Под прицелом

1

Русские называют свой боевой вертолет Ка-50 «Чёрной акулой». И это азвание ему отлично подходит : гладкий и стремительный, он движется изящно и непредсказуемо, настигая и убивая свою добычу потрясающе эффективно.

Пара «Чёрных Акул» вынырнула из полосы предрассветного тумана и пронеслась по безлунному небу со скоростью двести узлов, всего в десяти метрах над твердью долины. Вместе они мчались в темноте плотным, колеблющимся строем с погашенными бортовыми огнями. Они летели над землей, следуя вдоль пересохшего русла ручья через долину, огибая тридцатикилометровую дугу к северо-западу от Аргвани, ближайшего крупного села здесь, в западном Дагестане.

Противоположно вращающиеся соосные несущие винты Ка-50 рассекали разреженный горный воздух. Уникальная двуроторная конструкция не нуждалась в хвостовом винте, что придавало этим вертолётам значительную скорость, поскольку большая часть мощности двигателя могла быть направлена на движение, а также делало их менее уязвимыми для зенитного огня с земли, ведь критических точек, попадание по которым неминуемо вызовет катастрофу, на этой машине было на одну меньше.

Эта особенность, наряду с другими резервными системами — самогерметизирующимся топливным баком и корпусом, частично изготовленным из композитных материалов, включая кевлар, — делает «Чёрную Акулу» исключительно мощным боевым оружием- сколь надёжным, столь же и смертоносным. Два вертолёта, несущихся к своей цели на российском Северном Кавказе, были полностью загружены боеприпасами класса "воздух-земля": каждый нес четыреста пятьдесят 30-миллиметровых снарядов для подфюзеляжной пушки, сорок 80-миллиметровых неуправляемых ракет, загруженных в два внешних контейнера, и дюжину управляемых ракет класса «воздух-земля» AT-16, подвешенных на двух внешних пилонах.

Эти два Ка-50 были ночными моделями, так что скользить в полной темноте им было привычно и комфортно. Когда они приблизились к цели, только приборы ночного видения пилотов, дисплей движущейся карты ABRIS и FLIR (инфракрасный радар дальнего обзора) не позволили вертолётам врезаться друг в друга, в отвесные скальные стены по обе стороны долины или в холмистый ландшафт внизу.

Ведущий пилот проверил время до цели, затем произнес в микрофон своей гарнитуры.

— Семь минут.

— Понял, — донесся ответ от «Чёрной Акулы» позади него.

В деревне, которая должна была сгореть через семь минут, петухи спали.

Там, в сарае, расположенном в центре скопления построек на каменистом склоне холма, Исрапил Набиев лежал на шерстяном одеяле поверх соломенной подстилки и пытался заснуть. Он укутал голову в куртку, крепко скрестил руки на груди и обхватил ими снаряжение, прикрепленное на груди. Густая борода защищала щеки, но кончик носа щипало; перчатки согревали пальцы, но холодный сквозняк, гулявший по сараю, забирался в рукава до локтей.

Набиев был родом из Махачкалы, города на берегу Каспийского моря. На его долю нередко выпадало спать в сараях, пещерах, палатках и грязных земляных траншеях под открытым небом, но вырос в бетонном многоквартирном доме с электричеством, водой, водопроводом и телевизором, и теперь ему не хватало этих удобств. Тем не менее, он оставил свои жалобы при себе. Он знал, что эта поездка была необходима. Это было частью его работы - совершать обходы и навещать свои войска каждые несколько месяцев, нравится вам это или нет.

По крайней мере, он страдал не в одиночестве. Набиев никогда никудане ходил один. Пятеро его охраннников спали рядом с ним в холодном сарае. Хотя там было совершенно темно, он слышал их храп и чувствовал запах тел и оружейного масла от их автоматов Калашникова. Остальные пятеро бойцов, сопровождавших его из Махачкалы, будут стоять снаружи на страже вместе с половиной местных силовиков. Каждый солдат бодрствует, винтовка лежит у него на коленях, рядом стоит чайник с горячим чаем.

Исрапил держал свою автомат на расстоянии вытянутой руки, поскольку это была его последняя линия обороны. У него был АК-74У, вариант заслуженного, но мощного автомата Калашникова с укороченным стволом. Перекатившись на бок, чтобы отвернуться от сквозняка, он протянул руку в перчатке к пластиковой рукоятке пистолета и подтянул оружие ближе. Он еще мгновение поерзал в подобном положении, затем перекатился на спину. С зашнурованными ботинками на ногах, пистолетным ремнем на талии и нагрудным ремнем, набитым автоматными магазинами, закреплёнными на разгрузке, было чертовски трудно устроиться поудобнее.

И не только неудобства сарая и его снаряжения не давали ему уснуть. Нет, это было гложущее постоянное беспокойство о возможном нападении.

Исрапил хорошо знал, что он был главной целью русских, они так и говорили о нём : будущее сопротивления, будущее его народа. Не только будущее исламского Дагестана, но и будущее исламского халифата на Кавказе вообще.

Набиев был первоочередной целью для Москвы, потому что практически всю свою жизнь провел на войне с ними. Он воевал с одиннадцати лет. Он убил своего первого русского в Нагорном Карабахе в 1993 году, когда ему было всего пятнадцать, и с тех пор убил многих русских в Грозном, Тбилиси, Цхинвали, и Махачкале.

Сейчас, когда ему еще не исполнилось тридцати пяти лет, он служил военным оперативным командиром дагестанской исламской организации «Джамаат Шариат» («Община исламского закона») и командовал бойцами от Каспийского моря на востоке до Чечни, Грузии и Осетии на западе, и все они сражались за одну и ту же цель: изгнание захватчиков и установление шариата.

И, иншалла, с Божьей помощью, вскоре Исрапил Набиев объединит все организации Кавказа и увидит исполнение своей мечты.

Как говорили русские, он был будущим сопротивления.

И его собственные люди тоже знали это, что облегчало его тяжелую жизнь. Десять бойцов из его службы безопасности вместе с тринадцатью боевиками местной ячейки "Аргвани" - каждый из этих людей с гордостью отдал бы свою жизнь за Исрапила.

Он снова повернулся всем телом, чтобы защитить его от сквозняка, перемещая автомат с собой, пытаясь найти положение хоть немного поудобнее. Он перекинул шерстяное одеяло через плечо и стряхнул с бороды прилипшую солому.

Ну что ж, подумал он про себя. Он надеялся, что никому из его людей не придется расстаться с жизнью до рассвета.

Исрапил Набиев заснул в темноте, когда на склоне холма прямо над деревней прокукарекал петух.

* * *

Крик петуха прервал передачу русского, лежащего в сорняках в нескольких метрах от большой птицы. Он подождал второго и третьего звонка от петуха, а затем снова прикоснулся губами к рации, прикрепленной к его нагрудному ремню.

— Группа "Альфа", наблюдаю вас. Передадим ваше местоположение через минуту.

Ответа не последовало. Снайперская группа была вынуждена приблизиться на расстояние десяти метров к стене шлакоблочной хижины, чтобы получить прямую видимость цели, находящейся еще на расстоянии ста метров. Они не разговаривали, даже не перешептывались, находясь так близко к противнику. Наблюдатель просто дважды нажал кнопку передачи, передав пару щелчков в качестве подтверждения того, что получил сообщение.

Над наблюдателем, чуть выше по крутому склону, восемь человек услышали два щелчка, а затем медленно двинулись в темноте.

Восемь бойцов вместе с командой снайперов из двух человек были военнослужащими российской Федеральной службы безопасности. В частности, эта группа входила в состав управления "Альфа" Центра специальных операций ФСБ. Самое элитное из всех подразделений российского спецназа, группа "Альфа" ФСБ, были экспертами в контртеррористических операциях, освобождении заложников, штурмах городов и широком спектре различных смертоносных искусств.

Все бойцы этого подразделения также были профессиональными альпинистами, они обладали даже лучшей горной подготовкой, чем требовалось для этой операции. Вершины позади них, к северу, были намного выше холмов этой долины.

Но именно другая подготовка, которой обладали эти люди, сделала их идеально подходящими для выполнения задания. Огнестрельное и холодное оружие, рукопашный бой, взрывчатые вещества. Команда Альфа состояла из отборных убийц. Бесшумные движения бесплотных теней.

Всю ночь русские продвигались медленно, чувства были напряжены, несмотря на трудности, которые им пришлось пережить в пути. Проникновение было чистым; за шесть часов, проведенных на пути к цели, они не почувствовали ничего, кроме запаха леса, и не увидели никого, кроме животных: коров, спящих или пасущихся без присмотра на лугах, лис, неожиданно выскакивающих из листвы, и горного козла с огромными рогами, мелькнувшего где-то высоко на скалах у отвесного горного перевала.

В Дагестане бойцы группы Альфа не были новичками, но гораздо больший опыт работы они приобрели в соседней Чечне. Потому что, честно говоря, в Чечне было куда больше террористов, подлежащих ликвидации, чем в Дагестане, хотя «Джамаат Шариат», казалось, делал всё возможное, чтобы догнать своих мусульманских братьев на западе. В Чечне чаще воевали среди гор и лесов, основные же конфликтные зоны Дагестана были городскими, но это место, сегодняшняя Омега, или цель, существенно отличалась. Вокруг тесного скопления домишек теснились густо поросшие лесом скалы, пересечённые грунтовыми дорогами, посреди которых пролегали траншеи, чтобы отводить дождевую воду вниз к реке.

Солдаты сбросили свои трёхдневные рюкзаки в километре отсюда, сняв с себя всё лишнее, кроме орудий войны. Теперь они двигались с величайшей скрытностью, проползая по пастбищу прямо над деревней, а затем попарано преодолевая загон. Они прошли мимо своей снайперской команды на краю деревни и заняли позиции между строениями: амбаром, туалетом, односемейным домом, сараем для трактора из обожженного кирпича с жестяной крышей. По мере продвижения бойцы осматривали каждый угол, каждую тропинку, каждое тёмное окно через свои приборы ночного видения.

Они несли автоматы АК-105 и сотни патронов 5,45x39 мм в низкопрофильных нагрудных чехлах, которые позволяли падать на землю, чтобы спрятаться от глаз часового или от огня противника. Их зеленые мундиры и зеленые же бронежилеты были заляпаны грязью, покрыты пятнами от травы и насквозь мокры от растаявшего снега и пота, который лил градом, несмотря на холод.

На ремнях у них висели кобуры с пистолетами 40-го калибра, русской модели «Варяг» МР-445. Некоторые также несли бесшумные пистолеты 22-го калибра, чтобы оборвать лай сторожевых собак тихим выстрелом 45-грановой экспансивной пули в голову.

Они обнаружили местоположение своей цели и засекли движение перед амбаром. Часовые. В соседних зданиях должны были быть и другие; некоторые из них не спали, хотя их бдительность этим ранним утром оставляла желать лучшего.

Русские описали широкую дугу вокруг цели, держа автоматы наготове и в течение минуты ползли на локтях, прежде чем встать на четвереньки ещё минуты на две. Осёл пошевелился, залаяла собака, заблеяла коза - обычные звуки для раннего утра в фермерском хозяйстве. Наконец все восемь солдат рассредоточились вокруг задней части здания, четырьмя группами по двое, перекрывая заранее определенные сектора огня своими русскими автоматами, каждый из которых был снабжён американским голографическим лазерным прицелом EOTech. Бойцы пристально вглядывались в красные лазерные прицельные сетки или, точнее, в те сектора окон, дверей или переулка, которые прицельная сетка покрывала.

И только тогда командир группы прошептал в рацию:

— На позиции.

Если бы это была обычная атака по опорному пункту террористов, «Альфа» прибыла бы на больших бронетранспортёрах или вертолётах, а самолёты обстреляли бы деревню ракетами, в то время как «Альфа» выпрыгивала бы из своих БТРов или спускалась на землю с транспортных вертолётов.

Но атака предстояла необычная. Им было приказано попытаться взять цель живьём.

Источники в разведке ФСБ сообщили, что человек, которого они преследовали, знал имена, местонахождение и связи практически всех лидеров джихадистов в Дагестане, Чечне и Ингушетии. Если бы его схватили и как следует допросили, ФСБ могла бы нанести фактически смертельный удар исламскому делу. С этой целью восемь человек, которые притаились в темноте в двадцати пяти метрах от задней части здания цели, прикрывали тыл. Нападавшие были ещё в пути, и также пешком двигались по долине с запада. Нападавшие, если реальность сохраняла хоть малейшее сходство с планом операции, загнали бы цель в ловушку, устроенную с тыльной стороны амбара.

Группа Альфа решила, что план операции был многообещающим, ведь он основывался на знании тактики боевиков здесь, на Кавказе. Когда на них нападут более крупные силы, начальство побежит. Не то чтобы дагестанцы и чеченцы были трусами. Нет, храбрости у них было в избытке. Но их лидеры всегда были им дороги. Пехотинцы вступали в бой с нападающими, занимая хозяйственные постройки и бункеры, укреплённые мешками с песком. В таком сооружении один вооружённый боец был способен сдерживать целую команду атакующих в течение того времени, которое требовалось лидеру и его личной охране, чтобы скрыться в неприступных горах, которые они, вероятно, знали так же хорошо, как изгибы тел своих возлюбленных.

