Компаративистика имеет большое значение для понимания важных проблем истории. Многие известные авторы так или иначе занимались сравнениями в своих научных трудах (Кром 2015).
Есть много типичных ошибок, которых следует избегать в размышлениях о том, почему Россия отстала. Но все здесь упоминать не стоит. Подробнее я написал о них в другом месте (Травин 2021).
О модернизации как научной категории можно прочесть в других моих работах (Травин, Маргания 2004а: 18–124; Травин 2015а: 11–19; Травин 2019а).
Подробный рассказ о первоначальном этапе набегов на Европу см., например, в книге А. Корсунского и Р. Гюнтера (Корсунский, Гюнтер 1984).
В Ахене норманны сожгли даже гробницу императора Карла Великого – этот своеобразный символ мощи европейцев (Ле Гофф 1992: 47).
Понятие «кочующий бандит» не означает обязательно кочевника, постоянно переселяющегося с места на место. Норманны, например, не были кочевниками. Имеется в виду, что кочевой бандит, в отличие от стационарного, приходит и уходит, не остается на захваченном месте.
Некоторые авторы, правда, полагают, что мадьяры наносили меньший ущерб Европе, чем викинги и сарацины, поскольку не умели штурмовать города и в связи с этим в основном ограничивались разорением сельской местности (Мюссе 2001: 33).
Возможно, в данном случае правильнее на русском языке использовать термин «нормандцы», поскольку речь идет о норманнах, осевших в Нормандии, а оттуда уже двинувшихся дальше.
В ортодоксальной марксистской литературе отмечалось, что этот перелом происходил в связи с ростом производительных сил, вызывающим разделение труда и отделение промышленности и торговли от сельского хозяйства (Вайнштейн, Косминский 1932: 71). Но, думается, последовательность событий была совершенно иной. Важнейшие изменения в средневековых производительных силах (тяжелый плуг, водяная мельница и лошадиный хомут) стали известны раньше X–XI вв. (Мокир 2014: 60–96), но они в полной мере не могли быть использованы для расширения производства из-за проблем, связанных с набегами и безопасностью. Лишь когда эти проблемы были разрешены, расширились города, промышленность и торговля стали отделяться в них от сельского хозяйства, возник значительный спрос со стороны бюргеров на продовольствие и сырье, а значит, новые производительные силы смогли быть использованы для увеличения предложения продукции аграрного сектора на городских рынках.
Своеобразный «поэтический» ответ на данный вопрос дал нам Лев Гумилев – сын двух великих русских поэтов Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Согласно его видению истории, на пространствах Евразии IX в. существовал мощный «жидо-норманнский» заговор. Евреи, управлявшие хазарским государством, договорились с варягами о проведении совместных акций, результатом чего стали разграбления французских городов, вторжение викингов в Англию и захват Киева Олегом (Гумилев 2009: 148–152, 162). Богатство фантазии автора, бесспорно, привлекает внимание, особенно в части раздела Восточной Европы на манер пакта Молотова–Риббентропа. Однако конспирологическая трактовка событий далеких веков вызывает даже больше сомнений, чем конспирологические построения, сооружаемые рядом «мыслителей» в отношении истории недавнего прошлого. Трудно, в частности, представить себе технологию секретных переговоров по разделу территорий от Атлантики до Волги, ведущихся «еврейскими интриганами» в IX столетии при весьма несовершенных средствах коммуникации и при том, что норманны, атаковавшие в разное время разные части Европы, не имели единого руководящего центра.
Подробный разбор данного вопроса можно посмотреть у польского историка Х. Ловмяньского (Ловмяньский 1985) и у российского автора И. Данилевского (Данилевский 2001а: 41–77).
«В IX веке скандинавские военные создали семейное охранное предприятие "Рюриковичи и Co", которое занялось эксплуатацией ресурсов на территории от Волхова до Днепра. Используя насилие или навязывая в обмен защиту от кочевников, они собирали дань со славянских и финно-угорских племен и конвоировали ее по рекам к рынкам сбыта» (Волков 2009: 95). Подобные оценки дают также авторы книги «История России: конец или новое начало?» (Ахиезер, Клямкин, Яковенко 2005: 61–67). Думается, данная трактовка давних событий гораздо лучше увязывает известные нам факты, нежели трактовка, предложенная Гумилевым.
«А князья сами на себя крамолу ковали, // а поганые, // с победами нарыскивая на Русскую землю, // сами брали дань по белке от двора» (Слово о полку Игореве 1983: 401).
Лев Гумилев полагал, что половецкая угроза постепенно как-то рассосалась: «Вплоть до 1200 г. Русская земля была страной изобильной, культурной и не угрожаемой ниоткуда» (Гумилев 2009: 295). Правда, чуть дальше автор отмечал, что «половцы, побежденные Владимиром Мономахом, предпочитали грабить Русскую землю не самостоятельно, а в союзах с враждующими князьями» (Там же: 296). Получается, что угроза лишь несколько трансформировалась.
Впрочем, запустение земель не всеми исследователями воспринимается как страшная беда. Один из ведущих идеологов евразийства Лев Гумилев полагал, что «отнюдь не степняки представляли на рубеже XI–XII веков основную опасность для Киевской Руси. В это время обозначило себя явление более грозное – падение нравов, отказ от традиционной русской этики и морали» (Гумилев 2004: 102). Выходит, что голод, разорения, убийства не столь значимы в сравнении с поддержанием правильного образа жизни. Надо сказать, что в столкновении взглядов евразийцев со взглядами других исследователей отражается важнейшая проблема сегодняшней России. Противопоставление экономического развития моральной традиции делит людей на тех, кто стремится к модернизации страны, и тех, кто ищет идеал в далеком утраченном прошлом (о месте Льва Гумилева в современном евразийстве см.: Дугин 1999: 52–162).
В науке, правда, высказывается еще и мнение, согласно которому татары вообще не стремились завоевывать Новгород (см.: Кривошеев 2003: 159–160).
Следует отметить, что в отдельных случаях (в Смоленском и Угличском регионах) археологи фиксируют значительное сокращение числа сельских поселений как результат татарского нашествия (Каргалов 1967: 183).
Очень сильным преувеличением представляется оценка историка Натана Эйдельмана, который потери от монгольского нашествия сравнил с возможными потерями от атомной войны (Эйдельман 1989: 31–32). Трудно представить себе проникновение по лесам и болотам своеобразной «татарской радиации», не оставляющей на своем пути ничего живого. Тем не менее, если монгольские завоевания (в целом, а не только на русских землях) сравнить с другими катастрофами в истории человечества по доле жертв в общей численности населения, то они выйдут на второе место по смертоносности, далеко обойдя мировые войны ХХ в., а также сталинские и маоистские репрессии (Пинкер 2021: 258–259). Понятно, что подобные оценки очень неточны, тем не менее даже «порядок цифр» многое нам говорит об ужасах XIII в.
Подробно о развитии городской культуры в Древней Руси см.: (Тихомиров 1956).
На стене одного из домов ломбардского города Брешия я лично видел своеобразное свидетельство действий «стационарного бандита». Там висит огромная каменная маска со сломанным носом, которая на местном диалекте называется mostasu (большое лицо). История ее, как рассказывает прикрепленная рядом табличка, такова. В 1311 г. император Генрих VII покорил город и в отместку за то, что брешианские гвельфы плохо обходились с гибеллинами, решил сломать не только все городские укрепления, но также носы всех горожан. Местное население было сильно огорчено подобным ходом событий и стало искать возможность задобрить императора. Это им удалось сделать с помощью значительной денежной суммы, а также вмешательства папского легата. В итоге Генрих, дабы совсем уж не отказываться от своего намерения и не ронять престиж грозного властелина, ограничился тем, что сломал носы всем статуям Брешии. В частности, тому mostasu, который нам по сей день это демонстрирует.
Возможно, конечно, что дела обстояли не совсем так и жители Брешии «брешут» относительно действий не любимого ими императора. Но, думается, подобная легенда не могла бы возникнуть, если бы для нее не имелось определенных оснований в характере войн той эпохи.
Следует заметить, что примерно так же миланцы ранее обходились с жителями не подчинявшегося им городка Лоди. Здания разрушали, вынуждая тем самым людей переселяться на новое место. Наказание Милана выглядит возмездием за содеянное, а отнюдь не актом грабежа. Даже сам механизм разрушения был организован соответствующим образом: Милан поделили на «зоны ликвидации», в каждой из которых орудовали жители какого-нибудь враждебного миланцам городка. В художественной форме эта история оказалась запечатлена в романе итальянского историка и писателя Умберто Эко «Баудолино» (главы 5, 8, 10).
В ходе своей Северо-Итальянской кампании Барбаросса наносил серьезные удары и по благосостоянию других городов региона. Например, в 1155 г. разрушению подверглась Тортона. Однако масштаб ущерба был невелик, поскольку уже через месяц после разрушения Тортона с миланской помощью оказалась восстановлена (Опль 2010: 65).
В данном случае имела место политическая конкуренция. Римские папы стремились раздавить гнездо своих соперников в борьбе за власть в регионе Лацио.
Деструктивные последствия набегов, разорений и обременения данью в основном не подвергаются сомнению среди исследователей. Однако существуют и оригинальные теории, согласно которым Русь от взимаемой с нее дани выигрывала. Так, Гумилев интерпретировал ее как «налог на содержание войска, которое ей самой (Руси. – Д. Т.) было нужно» (Гумилев 2004: 169). Мол, эффективно функционирующая татарская армия решала для нас задачу противостояния крестоносцам и литовцам. Интересно, готов ли был Гумилев с таких же позиций взглянуть на национал-социалистическую оккупацию в 1941 г. как форму противостояния англо-американскому капитализму? (Данилевский 2001б: 345). Думается, подобный подход – сомнительная крайность, противоположная столь же сомнительной оценке Эйдельмана. Истина лежит посередине. Однако, по всей видимости, теория Гумилева представляет собой сильный идеологический аргумент для евразийцев, противопоставляющих русских с татарами страшному, коварному Западу. Впрочем, даже если представить нас в виде своеобразной «унтер-офицерской вдовы», которая сама себя высекла, чтобы подорвать позиции врага, проблема экономической разрухи, связанной с набегами, никуда не девается. Запад, не плативший столь «полезного» налога татарам, долгое время имел больше возможностей для экономического развития.
Интересно отметить, что в раннем евразийстве не отрицался тот колоссальный материальный урон, который понесла Русь в результате татаро-монгольского нашествия. Это видно, в частности, из книги Георгия Вернадского «Монголы и Русь» (Вернадский 1997: 346–348), а также из писем Петра Савицкого Льву Гумилеву (Гумилев 2005: 479). Савицкий полагал, что величие Руси произросло из тяжести ига. Однако такого рода философская конструкция сложна для понимания широкими массами, а значит, не слишком подходит для идеологических целей. Концепция Гумилева в этом смысле оказывается значительно проще и доступнее.
