Под прицелом

После эмоциональных объятий Рехан вернулся к текущему бизнесу.

— Мистер Сафронов. Возможно, в ближайшие дни до вас дойдут слухи о незнакомцах, задающих вопросы о вас, вашей истории, вашем происхождении, вашем образовании, вашей вере...

— Почему это?

— Прежде всего, мне придется очень внимательно изучить вас.

— Генерал Иджаз, я все понимаю. Вы и ваша служба безопасности можете копаться во мне сколько угодно, но, пожалуйста, не затягивайте, сэр. Запуск запланирован на конец года. Три ракеты "Днепр-1" с тремя спутниками для компаний США, Великобритании и Японии будут запускаться три дня подряд.

— Понятно, сказал Рехан. — И вы будете там?

— Я уже планировал это, - Сафронов улыбнулся. — Но вы даете мне дополнительный стимул.

Оставшуюся часть дня, а затем и весь вечер двое мужчин обсуждали детали. Они молились вместе. К тому времени, когда он вернулся в аэропорт Волгограда, Рехан был готов передать бомбы энергичному дагестанскому партизану.

Но сначала ему нужно было раздобыть бомбы, и для этого у него был план, да. Но ему также предстояло еще много работы. Операция "Сапсан", план, над которым он работал годами и обдумывал более десяти лет, должна была начаться, как только он вернется в Пакистан.

30

Джек Райан-младший сделал долгий, медленный выдох, и выпустил вместе с воздухом и небольшую толику своего беспокойства.

Он набрал номер. С каждым гудком половина его души надеялась, что на другом конце не ответят. У него поднялось кровяное давление, а ладони слегка вспотели.

Он получил номер телефона от Мэри Пэт Фоули. За последние несколько дней он написал ей несколько электронных писем, но каждое из них удалял, прежде чем нажать клавишу отправки. Наконец, возможно, с четвертой или пятой попытки, он написал Мэри Пэт краткое, но дружелюбное сообщение, поблагодарив ее за экскурсию по офису на днях, и, да, кстати, он хотел бы узнать, не передаст ли она номер телефона Мелани Крафт.

Он застонал, когда прочитал свое сообщение, почувствовал себя более чем глупо, но смирился с этим и нажал "отправить".

Двадцать минут спустя пришло ответное дружеское сообщение от Мэри Пэт. Мэри Пэт сказала, что ей понравилось бегать за суши, и она нашла их беседу чрезвычайно интересной. Она надеялась, что вскоре сможет что-то добавить к разговору. И в конце, после простого "Вот, держи", Джек увидел код города 703, Александрия, Вирджиния, перед семизначным номером.

— Да! - крикнул он из-за своего стола.

Позади него Тони Уиллс обернулся, ожидая объяснений.

— Извини, - сказал Джек.

Но все это было вчера. Первоначальное возбуждение Джека превратилось в бабочек, и он изо всех сил старался с ними бороться, в то время как телефон Мелани продолжал звонить.

Черт, подумал Джек про себя. Это была не совсем перестрелка в центре Парижа, с которой он столкнулся здесь в данный момент. К чему эти нервы?

Щелчок означал, что кто-то ответил. Черт. Ладно, Джек. Веди себя спокойно.

— Мелани Крафт.

— Привет, Мелани. Это Джек Райан.

Короткая пауза.

— Для меня это честь, господин президент.

— Нет… Нет.… Это Джек-младший. Мы познакомились на днях.

— Я просто шучу. Привет, Джек.

— О... Привет, ты меня поймала. Как дела?

— Я отлично. Как сам?

Темп разговора замедлился.

— И я в порядке.

— Хорошо.

Джек ничего не ответил.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Эээ. Приди в себя, Джек. 

— Да. На самом деле, маленькая птичка сказала мне, что ты живешб в Александрии.

— Эта маленькая птичка случайно не работает заместителем директора в Национальном контртеррористическом центре?

— На самом деле, так оно и есть.

— Так я и думала.

Джек услышал улыбку в голосе Мелани и сразу понял, что все будет хорошо.

— В общем, это навело меня на мысль.… Там, на Кинг-стрит, есть ресторан. "Вермиллион". Там подают лучшую корейку, которую я когда-либо пробовал. Я подумал, не мог бы я пригласить тебя поужинать там в субботу?

— Звучит заманчиво. Будем ли мы вдвоем, или с нами поедет группа вашей секретной службы?

— У меня охраны.

— Ладно, просто проверяю.

Она дразнила его, и ему это нравилось. Он сказал:

— Это не значит, что я не попрошу охрану моего отца тщательно проверить тебя перед нашим свиданием.

Она рассмеялась.

— Давай же. Это не может быть хуже, чем пройти процедуру СС/ДЗИ.

Она имела в виду процесс проверки в ЦРУ для допуска к совершенно секретной/деликатной закрытой информации, который занимал месяцы и включал интервью со всеми, от соседей до учителей начальной школы.

— Я заеду за тобой в семь?

— В семь сойдет. Вообще-то мы можем дойти от моего дома пешком.

— Отлично. Тогда и увидимся.

— С нетерпением жду этого, - сказала Мелани.

Джек повесил трубку, встал и улыбнулся Уиллсу. Тони встал и дал пять своему молодому коллеге.

Пол Ласка стоял на длинном балконе королевского люкса отеля "Мандарин Ориентл" в Лондоне и смотрел на Гайд-парк внизу.

Октябрьское утро выдалось прохладным, но уж точно не прохладнее, чем было бы в Ньюпорте. Пол приехал один, разве только со своим личным помощником Стюартом, секретаршей Кармелой, диетологом Люком и парой офицеров службы безопасности чешского происхождения, которые сопровождали его повсюду.

Это то, что считается "одиночеством в жизни известного миллиардера".

Другой мужчина на балконе действительно пришел один. Да, было время, много лет назад, когда Олега Коваленко повсюду сопровождала охрана, куда бы он ни пошел. В конце концов, он служил в КГБ. Оперативный сотрудник в нескольких подконтрольных Советам странах в шестидесятых и семидесятых годах. Не особо высокопоставленный сотрудник КГБ, но на пенсию он вышел в звании резидента, что в КГБ эквивалентно начальнику резидентуры ЦРУ, хотя он был всего лишь резидентом в Дании.

Выйдя на пенсию, Олег Коваленко вернулся домой в Россию, чтобы вести спокойную жизнь в Москве. С тех пор он редко выезжал за пределы страны, но настойчивый телефонный звонок накануне заставил его сесть на самолет до Лондона, и теперь он сидел здесь, положив ноги на шезлонг, его толстое, мягкое тело устало от путешествия, но наслаждалось первенцами того, что, как он надеялся, станет множеством превосходных мимоз.

Ласка смотрел, как под ним вереницей проходят утренние пассажиры Найтсбриджа, и ждал, когда русский старик растопит лед.

Это не заняло много времени. Коваленко всегда ненавидел неловкое молчание.

— Рад снова видеть вас, Павел Иванович, - сказал Коваленко.

Единственным ответом Ласки была тихая сардоническая улыбка, адресованная парку перед ним, а не крупному мужчине справа.

Грузный русский продолжил:

— Я был удивлен, что вы захотели встретиться вот так. На самом деле, здесь не так много народу, но ведь другие могли наблюдать...

Теперь Ласка повернулся к мужчине на шезлонге.

— Другие наблюдают за мной, Олег. Но никто не наблюдает за тобой. Никому нет дела до старого российского пенсионера, даже если ты когда-то обладал некоторой властью. На самом деле, твоя мания величия довольно ребяческая.

Коваленко улыбнулся, потягивая свой утренний напиток. Если он и был оскорблен этими словами, то никак этого не показал.

— Итак, чем я могу вам помочь? Это, я полагаю, о наших совместных старых добрых временах? Есть необходимость уладить кое-что из нашего прошлого?

Ласка пожал плечами.

— Я оставил прошлое позади. Если ты сам еще этого не сделал, ты старый дурак.

— Ха. У нас, русских, все было не так. Прошлое оставило нас позади. Мы были более чем готовы остаться там.

Он пожал плечами, осушил бокал "мимозы" и тут же начал искать новый. “Tempus fugit,как говорится.

— Мне нужно от тебя одолжение, - сказал Ласка.

Коваленко перестал искать выпивку. Вместо этого он посмотрел на чешского миллиардера, затем выбрался из шезлонга и встал, уперев руки в широкие бедра.

— Что у меня может быть такого, что тебе нужно, Павел?

— Пол, а не Павел. Я не Павел уже сорок лет.

— Сорок лет. Дааа. Ты давным-давно повернулся к нам спиной.

— Я никогда не поворачивался к тебе спиной, Олег. Во-первых, я никогда не был с тобой. Я никогда не был преданным.

Коваленко улыбнулся. Он все понял, но продолжал настаивать.

— Тогда почему ты так рьяно помогал нам?

— Мне не терпелось выбраться оттуда. Вот и все. Ты это знаешь.

— Ты отвернулся от нас, точно так же, как повернулся спиной и к своему собственному народу. Некоторые предположили бы, что ты развернулся и еще раз, отвернувшись от капитализма, который сделал тебя человеком на Западе. Теперь ты поддерживаешь все, что не является капитализмом. Для старика ты неплохой танцор. Точно такой же, каким был в молодости.

Ласка вспомнил времена своей молодости в Праге. Он вспомнил своих друзей по движению, свою первоначальную поддержку Александра Дубчека. Ласка также подумал о своей девушке Илонке и их планах пожениться после революции.

Но потом он вспомнил о своем аресте тайной полицией, о визите в его камеру большого, могущественного и властного офицера КГБ по имени Олег. Избиение, угрозы тюремного заключения и обещание выездной визы, если молодой банкир донесет хотя бы на нескольких своих товарищей по движению.

Павел Ласка согласился. Он рассматривал это как возможность поехать на Запад, в Нью-Йорк, торговать на Нью-Йоркской фондовой бирже и заработать кучу денег. Коваленко соблазнил его, и Ласка помог переломить ход событий "Пражской весны".

И через два года предатель оказался в Нью-Йорке.

Пол Ласка выбросил Павла Ласку из головы. Древняя история.

— Олег, я здесь не для того, чтобы любоваться тобой. Мне нужно кое-что другое.

— Я позволю вам забрать чек за мою прекрасную комнату внизу, я позволю вам возместить мне стоимость перелета, я собираюсь выпить ещё вашего шампанского и я собираюсь позволить вам высказаться.

— Твой сын Валентин - офицер СВР. Высокопоставленный, выше, чем ты когда-либо достигал в КГБ.

— От осинки не родятся апельсинки. Теперь совсем другие времена, совсем другие правила.

— Ты, кажется, не удивлен, что я знаю о Валентине ?

— Вовсе нет. Все можно купить. Информацию тоже. И у тебя есть деньги, чтобы купить всё.

— Я также знаю, что он является помощником резидента в Великобритании.

Олег пожал плечами.

— Можно было подумать, что он навестит своего старого отца, когда узнает, что я здесь. Но нет. Слишком занят.

Коваленко слегка улыбнулся.

— Но я помню ту жизнь, когда я был слишком занят для своего отца.

— Я хочу встретиться с Валентином. Сегодня вечером. Это должно быть в полной тайне. Он не должен никому рассказывать о нашей встрече.

Олег пожал плечами.

— Если я не могу заставить его увидеться со мной, его дорогим отцом, как я могу убедить его увидеться с тобой?

Ласка просто посмотрел на старика, офицера КГБ, который избил его в Праге в 1968 году, и нанес свой удар.

— Осинки и апельсинки, Олег Петрович. Мы увидимся.

31

Генерал Риаз Рехан начал первую операцию "Сапсан" телефонным звонком по голосовой интернет-линии с человеком в Индии.

У этого человека было много псевдонимов, но отныне он будет известен как Абдул Ибрагим. Ему был тридцать один год, худой и высокий, с узким лицом и глубоко посаженными глазами. Он также был оперативным руководителем в Лашкар-э-Тайбе на юге Индии, и 15 октября должно было стать последним днем его жизни.

Приказы поступили в телефонном звонке от Маджида всего тремя ночами ранее. Он уже несколько раз встречался с Маджидом в тренировочном лагере в Музаффарабаде, Пакистан, и знал, что этот человек - высокопоставленный сотрудник пакистанской армии и командир УМР. Тот факт, что Ибрагим не знал, что настоящее имя Маджида Риаз Рехан, не имел значения, так же как и тот факт, что четверо остальных бойцов, которым предстояло отправиться на это задание, не знали других псевдонимов Абдула Ибрагима.

Ибрагим и его ячейка некоторое время действовали в индийском регионе Карнатака. Они не были спящими; они взорвали железнодорожную станцию, четыре электростанции и водоочистное сооружение, а также застрелили полицейского и подожгли машины перед зданием телевизионной станции. Для ЛэТ это была мелочь, но Маджид приказал Абдулу Ибрагиму проводить операции по запугиванию населения таким образом, чтобы не подвергать его ячейку слишком большой опасности. Он долгое время полагал, что находится в безопасности и готовится к серьезной операции, и когда Маджид позвонил ему по голосовой интернет-линии за три дня до этого, это был главный момент гордости в жизни Абдула Ибрагима.

Следуя указаниям, полученным в телефонном разговоре, Абдул Ибрагим выбрал пятерых своих лучших операторов, и все они встретились на своей конспиративной квартире в Майсуре. Ибрагим назначил одного из этих людей своим преемником на посту начальника оперативного отдела. Молодой человек был потрясен, когда ему сказали, что через два дня он будет руководить операцией "Лашкар-э-Тайба" на юге Индии. Остальным четверым мужчинам повезло, когда им сказали, что они поедут с Абдулом на операцию по уничтожению мучеников в Бангалоре.