Итак, восемь бойцов спецназа из заградительного отряда ждали, стараясь сдерживать дыхание и сердцебиение, готовясь захватить одного человека.

В нагрудных карманах бронежилетов каждый участник вылазки носил ламинированную карточку-бейдж с фотографией Исрапила Набиева.

Попасть в плен к российскому спецназу и обнаружить, что твоё лицо совпадает с фотографией разыскиваемой особы — судьба незавидная.

Но попасть в плен к российскому спецназу и обнаружить, что твоё лицо не соответствует этой фотографии, было бы ещё хуже, потому что среди всех жителей деревни бойцам важно было оставить в живых лишь одного.

2

Собаки отреагировали первыми. Рычанию большой кавказской овчарки ответил хор других животных вокруг деревни. Они не почувствовали запаха русских, потому что спецназовцы маскировали его химикатами и специальным нижним бельем, которое удерживало запахи тела. Но движение собаки почувствовали и тотчас начали лаять в таком количестве, что это избавило их от пуль 22-го калибра.

Дагестанские часовые у входа в амбар оглянулись, несколько человек лениво прочертили фонариками световые дуги, один крикнул животным, чтобы они заткнулись. Но когда лай превратился в непрерывный хор и некоторые животные принялись выть, часовые встали и подняли к плечам автоматы.

Только тогда долину заполнил грохот роторов.

Исрапил уже дремал, но сейчас он обнаружил себя стоящим на ногах, полностью проснувшимся и двигающимся - ещё не осознав толком, что именно его разбудило.

«Русские вертолеты!» — крикнул кто-то, что было и так достаточно очевидно в этот момент, потому что грохот вращающихся винтов разносился по всей долине, а ни у кого, кроме русских, здесь не могло быть вертолетов. Исрапил знал, что у них остаются считанные секунды, чтобы бежать, и он отдал приказ сделать именно это. Командир его охраны выкрикнул в рацию приказ ячейке Аргвани : выйти со своими гранатомётами на открытое пространство, чтобы отразить приближающийся вертолёт. Затем он приказал двум водителям подъехать на своих пикапах прямо к входной двери амбара.

Теперь Исрапил был полностью начеку. Он перевел предохранитель на своем короткоствольном АК вниз и двинулся к передней части амбара с оружием у плеча. Он знал, что звук вертолётов будет звучать в долине еще минуту, прежде чем русские действительно появятся здесь. Он провел последние два десятилетия, уклоняясь от русских вертолётов и был экспертом по их возможностям и недостаткам.

Первый грузовик прибыл к передней части амбара тридцать секунд спустя. Один из охранников снаружи открыл пассажирскую дверь, а затем запрыгнул в кузов позади. Затем ещё двое мужчин не далее чем в двадцати футах открыли входную дверь.

Третьим человеком, вышедшим из двери, был Исрапил; он не успел сделать и двух шагов в утреннем воздухе, как рядом раздался характерный треск выстрелов из стрелкового оружия. Сначала он подумал, что это один из его людей слепо стреляет в темноту, но горячая, мокрая кровавая пощёчина на его лице развеяла эту мысль. Один из охранников был застрелен, он дёрнулся и упал, заливая всё вокруг кровью из разорванной груди.

Исрапил пригнулся и побежал, но раздалось ещё больше выстрелов, пули пробивали металл и стекло грузовика. Полевой командир Джамаат Шариат увидел вспышки выстрелов на дороге рядом с хижиной примерно в двадцати пяти метрах вверх по холму. Человек, стоявший в кузове грузовика, сделал один выстрел в ответ, прежде чем свалился с обочины в грязную канаву посередине дороги. Стрельба продолжалась, и Набиев узнал хорошо знакомые звуки автоматов Калашникова и российского ручного пулемета ППМ. Стоило повернуться, как прямо на него посыпались искры от пуль с медной оболочкой, ударивших в каменную стену амбара. Он пригнулся и врезался в свою охрану, заталкивая их обратно.

Он и двое других пробежали через тёмное сооружение, протиснулись мимо пары ослов, привязанных к западной стене, направляясь к большому окну, но взрыв остановил их на полпути. Набиев оторвался от своих людей, подбежал к каменной стене и выглянул через широкую трещину, сквозь которую его всю ночь мучил сквозняк. Над долиной зависли два боевых вертолета. Их силуэты были чуть чернее чёрного неба, пока каждый не выпустил еще один ракетный залп со своих пилонов. Затем металлические звери осветились, полосы пламени помчались к деревне, обглняя белые шлейфы, и сотрясающие землю взрывы пошатнули здание в ста метрах к западу.

— «Черные Акулы»! — крикнул он в комнату.

— В заднюю дверь!— крикнул один из его людей на бегу, и Набиев последовал за ним, хотя теперь он уже был уверен, что его позиция вот-вот попадёт в окружение. Никто не будет ползти долгие мили, чтобы попасть в это место, как — теперь он был в этом уверен — сделали русские, только для того, чтобы забыть отрезать ему путь к отступлению. Тем не менее, не было никаких вариантов; следующий ракетный залп мог попасть в этот амбар и сделать его и его людей мучениками, не дав им возможности забрать с собой несколько неверных.

Русские в задней части амбара держались тихо и притаились, разбившись на четыре группы по два человека, терпеливо ожидая, пока начнется атака на холме, а «Чёрные акулы» прибудут на позицию и начнут сеять смерть с помощью своих ракетных установок.

Группа Альфа отправила двух бойцов закрепиться на позиции на шесть часов и следить за моджахедами или любыми вооруженными гражданскими лицами, движущимися вверх по холму через деревню. Но получившая эту задачу команда не имела прямой видимости на небольшую шлакоблочную хижину прямо к юго-востоку от самой восточной пары спецназовцев. Из темного открытого окна медленно показался ствол винтовки с продольно-скользящим затвором, направленный на ближайшего русского, и как раз в тот момент, когда открылась задняя дверь амбара, винтовка рявкнула. Пуля ударила бойца группы Альфа в стальную пластину бронежилета на спине; он упал вперёд, на грудь. Его напарник развернулся в сторону угрозы и открыл огонь по шлакоблочной хижине. Мятежники, выбегавшие из задней части амбара, мгновенно поняли, что они наткнулись на ловушку. Все пятеро дагестанцев вышли на открытое пространство позади амбара, держа пальцы на спусковых крючках, пули калашниковых летели слева и справа, поражая всё, что скрывала темнота, пока они, спотыкаясь, пробирались через дверной проем.

Кусок меди — горячий, искривленный осколок от 7,62-миллиметровой пули, срикошетившей от камня, попал одному из офицеров спецназа прямо в горло, прорвав кадык, а затем перерезав и сонную артерию. Он упал навзничь, схватившись за шею и корчась в предсмертных муках. Вся маскировка миссии в тот момент потеряла смысл, и лишь только из дверного проема каменного амбара высыпало еще больше моджахедов, его люди открыли ответный огонь по террористам на дороге.

Командир охраны Набиева заслонил его своим телом, когда русские начали стрелять. В течение секунды после этого его туловище было изрешечено пулями калибра 5,45. Ещё больше людей Набиева упали вокруг него, но группа продолжала стрелять, пока их лидер отчаянно пытался сбежать. Он нырнул в сторону, откатился по грязи от двери амбара, а затем снова поднялся на ноги, стреляя в ночь из своего АК-74У. Он разрядил оружие, пока бежал параллельно стене амбара, затем споткнулся в тёмном переулке между двумя длинными жестяными складскими бараками. Появилось ощущение, что теперь он остался один, но это не заставило ни на миг замедлить головокружительный бег и осмотреться по сторонам. Он просто продолжал бежать, поражённый тем, что в него не попала ни одна пуля из очереди, прошившей его людей. На бегу он ударился об обе жестяные стены и снова споткнулся. Его взгляд был устремлен на отверстие в двадцати метрах впереди; руки с трудом вытаскивали из разгрузки новый магазин с патронами. Его автомат, ствол которого стал обжигающе горячим после тридцати выстрелов в автоматическом режиме, дымился в холодном утреннем воздухе.

Исрапил потерял равновесие в третий раз, когда он вставлял магазин и оттягивал назад рукоятку заряжания калашникова; теперь он упал на колени, автомат едва не вывалился из его рук в перчатках, но он поймал его и встал на ноги. Он остановился возле жестяных складов, посмотрел за угол и никого не увидел на своем пути. Автоматическая стрельба позади него продолжалась, звук гулких взрывов от ракет вертолётов, ударяющихся о склон холма, бился о стены долины и отскакивал от них, каждый залп многократно атаковал его уши, поскольку звуковые волны двигались вперед и назад по деревне.

Радио на плечевом ремне его грудной обвязки пищало, бойцы по всей округе что-то кричали друг другу. Он проигнорировал отрывистые сообщения и продолжил бежать.

Он пробрался в горящий дом из обожженного кирпича ниже по склону. Русская ракета пробила крышу, и всё внутри однокомнатного дома горело и тлело. Здесь должны были быть тела, но осматриваться он не стал, просто продолжив путь к открытому заднему окну и, достигнув цели, выпрыгнул через него наружу.

Нога Исрапила зацепилась за подоконник, и он упал лицом вниз. Он снова попытался встать; со всем адреналином, циркулирующим в его теле, тот факт, что он споткнулся и упал четыре раза за последние тридцать секунд, даже не был замечен.

Пока он снова не упал.

На бегу по прямой грунтовой дорожке вдоль переулка в ста метрах от каменного амбара, правая нога отказала, он упал и, полностью перекатившись вперёд, оказался на спине. Ему и в голову не пришло, что причиной неловкостти стала рана : русским таки удалось подстрелить его у амбара. Боли не было. Но при попытке снова подняться на ноги, рука в перчатке скользнула по ноге и мгновенно намокла. Посмотрев вниз, он увидел, как его кровь течет из рваной дыры в поношенном хабэ. Он на мгновение остановился, чтобы посмотреть на кровь, блестящую в свете полыхающего прямо впереди пикапа. Рана зияла на бедре, чуть выше колена, и мерцающая кровь покрывала его камуфляжные брюки до самого ботинка.

Каким-то образом он снова поднялся на ноги, сделал осторожный шаг вперед, опираясь на автомат как на костыль, и затем обнаружил, что его заливает самый яркий, самый жаркий белый свет, который он когда-либо видел. Луч шел с неба, от прожектора «Чёрной акулы» в двухстах метрах впереди.

Исрапил Набиев знал, что если Ка-50 нацелил на него прожектор, то одновременно на него же направили и 30-миллиметровую пушку. И понимал, что через несколько секунд станет шахидом. Мучеником.

Это наполнило его гордостью.

Он выдохнул, готовясь нацелить автомат на громадину «Чёрной акулы», но тут прямо в затылок врезался приклад АК-105, и все в мире Исрапила Набиева потемнело.

Он проснулся от боли. Голова болела, тупая боль засела глубоко в мозгу, острая терзала череп снаружи. Правую ногу туго стягивал жгут, остановивший поток крови из раны. Руки были вывернуты назад за спину да так, что плечи, казалось, вот-вот сломаются. На запястьях были застегнуты холодные железные наручники. Что-то кричащие люди тянули его в разные стороны, рывком поднимали на ноги и прижимали к каменной стене.

Фонарик светил ему в лицо, и он отшатнулся от света.

— Они все так похожи друг на друга, — раздался голос по-русски за светом. — Выстраивайте их в ряд.

В луче фонарика он увидел, что всё ещё находится в горной деревне. Вдалеке слышалась продолжающаяся спорадическая стрельба. Русские проводили зачистку.

Четверых других боевиков Джамаат Шариат, выживших в перестрелке, прижали к стене рядом с ним. Исрапил Набиев точно знал, что делают русские. Этим спецназовцам было приказано взять его живым, но из-за грязи, пота и бород, а также слабого предрассветного света русские с трудом опознали человека, которого искали. Исрапил огляделся вокруг. Двое были из его охраны; еще двое были членами ячейки Аргвани, которых он не знал. У всех были длинные волосы и густые чёрные бороды, как и у него.

Русские поставили пятерых мужчин плечом к плечу у холодной каменной стены и удерживали их там под дулами своих автоматов. Рука в перчатке схватила первого дагестанца за волосы и вздёрнула его голову. Другой боец группы «Альфа» посветил фонариком на моджахеда. Третий держал ламинированную карточку рядом с лицом мятежника. С неё смотрела фотография бородатого мужчины.

— Нет, — сказал кто-то в группе.

Не колеблясь, на свет появился чёрный ствол пистолета «Варяг» 40-го калибра, и оружие грохнуло. Со вспышкой и треском, который эхом разнесся по переулку, голова бородатого террориста дернулась назад, и он упал, оставив за собой кровь и осколки костей на стене.

Ламинированное фото было поднесено ко второму мятежнику. И снова голова мужчины была вытянута так, чтобы было видно его лицо. Он прищурился в белом луче фонарика.

— Нет.

Появился автоматический пистолет и выстрелил ему в лоб.

Третьим бородатым дагестанцем был Исрапил. Рука в перчатке убрала спутанные волосы с его глаз и размазала грязь по щекам.

—Ну… Может быть… Может быть, — сказал голос. Затем: — Я так думаю… Пауза. — Исрапил Набиев?

