– Сколько вы хотите за него? – спросил Мюргенштюрм. – Мои потребности несколько отличаются от потребностей Липучки Гиллеспи, – ответил Мэллори. – Для начала я хочу, чтобы мои друзья получили свободу и благополучно удалились отсюда. Я даже не собираюсь начинать переговоры, пока это не будет сделано.
– По рукам. – Гранди исчез секунд на двадцать, затем возник на прежнем месте. – Если выглянешь из конторы, то увидишь, что женщина уже дожидается тебя.
Подхватив Эогиппуса, Мэллори вышел на склад. Как Гранди и обещал, Виннифред дожидалась его поблизости с ошарашенным выражением на лице.
– Вы не пострадали? – спросил детектив.
– Нет. Но пребываю в полнейшем замешательстве! Только что я лежала связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, и вдруг сам Гранди освобождает меня! – Виннифред поглядела на Мэллори. – Это ведь ваших рук дело, не так ли?
Он кивнул.
– Что с вами стряслось?
– Я подкупила кое-кого из лепрехунов, чтобы они сказали нам, где Гиллеспи, – уныло поведала Виннифред. – Очевидно, они тотчас же припустили вперед, чтобы известить его, потому что он уже поджидал нас. – Она горестно покачала головой. – Должно быть, я старею, Мэллори. Двадцать лет назад подобную ошибку я бы не совершила.
– На сей счет не тревожьтесь. С вами не стряслось ничего дурного, а все остальное пустяки. – Он помолчал. – Я хочу, чтобы вы забрали Эогиппуса в Патологиум и ждали там.
– А вы разве с нами не пойдете? – нахмурилась она.
– Мне еще надо закончить здесь кое-какие дела, – покачал он головой, указывая на контору.
– С Гранди? – спросил Виннифред.
– Да.
– Тогда мы тоже остаемся! – непреклонно заявил Эогиппус.
– Ни в коем случае, – возразил Мэллори. – Первым пунктом нашего соглашения была гарантия свободы для вас. Кроме того, – добавил он, ласково погладив конька по изувеченной спине, – нельзя же тебе уменьшиться до шести дюймов. Я больше не хочу, чтобы ты испытывал судьбу.
– Но он убьет вас! – запротестовал Эогиппус.
– Не убьет, пока я знаю, как отыскать этот рубин, ни за что не убьет.
– Он выжмет из вас признание под пыткой, – сказала Виннифред.
– Я принял меры предосторожности.
– Вы выдающийся человек, Джон Джастин Мэллори, – пылко произнесла она. – Когда вас следует ожидать в Патологиуме?
– Не надо ждать меня. Фелина получила приказ появиться там, если я не объявлюсь на контрольном пункте в оговоренное время.
– Рубин у нее?
– Уже нет.
– А что нам делать, если она придет?
– Разберетесь как-нибудь, – ответил Мэллори, вручая ей Эогиппуса. – Перевяжите его и хорошенько о нем заботьтесь.
– Непременно, – пообещала она. – Удачи вам, Мэллори.
– Спасибо, – сказал он, провожая ее до дверей. – А теперь ступайте.
Он подождал, когда они уйдут, наблюдая сквозь окно, чтобы убедиться, что Принц Уэльский пропустит их беспрепятственно, а после вернулся в контору.
– Спасибо, что отпустил их, Гранди.
– Они в нашей маленькой драме всего лишь статисты, – снисходительно развел руками демон. – К ним у меня нет ни малейшего интереса.
– Он убьет их, как только получит рубин! – встрял Мюргенштюрм.
– Даю тебе слово, – что не убью, – сказал Гранди.
– Он лжет, Джон Джастин!
– В этой комнате только одна особа лгала мне, – обернувшись к Мюргенштюрму, огрызнулся Мэллори. – И только эта особа добровольно вызвалась меня прикончить.
– Я бы не сделал этого! – поклялся эльф. – Я должен был так сказать, потому что иначе Гиллеспи отдал бы рубин Гранди!
