Плюс один

18

– Грейс Лиза Ванденбург. С тридцатишестилетием. Хочется схватиться за перила, но у меня в руках коробочка.

– А выгляжу ни днем не старше тридцати пяти, правда?

– Напрашиваешься на комплимент? Мне отсюда твоего лица не видно. Чтобы сказать, как ты прекрасна, придется подняться.

Нет. Уходи. Я же велела тебе убираться еще 15 недель, 6 дней и 16 с половиной часов назад.

– А могу и здесь остаться, – говорит он. – Разыграем балконную сцену из «Ромео и Джульетты».

В любой момент один из индусов может нас услышать и выглянуть на площадку – проверить, всё ли со мной в порядке.

– Думаю, ты знаешь, куда идти.

Наблюдаю за тем, как он делает каждый шаг. 44 шага. И вот он на моей площадке. Он делает 7 шагов навстречу мне.

– Тебя нелегко застать. Я заходил пару раз. И звонил. – Он протягивает правую руку и берется за перила.

На нем коричневые ботинки, те самые голубые джинсы и зеленая клетчатая рубашка. Коричневая кожаная куртка расстегнута, левая рука глубоко в кармане. Выглядит так, будто собрался на родео. Волосы чуть короче, чем отложилось в моей памяти. Интересно, на ощупь они тоже другие? И давно он тут стоит?

– Всего 23 раза, – говорю я. – Ты не слишком настойчив.

Воздух холодный, а поскольку мне надо было всего-то добежать от машины до двери, куртку я не надела. Свободной рукой растираю плечо.

– Надеюсь, я купил те, что надо, – говорит он. – Я пытался вспомнить. Хотел, чтобы они были в точности, как старые. А твои уже относились к разряду коллекционных предметов.

Разглядываю палочки на свет, отойдя от двери. Зеленая коробочка блестит.

– Они просто идеальны. Как ты их нашел?

– На интернет-аукционе. Люди порой хранят самые странные вещи.

Какой-то ребенок где-то учился по ним считать. А может, и несколько. Маленькие ручки выстраивали пирамидки, линии и башни.

– Спасибо, Шеймус. Очень толковый подарок.

Он подносит руку к лицу и потирает подбородок:

– Так давай проясним. Ты благодарна?

– Извини?

– Я спросил: ты благодарна? За палочки?

Не припомню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь задавал мне подобный вопрос. Я даже не сразу соображаю, что ответить.

– Хм… да, наверное. Конечно, не настолько, чтобы в благодарность отдать тебе первенца или что-нибудь вроде того, но спасибо.

– Так, значит, тебе известно, каково это – испытывать благодарность?

– Мм… да. Мои родители кормили меня и одевали. Они меня выучили. Мне 36 лет, представь, сколько подарков на день рождения я уже получила. Так что мне приходилось испытывать благодарность и раньше.

Он кивает:

– А еще ты знаешь, что значит испытывать чувство вины.

Это просто глупо. Я замерзла. Я могла бы просто попрощаться. Сказать «Спасибо за подарок, Шеймус», войти в квартиру и положить конец этой странной беседе. Это было бы так просто. До двери всего 5 шагов. Пройти, вставить ключ, повернуть. Открыть дверь, зайти в квартиру. Но в его милых глазах горит огонь, которого я раньше не видела.

Склоняю голову набок и снова смотрю на него:

– Да, Шеймус. Я знаю, что это такое.

– И ты знаешь, каково это быть кем-то, кем на самом деле не являешься.

Убираю палочки в пакет к другим подаркам и складываю руки на груди:

– О да. По этой части у меня большой опыт. Даже подумываю о том, не написать ли диссертацию на тему «Каково это быть тем, кем на самом деле не являешься».

Он делает 2 шага навстречу. Кладет руки мне на плечи. Я чувствую тепло его ладоней сквозь ткань платья.

– Итак, мы установили, что тебе знакомы чувства благодарности и вины и не чуждо притворство.

Он стоит совсем близко. Сперва я могу только кивать.

– Что тебе нужно, Шеймус? – Мой голос охрип.

– Не хочу, чтобы в дальнейшем между нами возникло недопонимание.

Какие же у него чудесные глаза.

– А что… что значит в дальнейшем, Шеймус?

Он медленно опускает голову и целует меня. Мягкий поцелуй. Я забыла, как от прикосновения его губ у меня подкашиваются ноги и тело становится безвольным. Он не целовал меня сто лет. Закрываю глаза.

– Я… Мне нужно сказать тебе…

– Ммм?

