Подставь крыло ветру

~~~

Сегодня утром на улицах Парижа, как и каждый год, в один и тот же день и в одно и то же время, начали трезвонить все колокола. На набережной Турнель, между собором и рестораном «Тур д’Аржан» собралась толпа: журналисты, политики, владельцы магазинов, государственные служащие, пенсионеры и студенты. Некоторые надели свои лучшие костюмы и украшения. Другие нарядились ярко, нацепили на голову красные перья или раскрасили лица, как на карнавале. В общем, полное разнообразие, но все веселились одинаково. Духовые оркестры играли известные мелодии, били барабаны, дули в трубы, и парижане пили и танцевали, обнимались и смеялись, поскольку раз в год — только раз — им было это дозволено.

А вот я всегда держался подальше от этого праздника. Потому что традиционные праздники мне не по душе, кроме тех, которые я придумал, чтобы скрасить серость собственной жизни. К тому же меня мало волнуют окружающие, меня нервирует толпа. «Совместное существование» напоминает мне удушающее замкнутое пространство, от которого нужно держаться на расстоянии любой ценой. При этом я не могу отрицать, что испытываю любопытство, наблюдая за людьми, внимательно их изучая, но не смешиваясь с ними. И вот в то утро я, как и миллионы французов, включил радио, чтобы следить вполуха за происходящим.

К тому времени, когда прозвучал ежегодный сигнал о начале Большой охоты, голос ведущего осыпал нас всяческой информацией. Мы узнали то, что уже давно было известно: возраст жертвенной птицы (семь недель), ее вес (три килограмма) и время, когда ее будут выпускать (десять часов утра). Выпускали птицу на верхнем этаже «Тур д’Аржан», старейшего ресторана в мире.

Именно в этом ресторане задолго до того, как правительство присвоило его себе, придумали выпускать уток. Этот некогда известный лишь немногим посвященным обычай превратился теперь в некий церемониальный катарсис и пользовался огромной популярностью. За несколько лет Праздник Утки стал главной традицией, потеснив массовые развлечения, спортивные мероприятия и военные парады, которые стали слишком дорогими. Его отмечали каждый год осенью, накануне Дня всех святых, в тот самый день, когда двадцать лет назад началась великая эпидемия.

В этот день в нашем отныне пуританском обществе, в котором не приветствуются дебоши, как будто резко ослабляли гайки. Для многих парижан это была редчайшая возможность немного расслабиться. Это был также способ увековечить память о прошлом, вспомнить об усопших. Для кого-то, включая самых молодых, это был способ как раз о прошлом позабыть, не думать о мертвых и радоваться жизни шумно, выпивая, богохульствуя и сыпя непристойностями, ликовать и пребывать в эйфории. Вместо больших беспорядков, которые часто происходили в стране, особенно в Париже, наш вечный президент, который и заложил эту традицию, пошел на обычно удававшуюся ему авантюру: будем кутить весело и добродушно, как он выразился, — это лучше, чем восстание или резня.

Так что Праздник Утки стал чем-то вроде народного гуляния. Взяв пример с античных оргий или традиционных феерий Байонны[1], людям позволяли предаваться разврату в течение ограниченного времени. После окончания охоты, вечером, парижские колокола возвещали об окончании праздничного беспредела, и все расходились по домам ужинать. Так что утром звучал сигнал, призывающий к беспорядку, а вечером — сигнал к возвращению спокойствия.