Они забрали из тайника лучшее оружие: четыре гранаты, десять самодельных самодельных бомб, а также пистолет и автомат на каждого из пяти человек. Всё это вместе с почти двумя тысячами комбинированных патронов они упаковали в рюкзаки и чемоданы вместе со сменой одежды. Через несколько часов они уже ехали на поезде на северо-восток и прибыли в Бангалор ранним утром своего предпоследнего дня.

Местный житель с пакистанскими корнями встретил их, отвел к себе домой и вручил ключи от трех мотоциклов.

Риаз Рехан сам выбрал цель. Бангалор часто называют Силиконовой долиной Индии. При шестимиллионном населении ему принадлежат многие из крупнейших технологических компаний огромной страны, многие из которых расположены в Электроникс-Сити, промышленном парке площадью 330 акров в западном пригороде Бангалора, точнее, в Доддатогуре и Аграхаре, бывших деревнях, которые были поглощены резким ростом населения и прогресса.

Рехан чувствовал, что Абдул Ибрагим и четверо его людей будут уничтожены относительно быстро, если атакуют эту цель. В Электроникс Сити была хорошая охрана для неправительственного объекта. Но все же любой успех Абдула Ибрагима и его людей стал бы символическим посланием. Электроникс Сити был крупным центром аутсорсинга в Индии, и в операциях, осуществляемых из тамошних офисов, участвовали сотни компаний, больших и малых, по всему миру. Подрыв людей и имущества здесь затронул бы, в той или иной степени, многие компании из списка Форчун 500, и это гарантировало бы, что теракт получит огромное освещение в западных СМИ. Рехан рассудил, что одна смерть здесь, совершенная южноиндийской ячейкой ЛэТ, будет стоить двадцати смертей крестьян в кашмирской деревне. Он намеревался, чтобы теракт Абдула Ибрагима в Бангалоре вызвал раскат грома, который прокатится по всему миру и напугает Запад, гарантируя, что Индия не сможет преуменьшить значение такого нападения.

За этим последуют новые атаки, и с каждой из них конфликт между Индией и Пакистаном будет обостряться.

Риаз Рехан понимал все это, потому что он был прозападным джихадистом, генералом армии и начальником разведки. Все эти титулы, приписываемые только одному человеку, придавали ему другую, более зловещую личность — Риаз Рехан, он же Маджид, был, прежде всего, мастером террора.

Когда Абдул Ибрагим и четверо его людей прибыли в Бангалор и заправили свои мотоциклы, они немедленно начали разведку своей цели, потому что у них не было времени терять. Они обнаружили, что индустриальный парк был обеспечен хорошо вооруженной охраной, как частной, так и полицейской. Кроме того, Центральные силы промышленной безопасности, индийское военизированное формирование, отвечающее за государственные промышленные объекты, аэропорты и безопасность ядерных объектов, теперь работало по контракту с некоторыми состоятельными частными предприятиями в Электроникс-Сити. ЦСПБ даже установили контрольно-пропускные пункты на въезде в индустриальный парк. Ибрагим был уверен, что он и его люди сами не смогут проникнуть ни в одно из крупных зданий. Он был удручен, но, тем не менее, решил провести большую часть времени до нападения, разъезжая по периметру Электроникс-Сити в поисках входа внутрь.

Он не нашел способа проникнуть внутрь, но в последнее утро, всего за несколько часов до запланированной атаки, он решил в последний раз пройти мимо своей цели при дневном свете. Он проехал один на своем мотоцикле по главной дороге Хосур, свернул на огромную современную Бангалорскую надземную дорогу, десятикилометровую эстакаду, соединяющую Мадивала и Электроникс-Сити, и сразу же оказался в окружении десятков автобусов, набитых рабочими, направляющимися на свои рабочие места из самого Бангалора.

Он мгновенно осознал свою миссию. Абдул Ибрагим вернулся на конспиративную квартиру в городе и сообщил своим людям, что планы изменились.

Они не напали в ту ночь, как он обещал Маджиду. Он знал, что его куратор разозлится на него за неподчинение прямому приказу, но он подчинился другому своему приказу и не вступал в контакт ни со своим куратором, ни с каким-либо другим сотрудником ЛэТ. Вместо этого он уничтожил свой мобильный телефон, помолился и лег спать.

Он и его люди проснулись в шесть утра, снова помолились, молча выпили чаю, а затем забрались на борт трех мотоциклов.

Они прибыли на эстакаду в восемь утра. Абдул ехал на собственном мопеде в двухстах метрах позади второго мотоцикла, который сам отставал на двести метров от первого. Самодельные бомбы и гранаты он носил в рюкзаке, висевшем у него на груди так, чтобы он мог дотянуться до сумки и вытащить их, не бросая руль.

Первый мотоцикл притормозил рядом с сочлененным автобусом с пятьюдесятью пассажирами внутри. Пока водитель мотоцикла медленно продвигался вдоль длинного двухсекционного транспортного средства, мотоциклист достал из сумки на коленях АК-47, проволочный приклад которого был сложен, чтобы уменьшить его длину. Стрелок спокойно и тщательно навел прицел сбоку от головы водителя автобуса и нажал на спусковой крючок. С коротким хлопком и клубом серого дыма окно водителя автобуса разлетелось вдребезги, мужчина вылетел со своего места, а огромный автобус резко накренился вправо, а затем сложился. Он задел несколько других машин, когда его занесло на скорости, затем врезался в бетонную стену эстакады, задев еще несколько машин, которые быстро съехали с дороги в попытке убраться с дороги.

Некоторые пассажиры автобуса погибли в результате аварии, но большинство были просто ранены после того, как их сбросили со своих мест. Первый мотоцикл двинулся дальше, оставив раненый автобус позади, и продолжил движение по дороге, атакуя другие машины на своем пути.

Но второй мотоцикл, на котором также находились водитель и стрелок, проехал мимо места аварии с опозданием на тридцать секунд. Автомат сидящего сзади рявкнул, и его барабан на семьдесят пять патронов завертелся, выпуская сверхзвуковые пули через ствол. Пули попали в автобус и в раненых, убив мужчин и женщин, которые тщетно пытались выбраться из-под обломков, и убив пассажиров других машинах, которые остановились, чтобы помочь.

Этот второй мотоцикл тоже покатил дальше, оставив кровавую бойню позади, пока задний стрелок перезаряжал оружие и готовился устроить следующую сцену ужаса на эстакаде.

Но Абдул Ибрагим добрался до сочлененного автобуса и обломков вокруг него всего несколько мгновений спустя. Он остановился посреди бойни, точно так же, как это сделали десятки других автомобилей, фургонов и мотоциклов. Худощавый оперативник из Лашкар-э-Тайбы достал из сумки самодельную бомбу, поджег ее зажигалкой и закатил под маленький автобус "Фольксваген", припаркованный в пробке, а затем быстро уехал.

Через несколько секунд "Фольксваген" взорвался, горячий металл и осколки стекла разлетелись по пробке, и огонь воспламенил вытекающий из сочлененного автобуса бензин. Мужчины и женщины сгорали заживо на двух сторонах эстакады, в то время как ячейка Лашкара продолжила трехэтапную атаку вдоль платной дороги.

Они продолжали в том же духе несколько километров; первые два мотоциклиста поливали из автоматического оружия движущиеся автобусы, машины внезапно останавливались, кренились влево или вправо, многие врезались в легковые и грузовые автомобили. Ибрагим медленно и спокойно пробирался через обломки, оставленные его товарищами, останавливался рядом с одним автобусом за другим, мрачно улыбался крикам и стонам, доносившимся из-под обломков, и бросал гранаты и самодельные бомбы.

Этим утром двадцатичетырехлетний Кирон Ядава сам добирался на работу, потому что пропустил свою развозку. Джаван (рядовой) Центральных сил промышленной безопасности, он работал в дневную смену патрульным констеблем в Электроникс-Сити - легкая работа после двух лет службы в военизированном подразделении. Обычно он садился в фургон с шестью своими приятелями на автобусной остановке перед храмом Минакши, чтобы проехать через весь город на работу, но сегодня он опаздывал и, следовательно, путешествовал один.

Он только что заплатил за проезд к эстакаде и нажал на акселератор своего крошечного двухместного автомобиля Тэта почти до упора, чтобы выехать по пандусу на дорогу с ограниченным доступом, ведущую в Электроникс-Сити. По дороге он слушал компакт-диск в своей стереосистеме, риффы "Бомбей Бассмент" были врублены на полную громкость, и он читал рэп хором с ЭмСи во всю мощь своих легких.

Трек закончился, когда Кирон влился в плотный поток машин, и только началась следующая песня - гулкий танцевальный ритм с элементами электронного регги. Когда молодой человек услышал низкий бум-бум-бум, который, казалось, нарушал ритм, он посмотрел на свою стереосистему. Но когда он услышал это снова, громче, чем музыка, доносившаяся из динамиков, он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел черный дым, поднимающийся из дюжины источников на эстакаде позади него. Ближайший столб был всего в сотне ярдов позади, и он увидел горящий микроавтобус на дальней правой полосе.

Констебль Ядава увидел мотоцикл мгновение спустя. Всего в сорока метрах от него двое мужчин ехали на желтом "Сузуки". У сидевшего сзади был автомат Калашникова, и он выстрелил из него от бедра в четырехдверный седан, который затем врезался в автобус, когда тот вильнул, спасаясь от раскаленного свинца.

Ядава не мог поверить изображениям в зеркале заднего вида. Мотоцикл приближался все ближе и ближе к его крошечной машине, но констебль Ядава просто продолжал вести машину, как будто смотрел боевик по телевизору.

Мотоцикл "Сузуки" проехал мимо его машины. Водитель вставлял в свой АК новый магазин и даже встретился взглядом с Ядавой в его крошечном двухместном автомобиле, прежде чем пара террористов скрылась из виду перед другими машинами.

Джаваниз ЦСПБ теперь снова услышал стрельбу позади себя и, наконец, отреагировал на происходящее. "Тэта" съехала с дороги слева, прямо перед другой машиной, которая сделала то же самое. Ядава вылез из машины, затем сунул руку обратно, хватая свою рабочую сумку. Расстегнув молнию на сумке, он запустил руку внутрь, его пальцы нащупали пластиковый контейнер для ланча, свитер и пистолет-пулемет Хеклер Кох MP5, который он носил во время дежурства. Он схватился за оружие, когда близкая автоматная стрельба и непрекращающийся вой клаксонов ударили его по ушам.

С пистолетом и единственным запасным магазином на тридцать патронов Ядава выскочил на проезжую часть в поисках цели. Мимо проносились мужчины на мотоциклах, а также мужчины и женщины в частных автомобилях. Все на эстакаде знали, что на них напали, но сворачивать было некуда до следующего съезда более чем в километре дальше. Машины врезались друг в друга, сражаясь, чтобы убраться с пути бойни, и Ядава, работавший на одной части тренировки и трех частях адреналина, просто выбежал в самую гущу всего этого безумия.

Метров через пятьдесят он увидел, как желтый внедорожник "Мазда" на полной скорости врезался в защитный барьер высотой по пояс на краю дороги. Он врезался с такой силой, что затем перевалился через отбойник и завертелся в воздухе, почти как в замедленной съемке, прежде чем упасть сорока футами вниз, к оживленному движению на служебной дороге ниже эстакады.

К Ядаве подъехал мотоцикл. Он был почти идентичен тому, который проехал мимо него минуту назад, а человек за водителем держал автомат с большим барабанным магазином.

Водитель увидел констебля ЦСПБ в форме с черным автоматом, стоявшего на дороге, но он не смог предупредить своего стрелка, поэтому, когда Ядава поднял свой MP5, чтобы выстрелить, байкер опрокинул свой "Сузуки" на землю. Он скатился с него, а затем заскользил вместе со своим партнером.

Ядава навел прицел на человека с автоматом Калашникова и выстрелил. Теперь его обучение в военизированных формированиях пригодилось. Его выстрелы разорвали дорогу, а затем и боевика, из шаровар террориста хлынула кровь. Мужчина выронил свой АК и замер, а Ядава перевел прицел на водителя.

ЦСПБ предупредили своих джаванов, что пакистанские террористы, каким, безусловно, был этот человек, часто носили пояса смертников, которые они взорвут при задержании, и поэтому давать пощады террористу, когда его поймают с поличным, не следовало.

Молодой Кирон Ядава не взвесил все "за" и "против" стрельбы в безоружного человека. Пока исламист жил на этой земле, он представлял опасность для Индии, страны, которую констебль поклялся защищать до последнего вздоха.

Кирон Ядава разрядил свой автомат в человека, лежащего на улице.

Перезарядив свой MP5, он повернулся, чтобы побежать за другим мотоциклом, но услышал взрыв ручной гранаты в интенсивном движении позади себя. Он сразу понял, что за ним все еще стоит третий мотоцикл. Он будет приближаться с минуты на минуту, и от него зависело остановить атаку.

Абдул Ибрагим выстрелил из пистолета Макарова в грудь водителя пассажирского фургона. Водитель рухнул на пол, его нога соскользнула с тормоза, и это привело к тому, что большая машина врезалась в "Фиат" с мертвыми мужем и женой на переднем сиденье. В трех задних рядах фургона восемь европейцев в деловых костюмах пришли в себя после аварии, а затем съежились при виде террориста, слезающего со своего мотоцикла, а затем с невероятным выражением умиротворения на лице вытаскивающего самодельную бомбу из сумки, висящей у него на груди.

