Федорцов поставил точку, выдернул лист из пишущей машинки, произнес: «Ну вот и все…» — и повернулся к жене и дочери, которые за кухонным столом лепили пельмени.
— Вот послушайте… — сказал Федорцов и принялся читать только что сочиненное заявление: — Начальнику РЖУ номер шестнадцать Кировского района. Я, ответственный квартиросъемщик Федорцов Андрей Никитович, прошу вашего содействия в получении мною дополнительной комнаты…
Федорцов читал с выражением, удобно развалившись на стуле.
— …За время нашего проживания в этой квартире произошли следующие изменения, — продолжал он. — Из квартиры выписалась сестра матери Савина Алевтина Федоровна, а три года тому назад ушла из жизни теща Зинаида Олеговна Палёная, которая имела отдельный лицевой счет на комнату одиннадцать и шесть десятых квадратных метра, в которой…
Негромкое всхлипывание оторвало Федорцова от чтения. Он поднял глаза и увидел заплаканные лица жены и дочери. Обе безмолвно содрогались на груди друг у друга, размазывая испачканными в муке руками слезы по щекам.
— Вы чего? — не понял Федорцов.
— Мамочка!.. — простонала жена.
— Бабуленька!.. — вторила дочь.
— Что «бабуленька», вы чего сопли распустили?
— Ушла из жизни! — взвыла дочь.
Некоторое время Федорцов молча смотрел на рыдающих домочадцев, безмолвно открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Жена и дочь тем временем заходились в трагедийном вдохновении.
— Вы долго еще?
Жена отмахнулась, не прекращая рыданий.
— Совсем сбрендили, — пробормотал Федорцов.
Перебирая в уме эпизоды совместной жизни, он при всем старании не мог вспомнить ничего хорошего о своей злобной, эгоистичной теще.
— Так мне читать или реветь будете? — спросил Федорцов.
— Ой мамочка, родненькая моя!.. — с новой силой заголосила жена.
Дочка тоже добавила децибел.
Казалось, что голос Федорцова производит на домочадцев возбуждающее действие.
— Сейчас-то вы чего воете? — не выдержал Федорцов. — Ну умерла, что ж, так и будете до утра заливаться?
— Не смей так говорить о маме!
— А как я говорю?..
— Потому что ты ее всегда ненавидел! — сквозь слезы простонала жена.
— Кого я ненавидел? — возмутился Федорцов. — Что ты несешь, дура?
При этих словах жена и дочь разразились такими рыданиями, что у Федорцова глаза полезли из орбит, но он себя сдержал. Некоторое время сидел, тупо глядя в угол, затем встал…
Женщины взвыли, как погребальные кликуши.
Федорцов чертыхнулся.
Порвал заявление.
Плюнул в сердцах.
Обозвал жену и дочь идиотками.
Ушел в комнату, хлопнув дверью, и включил телевизор.