Исрапил не ответил.

— Да, это он.

Фонарь опустился, а затем в сторону двух повстанцев Джамаат Шариат слева от Исрапила развернулся автомат.

Бум! Бум!

Боевики отлетели назад к стене, а затем ничком упали в грязь у ног Исрапила.

Набиев некоторое время стоял у стены в одиночестве, затем его схватили за шею и потащили к вертолёту, приземлявшемуся на коровьем пастбище ниже по долине.

Две «Чёрные акулы» висели в воздухе, их пушки теперь стреляли беспорядочно, разрывая здания на части и убивая людей и животных. Они будут делать это ещё несколько минут. Они не будут непременно убивать каждого — это заняло бы больше времени и усилий, чем они хотели потратить. Но делалось всё возможное, чтобы максимально разрушить деревню, оказавшую гостеприимство лидеру дагестанского сопротивления.

Набиева раздели до нижнего белья и понесли вниз по склону, преодолевая оглушительный и мощный поток воздуха от ротора транспортного вертолета Ми-8. Солдаты усадили его на скамейку и приковали наручниками к внутренней стенке фюзеляжа. Он сидел там, зажатый между двумя грязными бойцами из группы «Альфа» в чёрных лыжных масках, и смотрел в открытую дверь.

Снаружи, как только лучи рассвета начали пробоваться сквозь задымленный воздух в долине, спецназовцы выложили в ряд тела погибших товарищей Набиева и сфотографировали их лица цифровыми камерами. Затем они с помощью чернильных подушечек и бумаги сняли отпечатки пальцев с его погибших братьев по оружию.

Ми-8 взлетел.

Спецназовец, сидевший справа от Набиева, наклонился к его уху и крикнул по-русски:

— Они говорили, что ты будущее своего движения. А теперь - стал прошлым!

Исрапил улыбнулся, и сержант спецназа это увидел. Он ткнул стволом автомата в рёбра мусульманина.

— Что смешного?

— Я думаю о том, на что готов пойти мой народ, чтобы вернуть меня.

— Может быть, ты и прав. Может быть, мне следует просто убить тебя прямо сейчас.

Исрапил снова улыбнулся.

— Сейчас я думаю обо всём, что сделал мой народ на моей памяти. Ты не победишь, русский солдат. Нет, ты не победишь.

Голубые радужки русского долго сверкали сквозь глазные щели лыжной маски, пока Ми-8 набирал высоту. Наконец он снова ткнул Исрапила в ребра своим автоматом, и откинулся на фюзеляж, пожав плечами.

Когда вертолет поднялся из долины и направился на север, деревня под ним горела.

3

Кандидат в президенты Джон Патрик Райан стоял один в мужской раздевалке спортзала средней школы в Карбондейле, штат Иллинойс. Его пиджак ждал своего часа на переносной вешалке поблизости, но в остальном он был одет элегантно: бордовый галстук, слегка накрахмаленная кремовая рубашка с французскими манжетами и отглаженные угольно-чёрные брюки.

Он отхлёбывал воду из бутылки и прижимал к уху мобильный телефон.

Раздался негромкий, почти извиняющийся стук в дверь, затем она с треском открылась. Девушка в наушниках с микрофоном заглянула в комнату; прямо за ней Джек увидел левое плечо своего главного агента Секретной службы Андреа Прайс-О’Дэй. Остальные толпились дальше по коридору, который вел к переполненному спортзалу школы, где толпа шумно приветствовала и аплодировала, а усиленная микрофонами медь оркестра ревела изо всех сил.

Девушка сказала:

— Как только понадобится, мы готовы, господин президент.

Джек вежливо улыбнулся и кивнул:

— Сейчас буду, Эмили.

Голова Эмили исчезла, дверь закрылась. Джек держал телефон у уха, прислушиваясь к записанному голосу сына.

«Привет, вы позвонили Джеку Райану-младшему. Вы знаете, что делать дальше...»

Последовал звуковой сигнал.

Джек-старший заговорил легким и непринужденным тоном, который и близко не соответствовал его истинному настроению.

— Привет, приятель. Просто проверка связи. Я тут говорил с твоей мамой, и она сказала, что ты был занят и сегодня тебе пришлось отменить ваш совместный обед. Надеюсь, всё идет хорошо.

Он помолчал, затем снова взял трубку.

— Сейчас я в Карбондейле; мы сегодня же вечером отправимся в Чикаго. Я буду там весь день, а завтра вечером, в среду, мама встретится со мной в Кливленде на дебатах. Просто хотел связаться с тобой. Позвони мне или маме, когда сможешь, ладно? Пока.

Райан отключил вызов и бросил телефон на диван, который вместе с вешалкой для одежды и несколькими другими предметами мебели составлял убранство импровизированной гримерки. Джек не осмелился положить телефон обратно в карман, даже переключив на виброзвонок, чтобы не забыть вынуть его перед выходом на сцену. Если бы он забыл и кто-то позвонил в этот момент, у него были бы проблемы. Эти петличные микрофоны улавливали почти всё, и, несомненно, сопровождавшие его представители прессы сообщили бы всему миру, что свои газы он не контролирует и поэтому не годится в руководители.

Джек посмотрел в большое, в полный рост зеркало, расположенное между двумя американскими флагами, и выдавил улыбку. Он бы смутился, если бы сделал это на людях, но Кэти в последнее время подталкивала его, говоря, что он теряет свою «крутость Джека Райана», когда говорит о политике своего оппонента, президента Эда Килти. Ему придется поработать над этим перед дебатами, когда он усядется на сцене с самим Килти.

Сегодня вечером он был в кислом настроении, и нужно было встряхнуться перед выходом. Он не разговаривал со своим сыном, Джеком-младшим, несколько недель — только пара коротких и милых электронных писем. Это случалось время от времени; Райан-старший знал, что он не тот человек, с которым запросто можно связаться, пока он ещё в предвыборной гонке. Но его жена, Кэти, упомянула всего несколько минут назад, что Джек не смог уйти с работы, чтобы встретиться с ней в Балтиморе , и это его немного беспокоило.

Хотя не было ничего необычного в том, что родители хотели оставаться на связи со своим взрослым ребенком, кандидат в президенты и его жена имели лишний повод для беспокойства, потому что оба знали, чем их сын зарабатывает на жизнь. Что ж, подумал про себя Джек-старший, он знал, чем занимается сын, да и жена знала в какой-то степени. Несколько месяцев назад отец и сын усадили Кэти поговорить, очень надеясь на понимание. Они планировали представить Джека-младшего как аналитика и оператора для «неофициального шпионского агентства», созданного лично старшим и возглавляемого бывшим сенатором Джерри Хендли.

Разговор начался достаточно бодро, но под пристальным взглядом доктора Кэти Райан мужчины скоро принялись юлить, и в конце концов нестройно пробормотали что-то невнятное о тайном анализе разведданных. Из чего следовало, что Джек-младший проводил дни напролёт, изучая компьютерные файлы за удобным столом, выискивая бездарных финансистов и отмывателей денег, в худшем случае рискуя заработать туннельный синдром или порезаться очередной деловой бумагой.

«Если бы только это было правдой», — подумал Джек-старший, когда свежая порция желудочной кислоты обожгла его кишечник.

Нет, разговор с женой прошел не особенно удачно, признался себе Джек-старший позже. С тех пор он поднимал эту тему еще пару раз. Он надеялся, что ему удалось ещё немного приподнять завесу тайны для Кэти; может быть, она начала понимать, что её сын был вовлечен в настоящую разведывательную работу, но, опять же, Райан-старший просто представил всё так, будто младший всего только время от времени ездил в европейские столицы, обедал с политиками и чиновниками, а затем писал отчеты об их разговорах на своем ноутбуке, потягивая бургундское и смотря CNN.

Ну что ж, подумал Джек. То, чего она не знает, ей не повредит. А если бы знала? Господи… Пока Кайл и Кэти всё ещё дома, у неё и так достаточно забот, чтоб ещё и о своем двадцатишестилетнем сыне беспокоиться, не так ли?

Джек-старший сказал себе, что беспокойство о профессии Джека-младшего будет его, а не Кэти, заботой, и как раз от этого бремени ему придётся на какое-то время избавиться.

Сейчас ему предстояло победить на выборах.

Настроение Райана немного улучшилось. Дела у его кампании шли хорошо. Последний опрос Пью поднял Райана на тринадцать процентов; Гэллоп оставался там же, на плюс одиннадцати. Телесети провели собственные опросы, и все три оказались немного ниже, вероятно, из-за некоторой предвзятости отбора, которую его менеджер кампании Арнольд ван Дамм и его команда еще не удосужились исследовать, поскольку Райан вырвался так далеко вперёд.

Джек знал, что выборы в коллегии выборщиков были напряженнее, но так было всегда. Он и Арни оба чувствовали, что ему нужно было хорошо выступить на следующих дебатах, чтобы сохранить импульс для финишной прямой кампании или, по крайней мере, до последних дебатов. Большинство напрягается в последний месяц или около того. Социологи называют это «разбросом Дня труда», поскольку снижение рейтинга в опросах обычно начинается около Дня труда и продолжается до дня выборов в первый вторник ноября.

Статистики и эксперты расходятся во мнениях о причинах этого явления. Может быть, штука в том, что вероятные избиратели, перешедшие на другую сторону, теперь малодушно передумали и вернулись к своему первоначальному кандидату? Может быть, летом независимо мыслить не так сложно, как в ноябре, ближе к тому времени, когда ответы на вопросы социологов уже имели реальные последствия? Может ли быть так? Или же влиял сплошной поток новостей о лидере по мере приближения дня выборов, который, как правило, выявлял больше оплошностей ведущего кандидата?

Райан был склонен соглашаться с Арни по этому вопросу, поскольку на земле было мало людей, которые знали бы о вопросах, связанных с кампаниями и выборами больше, чем Арни ван Дамм. Арни объяснил это простой математикой. Кандидат, лидирующий в гонке, имел в своём распоряжении больше людей, голосующих в его пользу, чем отстающий. Поэтому, если десять процентов избирателей с обеих сторон изменят свою лояльность в последний месяц гонки, кандидат с большим количеством первоначальных избирателей потеряет больше голосов.

Простая математика, подозревал Райан, и ничего больше. Но простая математика не развяжет язык говорящим головам на телевидении и не заставит круглосуточно писать в политические блоги, поэтому все теории и заговоры были раздуты американским разглагольствующим классом.

Райан поставил бутылку с водой, схватил пиджак, надел его и направился к двери. Он почувствовал себя немного лучше, но беспокойство о сыне заставило его желудок сжаться.

«Надеюсь, — подумал Райан, — Джек-младший сегодня просто развлекается, может быть, на свидании с кем-нибудь особенным».

Да, сказал себе Старший. Конечно, это так.

* * *

Двадцатишестилетний Джек Райан-младший почувствовал движение справа и развернулся в сторону, ускользая подальше от лезвия ножа, которое явно вознамерилось вонзиться ему в грудь. Продолжая вращение, он отбил руку нападавшего левым предплечьем, правой рукой обхватив запястье противника. Затем Райан бросился вперед, толкнув в грудь нападавшего, отчего тот навзничь рухнул на пол.

Джек немедленно потянулся за своим пистолетом, но падающий успел схватить Райана за рубашку и увлёк его за собой. Джек-младший потерял свободу манёвра, необходимую ему, чтобы вытащить пистолет из кобуры на поясе, и теперь, когда они вместе оказались на полу, он понял, что возможность упущена.

Ему просто придётся сражаться в этой битве врукопашную.

Нападавший потянулся к горлу Джека, ногти впились в его кожу, и Джеку снова пришлось отбиваться резким взмахом руки. Нападавший из положения сидя перевернулся на колени, а затем снова вскочил на ноги. Райан теперь оказался ниже, то есть более уязвимым. Не имея других вариантов, Джек потянулся за пистолетом, но ему пришлось перекатиться на левое бедро, чтобы добраться до кобуры.

За то время, что потребовалось на выполнение этого приема, нападавший выхватил свой собственный пистолет из-за ремня на пояснице и пять раз выстрелил Райану в грудь.

Боль от попадания пуль пронзила Джека.

— Чёрт! — закричал он.

Да, Райан кричал от боли. Но ещё сильнее ранило разочарование от проигрыша схватки.

Опять!

Райан сорвал очки с глаз и сел. Ему подали руку, чтобы помочь встать. Он опёрся на неё, встал на ноги и убрал оружие в кобуру — страйкбольную версию «Глок 19», которая использовала сжатый воздух для стрельбы пластиковыми шариками : жалили они ужасно больно, но не ранили всерьёз.

«Нападавший» снял собственные защитные очки, а затем поднял с пола резиновый нож.

— Извини за ца-ара-апины, старина, — сказал он с заметным валлийским акцентом, который не скрывало даже его тяжёлое дыхание.

Джек было не до того. «Слишком медленно!» — кричал он себе, пока адреналин от рукопашной схватки смешивался с жестоким разочарованием.

Но валлиец, в отличие от своего американского ученика, был спокоен, как будто только что кормил голубей, сидя на скамейке в парке.

— Не беспокойся. Иди, обработай свои раны и возвращайся, чтобы я мог рассказать тебе, что ты сделал не так.

Райан покачал головой.

— Расскажи мне сейчас.

