Юмористов не люблю. Тут меня, конечно, осудят…
С одним таким юмористом я работал на ударной стройке, когда мы еще коммунизм строили. Этот остряк носил как раз очень подходящую к нему фамилию Наглюков, а звали его Юра, и был он большой шутник. То незаметно прицепит презерватив за спину нормировщице Вале, и она целый день ходит с ним по стройке, веселя окружающих. То пририсует усы бетонщику, пока он в ожидании раствора дремлет возле своей бетономешалки… Ну и, конечно, анекдоты. У этого Наглюкова была даже специальная книжечка, куда он записывал анекдоты, чтобы смешить ими товарищей по работе. Чем он и занимался постоянно.
Одновременно с Юрием Наглюковым на этой же стройке работал один очень серьезный пожилой крановщик Леонтий Андреевич.
А было так, что в обеденный перерыв жена Леонтия Андреевича принесла ему обед. Как раз в то время, когда все уже поели и, развалившись на строительных лесах под летним солнышком, слушали треп Наглюкова. Никому никакого дела нет до Леонтия Андреевича и его довольно непривлекательной супруги. Но вдруг Наглюков прерывает анекдот на полуслове и заговорщицкими жестами приглашает слушателей полюбоваться на крановщика и его жену, стоящих в отдалении под краном. Все поворачиваются и видят крановщика, нежно целующего ручку супруги, видимо в знак благодарности за принесенный обед, а жена как будто даже слегка смущена таким проявлением внимания.
При этом оба настолько поглощены друг другом, что не замечают устремленных на них взглядов.
Что же делает в этой ситуации наш шутник? Он окликает крановщика:
— Леонтий! — зовет Наглюков.
Крановщик отрывает губы от ручки супруги и поворачивается на зов.
— А теперь меня поцелуй, дорогой! — кричит Юра, после чего разворачивается спиной и, сдернув штаны, обнажает задницу.
Сцена сопровождается веселым хохотом присутствующих. Смеются все, кроме Леонтия Андреевича. Лицо его начинает некрасиво дергаться, скулы белеют. Он отстраняет жену, которая что-то пытается ему втолковать, и, прихватив лежащий рядом лом, взбегает на леса.
И тут начинается уморительная погоня по строительным лесам, сопровождаемая непрекращающимся хохотом всех, кто наблюдает эту сцену. Беглец и преследователь носятся по этажам, при этом ловкий Наглюков ухитряется еще и подзадоривать Леонтия Андреевича разными шуточками, вроде того что, дескать, не слишком ли торопится он воспользоваться предложением Юры…
В общем, все веселятся от души вплоть до той минуты, когда Наглюков запутывается в какой-то проволоке. Он запутался, а крановщик как раз проявил известную сноровку и настиг его. Тогда Юра делает мощный рывок, но падает, а Леонтий Андреевич заносит над ним лом и попадает как раз по голове… так что во все стороны летят брызги, будто он саданул по арбузу. Только в отличие от арбуза брызги теплые — некоторые почувствовали это потому, что капли попали им на лицо и другие открытые участки тела.
Смех, естественно, смолкает, поскольку уже не до шуток, а Леонтий Андреевич тяжело дышит, видимо утомленный погоней по лесам.
Тут, конечно, милиция, «неотложка», но… дело сделано, время назад не отмотаешь. Остается только сожалеть о неудавшемся юмористе и удивляться жестокой фантазии провидения: живет человек, шутит, строит рожи… и вот уже нет его. А этот только что галантно целовал даме ручку, а через минуту он уже убийца, преступник, и сидеть ему в тюрьме не пересидеть. Жена его умирает от горя, а престарелую мать погибшего шутника разбивает паралич…
Для безучастного сострадания в подобных случаях принято употреблять леденящее душу слово «судьба». Что я и делаю с отвращением: «Судьба, господа», — пойдите поспорьте с ней.