— Стрельба, как видите, Вильгельм Карлович, стала намного эффективней, — Алексеев увидел в бинокль, как взметнулись вокруг «Ивате» четыре высоченных всплеска, и столько же маленьких — значит, один шестидюймовый снаряд определенно попал в цель. Ровно через полминуты вражеский крейсер накрыл «Ослябя», а потом тот через тридцать секунд попал под залп «Победы» — и один 254 мм снаряд поразил цель.
Броненосцы стреляли методично, старшие артиллерийские офицеры быстро вносили необходимые поправки. Снаряды берегли на новый бой, что мог грянуть через полчаса, а потому старались их не тратить зря. Впрочем, «Ивате» и этого хватило за глаза — японский крейсер, защита которого не проектировалось для боя против броненосцев, держался уже кое-как, с истинно самурайским терпением находясь в боевом строю, сократившимся до трех горящих единиц.
Три броненосца, броненосный крейсер и парочка бронепалубных «богатырей» получили чуть ли не тройное преимущество над неприятелем, которое с каждой минутой возрастало еще больше. Все дело в том, что более слабый противник, сходясь в бою с сильным врагом, при равной натренированности команды, неизбежно потерпит поражение. Вопрос только во времени — огневая мощь слабого будет снижаться быстрее, повреждения наоборот станут расти в прогрессии. Все прямо пропорционально количеству орудий и частоте залпов. И чем меньше водоизмещение корабля, тем быстрее он может отправиться на дно от общего числа попаданий, и чем больше «лоханка», тем больше снарядов в нее должно попасть, чтобы она отправилась на встречу с морскими богами.
Сейчас усердствовал только Вирен со своим отрядом. Роберт Николаевич торопился окончательно вывести из боя «Идзумо» — японский флагман еще отстреливался из носовой башни одним 203 мм орудием, и пара казематных шестидюймовых пушек время от времени отправляла снаряды в «Баян». А там русским крейсерам придется плохо — подтянется избитый «Ивате», и количество игроков уравняется.
А вот русским броненосцам вскоре придется туго — строй из трех английских кораблей неумолимо приближался. По ним пока никто не стрелял, все вели огонь по японскому крейсеру, но и орудийные башни на «дунканах» тоже безмолвствовали. Пока молчали, но Алексеев нутром чувствовал что-то очень плохое, каким-то непонятным нюхом, интуицией, которая есть у каждого бывалого моряка.
Как шел бой адмирал прекрасно знал — «Алмаз» и все три миноносца исполняли роль посыльных судов, передавая сообщения. Да и радиостанции работали на всех кораблях, держа устойчивую связь даже с Порт-Артуром — теперь все осознали насколько важно в бою неоцененное поначалу в России изобретение Попова.
— Хотел бы я, чтобы этот демарш был провокацией, ваше высокопревосходительство, счастлив был бы ошибиться, но грянет бой, — Витгефт говорил совершенно спокойно. — Видите — англичане сейчас начнут прикрывать «Ивате», нам просто не дадут его безнаказанно уничтожить, как ранее мы утопили «Адзуму»…
— Бой так бой, но первый залп за нами не бу… кто посмел?!
Алексеев взревел раненным зверем, видя, как вдалеке от носа головного во вражеской линии корабля взметнулся невысокий султан воды. Но тут же опомнился — настолько были напряжены нервы. Вскрикнул:
— Сигнал хоть подняли?!
— Так точно, ваше высокопревосходительство! «Ваш курс ведет к опасности, приказываем немедленно уйти»!
Алексеев всмотрелся в броненосцы «Туманного Альбиона», те начали отворачивать. Радость буквально разлилась по телу теплой волной — драться с англичанами он не хотел категорически, понимая, что это может привести к большой войне. Однако и терпеть хамство с их стороны не желал, ненавидя «джентльменов» за их бесцеремонную наглость.
Еще бы, ведь идет Ройял Нэви, что владычествует на морях и океанах вот уже два с половиной века, со времен полузабытых войн с голландцами Тромпа и де Рюйтера. И топит всех, кто посмеет сказать что-то против неизменной «Владычицы морей».
— Они отворачивают, ваше высокопревосходительство, — голос Витгефта дрожал, — а я уж думал…
— Ох, мать твою дивизию! Да за ногу ее, да об столб приложить!
