По следу единорога

Глава 8

Когда Мэллори добрался до Таймс-сквер, дождь пошел снова. Площадь просто на диво походила на Таймс-сквер его родного мира, вплоть до киосков, продающих уцененные театральные билеты, клубов пара, валящего через вентиляционные решетки метро, уличных торговцев, магазинчиков сувениров, сутенеров, торговцев наркотиками и проституток обоих полов. Громадный рекламный транспарант «Кэмела» из недавнего прошлого Манхэттена Мэллори изображал умиротворенное лицо, харкавшее в воздух облака дыма.

Мэллори постоял под яркими огнями Бродвея, вглядываясь вдоль Сорок второй улицы. Большинство участников праздника уже разошлись ради продолжения веселья под крышами, и остались только обычные обитатели этого района. Детектив потратил пару минут, разглядывая прохожих, спешивших мимо мелочных лавчонок и массажных залов, поглядывая на людей и нелюдей, принимающих зазывные позы перед затрапезными кинотеатрами, и наблюдая за пьяницами и наркоманами, выписывающими кренделя по загаженным тротуарам.

– Боже! – пробормотал он. – Да они все до единого смахивают на преступников.

Он со вздохом повернулся к Фелине, алчным взором пожиравшей мусорный бак, и сказал:

– Пошли!

Еще раз одарив урну взглядом, полным вожделения, она устремилась вслед за детективом, свернувшим на Сорок вторую улицу.

– Здрасссь, соссседушшшка, – окликнул его шепелявый голос, когда Мэллори проходил мимо погруженного в тень здания.

Остановившись, Мэллори обернулся и оказался нос к носу со здоровенным субъектом, наделенным зеленой кожей и холодными, безжизненными глазами.

– Ищщешшь што-нибудь необычное? – прошипел субчик, и Мэллори заметил, что язык у того весьма длинный да вдобавок раздвоенный на конце.

– Фактически говоря, да. Где мне найти лепрехуна? Молодчик состроил гримасу отвращения.

– Тебе не нушен лепрехун, приятель; от них не дошдешшься ничего, кроме неприятноссстей. Но, – осклабился он, – я могу организовать тебе чудессную чешшуйчатую дамочку. Ты проссто ничего не пробовал, ессли не занималсся этим ее ящ-щеркой!

– Нет, спасибо.

– Мы можем позаботитьсся и о твоей подрушке тоше! – с напором заявил субчик. – Кошшки-девушшки без ума от ящщеров!

Мэллори отрицательно тряхнул головой.

– Мне нужны лепрехуны, – он помахал у субчика перед носом стопкой банкнот, полученных у Мюргенштюрма, – а в частности, лепрехун по имени Липучка Гиллеспи.

– Ессли твоя подрушка украссит ссебя ссворкой и ошшей-ником, мой брательник Иззи покашет ей класссс! – продолжал субчик, не обращая внимания на запрос Мэллори.

– Если ты не можешь сказать мне, где найти Гиллеспи, то кто может? – не унимался Мэллори.

– Ты пссихх! – прошипел зеленый субъект. – Я предлагаю тебе незабываемую ночь во грехе и сслизи, а ты зациклилсссся на лепрехунах!

Он растворился во мраке, а Мэллори, выждав секунд пять на случай, если тот вернется, пожал плечами и зашагал дальше, мимо ряда секс-шопов, выставляющих на обозрение бесконечный ассортимент диковинных приспособлений, в большинстве своем вряд ли пригодных для ношения или употребления людьми.

– Гоблинские девочки! – прошептал другой голос. – Очаровательные юные гоблинские девочки!

Мэллори даже не обернулся, чтобы поглядеть, кто к нему обращается, а просто сграбастал Фелину за руку и наддал ходу. Он пересек Восьмую авеню, прошел мимо очередного ряда неряшливых театриков и порнографических магазинчиков – в том числе и одного предлагавшего полное возмещение платы, если клиент вгонит в краску массажисток, прошедших выучку в колледже, – и свернул на север, где попал на Девятую авеню.