Следует заметить, что четырьмя столетиями раньше подобная практика отмечалась и в Западной Европе. К примеру, граф Ламберт, стремясь установить свой контроль над Нантом, пригласил туда норманнов. Французские лоцманы провели корабли викингов через все мели и водовороты Луары, что было чрезвычайно важно, поскольку жители Нанта чувствовали себя в полной безопасности, полагая, будто в разгар жаркого лета ни один чужеземец не сможет дойти по реке до их города. В итоге викинги напали на совершенно не готовых к защите горожан и устроили страшную резню. Захватив богатую добычу, они к вечеру отчалили из Нанта, а изнасилованный город достался Ламберту. Причем этот случай с «благородным» графом был отнюдь не единственным в Западной Европе. В конце IX в. норманнов активно использовали в своих династических разборках представители валлийского королевского дома (Джонс 2007: 207, 375). Гумилев, кстати, всех этих историй не замечал, полагая, что «пятой колонной», сотрудничавшей с норманнами, были исключительно евреи.
Мысль об активной роли хана Узбека в разжигании вражды между русскими князьями содержится, например, в повести об убийстве в Орде Михаила Тверского (Черепнин 1960: 471).
Набег Тохтамыша интересен тем, что проясняет вопрос, хотели ли русские платить дань на содержание татарского войска, которое, по мнению Гумилева, было им самим полезно. Согласно оценке исследовавшего этот вопрос историка Антона Горского, на открытое неподчинение Орде (Куликовскую битву) Дмитрий Донской решился лишь потому, что Мамай являлся «нелегитимным правителем». С восстановлением же «законной» власти Тохтамыша «была предпринята попытка ограничиться чисто номинальным, без уплаты дани, признанием верховенства "царя", но военное поражение 1382 г. ее сорвало» (Горский 2000: 188). Словом, этот сильный русский князь с удовольствием бы оставил денежки при себе, да татары ему этого не позволили. Слабые же князья по понятной причине не делали даже попыток уклониться от уплаты дани.
Гумилев полагал, что этот набег Тохтамыша был бы совсем не страшен, но москвичи перепились, вылезли на стены, стали ругать татар и демонстрировать им свои половые органы. Неудивительно, что татары на москвичей за это очень обиделись (Гумилев 2004: 211–212; Гумилев 2005: 304). Отсюда, мол, и проистекают все проблемы российской истории: вежливее надо быть с оккупантами. Подобные объяснения кажутся курьезными. Однако для Гумилева как автора знаменитой теории этногенеза, объясняющей глобальные движения народов во всемирной истории, они чрезвычайно важны (Гумилев 1989). Крупнейший идеолог евразийства стремился, по всей видимости, доказать, что «запустение и "погибель Русской земли" произошли не по вине злых соседей, а вследствие естественного процесса – старения этнической системы, или (что то же самое) снижения пассионарного напряжения» (Гумилев 2005: 131). Если признать, что татарские набеги нанесли Русской земле значительный урон, то, по всей видимости, не будет хватать аргументов для обоснования теории этногенеза.
В отличие от этих кочующих бандитов Дмитрий Донской действовал уже как истинный государь своей страны и поведением напоминал западных современников. В частности, он отказался разорять Тверь, поскольку понимал, что тем самым подорвет собственную опору (Черепнин 1960: 581). Можно сказать, что европейская тенденция медленно пробивалась на Руси, однако общая атмосфера, создаваемая татарскими набегами, сильно препятствовала улучшению дел.
Гумилев полагал, что Запад на протяжении столетий формировал о монголах своеобразную «черную легенду», преувеличивая масштаб разорений, приносимых ими в Европу (Гумилев 2005: 274–275). Любопытно, однако, что сегодня именно некоторые западные историки вслед за современными евразийцами склонны «минимизировать ущерб», нанесенный Руси (см., например: Феннел 1989: 128–130), тогда как отечественные специалисты в основном придерживаются взгляда, согласно которому набеги затормозили экономическое развитие. Вряд ли «черная легенда» действительно так уж нужна Западу для каких-то своих таинственных целей. Во всяком случае, никаких рациональных задач, связанных с современной политикой, «наезды» на великое прошлое маленькой, скромной Монголии не решают. Впрочем, скептически оценивая некоторые выводы Гумилева, нельзя не признать важной методологической заслуги этого известного исследователя. Во-первых, он в своих трудах постоянно подчеркивал мысль о том, что нельзя мазать черной краской одни народы за «зверства», учиненные в прошлом, и превозносить другие, которые якобы выполняли исключительно цивилизаторскую миссию (см., например: Гумилев 2005: 219). Во-вторых, он отмечал, что нет народов полноценных и неполноценных. Просто одни, условно говоря, «моложе» в своем развитии, тогда как другие – «старше» (Там же: 35).
Первые монеты, отчеканенные на Руси, появились при Владимире Святом. Но для XII, XIII и большей части XIV в. никаких данных о чеканке нет, монет этого времени не найдено. Лишь Дмитрий Донской стал перечеканивать татарскую монету – денгу. Из двух татарских денег делалось три русских (Кулишер 2008: 16, 121). Похоже, инициатива князя Дмитрия была связана не с быстрым развитием экономики, а, напротив, с тем, что для слаборазвитого хозяйства, характеризующегося мелкими сделками, требовались лишь монеты небольшого достоинства.
Любопытно, что даже Гумилев фактически признаёт роль ослабления татарской опасности. Он отмечает: «…население Руси за первые 50 лет XVI в. выросло в полтора раза, достигнув девяти миллионов человек» (Гумилев 2004: 251). Частично этот рост, наверное, объясняется расширением территории государства. Но понятно и то, что до наступления XV столетия именно набеги, убийства и разорения препятствовали демографическому подъему.
Примерно так же обстояло дело в России последних десятилетий. Большое число налоговых льгот и неплатежей в бюджет при Ельцине было связано не только со слабостью властной вертикали, но и с тем, что в ситуации трансформационного кризиса многие предприятия действительно потеряли возможность платить. Однако с началом экономического роста платежная дисциплина заметно повысилась, поскольку производители встали на ноги.
Конечно, наряду с Русью страдали от набегов и восточноевропейские земли (в частности, Польша с Литвой). Особая проблема, которую здесь подробно обсуждать не будем, – проникновение турок на Балканы и в Венгрию, их пиратские действия в Средиземном море. Даже в отдельных регионах на самом Западе могли сохраняться набеги, но экономический ущерб от них не мог быть значительным. Скажем, шотландцы угрожали северным районам Англии, но важнейшими в экономическом плане были регионы южные, близкие к континенту.
Ров с мощным валом, перекрывавшим узкий перешеек, отделяющий полуостров от материка.
«Господство татар оказало воздействие на Россию не столько в политическом, сколько в культурном плане. Это влияние чувствуется и сегодня. И хотя оно затронуло только отдельные стороны жизни русских, тем не менее это воздействие изменило их нравы» (Шпулер 2019: 9).
Взгляды Карамзина и Костомарова подробно исследованы в (Кривошеев 2003).
Удачное образное понятие «колея» стало у нас употребляться для обозначения данной проблемы благодаря российскому экономисту Александру Аузану. Но правильнее все же говорить о зависимости от исторического пути.
Жорж Дюби полагал, что дело здесь было не в отдельных разбойных актах, а в больших междоусобных войнах (Дюби 2015: 189–190). Но, думается, одно не отрицает другого. На арене подобной войны никто не мог чувствовать себя защищенным от грабежа. Барон-разбойник не переставал быть таковым, если оказывался не грабителем-одиночкой, а членом воюющего клана.
Возможно, в Англии дела обстояли лучше, чем на континенте. Косвенным признаком этого являются сравнительно низкие затраты на городские укрепления (Gillingham 2001: 16–18). Английское бюргерство меньше опасалось проникновения бандитов в города, чем, скажем, итальянское.
Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле» вывел судью, который решает дела метанием костей, и так выходит честнее, чем в коррумпированных французских парламентах (Книга 3, главы XXXIX–XLIV). Но здесь ирония автора уже явно доминирует над отражением реальности. Общество просто не могло бы существовать без применения закона, пусть даже несовершенного.
Научные взгляды Гуревича восходили не к трудам классиков марксизма, почитавшихся в СССР, а к мнению классика французской медиевистики Марка Блока, написавшего в книге «Характерные черты французской аграрной истории»: «Было бы совершенно неверным видеть в отношениях сеньора и его подданных только экономическую сторону, как бы важна она ни была. Сеньор является господином, а не только руководителем предприятия. Он располагает по отношению к своим держателям политической властью, набирает из них в случае надобности свои вооруженные силы, а в качестве компенсации распространяет на них свое покровительство» (Блок 1957: 121). За свою монографию Гуревич подвергался жесткой критике в советское время (Гуревич 2004: 146–173, 176).
Другой вариант возникновения условной собственности в Риме – это прекарий. Мелкий земледелец (прекарист) работал на участке, полученном от богатого собственника. Тот, как правило, в любой момент мог вернуть себе землю обратно. Но уже в IV–V вв. прекарное держание стало длительным, в ряде случаев – пожизненным. Появились постановления церковных соборов о том, что длительность пользования не обеспечивает прав собственности. Из этого можно сделать вывод о том, что у прекаристов возникли представления, будто земля принадлежит им (Корсунский 1985а: 77). Но на самом деле она в полной мере не принадлежала ни хозяину, ни работнику.
Некоторые авторы полагают, будто подобное положение дел было характерно лишь для России, где существовала так называемая власть-собственность (подробнее об этих теориях см.: (Травин 2018а: 143–144)). Но на самом деле история данного понятия говорит совершенно о другом. Его ввел в оборот востоковед Леонид Васильев в 1982 г. Если внимательно почитать его статью, обнаружится, что он имел в виду совсем не то, что имеют в виду авторы, говорящие о принципиальном различии Востока и Запада. Васильев отмечал, что почти во всех древних обществах верховный вождь «присваивает и реализует право пожалования землями» (Васильев 1982: 83). Это и есть феномен власти-собственности. И частная собственность формируется лишь на этой базе. Всюду (кроме античной Греции и, может быть, Финикии) она возникает в результате таких пожалований (Там же: 88). Таким образом, никак нельзя говорить, будто власть-собственность – это феномен лишь восточных обществ. Но как на Востоке, так и на Западе может происходить в дальнейшем перераспределение земли. И вот здесь возникает, по мнению Васильева, кардинальное различие двух типов обществ. «Отношения редистрибуции в Европе были в структурном отношении второстепенными» (Там же: 91).
