По обе стороны Килиманджаро

Как известно, слова имеют жизнь, они рождаются и умирают. Мы быстро привыкаем к неологизмам и совсем не задумываемся над тем, что какой-нибудь десяток лет назад они были бы просто непонятны. В начале 60-х годов еще никто из нас не знал, что такое Танзания, «уджамаа», «вабенце». Этих понятий не было.

Неологизмы, пессимизм и реальность

Сейчас любой ученик средней школы может показать вам Танзанию на географической карте, и уже мало кто помнит о заложенной в этом слове символической двойственности. Оно, как и сама страна, состоит из двух составных частей: «Тан» — Танганьика, бывшая английская территория, добившаяся независимости 9 декабря 1961 г.; «Зан» — острова Занзибар и Пемба, в прошлом английский протекторат, ставший самостоятельным 10 декабря 1963 г.[7]. А 26 апреля 1964 г. обе части, материковая и островная, оставляя за собой автономию в отдельных вопросах, образовали союз — Объединенную Республику Танзания (ОРТ).

К числу неологизмов можно также отнести выражение «Саба-Саба», что в буквальном переводе с суахили означает «семь-семь». Но для танзанийцев эти слова имеют особый смысл: 7.7.1954 г. был образован Национальный союз африканцев Танганьики (ТАНУ), под руководством которого страна пришла к независимости. Сейчас «Саба-Саба» — национальный праздник, день рождения правящей партии ТАНУ.

Танзания вправе гордиться своим, пожалуй, самым богатым животным миром в Африке, снежным Килиманджаро, самым глубоким в Африке озером Танганьика и крупнейшим на материке озером Виктория, которое она делит со своими восточноафриканскими соседями. Но не это составляет основной предмет гордости танзанийцев. В стране осуществляется широкая программа кооперирования крестьянства, известная под названием «уджамаа». Слово «уджамаа» на языке суахили было известно и раньше в значении «общность людей», «единая семья», но теперь оно родилось заново в своем современном смысле и становится все более популярным.

Ну а что такое «вабензи»? Этот неологизм просуществовал всего несколько лет. «Вабензи» — новообразование, построенное в полном соответствии с правилами грамматики суахили: «ва» от «вату» — люди, «бензи» — машины марки «Мерседес-Бенц», а «вабензи» — те, кто ездит на этих дорогих машинах. Так прозвали пытавшихся обуржуазиться африканцев, крторые трактовали понятие независимости как личный комфорт и неограниченную возможность эксплуатации своего же народа. Но народ Танзании, покончив с иностранной эксплуатацией, стал быстро разделываться и со своими доморощенными «вабензи». Сейчас это слово в Танзании уже забывают, оно уходит в прошлое, как и само явление, его породившее.

Танзанийцы гордятся массовым строительством «уджамаа» и отменой всяческих форм эксплуатации. Но в то же время они понимают, что впереди еще много нерешенных проблем. На некоторых из них мы и остановимся.

Последнее время в Африке можно все чаще услышать выражение: «флаговая независимость». Оно уже довольно прочно вошло в политический словарь, часто мелькает на страницах африканской прессы, легко воспринимается на слух, не требует особых пояснений. Любопытно отметить, что оно появилось на свет в результате как бы обратной реакции на тот всеохватывающий энтузиазм, который царил в Африке в начале 60-х годов, когда так много и часто писали о смене флагов.

С течением времени накал праздничного энтузиазма понемногу спадал, восклицательные знаки стали вытесняться вопросительными, и в будничной жизни некоторые элементы былой символики приобрели иную окраску. Несмотря на то, что у освободившихся стран было и остается много общего, их пути кое в чем разошлись. Возник термин «флаговая независимость», который понимается в буквальном смысле — смена флагов и ничего больше. «Флаговая независимость» стала означать одно из отрицательных явлений сегодняшней Африки.

Интересно отметить, что этот термин возник в самой Африке и является как бы мерилом прогресса развивающихся стран, выражением внутренней тревоги, неудовлетворенности, озабоченности завтрашним днем.

Посмотрим, как на этом фоне выглядит Танзания, как сами танзанийцы оценивают это явление, получившее столь простое и меткое название. Выступая на митинге 7 июля 1972 г., посвященном «Саба-Саба», президент Танзании Джулиус Ньерере сказал: «Хотя почти все африканские страны и добились независимости, во многих случаях это «флаговая независимость», и империалисты все еще продолжают свою игру на континенте.

После независимости некоторые лидеры пошли по пути эксплуатации народных масс, и эти тенденции получили довольно широкое развитие в Африке».

Это высказывание Ньерере красноречиво свидетельствует о том, что такое явление, как «флаговая независимость» чуждо Танзании и подвергается открытому осуждению.

Независимость Танзании с самого начала не была «флаговой». За годы послеколониального развития стране удалось осуществить целый ряд значительных мероприятий на пути строительства новой политической и социально-экономической системы, которые вывели ее в число передовых развивающихся стран Африки. Танзания — одна из стран, вставших на путь некапиталистического развития как государство социалистической ориентации. В жизни Танзании проявляется все больше прогрессивных явлений: национализация земли, банков, страховых компаний, промышленных предприятий, крупной частной собственности, борьба с эксплуататорскими тенденциями, мероприятия, направленные на искоренение делячества и коррупции в государственном аппарате, своеобразные профилактические меры против зарождения класса «своей» бюрократической буржуазии и, наконец, одно из наиболее интересных явлений в сегодняшней Танзании, стране, в недавнем прошлом почти на сто процентов аграрной, — мероприятия по коренной перестройке деревни на принципах «уджамаа».

Пример Танзании, ее опыт, приобретаемый в процессе независимого развития, привлекают широкое внимание. Разумеется, ко многим положительным откликам иногда добавляют и «ложку дегтя». Едва ли кто-либо всерьез сомневается в необходимости радикальной перестройки африканской деревни. Но все же в высказываниях о возможностях осуществления в короткий срок такой грандиозной программы, как повсеместное строительство «уджамаа», подчас звучат пессимистические нотки.

В этом деле уже накоплен некоторый положительный опыт в отдельных районах страны, однако в целом программа еще далека от завершения, и потому всякая окончательная оценка была бы пока преждевременной. Будущее покажет, насколько «уджамаа» оправдает себя. Безусловно, это трудный и сложный путь, и он под силу только тем, кто полон решимости и воли к победе. «Африка все еще находится в оковах собственной слабости, — отмечает Дж. Ньерере. — Долг африканцев — покончить с этим».

У Танзании есть одно большое преимущество. Это молодая страна, молодая в совершенно особом смысле этого слова. Как-то в беседе с помощником генерального секретаря Молодежной лиги ТАНУ Генри Клеменсом я спросил, сколько в Танзании молодежи.

— Примерно девять из тринадцати миллионов, — ответил он.

Объясняется все это довольно неожиданно: до недавнего времени средняя продолжительность жизни танзанийца составляла всего 35 лет. Сейчас она поднимается уже до сорока. Но во всяком случае практическое осуществление многих прогрессивных мероприятий сопровождается энтузиазмом и неуемной энергией, которые свойственны только молодости.

Иллюзия спокойствия

За годы независимого существования в Танзании не произошло ни одной смены режима. Возможно, в этом не стоило бы искать чего-то необыкновенного и удивительного, если бы речь шла не об Африке, где за прошедшие десять-пятнадцать лет политические перевороты и штормы потрясли многие страны, едва вставшие на путь независимого развития.

В то же время нельзя не остановиться на некоторых событиях, происшедших в Танзании за последние годы.

Так, в феврале 1972 г. в результате реорганизации, проведенной президентом страны Джулиусом Ньерере, из состава кабинета министров было выведено восемь человек, то есть почти половина правительства. Три бывших министра не получили никаких постов, остальные назначены региональными комиссарами областей в связи с принятым правящей партией ТАНУ решением о децентрализации власти в стране. Реорганизацию расценивали как своеобразный переворот «сверху».

В декабре 1971 г., в день Рождества, в одной из небольших танзанийских деревень выстрелом из обреза был убит У. Клерру, региональный комиссар округа Иринга, — один из активных сторонников кооперирования крестьянства на принципах «уджамаа». В начале апреля 1972 г. средь бела дня в штаб-квартире Афро-Ширази, правящей партии островной части Танзании, был убит первый вице-президент страны, председатель Революционного совета Занзибара Л. Каруме. Занзибар, знаменитый пряными ароматами гвоздики, в эти дни ощетинился разнокалиберными стволами оружия, двери и витрины лавок и магазинов были закрыты, затворены ставни в домах. Никто не стрелял, но в воздухе носился едкий привкус пороха.

Упоминание хотя бы об этих событиях дает определенное представление о пульсе политической жизни Танзании. Думается, одних этих примеров уже достаточно, чтобы назвать будни страны не слишком спокойными.

Но вот передо мной одни из июньских номеров правительственной газеты «Дейли ньюс» за 1972 г. В отделе писем и откликов привлекает внимание такой заголовок: «Открытое письмо Камбоне». Письмо начинается так: «Нас ни в коей мере не задели ваши глупые и совсем непопулярные листовки, которые разбрасывались недавно в ряде городов. Вы всегда стремились найти способы — самые недозволенные, — при помощи которых вам удалось бы возвратиться в Танзанию. Предпринятая вами попытка свергнуть популярное в народе правительство, в которой участвовали лица, находящиеся ныне в заключении, должна была бы послужить вам хорошим уроком. Но вы совсем потеряли голову и не хотите смотреть на это реалистически…».

Оскар Камбона, в прошлом известный политический деятель, министр иностранных дел Танзании, оказался в оппозиции к нынешнему курсу партии ТАНУ и правительства. Он эмигрировал в Англию. В декабре 1971 г., в день празднования 10-летней годовщины независимости Танганьики, в сумерках над Дар-эс-Саламом пролетели два двухмоторных самолета, с которых на толпы африканцев были сброшены листовки антиправительственного содержания за подписью О. Камбопы. В мае 1972 г. инцидент повторился.