Мерцающие неоновые вывески пропали, и улица, хотя более темная, показалась детективу более безопасной и опрятной. Они в быстром темпе миновали греческий ресторанчик, зазывавший прохожих полюбоваться на танец живота в исполнении человеческих и нечеловеческих танцовщиц, потом английский чайный магазин, забитый седовласыми военными со стеками под мышками, кабачок, судя по всему, служивший притоном для эльфов, потом кафетерий, претенциозно заявлявший, что там всегда в наличии самое сырое мясо в городе, до отказа набитый гоблинами и троллями, жутко урчавшими и чавкавшими во время еды. Наконец они подошли к пабу «Изумрудный остров», и Мэллори вдруг резко затормозил.

– Там ни единого лепрехуна, – провозгласила Фелина, заглянув в окно.

– Но зато там есть ирландцы, – известил ее Мэллори. – Уж если они не смогут сказать, где искать лепрехунов, то никто не сможет. – Он вперил в нее строгий взгляд. – Ты будешь вести себя как положено, или мне оставить тебя здесь мокнуть под дождем?

– Или то, или другое, – загадочно улыбнулась она.

– Значит, останешься на улице, – резюмировал Мэллори непререкаемым тоном.

– Подожди! – всполошилась Фелина, когда он подошел к двери.

– Будешь держаться тихо и спокойно?

– Возможно.

– Ладно, – изъявил он согласие. – Но только попробуй вредничать, и живо отправишься на улицу.

В ответ Фелина потерлась об него и замурлыкала – в тот самый миг, когда Мэллори открыл дверь.

– Ну, не на глазах же у всех! – сконфуженно зашептал он. Фелина с ухмылкой отступила на шаг, а Мэллори пригладил ладонью мокрые от дождя волосы и оглядел паб.

Небольшое помещение едва-едва вмещало стойку бара и полдюжины столиков, но зато в нем царила атмосфера тепла и уюта, а не жары и скученности – круглые столы истерты и исцарапаны, массивные стулья функциональны, голый пол не покрыт лаком, а стены украшены репродукциями с ирландскими пейзажами и несколькими фотографиями с автографами ирландских актеров, спортсменов и писателей. Ассортимент бара, выставленный на всеобщее обозрение, состоял буквально из сотен бутылок виски, но среди них невозможно было отыскать ни единой посудины с вином или прозрачными напитками вроде джина или водки. Словно администрация бара, зная вкусы своей клиентуры, не видела причины выставлять напитки, не пользующиеся спросом.

Рослый, рыжеволосый, веснушчатый бармен с любопытством уставился на детектива, равно как и троица стариков, сидевших за угловым столиком. Еще двое мужчин, одетых в твидовые костюмы и водолазки, стояли посреди комнаты, меча дротики в портреты королев Елизавет – Первой и Второй. Дюжина других посетителей по двое и трое сидела по всему залу; большинство в шотландских беретах, а примерно половина франтила длинными шарфами, намотанными на шеи с нарочитой небрежностью. Музыкальный автомат наигрывал нескончаемую череду ирландских песенок, в которых речь шла о девушках по имени Кэтлин или Молли.

– Добрый вам вечер, – произнес бармен с жутким ирландским акцентом. Метатели дротиков подбили счет и уселись за стол, чтобы всерьез выпить. – Позвольте предложить вам стаканчик доброго ирландского виски?

– Почему бы и нет? – согласился Мэллори, приближаясь к стойке. Фелина тем временем вспрыгнула на табурет и не мигая уставилась на метателей дротиков.

– Мы ни разу вас тут не видели, – заметил бармен.

– Ничего удивительного, – откликнулся Мэллори. – Я ни разу тут не бывал.

– Вы, случаем, не ирландец? – поинтересовался бармен, разглядывая детектива в упор.

– Джон Дж. О'Мэллори, – представился тот.

– Тогда первая порция за счет заведения, – изрек бармен с восторженной улыбкой человека, отыскавшего новый источник дохода.

– Весьма щедро с вашей стороны.

– А что будет пить ваша подруга?

– Ничего, – ответил Мэллори, пока бармен наливал ему стопку виски. – Вы вроде бы не против ее присутствия.

– А с чего бы мне быть против? Кошки ведут свое происхождение из Ирландии, знаете ли.

– Не знал!

– Кошки, – кивнул бармен, – виски, батист и революция – вот наши четыре подарка миру.

– А как насчет лепрехунов? – поинтересовался детектив.

– Малый Народец? – презрительно бросил бармен. – Может, они и ирландцы, но вряд ли ими стоит гордиться. Порочное, неверное племя, если хотите знать мое мнение.