Что значит «второстепенными», он, правда, не объяснил. По-видимому, имелось в виду, что на Западе собственник чаще сохранял свои права, чем терял их в результате произвола правителя. Вряд ли мы обладаем достаточным числом источников, чтобы провести точные количественные оценки «редистрибуции» во всех древних и средневековых обществах.
Впрочем, если нас интересует не историческая картина прошлого, а возможности модернизации разных стран, то такая оценка и не понадобится. Ведь для того, чтобы воспрепятствовать хозяйственному развитию, не обязательно отнимать собственность у подавляющего большинства людей. Достаточно создать в обществе представление, что имущество человека не защищено законом и может быть отнято за какие-то провинности, а то и просто по произволу вождя. В подобной ситуации возникает массовый страх потери собственности, а значит, стремление «спрятаться», «не высовываться», «вывести активы», «уйти в тень». В современной России, которую сторонники теории власти-собственности относят к восточному типу обществ, перераспределение с формальной точки зрения второстепенно. Большая часть собственников не теряет имущества в результате грубых «наездов» или же передает его иному хозяину добровольно (за выкуп). Но и подобная незащищенность негативно влияет на экономику. Похожим образом обстояло дело практически во всех странах Европы в Средние века. Второстепенность «редистрибуции» оборачивалась тем не менее масштабными изъятиями собственности, что существенно тормозило развитие.
Когда видишь, что во всех крупных странах Европы в XI–XII вв. происходил передел земли, понимаешь, почему крестоносцы, захватившие Константинополь в 1204 г., так легко пошли на раздел попавших к ним в руки территорий Византии (Клари 1986: 75). Это был для них совершенно естественный акт, продолжавший ту «экономическую политику», которая давно велась на родине.
«На короля Англии можно было подать в суд, – отмечал Макс Вебер, – но это не защитило флорентийских банкиров в XIV в. от отказа в выплате огромных долгов» (Вебер 2018: 101).
Франко Саккетти сочинил забавную историю (Новелла CXLVII) о том, как один человек пытался без уплаты пошлины пронести во Флоренцию яйца, спрятав их в штанах, но таможенники предложили ему присесть за стаканчиком вина, и «контрабандист» потом долго отмывал свою задницу.
Иногда вместо протекционизма горожане использовали погромы. Так поступили, например, с итальянскими купцами Барди в 1322 г. (Эшли 1897: 120).
Естественно, извлечение ренты из своего монопольного положения было не единственной задачей цехов. Они выполняли еще и важные позитивные функции: защиты интересов производителей и торговцев от давления со стороны властей (Lindberg 2008: 644), а также подготовки учеников, способных выполнять работу, поддерживая должный уровень качества (Epstein 1998).
Один из флорентийских героев «Декамерона» начинал купцом, но, как только разбогател с помощью обмана, бросил торговлю и уехал в Феррару (День 8, Новелла X).
На Руси в домонгольское время князья жаловали целые волости своим «вассалам» и отнимали их, если те нарушали договоренности или гневили чем-то своего «сюзерена». Но так было скорее в теории, чем на практике. В реальности в отношениях князей часто царили произвол и право сильного. Летописи содержат много свидетельств постоянной борьбы за ресурсы (Котляр 2013: 133).
По оценке Мэддисона, среднегодовой темп роста ВВП Западной Европы в 1000–1300 гг. составлял лишь 0,28 % (Мэддисон 2012: 114). В первую очередь это говорит о вялой динамике в доминировавшем тогда сельском хозяйстве. На таком фоне особенно впечатляет «взлет» городов.
По мнению иного автора, в городах Северной Италии в это время жило 21 % населения региона, «что было примерно в три раза выше, чем в большинстве других частей Европы» (Bavel 2011: 505). Эта оценка, правда, слегка смущает, поскольку «другие части» чрезвычайно сильно различались между собой по степени урбанизации. Так, в Нидерландах, по той же оценке, городское население составляло 20 %, причем особенно большим оно было в Артуа и Фландрии (Там же.
Подробнее о теориях, ставящих во главу угла расу и этнос, см. (Уэйд 2018: 34–63; Щербак 2019).
В «Экономических рукописях 1857–1861 гг.» Маркс прямо пишет, что его в данной работе интересует разложение, превращающее массу индивидов в наемных рабочих (Маркс 1980: 499).
«Старые» марксисты могли порой в деталях изучать разнообразные общинные формы организации экономики, отыскивая в них прообраз коммунистического будущего, но при этом не уделять внимания объективным причинам развития общества (Люксембург 1926: 125–247). Советские марксисты могли вообще игнорировать проблему развития, «жонглируя» цитатами из Маркса, но не предлагая никакого объяснения перемен, происходивших в итальянских городах (Полянский, Жамин 1986: 97–104). А иногда марксистские теоретики игнорировали даже исторические факты, выстраивая свои книги исключительно на базе схоластических конструкций (Вазюлин 1988: 254–289).
Веберовское понимание рациональности подробно описано в книге «Хозяйство и общество» (Вебер 2016: 67–251). При этом суть того, что для нас сейчас важно понять, удачно и очень кратко выразил Эрнест Геллнер: «Разум – это, прежде всего, способность человека как вида живого существа постигать истину. Как таковая она в разных случаях противостоит: 1) традиции; 2) авторитету; 3) опыту; 4) эмоциям (чувствам, страстям); 5) методу подбора или проб и ошибок» (Геллнер 2003: 82).
Любопытно, что марксист Каутский в споре с Вебером именно рациональный характер организации труда счел несущественным для характеристики капитализма (Каутский 1931: 371).
Конечно, представление о возрастании рациональности не должно превращаться в представление, будто рациональность становится всепоглощающей. «Эмоции не могут быть полностью замещены разумом» (Миронов 2015б). Трудно представить себе человека, в котором нет иррационального.
Некоторые авторы полагают, будто веберианцы не могут говорить о развитии рационального капитализма без учета влияния религиозного фактора, поскольку лишь с его помощью преодолевается традиция и утверждается новое (Cohen 1980: 1351). Думается, что это слишком узкое толкование наследия Макса Вебера. Рациональность вполне способна преодолеть традицию, но вот степень сопротивления новому и, соответственно, темпы развития капитализма «во враждебном окружении» зависят, конечно, от того, насколько рационализируется сама религия. Причем следует заметить, что Вебер никогда на самом деле не утверждал, будто становление рационального капитализма начинается только после Реформации (Holton 1983: 166–171).
Не следует полагать в марксистском духе, будто бы это был классовый конфликт буржуазии с феодалами. Скорее это был конфликт групп интересов по конкретному вопросу безопасности. В городах формировался альянс разбогатевших простолюдинов с теми нобилями, которые раньше других обрели деловую хватку, прорвались к власти и составили бюргерскую элиту (Эрс 2019: 188–189, 192). Совокупными усилиями они подавляли тех, кто грабеж предпочитал заработкам.
Не нужно думать, будто такое положение дел могло существовать где-то еще в Европе, кроме Северной Италии. Скажем, в Англии XIV в. ситуация была противоположной. Более двух третей городов находилось под сеньоральным контролем (Hilton 1982: 11).
Зомбарт полагал, что первоначальный капитал образовался в Северной Италии, а также Фландрии-Брабанте за счет перекачивания денег из сельского хозяйства (Зомбарт 1904: 274–293). Возможно, складывавшийся там в давние времена альянс напоминал тот, который сложился в СССР эпохи реформ, когда красные директора, контролировавшие собственность, финансовые потоки и трудовые коллективы, начинали сотрудничать с предпринимателями, знавшими хорошие способы эффективного личного обогащения посредством номенклатурной приватизации.
Есть мнение, что такая рационализация правосудия с опросом свидетелей и сбором доказательств сначала (в XIII в.) произошла в итальянских городах-коммунах (Проди 2017: 140–141).
К полному отказу от осуждения ростовщичества пришли только иезуиты, спорившие на этот счет с ортодоксальными доминиканцами (Козловски 1996: 28). Но это произошло лишь в XVI–XVII вв., на пороге Нового времени. В Средние века необходимы были обходные маневры.
Лишь после 1437 г. лицензии на ростовщичество стали выдаваться в основном евреям.
Подобная практика появилась также в Германии, Франции, Скандинавии и Дубровнике (Рагузе) на Балканах (Кулишер 1926: 215–216; Kunčevič 2017: 148–149; Ewert, Selzer 2016: 88).
Термины эти могли в разных городах различаться. В Генуе, например, сторонников папы называли рампини, сторонников императора – маскератти (Epstein 1996: 124).
Возможно, города ориентировались на тот политико-правовой образец отстаивания прав, который давали им феодалы, противостоявшие своим сеньорам (Коцюбинский, Малинин 1994: 29–30).
Смысл демонстративного потребления подробно описан Торстейном Вебленом (Веблен 1984: 108–133).
Впоследствии итальянцы не только ввозили «блаженство» из-за моря, но и производили много предметов роскоши – окрашенных тканей, шелка, произведений искусства (Goldthwaite 1987).
Именно с Черного моря поставлялась основная масса рабов в Италию. Анализ списка невольников, имевшихся во Флоренции второй половины XIV в., показывает, что подавляющее большинство составляли татары, а кроме того, существовало некоторое количество русских и черкесов. В каталонских городах в середине XV в. доминировали мавританские рабы, но за ними по численности следовали рабы русские и татарские (Hay 1989: 78, 402–403).
Все это не означает, естественно, постоянного роста и неизменного процветания. Историк Роберт Лопес отмечал, что в эпоху Ренессанса в европейской экономике возникла депрессия (Lopez, Miskimin 1962). Существует понятие «экономический кризис XIV столетия», который, возможно, был связан с негативными климатическими изменениями и трудностями с производством продовольствия, что впервые проявилось во время голода 1315–1317 гг., а затем 1321–1322 гг. Постоянное недоедание могло ослабить европейцев и усилить воздействие чумы после 1348 г. А гибель множества людей от эпидемии, в свою очередь, повлияла на дальнейшее падение производства и торговли (Blockmans, Wubs-Mrozewicz 2017: 448–451; Hay 1989: 33). Это чрезвычайно важная тема, но она выходит за пределы круга проблем, анализируемых в данной книге.
По вопросу о влиянии госрегулирования на успех в Средние века остроумно высказался Роберт Лопес: «Возможно, если бы я официально являлся республиканцем, то подчеркнул бы, что инициатива генуэзцев не сковывалась правительством – одним из слабейших даже для той эпохи, когда все власти были слабыми. Но я "беспартийный демократ" и вижу, что у венецианцев, имевших одно из самых сильных правительств в истории, тоже неплохо получилось» (Lopez 1964: 447).