Листовки не имели серьезного воздействия на общественно-политические круги Танзании. Обстановка продолжала оставаться спокойной. Оба инцидента не раскрыли ничего нового, и без них было известно о существовании за пределами ОРТ определенных элементов, враждебно настроенных но отношению к нынешнему курсу правительства Ньерере, которые, будучи не в силах помешать происходящему в стране преобразовательному процессу, в отчаянии прибегали к таким малоэффективным приемам, как распространение листовок украдкой, по ночам. Очередным демаршем в этой цепи провокаций явилась серия взрывов пластиковых бомб в июне 1972 г. Они преследовали определенную цель — посеять некоторую панику, неуверенность, на короткий срок дезорганизовать нормальное течение деловой жизни в столице. Как отмечалось в газетах, полиция установила, что разорвавшиеся бомбы такие же, какие в ходу в войсках НАТО.

В Танзании в настоящее время нет какой-либо открытой, организованной оппозиции нынешнему режиму. Однако мелкие провокационные вылазки отдельных враждебных элементов постоянно ставят бдительность на повестку дня.

Этот вопрос имеет особо важное значение, так как империалистические державы не оставляют попыток использовать малейшую возможность для вмешательства во внутренние дела развивающихся стран, посеять вражду и междоусобицу среди молодых независимых государств Африки. «Борьба в Танзании за социалистическое равенство вступает сейчас в решающую стадию, когда ясно очерчивается разница пути крестьян и рабочих, с одной стороны, и тех, кто под свободой понимал свободу для себя пристроиться на месте иностранных эксплуататоров, — заявил известный танзанийский политический деятель Нгомбале-Мвиру, выступая на митинге парторганизации района Клала (Дар-эс-Салам) в январе 1972 г. — Те члены ТАНУ, которые думают, что эти лица, мечтавшие занять место иностранных эксплуататоров, отнесутся к ликвидации их надежд без противодействия в той или иной форме, заблуждаются».

Нгомбале-Мвиру подчеркнул, что эксплуататорские элементы, зная о популярности идей социализма в народных массах, не решаются выступить открыто и поэтому прибегают к таким приемам, как саботаж, распространение слухов и т. д. «На данном этапе борьбы за социалистическое равенство все члены партии должны быть начеку. Они должны своевременно изобличать тех предателей, которые хотели бы выступить против политики партии и построить такую Танзанию, в которой были бы эксплуататоры и эксплуатируемые», — заявил он. Таким образом, в процессе социальных преобразований в Танзании несомненно ощущается накал классовой борьбы.

И наконец, Танзания по своему географическому положению является одним из форпостов независимых африканских государств в их борьбе против последних колониальных режимов на континенте. Правительство ОРТ оказывает существенную поддержку национально-освободительным движениям юга Африки, что, естественно, вызывает немалое раздражение со стороны тех, кто не оставляет надежды восстановить или удержать свои былые ‘позиции в Африке и кто охотно предоставил бы антиправительственным элементам как внутри Танзании, так и вне ее не только пластиковые бомбы, но и кое-что посолиднее, если бы была уверенность в том, что на эту публику можно положиться. Но такой уверенности теперь уже нет.

Еще один пример. Едва ли кто-нибудь станет возражать против то^го, что у каждого народа есть свои, присущие ему национальные черты. Когда говорят и пишут о сегодняшней Танзании, то часто отмечают отсутствие в стране каких-либо резких националистических проявлений, межплеменных усобиц, серьезных проявлений трибализма.

Одним из важных социальных мероприятий, проведенных в стране вскоре после независимости, явилась отмена традиционного института вождей. В феврале 1963 г. вожди племен были лишены всех административных и юридических полномочий. И опять в этом смысле Танзания является одним из немногих исключений в Африке. Отсутствие резких проявлений трибализма в ОРТ — существенный положительный факт, ведь в стране насчитывается свыше 120 племен.

За последние годы из Танзании выехали десятки тысяч лиц индо-пакистанского происхождения. И если кто-то из них скажет, что они бежали от преследований, то это будет недалеко от истины. Правда, их преследовали не по расовому признаку, а по социальному. Так уж исторически сложилась обстановка в Танзании, что многие из этих лиц были заняты в сфере частного бизнеса и после национализации оказались здесь не у дел. Кстати, они никогда и не были гражданами Танзании. Это так называемые экспатрианты (изгнанники) с британсними паспортами, по захотевшие принять танзанийское подданство.

Наиболее важная черта сегодняшней Танзании, пожалуй, заключается в том, что в стране, вставшей на путь борьбы с эксплуатацией, неравенством, на путь социалистической ориентации, в процессе строительства нового общества довольно остро ощущается несоответствие между желаемым и действительным.

Конечно, попятно и вполне естественно стремление развивающегося государства как можно быстрее преодолеть вековую отсталость, добиться не только политического, по и экономического суверенитета. Однако внутренние возможности не всегда позволяют осуществить намеченные планы в короткий срок. Без трезвого учета имеющихся ресурсов и возможностей они — или, скажем, отдельные мероприятия — могут оказаться слишком поспешными, нереальными, а порой даже вредными. Энтузиазм и стремление к скорейшему повышению жизненного уровня в массовых масштабах с учетом реальных возможностей и правильным соизмерением предпринимаемых шагов — вот что характеризует сегодняшние будни Танзании.

«Пирог» по-танзанийски

«Танзания — одна из беднейших стран мира» — утверждение, часто встречающееся в местной прессе, в высказываниях государственных деятелей, в беседах с танзанийцами. Это не преувеличение. Если так считают сами танзанийцы, то, видимо, им можно поверить. Страна имеет почти самый низкий в мире доход на душу населения. Таковы неумолимые цифры статистики.

Однако в Танзании народ не умирает от голода. Правда, это не значит, что все сыты, а скорее свидетельствует о другом — более или менее равном распределении национального дохода на душу населения.

В других странах, где средняя цифра дохода может быть и значительно выше, по социальное расслоение выглядит более контрастно, люди могут и голодать, а так называемая «средняя» цифра дохода является невольной фальсификацией, которую допускает статистика.

Мне вспоминается беседа с одним из известных танзанийских журналистов, заместителем директора информационной службы Нестором Рвейамаму, незадолго до этого вернувшимся из поездки по Соединенным Штатам Америки. Он рассказывал о своих впечатлениях, отмечая огромное количество легковых автомашин, технические достижения, но на мой вопрос, что же больше всего его поразило, Н. Рвейамаму не задумываясь ответил: «Бедность». Разумеется, он не считает США экономически отсталой, бедной страной, а просто хочет отметить силу контраста. Для танзанийца такой контраст выглядит несуразным.

Английская журналистка Бриджит Блом как-то писала в газете «Файнэншл тайме»: «Танзания, площадь которой в пять раз превышает территорию Великобритании, а население составляет только 12 миллионов человек[8], имеет исключительно низкий доход на душу населения — в среднем 20 фунтов стерлингов в год. Однако принятием Арушской декларации 1967 г. Танзания наметила для себя путь к социализму, подразумевающий, что скромный экономический пирог будет справедливо поделен между всеми гражданами страны».

Арушская декларация — это основной документ правящей партии ТАНУ, определивший программу построения нового общества в Танзании. Она была принята в январе-феврале 1967 г. на заседании Исполкома ТАНУ в г. Аруше. Впервые в стране со всей отчетливостью прозвучало решение о переходе на путь некапиталистического развития, о широком проведении в жизнь прогрессивных преобразований. Сразу же после декларации были национализированы основные промышленные предприятия, банки, страховые компании.

Однако не стоит забывать и о том, что земля и природные ресурсы страны были национализированы еще за пять лет до Арушской декларации, в 1962 году. Это весьма важная деталь, раскрывающая логику и последовательность того основного процесса, который происходит сейчас в Танзании. Она показывает, что принятию Арушской декларации предшествовал определенный подготовительный период, что возникла она не на пустом месте, а явилась результатом многолетней упорной работы, одним из важнейших звеньев в цепи преобразовательного движения, которым охвачена сейчас вся страна.

Как уже отмечалось, в Танзании появляется все больше признаков социального прогресса. Но при этом нельзя пройти мимо и определенных деталей, характеризующих своеобразие местных условий.

Например, в Арушской декларации говорится о ТАНУ не как о партии рабочих и крестьян, а как о партии крестьян и рабочих.

Целый ряд проблем связан и с ограниченными размерами «экономического пирога». Некоторые из них могут показаться просто странными, даже нелепыми. Так, если советского читателя спросить, например, нужен ли ему телевизор, то каждый, конечно, ответит «да». Многие танзанийцы дадут на этот вопрос отрицательный ответ. Если вас спросят, нужна ли вам автомашина, то вы, наверное, не станете возражать. Танзанийцы же возражают против личных автомобилей, они — за автобусы. Большинство из них пока отказывается и от тракторов в сельском хозяйстве.

Подобные «возражения» нужно правильно понимать. Это не аскетизм, не причуды, а необходимость, вызванная реально сложившейся обстановкой, конкретными условиями Танзании. И это станет вполне понятным, если те же вопросы преподнести по-другому: скажем, на что лучше истратить известную сумму денег государству, где стар и мал впервые садятся за парту, — на один телевизор или на тысячу букварей?

Выступая в апреле 1971 г. на конференции в Дар-эс-Саламе по вопросам ликвидации неграмотности среди взрослых, второй вице-президент страны Р. Кавава заявил, что Танзания стремится стать страной с наиболее высокой грамотностью и наиболее широкой сетью общественных библиотек в Африке, «так как настоящее развитие означает развитие народных масс».