Ибрагим посмотрел на свою зажигалку, осторожно поднося пламя к кончику короткого фитиля своей бомбы, чтобы случайно не стать мучеником. Он зажег фитиль, убрал зажигалку в карман, а затем потянулся назад, чтобы бросить бомбу под фургон.

Как раз в этот момент он услышал грохот автоматной очереди на улице. Он обернулся, чтобы посмотреть на источник огня, он ведь знал, что у его людей были автоматы потяжелее. Он увидел индийца из ЦСПБ, увидел вспышку огня из его оружия, а затем почувствовал, как его тело выгнулось и содрогнулось от попадания пуль. Его дважды ударили в таз и пах, и он упал на землю поверх своего самодельного взрывного устройства.

Абдул Ибрагим закричал “Аллах Акбар! как раз перед тем, как самодельная бомба взорвалась у него на груди, разорвав его на части.

Через несколько минут констебль Кирон Ядава наткнулся на изрешеченные пулями тела последних двух человек из террористической ячейки. Пара пыталась проехать на своем мотоцикле "Сузуки" через временный блокпост ЦСПБ перед последним съездом с дороги перед Электроникс-Сити. Восемь констеблей стояли над мертвецами, и Ядава закричал на них. Он сказал им перестать восхищаться делом своих рук и помочь ему разобраться с двумя дюжинами или около того сцен кровопролития на всем протяжении десятикилометрового участка платной дороги в Бангалоре, ведущей на юг.

Все эти люди, за которыми вскоре последовали сотни других спасателей, провели весь день, оказывая помощь выжившим после расстрела.

Рехан находился в своем офисе в штаб-квартире УМР в районе Абпара в Исламабаде, когда его телевидение сообщило о крупном дорожно-транспортном происшествии в Бангалоре. Сначала это ничего не значило для него, но когда ведущий новостей рассказал о масштабах кровавой бойни, Рехан оторвался от своей другой работы и с сосредоточенным вниманием сел за свой стол, смотря телевизор. Через несколько минут поступило подтверждение того, что произошла перестрелка, и еще через несколько минут в массовом убийстве обвинили террористов.

Рехан проснулся в ярости на ЛэТ за то, что накануне ночью его не казнили, но теперь он был в восторге. Он не мог поверить этим сообщениям из Бангалора. Он надеялся, что число жертв не ограничится двумя десятками: по крайней мере десять человек погибло, возможно, появятся кадры из новостей о горящем посту охраны или воронке рядом со зданием. Вместо этого его ячейка из пяти человек, располагавшая всего пятью автоматамии небольшим количеством взрывчатки, умудрилась уничтожить шестьдесят одного человека и ранить невероятные сто сорок четыре.

Рехан просиял от гордости и сделал мысленную пометку, что, когда он станет президентом Пакистана, ему воздвигнут памятник в честь Абдула Ибрагима, но он также понял, что нападение на самом деле причинило больше вреда, чем он хотел. Не только индийцы, но и американцы с новой силой станут мишенью для ЛэТ. Давление на правительство Пакистана с целью искоренения ЛэТ будет вдвое больше, чем он ожидал. Рехан знал, что Американо-пакистанский разведывательный центр теперь будет работать сверхурочно и перенесет свою нагрузку на ЛэТ.

Рехан не запаниковал. Вместо этого он связался со своими контактами ЛэТ и сказал им, что возьмет на себя обязанности руководителя проекта для следующей операции, и ее нужно будет перенести на более раннее время в календаре. Силы, выступавшие против того, чтобы впустить его правительство, силы, которые были союзниками Соединенных Штатов, начнут обычные облавы на подозреваемых после этого нападения, и Рехан знал, что каждый день перед второй фазой его плана поставить Пакистан и Индию на грань войны увеличивает вероятность того, что операция "Сапсан" будет каким-то образом скомпрометирована.

32

Валентин Коваленко совсем не был похож на своего отца. Олег был большим и толстым, тридцатипятилетний Валентин же выглядел как крыса-физкультурница. Он был худым, но мускулистым; на нем был красивый сшитый на заказ костюм, который, без сомнения, стоил Ласке больше, чем машина, на которой Олег ездил в Москву. Ласка достаточно разбирался в предметах роскоши, чтобы понять, что модные очки Валентайна "Мосс Липоу" стоят более трех тысяч долларов.

Еще одним резким отличием от поведения его отца, особенно от той версии его отца, которую Ласка помнил по Праге, было то, что Валентин казался довольно дружелюбным. Войдя в номер Ласки сразу после десяти вечера, он похвалил чеха за его неустанную филантропию и поддержку угнетенных, а затем сел в кресло у камина, вежливо отклонив предложенную рюмку бренди.

Когда оба мужчины устроились перед камином, Валентин сказал:

— Мой отец говорит, что знает тебя по старым делам в Праге. Это все, что он сказал, и я взял за правило не спрашивать у него больше никакой информации, кроме той, что он выдаёт сам.

В его английском сквозил заметный британский акцент.

Ласка пожал плечами. Валентин был вежлив, и это могло быть даже хорошо, но если план Ласки состоял в том, чтобы продвигаться вперед, то не было ни единого шанса на то, что Валентин Коваленко не заглянет в прошлое знаменитого чеха. И не было никакого шанса, что он не узнает об обязанностях Ласки как крота. Не было смысла скрывать это.

— Я работал на твоего отца. Знаешь ты это или нет, но узнаешь достаточно скоро. Я был информатором, а твой отец был моим куратором.

Валентин слегка улыбнулся.

— Иногда мой отец производит на меня впечатление. Десять тысяч бутылок водки выпито, а старик все еще умеет хранить секреты. Это чертовски впечатляет.

— Он может, - согласился Ласка. — Он ничего не рассказывал мне о тебе. Другие мои источники на Востоке, через мой Институт прогрессивных наций, были теми, кто рассказал мне о твоей должности в СВР.

Валентин кивнул.

— Во времена моего отца мы бы отправили всех трепачей в ГУЛаг за разглашение этой информации. Теперь я просто отправлю электронное письмо во внутреннюю государственную службу безопасности с упоминанием утечки, и они отправят электронное письмо, да так ничего и не предпримут.

Двое мужчин некоторое время смотрели на камин в огромном номере. Наконец Пол сказал:

— У меня есть возможность, которая, я думаю, очень заинтересует ваше правительство. Я хотел бы предложить вам операцию. Если ваше агентство согласится, я буду работать только с вами. Больше ни с кем.

— Это касается Соединенного Королевства?

— В этом замешаны Соединенные Штаты.

— Мне очень жаль, мистер Ласка, но это не входит в сферу моей деятельности, и я здесь много работаю.

— Да, работаешь помощником резидента.    Но мое предложение сделает тебя резидентом выбранной стране. То, что я предлагаю, очень важно.

Валентин улыбнулся. Притворное веселье, но Ласка заметил блеск в глазах парня, который напомнил ему об отце в молодые годы.

Валентин Коваленко спросил:

— Что вы предлагаете, мистер Ласка?

— Не что иное, как уничтожение американского президента Джека Райана.

Валентин поднял голову.

— Зачем? Ради своего друга Эдварда Килти?

— Вполне. Райан будет избран. Но у меня есть надежда, что он не войдет в Овальный кабинет, чтобы начать свой второй срок.

— Вы возлагаете на это большие надежды. Дайте и мне повод разделить эту надежду.

— У меня есть личное дело, приобретенное частным образом… досье, если хочешь, на человека по имени Джон Кларк. Я уверен, ты знаешь, кто он такой.

Валентин склонил голову набок, и Ласка попытался, но не смог понять смысл этого жеста. Русский сказал:

— Возможно, я знаю это имя.

— Ты такой же, как твой отец. Недоверчивый.

— В этом отношении я почти такой же, как все русские, мистер Ласка.

Пол Ласка кивнул, признавая правдивость комментария. В ответ он сказал:

— Это не потребует особой доверчивости. Джон Кларк - близкое доверенное лицо Джека Райана. Они работали вместе, и они друзья.

— Хорошо. Пожалуйста, продолжайте. Что говорится в досье?

— Кларк был наемным убийцей ЦРУ. Он выполнил приказ Джека Райана. Райан подписал за это помилование. Ты знаешь, что такое помилование?

— Верю.

— Но я думаю, что Кларк делал и другие вещи. Вещи, которые, если их вынести на свет божий, напрямую коснутся Райана.

— Какие вещи?

— Тебе нужно получить досье вашей службы на Кларка и приложить его к моему досье.

— Если бы у нас уже был такой документ, то есть досье на этого Джона Кларка, содержащее компрометирующие доказательства, не думаете ли вы, что мы бы уже воспользовались им? Возможно, во время первого президентства Райана?

Ласка отмахнулся от комментария.

— Очень быстро и незаметно ваша служба должна повторно опросить любого, где бы то ни было, кто знал этого человека или про его операции. Составьте одно большое досье, содержащее всю правду, полуправду и намеки.

— А потом?

— А потом я хочу, чтобы ты передал это кампании Килти.

— Почему?

— Потому что я не могу допустить, чтобы стало известно, кто является моим источником этой информации. Файл должен исходить от кого-то другого. Кто-то из США. Я хочу, чтобы ваши люди украсили это тем, что у вас есть, чтобы замаскировать источник.

— Людей в вашей приемной стране не осуждают за намёки, мистер Ласка.

— Они могут разрушить политическую карьеру. И более того, то, что Кларк делает прямо сейчас, должно быть раскрыто. У меня есть основания полагать, что он работает на какую-то внесудебную организацию. Совершает преступления по всему миру. И он не совершил бы этих преступлений, если бы не полное помилование, данное ему Джоном Патриком Райаном. Если мы получим достаточно информации о Кларке для Килти, Килти заставит Министерство юстиции провести расследование в отношении Кларка. Килти сделает это по своим собственным эгоистичным причинам, без сомнения. Но это не имеет значения. Важно то, что расследование обнаружит дом кошмаров.

Валентин Коваленко смотрел в огонь. Пол Ласка наблюдал за ним. Смотрел, как отблески огня отражаются от линз его очков "Мосс Липоу".

— С моей стороны это звучит просто. Быстрое пролистывание старого пыльного файла, быстрое расследование с привлечением людей из какой-то сторонней группы в качестве прикрытия, а не СВР или ФСБ. Больше вырезок, чтобы передать результаты кому-нибудь из компании Килти. Мы не будем передерживать. Но я не уверен, что есть много шансов на успех операции.

— Я не могу поверить, что ваша страна заинтересована в сильной администрации Райана.

Коваленко почти никогда не опускал руки в этом разговоре, но на последнее замечание Ласки он медленно покачал головой, пристально глядя пожилому человеку в глаза.

— Абсолютно никаких, мистер Ласка. Но... будет ли их достаточно, чтобы вывести Кларка на чистую воду?

— Успеет ли спасти Эда Килти? Нет. Возможно, даже не вовремя, чтобы предотвратить его инаугурацию. Уотергейту Ричарда Никсона потребовалось много месяцев, чтобы вырасти во что-то настолько большое и плодотворное, что это привело к его отставке.

— Совершенно верно.

— И то, что я знаю о действиях Джона Кларка, делает события Уотергейта похожими на какую-то студенческую шутку.

Коваленко кивнул. Тонкая улыбка тронула его губы.

— Возможно, мистер Ласка, я выпью глоточек бренди, пока мы будем продолжать беседу.

33

Холодным октябрьским вечером в Махачкале, Дагестан, пятьдесят пять бойцов Джамаат Шариат встретились в подвале с низким потолком с Сулейманом Муршидовым, пожилым духовным лидером их организации. Мужчинам было от семнадцати до сорока семи лет, и вместе они обладали столетним опытом ведения боевых действий в городах.

Эти люди были лично отобраны оперативными командирами, и пятеро из них сами были лидерами ячеек. Им было объяснено, что их отправят на иностранную базу для обучения, а затем они приступят к операции, которая изменит ход истории.

По словам человека, они думали, что их операция будет включать захват заложников, вероятно, в Москве, а их конечной целью будет репатриация их командира Исрапила Набиева.

Они были правы только наполовину.

Никто из этих седовласых бойцов не знал гладко выбритого мужчину, находившегося рядом с Муршидовым и его сыновьями. Для них он выглядел политиком, а не повстанцем, поэтому, когда Абу Дагестани объяснил, что он будет их лидером в операции, они были ошеломлены.

Георгий Сафронов горячо беседовал с пятьюдесятью пятью мужчинами в подвале; он объяснил, что их конечная цель будет раскрыта им в свое время, но сейчас все они летят на грузовом самолете в Кветту, Пакистан, откуда отправятся на север, в лагерь. Там, объяснил он, они пройдут трехнедельную интенсивную подготовку у лучших мусульманских боевиков в мире, людей, имевших за последнее десятилетие больше боевого опыта, чем даже их братья в соседней Чечне.

Все пятьдесят пять человек были рады узнать это, но им было трудно смотреть на Сафронова как на своего лидера.

Сулейман Муршидов увидел это и ожидал этого, поэтому он снова обратился к группе, пообещав им всем, что Георгий - дагестанец, и его план и его жертва принесут Северному Кавказу больше пользы в ближайшие два месяца, чем Джамаат Шариат смог бы сделать без него в ближайшие пятьдесят лет.

После заключительной молитвы пятьдесят пять человек загрузились в микроавтобусы и направились в аэропорт.

Георгий Сафронов хотел поехать с ними, но генерал Иджаз, его пакистанский партнер в этом начинании, счел это слишком опасным. Нет, Сафронов должен был лететь коммерческим рейсом в Пешавар по документам, составленным пакистанской разведкой, и там его заберут Иджаз и его люди и доставят прямо в лагерь близ Миран-шаха.