Он был зол на себя: порезы на шее, а также ссадины и синяки по всему телу были наименьшими из его забот.

Джеймс Бак вытер тонкий слой пота со лба и кивнул.

— Ладно. Во-первых, твое предположение неверно. С рефлексами всё в порядке, а именно это ты и имеешь в виду, когда говоришь, что слишком медлителен. Скорость твоих действий хороша - на самом деле, даже лучше, чем хороша. Твоё тело может двигаться так быстро, как тебе только заблагорассудится, а ловкость, проворство и сила весьма впечатляют. Но проблема, парень, в твоей скорости мысли. Ты колеблешься, ты неуверен. Ты всё ещё думаешь о своем следующем шаге, когда уже нужно действовать в полную силу. Ты даешь тонкие подсказки и заранее выдаёшь свой следующий шаг.

Райан наклонил голову, пот капал с его лица. Он сказал:

— Можешь привести пример?»

— Да. Посмотри на это последнее столкновение. Язык тела тебя подвёл. Твоя рука дважды дернулась к бедру во время драки. Твой пистолет был надежно спрятан за поясом и под рубашкой, но ты выдал его существование, сперва подумав о том, что не мешало бы вытащить его, а затем отказавшись от этой идеи. Если бы нападавший не знал, что у тебя есть пистолет, он бы просто упал на землю и снова поднялся. Но я уже знал о пистолете, потому что ты «сказал» мне об этом своими действиями. Поэтому, когда я начал падать, я уже знал, что нужно потянуть тебя за собой, чтобы не оставить места, необходимого для выхватывания оружия. Понятно?

Райан вздохнул. Это имело смысл, хотя на самом деле Джеймс Бак знал о пистолете под футболкой Райана, потому что сам же и дал его Райану перед учениями. Тем не менее, Джек признал, что невероятно подкованный противник мог бы разгадать его мысли о том, чтобы попытаться заполучить спрятанное на бедре оружие.

Чёрт, подумал Райан. Да этот вражина должен быть почти экстрасенсом, чтобы уловить этот намёк. Но именно для этого Райан проводил большую часть своих ночей и выходных с тренерами, нанятыми «Кампусом». Чтобы научиться справляться с невероятно сообразительными врагами.

Джеймс Бак был бывшим бойцом специальной авиационной службы САС, бывшим бойцом "Радуги", экспертом по рукопашному бою, холодному оружию и обладателем ряда других жестоких специальностей. Его нанял директор «Кампуса» Джерри Хендли, чтобы он поработал с Райаном над его боевыми навыками.

Годом ранее Райан сказал Джерри Хендли, что хотел бы получать больше полевой работы в дополнение к своей аналитической в «Кампусе». Он и получил больше полевой работы - даже больше, чем ожидал - и хорошо справился, но того уровня подготовки, которым могли похвалиться другие оперативники его организации, так и не достиг.

Он знал это, и Хендли знал тоже. Они также знали, что их возможности для обучения были несколько ограничены. «Кампус» официально не существовал, он не принадлежал правительству США, поэтому любое формальное обучение ФБР, ЦРУ или военных было абсолютно исключено.

Поэтому Джек, Джерри и Сэм Грэнджер, руководитель операций «Кампуса», решили искать другие пути. Они пошли к ветеранам из загона оперативников «Кампуса», Джону Кларку и Доминго Чавесу, и те набросали план для молодого Райана, режим тренировок, который он должен был пройти в нерабочее время в течение следующего года или больше.

И вся эта тяжелая работа окупилась. После подготовки, которую он прошел, Джек-младший стал лучшим оперативником, даже если процесс подготовки был унизительным. Бак и другие, подобные ему, занимались этим делом всю свою взрослую жизнь, и их мастерство было заметно. Райан тоже совершенствовался, без вопросов, но соревноваться с такими ребятами как Джеймс Бак вовсе не означало побеждать их. Это просто означало «умирать» реже и заставлять Бака и других работать усерднее, чтобы победить его.

Бак, должно быть, видел разочарование на лице Райана и понимающе похлопал его по плечу. Валлиец мог быть порочным и порой жестоким, но в других случаях он вёл себя по-отечески, даже дружелюбно. Джек не знал, какая из двух личностей была напускной. Может быть, необходимыми аспектами его обучения являлись обе, своего рода метод кнута и пряника.

— Выше нос, старина, — сказал Бак. — Всё намного лучше, чем когда ты начинал. У тебя хватает физических резервов, чтобы справиться с собой, и у тебя есть ум, чтобы учиться. Нам просто нужно продолжать работать над тобой, продолжать развивать твое техническое мастерство и мышление. Ты уже круче, чем девяносто девять процентов парней вокруг. Но этот один процент оставшихся — настоящие мерзавцы, так что давай продолжим, пока ты не будешь готов встретиться с подобными, ладно?

Джек кивнул. Скромность не была его сильной стороной, но вот учиться и совершенствоваться — это да. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что Джеймс Бак прав, хотя Джек и не приходил в восторг от перспективы получить еще несколько тысяч пинков под зад в погоне за совершенством.

Джек снова надел защитные очки. Джеймс Бак игриво ударил Райана по голове открытой ладонью.

— Вот и всё, парень. Ты готов продолжить?

Джек снова кивнул, на этот раз более выразительно.

— Чёрт, да!

4

Под полуденным египетским солнцем рынок Хан-эль-Халили в Каире был переполнен обедающими и покупателями дешевых товаров. Продавцы еды жарили мясо на гриле, и в воздухе разносился тяжелый аромат; он смешивался с другими, когда кофейни выпускали запахи свежезаваренных зерен и дым из кальянных трубок в узкие извилистые переулки, которые составляли лабиринт магазинов и палаток. Улицы, переулки и узкие крытые проходы рынка огибали мечети, лестницы, древние здания из песчаника и раскинулись по широкой части Старого города.

Этот базар возник ещё в четырнадцатом веке как караван-сарай, открытый двор, служивший гостиницей для караванов, проходящих через Каир по Шелковому пути. Теперь древность и современность смешались в головокружительном калейдоскопе Хан-эль-Халили. Продавцы торговались посреди узких проходов, одетые в сальвар-камиз, рядом с другими торговцами, одетыми в джинсы и футболки. Тонкие жестяные ритмы египетской традиционной музыки выливались из кафе и кофеен и смешивались с музыкой в стиле техно, которая ревела из торговых рядов продавцов стереосистем и компьютеров, создавая мелодию, похожую на жужжание насекомого, за исключением глиняных и обтянутых козьей кожей барабанов и синтезированных фоновых ритмов.

Продавцы продавали все: от серебряных и медных изделий ручной работы, драгоценностей и ковров до липкой ленты от мух, резиновых сандалий и футболок с надписью «Я — Египет».

Толпа, перемещающаяся по переулкам, состояла из молодых и старых, черных и белых, арабов, европейцев и азиатов. Группа из трех мужчин с Ближнего Востока прогуливалась по рынку, дородный седовласый мужчина в центре и двое явных телохранителей помоложе по бокам от него. Их шаг был неторопливым и расслабленным. Они ничем не выделялись, но любой на рынке, кто обращал на них внимание в течение некоторого времени, мог заметить, что их глаза перемещались влево и вправо куда чаще, чем у других покупателей. Иногда один из молодых мужчин оглядывался через плечо, пока они шли.

В этот момент мужчина справа быстро повернулся и осмотрел толпу в переулке позади. Он не спеша разглядывал лица, руки и манеры всех, кто был в поле зрения. Спустя более десяти секунд мускулистый житель Ближнего Востока закончил свой шестичасовый просмотр, повернулся и ускорил шаг, чтобы догнать остальных.

«Просто трое лучших друзей вышли на обеденную прогулку». Передача шла через маленький, почти невидимый наушник, спрятанный в правом ухе мужчины, стоявшего в двадцати пяти метрах позади трех выходцев с Ближнего Востока, западного мужчины в грязных синих джинсах и свободной синей льняной рубашке, который стоял у ресторана, делая вид, что читает рукописное французское меню, вывешенное у двери. Он был американцем лет тридцати, с короткими темными волосами и неряшливой бородой. Услышав радиопередачу, он отвернулся от меню, прошел мимо трех мужчин перед ним и вперед, в пыльную арку, которая вела от базара. Там, глубоко в прохладной тени, где можно было различить только темную фигуру, мужчина прислонился к стене из песчаника.

Молодой американец поднес манжету своей голубой льняной рубашки ко рту, отмахиваясь от воображаемой мухи. Он заговорил в маленький микрофон, спрятанный там.

— Ты сам это сказал. Проклятые столпы общества. Здесь не на что смотреть.

Человек, прятавшийся в тени, оттолкнувшись от стены, начал движение к переулку и трем выходцам с Ближнего Востока, которые теперь проходили перед ним. На ходу он поднес руку к лицу. Во второй передаче, полученной в его наушнике, американец в синей льняной рубашке услышал:

— Хорошо, Дом, я их поймал. Переходи правее, перекрой цель и двигайся к следующему узкому месту. Я сообщу тебе, если он остановится.

— Он твой, Сэм, — сказал Доминик Карузо, поворачивая налево, выходя из переулка через боковой проход, который вел вверх по лестнице, выходящей на аль-Бадистан-роуд. Как только он вышел на центральную улицу, Дом повернул направо и быстро двинулся сквозь толпу пешеходов, велосипедистов и моторикш, маневрируя, чтобы опередить свою цель.

Доминик Карузо был молод, подтянут и относительно смугл. Все эти черты славно служили ему в последние несколько дней наблюдения здесь, в Каире. Последнее, его цвет кожи и волос, помогло ему слиться с населением, которое было преимущественно темноволосым и смуглым. Его физическая форма и относительная молодость были ещё полезнее в этой операции, потому что объектом его наблюдения была очень непростая цель. Мустафа эль Дабусси, седовласый пятидесятивосьмилетний мужчина с двумя мускулистыми мужчинами, служившими его телохранителями, был центром миссии Дома в Каире, а ещё Мустафа эль Дабусси был террористом.

Доминику не нужно было напоминать, что террористы не часто протягивали целых пятьдесят восемь лет на этой земле, если не обращали внимания на слежку. Эль Дабусси знал все уловки контрнаблюдения, он знал эти улицы как свои пять пальцев, и у него были друзья в правительстве, полиции и разведывательных службах.

Действительно, трудная цель.

Что касается Карузо, то он сам был совсем не новичком в этой игре. Дом следил за разными негодяями большую часть последнего десятилетия. Он провел несколько лет в качестве специального агента ФБР, прежде чем его вместе с братом-близнецом Брайаном завербовали в «Кампус». Брайан был убит годом ранее во время тайной операции «Кампуса» в Ливии. Дом был там, брат умер у него на руках. Затем Доминик вернулся в «Кампус», одержимый выполнением тяжелой и опасной работы, в пользу которой он истово верил.

Дом обошел молодого человека, продававшего чай из большого кувшина, висевшего на шее на кожаном ремешке, и ускорил шаг, стремясь добраться до следующей точки принятия решения по своей цели: перекрестка четырех дорог в нескольких сотнях ярдов к югу.

Вернувшись в переулок, напарник Карузо, Сэм Дрисколл, последовал за тремя мужчинами по извилистым проходам, стараясь сохранять дистанцию. Сэм решил, что если он потеряет контакт со своей целью, то так тому и быть; Дом Карузо направлялся вперед к узкому проходу впереди. Если эль Дабусси исчезнет между позициями Сэма и Дома, они будут искать его, но если они потеряют его сегодня, то заберут его позже, в его арендованном доме. Будет лучше, решили двое американцев, рискнуть потерять цель, чем испытывать удачу и рисковать скомпрометировать себя перед целью или его охраной.

Эль Дабусси остановился у ювелирного магазина; что-то привлекло его внимание на пыльной стеклянной витрине прямо у широкого входа. Сэм прошел вперед еще несколько ярдов и вошел в тень брезентовой палатки, под которой молодые продавщицы продавали дешевые пластиковые игрушки и прочие туристические безделушки. В ожидании, пока его цель уйдет, он шагнул глубже в тень. Он чувствовал, что хорошо вписался в пейзаж, но девушка-подросток в чадре его всё-же заметила и подошла с улыбкой.

— Сэр, вам нужны солнцезащитные очки?»

Дерьмо!

Он просто покачал головой, и девушка поняла его намек и отправилась восвояси.

Сэм Дрисколл обладал способностью запугивать взглядом. Бывший рейнджер, прошедший множество миссий в «песочнице» и за ее пределами, был привлечён «Кампусом» после представления Джеком Райаном-старшим. Дрисколл был изгнан из армии юристами Министерства юстиции, выполнявшими приказ администрации Килти, жаждущей крови Сэма после того, как вторжение через границу в Пакистан оставило слишком много мертвых плохишей на вкус Килти.

Дрисколл был бы первым, кто согласился бы, что он нарушил гражданские права этих ублюдков-террористов, выстрелив в каждого из них экспансивной пулей 40-го калибра. Но, с его точки зрения, он выполнил свою работу, что было необходимо для его миссии - и не более того.

Жизнь — сука, а потом ты умираешь.

Огласка дела Дрисколла, сделанная Джеком-старшим, оказалась достаточной, чтобы Министерство юстиции прекратило расследование, но рекомендация Райана и личное обращение Джона Кларка к Джерри Хендли помогли Сэму попасть на работу в «Кампус».

