Географическая справка: Пулковская обсерватория представляет собой комплекс исследовательских помещений, лабораторий… и квартир, в которых проживают ученые.
Музыка. Звездное небо, мерцание светил… Щелчок, звук включенного двигателя. С двух сторон на небесную сферу наезжают створки купола. В помещении обсерватории Чернов и несколько ассистентов. Оторвавшись от окуляра, Константин Ильич сходит с рабочего помоста, включает свет, начинает собирать портфель.
Чернов[1] (ассистентам). …Сделаете еще пару снимков и на сегодня, как говорят братья англичане, «зец олл».
Лаборантка Ольга. Вы уже уходите?
Чернов. С неохотой покидаю вас, мои юные коллеги, сегодня ночью улетаю в Тбилиси.
Ассистент Валерий. Симпозиумы, конференции, светская жизнь академика…
Чернов. На сей раз всего лишь семинар, любезный Валерий. Не завидуйте. Профессиональное признание — всего-навсего жалкая компенсация старику ученому за погубленную в науке молодость, поверьте мне.
Академик Константин Ильич Чернов — хрестоматийный тип ученого: в черной профессорской шапочке, очках и бородке клинышком. Весь состоит из интеллигентности, обходительности, рассеянности, чудаковатости, непрактичности и прочих непременных признаков «академического таракана». Сейчас, приветливо помахав рукой молодым ассистентам, Чернов направляется к выходу.
Ольга. Папку забыли, Константин Ильич.
Чернов (ворчит). Старый дурак… (Забирает папку, идет к двери.)
Ассистентка Тамара. Это ваши часы? (Берет со стола старинный брегет.)
Чернов. О, господи!.. (Возвращается за часами.)
Валерий. Не забудьте валенки скинуть, Константин Ильич.
Чертыхаясь на собственную рассеянность, Чернов стягивает с ног обсерваторскую обувь — войлочные чуни.
Ольга. Авторучка тоже ваша. А где носовой платок?
Чернов. Не знаю.
Ольга. Вот он… (Рассовывает по карманам профессора оставленные вещи.) Я вас провожу.
Чернов. Спасибо, до квартиры уж как-нибудь добреду.
Ольга. Если рукопись не растеряете… (Собирает с пола вывалившиеся из профессорской папки документы.)
Ассистенты улыбаются.
Чернов и Ольга покидают обсерваторию.
Антонина Александровна, жена Константина Ильича, — настоящая академическая дама. Как и положено светской львице, женщина с прошлым. Она крупная, яркая, всегда с папиросой во рту. Перед приходом мужа играет в преферанс с подругой и двумя старыми приятелями. Приятели считаются друзьями дома, но на самом деле являются друзьями только Антонины Александровны. Приход хозяина дома картежники воспринимают с приветливым безразличием, только Антонина Александровна, отпасовавшись, бросает карты и, не выпуская папиросы, встает, чтобы поцеловаться с Ольгой.
Антонина Александровна. …Спасибо, милая, что сопроводили моего недотепу. (Чмокает мужа.) У тебя через три часа самолет. Ступай в кабинет, я соберу чемодан. (Зовет.) Настя!
Домработница Настя выглядывает из кухни.
Настя. Чего?..
Антонина Александровна. Достань чемодан, Настенька… большой, кожаный… (Ольге.) Оставайтесь с нами, милая, будем чай пить…
Кабинет Чернова, согласно неписаным академическим стандартам, забит книгами и старой мебелью.
Антонина Александровна пакует чемодан, Константин Ильич листает бумаги.
Антонина Александровна. …Оленька — прелестная девочка.
Чернов пожимает плечами, не отрываясь от бумаг.
Чернов. Не знаю.
Антонина Александровна. Что тут знать… Милая, интеллигентная женщина, к тебе относится идеально.
Чернов. Не знаю, не знаю, реферат по марсианским циклам у нее очень слабый.