– Знаешь, ты врешь настолько гладко, что, пожалуй, и сам веришь собственным речам, – с отвращением в голосе заметил Мэллори.
– Вы же знаете, что все это правда!
– Ничего я такого не знаю, – отрубил детектив. – Мюргенштюрм, ты ничуть не менее обаятелен, чем все прочие, с кем я познакомился в этом Манхэттене, но очарование не имеет ровным счетом никакого отношения к достоинству.
– Ты весьма проницательный человек, Мэллори, – заявил Гранди, подходя к столу и присаживаясь на краешек. – Ты ведь не собираешься отдать рубин ему, не так ли?
– Нет.
– Джон Джастин! – взвизгнул Мюргенштюрм.
– Рано или поздно всякому приходится познакомиться с плодами собственных деяний, – произнес Мэллори. – Теперь настала твоя очередь.
– Но это несправедливо!
– А убивать Лютика и заточать массу народа не в том Манхэттене было справедливо?
– Но это вовсе не входило в мои намерения! – заныл эльф.
– Когда-нибудь я расскажу тебе, чем вымощена дорога в ад, – пообещал Мэллори, оборачиваясь к Гранди. – Нам он ни к чему. Пусть уходит.
– Он поплатится жизнью за то, что содеял, – неумолимо изрек Гранди.
– Поплатится, – заверил Мэллори. – Его же собственная гильдия прикончит его на рассвете.
– А если он от них ускользнет? – не унимался Гранди.
– Тогда всю оставшуюся жизнь ему придется шарахаться от каждого темного угла из опасения, что мы устроили на него засаду.
– А вот это мне нравится. – Губы Гранди изогнулись в кровожадной ухмылке.
– Так я и предполагал.
– Изыди! – обернулся демон к Мюргенштюрму.
– Но…
– Если ты на рассвете все еще будешь в сфере моих владений, я сам за тобой приду, – пообещал Гранди.
Мюргенштюрм вперил в Мэллори испепеляющий взгляд, с горечью бросив:
– Большущее спасибо, друг!
– Друзья не поступают так, как ты, – возразил Мэллори. – А теперь убирайся отсюда к чертям. Рассвет не так уж далек.
Эльф подошел к двери, хотел было что-то сказать, но вовремя одумался и вышел.
– Подожди. – Гранди на минутку прикрыл глаза, потом открыл их вновь. – Порядок, он вышел из здания. Нам осталось лишь уладить вопрос о цене. Похоже, я единственная заинтересованная сторона из оставшихся.
– Заблуждаешься, – возразил Мэллори. Демон издал гортанное рычание, и струящийся из его ноздрей дым приобрел ярко-синий оттенок.
– А кто ж тут еще?
– Я.
– Ты?! Мэллори кивнул:
– Этот камень – мой пропуск домой.
– Я проверял мембрану. Она останется проницаемой еще часа два-три. Мы можем завершить нашу маленькую сделку, и все равно у тебя будет довольно времени, чтобы вернуться домой, когда отдашь мне рубин.
– Я вовсе не уверен, что собираюсь отдавать его тебе.
– Что?! – зарычал демон, и глаза его засветились еще ярче.
– Ты же Гранди, – растолковал Мэллори. – Ты убиваешь живое. Сеешь моровые поветрия. Убиваешь единорогов ради этих треклятых камней. Ты даже мой Манхэттен сделал опасным. С какой же стати я должен наделять тебя дополнительным могуществом?
– Дурак! – взвился Гранди, подскочив с места. – Ты даже не приблизился к пониманию! – Демон уставился на Мэллори прищуренными глазами, обратившимися в узенькие щелочки. – Неужели ты думаешь, что я хотел убить Лютика?!
– Ну, чертовски очевидно, что уговорить Гиллеспи вернуть единорога ты и не пытался.