– Они здесь бывают?

– Да я бы ни одного и на пушечный выстрел не подпустил! – рявкнул бармен.

– Вы говорите об англичанах? – оживился старик из угла. – Поубивать их всех мало!

– Нет, – отрезал бармен. – Мы обсуждаем Малый Народец.

– А-а, этих, – протянул старик. – Дважды поубивать их мало! – Он поглядел на Мэллори. – А вы что думаете об англичанах?

– Я же велел Сынам Эрина [14] не подстрекать моих посетителей, – зловещим тоном пророкотал бармен.

– А я всего лишь затеваю приятную беседу, – огрызнулся старик. – А ты попридержи язык. Сыны Эрина помнят своих друзей.

– Куда лучше бы им помнить своих кредиторов, – желчно откликнулся бармен. – Или ты хочешь, чтобы я подвел счета?

– Может, тебе стоило бы вернуться на добрую старую родину, – не растерялся старик. – Америка превращает тебя в капиталистическую пиявку.

– Да на доброй старой родине нет ничего, кроме массы камней и кучки стариков, просиживающих штаны в пабах и затевающих революцию, – подал голос из-за соседнего столика меднолицый мужчина среднего возраста.

– Слыхал я эдакое, Фитцпатрик! – изрек старик. – И в ответ могу сказать только одно: если бы Рыцари Трилистника [15] чуть меньше болтали языком и чуть больше сражались, мы смогли бы вернуться на добрую старую родину.

– Ха! – парировал Фитцпатрик. – Да когда ж это Сыны Эрина прикончили хоть что-нибудь, кроме бутылки виски?

– Убийственные слова! – вскричал старик.

– Если они и правда такие, так надо сказать англичанам, пусть бросят их в бой против вас! – буркнул Фитцпатрик, тоже подскочив.

– Может, выйдем?! Попробуй повторить!

– И попробую! – Фитцпатрик сбросил пальто, закатал рукава, поплевал на ладони и направился к двери. – Правила маркиза Квинсберийского? [16]

– Несомненно, – согласился старик, подхватывая дубинку и следуя за ним на улицу.

Трое или четверо посетителей увязались за ними, но остальные не обратили на происходящее никакого внимания, и только Фелина с любопытством прижалась лицом к стеклу.

– И часто такое случается? – поинтересовался Мэллори, поворачиваясь к бармену.

– Не более трех-четырех раз за вечер, – беззаботно ответил тот.

– Может, нам лучше вмешаться? – предложил детектив.

– Да спешить некуда.

– С дубинкой или без нее, но у старика нет ни шанса.

– Они будут просто перебрасываться оскорблениями, – усмехнулся бармен, – чтобы как следует раскипятиться, но прежде чем это случится, они окоченеют и вернутся в помещение.

– Вы хотите сказать, что они собираются просто болтать?! – вопросил Мэллори.

– Существует огромная разница между революционной болтовней и революционной борьбой. Если бы им хотелось сражаться, они бы сейчас в Белфасте закладывали бомбы.

– И такое случается еженощно? Бармен кивнул:

– Кроме воскресений.

– А почему для воскресений сделано исключение? – полюбопытствовал Мэллори.

– По воскресеньям наше заведение закрыто.

Фелина вернулась к стойке и уселась на табурет рядом с Мэллори.

– Я думал, ты собираешься полюбоваться на драку, – заметил детектив.

– Они только и делают, что орут друг на друга, – развела она руками. Вдруг ее внимание привлекла ваза с арахисом, и девушка принялась играть с орешками, выкладывая из них на стойке незатейливые узоры.

Бармен заметил пустой бокал Мэллори.

– Может, еще разочек наполнить, О'Мэллори?

– Почему бы и нет? – Мэллори запустил бокал по стойке в сторону бутылки и поглядел на бармена. – А еще я бы не отказался от кое-какой информации.

– Если это в моей власти, она ваша.

– Спасибо. Я бы хотел знать, где найти лепрехуна по имени Липучка Гиллеспи.

– Не найдете. Он подлый тип, этот Гиллеспи.

– Знаю. – Мэллори извлек бумажник и продемонстрировал свою сыскную лицензию. – Он позаимствовал нечто, ему не принадлежащее. Меня наняли, чтобы это нечто вернуть.