Антонина Александровна. При чем тут марсианские циклы, господи! Как можно судить о женщине по какому-то реферату! Какой ты, право, теленок. Костя… Лекарства я тебе кладу, как в прошлый раз: утренний прием в карман сорочки. Наденешь свежую сорочку и тут же принимай лекарство, не откладывай. А вечерние таблетки в кармане пижамы… не забудешь?
Чернов. Не забуду, Тонечка.
Антонина Александровна. Зонтик на дне чемодана… Ты совершенно ничего не замечаешь вокруг себя, все на мне. Все проблемы…
Чернов. Какие проблемы, Тонечка?
Антонина Александровна. Домработница уходит на три месяца…
Чернов. Настя? В чем дело?
Антонина Александровна. Снова беременна.
Чернов. М-м?
Антонина Александровна. Поразительная женщина, третьего ребенка рожает неизвестно от кого, и хоть бы что… Носки, носовые платки и зубочистки вот в этом пакете, видишь?
Чернов. Вижу.
Антонина Александровна. И вот еще: я тебя умоляю, Константин Ильич, не перепутай ботинки, как в прошлый раз в Гааге. Видишь, я тебе специально связываю шнурками каждую пару отдельно… Отвлекись хоть чуточку от науки и посмотри: если на одну ногу надеваешь сандаль — не напяливай на другую ботинок… ну ради меня, постарайся, Костя. Обещаешь?
Чернов (не отрываясь от бумаг). Обещаю, Тонечка.
Антонина Александровна. Что ты мне обещаешь?
Чернов. Э-э… Не понял. Что ты говоришь, Тоня?
Антонина Александровна. Видишь, ты меня даже не слушаешь.
Чернов откладывает листки, целует ручку жены.
Чернов. Я буду стараться, Тонечка. (Снова углубляется в бумаги.)
Антонина Александровна тем временем рассовывает по карманам пиджаков супруга авторучки, лекарства, носовые платки… Незнакомый предмет привлекает ее внимание. Она разворачивает пакетик и не верит собственным глазам.
Антонина Александровна (читает на пакете). «Кандом. Фаст лав». Что это, Костя?
Чернов делает какие-то пометки в бумагах.
Чернов. Минутку… сейчас кончу.
Антонина Александровна. Какую еще «минутку», Костя, откуда у тебя эта гадость?
Чернов с неохотой отрывается от бумаг.
Чернов. В чем дело, Тоня?
Антонина Александровна молча протягивает ему пакетик с презервативами. Константин Ильич с удивлением разглядывает их.
Чернов. Что это?
Антонина Александровна. А ты не знаешь?
Чернов. Понятия не имею. (Читает.) Кандом… Где ты это взяла?
Антонина Александровна. Ты меня спрашиваешь? Это было в кармане твоего пиджака.
Чернов. Какого пиджака?
Антонина Александровна. Вот этого…
Чернов пожимает плечами.
Чернов. Чепуха какая-то…
Антонина Александровна. Костя, смотри мне в глаза!
Чернов. Ну… (Устремляет на жену взгляд, полный девственной чистоты.)
Некоторое время супруги молча смотрят друг на друга. На глазах у Антонины Александровны выступают слезы. Чувствуется, что сейчас произойдет нечто ужасное. Но за мгновение до «ужасного» Константин Ильич хлопает себя ладонью по лбу.
Чернов. Господи! Вспомнил! Так это же Вадик Сотников!.. Ты в каком пиджаке нашла?..
Антонина Александровна молча протягивает пиджак.
Чернов. Ну конечно… Меня Вадик Сотников просил передать какую-то посылочку в Тбилиси! Этому… Эмрашвили Нукзару… да ты его знаешь. Помнишь, черненький такой, ассистент кафедры?
Антонина Александровна. Что-то припоминаю. А при чем тут Вадик Сотников?
Чернов. Он просил посылочку передать этому Нукзару.
Антонина Александровна. Когда просил?
Чернов. Да-а… сегодня. Буквально час назад. Но я понятия не имел, что это такое… Кстати, что это?