– Гиллеспи не должен был убивать единорога! – огрызнулся Гранди. – Он только должен был доставить животное мне!
– А ты, конечно, тут же вернул бы его гильдии Мюргенштюрма, – саркастически произнес Мэллори.
– Ни за что! – взревел демон. – Я бы оставил животное себе, и со временем, когда единорог скончался бы от старости, я присвоил бы рубин, ибо таково мое право. Но я не хотел преждевременной смерти Лютика! Закрытие мембраны невероятно усложняет мою работу!
– Твоя работа состоит в совершении ужасных дел. Какого же дьявола смерть единорога может ее осложнить? Гранди яростно затряс головой:
– Дурак! Моя работа состоит в том, чтобы служить точкой опоры, противовесом худшим тенденциям мира.
– Что ты городишь? – уставился на него детектив.
– Я толкую о том, зачем мне надобен рубин!
– А что это за чушь насчет точки опоры и противовеса?
– Мой долг – служить противовесом худшим тенденциям мира. В этом Манхэттене, где правит анархия и причина не всегда влечет следствие, я воплощаю силу порядка.
– И водворяешь порядок убийствами и грабежами? – недоверчиво поинтересовался Мэллори.
– Я демон. Моя природа ограничивает способы, каковыми я могу функционировать. Я должен калечить, убивать и грабить! Для этого-то я и рожден на свет!
– Такого слабого оправдания злых деяний мне слыхать еще не доводилось.
– Неужели ты не понимаешь?! Это общество лишено руководящего стержня! Оно остро нуждается в общем враге, чтобы обрести цель и смысл. – Гранди выдержал паузу. – И этот враг – я.
– И сей благородный демон против собственной воли взваливает на себя столь обременительную ношу, не правда ли? – с сарказмом заметил Мэллори.
– Я могу взваливать ее на себя, потому что я демон! – громовым голосом провозгласил Гранди. – Я питаюсь смертью, я упиваюсь горем и несправедливостью! – Его лик зажегся нечестивым экстазом. – Сотворение страданий пронизано изысканной математической точностью, состояние безнадежности – геометрической красотой, сеяние ужаса – неистовым первобытным восторгом! Тебе ни за что не справиться с моей функцией в этой вселенной, как мне – не справиться с твоей.
– Итак, ты стал общим врагом. А как насчет прочих потенциальных врагов общества?
– Потому-то я и хотел, чтобы Лютик жил! По самой своей природе я не в состоянии переродить нарушителей закона, но и допустить появления конкурентов тоже не могу; но зато я могу водворить порядок в этот мир, позволив своим потенциальным соперникам совершать свои злодеяния в вашем Манхэттене.
– За что мой Манхэттен искренне тебя благодарит, – холодно бросил Мэллори.
– Твоему Манхэттену в самом деле следовало бы поблагодарить меня. Ваше чрезмерно упорядоченное общество нуждается в нарушителях закона, точь-в-точь как это общество нуждается в цели и смысле. – Гранди воззрился на детектива. – Ты хоть смутно постигаешь, о чем я тебе рассказываю?
– Стараюсь. Просто ради любопытства: а как насчет двух других миров?
– Каких это двух других?
– Миров, доступ в которые открывают вот эти два рубина, – указал Мэллори на ожерелье демона.
– Я был весьма юн, когда приобрел свой первый рубин. Мое могущество было незрелым, еще не сформировавшимся, и я пока не умел им владеть.
– Ты уничтожил целый мир?
– Благодаря этому опыту я обрел обширные познания.
– Ну, я рад, что хоть кто-то хоть что-то обрел. А второй?
– То был рациональный мир, посвященный всему, что есть лучшего в человеке, – поведал Гранди. – Когда я получил рубин, он близился к состоянию утопии.
– А теперь?
– Я наводнил его хаосом, я посеял в душах ненависть, фанатизм и зависть, я уничтожил их памятники Рассудку и заставил их вознести языческие статуи, изображающие меня.