Голландцы самой природой вынуждены были переходить от пахоты к скотоводству и ремеслам, поскольку в результате интенсивной добычи торфа и осушения земель уровень почвы опустился столь низко, что трудно стало возделывать злаки (Дэвидс 2019: 66; Израэль 2018: 34).
Шутливые прозвища ганзейских городов четко отражают разнообразие их хозяйственной специализации: Любек – склад, Кёльн – винный погреб, Данциг – зерновой склад, Люнебург – соляной склад, Брауншвейг – арсенал, Штеттин – рыбная лавка, Ревель – склад воска и льна, Висбю – склад смолы и дегтя, Магдебург – пекарня (Доллингер 2020: 155–156).
В науке высказывалось даже мнение, что «победа Оттоманской империи символизировала в экономике уничтожение греками, турками, христианами-ренегатами, армянами, рагузинцами и евреями двухвековой коммерческой гегемонии венецианцев и генуэзцев» (Stoianovich 1960: 240). Гегемония эта действительно была разрушена, но скорее за счет коммерческой конкуренции в Западной Европе, чем за счет совместных действий «оттоманского интернационала».
Хотя русские земли находились на периферии, но по отдельным параметрам (в основном социально-политическим) некоторые наши города (Новгород, Псков) могли иметь значительные сходства даже с городами итальянскими (Вовин 2019: 314–367).
Встречаются упоминания о русских судах на Балтике, которые «вопреки привычке отправились со своими товарами по морям» в конце XIV в. (Винклер 2020: 76). Но, скорее всего, речь там идет не о русских судах в прямом смысле слова, а о зафрахтованных.
Похожие истории были в Смоленске, где даже договором с ганзейцами предусматривалось, что «каждый прибывающий в Смоленск немецкий "гость" должен дарить княгине штуку полотна, а чиновнику, который следит за волоком, – пару готландских перчаток» (Винклер 2020: 30).
Иногда не самим «работать больше», а интенсивнее эксплуатировать зависимых крестьян, чтобы встраиваться в рынок с продуктом, произведенным их трудом.
До сих пор эта книга выглядела работой по экономической истории, что, кстати, соответствует первичной квалификации автора-экономиста. Однако экономическая история, в которой нет человека, антиисторична, по справедливому замечанию Арона Гуревича (Гуревич 2004: 179). С этого момента книга станет совершенно иной. Попробуем взглянуть на развитие общества через человека и его чувства.
Редкий ученый в СССР решался оспорить доминирующий подход, основанный на мнении Энгельса. Но все же такое иногда случалось. Например, Алексей Лосев, которого называют порой последним представителем русской философии Серебряного века, отмечал, что «вошло в обычай безусловно превозносить всю возрожденческую эстетику, бесконечно умиляться ею, торжественно ее восхвалять и считать отсталыми людьми тех, кто с какой-нибудь стороны замечает отрицательные черты возрожденческого индивидуализма и не считает его явлением насквозь передовым» (Лосев 1978: 66). И дальше Лосев оговаривает, что было бы, конечно, дикостью и необразованностью сомневаться в титанах Возрождения, что такое сомнение даже невозможно фактически, но вместе с тем сами титаны осознавали ограниченность исповедуемого ими индивидуализма, а потому восторженность в этом деле представляет собой неправильный буржуазно-либеральный подход (Там же: 68–69).
На самом деле, конечно, подходов больше. Важной проблемой является, например, анализ того, в какой степени Ренессанс был именно возрождением прошлого (Панофский 2006), но это уже не входит в число вопросов, поставленных в данной книге.
Традиция детских игр с отрезанными частями тела казненного политического противника зафиксирована была в «прекрасной Флоренции» еще в XIV в. (Дюби 2015: 301).
Отход от симметрии начинается лишь с Тициана: «…с его легкой руки асимметрия композиции становится чуть ли не обязательной для европейской живописи» (Махов 2006: 74).
О том, насколько иначе мы в иную эпоху воспринимаем взгляды людей шекспировских времен, можно судить по высказыванию Фрэнсиса Бэкона – современника Шекспира. Философ отмечал, что человек во гневе, гордости и даже любви считает себя великолепным и величественным, но на самом-то деле он безобразен и смешон (Бэкон 1978а: 197). И непосредственно о театре: «Сцена более благосклонна к любви, чем человеческая жизнь. ‹…› В жизни она приносит много несчастий. ‹…› Великие умы и великие дела действительно не допускают развития этой страсти, свойственной слабым» (Бэкон 1978б: 372). Не являются ли, с точки зрения серьезного мыслителя той эпохи, все поставленные на сцене великолепные и величественные трагедии лишь изображением смешных, безобразных и слабых людей, поддающихся своим неконтролируемым страстям?
Здесь может возникнуть возражение, что действие «Звезды Севильи», если быть точным, относится не к ренессансным, а к чисто феодальным временам – как и действие большинства исторических хроник Шекспира. Но думается, что драматурги той эпохи, даже работая с историческим материалом, могли писать фактически только о нравах своего времени. Перенесение действия в глубь веков (и в другие страны) представляло собой некоторую условность. У Шекспира, например, анахронизмы порой чуть ли не намеренно подчеркиваются.
https://eusp.org/m-center/publications.
Травин 2023.
Сергеев 2023: 54.
Марасинова 2008: 258.
Ключевский 1989б: 308.
Гордон. 2005: 109.
Марасинова 2008: 257–258.
Там же: 259–260.
Ключевский 1989а: 103.
Тоуни 2023: 416.
Валлерстайн 2016: 112.
Дэвидс 2019: 82.
Кояма, Рубин 2024: 137.
Богданов 2020: 275–279, 595–612.
Коллманн 2001: 219–220.
Сен-Симон 2007: 405, 464–465.
Сен-Симон 2016б: 681–682.
Там же: 100–109, 129–131, 408–409, 430.
Сен-Симон 2016а: 76–79, 86–95, 121, 131.
Живов 2018: 79–80.
Травин 2023.
Анисимов 1999: 219.
Там же: 187.
Репина 1999: 95–96, 102.
Мосолкина 2017: 205–206.
Хачатурян 1999: 323, 326.
Травин 2023.
Кайзер 2024: 113.
Там же: 135.
Там же: 209–212, 223–225.
Ключевский 1989б: 375–376.
По 2024: 17–20.
Там же: 14.
Там же: 21.
Там же: 62.
Там же: 110.
Травин 2004; Травин 2008; Травин 2010а; Травин 2016а; Травин, Гельман, Заостровцев 2017.
Миронов 2015а: 623.
Травин 2018а.
Блок 1986: 29.
Тойнби 1991: 106–142.
Травин 2010б; Травин 2013; Травин 2014; Травин 2016б.
Фейерабенд 2007.
Травин, Маргания 2004а; Травин, Маргания 2004б; Травин, Маргания 2011.
Лихачев 1987: 245.
Оппенгеймер 2020: 76.
Маркс, Энгельс 1948: 8–39.
Маркс 1978: 773.
Хобсбаум 2020: 47–52.
Оппенгеймер 2020: 77–78.
Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011.
Бетелл 2008: 20.
Скотт 2020: 248.
Эрс 2019: 13.
Мюссе 2001: 141.
Гуревич 2007: 82.
Буайе 2017: 95.
Гуревич 2007: 100–101.
Хейвуд 2020: 75.
Джонс 2007: 39, 212, 241, 364, 373, 398, 400, 417, 422.
Сванидзе 2014: 162.
Джонс 2007: 204
Морган 2008: 84–101.
Арбман 2008: 111–112.
Там же: 136.
Цит. по: Гуревич 2007: 126.
Каппер 2003: 60.
Джонс 2007: 210.
Гуревич 2007: 137; Джонс 2007: 215.
Джонс 2007: 214.
Флекенштейн, Бульст-Тиле, Йордан 2008: 13–14.
Арбман 2008: 136.
Олсон 2012: 33–39.
Джонс 2007: 231.
Роэсдаль 2001: 208.
Флекенштейн, Бульст-Тиле, Йордан 2008: 114.
Дуглас 2003: 111.
Грегоровиус 2008: 379, 410–413; Ле Гофф 2007: 42; Мюссе 2001: 130; Рапп 2009: 23–24; Флекенштейн, Бульст-Тиле, Йордан 2008: 14; Norwich 2003: 32–33.
Рюкуа 2006: 25–29.
Гуревич 2007: 136.
Рюкуа 2006: 29.
Кёнигсбергер 2001: 143–144.
Контамин 2001: 43.
Цит. по: Альфан 2003: 446.
Контлер 2002: 49, 56]
Контамин 2001: 43.
Альфан 2003: 442; Грегоровиус 2008: 441; Флекенштейн, Бульст-Тиле, Йордан 2008: 14, 20, 74–75; Эрс 2019: 39.
Дуглас 2003: 108.
Гайдар 2005: 224.
Мак-Нил 2008: 37.
Norwich 2003: 93.
Грегоровиус 2008: 624–628; Дуглас 2003: 97–98.
Цит. по: Кёнигсбергер 2001: 166.
Уикхем 2019: 201.
Ле Гофф 2007: 71.
Гайдар 2005: 20.
Herlihy 1971: 162.
Мельянцев 1996: 83–84.
Пиренн 2001: 144, 146.
Бек 2002: 22–26.
Бродель 1992: 89.
Пинкер 2021.
Кардини 1987: 316.
Дживелегов 2002: 34–35.
Норт 2010: 186.
Рыдзевская 1978: 133.
Соловьев 1988а: 120.
Темушев 2011: 21.
Ивик, Ключников 2013: 39–62.
Ловмяньский 1985: 105.
Франклин, Шепард 2000: 163.
Цит. по: Нефедов 2010: 106.
Там же: 106–107.
Цит. по: Покровский 2005: 61.
Там же: 88.
Там же: 110.
Ключевский 1987: 155.
Лебедев 2005: 579.
Цит. по: Пашуто 1968: 92.
Соловьев 1988а: 134, 139, 144, 153.
Там же: 134.
Артамонов 2002: 377–382.
Константин Багрянородный 1991: 49–51.
Голубовский 2018: 65–71.
Ключевский 1987: 172.
Плетнева 1992: 465.
Соловьев 1988а: 210]
Голубовский 2018: 74–77.
Толочко 2003: 105.
Ключевский 1987: 283.
Каргалов 1967: 37.
Подробнее см.: Фроянов 1980: 59–63.
Толочко 2003: 110.
Ключевский 1987: 283–284.
Соловьев 1988б: 44.
