Глава 10

В доме все было вверх дном, несмотря на то, что Геерт, как ему казалось, прибрался. Скопившаяся грязная посуда была аккуратно составлена возле раковины, уголок, где играли дети, весь был завален фломастерами, незаконченными рисунками, детальками от «Лего» и кукольными лошадками Мейрел. Шкафчики нараспашку, занавески закрыты, жуткий запах кислого молока и выдохшегося пива.

— Что ж за бардак тут вечно, — ворчала я, не зная, за что взяться и с чего начать. Я чувствовала себя усталой и загнанной, хотела и спать, и убираться, открыть шторы и тут же их закрыть. Сбежать и бороться. Просто много, слишком много всего произошло. Я оказалась по колено в дерьме и должна была защитить моих детей. На улице шел дождь, в доме не было ни крошки, а я боялась выйти в магазин.

Я подошла к двери в сад и раздвинула занавески. Посмотрела на ящик пива, два сломанных детских велосипеда, старую коляску, два ящика с пустыми бутылками и обгорелую шашлычницу. Потом подняла взгляд на балконы и окна соседских домов. Мой сосед врубил на полную громкость «Ред Хот Чилли Пепперс». С полотенцем на плечах он прошелся нагишом мимо окна и опустил жалюзи. Раньше я часами могла стоять вот так, с сигаретой и бокалом вина, наблюдая за ничего не подозревающими соседями. Теперь я понимала, что и за мной кто-то смотрит. Моя жизнь оказалась под лупой.

Уборка. Вот что нужно сделать. Расставить все по местам. Навести порядок в доме и в голове. Я распахнула окна, переобулась в тапки и поставила Эн Пиблз. I can’t stand the rain against my window, bringin’ back sweet memories…[2]

Я взяла ведро и подставила под кран. Плеснула побольше шампуня и опустила руки в горячую воду. Кухонный стол, шкафчики, плита, вытяжка. Я скребла и терла, отмывая все жирные и кофейные пятна, вытащила из шкафа рулон мусорных мешков, оторвала один и стала кидать туда все, что валялось на полу. Фломастеры без колпачков, порванные раскраски, старые газеты и журналы, безногие и безрукие куклы, машинки без колес, сломанные заколки, пивные пробки, фисташковые скорлупки, заплесневелый апельсин, носки и перчатки без пары, пустые сигаретные пачки.

Я набила четыре полных мешка, пока вопила под музыку. Постепенно во мне закипала злость. Ну нет, мать вашу, вы меня отсюда не выгоните! Я не отдам все, что так люблю! Платить своей свободой за то, что кому-то не нравится моя жизнь, не входило в мои планы. Я закатала рукава, отжала тряпку и опустилась на коленках на пол.

Пусть Стив встретится с Мейрел, но ни о каких регулярных визитах и речи быть не может. Он не имеет права просто так появляться и исчезать из ее жизни. Да, он ее отец, но только биологический. Я плеснула в слив отбеливателя и вдохнула хлорный запах бассейна. Как будто химические запахи очищали мои мысли. Руки сморщились от горячей воды. Я яростно отдирала коричневый налет со слива и с крана и терла швы между шкафчиками, пока они опять не стали белыми. Когда я выпрямилась и отошла на три шага оценить результат трудов, мне стало нехорошо. Я пошатнулась и в последний момент успела ухватиться за стул.

Я села и положила голову на руки. Может, у меня что-то с головой? Может, я чокнулась? Неужели все это случилось на самом деле и я превращаюсь в свою мать, которая была уверена, что отец хочет ее убить? Вдруг я стала сомневаться во всем. Что говорил психиатр моему отцу после того, как маму забрали в клинику? «Ваша супруга действительно испытывает смертельный страх. Мы рассматриваем ее психоз как помешательство, но для нее все, что ей кажется, — реальность. Не надо ее разубеждать, это не имеет смысла, вы не сможете ее успокоить».

Я не хотела сходить с ума. Я не сойду с ума! Все, что случилось со мной, было на самом деле. Это видел Геерт, это видели в полиции. Мне просто надо выспаться, тогда станет полегче.


Меня разбудил шум у двери. Кто-то звал меня. Уже стемнело, и дождь колотил в окна.

— Мама, мама, ну открой же! Мы не можем войти!

Я подскочила, включила свет и отодвинула задвижку на двери. Я не могла вспомнить, когда я успела ее закрыть. Мейрел и Вольф влетели в дом и побросали грязные сапоги под вешалку. За ними вошла Рини, моя соседка. Вытерла ноги и с улыбкой огляделась.

— Ну ты потрудилась! — сказала она, снимая куртку. — Дети так разыгрались, подруга! Я же говорила Гюсу, точно будет ураган!

Продолжая тарахтеть, она зашла в кухню и взяла стул.

— Хочешь вина? — предложила я в надежде, что она откажется.

— Один стаканчик разве что. Мне еще на йогу. Можно? — она показала на мою пачку сигарет и вытащила оттуда одну. — Извини, слушай, я уже должна тебе целую пачку. Время от времени приходится жульничать.

Они с Гюсом, ее мужем, три месяца назад вместе бросили курить и теперь были готовы задушить друг друга.

— Слушай, а почему ты никогда мне ничего не рассказываешь?

Она игриво взглянула на меня, покачала головой и глубоко затянулась. Потом выпустила облако дыма, как злая учительница в ожидании оправданий.