– Ради их же блага? – сухо уточнил Мэллори.
– Определенно. Невозможно оценить утопию по достоинству, не познав дистопии, как не оценит Добра тот, кто не познал Зла.
– Ты все талдычишь о равновесии, о добре и зле и о цели собственного существования, но я слышу лишь о том, как ты уничтожаешь все, к чему ни прикоснешься.
– Гуманисты будут твердить тебе, что Добро и Зло – понятия относительные, что Вселенная лишена абсолютов. – Гранди презрительно рыкнул. – Гуманисты – дурачье! Существует абсолютное Добро и абсолютное Зло. Вселенная нуждается не в одном, но в обоих. Я представляю одно, и мое дело – противостоять другому.
– А кто представляет Добро? – поинтересовался Мэллори.
– Как я не могу находиться во всех временах и местах одновременно, так и противодействующая мне сторона. В одних вселенных он Иисус, в других – Магомет, в третьих – не более как абстрактный идеал, концепция, запечатленная в мысли или слове.
– И ты пытаешься убить Добро? Гранди покачал головой.
– Если я убью своего Противника – или он убьет меня, – Вселенная утратит равновесие. Может, я и пытаюсь подавить его, как он пытается подавить меня, но победить не дано ни одному из нас. Я убиваю мужчину, он сотворяет дитя; он взращивает цветок, а мое дыхание губит его; я порабощаю племена, а он манит их видением свободы; он возводит монумент, а я подтачиваю фундамент.
– Если ты добился равновесия, зачем же тебе еще рубин?
– Чтобы поддержать равновесие еще в одном мире, – изрек Гранди. – В твоем.
– Если под равновесием ты понимаешь убийства, грабежи и войны, то мой мир уже хлебнул столько равновесия, что девать некуда, – бесстрастно возразил Мэллори.
– Я взлелею сумятицу из порядка, ненависть из любви, загрязнение из стерильной чистоты, а мой Противник изопьет из чаши силы моей и тоже станет могущественнее.
Мэллори добрую минуту смотрел на демона, не произнося ни слова.
– Ты посеял довольно невзгод, на век хватит, – наконец сказал он. – И я не намерен позволять тебе нести в наш мир новые.
– Так не отдашь мне рубин? – настойчиво спросил Гранди.
– В моем мире хватает проблем и без тех, что ты добавишь, – покачал головой Мэллори.
– Но я уже добавил! – расхохотался Гранди. – Лютик прожил более пятидесяти лет. Кто, по-твоему, нашептывал мечты об империи на ухо никчемному австрийскому маляру? Кто вручил Сталину аппарат истребления? Я был в Ми-Лай и Аушвице, Пномпене и Хиросиме. Это я поведал Иди Амину, как воспользоваться властью, это я спроектировал казематы Парагвая, я убедил Невилла Чемберлена доверять своему коллеге. – Он помолчал, глядя Мэллори прямо в глаза. – И все-таки вы уцелели, и росли, и процветали, ибо мой Противник никогда не покладает рук. Я пускаю по ветру полиомиелит, а он направляет руку Джонаса Солка [25], я шагаю по полям сражений, губя раненых, а он превращает хлебную плесень в чудодейственный эликсир. Я извожу пресыщенных, а он насыщает голодных. Равновесие по-прежнему существует, но чтобы оно удержалось, я просто-таки обязан владеть рубином.
– Нет.
– Но почему?! – Гранди в сердцах грохнул кулаком о стену, оставив на разбитой штукатурке подпалины. – Я же тебе растолковал ситуацию! Ты наверняка понимаешь необходимость этого!
– Считай это социальным экспериментом, – ответил Мэллори. – Я думаю, один мир заслужил шанс выжить без твоих специфических представлений о равновесии.
Гранди со вздохом укоризненно покачал головой:
– Тогда на мое место придет какое-то иное существо.