– Лечение… Я его бросила. Перестала принимать таблетки. Ходить к доктору. Всё.

– Честное признание. Хорошее начало. Я знаю, Грейс. Говорил с Франсиной. Она всё болтала что-то про бутоны и гвоздики. Не меняй тему.

– Что за тема?

– Этот поцелуй был из благодарности, чувства вины или притворства?

Я ловлю себя на том, что вцепилась в его рубашку и пальцы пролезли между пуговиц, чтобы коснуться кожи на его груди.

– Не могу ответить со стопроцентной уверенностью. Ты не мог бы повторить?

На этот раз мои руки отпускают рубашку и обвивают его шею. Я вспоминаю, какие у него волосы на ощупь: они завиваются в разные стороны. Вспоминаю, каково это – прижиматься к нему грудью. Я вспоминаю всё. Когда он перестает меня целовать, мои губы всё еще тянутся к нему. Открываю глаза.

– Ну что? – Он смотрит на меня, нахмурив лоб.

– Дай-ка подумать. Вроде нет. Ни благодарности. Ни чувства вины. Ни притворства.

– Не ври мне больше, Грейс.

– А я и не врала. Не хотела врать. Я просто не могу об этом говорить. Не могу думать. Я даже не помню, что тогда делала, понимаешь? Вот что хуже всего. Чем таким интересным занималась, что забыла закрыть дверь, – я даже не помню, что это было.

– Всё хорошо, Грейс. Всё хорошо.

– Скоро его день рождения. В следующем месяце устроили бы праздник. Он мог бы стать строителем, моряком, шеф-поваром. Мог бы кататься на лыжах или велосипеде. Всё было бы иначе.

Он долго держит меня в объятиях и молчит.

– Всё не так уж плохо, – наконец произносит он. – И я во многом виноват. Прости, Грейс. Дело не в том, что я рвался тебя спасти или сделать другой. Я просто хотел, чтобы ты была счастлива.

Он теплый. Слышу, как бьется его сердце.

– Всё хорошо, – говорю я.

Он тянется за спину и разжимает мои руки. Опускает их и гладит:

– Вот и здорово. Отлично. Что ж, Грейс, спокойной ночи.

Не успеваю опомниться, как он уже на лестнице.

– Что? Куда это ты собрался?

Оборачивается с хитрой улыбкой:

– Домой. Спокойной ночи.

Я бегу за ним – 5 или 6 шагов. Сбиваюсь со счета.

– Эй ты, парень с бананом! Нельзя так просто поцеловать девушку и тут же попрощаться.

Он улыбается и кладет руки мне на плечи:

– Думаю, в прошлый раз проблема отчасти была в том, что мы слишком поспешили. И ты испугалась. Правда в том, что я стал встречаться с тобой, потому что ты мне нравилась. Ты, Грейс, такая, какая есть. Не в качестве сырья для лепки новой, улучшенной Грейс. Да, это я предложил тебе пойти лечиться, но… не могут же все мои идеи быть гениальными, в самом деле. На этот раз мы не будем спешить. Давай по-настоящему хорошо узнаем друг друга. Постепенно. Я позвоню тебе, скажем, через недельку. Потом сходим выпьем кофе. Через несколько месяцев можем начать держаться за руки. Главное – никакой спешки.

Если бы в руке у меня по-прежнему были палочки, сейчас отхлестала бы ими его по лицу.

– Пожалуй, это самое идиотское предложение, какое я слышала в своей жизни. По крайней мере, в первую десятку ты точно попал. Думаешь, мы проживем сто лет? Или ты решил стать буддистом и надеешься, что в следующей жизни нам уж точно хватит времени на всё?

Смеется:

– Я просто хочу сделать как правильно.

– Как правильно, да? Значит, созвонимся через неделю?

Его рубашка заправлена в джинсы. Я выдергиваю ее. Он не двигается с места:

– Угу.

– А потом, может быть, выпьем кофе?

На рубашке 6 пуговиц – пластиковые под перламутр. Расстегиваю нижнюю.

– Так я и сказал. Всё верно.

– А потом начнем держаться за руки? Через пару месяцев, если нам покажется, что мы к этому готовы.

Расстегиваю следующую пуговицу и пальцами касаюсь кожи на его животе. Он шумно сглатывает:

– Угу.

– И… – Пуговица номер 3. – И что потом? – Пуговица номер 4. – После того, как начнем держаться за руки? – Пуговица номер 5.

– Грейс… Грейс, мне холодно.

– Я знаю, как решить эту проблему. – Пуговица номер 6. – Пойдем в дом.