В свои тридцать восемь лет Сэм Дрисколл был на несколько лет старше Дома Карузо, своего напарника по этой операции, и хотя Сэм был в отличной физической форме, он носил на себе весь свой лишний километраж, что проявлялось в седеющей бороде, глубоких морщинах вокруг глаз и ноющей старой ране на плече, будившей его каждое утро. Ранение он получил в перестрелке при отходе во время тайной миссии в Пакистане; выстрел джихадиста из АК разнёс валун перед огневой позицией Дрисколла, после чего каменная шрапнель насквозь прошила верхнюю часть тела рейнджера.

В данный момент плечо его не так уж сильно беспокоило, скованность и болезненность исчезали при движении и занятиях спортом, а пара часов наблюдения «след-в-след» по Старому городу Каира обеспечили ему сегодня вдоволь и того, и другого.

И Дрисколл собирался еще немного поупражняться. Он поднял глаза и заметил, что эль Дабусси продолжил передвижения. Сэм подождал ещё немного, а затем вышел в переулок, чтобы продолжить свой путь вслед за седовласым террористом.

Минуту спустя Сэм снова остановился, когда его цель вошла в оживленную каву, шумную местную кофейню, распространенную в Каире. Мужчины сидели в креслах вокруг маленьких столиков, выходящих в центр переулка; они играли в нарды и шахматы, курили кальяны и сигареты, попивая густой турецкий кофе или ароматный зеленый чай. Эль Дабусси и его люди прошли мимо этих столиков на открытом воздухе и продолжили свой путь в тень.

Сэм тихонько проговорил в микрофон на наручнике :

— Дом, ты тут?

— Да, — раздалось в наушнике Дрисколла.

— Субъекты остановились. Они в кофейне на…

Сэм осмотрел стены и углы непроницаемого рыночного переулка в поисках знака. Всюду на базаре он видел прилавки и крытые брезентом киоски, но никаких знаков, указывающих на его точное местонахождение. У Сэма было лучшее чувство направления, когда он шел по горам Пакистана, чем здесь, в Старом городе Каира. Он рискнул украдкой взглянуть на свою карту, чтобы сориентироваться.

— Ладно, мы только что повернули налево от Мидан Хуссейн. Думаю, мы все еще немного севернее Аль-Бадистанда. Скажем, в пятидесяти метрах от вашего местоположения. Похоже, наш мальчик и его головорезы собираются посидеть и поболтать. Как насчет того, чтобы вы подошли сюда, и мы разделили зону охвата?

— Уже в пути.

Пока Сэм ждал подкрепление, он зашел в магазин люстр и с восхищением посмотрел на стеклянный светильник. В отражении большой хрустальной безделушки он мог видеть фасад кавы достаточно хорошо, чтобы следить за ним на случай, если его цель ускользнёт. Но вместо уходящих он увидел, как трое других мужчин вошли в каву с противоположной стороны. Что-то во взгляде лидера этой маленькой стаи заставило его остановиться. Дрисколл рискнул пройти мимо входа и заглянул внутрь, словно искал друга.

Там, позади, у каменной стены, Мустафа эль-Дабусси и его люди сидели за столом прямо рядом с вновь прибывшим и его людьми.

«Интересно», — сказал себе Сэм, отойдя на несколько ярдов от входа в кофейню.

Дом прибыл в переулок через минуту, и подтолкнул плечом Сэма, пока оба мужчины перебирали товары в другом крошечном киоске. Дрисколл наклонился над столом и вытащил пару джинсов из кучи, как будто хотел их осмотреть. Он прошептал своему партнеру:

— Наш парнишка проводит тайную встречу с неизвестным субъектом.

Дом не отреагировал; он только повернулся к дешевому манекену у входа в киоск и сделал вид, будто рассматривает бирку на жилете, в котором щеголял манекен. При этом его взгдяд скользил мимо пластиковой фигуры в натуральную величину, рассматривая кафе через дорогу. Дрисколл прошел позади него вплотную. Дом прошептал:

— Давно пора. Мы ждали несколько дней.

— Я тебя понял. Давайте займем столик в кафе напротив, может, сделаем несколько снимков этих клоунов. Мы отправим их обратно Рику и посмотрим, смогут ли его гики их опознать. Тот, что сзади, похоже, за главного.

Минуту спустя двое американцев сидели в тени под зонтиком в открытом кафе напротив кавы. К столику подошла официантка в чадре. Дом первым принял заказ, к большому удивлению Сэма Дрисколла.

— Кавазияда, — сказал он с вежливой улыбкой, а затем жестом указал на себя и Сэма.

Женщина кивнула и отошла.

— Нужно ли мне знать, что вы нам только что заказали?

— Два турецких кофе с дополнительной порцией сахара.

Сэм пожал плечами, растянув плотную рубцовую ткань раны на плече долгим, медленным движением шеи.

— Звучит неплохо. Мне бы не помешал кофеин.

Кофе принесли, и они отпили его. Они не взглянули на свою цель. Если охрана была хоть на что-то годилась, она наверняка заметила западных людей, сидящих через переулок, но, вероятно, рассматривала их только первые пару минут. Если Сэм и Дом будут осторожны и полностью их проигнорируют, то эль Дабусси, его люди и трое других новоприбывших скоро убедятся, что имеют дело просто с парой туристов, сидящих и ждущих, пока их жены ходят по базару в поисках ковров, так что беспокоиться не о чем.

Несмотря на то, что Сэм и Дом были в деле и подвергались немалой опасности, шпионя за террористом, им нравилось находиться на улице, потягивая кофе на солнце. Последние несколько дней они выходили только ночью, и то посменно. Остальное время они работали из квартиры-студии напротив шикарного дома с высокими стенами, который снимал эль Дабусси в престижном районе Замалек. Они проводили долгие дни и ночи, заглядывая в телескопы, фотографируя посетителей и поедая рис и баранину в таких количествах, что оба навсегда разлюбили рис и баранину.

Но Сэм и Дом, а также их команда поддержки в «Кампус», твёрдо знали, что эта работа важна.

Хотя Мустафа эль-Дабусси был египтянином по рождению, он жил в Пакистане и Йемене последние пятнадцать лет или около того, работая на «Революционный Совет Омейядов». Теперь, когда РСО был в полном беспорядке из-за исчезновения их лидера и ряда недавних успехов разведки, приписываемых ЦРУ и другим агентствам, эль-Дабусси вернулся домой, якобы работая на новое правительство на какой-то бумажной работе в Александрии.

Но «Кампус» узнал, что в этой истории есть еще кое-что. Джек Райан-младший изучал список известных игроков РСО, пытаясь выяснить, где они находятся и чем занимаются сейчас, используя как секретные, так и открытые разведданные. Это была сложная работа, но она завершилась открытием того, что МЭД, как Мустафу эль-Дабусси называли в «Кампус», получил работу «без явки» от членов «Братьев-мусульман», которые держали в руках власть в некоторых частях Египта. Дальнейшее расследование показало, что МЭД был назначен ответственным за создание пары тренировочных лагерей недалеко от границы Египта с Ливией. Согласно секретным документам ЦРУ, якобы план состоял в том, чтобы египетская разведка обучила гражданское ополчение Ливии, превратив его в нечто вроде настоящих национальных сил обороны.

Но некоторые в ЦРУ и все в «Кампусе» считали, что это ложь. История МЭД’а показывала, что его интересовала только поддержка террора против неверных; он не казался подходящим кандидатом для подготовки ополченцев в Северной Африке.

Поэтому, когда «Кампус» обнаружил закодированное электронное письмо с аккаунта сотрудника МЭД, в котором говорилось, что эль-Дабусси проведет неделю в Каире, встречаясь с иностранными партнерами, которые будут помогать ему с его новым «предприятием», Сэм Грейнджер, руководитель операций, немедленно отправил Сэма Дрисколла и Доминика Карузо сфотографировать тех, кто приходил на встречу с МЭД в его арендованном доме, в надежде получить лучшее представление о реальной цели этих новых лагерей.

Пока американцы сидели за своим столиком и притворялись не более чем скучающими туристами, они рассуждали о турецком кофе, который пили. Они согласились, что напиток невероятно хорош, хотя у обоих были похожие истории о том, как они случайно набрали полный рот горькой гущи, которая собралась на дне чашки, когда пробовали его в первый раз.

После того, как их кофе был выпит более чем наполовину, они вернулись к своей работе. Они по очереди заглядывали в темную комнату через переулок. Сначала просто небрежно скользили глазами. Через минуту стало понятно, что они в безопасности: никто из шести мужчин за столом не уделил им нежелательного внимания.

Дом вытащил свой футляр для солнцезащитных очков из кармана джинсов и положил его на стол. Он открыл верхнюю часть, а затем отогнул прокладку и ткань с внутренней стороны крышки. Это открыло крошечный ЖК-экран, и экран проецировал изображение, снятое двенадцатимегапиксельной камерой, спрятанной в основании футляра. Используя свой мобильный телефон, он передал сигнал Bluetooth на скрытую камеру. С помощью сигнала он смог увеличить зум на камере, пока на ЖК-мониторе не появилось идеально обрамленное изображение шести мужчин за двумя столами. Пока Эль Дабусси и двое его приспешников курили шишу и разговаривали с тремя мужчинами за соседним столом, Карузо сделал десятки цифровых снимков с помощью скрытой камеры на столе, используя кнопку фото на своем мобильном телефоне.

Пока Дом сосредоточился на своей работе, стараясь не показывать, что он сосредоточен, Сэм сказал:

— Эти новые парни — военные. Здоровяк посередине, тот, что спиной к стене, — старший офицер.

— С чего ты так решил?

— Потому что я был военным и не был старшим офицером.

— Верно.

Дрисколл продолжил:

— Не могу объяснить, откуда я знаю, но он, по крайней мере, полковник, может быть, даже генерал. Я бы поспорил на это.

— Он не египтянин, это точно, — сказал Дом, убирая камеру обратно в карман.

Дрисколл даже не пошевелил головой. Вместо этого он изучал плотную, влажную гущу на дне своей кофейной чашки.

— Он пакистанец.

— Это было мое предположение.

— У нас есть фотографии, не будем испытывать судьбу», — сказал Сэм.

— Согласен,— ответил Дом. — Мне надоело смотреть, как другие обедают. Пойдем, найдем что-нибудь поесть.

— Рис и баранина? — угрюмо спросил Сэм.

— Лучше. Я видел Макдоналдс у метро.

— Это Маклэмб.

5

Джек Райан-младший припарковал свой Хаммер на отведенном ему парковочном месте на стоянке Хендли Ассошиэйтс в 5:10 утра. Он с трудом выбрался из большой машины. Его мышцы болели; порезы и синяки покрывали его руки и ноги.

Он прохромал через заднюю дверь здания. Ему не нравилось приходить так рано, особенно учитывая, насколько он был измотан этим утром. Но у него была важная работа, которая не могла ждать. В этот момент на месте было четверо оперативников, и хотя он искренне желал быть там с ними, Райан знал, что его обязанность — предоставить им наилучшую разведывательную информацию в реальном времени, чтобы сделать их тяжелую работу если не проще, то хотя бы не сложнее, чем она должна быть.

Он прошел мимо охранника на стойке регистрации в холле. Что касается Джека, охранник был странно бодр и внимателен в этот неласковый час.

— Доброе утро, мистер Райан.

— Привет, Билл.

Обычно Райан не приходил раньше восьми, и к тому времени Билл, отставной старший сержант сил безопасности ВВС, передавал свой пост Эрни. Райан встречался с Биллом всего пару раз, но он казался рожденным для своей работы.

Джек-младший поднялся на лифте, прошаркал по темному коридору, бросил свою кожаную сумку-мессенджер в своей кабинке и направился на кухню. Там он заварил кофе, а затем полез в морозильник и вытащил пакет со льдом, который в последнее время часто использовался.

Вернувшись за стол, пока варился кофе, он включил компьютер и лампу. За исключением Джека, нескольких айтишников, которые работали круглосуточно, аналитическо-переводческого подразделения третьей смены и охранников на первом этаже, здание будет мертво еще как минимум час. Джек сел, поднес лёд к челюсти и положил голову на стол.

— Вот дерьмо, — пробормотал он.

Пять минут спустя кофеварка вылила последнюю каплю в кофейник как раз в тот момент, когда Райан схватил кружку из шкафчика, вылил в неё дымящуюся черную жидкость и похромал обратно к своему столу.

Он хотел вернуться домой и лечь, но это был не вариант. Неурочные тренировки, через которые прошел Райан, надрывали ему задницу, но он знал, что ему не грозит реальная опасность. Его коллеги на поле были в опасности, и его работа заключалась в том, чтобы помочь им.

И инструментом, помогающим им, был его компьютер. А точнее, это были данные, которые параболические тарелки на крыше и антенная ферма Хендли Ассошиэйтс извлекали из эфира, данные, которые дешифровщики и суперкомпьютер мэйнфрейма декодировали из почти постоянного потока зашифрованной информации. Ежедневная утренняя рыбалка Джека получала свой улов из трафика данных от ЦРУ в Лэнгли, от Агентства национальной безопасности в Форт-Миде, от Национального центра по борьбе с терроризмом в Либерти-Кроссинг в Маклине, от ФБР в округе Колумбия и от множества других агентств. Сегодня он увидел, что ему нужно было проработать особенно много даже в столь раннее утро. Большая часть этого трафика приходила в Лэнгли из дружественных стран за рубежом, и именно его он приехал пораньше, чтобы просмотреть.