Как отметил Р. Кавава, Танзания также заинтересована в экономическом развитии, но при этом не стоит забывать, что статистика среднего дохода на душу населения сама по себе еще не является критерием действительного развития нации. «Экономическое богатство важно только в том случае, когда оно используется для улучшения жизни народа», — заявил он. В настоящее время на курсах по ликвидации неграмотности в Танзании занимается около 1,5 млн. человек.

Но вернемся к насущным проблемам Танзании. Что важнее в условиях отсталой аграрной страны — устроить одно образцово-показательное хозяйство с тракторами или закупить плуги для целого района?

Выступая в Дар-эс-Саламском университете в 1967 г., президент Ньерере сказал: «Плуг должен заменить мотыгу, прежде чем ему на смену придет трактор…»

На вопрос, нужно ли строить больницы, казалось, не найдется никого, кто бы ответил отрицательно.

Тем не менее в марте 1972 г. в газете «Стандард» выступил преподаватель медицинского факультета Дар-эс-Саламского университета профессор Малкольм Сегалл с полемической статьей «Политика здравоохранения в Танзании», в которой пытался доказать, что строительство больниц в стране в настоящее время нецелесообразно. Как это ни парадоксально, но профессор как раз стремится найти путь к наиболее быстрому и эффективному налаживанию системы здравоохранения в ОРТ, к тому, чтобы медицинское обслуживание стало по-настоящему доступным каждому танзанийцу. Вместо строительства нескольких крупных больниц он предлагает на те же средства развернуть в стране сеть небольших лечебно-профилактических пунктов.

Эти парадоксы вызваны только одним — скромностью «экономического пирога», вернее, теми объективными ограничениями, которые характерны для нынешних экономических условий Танзании и не позволяют стране идти вперед ускоренными темпами.

Я отнюдь не собираюсь ничего усложнять. Хотелось бы только показать, что проблемы, стоящие перед сегодняшней Танзанией, сами по себе достаточно сложны. Многое еще не совсем ясно и танзанийцам. Идет ломка устоявшихся норм, традиций и взглядов, привычных еще с колониальных и доколониальных времен.

В своих выступлениях президент страны Джулиус Ньерере нередко упоминает о допущенных ошибках и недочетах. Такое откровенное признание недостатков свидетельствует о том, что в Танзании имеется достаточно сил и решимости для их успешного преодоления. И в этом отношении сделано немало. Добившись независимости, страна под руководством партии ТАНУ объявила решительную борьбу против трех основных врагов: бедности, неграмотности и болезней.

«Вопрос о справедливом распределении возросшего национального дохода является одним из наиболее важных для — партии и правительства. Правительство делает все возможное, чтобы богатый не становился богаче, а бедный — беднее. Оно прилагает огромные усилия, чтобы покончить с эксплуатацией большинства меньшинством», — писала танзанийская газета «Санди ньюс» в декабре 1971 г., во время празднования 10-летней годовщины независимости.

Формирование нации

Если, к примеру, в соседней Кении, говоря о том или ином человеке, обычно добавляют: он — «белый» или он — из племени луо, кикуйю, камба, то в Танзании о человеке судят чаще всего по его «социальной одежке»: крестьянин, служащий, можно услышать еще и такое — эксплуататор. Говорят, что эта особенность имеет свои исторические причины: ни одно из танзанийских племен не было доминирующим; страна пришла к независимости сравнительно мирным путем. «Белый» человек якобы не был здесь ни самым злейшим врагом, ни иконой. Поэтому и деление на «черных» и «белых» имело, мол, скорее социальную, нежели расовую окраску.

Все как будто бы понятно. Действительно, в период, предшествовавший независимости, в Танзании не было, например, таких резких взрывов гнева, как крестьянская война «Мау-Мау» в Кении. Но значит ли это, что тишь да гладь были как бы исторически заложены в танзанийском обществе, чуть ли не явились «благотворным» наследием колониализма?

Разумеется, нет. Обратимся к цифрам и фактам. Так, в апреле 1960 г., то есть за полтора года до независимости Танганьики, только 346 африканцев работало на более или менее высоких должностях в системе колониальной администрации. Всего 346 из 3282 должностей, которые в то время считались ответственными! Как отмечалось в докладе Джулиуса Ньерере на Национальной конференции партии ТАНУ, проходившей в Дар-эс-Саламе в сентябре 1971 г., накануне независимости вся политическая, экономическая и социальная структура страны основывалась на расовом делении. Не только большая часть постов в ведущих отраслях экономики принадлежала иностранцам, ио и среди административных служащих, технических специалистов и квалифицированных рабочих почти не было африканцев, а шкала заработной платы как в частном, так и в общественном секторе базировалась на расовых различиях. Если даже африканскому рабочему и удавалось устроиться в частных компаниях или в сфере общественных служб, то за одну и ту же работу он получал меньше, чем рабочий азиатского происхождения, а тот, в свою очередь, получал меньше, чем европеец. Расовые различия особенно сказывались между неквалифицированным рабочим, получавшим примерно 50 шиллингов в месяц, и высшим правительственным чиновником, зарабатывавшим до пяти тысяч шиллингов, а в частном секторе и того больше.

Тот же самый расовый подход сказывался и на распределении благ, которые предоставляет город: в районах, где жили европейцы, было электричество, водопровод, мощеные дороги. В африканских кварталах все эти удобства, мягко говоря, были далеко не везде, хотя там жило значительно больше народу. В области образования также существовало разделение школ на европейские, азиатские и африканские, хотя некоторые из азиатских школ добровольно принимали и африканских детей. В Дар-эс-Саламе, как и в других основных городах, была больница для белых и больница для африканцев.

Такое положение касалось всех сторон жизни. Поэтому, хотя в Танганьике формально не существовало всеохватывающего цветного барьера, от которого страдали некоторые соседние страны, все сферы общества в колониальный период строились так, чтобы отделить друг от друга людей различных рас. Это явление президент охарактеризовал как «чумное бедствие» для страны.

Итак, накануне независимости не могло быть и речи о каком-то расовом спокойствии. Перед правящей партией ТАНУ встал как один из наиболее важных и острых вопрос о борьбе с «чумным бедствием», о скорейшем разрешении расовых и национальных проблем.

Вот как это выглядело на практике. В том же докладе президент Ньерере отметил, что первые шаги ТАНУ после независимости заключались в намеренном проведении политики «африканизации» общественных служб, хотя партия отдавала себе отчет в том, что эта политика сама по себе являлась дискриминационной. Прежде чем все граждане страны могли бы рассматриваться как равные, было необходимо выправить то положение, когда на государственной службе нации в преобладающем большинстве были лица неафриканского происхождения, выправить положение так, чтобы оно в большей степени отвечало интересам общества. В связи с этим до января 1964 г. африканцам отдавалось предпочтение перед всеми другими в назначении на ответственные должности и продвижении по службе.

«Подобная политика, — отметил Дж. Ньерере, — неминуемо вела к тому, что назначали и продвигали на такие должности людей, которые им не соответствовали, и их приходилось заменять».

Далее президент пояснил: «Безотлагательность в проведении политики африканизации была вызвана необходимостью пробудить у народа Танганьики веру в собственные силы. После того как мы продемонстрировали и себе и другим, что быть африканцем вовсе не означает быть каким-то служащим низшего ранга, нация была подготовлена к тому, что в определенных сферах мы без стыда могли привлекать к работе квалифицированных людей в зависимости от необходимости. Таким образом, с января 1964 г. мы смогли переключиться на другую политику, когда предпочтение тому или иному гражданину отдается вне зависимости от его расовой принадлежности. Такова политика и на сей день».

Эти высказывания президента Танзании интересны по двум причинам.

Во-первых, они ясно показывают, что страна на своем раннем этапе развития как бы «переболела» национализмом. Процесс этот был неизбежен, ведь одним из основных лозунгов ТАНУ до независимости было требование о предоставлении власти большинству населения страны, то есть африканцам. Поэтому без периода «африканизации», несмотря на отдельные его объективно сложившиеся недостатки, партия не могла сразу перейти к той политике, которая, как отметил президент Ньерере, стала возможной только в начале 1964 г., то есть спустя два года после получения независимости. Итак, чтобы отделаться от одной болезни — «чумного бедствия», стране пришлось переболеть другой. Но эта, другая, была скорее похожа на прививку.

Во-вторых, они свидетельствуют о том, что решение национальной и расовой проблемы в Танзании является не результатом стихийно сложившихся обстоятельств, а следствием большой, кропотливой и напряженной деятельности партии ТАНУ, сумевшей найти правильный подход к этой сложнейшей проблеме в условиях деколонизующейся Африки. И не только правильно подойти к ней, но и осуществить ее решение на практике.

Однако дело не кончилось тем, что в январе 1964 г. наметился поворот от узконационалистической политики «африканизации» к политике равенства всех граждан страны независимо от их расовой и национальной принадлежности, пола, вероисповедания. Говоря об итогах развития страны за десятилетний период, Дж. Ньерере отмечал, что отдельные расовые проявления прослеживаются и до сих пор. Но партия ТАНУ ведет с ними постоянную борьбу. Так, в феврале 1967 г., вскоре после принятия Арушской декларации в печатном органе ТАНУ — газете «Нэшнелист» появилась весьма важная статья под заголовком «Социализм — не расизм».

Для советского читателя такой заголовок может показаться несколько странным и, возможно, потребует разъяснения. Дело в том, что, как уже было сказано, сразу же после принятия декларации правительство Танзании объявило о национализации банков, страховых компаний и ряда предприятий, принадлежащих иностранному капиталу. Владельцами этих предприятий и компаний были в основном либо европейцы, либо лица индо-пакистанского происхождения. Поэтому появилась опасность того, что мероприятия по национализации могут быть истолкованы как борьба африканцев против «белых» и «азиатов». Появление статьи «Социализм — не расизм» разъясняло истинное положение дел. В пей, в частности, говорилось: «Социализм не может быть только для черных, только для белых, только для желтых», «социализм и расизм несовместимы», «мы в Танзании должны твердо усвоить этот урок, в особенности сейчас».