Предполагалось, что в лагере Георгий будет тренироваться вместе с другими мужчинами. Он не будет так искусен в обращении с оружием, не будет в такой физической форме или не будет таким закаленным в боях сердцем. Но он будет учиться, он будет укрепляться и закаляться.

Он надеялся, что заслужит уважение людей, которые прожили свою взрослую жизнь, сопротивляясь русским в Махачкале и ее окрестностях. Нет, они никогда не будут смотреть на него так, как на Исрапила Набиева. Но они будут подчиняться Абу Дагестани и выполнять приказы Сафронова. И если бы он мог научиться боевым навыкам в Пакистане, которые были бы необходимы в предстоящей борьбе, подумал Сафронов, возможно, они увидели бы в нем настоящего командира, а не просто сочувствующего их делу попутчика.

Джек Райан-младший припарковал свой желтый "Хаммер" напротив дома Мелани Крафт в начале восьмого. Она жила на Принцесс-стрит в Александрии, прямо по дороге от дома детства Роберта Э. Ли, рядом с бывшим домом Джорджа и Марты Вашингтон, на той части улицы, которая все еще была вымощена булыжником времен до революционной войны. Райан оглядел красивые старые дома, удивленный тем, что государственная служащая в возрасте двадцати пяти с небольшим лет может позволить себе жить здесь.

Он нашел ее дверь и сообразил. Мелани жила по адресу красивого кирпичного дома в георгианском стиле, да, но она жила в каретном домике на задворках сада. Это все еще была довольно милая берлога, но снаружи он увидел, что ее жилище было чуть больше гаража на одну машину.

Она пригласила его войти. Он убедился, что квартира действительно была крошечной, но она содержала ее в чистоте.

— Мне нравится твой дом.

Мелани улыбнулась.

— Спасибо. Мне он тоже нравится. Я бы никогда не смогла себе это позволить без посторонней помощи.

— Помощи?

— Моя старая университетская профессорша замужем за агентом по недвижимости; им и принадлежит дом. Он был построен в 1794 году. Она сдает мне этот каретный сарай примерно за столько, сколько я заплатила бы за обычную квартиру в этих краях. Он крошечный, но это все, что мне нужно.

Джек бросил взгляд на карточный столик в углу. На нем лежал МакБук Про и массивная стопка книг, блокнотов и разрозненных печатных страниц. Райан заметил, что некоторые книги были напечатаны арабским шрифтом.

— Это НКТЦ с юга? - спросил он с улыбкой.

Она усмехнулась, но быстро схватила пальто и сумочку и направилась к двери.

— Ну что, пойдем?

Джек решил, что на этом грандиозная экскурсия закончилась. Во всяком случае, с того места, где он стоял, он мог видеть все, кроме ванной. Он последовал за ней к двери, в прохладный вечер.

До Кинг-стрит было десять минут ходьбы, и по дороге они болтали о старых зданиях. Там было много других людей, которые шли на ужин и обратно в этот субботний вечер.

Они вошли в ресторан, и их провели к романтическому столику на двоих с видом на улицу. Когда они принялись за меню, Джек спросил:

— Ты бывала здесь раньше?

— Честно говоря, нет. Мне неприятно это признавать, но я не часто ужинаю вне дома. Двадцатипятицентовые крылышки на ужин у "Мерфи" - слишком большая трата времени для меня.

— С крылышками никаких проблем.

Джек заказал бутылку "Пино нуар", и они, болтая, внимательно изучили меню.

— Значит, ты был в Джорджтауне, - Мелани произнесла это как утверждение.

Райан улыбнулся.

— Ты знаешь это потому, что Мэри Пэт рассказала тебе, потому что ты погуглила меня, или потому, что ты работаешь в ЦРУ и знаешь все на свете?

Она слегка покраснела. “Я была в Университете. Я видела тебя несколько раз на мероприятиях в городе. Я думаю, ты был на год старше меня. Тебя было трудно не заметить, когда рядом с тобой все время был этот большой парень из Секретной службы.

— Майк Бреннан. Он был мне вторым отцом. Отличный парень, но он отпугнул многих. Он - мое оправдание скучной светской жизни в колледже.

— Хорошее оправдание. Я уверен, что у знаменитости есть свои недостатки.

— Я не знаменитость. Меня никто не узнает. У моих родителей были деньги, но я точно не был воспитан с серебряной ложкой во рту. В старших классах и колледже у меня была летняя работа, я даже какое-то время работал на стройке.

Мелани сказала:

— Я просто говорила об атрибутах, связанных со знаменитостью. Я не утверждала, что ты не заслуживаешь успеха.

— Извини, - сказал Джек. — На этом фронте мне не раз приходилось защищаться.

— Я понимаю. Ты хочешь, чтобы тебя ценили за твои собственные таланты, а не за то, кто твои родители.

— Ты очень проницательна, - сказал Джек.

— Я аналитик, - она улыбнулась. — Вот и анализирую.

— Может быть, нам обоим стоит просмотреть меню, пока официант не вернулся.

Улыбка Мелани стала шире.

— О-о-о. Кто-то пытается сменить тему?

— Чертовски верно.

Теперь они оба рассмеялись.

Принесли вино, Джек попробовал его, и официант налил им обоим.

— За Мэри Пэт.

— За Мэри Пэт.

Они чокнулись бокалами и улыбнулись друг другу.

— Итак, - спросил Джек, - расскажешь мне о ЦРУ?

— Что ты хочешь знать?

— Больше, чем ты можешь мне рассказать, - он на мгновение задумался.

— Ты когда-нибудь жила за границей?

— Ты имеешь в виду - от Агентства?

— Да.

— Было дело.

— Где? - он спохватился. — Прости. Ты не можешь сказать мне, где именно, не так ли?

— Извини, - сказала она, пожимая плечами.

Джек увидел, что, хотя она жила жизнью аналитика разведки всего пару лет, ей было комфортно с секретами.

— Ты говоришь на иностранных языках?

— Да.

Джек начал было спрашивать, не засекречено ли и это, но она ввела его в курс дела.

— Масри - египетский арабский третьего уровня, французский второго уровня, испанский первого уровня. Не о чем писать домой.

— Сколько уровней всего?

— Извини, Джек. Я редко выхожу из дома, - посмеялась над собой она. — Я не часто общаюсь с людьми вне государственной службы. Это называется шкалой ILR, Межведомственного языкового круглого стола. Существует пять уровней владения языком. Третий уровень означает, в основном, базовый, то есть у меня нормальный уровень речевой функции, но я допускаю небольшие ошибки, которые не влияют на понимание слушателем языка, на котором я говорю.

— А первый уровень?

— Это значит, что я неряха.

Она снова рассмеялась.

— Что я могу сказать? Я выучила арабский, живя в Каире, и испанский в колледже. Нет ничего лучше, чем необходимость говорить на языке, чтобы получать пищу, и тем самым способствовать его изучению .

— В Каире?

-Да. Папа был атташе военно-воздушных сил; мы провели пять лет в Египте, когда я училась в средней школе, и еще два года в Пакистане.

— Как там было?

— Мне нравилось. В детстве было тяжело переезжать, но я бы не променяла это ни на что в мире. К тому же я выучила арабский, что оказалось очень полезным.

Джек кивнул.

— Полагаю, при твоей работе так и есть.

Ему понравилась эта девушка. Она не важничала, не пыталась быть чрезмерно сексуальной или всезнающей. Очевидно, что она была очень умна, но в то же время относилась к этому с долей иронии.

И ещё она была очень сексуальна, и это было совершенно естественно.

Он не раз замечал, что она, казалось, снова переводит разговор на него.

— Итак, - сказала она с игривой улыбкой. — Рискну предположить, что ты живешь не в каретном сарае площадью четыреста квадратных футов, который субсидирует твой бывший профессор.

— У меня есть квартира в Коламбии. Это недалеко от работы. И недалеко от моих родителей в Балтиморе. А как же твоя семья?

Официант принес салаты, и Мелани начала рассказывать о ресторане. Джек задавался вопросом, обладала ли она просто одним из тех умов, которые имели привычку переходить к разным темам во время разговоров, или же она пыталась избежать темы своей семьи. Он не мог сказать, что это было, но многое пропускал мимо ушей.

Они вернулись к теме работы Джека. Он объяснял свою работу в "Хендли Ассошиэйтс" в самых скучных общих выражениях, какие только можно вообразить, не совсем лживых, но его объяснение изобиловало пробелами и секретами.

— Итак, - спросила она. — Когда твой отец снова станет президентом, за тобой повсюду будут следовать сотрудники Секретной службы. Это вызовет проблемы в вашем офисе?

Ты и понятия не имеешь, подумал Джек про себя. Он улыбнулся. — Ничего такого, к чему бы я не привык. Я отлично сдружился с парнями из моей охраны.

— И все же. Разве не душновато?

Джеку хотелось напустить на себя невозмутимый вид, но он сдержался. Она задавала ему честный вопрос и заслуживала прямого ответа.

— Вообще-то, да. Это было тяжело. Я не жду этого с нетерпением. Если мой папа станет президентом, я поговорю с ним и с мамой. Я веду довольно скромную жизнь. Я собираюсь отказаться от охраны.

— Это безопасно?

— Да, конечно. Я не волнуюсь, - он улыбнулся поверх своего бокала. — Разве вас, ребят из ЦРУ, не учат, как убить человека ложкой?

— Что-то вроде этого.

— Отлично. Ты можешь прикрывать мне спину.

— Я тебе не по карману, - сказала она со смехом.

Ужин был превосходным; беседа была веселой и текла своим чередом, за исключением того момента, когда Джек попытался еще раз расспросить Мелани о ее семье. Она так же мало рассказывала о семье, как и о ЦРУ.

Они вместе отправились домой после десяти; пешеходов на улицах поубавилось, и с Потомака дул холодный ветер.

Джек проводил ее по дорожке к двери ее крошечной квартирки.

— Мне было весело, - сказала Мелани.

— Мне тоже. Мы можем как-нибудь повторить?

— Конечно.

Они подошли к двери.

— Послушай, Джек. Мне лучше сразу покончить с этим. Я не целуюсь на первом свидании.

Райан улыбнулся.

— Я тоже.

Он протянул руку, которую она медленно взяла, стараясь скрыть изумление и смущение на лице.

— Доброй ночи. Я еще дам о себе знать.

— Я надеюсь на это.

Дом Найджела Эмблинга находился в центре Пешавара, недалеко от массивной и древней крепости Бала-Хисар, которая своими девяностофутовыми стенами возвышается над городом и землями вокруг него.

В городе кипела жизнь, но дом Эмблинга был тихим и чистым, идиллическим оазисом растений и цветочных композиций, журчания фонтанов во внутреннем дворе и запаха старых книг и полироли для мебели в очень британском кабинете на втором этаже.

Эмблинг сидел рядом с Дрисколлом за широким столом в его кабинете. Напротив них тридцатипятилетний майор Мохаммед аль-Даркур был одет в гражданскую одежду западного образца - коричневые брюки и черную рубашку на пуговицах. аль-Даркур пришел один к Эмблингу, чтобы встретиться с человеком, которого он принял за офицера ЦРУ. Он сделал все возможное, чтобы установить подлинность человека, которого ему представили как Сэма, но Дрисколл отклонил его вопросы о других офицерах ЦРУ, с которыми аль-Даркур сталкивался, работая с УМР.

Это пошло на пользу Дрисколлу. По мнению аль-Даркура, ЦРУ слишком поддерживало элементы пакистанской разведки. Элементы, о которых знал аль-Даркур, активно работали против них. Он считал ЦРУ и, соответственно, Америку наивными и слишком готовыми доверять тем, кто на словах отстаивал общие ценности двух организаций.

Тот факт, что Сэм, похоже, работал вне рамок американской разведки, уже окопавшейся в Пакистане, и то, что Сэм, похоже, подозревал самого аль-Даркура, только укрепили мнение пакистанского майора об этом человеке.

— Я сделал все, что мог, чтобы разобраться с этим парнем, Реханом, - сказал Эмблинг. — Он чертова загадка.

Сэм согласился.

— Мы тоже стараемся со своей стороны. Он проделал огромную работу по заметанию следов в своей карьере. Похоже, он только что материализовался в качестве высокопоставленного сотрудника СПО, работающего на УМР.

— Нелегко сделать это в СБ. Эти ребята обожают свои церемонии, их всегда фотографируют и награждают той или иной безделушкой за тот или иной поступок. Они научились помпезности и обстоятельности у нас, англичан, и я могу сказать с небольшой долей гордости, что мы демонстрируем себя военными, как никто другой.

— Но фотографий Рехана нет?

— Несколько есть, но сделаны они много-много лет назад, когда он был молодым офицером. Иначе он просто кровавая тень.

— Но больше нет. Что изменилось?

— Именно это мы с Мохаммедом и пытаемся выяснить.

Аль-Даркур сказал:

— Упомянутая единственная причина, о которой я могу думать, заключается в том, что его для чего-то готовят. Генерал-лейтенант, глава УМР, возможно, когда-нибудь даже глава Сил Безопасности. Я полагаю, что он работает над переворотом, но, конечно, он не слишком известен, чтобы самому взять бразды правления в свои руки. Похоже, он всю свою карьеру был шпионом, что не характерно для военных. Большинство служащих в УМР просто отправляются туда на несколько лет. Они не профессиональные шпионы, а профессиональные солдаты. Я сам был коммандос в Седьмом батальоне Группы специальных служб, прежде чем прийти в УМР. Но Риаз Рехан, похоже, полная противоположность. Он провел несколько с лишним лет в звании лейтенанта и капитана регулярной СПО в полку Азад Кашмир, но с тех пор, похоже, он играл какую-то роль в Межведомственной разведке, хотя они держали это в строжайшем секрете даже от остальной части УМР.