— Ты о чем?

— Ну, что Геерт ушел, к примеру.

Я отковыряла сургуч с винной бутылки и закрутила штопор в пробку. Рини наблюдала за мной в нетерпении услышать подробности.

— Да когда было рассказывать… Все сразу навалилось, и честно сказать, мне не хотелось ни с кем разговаривать…

— Да, девочка, нелегко тебе. И детки. Они ведь тоже переживали. Мне Мейрел рассказала. Такая расстроенная…

Она откинулась на спинку, готовая услышать всю историю.

— Рини, я пока не хочу об этом говорить.

— Он себе кого-то завел?

Теперь она не отстанет. Запустила в меня свои когти и не угомонится, пока не получит хотя бы одну смачную подробность. Как минимум на это она могла рассчитывать, раз уж сидела с детьми.

— Нет, не в этом дело. Все так сложно. Нам просто стало плохо вместе.

Вниз по лестнице примчались дети. Вольф запрыгнул ко мне на колени, а Мейрел обхватила руками за шею. «Мамочка любимая…» — Вольф десять раз поцеловал меня в щеку с самым милым выражением лица, какое только мог изобразить:

— Можно нам чипсы и включить телевизор?

— Давайте. Возьмите в шкафу. Только не крошить мне на кровать!

Рини подождала, пока дети не поднялись наверх на безопасное непрослушиваемое расстояние, и продолжила допрос:

— Как это? Что у вас не так?

— Ну ты же знаешь, как бывает… Мы ругались все время, и у меня было ощущение, что я все делаю одна. Что он больше мешал, чем помогал. Просто все закончилось.

Остальное ее не касалось.

— Может, у тебя кто завелся?

— Нет, с чего ты взяла?

— Это, конечно, не моего ума дело, но тут на днях у тебя на пороге топтался парень, говорил, что он твой свояк.

Мой свояк? Мартин? Я не видела его уже несколько месяцев. И зачем он приезжал? Я с трудом припомнила сообщение от него на автоответчике пару недель назад. Он хотел поговорить. Я подумала, наверное, насчет денег — Мартин занимался этим, он был моим бухгалтером, — сам перезвонит.

— Ты с ним разговаривала?

— Да. Тебя не было, а я случайно проходила мимо. Он сидел на ступеньке. Я спросила, могу ли чем помочь, а он сказал, что ждет тебя, что он твой свояк. Странноватый какой-то. Я еще сказала ему, что ты можешь прийти поздно. А потом он ушел.

— Почему странноватый? Что он сделал?

— Да ничего, просто странный был. Нервный ужасно. Перепуганный. Спросил, могу ли я его впустить, что он ключ потерял, что ты не рассердишься. Я сказала, ага, конечно, много вас тут свояков таких ходит. Даже не думай!

Я ничего не поняла. Чего он хотел? Почему он не оставил записки и не перезвонил?

Рини права, может, этот парень и не был моим свояком. Мартин в любом случае не был нервным типом и не приехал бы ни с того ни с сего. И уж точно не тратил бы свое драгоценное время на сидение на ступеньке. Должно было случиться что-то серьезное, но об этом я бы знала.

— Да, Мария, мужики тут в очереди стоят у тебя под дверью! — Рини засмеялась и подлила нам еще вина. — Мне бы так. Давай расскажи-ка, что это за негр привез тебя сегодня?

— Это Стив, отец Мейрел.

— Иди ты! Опять выкопался? Ну дела! И чего? Уж не хочет ли он опекунства?

— Нет, это совершенно невозможно. Он никогда ее не признавал официально. Но он хотел бы с ней увидеться…

— Да что ты! Бедный наш цыпленочек! Они считают, что можно вот так мотаться туда-сюда! Мудаки они все, все эти мужики! А мой-то тоже хорош! Что сегодня вычудил!

Так Рини дошла до своей излюбленной темы — своего дражайшего супруга, Гюса Хрена Моржового.

Она выкурила пять сигарет, выхлебала бутылку вина, после чего, изрядно шатаясь, отправилась на йогу. Когда она ушла, я заказала две пиццы, и мы с детьми съели их прямо в спальне в кровати у телевизора. Мы посмотрели «Самые смешные американские видео» и «Народного артиста». Мейрел сказала, что я тоже должна участвовать в этой передаче. Тогда бы я прославилась и разбогатела. Они заснули возле меня с коробками из-под пиццы на коленках. Я выбралась из спальни выпить еще одну рюмку и выкурить сигарету. Внизу я проверила окна, задернула шторы и заперла двери. Зажгла все лампочки. И все равно мне было неспокойно. Я действительно была одна. Впервые за долгое время мне так захотелось, чтобы у меня была мама, которой можно было бы позвонить, и она бы меня успокоила.

Мои ноги заледенели, а пальцы онемели от холода, но я все стояла у окна на кухне, глядя на улицу. Я боялась спать. Я могла позвонить сестре. Я должна была позвонить сестре. Но между нами было так много всего, мы так вросли в наши роли, что я знала: от нашего разговора мне станет только хуже. Позвоню завтра. Узнаю, что случилось у Мартина. А сейчас надо лечь спать. Как бы то ни было. Я взяла за вешалкой старую клюшку для гольфа, которую мне когда-то подарил Геерт, чтобы отбиваться от воров, и пошла наверх.

Загрузка...