Если в 1964 г. партия ТАНУ сочла возможным и даже необходимым снять с повестки дня лозунг «африканизации», то это вовсе не означало поворота к прошлому, к постоянной зависимости страны от иностранных специалистов. И после 1964 г. партия ТАНУ продолжала последовательно проводить в жизнь политику опоры на местные, собственные, кадры. Лозунг «африканизации» был заменен лозунгом «танзанизации», то есть, другими словами, каждый гражданин Танзании вне зависимости от расовой принадлежности, будь то лицо индо-пакистанского происхождения или европеец, имеет такие же права, как и большинство населения — африканцы.

Выступая на сессии Национальной ассамблеи в июле 1971 г., бывший тогда государственным министром по делам регионального управления и сельского развития П. Кисумо заявил, что 85,6 % высших и средних должностей на государственной службе уже заняты танзанийцами, и правительство принимает меры к тому, чтобы к 1980 г. эти должности занимали только граждане Танзании.

В докладе президента Ньерере на Национальной конференции ТАНУ в сентябре 1971 г. отмечалось: «Сегодня равенство и человеческие права африканцев в Танзании больше не подвергаются сомнению со стороны лиц неафриканского происхождения. Африканцы как и раньше составляют большинство населения Танзании. Но сейчас они управляют страной. Следовательно, если в нашей стране возникают какие-либо расовые проблемы, то теперь за них несут ответственность африканцы».

Путь Танзании и накопленный ею положительный опыт в решении национально-расовых проблем может служить хорошим примером для других развивающихся стран Африки.

В валютно-экономических лабиринтах

Политика опоры на собственные силы на практике означает максимальное использование внутренних ресурсов, повышение производительности труда, правильное применение принципов планирования и, наконец, полное, по возможности, обеспечение потребностей страны продукцией собственного производства. По возможности…

Однако в условиях аграрной страны, будь то Танзания или любое другое государство развивающейся Африки, в данный момент речь может идти только о более или менее полном обеспечении в основном пищевыми продуктами. И это, конечно, немаловажно. Ведь самообеспечение Африки сельскохозяйственной продукцией до сих пор остается серьезной проблемой. Увеличение производства пищевых продуктов отстает или уж, во всяком случае, почти не превышает темпов роста населения в развивающихся странах. По данным, опубликованным Продовольственной и сельскохозяйственной организацией ООН (ФАО) в августе 1971 г., в развивающихся странах, особенно в Африке, в 60-е годы не наблюдалось тенденции к увеличению производства пищевых продуктов на душу населения. Стало быть, проблема самообеспечения Африки продуктами питания еще не решена.

С промышленным оборудованием дело обстоит еще сложнее: оно всегда было и остается необходимой статьей импорта. В Арушской декларации сказано, что партия ТАНУ видит основную перспективу будущего развития экономики страны в повышении производства сельскохозяйственной продукции: «Это фактически единственный путь, по которому может пойти дальнейшее развитие нашей страны, другими словами, только путем увеличения производства этих (сельскохозяйственных. — В. С.) культур мы сможем обеспечить больше продовольствия и больше финансовых средств для каждого танзанийца». Отсюда и необходимость широкого развития внешнеэкономических и торговых связей.

Как и другие развивающиеся страны, Танзания сталкивается со значительными трудностями в вопросах балансирования своей внешней торговли. В связи с решением партии ТАНУ о претворении в жизнь политики опоры на собственные силы эти трудности приобретают особо острый характер. «Проблемы, стоящие перед развивающимися странами, заключаются в том, что они находятся в зависимости от производства сырья, — пишет танзанийский журналист И. Люберенга в статье «Трудности внешней торговли «третьего мира». — Цены на эти товары постоянно падают, тогда как стоимость промышленного оборудования все время растет».

Автор статьи справедливо замечает, что торговое и экономическое сотрудничество развивающихся стран с капиталистическими государствами — взять, например, ту же политику цен на сырье и промышленные товары— строится на неравноправной основе и представляет собой, по существу, продолжение эксплуатации африканских стран. Это касается не только торговли, но и различных форм инвестиций.

«Если посмотреть на вклады капиталов, то и здесь обнаружится еще одна форма эксплуатации, — пишет далее И. Люберенга, — В международной экономике доминирующую роль играют монополисты, штаб-квартиры которых находятся в США, Англии, Японии и т. д.».

Автор наглядно раскрывает обходные пути, используемые западными корпорациями для укрепления своих позиций в развивающихся странах в целях выкачивания высоких прибылей за счет усиления эксплуатации этих стран. В частности, он пишет: «Развивающиеся страны пытались оградить от посягательств этих корпораций свою находящуюся еще в зародыше промышленность, например, путем повышения таможенных налогов. Однако промышленно развитым странам удалось перескочить через эту преграду. Так, скажем, если введен запрет на импорт радиоприемников, то эти страны предлагают предоставить свой капитал для создания местных мастерских по сборке радиоприемников. Получается, что эти государства все-таки проникают на местный рынок, поставляя детали для сборки того же радиоприемника. При этом создается видимость, что они обеспечивают работой местные кадры. На самом деле они просто используют более дешевую рабочую силу, чем в их собственных странах.

Таков один из способов эксплуатации развивающихся стран, который не сразу распознаешь, так как он преподносится в завуалированной форме».

Развитие торгово-экономических отношений с капиталистическими странами иногда в Африке не без основания называют «развитием отсталости».

Таким образом, видно, что при существующих торговых и экономических соглашениях Танзания сталкивается с весьма серьезными проблемами, с необходимостью изыскания принципиально новых путей развития своих внешних связей.

И. Люберенга предлагает следующее: «Очевидно, единственный путь, следуя которому страны «третьего мира» могут освободиться от нищеты, заключается в успешном развитии сотрудничества между ними и в совместной разработке таких средств, при помощи которых можно было бы изменить традиционные международные экономические тенденции. Это сотрудничество может быть налажено при улучшении средств сообщения между африканскими странами. Например, проект строительства дороги, которая связала бы Восточную Африку через страны Центральной Африки с Западной, является весьма обнадеживающим, так как постройка дороги создаст благоприятные условия для поднятия экономики целого ряда стран».

Любопытно отметить, что еще в колониальной Африке сравнительно большое внимание уделялось как раз развитию инфраструктуры. Правда, в те времена строительство железных дорог было подчинено лишь одной идее: связать сельскохозяйственные районы и разработки полезных ископаемых с океаном — основным путем вывоза сырья. В настоящее время речь идет о развитии новых направлений, внутриафриканских.

Автор несомненно прав, заявляя, что строительство новых путей сообщения имеет для Африки огромное значение. Однако, как показывает опыт, осуществление каких-либо крупных проектов в области инфраструктуры пока представляет собой весьма тяжелый груз для экономики развивающихся стран. Эти трудности ощущались на строительстве железной дороги «Танзам», связывающей медные рудники Замбии с портом Дар-эс-Салама. Необходимо отметить, что строительство межафриканских коммуникаций само по себе не решает всех проблем и даже создает некоторые дополнительные. К примеру, на строительстве «Танзам» было занято 35 тысяч танзанийцев. В конце августа 1973 года танзанийский участок был завершен, и строительство перешло на территорию Замбии. Спрашивается, как быть с дальнейшим трудоустройством этой огромной армии рабочих? Дорога проходит через южные, малоосвоенные районы Танзании, не имеющие какой-либо развитой промышленности. В настоящее время рассматриваются возможности создания вдоль дороги деревень «уджамаа», где часть бывших рабочих сможет снова заняться крестьянским трудом.

И наконец, развитие межафриканской инфраструктуры пока объективно не в силах решить основного вопроса: изменить характер товарообмена между промышленно развитыми странами капиталистического мира и развивающимися странами. Сам же автор замечает: «В основном развивающиеся страны производят одинаковые товары, например кофе. Если кофе выращивают и Танзания, и Уганда, то Уганда не станет покупать его у Танзании…»

Ограниченные возможности торговли внутри континента отмечались и после первой Всеафриканской торговой ярмарки в Найроби, организованной ОАЕ. В частности, в кенийской газете «Санди нейшн» появилась статья обозревателя А. Оджука «Африке предлагается нечестная сделка», в которой, рассматривая вопросы неравноправного товарообмена на мировом рынке, автор в то же время с горечью пишет: «Резьба по дереву, плетеные циновки и камни с морского побережья — вот примелькавшиеся экспонаты ярмарки. Большая часть торговой деятельности в Африке сводится к продаже товаров, сделанных за границей».

Конечно, несмотря на ограниченные возможности развития торгово-экономических отношений между африканскими странами, эти связи будут расти и развиваться. Но надежная перспектива выхода стран Африки из традиционной валютно-экономической зависимости от капиталистического мира представляется не в этом, а во всемерной активизации и упрочении внешнеэкономических и торговых связей с Советским Союзом и странами социалистической системы. Только такие связи, строящиеся на равноправной взаимовыгодной основе, могут оказать решающее воздействие на изменение характера и традиционных тенденций установившегося товарообмена между развивающимися и промышленно развитыми государствами. Эти связи Танзании пока еще весьма скромны, хотя их возможности далеко не исчерпаны.

Выступая на сессии Национальной ассамблеи ОРТ в июле 1972 г., министр торговли и промышленности А. Джамаль отметил, в частности, работу советских геологов, проводивших изыскания в различных районах страны в поисках свинца, меди, золота и других полезных ископаемых.