Джек первым делом зашел в АНБ к шифровальщикам перехватов. XITS оповещали его о любых крупных событиях, которые он пропустил с тех пор, как ушел с работы в шесть вечера предыдущего дня. Когда его экран начал заполняться данными, он мысленно подвел итог тому, что происходило сегодня. Оперативный темп, или OPTEMPO, здесь, в «Кампусе», стремительно разростался в последние несколько недель, поэтому Джеку становилось все труднее и труднее каждое утро выбирать, с чего начать исполнение ежедневных обязанностей.

Четверо полевых оперативников «Кампус» были разделены на две команды. Двоюродный брат Джека-младшего Доминик Карузо был в команде с бывшим армейским рейнджером Сэмом Дрисколлом. Они сейчас торчали в Каире, выслеживая оперативника «Братьев-мусульман», который, как Джек и его коллеги-аналитики в «Кампус» имели основания подозревать, делал все возможное, чтобы устроить скандал. По данным ЦРУ, этот человек создавал тренировочные лагеря в западном Египте и закупал оружие и боеприпасы у источника в египетской армии. После этого… Что ж, вот в чем была проблема. Никто не мог понять, что он делал с лагерями, оружием и знаниями, которые он получил, работая на РСО и другие группы в течение последних двух десятилетий. Все, что они знали, это то, что он, его лагеря и его оружие находились в Египте.

Джек вздохнул. Египет. После Мубарака. Грёбаная зона свободного огня.

Американские СМИ заявляли как факт, что изменения на Ближнем Востоке будут способствовать миру и спокойствию, но Райан, «Кампус» и многие осведомленные люди во всем мире считали, что изменения на Ближнем Востоке, скорее всего, приведут не к умеренности, а к экстремизму.

Для многих в американских СМИ люди, которые думали так, были в лучшем случае пессимистами, а в худшем — фанатиками. Райан считал себя реалистом, и по этой причине он не выбежал на улицу, чтобы восхвалять быстрые перемены.

Экстремисты вышли на поле боя. С исчезновением эмира почти год назад, по всей карте террористы меняли убежища, лояльность, род занятий и даже страны пребывания.

Но одно не изменилось. Эпицентром всего джихадистского движения по-прежнему был Пакистан. Тридцать лет назад все начинающие джихадисты мира стекались туда, чтобы сражаться с русскими. Каждому мальчику в исламском мире, достигшему половой зрелости, предлагали оружие и экспресс-билет в рай. Каждому мальчику младше этого возраста предлагали место в медресе, религиозной школе, которая их кормила, одевала и давала им общину, но медресе, созданные в Пакистане, обучали только экстремистским убеждениям и навыкам ведения войны. Эти навыки были полезны для учеников, поскольку этих детей как раз готовили к отправке в Афганистан сражаться с русскими, но полученные ими навыки, а также пропаганда джихада в медресе не оставляли им большого выбора, когда русские ушли.

Было ясно, что когда Советы уйдут из Афганистана, сотни тысяч вооруженных и разгневанных джихадистов в Пакистане неизбежно станут невероятной занозой в боку местного правительства. И было столь же неизбежно, что эти вооруженные и разгневанные джихадисты заполнят собой вакуум, который представлял собой постсоветский Афганистан.

Так началась история Талибана, создавшего убежище для Аль-Каиды, куда более десяти лет назад пришли силы западной коалиции.

Райан отхлебнул кофе, попытался снова сосредоточиться на своих обязанностях и отвлечься от больших геополитических проблем, которые всем управляли. Когда его отец вернется в Белый дом, тогда у него будет все это, о чем беспокоиться. Младшему же, с другой стороны, приходилось иметь дело с относительно небольшими повседневными последствиями всех этих больших проблем. Мелочи, вроде опознания какой-то дворняги для Сэма и Дома. Они отправили ему по электронной почте еще одну партию фотографий, чтобы он посмотрел. Фотографии, в том числе некоторые неизвестные пакистанцы, которые встречались с эль Дабусси днем ранее.

Райан переслал это письмо Тони Уиллсу, аналитику, работавшему в соседнем с Джеком отсеке. Тони должен был заняться опознанием субъекта. Пока что Джек знал, что ему нужно сосредоточиться на другой команде на поле, Джоне Кларке и Доминго Чавесе.

В тот момент Динг и Джон находились в Европе, во Франкфурте, и обдумывали свои варианты. Последние два дня они готовили операцию по наблюдению за банкиром Аль-Каиды, который должен был отправиться в Люксембург на несколько встреч, но в последнюю минуту этот человек отменил свою поездку из Исламабада. Все мужчины были одеты в строгие костюмы, и им некуда было идти, поэтому Джек решил, что потратит немного времени этим утром на то, чтобы поглубже разобраться в прошлом европейских банкиров, с которыми планировал встретиться человек из РСО, в надежде получить свежую зацепку для своих коллег в Европе, чтобы проверить ее, прежде чем они соберутся и вернутся домой.

По этой причине Джек приехал на работу намного раньше обычного. Он не хотел, чтобы они вернулись ни с чем, что можно было бы показать после поездки; это была его обязанность — снабжать их информацией, необходимой для поиска плохих парней, и он потратит следующие несколько часов, пытаясь найти для них плохих парней.

Он просмотрел XITS и фирменную программу, созданную Гэвином Бири, главой айти-отдела «Кампуса». Программа-ловушка Гэвина искала строки данных, следуя пожеланиям аналитиков здесь, в «Кампусе». Это позволило им отфильтровать большую часть разведданных, которые не имели отношения к их текущим проектам, и для Джека это программное обеспечение стало находкой.

Райан открыл ряд файлов щелчками мыши, удивляясь количеству лакомых кусочков разведданных, которые в эти дни поступали по односторонней дороге от союзников США.

Это его немного угнетало. Не потому, что он не хотел, чтобы союзники Америки делились разведданными; скорее, его беспокоило то, что в наши дни это не была улица с двусторонним движением.

Для большинства в разведывательном сообществе США стало возмутительным скандалом то, что президент Эдвард Килти и его политические назначенцы на высших разведывательных должностях потратили последние четыре года на то, чтобы ограничить возможности США в одностороннем порядке шпионить за другими странами. Килти и его люди вместо этого сместили фокус сбора разведданных, полагаясь не на собственные мощные разведывательные службы Америки, а на разведывательные службы иностранных государств для предоставления информации ЦРУ. Это было безопаснее с политической и дипломатической точек зрения, как правильно определил Килти, хотя сокращение разведывательных служб Америки было небезопасно во всех других отношениях. Администрация практически запретила неофициальным операторам прикрытия работать в союзных странах, а сотрудники тайных служб ЦРУ, работающие в зарубежных посольствах, оказались скованы еще большим количеством правил и положений, что сделало и без того сложную работу практически невозможной.

Администрация Килти обещала большую «открытость» и «прозрачность» в тайнах ЦРУ. Отец Джека-младшего написал статью в «Вашингтон Пост» , в которой предположил, в манере, которая все еще сохраняла уважение к офису президента, что Эд Килти, возможно, захочет посмотреть значение слова «тайный» в словаре.

Назначенные Килти разведчики избегали человеческого фактора, вместо этого делая упор на перехват сигналов и электронную разведку. Спутники-шпионы и беспилотники были намного, намного безопаснее с дипломатической точки зрения, поэтому эти технологии внедрялись больше, чем когда-либо. Излишне говорить, что давние специалисты ЦРУ по разведке HUMINT жаловались, совершенно справедливо заявляя, что хотя беспилотники и выполняют впечатляющую работу, показывая нам макушку головы врага, они уступают человеческим ресурсам, которые часто могли рассказать нам, что находится внутри его головы. Но эти сторонники разведки HUMINT многими воспринимались как динозавры, и их аргументы игнорировались.

Ну что ж, подумал Райан. Папа будет у власти через несколько месяцев, он был в этом уверен, и надеялся, что большую часть или весь нанесенный ущерб удастся исправить за четырехлетний срок правления отца.

Он выбросил эти мысли из головы, чтобы сосредоточиться, и сделал большой глоток быстро остывающего кофе, чтобы помочь своему все еще сонному уму сосредоточиться. Он продолжал нажимать на односторонний ночной разведывательный рейс, уделяя особое внимание Европе, поскольку именно там сейчас находились Чавес и Кларк.

Подождите. Вот что-то новое. Райан открыл файл, который лежал в почтовом ящике аналитика из OREA ЦРУ, Управления анализа России и Европы. Джек быстро просмотрел его, но что-то его заинтересовало, поэтому он вернулся и прочитал его слово в слово. Очевидно, кто-то в ГУВР, Главном управлении французской внутренней разведки, дал коллеге в ЦРУ знать, что они получили наводку о том, что лицо, представляющее особый интерес, сегодня прибудет в аэропорт Шарля де Голля. Ничего особенного само по себе, и уж точно не то, что можно было бы втиснуть в один из запросов Джека, если бы не имя. Источник французской разведки, не указанный в сообщении ЦРУ, но, вероятно, кто-то из сигнальной или агентурной разведки дал им основания подозревать, что человек, известный французам только как Омар 8, был вербовщиком для Омейядского революционного совета. ГУВР узнало, что он приземлится в аэропорту Шарля де Голля в 1:10 того же дня рейсом Эйр Франс из Туниса, а затем его заберут местные сотрудники и отвезут на квартиру в Сен-Сен-Дени, недалеко от аэропорта.

Джеку показалось, что французы не так уж много знают об этом Омаре 8. Они подозревали, что он как-то связан с РСО, но сами они не особенно им интересовались. ЦРУ тоже не знало о нем многого — так мало, что аналитик OREA даже не ответил и не переслал сообщение в парижскую резидентуру.

Ни ЦРУ, ни ГУВР не имели достаточно информации об этом объекте интереса, но Джек Райан-младший знал все об Омаре 8. Райан получил свои разведданные прямо из первых уст. Саиф Рахман Ясин, он же Эмир, «выдал» личность Омара 8 прошлой весной во время допроса в «Кампус».

Джек задумался на секунду. Допрос? Нет. Скорее пытка. Нет смысла называть это как-то иначе. Тем не менее, в данном случае, по крайней мере, это было эффективно. Достаточно эффективно, чтобы знать, что настоящее имя Омара 8 было Хосни Ихеб Рокки. Достаточно эффективно, чтобы знать, что он был тридцатитрехлетним тунисцем, и достаточно эффективно, чтобы знать, что он не был вербовщиком для РСО. Он был лейтенантом в их оперативном крыле.

Джеку сразу показалось странным, что этот парень оказался во Франции. Джек много раз читал досье Рокки, как и досье всех известных игроков во всех крупных террористических организациях. Известно, что этот парень никогда не покидал Йемен или Пакистан, за исключением редких поездок домой в Тунис. Но вот он здесь, летит в Париж под известным псевдонимом.

Странно.

Джек был взволнован этим крупицей информации. Нет, Хосни Рокки не был большой рыбой в мире международного террора; в эти дни, после невероятной деградации РСО, вызванной «Кампус», был только один оперативник РСО, которого можно было считать серьезным игроком на международном уровне. Этого человека звали Абдул бин Мохаммед аль Кахтани, и он был командиром оперативного крыла организации.

Райан отдал бы все, чтобы пристрелить аль-Кахтани.

Рокки не был аль-Кахтани, но, бродя по Франции, так далеко от своей обычной зоны боевых действий, он, безусловно, был интересен.

По прихоти Джек открыл папку на своем рабочем столе, содержащую подпапку по каждому террористу или подозреваемому в терроризме. Это была не та база данных, которую использовало разведывательное сообщество в целом. Практически все федеральные агентства использовали TIDE, среду хранилища данных о террористах. Райан имел доступ к этой огромной файловой системе, но он нашел ее громоздкой и заполненной слишком большим количеством неизвестных лиц, чтобы она была ему полезна. Он обращался к TIDE, когда создавал свою собственную папку, или Галерею мошенников, как он ее называл, но только для конкретной информации по определенным темам. Большая часть остальных данных для его Галереи мошенников была его собственным исследованием, с мелочами, добавленными его коллегами-аналитиками здесь, в «Кампусе». Это был огромный объем работы, но сами усилия уже принесли дивиденды. Зачастую Джек обнаруживал, что ему не нужно проверять свою папку, потому что при подготовке файлов он передавал большую часть этой информации в память, чаще всего мне, и позволял себе забыть какую-нибудь крупицу информации только после того, как смерть мужчины или женщины была подтверждена несколькими надежными источниками.

Но поскольку Рокки не был рок-звездой, Райан не помнил всех его характеристик, поэтому он нажал на папку Хосни Рокки, взглянул на его фотографии, прокрутил вниз список данных и убедился в тои, что и так уже знал. Насколько было известно любой западной разведке, Рокки никогда не бывал в Европе.