— Он носит бороду? - спросил Дрисколл, имея в виду исламиста в их рядах.

— Только по ассоциации я подозреватб, что это правда. Его благодетели во главе армии и разведывательных служб, безусловно, исламисты, хотя Рехан никогда не появляется ни в одной мечети и ни в одном списке участников тайных собраний, которые всегда проводят бородачи. У меня под стражей были заключенные из враждебных джихадистских группировок, и я спрашивал их, должен признать, довольно агрессивно, знали ли они Рехана по Объединенной Разведслужбе. Я убежден, что никто из них этого не делает.

Дрисколл вздохнул.

— Итак, каков следующий шаг?

Теперь аль-Даркур немного просветлел.

— У меня есть две части информации, с одной из которых ваши люди могут мне помочь.

— Великолепно.

— Во-первых, мои источники выяснили, что генерал Рехан, помимо своего офиса в нашей штаб-квартире в Исламабаде, также работает на конспиративной квартире в Дубае.

Дрисколл склонил голову набок.

— Дубай?

— Да. Это финансовый центр Ближнего Востока, и его департамент, скорее всего, занимается там банковским обслуживанием своих зарубежных операций, но это само по себе не является причиной для того, чтобы он там работал. Я думаю, что он и его высокопоставленные сотрудники отправляются туда, чтобы устроить заговор против самого Пакистана.

— Интересно.

— На моем посту в Объединенном разведывательном бюро у меня нет ни возможностей, ни средств для расследования его деятельности за пределами наших границ. Я подумал, может быть, вашей организации, с ее почти безграничным охватом, захочется посмотреть, что он делает в Дубае.

— Я передам это по цепочке командования, но я вполне уверен, что они захотят осмотреть его конспиративную квартиру.

— Превосходно.

— А другая информация?

— Это другое направление я смогу рассмотреть с помощью своих собственных средств. Недавно я узнал об операции, в которой замешаны департамент Рехана и сеть Хаккани. Я уверен, вы знакомы с Хаккани?

Дрисколл кивнул.

— Джалалуддин Хаккани. Его силы контролируют большие участки пограничной территории Пакистана и Афганистана. Он связан с талибаном, управляет многотысячной сетью и убил сотни наших солдат в Афганистане, а также еще сотни местных жителей в результате взрывов, ракетных и минометных обстрелов, похищений с целью получения выкупа и так далее, и тому подобное.

Аль-Даркур кивнул.

— Джалалуддин - пожилой человек, поэтому его сын, Сирадж, сейчас возглавляет организацию, но в остальном вы все правильно поняли. У меня под стражей находится заключенный, курьер сети Хаккани, которого я захватил в Пешаваре после того, как он встретился с лейтенантом УМР, который является известным сторонником исламистов. Он сказал моим следователям, что УМР работает с боевиками сети Хаккани в их лагере недалеко от Миран-шаха.

— Над чем работает?

— Об этом курьер не в курсе, но он знает, что в лагере ожидают иностранные силы, и люди УМР и Хаккани будут обучать этих чужаков.

— УРК? Аль-Каида?

— Он точно не знает. Я, однако, намерен выяснить, кто они такие и что делают.

— Как ты это сделаешь?

— Я пойду послезавтра, и сам буду следить за дорогой в лагерь. Конечно, у нас есть база в Миран-Шахе, но люди Хаккани знают об этом. Время от времени они выпускают минометные снаряды, но в остальном продолжают заниматься своими делами. Но у нас также есть несколько конспиративных квартир по всему городу, в основном на юге. Силам Сираджа Хаккани известно о некоторых из них, поэтому мы их больше не используем, но мои агенты установили местонахождение на дороге Бойя — Миран-Шах, и так получилось, что это недалеко от того места, где, по словам заключенного, находится тренировочный лагерь .

— Отлично. Когда мы отправляемся?

—Мы, Сэм? - спросил аль-Даркур, приподняв брови.

Вмешался Эмблинг.

— Не валяй дурака, парень.

Сэм пожал плечами.

— Я бы хотел увидеть это сам. Без обид. Я расскажу в своем офисе о Дубае, но я здесь. С таким же успехом я мог бы пойти с тобой, если ты не против.

— Это будет небезопасно. Это Миран Шах; там нет американцев, я могу вам это обещать. Я отправлюсь туда с тщательно отобранной командой коммандос заррарской специальной службы, людьми, которым я безоговорочно доверяю. Если вы придете, я могу обещать вам, что я и мои люди будем в такой же опасности, как и вы, так что вы выиграете от нашего стремления к самозащите.

Это заставило Дрисколла улыбнуться.

— Меня устраивает.

Эмблингу это совсем не понравилось, но Сэм уже принял решение.

Двадцать минут спустя Дрисколл сидел на прохладной веранде на крыше дома Эмблинга, одной рукой попивая чай, а в другой держа спутниковый телефон. Устройство, как и все спутниковые телефоны Хендли Ассошиэйтс, было оснащено чипом, который содержал пакет шифрования АНБ первого типа, обеспечивающий его безопасность. Только человек на другом конце провода мог слышать Дрисколла.

На другом конце провода ответил Сэм Грейнджер.

— Сэм, это Сэм.

— Что скажешь?

— Контакт с УМР кажется надежным. Не собираюсь ничего обещать, но у нас может быть зацепка по Рехану и его деятельности.

Дрисколл рассказал Грейнджер о конспиративной квартире в Дубае.

— Звучит невероятно, если это правда.

— Может быть, стоит послать туда ребят, - предложил Сэм Дрисколл.

— Разве ты сам не хочешь поехать? - несколько удивленно спросила Грейнджер.

— Я отправляюсь с майором и командой его парней из Группы спецслужб в Северный Вазиристан на небольшую СР.

— СР?

— Стратегическую разведку.

— На территории Хаккани?

— Понятное дело. Но я буду на товарищеских матчах. Все должно быть в порядке.

В разговоре возникла пауза.

— Сэм, ты тот, чья голова на кону, и я знаю, что ты не безрассуден. Но все же… вы окажетесь, так сказать, во чреве зверя, не так ли?

— Я буду в такой же безопасности, как и люди из ГСС вокруг меня. Кажется, у них с головой все в порядке. Кроме того, нам нужно знать, чем занимается УМР в этом лагере. Любые доказательства присутствия Рехана или его людей там будут критически важны, если нам понадобится позже передать информацию об этом парне разведывательному сообществу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы получить фотографии и переслать их вам.

Грейнджер сказал:

— Я не знаю, понравится ли это Хендли.

— Давай попросим прощения, а не разрешения.

— Как я уже сказал, это твоя голова.

— Вас понял. Я свяжусь с вами, когда вернусь в Пеш. Не переживай, если какое-то время от меня не будет вестей, это может занять неделю или две.

—Я понимаю. Удачи!

Город Миран-Шах - столица Северного Вазиристана, который находится в пределах находящихся под федеральным управлением племенных территорий западного Пакистана, недалеко от афганской границы. Этот район не находится под контролем пакистанского правительства в Исламабаде, хотя здесь находится небольшая база пакистанских сил обороны, которая часто подвергается нападениям.

Город и регион, включая районы, простирающиеся далеко за несущественную афганскую границу на западе, находятся под контролем сети Хаккани, крупной повстанческой группировки, тесно связанной с движением "Талибан".

Джалалуддин Хаккани сражался с русскими в Афганистане в 1980-х годах и стал полевым командиром, набиравшим силу и размах. Его сыновья пошли по стопам своего отца и приложили руку практически ко всем аспектам жизни здесь, в Северном Вазиристане, которые не были уничтожены американскими беспилотными летательными аппаратами, патрулировавшими небо над головой в ожидании, когда его расчистят для запуска ракеты.

Их международный охват, десятки тайных лагерей повстанцев и тесные связи с пакистанской разведывательной службой сделали семью Хаккани естественным партнером Риаза Рехана на протяжении многих лет. Он использовал их территорию и объекты для подготовки боевиков и оперативников для миссий в Индии и Афганистане, и недавно он снова обратился к ним с просьбой о помощи в подготовке большой группы иностранных боевиков для выполнения миссии.

Руководство Хаккани удовлетворило просьбу Объединенного разведывательного управления направить людей, и сам Рехан прибыл, чтобы наблюдать за начальными этапами обучения.

Несмотря на то, что у российского предпринимателя-ракетчика Георгия Сафронова не было никакой военной или повстанческой подготовки, он был лидером подразделения сил Джамаат Шариат, которое прибыло в лагерь Хаккани близ Бойи, к западу от Миран-Шаха, на третьей неделе октября. С ним был человек, которого он знал как генерала Иджаза, а также его подразделение из пятидесяти пяти дагестанских повстанцев. Огромный отряд иностранцев был снаряжен силами Хаккани и расквартирован в большом пещерном комплексе, вырытом на склонах холма.

Большая часть самих тренировок проходила в искусственных пещерах и под крышами из гофрированной жести, выкрашенными под грязь и сельскохозяйственные угодья, чтобы не привлекать внимания американских беспилотных летательных аппаратов, но некоторые командные тактические тренировки действительно проводились в полях и на склонах холмов. Беспилотники не были невидимыми; были размещены специально обученные наблюдатели, которые следили за "глазами Америки" в небе. Но беспилотники были достаточно скрытными, чтобы сам Рехан приказал сети Хаккани уделять максимальное внимание не качеству подготовки вражеских боевиков, а поддержанию безопасности операции.

Рехана на самом деле не волновало, обладают ли дагестанские повстанцы талантами, необходимыми для захвата и удержания космодрома в Казахстане. Нет, вместо этого его интересовала только их способность преуспеть в выполнении миссии здесь, в Пакистане, которую им необходимо было предпринять, чтобы получить контроль над двумя ядерными боеголовками. Если они потеряли половину своего числа во время выполнения этой миссии, это не имело большого значения для Рехана.

Его единственной заботой было то, чтобы мир узнал, что ядерные бомбы были украдены из-под носа пакистанцев иностранными террористами. Он был уверен, что это приведет к распаду пакистанского правительства в течение нескольких дней или недель.

Сеть Хаккани серьезно отнеслась к приказу Рехана усилить меры безопасности. Они заслали шпионов в деревни и кварталы между Миран-Шахом и Бойей, высматривая всех, кто интересуется перемещением людей и материалов. В Северном Вазиристане мало что происходило без ведома Хаккани, но теперь не было практически ничего, что могло бы избежать обнаружения могущественными силами.

Пуштунские боевики обнаружили, что дагестанские бойцы неплохо владеют оружием и являются чрезвычайно мотивированными личностями. Но им не хватало сплоченности подразделений, и это было то, что люди Хаккани выработали в силу необходимости за то десятилетие, что они сражались с силами коалиции на границе.

Единственным членом подразделения, который не умел обращаться с оружием и вообще не умел держать себя в руках в физическом смысле, был их командир. Сафронов взял себе боевой псевдоним Магомед Дагестани, Мохаммед-дагестанец, но, хотя теперь у него было имя, которое выражало его намерения, ему не хватало каких-либо боевых навыков, подтверждающих это. Но он был умен и стремился учиться, поэтому талибы в пещерном комплексе постепенно научили его обращаться с пистолетами, винтовками, гранатометами и ножами, и к концу первой недели он уже прошел долгий путь.

Рехан то появлялся в лагере, то покидал его, проводя время то дома в Дубае, то в офисе в Исламабаде, то в пещерном комплексе. Все это время Рехан призывал дагестанцев сохранять мотивацию к предстоящей тяжелой работе, а Сафронова оставаться сильным и преданным делу.

34

<Третьи и заключительные президентские дебаты прошли в Лос-Анджелесе, в павильоне Эдвина У. Поли в кампусе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Это было более формальное мероприятие, чем предыдущая встреча; на этот раз двое кандидатов будут за кафедрами перед группой вопрошающих, репортерами крупных средств массовой информации, а также одной из телеграфных агенств.

Это был открытый форум; у мероприятия не было определенной темы, предполагалось, что, естественно, будут обсуждаться самые важные проблемы за последние три недели кампании. Теоретически, всё свелось бы к нескольким темам, которые привлекли пристальное внимание кандидатов, но на самом деле, кроме нескольких вопросов об экономической помощи иностранным государствам, массовом увеличении военных расходов Китая и повышении цен на газ, на переднем крае оставалась единственная тема.

Решение президента судить Саифа Ясина в федеральной системе привлекло львиную долю внимания, так же как и громкое несогласие с этим кандидата Джека Райана.

Вместе с темой эмира, естественно, возникла тема Пакистана. Правительство Исламабада в течение последнего десятилетия ежегодно получало миллиарды долларов от Соединенных Штатов, одновременно работая вразрез с американскими военными и разведывательными усилиями, и безопасное убежище, в которое превратился западный Пакистан, оказало большую помощь и утешение организациям, совершавшим террористические злодеяния по всему миру. План Килти повлиять на Пакистан с целью восстановления и оказания реальной поддержки интересам США заключался, по сути, в удвоении усилий. Хотя он пригрозил прекратить помощь Исламабаду, если ситуация не улучшится, скрытое финансирование и поддержка УМР и СБ фактически возросли, поскольку Белый дом пытался подкупить командиров и ведомства, которые имели влияние на стратегию.

План Райана, как и большинство его идей по сравнению с идеями Килти, резко контрастировал. Когда репортер AP спросил участников дискуссии, что бы он сделал с уровнем финансирования пакистанской разведки и военных служб, он лаконично ответил:

— Сократите их. Сократите расходы и используйте часть этих денег для поддержки наших больших друзей и союзников в регионе, в Индии.