Многие районы Танзании еще мало исследованы в геологическом отношении. Однако уже ранее обнаруженные минеральные ресурсы, эксплуатация которых началась еще в колониальный период, дают стране солидный доход в иностранной валюте. Так, в 1971 г. Танзания продала алмазов на сумму 208 миллионов шиллингов, в то время как в предыдущем году их экспорт составил лишь 161 миллион. Недавно с помощью советских геологов в Танзании обнаружены месторождения золота.

Помощь геологов — лишь один из примеров растущих внешнеэкономических, торговых и культурных связей между СССР и ОРТ. В средних школах и ряде колледжей Танзании в различных районах страны работают советские преподаватели. В начале 1972 г. в страну прибыла группа советских энергетиков для изучения условий строительства плотины и гидроэнергоузла на реке Кивира, в южных районах.

В мае 1973 г. было подписано соглашение о строительстве цементного завода в Танзании с помощью советских специалистов. В сентябре 1974 г. в страну прибыла первая группа советских врачей.

Успешное развитие советско-танзанийского сотрудничества в перспективе несомненно окажет благотворное влияние на укрепление экономического суверенитета Танзании.

Города и веси

У танзанийского рабочего класса своя тяжёлая, своеобразная история. Его первые шаги сделаны в обстановке принудительного, почти рабского труда. Еще в 1924 г. в Танганьике был принят закон, запрещавший рабочему уходить с предприятия. Его нарушение каралось штрафом или полугодовым тюремным заключением. В этой связи интересно отметить, что рабство в буквальном смысле этого слова было отменено в Танганьике только в 1922 г.

Но, несмотря на суровые законы, африканский рабочий класс рос и развивался. В 1932 г. в Танганьике произошла забастовка, в которой участвовало 12 тысяч горняков золотых приисков, требовавших повышения заработной платы. Колониальные власти, подавив забастовку, приняли еще один закон, на сей раз запрещавший рабочим создавать свои организации. Тем не менее именно в 30-е годы в Танганьике возникло профсоюзное движение.

Большое значение в деле консолидации национально-освободительных сил страны сыграла забастовка 1947 г., в которой участвовали докеры Дар-эс-Салама, транспортники, рабочие сизалевых плантаций. Волна забастовочного движения достигла наивысшего подъема в годы, предшествовавши г независимости. В 1959 г. в стране бастовало 82 тысячи, а в 1960 г. — около 90 тысяч рабочих. Наряду с экономическими лозунгами они выдвигали требование о предоставлении стране независимости. Безусловно, рабочее движение сыграло огромную роль в национально-освободительной борьбе танзанийского народа.

Трудности рабочего класса Танзании объясняются объективными причинами; они заключаются в самом характере экономики страны, навязанном извне. Численность танзанийского рабочего класса составляет всего около полумиллиона человек — менее пяти процентов всего населения страны.

Но дело здесь не только в том, что рабочий класс оказался в меньшинстве, а главным образом — в самой его структуре. По сведениям официального справочника «Танзания сегодня», в 1965 г. на различных промышленных предприятиях, в том числе мелких мастерских, складах, заводиках по переработке сырья, работало всего 89 тысяч человек, в среднем по 15 человек на предприятие, что свидетельствует о большой распыленности наемного труда в Танзании.

При отсутствии в стране крупных заводов и фабрик нет и не могло быть массового, политически зрелого, закаленного в борьбе и воспитанного на классовой солидарности промышленного пролетариата, способного возглавить и до конца повести за собой национально-освободительные силы.

Как замечает газета «Санди ньюс», в городах Танзании сфера обслуживания преобладает над сферой производственной деятельности. Иными словами, основную массу пролетариата составляют слесари, водопроводчики, электромонтеры, дорожные рабочие. К ним примыкают работающие по частному найму и так называемые «домашние работники»: садовники, сторожа, няньки, прачки. Эта категория наиболее низкооплачиваемых трудящихся по своей природе смыкается с городскими низами, постоянно пополняемыми из деревень.

В статье «Пути преодоления городского крепостничества» танзанийский журналист Г. Магоме прямо пишет: «Многие деревенские бездельники оказывают сопротивление преобразованиям, происходящим в сельской общине, и бегут в города». Конечно, среди них з основной массе не враги кооперирования, а просто крестьяне-отходники, в представлении которых город связывается с самыми заманчивыми перспективами.

Однако условия их жизни в городе автор не без основания сравнивает с крепостническими, так как, попадая в услужение к тому или иному частному лицу в качестве «хаус-боя», сторожа или садовника, они практически полностью от него зависят. В подавляющем большинстве эти бывшие деревенские парни неграмотны и, получая место домашней прислуги, конечно, не заключают никаких договоров, а их «хозяин» не берет на себя никаких обязательств. Фактически в любой момент- их могут выбросить на улицу, тем более что в городе нет недостатка в неквалифицированной рабочей силе.

Как уже отмечалось-, ТАНУ — это партия крестьян и рабочих. Крестьянская ли она в основном и ставит ли на первый план интересы крестьянства даже в ущерб рабочему классу, как это иногда можно услышать?

В Танзании действительно сейчас много говорят и пишут о крестьянстве, о том, что при сохранении остатков патриархально-общинных отношений не может быть и речи о строительстве социализма. Поэтому большое внимание уделяется кооперированию. Партия ТАПУ поставила перед собой задачу поднять жизненный уровень танзанийского народа. В своей массе танзанийцы остаются пока крестьянами. Рабочие в большинстве случаев еще не порвали кровных связей с деревней. Зачастую, кроме работы по найму, они вместе с семьей все еще продолжают копаться на своем небольшом участке возле дома, прямо в черте города. В отличие от крестьян они вынуждены одновременно работать и на производстве, и у себя на участке. Но значит ли это, что крестьянин имеет в Танзании какие-то преимущества перед рабочим?

Какие бы случайные цитаты и высказывания ни подбирались в поддержку этого мнения, оно в корне неверно. В той же Арушской декларации, между прочим, сказано, что ТАНУ представляет собой партию трудящихся. И действительно, мероприятия правительства Танзании проводятся в интересах всех: рабочих, крестьян, интеллигенции.

Какая-то довольно значительная часть крестьянства стремится уйти в города. Могло ли это случиться, если бы деревня имела преимущества перед городом? Скорее наоборот.

С отменой всяких форм эксплуатации ТАНУ стремится создать равные социально-политические условия для рабочего и крестьянина. Проводятся мероприятия по поднятию жизненного уровня танзанийского рабочего. С 31 июля 1972 г. специальным декретом правительства минимальная зарплата городского рабочего установлена в 240 шиллингов. За период после независимости она увеличилась почти в пять раз!

По тому же декрету минимум зарплаты сельскохозяйственных рабочих составил всего 140 шиллингов в месяц, а молодежи в возрасте 15–18 лет— 106 шиллингов. Могут возразить, что условия жизни в сельской местности определяются не только зарплатой. По выше мы отмечали, что и городской рабочий, как правило, имеет свое небольшое подсобное хозяйство. У некоторых семьи или хотя бы дети живут у родственников в деревне. Разница в условиях жизни между городским и сельскохозяйственным рабочим резко проявилась сразу же после принятия нового декрета о минимуме заработной платы. В начале августа 1972 г. 1200 рабочих плантаций в районе Моши потребовали, чтобы их приравняли по зарплате к городским рабочим.

Возвращаясь к крестьянину-единоличнику, работающему в условиях натурального хозяйства, мы не можем сравнить его быт даже с условиями жизни сельскохозяйственного рабочего. В хижине такого крестьянина порой не бывает и шиллинга.

Поэтому город притягивает молодежь и не только деньгами, но и электричеством, и «духовным светом», и смутными, часто не сбывающимися надеждами. Причем, как показывает опыт организации специальных поселков для безработных в сельской местности, бывшие крестьяне в своих иллюзиях настолько упорны, что, даже дойдя до отчаянного положения, не имея средств к существованию, они все же не хотят покидать город. «Этого не случилось бы, будь в сельской местности достаточно развито товарное хозяйство», — замечает Г. Магоме, делая вывод о том, что только развитие денежных отношений сможет удержать крестьян в деревне.

Соль земли

Часто можно услышать такое мнение: Африка — «континент деревень». Это безусловно верно в том смысле, что подавляющее большинство африканцев живет в сельской местности. Верно еще и потому, что экономика Африки основывается главным образом на производстве сельскохозяйственных продуктов.

И то и другое может быть с полным основанием отнесено к Танзании. Однако ее нельзя назвать страной деревень. Было бы правильнее сказать, что Танзания только стремится к созданию деревень или поселков, которые объединили бы мелкие, разрозненные полунатуральные или натуральные крестьянские хозяйства на новой основе — на общественной собственности.

Нужно оговориться, что речь дальше пойдет о крестьянском единоличном хозяйстве, а не о крупных плантациях по выращиванию товарных экспортных культур. Эти плантации некогда принадлежали колонизаторам, а теперь передаются в собственность государственным корпорациям. На плантациях заняты сельскохозяйственные рабочие, которые получают ежемесячную зарплату. Такие хозяйства скорее похожи на поселки совхозного типа, нежели на привычную африканскую деревню.

Своеобразие обстановки в Танзании заключается в том, что в отдельных ее районах, не охваченных товарным производством, как в Додоме, преобладают небольшие хуторские хозяйства, где все виды работ осуществляются силами одной семьи. Таких хуторян можно было бы назвать единоличниками поневоле.

Интересно отметить, что и в плодородных районах страны танзанийская деревня, по существу, представляет собой конгломерат хуторов. В округе Мванза, например, в районах, прилегающих к озеру Виктория, крестьяне племени сукума живут деревнями. У крестьян сукума нет общинных земель, каждый работает на своем участке, и обобществить эти хозяйства труднее, чем отдельные разбросанные хутора. В округе Мванза выращивают высококачественный длинноволокнистый хлопок, который еще в колониальные времена перевел сомкнувшиеся хутора сукума в сферу товарного хозяйства.