– Ну, будь я неладен! – восхитился бармен. – Настоящий филер прямо тут, у меня в пабе!

– Вы можете мне помочь?

– Я-то не могу, зато могу познакомить кое с кем, кто может. Финнеган! – взревел бармен.

Худой бородач с темно-рыжими волосами, в помятом вельветовом костюме встал из-за столика и подошел к стойке, неся в руке небольшой блокнот.

– О'Мэллори, – провозгласил бармен, – это Финнеган, наш местный поэт. Финнеган, поздоровайся с детективом Джоном Дж. О'Мэллори.

– Рад познакомиться, – произнес Финнеган.

– Аналогично, – откликнулся Мэллори. – По-моему, с поэтами мне встречаться еще не доводилось. Вы печатали какие-нибудь книжки?

– Я наш местный неопубликованный поэт, – сурово провещал Финнеган. – Список рынков, покуда не расколотых мной, воистину феноменален. Я был отвергнут всеми, от «Плейбоя» и «Атлантического еженедельника» до студенческих многотиражек, в которых вместо гонорара расплачиваются авторскими экземплярами. – Помолчав, Финнеган тряхнул головой. – Порой я и сам поражаюсь собственной последовательности.

– А о чем вы пишете? – поинтересовался Мэллори.

– А о чем пишет любой ирландский поэт? – кисло ответил вопросом на вопрос Финнеган. – Я отношу свои провалы исключительно на счет тайного консорциума высокопоставленных и влиятельных британских редакторов.

– Он написал массу стихотворений про Малый Народец, – подсказал бармен и повернулся к Финнегану. – О'Мэллори ищет Липучку Гиллеспи, и я решил, что специалист по Малому Народцу может знать, где этот склизкий маленький ублюдок.

– Что он натворил на сей раз? – поинтересовался Финнеган, закуривая вонючую трубку.

– Кража.

– Похищенное крупнее батона хлеба?

– Простите? – не понял детектив.

– Вопрос задан отнюдь не в шутку, О'Мэллори, – сказал ирландец. – Пожалуйста, ответьте.

– Куда крупнее. А что?

– Лепрехуны держат горшки с золотом, – пояснил Финнеган. – Я думал, это известно всякому. О, они находятся отнюдь не у края радуги – фактически говоря, большинство горшков закопано в Центральном или Граммерси-парке, – но если похищенная вещь не» влезает в горшок, то по крайней мере вам не придется искать ее с лопатой в руках.

В это время Фитцпатрик со стариком и их приверженцы в обнимку вернулись в бар, как добрые друзья.

– Ставим выпивку на всех! – объявил Фитцпатрик.

– Верно, – поддержал старик. – И в честь новых уз, только что связавших Сынов Эрина и Рыцарей Трилистника, я плачу.

– Черта лысого! – отрезал Фитцпатрик. – Это я был не прав. Мне и платить.

Он припечатал купюру ладонью к стойке, но старик смел ее на пол.

– Платят Сыны Эрина, и кончено!

– Будь ты хоть вполовину тем, на кого претендуешь, ты бы позволил настоящему ирландцу заплатить и держал бы язык за зубами! – гаркнул Фитцпатрик, швыряя старику его деньги и выкладывая на стойку новую купюру.

Старик плюнул на банкноту, развернулся на пятке и двинулся к двери. Фитцпатрик, изрыгая угрозы и проклятия, зашагал следом. Фелина бросила взгляд в их сторону, но с места не сдвинулась.

– Думаю, они устроят следующую баталию, чтобы выяснить, кто выиграл предыдущую, – резюмировал бармен и повернулся к Мэллори. – Позвольте налить вам еще?

Мэллори покачал головой:

– Нет, мне надо сохранять ясную голову. Честно говоря, мне бы не помешало плеснуть себе холодной воды в лицо и освежиться.

Бармен указал на дверь в конце комнаты, и Мэллори, предварительно убедившись, что Фелина по-прежнему поглощена своим арахисом, направился туда. Выйдя за дверь, он оказался в тесном вестибюле с тремя дверьми: одна для мужчин, другая для женщин, а третья для служебного пользования. Выбрав первую, он вошел.