Он говорил это во время предвыборной кампании в течение некоторого времени, и его избивали за это в средствах массовой информации. Американская пресса представила его поддержку Индии вместо Пакистана как разжигание старого конфликта путем усиления США одной державы за счёт другой, несмотря на реплику Райана о том, что Пакистан поддерживает терроризм против Соединенных Штатов, в то время как Индия этого не делает.

— Конечно, мы хотим поддержать наших друзей и держаться подальше от поддержки наших врагов. Пакистан не обязательно должен быть нашим врагом, - сказал он в камеры в павильоне Поли, — но это был их выбор. Когда я вернусь в Вашингтон, я перекрою этот кран поддержки до тех пор, пока Исламабад не покажет нам, что они могут контролировать свои побуждения и бороться с исламским терроризмом в Индии и на Западе.

Следующкй была вашингтонская корреспондентка СиБиЭс, которая спросила Райана, как можно наказать весь Пакистан за действия нескольких агентов-мошенников из УМР.

Райан медленно кивнул, прежде чем ответить.

— У УМР нет агентов-мошенников. Это мошенническое агентство.   Мой оппонент говорит, что проблема заключается в отдельных людях или отдельных подразделениях. Я с этим не согласен. Откровенно говоря, изгои в УМР - это те, кто на нашей стороне. УМР и армия - наши враги, за исключением ограниченного числа людей, ограниченного числа подразделений, которые являются нашими друзьями. Нам нужно найти этих негодяев и сделать все возможное, чтобы поддержать их иными способами, нежели просто бесконтрольно направлять миллиарды долларов в казну пакистанского правительства. Это проверка благосостояния сторонников террора, и это, дамы и господа, десятилетняя стратегия, которая не принесла желаемых результатов.

Опровержение Килти было коротким.

— Президент Райан поддержал Пакистан на сумму в несколько миллиардов долларов, когда был президентом.

На что Джек, заговорив, хотя и вне очереди, сказал:

— И в этом я был неправ. Мы все были такими, и мне неприятно это признавать, но я не буду придерживаться провальной политики только для того, чтобы скрыть тот факт, что я совершил ошибку.

Журналисты удивлённо смотрели на Райана. Кандидат в президенты, признающий ошибку, был им чужд.

Следующий вопрос был от СиЭнЭн, корреспондент спросила обоих кандидатов о судебном процессе над эмиром. Килти повторил свою поддержку этого процесса и попросил Райана объяснить ему, почему именно, по его мнению, Министерство юстиции не сможет активно преследовать мистера Ясина в судебном порядке.

Райан посмотрел в камеру, подняв брови.

— Президент Килти, я принимаю ваш вызов. За последние двадцать лет мы привлекли к суду нескольких террористов в федеральной системе. Некоторые из этих судебных преследований были более успешными, чем другие. Многие дела, по которым генеральному прокурору не удалось добиться обвинительного приговора, касались обвиняемых, которых представляла мощная команда юристов, которые, по мнению многих ученых-юристов, нарушали правила в защиту своих клиентов. Теперь американская система правосудия не смогла бы выжить без энергичной защиты, но многие из этих адвокатов защиты перешли черту.

Это произошло в мое дежурство, так что я был очень близок к работе моего генерального прокурора, и я видел, что делали эти адвокаты защиты, и меня от этого тошнило.

У эмира будет не так много таких адвокатов защиты, и вы можете подумать, что это хорошо, леди и джентльмены, но это не так, потому что девять из этих адвокатов, которые защищали террористов, убивших тысячи американцев дома и на полях сражений, сейчас работают в Министерстве юстиции. Если эти люди, все беззастенчивые защитники террористов, являются частью государственного обвинения, а адвокаты самих террористов являются беззастенчивыми защитниками террористов, то кто же тогда может быть защитником американского народа?

Ноздри Килти раздулись от негодования.

— Что ж, мистер Райан. Вы продолжаете называть этих подсудимых "террористами". Они считаются террористами ещё до того, как их осудили. Я не знаю, виновен ли кто-нибудь из этих людей, и вы тоже.

Райан ответил, снова превратив модерируемую дискуссию в свободную беседу:

— Один из мужчин, которого защищали люди, которые сейчас представляют Соединенные Штаты в деле Министерства юстиции против эмира, сказал со свидетельского места, на самом деле он кричал это, и это была цитата из стенограммы судебного процесса. "Я надеюсь, что джихад продолжится и поразит сердце Америки, и будут использованы все виды оружия массового уничтожения". Разве мы не можем поверить этому человеку на слово, что он враг нашей нации? Террорист?

Килти отмахнулся от этого и ответил. Ведущий потерял всякий контроль.

— Ты не юрист, Джек. Иногда люди говорят необдуманные вещи; это не делает их виновными в преступлении, за которое их судят.

— Необдуманные? Кричать, что вы надеетесь, что Америка будет уничтожена, - это "необдуманно", господин президент? Совершенно верно, вы же юрист.

Толпа рассмеялась.

Джек быстро поднял руку.

— Ничего не имею против адвокатов. Некоторые из моих лучших друзей - юристы. Но даже они рассказывают самые едкие адвокатские анекдоты.

Снова смех.

Райан продолжил:

— Теперь, леди и джентльмены, я прощу вас за то, что вы не знали об этом террористе, его вспышке гнева и том факте, что девять его адвокатов сейчас работают в администрации Килти. Вы будете прощены, потому что в то время в средствах массовой информации было очень мало упоминаний об этом.

Но меня беспокоит, господин президент, что девять членов вашей администрации работали на защиту террористов. Сейчас они занимают влиятельные посты в нашем правительстве, где привносят те же извращенные чувства в свою работу, которая, в конечном счете, является национальной безопасностью Соединенных Штатов. А затем, когда предлагается создать военную комиссию, вы и ваши люди говорите, что эти подсудимые могут добиться справедливого судебного разбирательства только в федеральном суде. Я думаю, что большинство американцев были бы обеспокоены этим, — он посмотрел на группу журналистов, сидевших перед ним, — если бы они только знали об этом.

Джеку также хотелось подмигнуть Арни ван Дамму, который прямо сейчас потянулся бы за "Маалоксом". Арни снова и снова говорил Джеку не настраивать против себя прессу, потому что это не выглядело по-президентски.

Плевать, как это выглядит, решил Джек. Они этого добиваются.

— Генеральный прокурор президента Килти недавно сделал комментарий — опять же, это был комментарий, о котором по какой-то причине не сообщила основная пресса, — что ФБР посадило Капоне в тюрьму за уклонение от уплаты налогов, и, возможно, нам следует изучить аналогичные способы судебного преследования террористов, которых мы захватили на поле боя, потому что их поимка явно не соответствовала верховенству закона. Вы согласны с этим, президент Килти? Знаете ли вы или ваше Министерство юстиции, сколько захваченных террористов подали декларации о подоходном налоге в США в прошлом году?

Килти изо всех сил старался сдержать ярость, но его лицо покраснело под гримом. Он ответил:

— Мой оппонент считает, что есть один тип правосудия для "нас" и другой тип правосудия для "них".

— Если под "ними" вы подразумеваете "Аль-Каиду", Революционный совет Омейядов, или любую из ряда группировок, которые намерены уничтожить нас… тогда да, это то, во что я верю. Они заслуживают своего дня в суде, шанса защитить себя, но они не заслуживают всех без исключения прав, предоставляемых гражданам Соединенных Штатов.

Мохаммед аль-Даркур, Сэм Дрисколл, три капитана УМР и дюжина коммандос из Заррара вылетели с базы пакистанских ВВС в Пешаваре в четыре часа утра на турбовинтовом транспортном самолете Y-12. Пилот повел их на юго-восток, над горами Хайбер и Куррам, и, наконец, в Северный Вазиристан.

Они приземлились на единственной полезной взлетно-посадочной полосе Миран Шаха, и местные силы немедленно погрузили их в бронетранспортер, чтобы отвезти через темный город в военный форт.

Через несколько секунд после въезда в главные ворота базы аль-Даркур, Дрисколл, три капитана и два отделения солдат погрузились в четыре тяжелых грузовика с брезентовыми сиденьями, и они выехали прямо из задних ворот комплекса. Если бы какие-либо шпионы сети Хаккани наблюдали за приходами и уходами сил СПО в городе, это сбило бы их со следа. Рядом с фортом наверняка были шпионы, и УМР разработала определенные контрмеры, чтобы избавиться от любого наблюдения, которое они засекли, прежде чем отправиться в одно из своих конспиративных квартир.

На рассвете четыре грузовика с доставкой покатили обратно через город, миновали аэропорт на запад и разъехались по разным дорогам. Каждый грузовик заезжал на другой небольшой огороженный участок в другой части города, и люди, находившиеся внутри машин, вылезали наружу, а затем забирались в новые грузовики. Наблюдатели на крышах жилых комплексов наблюдали, не заметили ли их посетители за собой "хвостов", и, когда они сочли, что улицы свободны от наблюдателей Хаккани, передали по рации сигнал "все чисто" новым грузовикам. Люди, заранее расставленные на конспиративной квартире, снова открыли ворота, и новые, вымытые грузовики уехали.

Четыре машины по отдельности проехали сквозь утреннее движение на юг, а затем каждая машина, с интервалом примерно в пять минут, выехала из Миран-Шаха. Дрисколл оказался в кузове третьего грузовика; он был закутан в шаль, чтобы скрыть свои западные черты лица, но он выглянул из нее и увидел вооруженных людей, идущих по улицам, разъезжающих на мотоциклах и выглядывающих из окруженных стенами зданий. Это были исключительно боевики Хаккани; их были тысячи, и хотя у СПО здесь был крошечный аванпост, а у УМР было несколько конспиративных квартир, Миран-Шах был городом Хаккани.

Когда они ехали дальше на юг, выезжая из города на возделанные поля, Сэму показалось, что он слышит позади себя стрельбу из автоматического оружия. Он подозвал одного из солдат, ехавших с ним в грузовике, пытаясь выяснить, знает ли тот об источнике пожара. Но молодой солдат только пожал плечами, как бы говоря: "Да? Кто-то стреляет, ну и что?"

Грузовик Дрисколла повернул на запад по дороге Бойя — Миран-Шах, он ехал вдоль крутых скал, делал повороты и поднимался с шумом двигателя, который давал понять американскому оператору, что машина напрягается от усилий. Наконец, сразу после семи утра, грузовик свернул с дороги, поднялся по крутой каменистой тропинке, которая вела к поселку на плоской площадке на крутом склоне холма, а затем въехал в открытые парадные ворота.

Два других грузовика уже были там, припаркованные в гараже на две машины напротив главных ворот. Аль-Даркур, два капитана и одно из двух отделений службы безопасности собрались вместе в пыльном дворе и начали оживленно разговаривать на урду. Дрисколл понятия не имел, в чем проблема, пока Мохаммед сам не подошел к нему.

— Другой грузовик уничтожен. Их атаковали в центре города. Один из моих капитанов был ранен в запястье, а солдат ранен в живот. Они вернулись на базу, но не думают, что солдат выживет.

— Мне очень жаль.

Аль-Даркур похлопал Дрисколла по плечу.

— Тем не менее, мы справились. Поздравляю. Раньше я собирался позволить тебе только сидеть и наблюдать, пока мы выполняем работу. Но сейчас мне нужна твоя помощь.

— Просто скажи мне, что тебе нужно.

— Мы установим наблюдение на дороге. Лагерь находится всего в трех километрах к западу, и все, кто едет туда из аэропорта или города Миран-Шах, должны проезжать по дороге под нами.

Шестеро солдат присоединились к шестерым мужчинам, которые уже находились на территории комплекса, и образовали неприметный кордон безопасности, в то время как аль-Даркур, Дрисколл и два капитана УМР использовали окно в коридоре второго этажа в качестве наблюдательного пункта. Они установили пару камер дальнего действия и сняли матрасы с кроватей в других комнатах, чтобы вести наблюдение с минимальными перерывами.

Аль-Даркур приказал одному из своих капитанов принести в коридор большой сундук и поставил его рядом с матрасом Дрисколла.

— Мистер Сэм, - произнес аль-Даркур со своим певучим пакистанским акцентом.— Прав ли я, предполагая, что у вас за плечами военная карьера до ЦРУ?

— Да, я служил в армии.

— Может быть, спецназ?

— Возможно.

Аль-Даркур улыбнулся.

— Несмотря на то, что вы мой гость, я бы чувствовал себя лучше, если бы вы облачились в снаряжение, которое приготовил для вас мой капитан.

Дрисколл заглянул в багажник и нашел американскую винтовку М4 с оптическим прицелом Trijicon ACOG мощностью 3,5 л.С., оригинальный нагрудный ремень для специального снаряжения с кевларовой и стальной броней, восемь дополнительных магазинов к винтовке, шлем и служебный ремень с 9-миллиметровым пистолетом "Глок" и дополнительными магазинами.

Он посмотрел на майора и подмигнул.

— Я бы тоже чувствовал себя лучше.

Дрисколл оделся. Было приятно нести то, что, по сути, было тем же снаряжением, которое он использовал в "Рейнджерс". Облачившись в боевое снаряжение, он посмотрел на аль-Даркура и показал ему поднятый большой палец.

Аль-Даркур сказал:

— Теперь мы пьем чай и ждем.