Фроянов, Дворниченко 1986: 282, 286.
Соловьев 1988б: 37.
Соловьев 1988б: 137–138.
Цит. по: Лихачев 1987: 254.
Хрусталев 2008: 182.
Соловьев 1988б: 139–140, 165.
Цит. по: Греков, Якубовский 1998: 188–189.
Скрынников 2006: 150; Хорошкевич 1992: 438.
Хрусталев 2008: 92, 116, 147, 162, 189, 193.
Каргалов 1967: 175–176.
Толочко 2003: 143.
Горский 1996: 67.
Кучкин 1990: 73.
Франклин, Шепард 2000: 404.
Хрусталев 2008: 267.
Пиренн 2001: 185.
Грегоровиус 2008: 905.
Опль 2010: 81, 98–99, 323.
Эрс 2019: 201.
Камерон 2001: 84.
Опль 2010: 89, 181.
Вис 2005: 14–15.
Каратини 2010: 84–87, 97.
Там же: 84–87.
Там же: 228–230.
Там же: 253.
Вис 2005: 181.
Грегоровиус 2008: 848.
Там же: 753.
Там же: 952.
Соловьев 1988б: 480, 508.
Хорошкевич 1992: 439.
Хрусталев 2008: 273.
Каргалов 1967: 193.
Сахаров 1959: 28–32, 40–41, 46.
Карацуба, Курукин, Соколов 2005: 42.
Соловьев 1988б: 193–194.
Черепнин 1960: 562–568.
Насонов 2002: 217.
Шпулер 2019: 251, 326.
Черепнин 1960: 393–395.
Ключевский 1988: 11.
Соловьев 1988б: 224.
Насонов 2002: 289]
Ключевский 1988: 20.
Муравьев, Сахаров 1984: 115–116.
Соловьев 1988б: 279–281.
Соловьев 1988б: 542.
Там же: 346–348, 357, 361–362, 391–393.
Зимин 1991: 42.
Там же: 95, 101.
Соловьев 1988б: 502–503.
Там же: 542.
Каргалов 1967: 185.
Соловьев 1988б: 527.
Подробнее о нем см.: Клюг 1994: 116–118.
Цит. по: Черепнин 1960: 483.
Плано Карпини 1997: 57.
Рыбаков 1948: 527–534.
Шпулер 2019: 334–336, 352.
Рыбаков 1948: 534–537, 667–671; Хорошкевич 1992: 438]
Черепнин 1960: 400.
Шпулер 2019: 339.
Кучкин 1990: 73–78.
Там же: 77–78.
Там же: 78–81.
Кучкин 1991: 77–79]
Янов 2008: 68.
Цит. по: Зимин 1960: 158.
Скрынников 2006: 76–83, 147–151; Соловьев 1989: 78–79.
Каштанов 1988: 16, 21, 98–100; Коломиец 2001: 17–18.
Ключевский 1988: 197.
Хорошкевич 2001: 109.
Ключевский 1988: 198.
Бродель 2002: 264.
Ключевский 1988: 201.
Каргалов 1967: 178.
Карамзин 1993: 202–203.
Костомаров 1870: 497, 502.
Там же: 527.
Каррер д'Анкосс 2005: 37–38.
Травин 2018б: 98–105]
Доллингер 2020.
Будур 2005: 45.
Будур 2007: 75–76.
Там же: 77.
Буайе 2017: 93.
Кларк 2012: 213.
Заостровцев 2020: 111–112, 154–192.
Юрганов 1998: 223.
Подробнее об этих теориях см.: Травин 2018а: 83–87, 133–149.
Мельянцев 1996: 96.
Померанц 2017: 12.
Розенберг, Бирдцелл 2015: 147.
Блок 2003: 403.
Поньон 1999: 293.
Цит. по: Смирнов 2012: 25.
Тьерри 2011: 55–56.
Ли 2016: 241.
Эрс 2019: 465.
Люшер 1999: 228–229.
Доллингер 2020: 195.
Эксле 2007: 114–115.
Дживелегов 1904: 103.
Шерр 2005: 280.
Кулишер 1926: 195–196.
Эрдман 2018: 132–137; Поньон 1999: 139–142.
Хоскинг 2016: 100.
Вудс 2010: 225.
Дюби 2015: 97.
Хоскинг 2016: 103.
Аджемоглу, Робинсон 2021: 201–202.
Грейф 2013: 123.
Там же: 124.
Буассонад 2010: 318.
Февр 1991: 218.
Браун 2016: 62, 93–94, 99.
Уикхем 2019: 45.
Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011: 183.
Zimmern 1889: 28.
Доллингер 2020: 224.
Дживелегов 1904: 104.
Кроули 2015: 23; Norwich 2003: 52.
Оке 2006: 73.
Chaytor 1933: 259; O'Callaghan 1975: 623.
Kelleher 2016.
Tai 2012: 843.
Лейн 2017: 72, 95–101, 169–185; Эрс 2014: 225; Judde de Lariviere 2012: 80–82.
Epstein 1996: 120.
Пинкер 2021: 367.
Лейн 2017: 52.
Тудельский 2004: 74.
Pérotin-Dumon 1991: 210.
День 2, Новелла IV.
День 2, Новелла VI.
День 5, Новелла II.
Флекенштейн, Бульст-Тиле, Йордан 2008: 156.
Heebøll-Holm 2013: 39–48.
Доллингер 2020: 32.
Там же: 61–64.
Доллингер 2020: 81, 94, 99–103, 176–177.
Gelderblom: 13.
Доллингер 2020: 180.
Кеймен 2007: 364, 456.
Томас 2018: 264–267.
Данн 2011: 57; Моррис 2016: 461.
Воскобойников 2020: 204.
Ле Руа Ладюри 2001: 51.
Макьявелли 1987: 61.
День 2, Новелла V.
Новелла XL.
Котельникова 1967: 234.
Lane 1958: 410.
Brucker 1977: 15.
Осборн 2008: 284.
Epstein 1996: 89.
Воскобойников 2020: 219.
Gelderblom: 11–12.
Vovin, Krom 2017: 317.
Грейф 2013: 374–376, 383–384.
Там же: 389–390.
Доллингер 2020: 98.
Лукин 2012: 52–54.
Никитский 2011: 287–288.
Vovin, Krom 2017: 317–319.
Abulafia 1981: 379–382.
Bell, Brooks, Moor 2014: 128–129, 139.
Wild 2012: 1380–1381.
Keen 1973: 499.
Бурова 2001: 139.
Янин 1975: 72.
Там же: 114.
Там же: 124.
Там же: 228–229.
Кобрин 1985: 183.
Покровский 2005: 187.
Гордин 2018: 92.
Соловьев 1993: 84–85.
Пинкер 2021: 94.
Гуревич 1970: 59–60.
Подробнее см.: Травин 2018а: 81–87.
Валлерстайн 2015: 59.
Воскобойников 2020: 78.
Дюби 2015: 36.
Коммин 1986: 209.
Берман 1998: 296.
Гайдар 2009: 196.
Ле Гофф 1992: 126–127.
Гуревич 1985а: 111.
Котельникова 1986в: 479.
Бессмертный 1986а: 111.
Reynolds 1997: 111.
Удальцова, Осипова 1985: 399.
Корсунский 1976: 61.
Семенов 1949: 98–151.
Блок 1957: 183–184, 248.
Авдеева, Барг 1986: 47.
Корсунский 1985а: 78.
Блок 2003: 239.
Барг 1962: 259.
Гуревич 1985б: 289.
Корсунский 1976: 113.
Бессмертный 1985: 230; Мильская 1985: 267, 270.
Аджемоглу, Робинсон 2021: 45.
Барг 1962: 260.
Блок 1957: 183.
Корсунский 1985б: 454.
Люблинская 1978: 118.
Бессмертный 1986б: 314.
Блок 1957: 120.
Там же: 184.
Майер 1979: 130–131.
Корсунский 1976: 107.
Корсунский 1976: 110; Варьяш 1986а: 162.
Барг 1986: 127–129.
Черепнин, Назаров 1986: 279–280.
Покровский 2005: 26–27.
Котельникова 1967: 238–246; Котельникова 1986а: 148.
Сказкин 1968: 128.
Цит. по: Касатов 2019: 29.
Блок 1957: 184.
Гуревич 1970: 52.
Манн 2018: 566.
Касатов 2019: 240.
Вебер 2019: 251.
Морган 2008: 112.
Шайдель 2019: 271–272.
Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011: 156.
Барг 1962: 134.
Там же: 135.
Норвич 2005: 79.
Норвич 2005: 81; Сказкин, Котельникова, Рутенбург 1970: 158, 190.
Гольман 1980: 59–68, 90, 108–109.
Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011: 194.
Корсунский 1976: 102.
Эрс 2019: 79–81.
Корсунский 1976: 145.
Бродель 2003: 353; Бродель 2004: 210, 213.
Кеймен 2007: 261.
Лозинский 1914: 182.
Эрс 2007б: 293–301.
Зимин 1982: 78–79.
Флоря 2009: 199, 202, 231–233.
Покровский 2005: 230.
Там же: 264, 283.
Кан 1974: 192–193, 198, 232–233.
Андерсон 2010: 176.
Валлерстайн 2015: 34.
Гвиччардини 2018б: 346, 372–373, 441–443, 483–484.
Смирнов 2012: 60–64.
Эрс 2014: 158, 177–178.
Эрс 2019: 202–203, 417–418, 447.
Макиавелли 1982: 349.
Гвиччардини 2018а: 100.
Roover 1958: 16–17; Holmes 1960: 194–195.
Покровский 2005: 65.
Гвиччардини 2018а: 95.
Нил, Уильямсон 2021: 449.
Пиренн 2001: 440; Маркова 2011: 28.
Эрс 2014: 134.
Там же: 148, 163.
Джонс 2019: 192–193, 198, 236, 282.
Эрс 2014: 251–261.
Джонс 2019: 295–309, 313, 323–324.
Mundy 1991: 118.
Гуковский 1990: 106.
Доллингер 2020: 205, 232.
Клулас 2006: 34.
Эрс 2014: 285.
Там же: 286.
Хэммонд 2014: 229.
Lander 1974: 28.
Гриффитс, Томас 1997: 52, 59, 90–91.
Дюркгейм 1994: 319, 321.
Стратерн 2010: 99.
Кафенгауз 1969: 74.
Флоря 2009: 262–265.
Цит. по: Покровский 2010: 97.
Анисимов 2017: 98, 278.
Соловьев 1993: 487.
Ли 1999: 1162–1163, 1171, 1173; Проди 2017: 100.
Ли 1999: 1162–1170, 1178.
Там же: 1162–1185.
Там же: 1191, 1194.