Такое же явление наблюдается у племени букоба, на границе с Угандой, где крестьяне издавна выращивают кофе.

Совершенно иначе выглядят хуторские хозяйства в центральных районах Танзании. Здесь на возвышенном плато ощущается постоянный недостаток воды, нередки засухи и суховеи. Поэтому даже на небольших участках без искусственного обводнения и применения современных агротехнических средств земля дает скудный урожай, которого едва хватает на пропитание семьи и минимального количества скота.

В горной местности, в частности в районах, прилегающих к Морогоро, расчистка лесистых склонов и обработка земли тоже встречала большие трудности.

Танзанийские крестьяне-единоличники, эти в буквальном смысле горемыки с их скудным полунатуральным хозяйством, являются как бы носителями особого, патриархального индивидуализма, который резко, отличается от другого вида индивидуализма, распространенного в Танзании, — кулацкого, возникшего в колониальные времена на задворках крупных плантаций по выращиванию экспортных культур.

Это явление достаточно наглядно описано танзанийским журналистом Дж. Улимвенгу в статье «Высокая производительность — в упорном труде и расширенной кооперации».

В качестве примера автор взял одну из провинций страны — Принту, где, как и в районах вокруг горы Килиманджаро, в колониальные времена капиталистические отношения получили наиболее сильное развитие. Кстати, как раз в этой провинции был убит региональный комиссар У. Клерру, активно выступавший за кооперирование местных крестьян на принципах «уджамаа».

«Округ Иринга, — пишет Дж. Улимвенгу, — состоит из. трех районов: Нджомбе, Муфинди и собственно Иринги. Эти три района представляют лучшую часть того, что; некогда (до независимости. — В. С.) было известно как «провинция Южного нагорья». Эта местность, отличающаяся прохладным климатом, оказалась неоценимой находкой для белого человека, которому хотелось бы: видеть Танганьику местом своих поселений.

Эти районы, видимо, можно сравнить с тем, что раньше называлось «Белым нагорьем» в Кении, занятым: под фермы невероятных размеров… Для белых поселенцев (а позднее — азиатов) ведение столь огромного фермерского хозяйства стало возможным потому, что у них были необходимые капиталы для использования самой современной техники.

У них было и достаточно наглости, чтобы «выжимать» дешевую рабочую силу из отсталых и забитых, местных жителей. Больше того, они пользовались самой широкой поддержкой со стороны колониальных властей, для которых эксплуатация африканцев была делом естественным и которые прибыли в Танганьику совсем: не для того, чтобы заботиться о развитии коренного населения.

Присутствие белого человека в этом районе стало привычным. Одно время даже считалось, что черному человеку не под силу сравниться с ним в ведении сельского хозяйства и управлении фермами в широком масштабе.

Но время шло вперед, и в особенности после провозглашения Ухуру (независимости. — В. С.) некоторые африканцы поднялись на ноги и сами влезли в одежку белого человека.

Стало это возможным для отдельных индивидуумов по различным причинам. Прежде всего речь идет о тех африканцах, которые, так сказать, питались объедками со стола колониальных хозяев. Эти африканские «пай-мальчики» могли рассчитывать на определенные подачки, такие как займы или некоторое техническое оборудование. Они обманным путем стали жить за счет труда других африканцев».

Таков взгляд танзанийца на зарождение капиталистических отношений внутри африканской общины в наиболее плодородных районах страны. В Танзании никогда не ощущалось недостатка в земле, а после независимости земля стала национальным достоянием. Какие-либо феодальные отношения, основывающиеся на частном землевладении, на отработке «барщины», выплате оброка, не являются для нее характерными.

Лозунг «уджамаа» возник еще до 1967 г. — года принятия Арушской декларации. В сентябре того же года вышел подготовленный президентом страны Джулиусом Ньерере отдельный документ «Социализм и развитие деревни», в котором давалось теоретическое обоснование необходимости построения по всей стране новых коллективных деревень «уджамаа».

При переходе к политике кооперирования на принципах «уджамаа» правительство Танзании в основном сталкивается с двумя различными по своей сущности проявлениями индивидуализма: патриархальным, с одной стороны, и сельскобуржуазным, кулацким — с другой. Отсюда вытекают две основные задачи, от правильного решения которых зависит успех проведения политики «уджамаа»: борьба против отсталых общественных отношений и борьба против эксплуатации в крестьянской общине.

«Первый порок, с которым жизнь в «уджамаа» заставляет расстаться;,—это индивидуализм, понуждающий человека прежде думать о себе, а потом уже о других», — отмечала газета «Дейли ньюс».

Характер работы в различных деревнях «уджамаа» отличается в зависимости от местных условий, степени кооперирования, налаженного учета и контроля и т. д. Так, например, в деревне «уджамаа» Кипенгере выходят на работу в восемь часов утра, и рабочий день на коллективных участках заканчивается в 12 часов 30 минут дня. Остальное время крестьяне занимаются личным хозяйством. В другой деревне — Ихангана — продолжительность рабочего дня с шести утра до двух часов дня.

В деревнях «уджамаа» создаются свои местные комитеты, которые на общих сходках обсуждают планы предстоящих работ, а затем дают задания каждому крестьянину в отдельности. Время на выполнение того или иного задания также устанавливается конкретно: о г одного дня до недели в зависимости от характера работы.

Как-то в июле 1971 г. министерство информации и радиовещания Танзании сообщило о том, что президент Джулиус Ньерере собирается провести пресс-конференцию для местных и иностранных журналистов в Чамвино, одной из строящихся коллективных деревень «уджамаа», район Додомы, в пятистах километрах от Дар-эс-Салама. В то время я находился в стране всего несколько месяцев и не успел еще ничего увидеть, кроме столицы. Мысль поехать в Додому на машине показалась мне заманчивой. Итак решено — я еду.

Первые двести километров сравнительно гладкой асфальтовой дороги до Морогоро промелькнули почти незаметно. Дальше пошел тяжелый проселок. А впереди еще целых триста километров такой же дороги. Не вернуться ли в Морогоро, не пересесть ли на поезд? Ведь, сидя за рулем, некогда смотреть по сторонам, все внимание— на дорогу, где выбоины и ухабы переходят местами в коварную песчаную зыбь, которая потом снова сменяется ухабами или крупной щебенкой. Но Дар-эс-Салам уже далеко позади, все больше удаляешься от зеленого гористого Морогоро, и в голове, как счетчик спидометра, однообразно и навязчиво вертится нелепый каламбур: «Чем дальше от дома, тем ближе Додома…» По дороге то и дело попадаются небольшие крестьянские поселения, лишний раз подчеркивающие, что Танзания — аграрная страна.

В июле — августе в Додоме «зима», вернее сухой, относительно прохладный период года.

В это время район Додомы, расположенный на возвышенном плато в центральной части Танзании, представляет собой довольно однообразную картину: на десятки километров тянется далеко к горизонту, где синеют отроги горных хребтов, полустепь с бурым, выгоревшим на солнце кустарником и высокой пожелтевшей травой. Даже попадающиеся кое-где толстые стволы баобабов не оживляют пейзажа. Зимой эти деревья сбрасывают листву, оголяя мощные узловатые, будто специально искореженные ветви, похожие скорее на корни. Невольно думаешь, что кто-то вырвал эти баобабы из земли и воткнул их обратно корнями вверх, чтобы они засохли. Это впечатление дополняется еще и тем, что ветер разносит в воздухе сухую мелкую пыль, словно стряхивая землю с вывороченных корней баобабов. Трудно поверить, что с приходом дождей все это снова оживится, зацветет, покроется пышными зелеными кронами.

Картина додомской зимы запомнилась еще одной деталью, на которую нельзя было не обратить внимания. По сторонам проселка то и дело мелькали хижины со сбитыми крышами, обвалившимися глиняными стенами, кое-где разрушенными до самого основания. Кругом безлюдная пустота, тишь, ветер нехотя разбрасывает мусор. Такое впечатление, словно в этих местах недавно прошел большой силы ураган. Однако объясняется все довольно просто: крестьяне района Додомы покинули свои хуторские хозяйства, чтобы объединиться в новые деревни «уджамаа».

Додома считается одним из беднейших районов Танзании. Здесь часто бывают засухи. Население — в основном племя вагого, которое по переписи 1967 г. составляло 705 тыс. человек, большей частью занято скотоводством. Пастбища покрыты зеленой травой только в течение полугода, начиная с сентября, остальные полгода — засушливый сезон. Основными сельскохозяйственными культурами являются кукуруза, просо, сорго. Но все это производится почти исключительно для внутреннего потребления. Однако африканская семья может иметь здесь до 50 голов крупного рогатого скота, и в то же время уровень ее жизни будет ниже, чем другой крестьянской семьи, занятой выращиванием зерновых. Скотоводы вагого ведут полукочевой образ жизни.

Сложность создания деревень «уджамаа» в Додоме состоит в том, что крестьяне здесь живут отдельными хуторами и переселение их в деревню сопровождается необходимостью строительства новых жилых домов, школ, пунктов медицинского обслуживания, клубов и т. д. Крестьянина с его традиционно-консервативными воззрениями не так уж легко сдвинуть с места. Поэтому строительство в деревнях «уджамаа» различных общественно-бытовых учреждений имеет особо важное притягательное значение.

Другой проблемой является недостаток воды. Подъезжая к деревне Чамвино, в строительстве которой принимал участие сам президент, я обратил внимание на несколько буровых установок. Мне объяснили, что это ищут источники воды. Недостаток воды в районе Додомы является серьезным препятствием на пути создания здесь крупных коллективных хозяйств.