35

В воскресенье после дебатов Бентон Тайер в одиночестве прогуливался по парковке Чеви Чейз Клаб, одного из старейших и лучших загородных клубов в округе Колумбия. Несмотря на то, что еще не было полудня, он был весь день одет в широкие клетчатые брюки с трикотажем Холлас и нарочито несочетающуюся тартановую плоскую кепку Иан Поултер, Бентон только что покинул свою четверку, сделав всего девять лунок. Покончив с последними дебатами, он взял первую половину воскресного отпуска, чтобы немного погулять на свежем воздухе в этот морозный осенний день, но ему нужно было вернуться в город и вернуться к работе. Как руководителю предвыборной кампании президента Эдварда Килти, ему пришлось бы подождать с некоторыми исследованиями после 6 ноября

Направляясь к своему белому внедорожнику "Лексус", Бентон сказал себе, что у него, вероятно, будет много свободного времени после 6 ноября. Не только потому, что выборы закончатся, но и потому, что его кандидат проиграет, а это означало, что его перспективы в государственном секторе в Вашингтоне будут нулевыми, а возможности в частном секторе здесь будут ограничены из-за того, что он не сможет сохранить Овальный кабинет за своим боссом.

Ни один уважающий себя руководитель предвыборной кампании не сдается публично за три недели до дня выборов, и на понедельник у Тайера было запланировано пять радиопередач и девять телеинтервью, когда он уверенно заявит прямо противоположное тому, что, как он знал, является правдой, но сорокачетырехлетний мужчина, одиноко идущий по парковке, не был идиотом. Если бы Джека Райана не поймали со спущенными до лодыжек штанами возле детского сада, всё было бы ясно, и выборы закончились.

Тем не менее, он считал себя хорошим солдатом, и утром ему нужно было подготовиться к выступлениям в средствах массовой информации, поэтому он отправился на работу.

Садясь в свой "Лексус", он заметил маленький конверт из плотной бумаги, засунутый под дворник на лобовом стекле. Он высунулся, схватил послание и сел обратно в машину. Подумав, что кто-то из членов клуба, должно быть, оставил это для него - в конце концов, территория была огорожена и охранялась, - он не раздумывая разорвал пакет.

Внутри не было ни записки, ни каких-либо указаний на то, кто оставил посылку. Но то, что он нашел, было маленьким флэш-накопителем.

Если бы Бентон Тайер был где-нибудь в другом месте, в торговом центре, на подъездной дорожке, возвращаясь к своей машине из офиса в штаб-квартире предвыборной кампании, он взял бы неизвестный и непрошеный пакет, подобный этому, и выбросил бы его в урну.

Но здесь все было по-другому. Он решил взглянуть на это, когда приступит к работе.

Два часа спустя Тайер переоделся в брюки цвета хаки, рубашку с открытым воротом, темно-синий блейзер, мокасины на босу ногу и сел за стол в своем кабинете. Флешка была ненадолго забыта, но сейчас он держал ее в руках, вертел взад-вперед, ища хоть какой-нибудь намек на то, кто ее передал. Еще мгновение поколебавшись, он сел и начал подключать дисковод к своему ноутбуку, но остановил себя, снова заколебавшись. Он беспокоился о таинственном диске, содержащем вирус, который мог либо повредить его аппарат, либо каким-то образом украсть с него данные.

Секундой позже Тайер вошел в большой открытый чердак, служивший "боевой комнатой" вашингтонского предвыборного штаба. Вокруг него десятки мужчин и женщин работали за компьютерами, телефонами, принтерами и факсами. Оживленную деятельность подпитывал длинный ряд кофейников на покрытых скатертью столах у стены слева от него. Там, за ближайшим столиком, девушка студенческих лет наполняла свою экологичную дорожную кружку горячим кофе.

Тайер не знал эту девушку; он не потрудился узнать имена более чем пяти процентов лучших сотрудников.

— Ты, - сказал он, указывая пальцем.

Молодая леди вздрогнула, когда поняла, что он обращается к ней. Кофе выплеснулся из ее кружки.

— Да, сэр? - нервно ответила она.

— У тебя есть ноутбук?

Она кивнула.

— За моим столом.

— Возьми его и принеси мне сюда.

Он снова исчез в своем кабинете, а студентка колледжа поспешила сделать, как ей было сказано. Треть зала, находившаяся в пределах слышимости разговора, прекратила работу и уставилась на женщину, которая схватила свой "Макинтош" и бросилась обратно в кабинет Тайера, как будто они смотрели на осужденного преступника, направляющегося на виселицу.

Бентон Тайер не спросил девушку, как ее зовут и чем она занимается. Вместо этого он велел ей вставить флэш-накопитель в свой "МакБук Про" и открыть папку. Она сделала это слегка дрожащими пальцами, которые все еще были липкими от пролитого сладкого кофе. Когда единственная папка открылась, обнажив несколько файлов, Тайер приказал ей подождать снаружи.

Юная леди была счастлива услужить.

Теперь, убедившись, что флэш-накопитель не повредит его собственный компьютер, Бентон Тайер начал просматривать файлы, которые были тайно доставлены ему.

Не было ни объяснения, ни электронной версии титульного листа. Но файл назывался "Джон Кларк". Тайер знал пару парней по имени Джон Кларк, это было распространенное имя, но когда он открыл файл и увидел серию фотографий, он понял, что не знает этого типа.

Затем он начал листать страницы с данными об этом человеке. Что-то вроде досье. Личная история. Военно-морской флот США. Команда морских котиков. Командование военной помощи, Группа исследований и наблюдений во Вьетнаме. Тайер понятия не имел, что это такое, но для него это звучало чертовски подозрительно.

Затем ЦРУ. Отдел специальных мероприятий.

Целенаправленные убийства. Санкционированные тайные операции.

Тайер пожал плечами. Ладно, этот парень - шпион, притом жутковатый, но почему меня это должно волновать?

Затем были изложены подробности конкретных операций. Он быстро просмотрел их. Можно было сказать, что это не документы ЦРУ, но они, похоже, содержали подробную информацию о карьере Кларка в агентстве.

Это был сложный информационный хаос. Информация, которая могла быть кому-то интересна - Хьюман Райтс Вотч, Амнести Интернешнал. Но - Бентон Тайер? Просмотр уже ему наскучил. Он вел внутренний диалог с таинственным человеком, который передал ему эту флешку. Господи. Как будто мне не насрать. Переходи к делу.

Затем он остановился. Да? В этом весь смысл?

Фотографии с Кларком и младшим Джоном Патриком Райаном. Подробности их отношений, длящихся четверть века.

Итак, парень стар, и он бывший сотрудник ЦРУ. Райан также стар и тоже бывший сотрудник ЦРУ. Они знали друг друга? Это все, что у тебя есть, таинственный человек?

А затем, после краткого описания работы Джона Кларка в "Радуге", появился единственный документ, который казался неуместным. Обвинение в убийстве, совершенном Кларком в Германии тридцать лет назад.

Почему этого нет на своем месте по хронологии?    Тайер внимательно прочитал это. Из всей имеющейся информации у него сложилось впечатление, что информация поступала из источника за пределами Соединенных Штатов.

Он перелистнул к следующей странице.

Документ с подробным описанием президентского помилования, тайно данного Кларку за убийства, совершенные в ЦРУ.

"Итак..." Тайер пробормотал что-то себе под нос. "Глава ЦРУ Райан приказывает Кларку убивать людей, а затем президент Райан постфактум документирует преступления".

"Срань господня!"

Тайер снял трубку телефона, нажал пару кнопок.

— Это Тайер. Мне нужно увидеть его сегодня вечером, как только он вернется с аэродрома "Марин Уан" и появится в Белом доме.

36

Движение на дороге Бойя — Миран-Шах было слабым в течение всего дня, а ночью его вообще практически не было видно. Несколько транспортных средств, талибы на мотоциклах и несколько ярко раскрашенных автобусов с маленькими зеркалами, свисающими с боков, как рождественские украшения. Но люди на наблюдательном пункте не увидели ничего необычного. Мохаммед аль-Даркур сказал, что его заключенный упомянул, будто бы офицеры УМР прибывали в этот район на самолетах, а это означало, что они должны были приземлиться в Миран-Шахе, и им пришлось ехать по этой дороге, чтобы добраться до лагеря.

Но за первые тридцать шесть часов наблюдения Дрисколл и остальные ни к чему не пришли.

Тем не менее аль-Даркур фотографировал каждую проезжавшую мимо машину. У него не было возможности быть уверенным, что какой-нибудь высокопоставленный офицер УМР, даже сам генерал Риаз Рехан, не переоденется пастухом коз, чтобы отправиться в тренировочные лагеря Хаккани, поэтому после того, как каждая машина проезжала их позицию, аль-Даркур и его люди просматривали изображения в высоком разрешении.

Но до сих пор они не видели никаких признаков того, что УМР или даже какие-либо иностранные силы, если уж на то пошло, действовали в этом районе.

Сразу после полуночи Дрисколл устанавливал камеру ночного видения на треноге, обращенной к дороге, в то время как трое других мужчин лежали на своих койках в коридоре позади него. Минуту назад проехал дребезжащий автобус; поднятая им пыль все еще висела в воздухе над шоссе Миран Шах - Бойя.

Сэм на мгновение протер глаза, а затем оглянулся.

Он тут же плотнее прижался лицом к окуляру оптического прицела. Там, на дороге под ним, остановились четыре затемненных пикапа, и с задних сидений выбрались мужчины. У них были винтовки, их одежда была черной, и они крадучись поднимались по каменистому склону холма прямо к конспиративной квартире УМР.

— Наших бьют! - крикнул Дрисколл.

Мгновение спустя Мохаммед был рядом с ним с рацией в руке. Он воспользовался биноклем, увидел около дюжины человек в сотне ярдов под ними и повернулся к одному из своих капитанов.

— Свяжись с базой. Скажи им, что нам нужна срочная эвакуация, немедленно!

Его подчиненный направился к рации, а аль-Даркур повернулся к Дрисколлу.

— Если мы поедем на грузовиках, они уничтожат нас из РПГ по дороге.

Но Сэм не слушал - он думал.

— Мохаммед, зачем им так нападать?

— Что ты имеешь в виду?

— Они должны знать, что мы следим за дорогой. Почему они пошли к дороге, в низину, а не на возвышенность позади нас?

Аль-Даркур задумался, но лишь на мгновение.

— Мы уже окружены.

— Совершенно верно. Под нами блокирующие силы; атака будет нанесена с...

Задняя стена комплекса содрогнулась от взрыва. Он был в тридцати ярдах от того места, где аль-Даркур и Дрисколл стояли в коридоре, но все равно сбил их с ног.

Майор УМР начал выкрикивать команды в рацию и снова поднялся на ноги. Сэм схватил свою M4 и побежал к лестнице, перепрыгивая через три ступеньки за раз, бросаясь навстречу врагу, который, должно быть, пытался проломить заднюю стену.

Сэм спустился на первый этаж и продолжил бежать к задней части здания. В комнате слева от него он миновал двух бойцов 7-й команды. Они направили лучи своего оружия в окно первого этажа, заливая восточную часть комплекса белым светом, отчаянно пытаясь найти цели. Дрисколл продолжал двигаться к выходу на заднюю территорию, отчаянно надеясь, что часовые, выставленные у задних ворот, все еще сражаются, удерживая людей Хаккани зажатыми в окружающих кустах и холмах.

Перед конспиративной квартирой послышалась грохочущая перестрелка, когда враг продвигался по скалам вверх по склону к главному входу.

Когда Сэм на полной скорости помчался к открытой задней двери, готовясь броситься через черную, как смоль, территорию к воротам, голос аль-Даркура раздался из динамика рации. Теперь он говорил по-английски.

— Сэм! Наши часовые не контролируют заднюю стену. Враг, должно быть, уже внутри комплекса!

Инерция Дрисколла занесла его в дверной проем, пока он обрабатывал эту информацию. Он не успел сделать и пяти футов в ночи, когда в двадцати метрах впереди от ворот замелькали яркие вспышки света, и гулкие выстрелы из автомата Калашникова эхом отразились от внешних стен дома. Дрисколл споткнулся в пыли, повернулся и, пригнувшись, отступил к дверному проему.

Дверной косяк разлетелся в щепки от пуль боевиков Хаккани, но Сэму удалось вернуться внутрь и пройти по коридору, не получив ни одной раны. Там его встретил аль-Даркур; он все еще кричал в свою рацию. Оба мужчины высунулись из-за угла и сделали несколько выстрелов в темноту ночи. Ни один из них не думал, что сможет подавить атаку парой очередей из штурмовой винтовки, но они надеялись произвести какое-то впечатление на любого, кто думал, что они могут просто ворваться в открытую заднюю дверь и беспрепятственно пройти по коридору.

Аль-Даркур выкрикнул Сэму в ухо после того, как дал еще несколько очередей в узком коридоре.

— Я вызвал вертолет с базы в Миран-Шахе, но силы быстрого реагирования будут готовы только через пятнадцать минут.

— Недостаточно быстро, - сказал Сэм, опускаясь на колени, выглядывая из-за угла и выключая свет в холле.

— Пройдет минут тридцать, а то и больше, прежде чем они прибудут.

Дрисколл вынул пустую обойму из своей винтовки, затем заменил её полностью заряженным магазином из нагрудного кармана. Приближающаяся стрельба со всех сторон теперь усилилась, и крики по связи, хотя Дрисколл и не мог разобрать слов, создавали впечатление, что само здание вот-вот будет захвачено.

— Судя по всему, у нас нет и тридцати минут. Сколько у вас осталось людей?