Мадоль 2000: 149; Каратини 2010: 194.
Джонс 2019: 289–290; Дубнов 1911: 60–61; Thrupp 1962: 10; Veitch 1986: 33; Mundy 1991: 111.
Лозинский 1914: 18–19.
Перес 2012: 80–81.
Джонсон 2001: 261–262.
Зомбарт 1910: 22.
Walsh 1935: 277.
Бродель 2002: 191.
Джонсон 2001: 265.
Лозинский 1914: 177–179.
Израэль 2018: 116.
Там же: 121, 178.
Роке 2008: 269–270.
Морган 2008: 262–263; Чедвик 2011: 103, 108–114; Субботин 1974: 13.
Савин 2000: 173.
Там же: 368, 371, 474, 515–516.
Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011: 194.
Чедвик 2011: 107.
Андерсон 2010: 287.
Корсунский 1976: 199–200.
Caferro 1994: 94.
Epstein 1996: 111.
Лейн 2017: 324, 427.
Чичерин 2016: 238.
Савин 2000: 119.
Уикхем 2019: 223.
Гуковский 1990: 42, 226–232; Клулас 2007: 21; Стратерн 2010: 27.
Ле Гофф 2010: 113.
Делюмо 2006: 239.
Herre 2009: 26, 35, 41; Стейнметц 2016: 124–130.
Цит. по: Арриги 2006: 178.
Бродель 2004: 63; Делюмо 2006: 262.
Бродель 2004: 78–79.
Норден 1978: 162–164; Арриги 2006: 176–178; Кеймен 2007: 222; Herre 2009: 104–106.
Делюмо 2006: 265.
Смирнов 2012: 20–21.
Mundy 1991: 89.
Кулишер 1926: 198.
Дживелегов 2002: 76.
Nightingale 1990: 570–571.
Ormrod 1987: 39.
Bridbury 1981: 7.
Lopez 1951: 211.
Kaplanis 2003: 768.
Белов 2012: 97.
Кулишер 1926: 229.
Cipolla 1963: 418.
Lunden 1999: 249.
Gullbekk 2005: 6–7.
Джонс 2019: 288–289; Смирнов 2012: 97.
Rolnik, Velde, Weber 1996: 793.
Констан 2005: 208.
Ле Гофф 2010: 122–123.
Challis 1967.
Rolnik, Velde, Weber 1996: 793.
Арриги 2006: 253.
Поланьи 2002: 49, 67.
Cohen 1980: 1347–1348.
Вебер 2001: 140–143.
Stromer 1981: 125–127.
Conca Messina 2019: 119.
Munro 2005.
Friedrichs 2003: 98, 157.
Эшли 1897: 117, 264.
Там же: 267.
Лейн 2017: 293.
Дживелегов 1904: 111.
Epstein 1994: 473.
Манфред и др. 1972: 83.
Стам 1969: 202–204.
Кулишер 1926: 176, 181–182.
Лейн 2017: 89–90.
Маркова 2011: 45–49.
Zimmern 1889: 83.
Норден 1978: 105–106.
Herre 2009: 69–72.
Эшли 1897: 205–206, 271, 284.
Белов 2012: 101.
Лейн 2017: 83.
Бродель 2002: 450–451.
Афанасьев 1892: 1, 23.
Тойнби 2011: 145–146.
Ле Гофф 2010: 106.
Бродель 2003: 333.
Попова 2018: 103, 108–109.
Дефурно 2004: 85.
Бродель 1988: 482.
Лахман 2020: 54.
Goldthwaite 1968: 42–43, 49–50, 69, 246–249.
Бродель 2002: 459–460.
Бродель 2003: 536.
Гуковский 1990: 207.
Epstein 1996: 60.
Bell, Brooks, Killick 2019: 604–605.
Oldland 2010: 1074–1076.
Herre 2009: 107–112.
Кулишер 1926: 194.
Lukin 2017: 301.
Lane 1958: 412.
Берман 1998: 148.
Там же: 127.
Там же: 148.
Там же: 379.
Смирнов 2012: 53.
Там же: 55.
Там же: 57–58.
Тьерри 2011: 55–105.
Кром 2018: 132.
Там же.
Миронов 2015б: 390.
Миронов 2014: 144–148.
Ключевский 1988: 315.
Там же: 314.
Берман 1998: 291.
Канторович 2014: 172.
Там же: 173.
Там же: 174.
Мелин, Юханссон, Хеденборг 2002: 89–91.
Берман 1998: 268–269.
Морган 2008: 252–270.
Канторович 2014: 213.
Вис 2005.
Канторович 2014: 177.
Патнэм 1996: 153–154.
Берман 1998: 279.
Канторович 2014: 235.
Там же: 240.
Там же: 264, 271.
Там же: 321.
Там же: 326.
Там же: 75.
Вальденберг 1916: 359.
Алексеев 2010: 50.
Цит. по: Вальденберг 1916: 212.
Дьяконов 2013: 95–96.
Сергеевич 1900: 506–507.
Зимин 1982: 209.
Дьяконов 2013: 129–130.
Вальденберг 1916: 219.
Там же: 221.
Алексеев 2010: 45.
Дьяконов 2013: 99.
Вальденберг 1916: 225.
Там же: 237.
Борисов 1986: 173.
Скрынников 1990: 129.
Там же: 210–211.
Там же: 217.
Там же: 221.
Цит. по: Покровский 2005: 154.
Карташев 1992б: 144.
Вальденберг 1916: 261.
Там же: 287.
Иван Грозный 2000: 40.
Покровский 2005: 214.
Иван Грозный 2000: 44–49.
Там же: 53.
Там же: 57.
Там же: 91.
Миронов 2015а: 368.
Флоря 2009: 194–195.
Ахиезер, Клямкин, Яковенко 2005: 150.
Кром 2010: 166–167.
Цит. по: Вальденберг 1916: 371.
Янов 2008: 492.
Там же: 492–493.
Гордин 1994: 160–161.
Ключевский 1902: 5.
Муратов 2005а: 300.
Goldthwaite 2009: 19; Сказкин, Котельникова, Рутенбург 1970: 208.
Вальдес 2007: 5–6.
Грегоровиус 2008: 709, 735, 796, 920–922, 928–929.
Муратов 2005б: 247.
Ле Гофф 2007: 159–160; Лахман 2010: 104.
Britnell 1989: 168; Britnell 1991: 22; Zorzi 2000: 9; Malanima 2018: 8.
Scott 2012: 18.
Lopez 1976: 97.
Гизо 2007: 232–233.
Norwich 2003: 4–5.
Васильев 2007: 245–249, 260–261, 328.
Чичерин 2016: 384–389.
Зомбарт 1994: 78–82.
Маркс 1978: 725–773.
Маркс 1975: 648–668.
Каутский 1931: 257.
Вебер 2019: 398.
Гайдар 2005: 232–233.
Шацкий 1990: 306.
Вебер 2001: 320.
Вебер 2017: 61–63.
Парсонс 2000: 188, 298–299.
Вебер 1990: 80–88.
Scott 2012: 25.
Lopez 1976: 67.
Краснова 2018: 43–44, 49.
Mundy 1991: 89.
Краснова 2018: 223–225.
Цит. по: Там же: 227–228.
Там же: 49.
Bavel 2011: 513.
Scott 2012: 30.
Epstein 1996: 42–43.
Краснова 2018: 56–57.
Lane 1958: 412.
Martines 1968: 66.
Краснова 2018: 196–103, 162.
Там же: 103.
Там же: 190–192.
Там же: 154–155.
Там же: 69, 193–194, 321.
Элиас 2001а: 297.
Элиас 2001б: 237–253.
Велижев 2019: 119.
Элиас 2001а: 9–15.
Фукуяма 2004: 20–21.
Грейф 2013: 94–95; 110–114.
Макклоски 2018: 199.
Грейф 2013: 51.
Там же: 150.
Там же: 272–279; 288–290.
Там же: 284.
Там же: 337.
Там же: 339.
Берман 1998; Берман 2008.
Вебер 2019: 102–103.
Берман 2008: 49.
Берман 1998: 119.
Там же: 114.
Берман 2008: 48.
Берман 1998: 112.
Парсонс 1998: 49.
Там же: 51–52.
Блаженный Августин 1998а: 233–234.
Блаженный Августин 1998б: 351–352.
Коплстон 1999: 59–63; 223–224.
Пирсон 2020: 142–151, 174–184.
Ле Гофф 1991: 29–30.
Нисбет 2007: 172.
Берман 2008: 51.
Вебер 2018: 148.
Воскобойников 2020: 97, 103.
Roover 1958: 46–48; Cohen 1980: 1351.
Цит. по: Стейнметц 2016: 12.
Lopez 1976: 72.
Рота 2014: 63.
Стейнметц 2016: 111–112.
Рота 2014: 61.
Вебер 2019: 259.
Козловски 1996: 27–28.
Рота 2014: 40, 43.
Саватюгин 2019: 14.
Эрс 2014: 92.
Ли 2016: 176.
Рота 2014: 41, 44; Эрс 2014: 216.
Фергюсон 2010: 46.
Эрс 2014: 9.
Ли 2016: 302.
Roover 1967: 28.
Кулишер 1926: 247–248.
Рувер 2019: 21; Mundy 1991: 124.
Стейнметц 2016: 158–163.
Spufford 1988: 102–103, 398–410.
Kelleher 2018: 128.
Рота 2014: 38.
Рувер 2019: 22.
Там же: 30.
Там же: 153.
Эрс 2014: 93.
Лобье 2000: 61.
Стратерн 2010: 134, 142.
Эрс 2014: 91–92.
Рувер 2019: 26.
Эрс 2014: 105.
CXXX.
Рувер 2019: 144.
Jacobi 2016: 23.
Thrupp 1962: 9.
Mundy 1991: 113.
Reynolds 1952: 358.
Лейн 2017: 191–192.
Judde de Lariviere 2012: 85.
Лейн 2017: 76, 192–193; Делюмо 2006: 252; Epstein 1996: 55–57; Norwich 2003: 155–156; Reinert, Fredona 2017: 11–12.
Эрс 2014: 220, 227.
Лейн 2017: 202–203.
Ле Гофф 1991: 35.
Аджемоглу, Робинсон 2021: 205.
Фрейд 1991: 109.
Там же: 75.
Хиршман 2012: 76.
Там же: 62–85.
См., например: Вис 2005; Грегоровиус 2008; Ранке 2012: 18–27; Флекенштейн, Бульст-Тиле, Йордан 2008; Рапп 2009; Скиннер 2018: 23–42.
См., например: Макьявелли 1987: 33.
Эрс 2019: 187–188.