Антонина Александровна. Это? (Вынимает из пакетика презерватив.) А ты не знаешь?
Чернов берет из рук Антонины Александровны «резинку». Внимательно разглядывает.
Чернов (понизив голос). Тонечка, это что-то неприличное?
Антонина Александровна начинает смеяться.
Чернов. Скажи, Тоня, что это?..
Антонина Александровна (продолжая смеяться). Ничего-ничего… Зачем тебе эти глупости?
Чернов. Это не глупости, я вижу, что не глупости.
Антонина Александровна. Чепуха, Костя. Не обращай внимания.
Чернов. Почему же ты смеешься?
Антонина Александровна. Потому что глупая. Такое вообразила — самой смешно.
Затем Антонина Александровна, провожая мужа в прихожей, инструктирует Ольгу.
Антонина Александровна. …Проводите его до самой машины, хорошо?
Ольга. Конечно.
Антонина Александровна. Шоферу скажите номер рейса, он все сделает как надо… (Заботливо надевает на мужа шарф.)
Когда дверь за Черновым и Ольгой закрывается, Антонина Александровна возвращается за карточный стол. Усаживаясь за карты, усмехается.
Антонина Александровна. …Костя такие номера откалывает, за тридцать лет супружества привыкнуть не могу…
Первый картежник. Да уж, Константин Ильич удивить может… семь трефей, судари мои… уникального простодушия человек.
Второй картежник. И порядочности, следует признать.
Антонина Александровна. По этому поводу я вас сейчас повеселю. Костю попросили посылочку в Тбилиси захватить. Для какого-то Нукзара…
Первый картежник. Эмрашвили, должно быть.
Антонина Александровна. Совершенно верно. А передал Вадик Сотников…
Первый картежник. А что, разве Вадик вернулся из Берлина? Он мне деньги должен.
Второй картежник. Не мыльтесь, Юрий Сергеевич, он вчера только звонил из «Инжинеринг хауса». Лицемерно жаловался на большое количество работы… Врал, конечно, мы-то его знаем… Ну что, Антонина Александровна, вы торгуетесь или пасуете?
Антонина Александровна в задумчивости откладывает карты.
Антонина Александровна. Вы уверены?
Второй картежник. В чем?
Антонина Александровна. В том, что Сотников в Берлине.
Удивленные вопросом, картежники переглядываются.
Стук в дверь и громкие голоса в прихожей привлекают их внимание.
В комнату вбегает Ольга. Вид ее ужасен.
Ольга (кричит). Константину Ильичу плохо! (Бросается к телефону, начинает набирать «Скорую».)
Антонина Александровна. Как плохо? Где он?
Ольга. В машине. Кажется, он… умер!
Актовый зал обсерватории в траурных лентах. Портрет Чернова, склоненные пальмы, реквием. Гражданская панихида в разгаре. У гроба сменяется почетный караул коллег. Траурные речи. Антонина Александровна у изголовья принимает соболезнования.
Первый (прижимая руку к сердцу). …Самые искренние, самые неподдельные…
Второй. …И я, и Павел Тимофеевич, мы с вами. Можете на нас рассчитывать.
Третий. …Мужайся, Тоня. Мы с тобой…
Перед микрофоном держит скорбную речь осанистый ученый.
Осанистый. …Все мы любили Константина Ильича. Вся лаборатория. Каждое его слово для нас было бесценно… Эти бумаги из его рабочего стола, к которым мы не смеем прикоснуться, потому что сейчас это уже история отечественной науки… Мы передаем эти бесценные работы вдове покойного, вам, дорогая Антонина Александровна…
Антонина Александровна принимает пухлую папку с документами. Осанистый припадает к ее руке…
В соседнюю с траурным залом комнату обессиленную Антонину Александровну вводит Ольга. За стеной душераздирающие звуки Моцарта.
Ольга. Отдохните хоть несколько минут. Налить вам минералки?