Внутри оказалось три писсуара – один в каком-то футе от пола, второй нормального размера, а третий куда выше уровня глаз. Встав перед средним, Мэллори постарался не думать, какого рода существа пользуются правым писсуаром. Затем он перешел к тройке умывальников, выдержанных в тех же пропорциях, включил в среднем холодную воду и плеснул несколько горстей себе в лицо. Потом ощупью нашарил бумажное полотенце и утерся.

Чувствуя себя освеженным, он вернулся к стойке, где Фелина все еще выкладывала из арахиса геометрические узоры.

– Ах, О'Мэллори! – Финнеган поднял голову от блокнота. – Я написал стишок, пока вас не было. Не хотите ли послушать?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Мэллори. Поэт откашлялся, бросил взгляд в блокнот и звучным голосом зачитал: «Революция, контрибуция, достижение, постижение, прохождение; Ирландия, пылание, возгорание, размежевание; познание, раскаяние, отпускание». Ну как?

– А что это означает? – поинтересовался Мэллори.

– Означает?! – переспросил Финнеган. – Мой дорогой О'Мэллори, стихи ничего не означают, они просто есть!

– Вот уж не знаю. – Про себя Мэллори решил, что арахисовые узоры Фелины куда осмысленнее, чем стихотворение Финнегана. – Сдается мне, что если вы увещеваете слушателей изгнать британцев, то вам следовало бы уведомить их об этом.

– Вот вам речь истинного сыщика, – озлобленно молвил Финнеган. – Только факты, мэм. Что случилось в пятницу вечером в двадцать тринадцать? – Опустошив свой бокал, он уставился на Мэллори. – Этот стих – трубный зов к оружию, обещание Лучшей Жизни, отторжение всего британского, воззвание к отвержению протестантских ценностей и ловко замаскированная эротическая двусмысленность, и все это блестяще низведено до тончайшего символизма.

– На мой взгляд, это просто охапка слов, составленных вместе без единого глагола, – заметил Мэллори.

– Неужели для вас все должно смахивать на «Алые розы, белые розы», О'Мэллори?! – возмутился Финнеган. – Где же ваша ирландская душа? «Познание, раскаяние, отпускание», – снова процитировал он. – Боже мой, это великолепно!

– Что ж, хотя бы рифмуется, – указал Мэллори.

– Рифмуется, да? – нахмурился Финнеган. – Надо как-то исправлять положение. – Он принялся лихорадочно строчить в блокноте.

– Погодите минуточку, – осадил его Мэллори. – Пока вы с головой не ушли в это занятие, я хотел бы задать вам еще парочку вопросов.

– О чем это мы толковали? – осведомился Финнеган.

– О Липучке Гиллеспи.

– Ах да. Мерзкий маленький надоеда. Совершенно аморальный, как и все лепрехуны, но у него наблюдается некоторая животная смекалка, каковая отсутствует у большинства их брата. – Он мгновение поразмыслил и кивнул в лад своим мыслям. – Да, ни малейших сомнений: Гиллеспи – самый отвратительный из всего их племени.

– Расскажи ему о стихах, – предложил бармен. Во взгляде Финнегана вдруг полыхнула ненависть.

– Знаете, что этот грязный ублюдок сделал в прошлом месяце?!

– Написал стихотворение? – догадался Мэллори.

– И не только написал! – вознегодовал Финнеган. При звуке его голоса Фелина с перепугу отскочила от стойки. – Он даже продал его только ради того, чтобы меня унизить! Да вдобавок еще и размер гуляет, образный ряд вовсе убогий, а Ирландию он даже не помянул!

– Вы не знаете, где я его могу найти?

– Небось в каком-нибудь университетском городке, занимается художественной декламацией и подписывает экземпляры своего треклятого стихотворения! – с горечью промолвил поэт.

– Это в час-то ночи? – с сомнением спросил Мэллори.

– Нет, – признал Финнеган. – Наверное, сидит дома, подсчитывает награбленное добро и вставляет в рамки рецензии на свои стихи. – Он грохнул кулаком по стойке. – Должно быть, подсунул взятку кому-то из «Таймс». Это стихотворение не может понравиться ни одному критику, если тот не лишен вкуса напрочь!

– Может, обозреватель – лепрехун, – попытался утешить его бармен.

– Наверняка! – вскричал Финнеган. – Я должен был и сам догадаться! – Открыв блокнот на чистой странице, он принялся строчить письмо протеста в «Таймс».