«Операция Додома» не сводится только к тому, чтобы расселить племя вагого в коллективных деревнях «уджамаа». Основная задача заключается в том, чтобы обучить их более передовым методам ведения сельского хозяйства. Государство поставило сорок тракторов для машинно-тракторных станций, которые будут обслуживать район, более четырехсот плугов и т. д. Кооперативный союз центрального района Танзании выделил 150 тысяч шиллингов на покупку удобрений для вновь создаваемых деревень «уджамаа». Предполагается, что, кроме скотоводства и выращивания зерновых культур, в районе получат развитие плодо-овощные хозяйства.

В окрестностях города Додомы в местечке Бихавана имеется небольшой католический монастырь, построенный итальянскими миссионерами еще в тридцатых годах. Итальянцы привезли с собой виноград, который прижился здесь и дает неплохой урожай, идущий на производство сухого красного вина. В Додоме построен винокуренный завод. Планируется выращивание винограда и в деревнях «уджамаа».

За последнее время создание таких деревень приняло массовые масштабы по всей Танзании. Так, в июле 1971 г. их было создано 2700 и они объединяли примерно 850 тысяч крестьян. В июле 1972 г. их насчитывалось уже более четырех с половиной тысяч с населением, превышающим полтора миллиона человек, то есть за год количество крестьян, охваченных кооперированием, почти удвоилось.

В округе Принта создано 651 хозяйство «уджамаа». Они объединяют свыше 66 тысяч крестьян. В стране проходит вторая фаза «Операции Додома». В начале 1974 г. в этом районе уже более половины крестьянских хозяйств было обобществлено. В июле 1972 г. началась «Операция Кигома», в результате которой планируется объединить свыше шести тысяч семей в 23 новых кооперативных хозяйства. В округе Кигома, расположенном в самой западной части страны на берегу озера Танганьика, насчитывается уже более 130 деревень «уджамаа». Мероприятия по кооперированию крестьянства получают все более широкое развитие и в южных районах страны — Мбейе, Рувуме, Мтваре.

При канцелярии премьер-министра Танзании Р. Ка-вавы создан специальный направляющий и координирующий центр-отдел сельского развития, в задачи которого входит решение наиболее важных вопросов, связанных со строительством кооперативов. Выступая на сессии танзанийского парламента, премьер-министр Р. Кавава запросил выделить 189 миллионов шиллингов только на 1972/73 финансовый год для нужд расширения кооперирования на принципах «уджамаа».

Как заявил Р. Кавава, основной задачей отдела сельского развития является создание многоотраслевых кооперативных обществ. Среди главных направлений работы отдела премьер-министр отметил необходимость развития скотоводства, организацию рыболовецких артелей в деревнях «уджамаа», проведение исследовательской работы непосредственно на местах и определение возможностей создания небольших предприятий по обработке сырья в сельской местности.

Большое внимание проведению организаторской и политической работы в деревнях «уджамаа» уделяется партией ТАНУ и Молодежной лигой ТАНУ, при центральных комитетах которых также созданы специальные отделы сельского развития.

Значительную помощь в строительстве деревень «уджамаа» оказывает кооперативный союз Танганьики, выделивший, в частности, свыше пяти с половиной миллионов шиллингов на эти цели. В стране создаются специальные курсы подготовки сельскохозяйственных кооператоров, которые окончили уже десятки тысяч человек. Эти курсы, как правило, создаются на базе образцовых сельскохозяйственных ферм, где крестьяне не только слушают определенный цикл лекций и бесед, но и могут наглядно убедиться в преимуществах современного ведения сельского хозяйства. Такие курсы, например, расположены в местечке Танго на территории бывшей европейской фермы размером в 500 акров. Учебный центр Танго был создан в 1969 г., и у него уже свыше 400 выпускников. Крестьяне получают здесь навыки не только по выращиванию различных культур, но и по животноводству.

Насколько велико практическое значение курсов, видно хотя бы из следующего примера, взятого из бюллетеня танзанийской информационной службы: «Крестьянина среднего возраста из местечка Тлави, что неподалеку от Мбулу, окончившего одним из первых курсы, спросили, насколько полученные им навыки удалось применить на практике. Он ответил, что после удобрения земли, правильного распределения посевов и своевременной уборки урожай кукурузы почти удвоился.

Получив небывало большой урожай, он разделил его на две части, одну из которых оставил на пропитание до следующего урожая, а другую продал через кооперативное общество. На полученные деньги он купил одежду семье, а часть денег впервые в жизни отложил на строительство жилого дома в соответствии с призывом районных партийных деятелей к жителям Мбулу покинуть их традиционные подземные жилища».

В программу курсов входят не только вопросы кооперирования и современного ведения сельского хозяйства, но и немалая роль отводится идеологической и политической подготовке.

«Социалистическое ведение сельского хозяйства требует, чтобы народ отошел от старой привычки ведения хозяйства на маленьких индивидуальных участках и вместо этого создал коллектив, объединил усилия, мастерство и ресурсы в общем стремлении к увеличению производства и повышению жизненного уровня каждого из участников этого дела», — писал Дж. Улимвенгу в статье «При правильной организации — равная оплата за равный труд».

В этом процессе важную роль играет преодоление определенных тенденций крестьянства к консерватизму, а также некоторых устоявшихся еще в колониальные времена «мнений», традиционных, так сказать, взглядов на возможности африканского крестьянина. «Некоторые люди до сих пор еще считают, что крестьянин не может справиться с культивированием пшеницы, чая или табака», — замечает Дж. Улимвенгу.

Однако факты, взятые из практики строительства деревень «уджамаа», показывают, что местные крестьяне успешно справляются с выращиванием таких культур, из года в год расширяют занятые под ними площади, одновременно увеличивая получаемые доходы.

Так, например, в конце 1968 г. в местечке Луанзали, в 120 километрах от города Нджомбе, была создана одна из первых в стране деревень «уджамаа». Девяносто девять крестьян, которые объединились в этом хозяйстве, поначалу не могли рассчитывать на какую-то постороннюю помощь. Местность вокруг Луанзали холмистая, трудная для земледелия. В первый год существования «уджамаа» луанзальцы засеяли 30 акров пшеницей, 56 акров кукурузой и разбили небольшую чайную плантацию, всего на семи акрах. Часть урожая пшеницы и кукурузы пошло на внутреннее потребление и семена. Первый доход кооператива от продажи урожая исчислялся суммой 1279 шиллингов. Однако это был шаг вперед на пути налаживания своего товарного хозяйства. В 1971 г. крестьяне Луанзали уже смогли расширить чайную плантацию до 42 акров.

Другая деревня этого района — Вангама — была образована в конце 1969 г. и объединила 48 человек. Поначалу шли в кооператив, видимо, не очень охотно. Крестьяне опоздали с посевами и с семи акров кукурузы собрали всего семь мешков зерна. Этого не хватило бы даже на пропитание, если бы крестьяне к тому времени окончательно забросили свои «машамба» — приусадебные участки. Постепенно дела в Вангаме стали выправляться. В 1972 г. коллективные посевы составили уже 294 акра пшеницы, 1 18 акров кукурузы и 10 акров пиретрума. Теперь Вангама слывет в районе одной из зажиточных деревень и служит хорошим примером для тех, кто еще относится с недоверием к кооперации.

Доходы, полученные от сбыта сельскохозяйственной продукции, позволили крестьянам Вангамы построить 22 новых добротных и светлых дома, здание правления, клуб и даже свою собственную аптеку. Согласно решению правления кооператива, на очереди строительство капитальных складских помещений, на что уже выделено 10 тысяч шиллингов.

Большой интерес представляет Игоси — еще одна деревня «уджамаа» того же района Нджомбе. На доходы от продажи зерна жители Игоси купили свою мукомольную машину, трактор, и — что самое интересное — на свои трудодни они получают не только продукты, но и деньги. Так, в 1970 г. между членами кооператива было распределено более шести тысяч шиллингов, а в следующем году эта сумма возросла до 26 тысяч.

Иногда можно услышать мнение, что «уджамаа» якобы строится на принципах уравниловки. Так ли это?

Трудодни в Игоси понимаются в буквальном смысле этого слова. Правление кооператива наладило строгий почасовой учет всех работ, и каждый крестьянин получает оплату в зависимости от затраченного им труда. В 1971 г. наибольшая выплата крестьянину за трудодни в Игоси составляла, например, 379,5 шиллинга и 350 килограммов зерна, в то время как наименьшая — всего четыре с половиной шиллинга и шесть килограммов зерна. Таким образом, в передовых хозяйствах «уджамаа» нет никакой уравниловки. Крестьяне чувствуют материальную заинтересованность в своей кооперативной работе. Каждому воздается по труду.

Кооперативное хозяйство в Игоси вступает уже в качественно новую, переходную стадию, когда его члены из традиционных «мотыжных» крестьян постепенно превращаются в сельскохозяйственных рабочих.

Это новое и весьма примечательное явление в танзанийской деревне. Оно принципиально отличается от развития товарно-денежных отношений в сельской местности при капитализме, усиливающего социальное расслоение крестьянства, рост классового антагонизма, гнет и нищету трудящихся масс. Танзанийский путь развития товарно-денежных отношений в деревне базируется на принципах социального равенства, кооперирования, отмены всех форм эксплуатации, и, наконец, на основе справедливой оплаты.

Пример Игоси не единичен. В районе Кигома, в восемнадцати километрах от города Касулу, находится деревня «уджамаа» Рухита. Она создана в 1970 г. и поначалу объединяла 80 крестьян. «Нас никто не принуждал к объединению, — замечает председатель правления кооператива Симон, — мы сами стремились к этому». Первые шаги коллективного хозяйства были нелегкими, пятнадцать крестьян покинули Рухиту. Однако уже в марте 1971 г. хороший урожай позволил выплатить крестьянам на трудодни от 75 до 98 шиллингов каждому. В декабре 1971 г. крестьяне Рухиты собрали второй урожай, и максимальная выдача на трудодни составила уже свыше 385 шиллингов. Часть фондов кооператива пошла на строительство аптеки и сельской школы. Правление Рухиты уделяет большое внимание сооружению новых жилых домов для крестьянских семей.

