по рукам до кистей, татуировки на груди изгибаются по бокам и вниз по бедрам. У него изысканный художественный вкус, татуировки не похожи на кресты или толстые племенные линии. В повторяющихся мотивах черепов, цветущих цветов и виноградных лоз я вижу и другие мифологические рисунки: гранатовые зерна, капающие из центра розы, драгоценные камни, сыплющиеся изо рта черепа. Все это выполнено безупречно, и я не замечаю ухмылки на его губах, пока мой взгляд блуждает по его телу, пока я наконец не поднимаю глаза к его лицу.
— Наслаждаешься видом? — В его голосе звучит юмор, и я сужаю глаза.
— Любуюсь твоими татуировками. Хотя холст тоже неплох.
— Хм… — Он откидывает голову назад, смывая с нее мыло, когда снова делает шаг ко мне. — Ты, кажется, была о нем более высокого мнения, когда проводила руками по этому холсту.
Боже мой. Когда Данте шагает ко мне с почти хищным намерением, я вижу, как его член снова начинает утолщаться. Этот мужчина ненасытен. Часть меня хочет сдаться, узнать, сколько раз он сможет трахнуть меня до утра, побаловать себя так, как я никогда раньше не делала. Но вместо этого я заставляю себя прижать руку к его груди, останавливая его прежде, чем он сможет сомкнуть последние сантиметры между нами.
— Сегодня у нас будет мало времени, если ты действительно хочешь поработать, — говорю я ему негромко. — Ты же не хочешь, чтобы твой художник был полусонным.
Данте смотрит на меня с выражением, которое я могу описать только как голодное. Я никогда раньше не видела, чтобы мужчина так на меня смотрел. Он выглядит так, будто хочет надавить, но вместо этого отступает назад, пожимая плечами.
— Наверное, ты права. — В его тоне появилась легкость, как будто он пытается скрыть, о чем на самом деле думает. — Закончишь здесь, и я встречу тебя внизу.
В его голосе слышится напряжение, как будто он изо всех сил старается удержать свои руки от меня. Эта идея показалась бы смехотворной, если бы я не смотрела на него, великолепно обнаженного, с полутвердым членом, даже после того, как он кончил дважды за час.
Как приятно быть такой желанной. Но я не могу допустить, чтобы это сидело у меня в голове.
Данте выходит из душа, и я ныряю под воду, быстро собираясь использовать ее по прямому назначению. Я вижу смутные очертания его тела по ту сторону душевой двери и не могу не смотреть на него, пока смываю с себя воду. Он так красив, что это должно быть незаконно.
Когда я наконец выхожу из душа, его уже нет в комнате. Я насухо вытираюсь полотенцем, таким мягким и пушистым, что у меня возникает мысль украсть его, и снова влезаю в джинсы и майку.
Верный своему слову, Данте уже спустился вниз, но я совсем не готова увидеть его сидящим у барной стойки в одних только мягких черных трениках, с обнаженной грудью и ожидающим меня.
Это кажется более интимным, чем должно быть. Уже поздно, если бы мы начали в назначенное время, то, наверное, уже прошли бы половину сеанса. Я закончу позже, чем обычно, и, когда я спускаюсь и начинаю распаковывать свое оборудование, в доме царит тихая теснота, которая отличает эту встречу от обычной. Она даже отличается от первой встречи, и не нужно долго размышлять, чтобы понять, почему.
Сейчас, глядя на татуировку и зная, что именно я буду ее завершать, я чувствую волнение. Я недовольна тем, как Данте поступил, но теперь я не могу этого изменить, и не могу отрицать, что я этого хотела.
Точно так же, как я не могу притвориться, что не хотела того, что случилось раньше, что какая-то часть меня даже надеялась на это, когда я знала, что увижу его снова. Даже если я не хотела этого признавать.
Спать с клиентом — ужасная идея, но я говорю себе, что это может быть только один раз. Сейчас, когда я беру в руки машинку и начинаю работать над следующим набором строк, мы снова станем профессионалами… художник и клиент. Мы оставим это в прошлом, напряжение будет изгнано, и это больше не повторится.