Аль-Даркур снова включил рацию, чтобы выяснить, в то время как Дрисколл лег ничком в углу коридора, затем медленно перекатился на правое плечо, пригибаясь к коридору по направлению к задней двери, при этом ствол его оружия исследовал местность в поисках угроз. Он ничего не мог разглядеть в темноте, поэтому включил оружейный фонарь на боковой планке M4. Двести люменов яркого белого света мгновенно заполнили коридор, осветив двух боевиков Хаккани, бесшумно пробиравшихся к позиции Сэма. Они были ослеплены лучом, но все равно подняли оружие.

Дрисколл нажал на спусковой крючок своей М4, выпустив дюжину автоматных очередей туда и обратно по двум мужчинам. Они умерли до того, как кто-либо из них успел отреагировать.

Новые вспышки выстрелов в темноте ночи снаружи заставили Сэма вернуться за угол, где он снова перезарядил винтовку.

— У меня в живых шесть человек, - сказал Мохаммед.

Сэм кивнул, перезаряжая оружие.

— Хорошо. Есть шанс, что мы сможем добраться до грузовиков в гараже на восточной стороне?

— Мы должны попытаться, но дорога будет перекрыта людьми Хаккани.

— Кому нужна дорога?

Дрисколл выхватил из нагрудного ремня осколочную гранату, выдернул чеку, а затем незаметно швырнул ее в коридор, как крошечный шар для боулинга. Мохаммед аль-Даркур и Сэм Дрисколл бросились к бойцам, сражавшимся у восточного окна, когда взрыв пробил дверной проем.

Две минуты спустя группа из восьми боевиков Хаккани, атаковавших снизу, прошла через ворота и поднялась по подъездной дорожке с юго-восточной стороны комплекса. Четверых своих они отравили позади : одного мертвого, убитого выстрелом в живот из окна второго этажа вражеской конспиративной квартиры, и еще троих раненых: одного в результате перестрелки и двоих от ручной гранаты, брошенной с холма часовым у ворот, который сам был застрелен секундой позже.

Но теперь восемь выживших находились в двадцати метрах от гаража. Дверь была открыта, внутри было темно, поэтому бойцы приближались тихо и медленно, в то время как их товарищи вели огонь по зданию с другой стороны. Если бы им удалось проникнуть в здание через дверь здесь, в гараже, они могли бы, пригибаясь, чтобы избежать огня со стороны своих войск, прочесать строение и уничтожить все оставшиеся там силы.

Когда мужчины подошли на расстояние десяти ярдов от входа в гараж, их лидер смог разглядеть только два больших грузовика, припаркованных внутри. Его ночное зрение было практически испорчено из-за того, что он расстрелял несколько магазинов из своего автомата Калашникова, поэтому, когда он двинулся вперед, ему пришлось прищуриться, чтобы найти дверь внутри.

Все восемь человек миновали два грузовика, нашли дверь, ведущую в здание, и вошли внутрь, выстроившись в шеренгу, пригибаясь и прислушиваясь к угрозам.

Как только восемь человек Хаккани исчезли из гаража, Сэм Дрисколл, Мохаммед аль-Даркур, два офицера УМР и четверо заррарских коммандос тихо выбрались из-под грузовика, расположенного дальше всех от двери. Водитель, аль-Даркур и еще трое забрались в переднюю часть машины, в то время как Сэм и еще двое остались в задней части гаража. Как только Сэм услышал, что водитель тихо отпустил ручной тормоз, он и двое мужчин изо всех сил подтолкнули грузовик сзади. Нос машины уже был ориентирован под уклон, поэтому, как только они вытолкнули грузовик из гаража, он начал быстро набирать скорость. Сэм и двое мужчин еще раз сильно толкнули, затем запрыгнули в заднюю часть крытой платформы.

Водитель не включал двигатель и фары. Единственным звуком, издаваемым темной машиной, был скрип по каменистой подъездной дорожке, когда она все быстрее и быстрее спускалась с холма. У водителя был только очень слабый свет от затянутого тучами неба, который указывал ему дорогу к главным воротам, и если он промахивался на несколько футов вправо или влево, грузовик врезался бы в стену, и тогда им пришлось бы завести двигатель, давая всем, кто все еще находился на склоне холма или на дороге внизу, точно знать, где они находятся.

Но водитель проехал через ворота, грузовик теперь катился быстрее, и водителю приходилось заставлять колеса поворачиваться влево и вправо, используя всю силу верхней части тела. До дороги внизу оставалось еще сотня ярдов по крутым склонам из вонючего гравия, и тропинка петляла и сворачивала все время вниз.

Они выбрались из самого комплекса, где к этому времени сосредоточилось большинство вражеских орудий, но кто-то на склоне холма либо услышал, либо увидел грузовик, когда он был всего в двадцати ярдах от ворот. Крик, затем серия воплей, а затем, наконец, перестрелка положили конец скрытной части плана Сэма Дрисколла. Он крикнул с заднего сиденья водителю, чтобы тот забыл о попытках удержаться на гравийной дороге, теперь все дело в том, чтобы как можно быстрее убраться подальше от стрельбы, независимо от того, где остановился грузовик и в каком состоянии он был, когда добрался туда. Водитель съехал с дороги, используя инерцию своего большого тяжелого грузовика, чтобы повести себя и своих пассажиров вниз в темноте.

Со всех сторон от летящего объекта находились люди Хаккани, но большинство из них не могли выстрелить, не задев своих товарищей. Несколько человек все-таки открыли огонь, и позиция Сэма в кузове грузовика была обстреляна патронами калибра 7,62. Один человек, находившийся рядом с ним, был убит выстрелом в голову, другой получил две пули в левый бицепс и левое плечо, а Сэм получил пулю прямиком в защитную стальную пластину SAPI (вставка от стрелкового оружия) в нагрудном кармане бронежилета. Удар опрокинул его на пол как раз в тот момент, когда огромный крытый грузовик мощно врезался в большой валун и взлетел в воздух на несколько футов. Тело почти обезглавленного заррарского солдата перекатилось вместе с Сэмом в заднюю часть машины. Грузовик продолжал катиться вниз по склону холма, его снова и снова подбрасывало, и водителю пришлось сосредоточить все свои силы на том, чтобы держать грузовик направленным вниз по склону, чтобы он не свернул вбок и не перевернулся.

Они были всего в двадцати ярдах или около того от дороги, когда Мохаммед увидел, как еще несколько боевиков сети Хаккани вышли из темноты и открыли огонь по мчащемуся грузовику. Один мужчина держал в руках РПГ.

Не было никакой возможности поразить его из кабины грузовика; это было бы невозможно, даже если бы их не колотило и не трясло во все стороны из-за того, что они катились по каменистому склону, но в таком случае не было смысла даже пытаться наставить на бойца ствол.

Вместо этого он крикнул назад:

— Сэм! РПГ, справа, двадцать метров!

— Понял!

Мохаммед аль-Даркур не мог видеть американца позади себя, поэтому он никак не мог знать, что Дрисколл поднял свой M4, оперся на тент и взялся за перекладину. Когда машина выехала на главную дорогу и резко свернула влево, чтобы объехать припаркованный пикап Хаккани, Сэм выскочил из задней части машины, одной рукой направил винтовку на дорогу и выпускал полный магазин на тридцать патронов при любом движении, которое он замечал в темноте. Реактивная граната вспыхнула и полетела в его сторону, но светящаяся боеголовка, не причинив вреда, улетела высоко в ночное небо.

Пулеметная очередь с другой стороны дороги лязгнула по металлическим частям большого грузовика, когда он повернул на восток и направился обратно в Миран-Шах. Сэм попытался забраться обратно в грузовик, чтобы стать как можно более компактной мишенью. Его ноги соскользнули, и он обнаружил, что висит на перекладине, держась за брезентовую обшивку кузова. Он отпустил винтовку, чтобы ухватиться за перекладину обеими руками, и его оружие повисло на перевязи у него на шее. Пока он боролся за то, чтобы вернуть свои ботинки в машину, единственный выживший спецназовец, сидевший с ним сзади, выстрелил из своего М4 вверх по склону холма, откуда они только что приехали. Ответный огонь противника мерцал, как светлячки, на скалистом холме.

Именно в этот момент в кабине автомобиля длинная очередь трассирующих пуль калибра 7,62 миллиметра пробила лобовое стекло, разбив стекла слева и справа от майора. Обжигающие пули попали в нагрудник капитана УМР слева от аль-Даркура, затем со звоном отскочили от стали его собственного бронежилета и, наконец, вонзились в шею водителя. Однако тот умер не мгновенно. С бульканьем и шипением воздуха он схватился за рану на шее и скорчился от боли. При этих движениях большой грузовик немедленно свернул вправо и съехал с дороги, снова покатившись вниз по склону к сухому руслу реки внизу.

Сэм успел упереться обеими ногами в кузов грузовика, когда машина дернулась вправо и взлетела в воздух, прежде чем снова начать резкое снижение на высокой скорости. Движение развернуло Сэма вбок, сильно швырнуло его о борт машины, и затем он выпустил металлическую перекладину.

Американец выпал из грузовика всего в двадцати ярдах или около того от дороги, а большая машина продолжала катиться с холма.

37

Мохамед аль-Даркур сделал все возможное, чтобы справиться с мчащимся грузовиком, перегнувшись через мертвого водителя и схватившись за руль. Это было легче сказать, чем сделать, поскольку шлем Мохаммеда слетел, и теперь при каждом ухабе, по которому проезжали колёса, его голова врезалась прямо в металлический потолок кабины. Он чувствовал, как кровь стекает по лицу, но не мог вытереть ее до того, как она залила ему глаза, потому что руль нужно было держать обеими руками.

Наконец они выровнялись на дне высохшего русла реки. Ему даже удалось повернуть колесо настолько, чтобы уберечь их от большинства известняковых пород, которые скопились там за тысячи сезонов дождей. Он все еще слышал выстрелы вдалеке, но ему потребовалось время, чтобы нажать на тормоз, а затем дождаться, пока его капитан выедет с левой стороны грузовика и, находясь под огнем сверху, заберется справа, заталкивая мертвеца на среднее сиденье. Капитан сел за руль, а аль-Даркур метнулся к левому окну, нашел свою винтовку на полу грузовика и выстрелил по вспышкам света на холме, когда грузовик умчался на восток.

Аль-Даркур остро осознавал, что не слышал выстрелов ни одного из бойцов в кузове грузовика. Он беспокоился о своих людях и об американце, которого обещал защищать ценой своей жизни, но пути назад уже не было. Они должны были добраться до базы самостоятельно, и только тогда они могли что-либо сделать, чтобы помочь раненым или всем, кто остался позади.

Сэм медленно приходил в себя. Его тело было свернуто в кучу и лежало рядом с небольшим валуном. Он не почувствовал никакой непосредственной боли, но пробыл здесь достаточно долго, чтобы знать, что совершенно определенно ранен. Падение из грузовика, движущегося на такой скорости, причинило бы ему боль, независимо от того, замаскировал бы это адреналин, бурлящий в его крови прямо сейчас, или нет.

Он оставался неподвижным там, где лежал, и смотрел, как большой грузовик продолжает спускаться по склону холма. Люди над ним на дороге открыли по нему огонь; они еще не видели Дрисколла, и он надеялся, что сможет пока полежать здесь, в темноте, дождаться, пока люди Хаккани уйдут, а потом сесть и оценить свои ранения.

Над ним, на дороге, стрельба стихла, когда грузовик умчался прочь и исчез в высохшем русле реки. Он слышал, как боевики забирались в грузовики и уезжали, и слышал, как другие, скорее всего боевики Хаккани, стонали от боли. Он понятия не имел, сколько выживших было на холме над ним, но не сомневался, что в районе вокруг комплекса, выше по склону от дороги, все еще были боеспособные вражеские стрелки.

Теперь руки Дрисколла шарили по телу; он чувствовал кровь на руках и лице, но мог двигаться без боли. Затем он медленно поднял ноги, по одной за раз, и обнаружил, что они в рабочем состоянии. Он потянулся к сухой грязи и кустарнику, нащупывая кончиками пальцев свою винтовку, но оружие вырвалось из рук, когда он выпал из грузовика. Однако пистолет все еще висел у него на бедре. Он знал это, потому что оружие вонзилось ему в нижние ребра.

Убедившись, что он может передвигаться, он огляделся в темноте. В пятидесяти ярдах к западу от холма виднелась невысокая рощица, и он подумал, что мог бы попытаться проползти там по-тихому, чтобы найти укрытие до рассвета.

Как раз в этот момент луч фонарика с дороги наверху осветил деревья. Другой луч скользнул на восток, слева от Дрисколла. Лучи прожекторов беспорядочно шарили по склону холма, возможно, в поисках кого-нибудь, кто выпал из убегающего грузовика.

Сэм не двигался; он мало что мог сделать, кроме как надеяться, что луч не упадет на него, пока он там лежал. По крайней мере, ему хотелось, чтобы его рука лежала на рукоятке пистолета "Глок 17", но даже для совершения этого небольшого подвига потребовалось бы больше движений, чем он был готов совершить.

Огни прошли над ним, а затем остановились на какой-то точке на холме слева от него и еще ярдах в двадцати дальше. Люди на дороге начали кричать, не было никаких сомнений, что они что-то видели.

Черт, подумал Сэм. Если стрелки Хаккани начнут спускаться с холма, у него не останется выбора, кроме как...

А затем какое-то движение прямо там, где остановились лучи фонарика. Одинокий спецназовец ГСС, который находился в кузове грузовика вместе с Дрисколлом, когда тот съехал с дороги, встал и открыл огонь из своей M16. Его, должно быть, тоже вышвырнули вон, но теперь его заметили, он знал это, и у него не было другого выбора, кроме как кричать во весь голос. Дрисколл увидел, что стрелок ранен; кровь покрывала его одежду и снаряжение и ярко блестела в направленных на него лучах белого света.