Поэтому не удивительно, что крестьяне тянутся в это передовое хозяйство, и в середине 1972 г. Рухита объединила уже свыше 300 крестьянских семей. В хозяйстве применяются тракторы, строится небольшой мукомольный завод. Работа в Рухите основывается на тех же принципах, что и в Игоси.

При дальнейшем массовом развитии принципы «уджамаа» могут способствовать подъему жизненного уровня крестьян Танзании. Разумеется, в настоящее время все это еще весьма отдаленная перспектива, ведь пока еще даже разница между крестьянином-кооператором и наиболее низко оплачиваемым сельскохозяйственным рабочим где-нибудь на крупной товарной плантации довольно велика.

Важное значение имеет не только создание деревень «уджамаа», но и их дальнейшее становление. Партия ТАНУ призвана сыграть решающую роль в борьбе с различными пережитками прошлого на селе, с отсталостью, низкой производительностью труда, отдельными проявлениями трибализма, узкой клановости и целым рядом других факторов.

В этих целях все шире развертывается пропаганда передового опыта лучших хозяйств «уджамаа». В некоторых из них уже имеются значительные достижения. Появились даже первые хозяйства-миллионеры. Так, например, в деревне «уджамаа» Кабуку, район Хандени, за период с апреля 1973 г. по февраль 1974 г. доход от продажи сизаля составил 2 763 173 шиллинга!

Вместе с тем на пути успешного претворения в жизнь сельскохозяйственной политики ТАНУ имеются еще многочисленные трудности и проблемы. В статье «Лидеры должны находиться в деревнях «уджамаа» газета «Дейли ньюс» указывает на ряд искажений на местах политики кооперирования крестьянства. Так, в отдельных случаях объединение крестьян проводится по существу формально. Некоторые члены «уджамаа» продолжают сохранять за собой большие участки земли в личном пользовании и основное внимание уделяют обработке именно этих участков, стараясь всячески уйти от работы на коллективных землях. «По-видимому, владение небольшим участком, скажем, меньше трех акров, для выращивания овощей и т. п. для личного' потребления не представляет опасности, если основной интерес крестьянина-кооператора заключается в работе на общественной ферме, — пишет газета. — Но владеть целыми 20-ю акрами личных наделов в коллективной деревне является явным отходом от политики уджамаанизации.

В деревне «уджамаа» Гаиро, район Морогоро, например, общественные земли составляют всего 618 акров, в то время как частные наделы — до трех тысяч акров».

Газета справедливо отмечает, что владельцам столь обширных частных владений, естественно, остается «мало времени» для работы на общественных землях. Больше того, такое положение создает условия для эксплуатации одних членов коллектива другими, что в корне противоречит политике «уджамаа». Как указывает газета, «каждый день некоторые крестьяне-кооператоры в отдельных отсталых деревнях «уджамаа» работают на частных фермах за деньги, потом на общественных землях и, наконец, на своем личном участке».

Этот пример показывает, что основным врагом политики «уджамаа» танзанийского крестьянства является местное кулачество. Оно возникло еще в колониальные времена на задворках крупных европейских ферм по выращиванию экспортных культур. В те времена это явление в известной мере поощрялось в целях классового расслоения крестьянства, создания в его среде антагонистических отношений, в целях создания опоры для дальнейшего развития капиталистического способа производства в танзанийской деревне. Сейчас эти зачатки капиталистического развития дают себя знать и в отдельных районах довольно сильны. Однако их возможности не следует преувеличивать. Как показывает тот же пример, местное кулачество старается идти по пути приспособленчества и до поры до времени не отваживается на открытую борьбу против кооперации (за исключением отдельных случаев), пытаясь как-то завуалировать свое истинное нутро, занять пока выжидательную позицию. Этот скрытый, внутренний враг может оказаться гораздо более опасным для политики «уджамаа», чем крупное бывшее колониальное плантационное хозяйство, которое национализируется поэтапно и передается в ведение государственных корпораций. В частности, среди «последних из могикан» в конце 1973 г. было национализировано 50 европейских ферм.

Этот шаг вызвал массовое одобрение в стране. Разве что бывший министр иностранных дел Англии Дуглас Хьюм во время посещения Танзании в феврале 1974 г. на пресс-конференции в основном говорил о компенсации утраченной «собственности».

В целях борьбы с извращениями политики ТАНУ газета «Дейли ньюс» призывает партийных руководителей развернуть массовую пропаганду идей «уджамаа» в деревне, воздействовать на трудовое крестьянство личным примером, наладить активную партийно-просветительскую работу на селе.

В упомянутой выше статье отмечается: «Многие деревни «уджамаа» в основном полагаются на перспективы получения помощи «извне», а не на поднятие производительности за счет собственного пота. Если бы эта помощь прекратилась или хотя бы была сокращена, то многие из них, по-видимому, исчезли бы с географической карты». По мнению газеты, в настоящее время строительство и укрепление деревень «уджамаа» представляет собой серьезную проблему. Начальный этап объединения крестьянства в хозяйства нового типа безусловно требует довольно значительных капиталовложений. В условиях, когда речь идет о кооперировании в прошлом отсталых, натуральных или полунатуральных общин, стоявших вне сферы товарно-денежных отношений, эти капиталовложения могут поступать главным образом «извне», то есть в данном случае — от государства. Не трудно представить себе, о каких огромных дотациях деревне должна идти речь, когда политика кооперирования осуществляется в масштабах всего государства. Правительство Танзании выделяет сотни миллионов шиллингов на создание деревень «уджамаа». Однако эта помощь крестьянству предоставляется и может быть предоставлена только в расчете на то, что в ближайшем будущем новые хозяйства станут, по крайней мере, самоокупаемыми и начнут давать определенный доход в общегосударственную казну. Ведь сама идея «уджамаанизации» как раз и состоит в том, чтобы на принципах равенства и отмены эксплуатации преобразовать натуральное хозяйство в товарно-денежное, включить огромную разрозненную массу крестьян-единоличников в развитие национальной экономики. Если этого не случится, то практически все те капиталовложения, которые идут сейчас на создание деревень «уджамаа», будут потрачены впустую.

«Дейли ньюс» называет очень тревожным чрезмерное, в ряде случаев, увлечение в «уджамаа» сельскохозяйственной техникой (тракторы, комбайны) без реального учета возможностей ее использования. Этот вопрос также имеет прямое отношение к затратам государственных средств. Дело не в том, что преимущества техники вообще отрицаются. Просто на данном этапе Танзания не может позволить себе такую «роскошь» в достаточно широких масштабах. Есть и другая причина: весьма низкий уровень развития производительных сил в деревне.

Партия ТАНУ подчеркивает, что использование техники дает соответствующую отдачу лишь в крупных хозяйствах, с хорошей организацией и высоким уровнем дисциплины: в хозяйствах, которые располагают базой для ремонта и квалифицированного обслуживания сельхозтехники. Пока такие условия имеются далеко не во всех районах страны.

Серьезным недостатком вновь создаваемых коллективных хозяйств является и то, что крестьяне иногда понимают «уджамаа» слишком буквально, в первоначальном смысле этого слова: просто как семейную общность, единство рода.

«Хотя такая общность происхождения способствует большему взаимопониманию и коллективной работе, — подчеркивает «Дейли ньюс», — она имеет и свои недостатки, выражающиеся прежде всего в обособленности и отсутствии общенационального духа. В одной новой деревне «уджамаа» с населением в 474 человека было отмечено, что все ее жители, кроме одного (которому был дан трехмесячный испытательный срок), происходят из одного племени.

В другой части страны последователи одной религиозной секты образовали свою деревню «уджамаа» с явными дискриминационными тенденциями против приверженцев других вероисповеданий, которые хотели присоединиться к деревне».

В качестве распространения положительного опыта в деревнях «уджамаа», уже практикуемого в ряде кооперативов, газета предлагает следующее определение члена нового коллективного хозяйства: он должен быть гражданином Танзании, старше 18 лет, должен быть предан политике партии, направленной на перспективное построение социалистического общества.

В практике «уджамаанизации» партия ТАНУ отводит большое место созданию и повсеместному развитию товарного хозяйства в деревне, поднятию продуктивности мясо-молочных и птицеводческих ферм, а также организации на селе небольших предприятий по первичной переработке сырья.

Министр экономики и планирования развития Танзании У. Чагула подчеркнул, что в следующем, третьем пятилетием плане, к выполнению которого страна приступает в 1976 году, основной упор будет сделан на создание условий для первичной обработки идущего на экспорт сырья. Министр отметил, что в настоящее время текстильные фабрики страны обрабатывают лишь 15 % производимого хлопка. Имеются также неиспользованные возможности для переработки сизаля и орехов кэшью. «Это увеличит стоимость наших товаров и принесет в страну гораздо больше иностранной валюты, чем мы имеем сейчас», — заявил У. Чагула.

В развитии товарно-денежных отношений в деревне на принципиально новой основе заключается не только характерная особенность, по и глубокий смысл «уджамаа». Может быть, именно таким путем со временем произойдет в Танзании стирание граней между городом и деревней, различий между трудом рабочего и крестьянина.

Коренное изменение социальной структуры танзанийского крестьянства — перспектива далекого будущего. В настоящее время речь идет о том, чтобы перевести мелкое полунатуральное хуторское хозяйство на путь товарного. Мероприятия по кооперированию крестьянства проходят в основном в зонах распространения хуторских хозяйств. Их условно можно было бы назвать первым этапом осуществления принципов «уджамаа». Затем должен последовать второй, более сложный и острый этап борьбы с кулацкими хозяйствами. Именно в этой борьбе политика «уджамаа» и может определиться полностью.