Начальник штаба не договорил, а Евгений Иванович выругался любимой присказкой Фока — нахватался у сухопутного генерала разных словечек. Из башни головного «дункана» вырвался длинный язык пламени, а через десять секунд практически у борта «Пересвета» взметнулся с взрывом высокий водяной гейзер. И сразу все стало на свои места — перед ними был враг, вековой противник России, лютый и злобный. И он начал первым, по своему обыкновению, как делал всегда на протяжении всей истории, когда чувствовал за собой силу.
— Поднять сигнал! «Вы сами начали войну»! Открыть огонь — теперь англичане маску сбросили — мы принимаем бой!
Через полминуты «Пересвет» ввел в дело главный калибр, противников разобрали — каждый из русских броненосцев стрелял по собственному противнику, сошлись в равной схватке трое на трое. Нужно было перетерпеть обстрел, продержаться как можно дольше — все же главный калибр «дунканов» двенадцать дюймов против десяти на русских кораблях. Но опять же — жизненно важные места прикрыты всего семью дюймами брони против девяти на русских броненосцах. Оставалось надеяться только на скорый подход отряда Матусевича из Дальнего и выиграть чуть больше часа времени, а там станет намного легче.
Вроде бы и недолго, ну уж больно противник серьезный, с такой репутацией, что еще до схватки страшно становится!
Но сейчас Алексеев знал точно — даже если брать в расчет корабли Рожественского, которые уже «втянулись» в бой, русские не уступят англичанам в выучке, и у них есть боевой опыт многих схваток, и главное, одержанные победы, который англичане пока не имеют. Королевский Флот не сходился в бою с равным противником вот уже целое столетие, и совершенно подзабыл, как драться насмерть, до кровавых соплей…
— Ваше высокопревосходительство, вы как себя чувствуете?!
От льющейся на лицо воды Евгений Иванович стал потихоньку приходить в сознание. Над ним склонился какой-то мичман, чумазый в порванной тужурке, в окровавленной повязке на голове, рука в лубке — фамилию вспомнить не смог. Зато припомнил, что случилось — бронированную рубку тряхнуло как спичечный коробок. Его отбросило к стенке, сверху попадали офицеры, а затем вспышка, и последнее, что увидел, летящее тело Витгефта, но без головы. Или все это привиделось?!
— Что случилось, как идет бой?!
— Мы вышли из строя, ваше превосходительство, в «скулу» попали, там пролом как на «Ослябе» был. Крен спрямили, пластырь поставили, вода уже не прибывает, справляемся, ход дали девять узлов. Трубу снесло, кормовую башню напрочь заклинило…
Слова доносились еле слышно, будто сквозь вату, он их едва расслышал, а потому поднял голос:
— Говори громче, я тебя плохо слышу! Как идет бой?!
— Вас сильно контузило, легко в ногу ранило, повязку наложили! Отряд контр-адмирала Матусевича подошел, и дал супостатам жару! Один английский броненосец вышибли, ход резко сбавил, другие в два огня взяли каждый, — мичман говорил чуть ли не шепотом, но по лицу было видно, что он чуть ли не кричит во все горло.
— Мне надо в рубку! Где адмирал Витгефт?!
— Убит его превосходительство, и командир броненосца тоже. И старший офицер… Командование над эскадрой принял вице-адмирал Скрыдлов на «Цесаревиче»…
— Позови матросов, мичман, сам не дойду! Выполнять приказ!!! немедленно отнесите меня в рубку!
Через минуты два крепких матроса подняли его как пушинку, и бережно передавая из рук в руки, хотя он и сам начал потихоньку шагать, перебирая ослабевшими ногами, особенно подгибалась левая, в разорванной штанине, под которой белела повязка. Вид совершенно непотребный, но идет бой, и ему ли не знать, что любая победа может обернуться поражением, если выбьют командующего. И хотя все необходимые распоряжения он отдал заранее, но лучше самому командовать — на Николая Илларионовича и на Зиновия Петровича Алексеев не мог в полной мере полагаться, опасаясь, что старшие флагманы не вытянут сражение.
Вот если бы Фок был адмиралом, то лежал бы спокойно в лазарете, где битком навалено раненых офицеров и матросов. Хорошо, что контузило изрядно, и не пришлось слышать стоны умирающих…