Гуковский 1990: 20–21.
Мак-Нил 2013: 708.
Фергюсон 2014: 78.
Лахман 2020: 50.
Даймонд 2010б: 529.
Цит. по: Аджемоглу, Робинсон 2021: 192.
Макьявелли 1987: 41–42.
Буркхардт 1996: 15.
Friedrichs 2003: 54–55.
Манн 2018: 584.
Макьявелли 1987: 56; Гуковский 1990: 54.
Norwich 2003: 97, 103, 112–117; Опль 2010: 100–126, 177.
Сказкин, Котельникова, Рутенбург 1970: 231.
Лейн 2017: 121–122.
Аджемоглу, Робинсон 2015: 71–82.
Оке 2006: 157–162; O'Connell 2017: 107.
Бернстайн 2014: 134.
Christ 2017: 126.
Бродель 1988: 403.
Лейн 2017: 382–383.
Бернстайн 2014: 151–152.
Сарайва 2007: 170.
Монтанари 2009: 79–81.
Лейн 2017: 45; Кроули 2015: 32–33.
Day 1977.
Epstein 1996: 150–151.
Piccinno 2017: 169.
Уикхем 2019: 217.
Epstein 1996: 158–159.
Citarella 1968.
Бродель 1992: 103.
Schoenberger 2008: 684–686.
Кроули 2015: 46.
Там же: 42–43, 51.
Лейн 2017: 50.
Зомбарт 1904: 248; Кулишер 1926: 223; Кроули 2015: 98–100; Гуковский 1990: 20; Бродель 1992: 106; Ле Гофф 1992: 67; Бек 2002: 44; Norwich 2003: 127–130, 141; Бартлетт 2007: 203–204; Goldthwaite 2009: 11.
Лейн 2017: 57.
Goldthwaite 2009: 12.
Norwich 2003: 85.
Вебер 2019: 253.
Даймонд 2010а: 255.
Грегоровиус 2008: 196.
Лал 2007: 104–105.
Цит. по: Лал 2007: 105.
Бальхаус 2012: 138.
Сказкин, Котельникова, Рутенбург 1970: 146.
Лал 2007: 106.
Буассонад 2010: 145.
Арриги 2006: 146.
Новелла 4.
Ле Гофф 2010: 70.
Гуковский 1990: 100–101.
Гуковский 1990: 104–105; Арриги 2006: 146; Douglas 2000: 33–38.
Mundy 1991: 117.
Клулас 2007: 19.
Лахман 2010: 119–120.
Кулишер 1926: 243.
Лахман 2010: 153.
Parks 2006: 47.
Клулас 2007: 31; Стратерн 2010: 42–54, 68; Ли 2016: 185; Parks 2006: 24, 48, 52.
Britnell 1989: 170.
Ли 2016: 201.
Талеб 2015.
Бродель 2002: 284.
Lopez 1976: 86.
Reinert, Fredona 2017: 5.
Sicking, Neele 2017: 366–367.
Postan 1951: 340.
Kunčevič 2017: 142–144.
Pécaut 2017: 192–198.
Igual Luis 2017: 217–218.
Blockmans, Wubs-Mrozewicz 2017: 447.
Бродель 2003: 113.
Lopez 1976: 87.
Vries 1989: 791.
Лейн 2017: 215–222, 410–413; Делюмо 2006: 222–223; Conca Messina 2019: 123; Stuard 2006: 182–183; O'Connell 2017: 106.
Бродель 1992: 123–124; Лейн 2017: 24–25, 223–226, 421; Britnell 1989: 169; Hay 1989: 413–414; Norwich 2003: 84.
Гуковский 1990: 107.
Kelleher 2016.
Kunčevič 2017: 145; Unger 2017: 28.
Andrade, Miranda 2017: 339.
Кеймен 2007: 111.
Hay 1989: 414.
Norwich 2003: 85.
Lopes 1964: 454.
Бродель 1986: 387, 390.
Уикхем 2019: 226.
Антонетти 2004: 161–165, 175; Гуковский 1990: 88–89; Данн 2011: 126; Ли 2016: 58; Roover 1958: 20–23.
Бродель 2002: 104–108; Рюкуа 2006: 164–166; Варьяш 1986б: 359–360; Davies 1954: 20; Israel 1980: 194–195; Klein 1920: 7, 32–33, 88–89; O'Callaghan 1975: 476–478, 617–622; Tranchant 2017: 355, 357.
Делюмо 2006: 290; Goldthwaite 2009: 39.
Котельникова 1986б: 341.
Faith 2012: 679.
Oldland 2014: 25–29; Тойнби 2011: 29.
Munro 2005: 448–449.
Kowaleski 2017: 383.
Nightingale 2013: 493.
Holmes 1960.
Аллен 2013: 36.
Britnell 1989: 177.
Дживелегов 1904: 179; Кулишер 1926: 186; Пиренн 2001: 147–148, 221–219; Уикхем 2019: 219; Houtte 1966: 40–42; Chorley 1987: 350–366; Bavel, Zanden 2004: 506–509; Gelderblom: 6–10, 17–23; Sicking, Neele 2017: 370–374; Wee 1975: 205–206.
Делюмо 2006: 289; Keen 1973: 178–185.
Bowden 1956: 49.
Munro 2005: 454–456.
Dyer 1989: 325.
Кулишер 1926: 165.
Стам 1969: 184.
Lopez 1976: 102.
Epstein 1993: 468–469.
Drendel: 5.
Wolff 1950: 291.
Эрс 2014: 234.
Epstein 1989: 150–151.
Epstein 1989: 156–157; Бродель 1986: 349.
Норден 1978: 16–22.
Бродель 2002: 284.
Дживелегов 1904: 76; Бродель 1988: 306; Dowd 1961: 155–156; Goldthwaite 1987: 20; Goldthwaite 2009: 20, 39; Lopez 1964: 455.
Stuard 2006: 150, 156, 166.
Ле Руа Ладюри 2004: 57; Делюмо 2006: 194.
Зомбарт 1904: 118.
Стам 1969: 184.
Hay 1989: 411.
Дживелегов 1904: 214; Бродель 1986: 406, 420; Lopez 1964: 450; Bartlett 1959: 19.
Бродель 1986: 409.
Клинге 1995: 41–42; Доллингер 2020: 51–52.
Hatcher 1969: 209–210.
Буассонад 2010: 211.
Childs 1981: 39–40.
Зомбарт 1904: 116.
Эрланже 2005: 103.
Chaytor 1933: 123.
Stuard 2006: 158, 173.
Скалини 2005: 195.
Robinson 1959: 63–64.
Spufford 1988: 74–98; Stromer 1981: 121–123.
Griep 2010: 6–10, 36–37.
Berend, Urbańczyk, Wiszewski 2013: 449–452; Spufford 1988: 110, 124–125.
Małovist 1966: 20.
Кулих (б. г.).
Spufford 1988: 110–122; Goldthwaite 2009: 18; Allen 2011; Ле Гофф 2010: 51; Эрс 2014: 31–33.
Spufford 1988: 123, 268; Контлер 2002: 112–113.
Уикхем 2019: 238.
Норден 1978: 27–37; Бродель 1992: 147–148; Herre 2009: 16–17, 82.
Цит. по: Herre 2009: 18.
Эрс 2019: 146.
Буассонад 2010: 195.
Ле Гофф 2010: 24.
Кулишер 1926: 171; Reinert, Fredona 2017: 7.
Lopez 1976: 90.
Эрс 2014: 127.
Werveke 1954: 241–242.
Jenks 2017: 48; Камерон 2001: 100.
Бродель 2003: 224–229.
Бродель 1988: 72; Jenks 2017: 48–49.
Epstein 1994: 461–466.
Делюмо 2006: 249.
Барбье 2018: 116–131.
Барбье 2018: 192–226; Делюмо 2006: 216–217]
Buringh, Zanden 2009: 415.
Барбье 2018: 235, 298, 311–320, 356–357; Бродель 1986: 427.
Барбье 2018: 156.
Маклюэн 2005: 236.
Рутенбург 1987: 14–15.
Эрс 2014: 238–241; Эрс 2007а: 30–31.
Перес 2012: 37.
Сказкин, Котельникова, Рутенбург 1970: 212.
Делюмо 2006: 224.
Goldthwaite 2009: 7.
Stuard 2006: 168, 178.
Дживелегов 1904: 183.
Рутенбург 1987: 113.
Уикхем 2019: 263; Mundy 1991: 328–329.
Барбье 2018: 52–53.
Britnell 1989: 169.
Бродель 1986: 406.
Britnell 1991: 31.
Bavel 2011: 523.
Epstein 1993.
Доллингер 2020; Кулишер 1926: 172–179.
Доллингер 2020: 19.
Lindberg 2008: 657.
Бродель 1986: 393.
Там же: 73.
Савин 2000: 205–206.
Кеймен 2007: 239.
Сказкин, Котельникова, Рутенбург 1970: 166; Котельникова 1986б: 343; Бродель 2003: 342; Abulafia 1983: 4–5; Mundy 1991: 89.
Бродель 2002: 163, 294, 437.
Бродель 1986: 139–141; Камерон 2001: 80; Hybel 2002: 224–240.
Бродель 2002: 77–78.
Смирин, Майер 1986: 380.
Маккенни 2004: 53.
Клинге 1995: 49; Бродель 2002: 269; Кёнигсбергер 2006: 58; Якубский 1986: 391; Małovist 1959: 182–187; Wubs-Mrozewicz 2017: 255–258.
Loewe 1973: 31–32.
Израэль 2018: 125.
Цит. по: Дыбковская, Жарын, Жарын 1995: 77.
Fara 2017: 148–149.
Тымовский, Кеневич, Хольцер 2004: 128.
Бродель 1986: 209.
Carter 1971: 376–382; Earle 1969: 34–44.
Фрейдзон 2001: 49.
Монтанари 2009: 101.
Лавис 2011: 138–139.
Доллингер 2020: 53.
Бродель 1986: 234, 236.
Kowaleski 2000: 432–438.
Буассонад 2010: 211; Scott 2012: 86; Hay 1989: 398–399.
Бродель 1986: 253; Доллингер 2020: 21; Смирин, Майер 1986: 367; Рюкуа 2006: 162; Britnell 1989: 177; Heebøll-Holm 2013: 77–79; Tranchant 2017: 353–354; James 1951.
Дживелегов 1904: 204.
Bavel, Zanden 2004: 505.
Бродель 1986: 227, 230.
Бродель 1988: 181; Goldthwaite 2009: 7.
Бродель 1988: 24–25.
Бродель 1986: 204–205.
Чемберлин 2006: 62.
Бродель 1986: 325.
Бродель 1988: 173.