Затем Джек открыл папку Абдулы бин Мохаммеда аль Кахтани. В файле была только одна фотография; ей было несколько лет, но разрешение было хорошим. Джек не стал читать спецификацию этого парня, потому что Джек написал ее сам. Ни одна западная разведка ничего не знала об аль Кахтани до поимки и допроса эмира. Как только имя и род занятий этого человека сошли с уст эмира, Райан и другие аналитики из «Кампус» принялись за работу по сбору информации об этом человеке. Сам Джек возглавил проект, и он не мог этим особо гордиться, поскольку информация, которую им удалось собрать после года работы, была чертовски скудной.

Аль Кахтани всегда был застенчив перед камерами и СМИ, но он стал невероятно неуловимым после исчезновения эмира. Как только о нём узнали, тот, казалось, просто исчез с карты. Он оставался в неведении весь последний год, до прошлой недели, когда его коллега-аналитик из «Кампус» Тони Уиллс обнаружил закодированную публикацию на джихадистском сайте, в которой утверждалось, что аль Кахтани призвал к репрессиям против европейских стран — а именно Франции — за принятие законов, запрещающих ношение паранджи и хиджабов.

«Кампус» передал эту информацию — тайно, конечно — всему разведывательному сообществу.

Райан связал точки, какими они были. Глава оперативных подразделений РСО хочет нанести удар по Франции, и в течение недели в стране появляется младший сотрудник организации, очевидно, чтобы встретиться с другими.

Незначительно. Незначительно в лучшем случае. Определенно не то, что обычно заставило бы Райана переместить операторов в этот район. При обычных обстоятельствах после этого наблюдения он и его коллеги просто занялись бы мониторингом французских разведывательных каналов и трафика парижской резидентуры ЦРУ, чтобы узнать, не произошло ли что-нибудь еще во время европейского отпуска Хосни Рокки.

Но Райан знал, что Кларк и Чавес были во Франкфурте, всего в нескольких минутах ходьбы. Более того, они были подготовлены и готовы отправиться на операцию по наблюдению.

Стоит ли ему отправить их в Париж, чтобы попытаться узнать что-то из передвижений или контактов Рокки? Да. Черт, это было очевидно. Головорез РСО, на открытом пространстве? Кампус мог бы также выяснить, что он задумал.

Джек схватил телефон и набрал двузначный код. Во Франкфурте будет чуть больше полудня.

Ожидая установления соединения, Джек взял тающий пакет со льдом и приложил его к ноющему затылку и шее.

Джон Кларк ответил после первого гудка.

— Привет, Джон, это Джек. Кое-что произошло. Это не сразит тебя наповал, но выглядит многообещающе. Как ты относишься к поездке в Париж?

6

В ста милях к югу от Денвера, штат Колорадо, на шоссе 67, на равнине в тени Скалистых гор раскинулся комплекс зданий, башен и заборов площадью 640 акров.

Его официальное название — Федеральный исправительный комплекс Флоренс, а обозначение в номенклатуре Бюро тюрем — Высший административный пенитенциарный центр Соединенных Штатов, Флоренс.

Бюро тюрем классифицирует свои 114 тюрем по пяти уровням безопасности, и ADX Флоренс — единственная тюрьма, возглавляющая этот список. Она также занесена в Книгу рекордов Гиннесса как самая безопасная тюрьма в мире. Это самая строгая тюрьма «супермакс» в Америке, где заперты самые опасные, самые смертоносные и самые трудноуправляемые заключенные.

Среди мер безопасности — лазерные растяжки, датчики движения, камеры с функцией ночного видения, автоматические двери и ограждения, сторожевые собаки и вооруженная охрана. Никто никогда не сбегал из ADX Флоренс. Маловероятно, что кто-то вообще сбегал из камеры в ADX Флоренс.

Но как бы ни было трудно выбраться из «Алькатраса Скалистых гор», попасть туда, пожалуй, так же трудно. Во Флоренсе содержится менее 500 заключенных, тогда как общее число заключенных федеральных тюрем США, превышает 210 000 человек. Большинству обычных федеральных заключенных было бы легче попасть в Гарвард, чем во Флоренс.

Девяносто процентов заключенных ADX Флоренс — это мужчины, которых вывели из других тюрем, поскольку они представляют опасность для окружающих. Остальные десять процентов — это высокопоставленные или особо опасные заключенные. Они размещаются, в основном, в общих отделениях, где заключенные находятся в одиночном заключении двадцать три часа в сутки, но допускается определенный уровень нефизического контакта между заключенными и — посредством свиданий, почты и телефонных звонков — с внешним миром.

Тед Качинский, Унабомбер, находится в общем блоке D вместе с заговорщиком из Оклахома-Сити Терри Николсом и организатором теракта на Олимпиаде Эриком Робертом Рудольфом.

В тюрьме Флоренс вместе с остальными заключенными содержатся мексиканский наркобарон Франсиско «Эль Тити» Арельяно, а также глава мафиозной семьи Луккезе Энтони «Гаспайпе» Кассо и Роберт Филип Ханссен, предатель ФБР, который на протяжении двух десятилетий продавал американские секреты Советскому Союзу, а затем России.

Блок H более строгий, состоит из одиночек, и здесь заключенные сталкиваются с САМ, специальными административными мерами — так Бюро тюрем называет правила размещения особо сложных случаев. Во всей федеральной тюремной системе под САМ находится менее шестидесяти заключенных, и более сорока из них являются террористами. Ричард Рид, «Бомбист в ботинках», провел много лет в H, пока не переехал в D после хорошего поведения и громких судебных исков. Омар Абдель-Рахман, «Слепой шейх», находится в блоке H, как и Закариа Муссауи, «двадцатый угонщик». Рамзи Юсеф, лидер ячейки, которая взорвала бомбу во Всемирном торговом центре в 1993 году, делит свое время между H и еще более строгими помещениями в зависимости от своего меняющегося настроения и поведения.

Заключенным здесь разрешено только одночасовое посещение бетонной площадки для отдыха, которая похожа на пустой бассейн, и то только после полного личного досмотра и прогулки в наручниках и ножных кандалах в сопровождении двух охранников.

Один держит цепи, другой — дубинку.

Но блок H — не самое строгое крыло. Это блок Z, дисциплинарное отделение «ультрамакс», куда плохие парни идут, чтобы поразмыслить о своих проступках, если они нарушат какую-либо из своих Специальных административных мер. Здесь нет отдыха и посетителей, и минимальный контакт даже с охранниками.

Примечательно, что даже в блоке Z есть специальная секция, куда отправляют только худших из худших. Она называется "13-й отдел", и на данный момент там размещены всего трое заключенных.

Рамзи Юсеф был помещен сюда за нарушения правил САМ во время пребывания в подразделении Z, где, как он полагал, он находился из-за нарушений опять-таки правил САМ в подразделении H.

Томми Сильверстайн, шестидесятилетний заключенный, осужденный за вооруженное ограбление в 1977 году, был помещен сюда много лет назад за убийство двух заключенных и охранника в другой тюрьме строгого режима.

И третий заключенный, заключенный-мужчина, которого привезли сюда агенты ФБР в масках несколько месяцев назад только после того, как существующая камера 13-го отдела была специально изолирована от остальной части ультрамакс-подразделения, что сделало ее еще более строгой. Новая камера была известна только персоналу 13-го отдела, и только двое видели лицо постояльца. Его охраняют не офицеры ФТБ, а специальное специальное подразделение из команды ФБР по спасению заложников КСЗ, серьёзно вооруженные и бронированные офицеры, которые наблюдают за своим единственным заключенным через стеклянную перегородку двадцать четыре часа в сутки.

Люди КСЗ знают настоящую личность заключенного, но не говорят об этом. Они и несколько сотрудников 13-го отдела, которые вообще знают об этой странной договоренности, называют человека за стеклом просто "Регистрационный номер 09341-000".

У заключенного 09341-000 нет двенадцатидюймового черно-белого телевизора, разрешенного большинству других заключенных. Ему не разрешается выходить из комнаты на бетонный дворик для отдыха.

Никогда.

Большинству заключенных разрешается один пятнадцатиминутный телефонный звонок в неделю, при условии, что они оплатят его со своего собственного счета трастового фонда — банковской системы тюрьмы.

Заключенный 09341-000 не имеел права пользоваться телефоном, ни открыть счёт в доверительном фонде.

У него не было ни привилегий для посетителей, ни почтовых привилегий, ни доступа к психологическим и образовательным услугам, предоставляемым другим заключенным.

Его комната, весь его мир, составляли восемьдесят четыре квадратных фута, семь на двенадцать. Кровать, стол и неподвижный стул перед столом были сделаны из литого бетона, и, кроме унитаза с раковиной, который автоматически отключается, если его намеренно заткнуть, в камере нет никакой другой мебели.

Окно шириной четыре дюйма на задней стене камеры было заложено кирпичом, так что заключенный внутри не имеел ни вида наружу, ни естественного освещения.

Заключенный 09341-000 — самый одинокий заключенный в Америке, а возможно, и в мире.

Он — эмир Саиф Рахман Ясин. Лидер Омейядского революционного совета и организатор террористов, ответственный за гибель сотен людей в серии атак на Америку и другие западные страны, а также за организацию атаки на Запад, в результате которой легко могло погибнуть в сто раз больше людей.

Эмир поднялся с молитвенного коврика после утреннего намаза и откинулся на тонкий матрас на своей бетонной кровати. Он проверил простой белый календарь на столе у левого локтя и увидел, что сегодня вторник. Календарь был дан ему для того, чтобы он мог выдавать свое белье через электрический стальной люк для стирки в надлежащее время. Ясин знал, что вторник был тем днем, когда его шерстяное одеяло должно было пройти через люк для стирки. Он послушно скатал его в плотный комок, прошел мимо стального цельного унитаза и раковины, сделал еще один шаг мимо душа, работавшего по таймеру, чтобы он не смог закрыть слив и затопить свою камеру.

Еще один шаг привел его к окну с люком. Там двое мужчин в черной форме, черных бронежилетах и черных лыжных масках тупо уставились на него через оргстекло. На их груди висели наготове пистолеты-пулеметы MP5.

Никаких значков или знаков различия они не носили.

Видны были только их глаза.

Эмир долгое время удерживал их взгляды, один за другим, его лицо было не более чем в двух футах от их лиц, хотя оба мужчины были на несколько дюймов выше. Все три пары глаз излучали ненависть и злобу. Один из людей в маске, должно быть, что-то сказал по ту сторону звуконепроницаемого стекла, потому что двое других людей в масках и с оружием, сидевших за столом в задней части комнаты для просмотра, повернули головы к своему заключенному, и один щелкнул переключателем на пульте. В камере эмира раздался громкий звуковой сигнал, а затем под окном открылся небольшой люк. Эмир проигнорировал его, продолжив игру в гляделки со своими охранниками. Через несколько секунд он услышал еще один звуковой сигнал, а затем усиленный голос человека за столом раздался из динамика, утопленного в потолке над кроватью эмира.

Охранник в маске говорил по-английски.

— Положите одеяло в люк.

Эмир не двинулся с места.

Еще раз:

— Засуньте одеяло в люк.

Никакой реакции заключенного.

— Последний шанс!

Теперь Ясин подчинился. Он устроил небольшую демонстрацию сопротивления, вот это и была победа. Люди, которые держали его в первые недели после пленения, давно ушли, и Ясин с тех пор постоянно испытывал пыл и решимость своих похитителей. Он медленно кивнул, бросил одеяло в люк, а затем люк закрылся. С другой стороны один из двух охранников у окна достал его, открыл и осмотрел, а затем направился к корзине для белья. Он прошел мимо корзины и бросил шерстяное одеяло в пластиковый мусорный бак.

Мужчина за столом снова заговорил в микрофон:

— Ты только что потерял свое одеяло, 09341. Продолжай испытывать нас, придурок. Мы любим эту игру, и мы можем играть в нее каждый чертов день.

Микрофон выключился с громким щелчком, и большой охранник вернулся к стеклу, чтобы встать плечом к своему напарнику. Вместе они стояли неподвижно, как камни, глядя через глазницы в своих масках на человека по ту сторону окна.

Эмир отвернулся и вернулся на свою бетонную кровать.

Ему будет не хватать этого одеяла.

7

У Мелани Крафт была исключительно плохая неделя. Мелани, офицер по разведывательным отчетам в Центральном разведывательном управлении, всего два года назад окончила Американский университет, где получила степень бакалавра в области международных исследований и степень магистра в области американской внешней политики. Это, в сочетании с тем, что она провела пять своих подростковых лет в Египте в качестве дочери атташе ВВС, сделало ее подходящим кандидатом для ЦРУ. Она работала в Управлении разведки, а точнее в Управлении анализа Ближнего Востока и Северной Африки. Будучи в основном специалистом по Египту, молодая госпожа Крафт была умной и энергичной, поэтому она иногда немного отвлекалась от своих повседневных обязанностей, чтобы поработать над другими проектами.

Именно эта готовность рисковать собой теперь грозила пустить под откос карьеру, которой едва исполнилось два года.

Мелани привыкла побеждать. На языковых курсах в Египте, как звезда футбола в старшей школе, а затем в студенческие годы, и с идеальными оценками в школе. Ее упорный труд принес ей льстивое признание от ее преподавателей, а затем образцовые оценки производительности здесь, в Агентстве. Но все ее интеллектуальные и профессиональные успехи резко пошли на спад неделю назад, когда она зашла в кабинет своего руководителя с докладом, который она подготовила в свободное время.