Но каждый раз, когда я прикасаюсь к нему, даже пальцами в перчатках, я чувствую, как он напрягается, совсем чуть-чуть. Я чувствую, как между нами возникает повышенная осведомленность, знание друг друга, близость, которой раньше не было.
Это не исчезнет только потому, что я этого хочу.
Я также не собираюсь терять работу только потому, что позволила себе зайти слишком далеко.
Я подумала, не станет ли он тише на этом сеансе, ведь он получил от меня то, что хотел, по крайней мере, физически. Но Данте поддерживает тот же непринужденный разговор, что и в прошлый раз: спрашивает меня о стилях искусства, которые мне нравятся, о том, какие татуировки я предпочитаю, делала ли я сама себе какие-нибудь татуировки. И я обнаруживаю, что открываюсь ему чуть больше, разговор течет так легко, что я могла бы снова оказаться в своей маленькой кабинке в "Ночной орхидее", болтая с любым клиентом. Я рассказываю ему, что люблю ходить в художественные музеи, но что мне не очень нравится современное искусство. Что мне нравятся тонкие татуировки, а не более традиционные стили. Что мне нравится татуировать цветы. Я показываю ему одну татуировку, которую сделала на себе, — маленькое привидение, держащее цветочный горшок чуть выше лодыжки.
— Это было для практики, в самом начале моего обучения, — говорю я ему со смехом. — Я знаю, что это не очень хорошо. Но мне нравится, что она у меня есть.
— Она лучше, чем некоторые, которые я видел. — Хихикает Данте, присматриваясь к маленькому призраку. — И это хорошая память для тебя.
Все, что он говорит, заставляет меня думать, что в нем есть что-то большее, чем кажется на первый взгляд, больше, чем просто человек, за которого я его принимаю.
Но я знаю, что думать о нем в таком ключе может быть опасно.
Когда я заканчиваю, уже очень поздно, больше часа ночи. Я начинаю собирать свои вещи, надеясь, что он не предложит мне остаться, вместо того чтобы ехать домой. Я боюсь, что не смогу отказаться.
Перекинув сумку через плечо, я оборачиваюсь и вижу, что Данте протягивает мне конверт.
— Твой гонорар и чаевые, — говорит он, и прежде, чем я успеваю взять конверт из его рук, он делает шаг вперед и немного расстегивает молнию на моей сумке, засовывая конверт внутрь, а затем застегивает ее снова. Он оказывается очень близко ко мне, настолько близко, что я чувствую тепло, исходящее от его кожи, и аромат можжевельника и соснового мыла, которое он использовал в душе. Это вызывает прилив тепла в моем теле, когда я вспоминаю, чем мы занимались в душе. Вспоминаю его руки на мне, его член…
Данте смотрит на меня сверху вниз, и я вижу, как на его лице мелькает желание. Я вижу, как его взгляд падает на мой рот, и понимаю, что он думает о том, чтобы поцеловать меня на прощание.
Я делаю шаг назад, прежде чем позволить ему.
— Мы можем запланировать еще один сеанс на следующей неделе, — говорю я ему. — Возможно, еще два сеанса, чтобы закончить набросок. Потом мы сможем начать работу над штриховкой.
Я держу свой голос настолько профессиональным, насколько могу, стараясь, чтобы он не услышал, как сильно я хочу этого поцелуя. Как трудно не сократить расстояние между нами и не почувствовать его рот на своем еще раз, прежде чем я уйду.
Я вижу, что он борется с тем же самым. Но через мгновение он тоже отступает.
— Я посмотрю свое расписание и напишу тебе. Мы сможем найти время, которое устроит нас обоих.
Я киваю и поворачиваюсь, чтобы уйти. Всю дорогу до машины я все еще чувствую запах его мыла и кожи на себе. Я сажусь на водительское сиденье, и этот запах все еще присутствует, заставляя мое сердце биться, заставляя меня хотеть вернуться в его пентхаус и снова окунуться в него.
Сдержать свое обещание не допустить этого снова будет намного сложнее, чем я могла себе представить.