Антонина Александровна устало откидывается на спинку стула, пьет воду. Из брошенной на стол папки выпадает несколько бумаг и фотография. Она поднимает их, собираясь вернуть в папку, но останавливается — фотография привлекает ее внимание. На фото Константин Ильич в залихватски заломленной шляпе целуется с юной особой женского пола. Оба, безусловно, в прекрасном настроении.
Антонина Александровна (читает надпись на фото). Возлюбленному Котофею в память о днях безумной любви, Вероника!
Потрясенная Антонина Александровна открывает папку, в ней письма, фотографии, но какие!..
И сколько!
Антонина Александровна (бормочет). Боже мой! Боже мой… (Перебирает «документы».) А это? (Весело смеющийся Константин Ильич обнимает обнаженную… Антонина Александровна не верит глазам.) Это вы?.. Это вы, Ольга?
Ольга только хлопает ресницами.
Следующее фото: сидящий Константин Ильич, на руках у него кокетливо пристроилась жгучая брюнетка.
Антонина Александровна. А это кто?
Ольга смотрит на фото, и лицо ее преображается.
Ольга. Ах стерва! Это Стоянова из крымской обсерватории. Я чувствовала, что эта прошмандовка подкатывается к Косте!..
Антонина Александровна. Какому «Косте»? (Умолкает, сообразив, что речь идет о ее муже.) Как это понимать?
Ольга. Как понимать, как понимать?! Что вы, в самом деле, девочку из себя строите?.. Что ж тут странного! Константин Ильич был видным мужчиной, ясно, что бабы висли на нем.
Следующее фото повергает Антонину Александровну в шок. Сделанное, вероятно, в сауне, оно изображает весело смеющегося Константина Ильича, возлежащего на полках в обществе трех совершенно голых девиц. Это уже выше всяких сил. Взбешенная Антонина Александровна начинает метаться по комнате.
Антонина Александровна. Видный мужчина!.. Вот оно что, «видный мужчина»!.. (Наткнувшись на стопку тарелок, приготовленных для поминального застолья, Антонина Александровна начинает их бить по одной, швыряя об пол. С каждым ударом приговаривая.)…«Видный мужчина», а валерьянка по ночам?! А геморрой? А камни в почках?! Видный мужчина, а вечные ангины!..
Ольга под шумок выныривает из комнаты. Антонина Александровна продолжает крушить посуду.
Антонина Александровна. …А гипертония третьей степени? А склероз? А придурковатость? А импотенция?.. (На этих словах перечень претензий как будто бы иссяк. Антонина Александровна останавливается, пораженная страшной догадкой.)
Стоя среди хрустящих осколков с занесенной над головой тарелкой, она берет себя в руки. Переводит дыхание.
Дверь открывается, вытирая слезы, входит беременная домработница в черном. Увидев груду битой посуды, всплескивает руками.
Настя. Ой, боже мой! Это как?
Антонина Александровна с подозрением смотрит на ее заплаканное лицо.
Антонина Александровна. А ты-то чего так убиваешься, Настя?
Настя не отвечает. Всхлипывает, уткнувшись лицом в платок.
Антонина Александровна окидывает ее холодным взглядом, затем идет к зеркалу, приводит в порядок лицо и степенно, как и полагается безутешной вдове, выходит в траурный зал.
Тут Моцарт рвет души скорбящих друзей и родственников. Антонина Александровна занимает свое место у изголовья покойного, взглядом окидывает зал. Перед ее взором открывается картина совсем не та, которая была всего несколько минут назад: галерея заплаканных женских лиц — худые, полные, молодые и не очень, красивые и просто симпатичные… Только сейчас до Антонины Александровны доходит истинный смысл происходящего — она видит искреннее, неподдельное горе многочисленных любовниц своего мужа. Только это, и больше ничего… Взгляды их скрещиваются, но делить уже нечего — поздно. Вот он лежит, выражение простодушия не покидает его лицо даже после смерти. Антонина Александровна вглядывается в знакомые черты — губы покойного растягиваются в ехидной улыбке… или это ей кажется?..
КОНЕЦ