Она называлась «Оценка политической риторики «Братьев-мусульман» на английском и на языке масри». Она прочесала английские и египетско-арабские веб-сайты, чтобы зафиксировать растущий разрыв между связями «Братьев-мусульман» с общественностью Запада и их внутренней риторикой. Это был жесткий, но хорошо обоснованный документ. Она провела месяцы поздних ночей и выходных, создавая и используя фальшивые профили арабских мужчин, чтобы получить доступ к защищенным паролем исламистским форумам. Она завоевала доверие египтян в этих «киберкофейнях», и эти мужчины приняли ее в свои ряды, обсуждали с ней речи «Братьев-мусульман» в медресе по всему Египту, даже рассказали ей о дипломатах Mo-Bro, отправляющихся в другие страны мусульманского мира, чтобы делиться информацией с известными радикалами.

Она противопоставила все, чему научилась, благожелательному фасаду, который Братство создавало на Западе.

Она закончила свою работу и передала ее своему непосредственному руководителю. Тот отправил ее к Филлис Старк, начальнику отдела. Филлис прочитала название, коротко кивнула, а затем бросила сводку на свой стол.

Это расстроило Мелани; она ожидала от своего шефа большего проявления энтузиазма. Когда она шла обратно к столу, то всё ещё надеялась, что ее тяжелая работа будет передана наверх.

Два дня спустя ее желание исполнилось. Миссис Старк передала бумаги, кто-то их прочитал, и Мелани Крафт вызвали в конференц-зал на четвертом этаже. Ее руководитель, начальник отдела и пара ребят из персонала с седьмого этажа, которых она не знала, уже были там, когда она вошла.

На встрече не было никакого притворства. По взглядам и жестикуляции мужчин за столом переговоров Мелани Крафт поняла, что у нее неприятности, еще до того, как села.

— Мисс Крафт, чего вы думали добиться своей халтурой? Чего вы хотите?» — спросил ее политический назначенец с седьмого этажа по имени Пети.

— Хотите?

— Вы пытаетесь получить здесь новую работу со своей небольшой курсовой или просто хотите, чтобы она распространилась, и если Райан победит и приведет своих людей, вы станете звездой месяца?»

— Нет.

Это не приходило ей в голову ни в малейшей степени. Теоретически, смена администрации не должна иметь почти никакого отношения к кому-то ее уровня в Агентстве.

— Я просто прочла то, что мы выкладываем по Братству, и подумала, что это может содержать некоторые противоречивые данные. Существуют разведданные из открытых источников - вы увидите все в приведенной мною сводке, — которые указывают на гораздо более зловещий...

— Мисс Крафт, это не аспирантура. Я не собираюсь проверять ваши сноски.

Мелани не отреагировала на это, но и не стала продолжать защищать свою статью.

Пети продолжил:

— Вы перешли границы дозволенного в то время, когда агентство находится в состоянии наибольшей поляризации.

Крафт не считала, что Агентство вообще поляризовано, если только поляризация не замечалась между седобородыми обитателями седьмого этажа, которые могли потерять работу из-за поражения Килти, и седыми бородами седьмого этажа, которые могли бы занять лучшие позиции из-за победы Райана. Этот мир был очень далек от ее собственного, и она бы подумала, что Пети мог это заметить.

— Сэр, я не намеревалась вызывать раскол здесь, в здании. Я сосредоточилась на реалиях Египта и информации, которая была...

— Вы подготовили этот документ, когда должны были работать над ежедневными отчетами?

— Нет, сэр. Я сделала это дома.

— Мы можем начать расследование в отношении вас, чтобы выяснить, использовали ли вы какие-либо секретные ресурсы для создания…

— Сто процентов информации в этом документе - из открытых источников. Мои вымышленные интернет-идентификаторы не были созданы на основе реальных легенд Агентства. Честно говоря, у меня нет ничего, к чему я имела бы доступ ежедневно и что могло бы мне помочь в подготовке моей статьи.

— У вас сложилось устойчивое мнение, что «Братство» — это не что иное, как банда террористов?

— Нет, сэр. Это не заключение моей статьи. Вывод моей статьи заключается в том, что риторика в англоязычном мире противоречит риторике Масри, распространяемой той же организацией. Я думаю, нам просто следует следить за некоторыми из этих веб-сайтов.

— Вы готовы этим заняться?

— Да, сэр.

— И вы думаете, что мы должны это сделать, потому что есть какое-то официальное заключение, или вы думаете, что мы должны это сделать, потому что… потому что вы просто думаете, что мы должны это сделать?

Она не знала, что ответить.

— Юная леди, ЦРУ не является организацией, принимающей политические решения.

Мелани знала это, и статья не была направлена на то, чтобы направить внешнюю политику США в отношении Египта в каком-либо направлении, а вместо этого предлагала точку зрения, отличающуюся от общепринятой.

Пети продолжил:

— Ваша работа — генерировать разведданные, которые вас просят генерировать. Вы не офицер Секретной службы. Вы вышли за рамки своих полномочий, да ещё таким образом, что это выглядит очень подозрительно».

— Подозрительно?

Пети пожал плечами. Он был политиком, а политики предполагали, что все остальные тоже думают только о политике.

— Райан лидирует в опросах. Мелани Крафт случайно — в свободное время, не меньше — создает свою собственную тайную операцию и тем самым отвлекается на то, что послужит доктрине Райана.

— Я... я даже не знаю, что такое "доктрина Райана". Мне это неинтересно.

— Спасибо, мисс Крафт. Это всё.

Она вернулась в свой офис униженной, но все еще слишком смущенной и злой, чтобы плакать. Но она плакала той ночью в своей маленькой квартире в Александрии, и там она спрашивала себя, почему она сделала то, что сделала.

Она могла видеть, даже на своем низком уровне в организации и с ее ограниченным видением общей картины, что политические назначенцы в ЦРУ формировали разведывательный продукт в соответствии с желаниями Белого дома. Была ли ее краткая инструкция ее собственным, маленьким, упрямым способом дать отпор этому? В тот момент размышлений в ночь ее встречи на четвертом этаже она признала, что, вероятно, так оно и было.

Отец Мелани был армейским полковником, который привил ей чувство долга, а также чувство индивидуальности. Она выросла, читая биографии великих мужчин и женщин, в основном из армии и правительства, и поняла в результате, что никто не достигал исключительного величия исключительно будучи «хорошим солдатом». Нет, те несколько мужчин и женщин, которые время от времени шли против истеблишмента, когда это было необходимо, были теми, что в конечном итоге сделал Америку великой.

У Мелани Крафт не было никаких больших амбиций, кроме желания выделиться из толпы и стать победительницей.

Теперь она узнала еще об одном феномене, связанном с выделением. Торчащие гвозди часто забивали обратно по самую шляпку.

Теперь она сидела в своей кабинке, потягивая ледяной кофе и глядя на экран. Накануне ее руководитель сообщил ей, что ее отчёт был раздавлен, уничтожен Пети и другими на седьмом этаже. Филлис Старк сердито сказала ей, что заместитель директора ЦРУ Чарльз Олден сам прочитал четверть, прежде чем выбросил его в мусорное ведро, и спросил, какого черта женщина, которая его написала, все еще работает. Ее друзья там, в Управлении анализа Ближнего Востока и Северной Африки, сочувствовали ей, но они не хотели, чтобы их собственные карьеры были отодвинуты в сторону тем, что они считали попыткой коллеги обойти их, работая над разведкой в свое свободное время. Так она стала изгоем офиса.

Теперь, в свои двадцать пять лет, она подумывала об уходе из Агентства. Найти работу в сфере продаж, где платили бы немного больше, чем ее государственная зарплата, и убраться к черту из организации, которую она любила, но которая явно не любила ее в ответ.

Зазвонил настольный телефон Мелани, и она увидела, что это внешний номер.

Она поставила стакан с холодным кофе и сняла трубку.

— Мелани Крафт.

— Привет, Мелани. Это Мэри Пэт Фоли из Национального центра связи. Я застала тебя в неудачное время?

Мелани чуть не выплюнула последний глоток кофе на клавиатуру. Мэри Пэт Фоли была легендой в разведывательном сообществе США; невозможно было преувеличить ее репутацию и влияние ее карьеры на международные отношения или на женщин в ЦРУ.

Мелани никогда не встречалась с миссис Фоли, хотя она видела ее выступления дюжину раз или больше, начиная с ее студенческих дней в Американском университете. Совсем недавно Мелани присутствовала на семинаре, который Мэри Пэт давала аналитикам ЦРУ о работе Национального центра по борьбе с терроризмом.

Мелани лишь пробормотала в ответ:

— Да, мэм.

— Я застала вас в неподходящее время?

— То есть нет, извините. Вы не застали меня врасплох.

Молодой аналитик постаралась, чтобы ее голос звучал более профессионально, чем эмоции. — Чем я могу вам помочь, миссис Фоли?

— Я хотелп вам позвонить. Я провела утро за чтением вашей сводки.

— Ох.

— Очень интересное чтение.

— Спасибо!

Как так?!

— Какую реакцию вы получили от старичков с седьмого этажа?

— Ну, — сказала она, лихорадочно подыскивая нужные слова. — Честно говоря, я должна сказать, что было некоторое... противодействие.

Мэри Пэт медленно повторила:противодействие.

— Да, мэм. Я ожидала некоторой сдержанности со стороны...

— Могу ли я это понимать так, что тебе там надирают задницу?

Рот Мелани Крафт на мгновение отвис. Наконец она смущенно закрыла его, как будто миссис Фоли сидела рядом с нею. Наконец она пробормотала в ответ :

— Я… я бы сказала, что меня отправили в дровяной сарай из-за моей работы.

Наступила короткая пауза.

— Что ж, мисс Крафт, я думаю, что ваша инициатива была блестящей».

Ответная пауза. Затем:

— Спасибо.

— У меня есть команда, которая изучает ваш отчет, ваши выводы, ваши цитаты, ищет информацию, относящуюся к нашей работе. На самом деле, я планирую сделать его обязательным к прочтению для моих сотрудников. Помимо египетского аспекта, он показывает, как кто-то может подойти к проблеме с другой стороны, чтобы пролить на нее новый свет. Я поощряю это от моих людей здесь, поэтому любые реальные примеры, которые я могу найти, очень полезны для меня».

— Для меня это большая честь.

— Филлис Старк повезло, что вы работаете на нее.

— Спасибо.

Мелани поняла, что она просто повторяет «спасибо» снова и снова, но она была так сосредоточена на том, чтобы не сказать ничего, о чем потом пожалеет, что это было все, что получилось.

— Если вы когда-нибудь захотите сменить обстановку, просто приходите и поговорите со мной. Мы всегда ищем аналитиков, которые не боятся всё испортить, высказав холодную, суровую правду.

Внезапно Мелани Крафт придумала, что сказать.

— Вы будете свободны как-нибудь на этой неделе?

Мэри Пэт рассмеялась.

— О, Боже. Неужели там так плохо?

— Это как будто у меня проказа, хотя, полагаю, в этом случае я бы, по крайней мере, получала открытки с пожеланиями выздоровления.

— Чёрт. Люди Килти там — это катастрофа.

Мелани Крафт не ответила. Она могла бы часами рассуждать о комментариях Фоли, но придержала язык. Это было бы непрофессионально, и она действительно считала себя аполитичной.

Мэри Пэт сказала:

— Хорошо. Я бы с удовольствием с вами встретилась. Вы знаете, где мы находимся?

— Да, мэм.

— Позвоните моему секретарю. Я очень занята на этой неделе, но приходите ко мне пообедать в начале следующей недели.

— Спасибо, — снова сказала она.

Мелани повесила трубку, и впервые за неделю ей не захотелось ни плакать, ни разбить кулаком стену.

8

Дождливой ночью Джон Кларк и Доминго Чавес сидели в своем микроавтобусе "Форд" и наблюдали за жилым домом. Оба агента держали пистолеты Зиг Зауэр в правых руках, положив их на бедра. Они держали оружие низко и скрытно, но были готовы к его быстрому использованию. В левой руке Кларк держал тепловизионный бинокль, Чавес — камеру с дальнобойным объективом. Раздавленные пластиковые кофейные стаканчики и обертки от жвачек заполняли пластиковый пакет на полу под пассажирским сиденьем.

Хотя их оружие было наготове, они делали всё возможное, чтобы к нему не прибегнуть. Любая стрельба, которая может потребоваться сегодня вечером, будет носить оборонительный характер, и неприятности вряд ли возникнут из-за террориста-убийцы и его дружков, которые находятся выше по улице в их безопасном доме, который на самом деле был квартирой на четвертом этаже многоэтажки. Непосредственной угрозой был сам район. В пятый раз за последние четыре часа по тротуару рядом с их автомобилем прошла толпа из дюжины молодых людей со стальными глазами.

Чавес отвлекся от разглядывания через телеобъектив своего "кэнона" освещенного входа в квартиру, чтобы понаблюдать за проходящими мужчинами. И он, и Кларк не сводили глаз с группы в зеркале заднего вида, пока они не скрылись в дождливой ночи. Когда они ушли, Чавес протер глаза и огляделся по сторонам.

— Это точно не Париж с открытки.