Lopez 1976: 120.
Ле Гофф 2010: 136.
Бродель 2002: 293.
Goldthwaite 1968: 239.
Делюмо 2006: 265.
Lopez 1964: 461–462.
Arany 2017: 8.
Бродель 2002: 274, 287, 289.
Kunčevič 2017: 150.
Herre 2009: 20.
Berend, Urbańczyk, Wiszewski 2013: 252.
Бартлетт 2007: 199–202, 211–216; Майер 1986: 180; Эрс 2019: 94; Ewert, Selzer 2016: 29–98.
Цит. по: Томас 2016: 60.
Родрик 2019: 65.
Lopez 1976: 92.
Бродель 1992: 32–51, 121–122; Валлерстайн 2001: 35–38; Валлерстайн 2006: 74.
Франклин, Шепард 2000: 469; Назаренко 2001: 102; Кулишер 2008: 114–115.
Кагарлицкий 2012: 42–68.
Покровский 2005: 76.
Кагарлицкий 2012: 61.
Доллингер 2020: 44–45.
Пронштейн 1957: 134.
Lukin 2017: 296.
Ключевский 1988: 61.
Хорошкевич 1963: 337.
Бережков 1879: 97; Голубовский 2011: 126; Хорошкевич 1963: 75, 87, 93, 97, 156–157; Власов, Элькин 2011: 181; Leimus, Münd 2017: 280; Vovin, Krom 2017: 316.
Бережков 1879: 163; Никитский 2011: 164.
Крылов 2019: 27.
Lukin 2017: 299.
Барбье 2018: 41.
Бережков 1879: 151–153; Доллингер 2020: 37, 41, 169–170; Никитский 2011: 144.
Доллингер 2020: 54.
Leimus, Münd 2017: 276; Хорошкевич 1963: 111.
Vovin, Krom 2017: 313.
Бережков 1879: 93–98; Кулишер 2008: 172.
Никитский 2011: 141.
Lukin 2017: 300.
Винклер 2020: 56, 58, 61–63, 69–70, 84–85, 114–117; Leimus, Münd 2017: 277.
Аракчеев 2004: 23–24.
Vovin, Krom 2017: 315–317.
Никитский 2011: 173–174; Vovin, Krom 2017: 316; Zimmern 1889: 125.
Цит. по: Лукин 2012: 37.
Доллингер 2020: 243.
Никитский 2011: 152–153.
Никитский 2011: 257; Крылов 2019: 55.
Ле Гофф 2010: 57–58, 118–120.
Винклер 2020: 108.
Kallioinen 2017: 1136.
Крылов 2019: 81.
Виттрамм 2020: 66–71.
Гуревич, Кан, Роздорожный, Рогинский 1980: 166–167; Бродель 1992: 100; Кулишер 2008: 125; Ersland 2017: 430–441; Lunden 1999: 247.
Frankot 2017: 413–420.
Campbell 2008: 919.
Stevens 2019: 56–59.
Ле Руа Ладюри 2001: 490–491; Чаянов 1989: 232–252, 290.
Чезари 2003: 66–71.
Божественная комедия. Ад. Песнь пятая, стихи 127–138.
Божественная комедия. Ад. Песнь пятая, стихи 67–69.
Чезари 2003: 16.
Лихачев 1962: 18.
Там же: 161.
Биллингтон 2001: 65, 69.
Арутюнян 2001: 96.
Hadfield 2001: 7.
Burke 2007: 192.
Данилова 1984: 21.
Энгельс 1961: 346.
Хлодовский 1975: 91; Брагина 1977: 106–107; Горфункель 1980: 48; Нессельштраус 1982: 158; Сунягин 1987: 130; Ревуненкова 1988: 18, 23, 31; Баткин 1989: 5, 35; Петров 1989: 153; Абрамсон 2005: 213–214.
Бурдах 2004: 95.
Дворжак 1978а: 96.
Данилова 1984: 206.
XXVI.
XVIII.
XXXVI.
XXIII.
XXIV.
VI, 29.
IX, 69.
Ли 2016: 16.
Эрс 2019: 252.
Лосев 1978: 120–137.
Хёйзинга 1988: 22.
Smail 2012: 10–11.
Эксле 2007: 106.
Грёнбек 2019: 7–87, 279.
Дюби 2015: 53.
Скиннер 2018: 103–107.
Norwich 2003.
Новелла CCI.
Стратерн 2010: 21–24, 202.
Parks 2006: 213–215.
Клулас 2007: 132–145.
Parks 2006: 220.
Макьявелли 1987: 56–57, 76.
Коллинсон-Морлей 2005: 229.
Там же: 136–142.
Там же: 249–250.
Ottaviani 2010: 39–44.
Муратов 2005в: 67–81.
Ottaviani 2010: 46.
Дюверже 2005: 18.
Epstein 1996: 80–81.
Грегоровиус 2008: 790–794, 948–953.
Ле Руа Ладюри 2001: 64–66, 81.
Вазари 2017: 405.
Ли 2016: 93, 108.
Douglas 2000: 167.
Констан 2005: 145.
Лосев 1978: 135.
XXXIV, XXXIX.
Пинкер 2021: 52.
Дюби 2015: 202–203.
Эрс 2019: 186; Epstein 1996: 153–154.
Kent 1977: 63–163; Дюби 2015: 291; Эрс 2019: 200.
Brucker 1977: 21–22; Ruggiero 1993: 14; Эрс 2019: 194.
Ли 2016: 116.
Дюби 2015: 358.
Там же: 613.
Там же: 250–255, 348, 427.
Новелла LXXXVI.
Эрс 2019: 191–193, 205, 222–228, 242–244; Дюби 2015: 295–297; Фоссье 2010: 104.
Piccinno 2017: 169.
Kent 1977: 15, 25–26.
Эрс 2019: 208.
Дюби 2015: 206.
Padgett, McLean 2011: 2; Паджет, Ансел 2016: 72.
Эрс 2019: 247.
McLean 2007: 170–192.
Дюби 2015: 279.
Хёйзинга 1988: 20.
Коплстон 1999: 215.
Скиннер 2018: 251.
Буркхардт 1996: 408.
Виллари 2004: 502–545.
Rice 1958: 213.
Монтень 1981: 307.
Гвиччардини 2004: 127.
Делюмо 2006: 421.
Kristeller 1961: 7.
Бахтин 2015: 123–124, 333.
Голенищев-Кутузов 1967: 193–194.
Лихачев 1962: 84.
Скиннер 2018: 43–46.
Данте Алигьери 1999: 136–137.
Петрарка 1999.
День 10, Новелла VIII.
Скиннер 2018: 128–129.
Baron 1955: 363–365.
Цит. по: Данилова 1984: 170.
Цит. по: Гарэн 1986: 177.
Kircher 2012: 1–2.
Альберти 2012: 178.
Оссовская 1987: 375.
Зомбарт 1994: 85–87.
Гарэн 1986: 190–191.
Иовчук, Ойзерман, Щипанов 1975: 137.
Мор MCMXLVII: 101–162.
Яковенко 1891: 15.
Эразм Роттердамский 1963: 43–46.
Данилова 1984: 143–144.
Гринблатт 2014: 165–166.
Лосев 1978: 133.
Там же.
Эразм Роттердамский 2001: 150.
Там же: 221–222.
Эразм Роттердамский 1987: 148.
Лихачев 1962: 75–76.
Там же: 71, 152.
Цит. по: Яковенко 1891: 13.
Монтень 1981: 224.
Лихачев 1962: 81–82; Лихачев 1987: 27, 276.
Монтень 1981: 244.
Там же: 492, 508, 511.
Chartier 1989: 164.
Крузе 2014: 219.
Там же: 35.
Жиль 2005: 171–172.
Вебер 2019: 182.
Макиавелли 1982: 304, 317.
Там же: 306, 314.
Там же: 321, 329.
Там же: 352, 356.
Chartier 1989: 16.
Дворжак 1978а: 55–57.
Данилова 1984: 139–141.
Дворжак 1978а: 61.
Вазари 2017.
Burke 1986: 2–4.
Ли 2016: 162.
Степанов 2009: 197.
Burke 1986: 147–148.
Дворжак 1978б: 48.
Дворжак 1978а: 135.
Filipczak 2004: 71.
Степанов 2005: 218.
Дворжак 1978а: 130.
Вёльфлин 2004: 84.
Зарницкий 2007: 233.
Махов 2006: 292.
Данилова 1984: 81.
Степанов 2009: 143.
Рёскин 2007: 36–37.
Дворжак 1978а: 128.
Фукс 1993: 473–479.
Данилова 1984: 223.
Худеков 1914: 131.
Данилова 1984: 124.
Ли 2016: 37.
Эрс 2019: 452.
Friedrichs 2003: 26.
Лисовский 2007: 41.
Di Francesco, Borella: 106.
Там же: 107.
Дворжак 1978а: 62.
Лисовский 2007: 39.
Дворжак 1978а: 60.
Лисовский 2007: 255.
Лихачев 1991: 72.
II, 3.
Тэн 1898: 5–6, 37.
Лосев 1978: 61–62.
Вебер 1999: 398–410.
Акройд 2010: 176.
Варга 2008: 305.
Акройд 2010: 207.
Там же: 287–288, 539–540.
Там же: 488–489.
Бартон 2005: 171.
Варга 2008: 339–341.
Акройд 2010: 546–549.
Там же: 65, 614–615, 693–694.
Там же: 552.
Варга 2008: 78–93, 148–151, 210–211, 288–295.
Там же: 131–132.
I, 2.
II, 1.
II, 1.
II, 2.
V, 3.
IV, 1.
I, Зал во дворце, 5.
I, 5.
II, 4.
Аникст 1964: 96–97.
Цит. по: Аникст 1964: 199–200.
Часть II, IV, 2.
Часть II, V, 3.
I, 1.
II, 2.
I, 2.
III, 7.
IV, 13.
I, 4.
II, 15.
IV, 3.
Норвич 2013: 385.
I, 1.
V, 3.
2.
I, 4.
Аникст 1964: 158.
Барг 1979: 88.
Там же: 95, 97.
I, 1.
IV, 1.
V, 2.
II, Поле близ Фуэнте Овехуна, 2.
II, Мастерская художника в Толедо, 5.
Часть 1, V, 2.
Часть 1, V, 3.
III, 2.
II, 3.
V, 3.
I, 3.
III, 1.
III, 1.
I, 2.
V, 1.
Хёйзинга 1988.
Нести 2000: 30.
Карташев 1992а: 349–356.
Травин 2015б; Травин 2017; Травин 2018в; Травин 2019б; Травин 2020.
Эйнштейн 1965: 162.