– Возможно, – согласился Мэллори. – Но об этом у меня голова не болит. Все, что я могу, – это сосредоточиться на том, что контролировать мне по силам; а мне по силам контролировать рубин.
– У меня имеются способы изъять его у тебя, – зловеще произнес Гранди.
– Ничуть не сомневаюсь. Но тебе от них не будет ни малейшего проку. Я должен связаться с Фелиной в половине пятого и через каждый час после того. Если же по какой-то причине я не сделаю этого, ни ты, ни я больше никогда не увидим камня.
– Ты отдаешь свою жизнь, чтобы отнять у меня рубин? Мэллори устремил на демона бесстрастный взгляд.
– Ты ведь не убьешь меня до тех пор, пока у тебя будет шанс наложить на него лапу, так не лучше ли прекратить сыпать угрозами в мой адрес?
– Я вообще не хочу тебя убивать, – заявил Гранди. – Это никоим образом не поспособствует моим стараниям добиться равновесия здесь. В мире, предназначенном для беспорядка, ты один способен из разрозненных, несовместимых фрагментов составить нечто осмысленное. – Он иронично улыбнулся. – Правду говоря, мои нужды и твой характер таковы, что хотя бы в этом мире нам следует быть союзниками. – Его улыбка угасла так же внезапно, как и появилась. – Но моя природа понуждает меня стремиться добыть камень, и если ты встанешь у меня на пути, я раздавлю тебя.
– Что ж, ты, кажется, любишь парадоксы, так оцени вот такой: до тех пор, пока я стою у тебя на пути, у тебя есть шанс заполучить рубин, но в ту секунду, когда ты меня прихлопнешь, он будет для тебя утрачен безвозвратно.
– Тогда я не буду спускать с тебя глаз ни на минуту, день за днем, – пообещал Гранди. – Власть обладает необоримой, фатальной притягательностью для всех существ, а этот рубин есть воплощенная власть. Рано или поздно тебя потянет к нему – вот тогда-то я и нанесу удар.
– Только не преследуй меня чересчур уж неотступно, – чуточку язвительно усмехнулся Мэллори. – Иначе искушение не сумеет пустить корни в моей душе.
– Ты оказался достойным соперником, – искренне признался демон. – Мне будет жаль тебя убивать.
– Тогда не убивай.
– Отдай рубин и ступай с миром.
– Если мой мир и должен отправиться прямиком в ад, то справится с этим без твоей помощи, – твердо заявил Мэллори. И добавил:
– Кроме того, если я отдам тебе камень, ты разыщешь меня в моем Манхэттене и прикончишь по той же причине, которая сейчас заставляет тебя восторгаться мной.
Гранди осклабился, продемонстрировав набор воистину впечатляющих клыков.
– Ты очень мудрый человек, Мэллори. Я салютую тебе!
– Как я по сравнению с твоим Противником в этом мире? – Мэллори ответил ему не менее широкой ухмылкой.
– Мне не дано знать личность своего Противника, иначе я убил бы его.
– Вдруг демон пристально уставился на детектива. – Быть может, это даже ты.
– Маловероятно. Я только-только прибыл сюда.
– Но мой Противник действует причудливыми способами. Он может использовать тебя, как я использую рубины.
– Я бы на это не рассчитывал. Я свободный человек, обладающий свободой воли, и если я нанесу тебе поражение, то собираюсь отнести все заслуги на свой счет.
– Значит, линия фронта размечена, – провозгласил Гранди, – а ты да я поведем войну по ее инь и ян.
Он начертал в воздухе какую-то фигуру, за чем последовало облако рыжеватого дыма, хлопок, и вдруг Мэллори остался в конторе один.
Выйдя на склад, он огляделся, на ходу закурил сигарету и распахнул входную дверь. Принц Уэльский дожидался на улице.
– Закончили свое дело? – грубовато осведомился он.
– Вообще-то у меня складывается впечатление, что только-только начинаем, – ответил Мэллори, выходя под холодные утренние небеса Манхэттена.