– Простите, – подал голос Мэллори, – но если вы просто скажете мне, где он живет, я тронусь дальше.

– Никто этого не знает, – ответил Финнеган. – Во всяком случае, никто из лиц, не принадлежащих к Малому Народцу. Лучше всего поймать одного и выбить из него признание.

– А где мне найти хоть одного?

– Что ж, вот с этим проблема, – сознался поэт. – Прятаться они мастера: стоит любому из них повернуться к вам боком, и он исчезнет – даже в ясный полдень посреди пустой улицы. – Финнеган помолчал. – Полагаю, лучше всего было бы навестить одно из обычных мест их сборищ и держаться там, пока не сможете сграбастать одного из них – и как только он окажется у вас в руках, не отпускайте его, пока не найдете Гиллеспи. Это абсолютно вероломное, лживое племя, мошенничающее и лгущее ради собственного удовольствия.

– Так есть ли смысл спрашивать их о чем-либо?

– Есть, потому что они единственные, кто знает, где найти Гиллеспи, а на вашей стороне есть одно преимущество: все они до единого – трусы.

– Значит, если пригрозить лепрехуну смертью, из него удастся выудить правду?

– Возможно.

– А поскольку я не буду знать, правду ли он сказал, пока не приду в логово Гиллеспи, я должен держать информатора при себе, просто чтобы подстраховаться?

– Именно так, – с напором произнес Финнеган. Фитцпатрик и его противник снова вошли в паб, без единого слова прошли к своим столикам и уселись, испепеляя друг друга взорами. Снедаемая любопытством Фелина подошла поближе, чтобы осмотреть их несуществующие синяки и ссадины.

– Последний вопрос, – сказал Мэллори, бросив взгляд на метателей дротиков, вставших, чтобы возобновить игру. – Где лепрехуны обычно болтаются?

– Пожалуй, ближе всего тут «Риальто-Бурлеск», – сообщил поэт. – Они сидят на балконах, вопят, кричат, ликуют, верещат и вообще досаждают окружающим, особенно если стриптизерша рыжеволосая или изумрудно-зеленая ящерка.

– А далеко это?

– Ступайте по Девятой авеню до Сорок восьмой улицы и сверните налево. Прозевать его невозможно.

– Спасибо.

– Не хотите еще одну на посошок? – предложил бармен.

– Лучше воздержусь. – Мэллори положил на стойку несколько монет. – Это должно покрыть мой…

Внезапно позади поднялась суматоха, и детектив оглянулся, чтобы посмотреть, в чем дело.

– Проклятие! – орал один из метателей дротиков, гневно таращась на Мэллори. – Если не можете держать ее в руках, так не следовало приводить сюда!

– Что случилось? – спросил Мэллори, взглядом отыскивая Фелину. Она на корточках примостилась на столе рядом с портретами Елизавет, держа в зубах оперенный дротик. – Филина, какого черта?!

– Он был похож на птичку, – развела она руками, выплюнув дротик на пол.

– Вон! – твердо сказал Мэллори. Она лизнула запястье, не обращая на него ни малейшего внимания.

– Ты меня слышала! – рявкнул детектив.

Она продолжала вылизываться. Мэллори шагнул вперед.

– Если мне придется взять тебя за шкирку и вышвырнуть на улицу, я так и поступлю.

Она мягко спрыгнула на пол, вздернула нос и вышла, стараясь по возможности сохранять достойный вид.

– Я сожалею о случившемся, – сказал Мэллори метателю дротиков.

– Да уж, еще бы вам не пожалеть, черт возьми! – огрызнулся разъяренный пострадавший. – Он летел прямехонько королеве в глаз, так что выбил бы его напрочь!

Вернувшись к стойке, Мэллори выудил из кармана долларовую купюру и вручил ее бармену:

– Купите ему выпивку за мой счет.

– Непременно, – ответил рыжеволосый великан. Пошарив под стойкой, достал трилистник и булавкой пристегнул его к накидке детектива, чуточку подправил и пояснил:

– На счастье.

– Спасибо, – кивнул Мэллори. – У меня возникает ощущение, что счастье мне понадобится.

– О'Мэллори! – внезапно окликнул Финнеган, когда детектив уже дошел до двери.

– Да?

– Если найдете Гиллеспи, узнайте у него фамилию редактора, который купил его стихотворение.