Подземные тропы

Глава 18. Кигээл

Вокруг сомкнулась чернота, и только тусклое свечение прядей тумана, медленно выползающих из-под лап Двухвостки, немного разгоняло мглу. Флона висела в пустоте, неуверенно перебирая лапами, и никакой опоры под ней Фрисс не видел. Потом яшмовый ключ в его руке вспыхнул ярким багровым огнём, и из черноты и тумана выглянула чёрная крылатая гиена.

Точнее, это была странная помесь гиены и дракона, с длинным хвостом, усаженным шипами, и яркими золотыми глазами. Речник узнал легендарного Ункойна, демона-разрушителя. Этот Ункойн ничего не разрушал — он просто преградил дорогу путникам и задумчиво смотрел на них, свивая хвост кольцами. Фрисс протянул к нему руку с горящим анхом.

— Я пришёл по делу, страж, и мне разрешили войти, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Ункойн посмотрел на ключ, и камень медленно погас. Несколько мгновений Фрисс не видел ничего, а потом опора из-под ног пропала, и Речник вместе с Двухвосткой полетел куда-то вниз. Часть ключа осыпалась по ладони Фрисса красной пылью — так тают вещи под взглядом Ункойна, и так рано или поздно растает весь анх, но сейчас он открыл для Фрисса врата Кигээла…

Темнота разомкнулась, сменившись тускло-серым с прозеленью светом пасмурного утра, а мгновение спустя Речник свалился в вязкую чёрную жижу, чуть прикрытую сетью серебристого мха. Фонтан грязи поблизости сообщил о том, что Двухвостка тоже мимо Кигээла не пролетела. Ей повезло немного меньше — она упала на плавучий мост, но меньше всех повезло мосту — и он теперь жалобно хрустел и пытался рассыпаться на гнилые ветки и кости. "Топи Костяных Мостов. Вот и прибыли," — подумал Фрисс, выбираясь из жижи на костяной настил. Неведомо кем сооружённая гать всё-таки выдержала и Двухвостку, и Речника.

Проверив, цела ли сумка, Фрисс огляделся по сторонам. Вокруг расстилалось серебристо-чёрное болото, на поверхности которого плавали беспорядочно разбросанные мосты и настилы. Чуть дальше сгущался туман, и он же закрывал тусклое подобие солнца, освещающее странную местность. Холодный ветер свистел в ушах, но разогнать дымку он был не в силах. Если не считать ветра, над болотом стояла мёртвая тишина. Фрисс устроился на спине Двухвостки и посмотрел туда, куда уходил костяной настил. Кто их разберёт, эти дороги мертвецов, куда они ведут…

— И не оглядываться, — еле слышно пробормотал он. В Топях Костяных Мостов всё изменяется, лишь отведёшь взгляд, и бесполезно искать в них верный путь…

Двухвостка брела по костяному настилу, проседающему под её весом, чёрная грязь под паутиной блестящего мха чавкала вокруг, белесое солнце пыталось пробиться сквозь серый туман, но с места не двигалось — и очень скоро Фрисс потерял счёт времени. Ключ бессмертных защищал его от холода, зловония, голода и жажды, которые обычно терзают мёртвых в Топях, но не мог спасти от растерянности и скуки.

Неустанный ветер высушил грязь на одежде Речника и панцире Двухвостки и мелкой пылью унёс её прочь. Фриссу казалось, что ветер полирует его кожу, как пески пустыни истачивают каменные стены. Однажды с неба начали падать крупные капли, и Речник обрадовался, но увидел, подставив руку, что это не вода, а тёмная, на лету густеющая кровь. Он прикрыл лицо, чтобы не выпить ненароком "влагу" кровавого дождя. Вскоре капать перестало, и кровь на одежде путника высохла и стала пылью так же, как грязь чёрного болота.

Вдали Речник видел другие настилы и смутные силуэты существ, медленно идущих по болоту. Однажды такой настил пролёг совсем близко к пути Фриссгейна, и удалось разглядеть странников. Это были фарки — точно такие же, от каких Речник пытался защитить Урана. Фарки не видели живого — в туманах Кигээла никто никого не видит, если ключ бессмертных не освещает дорогу. А живой задумчиво качал головой. Хорошо, что по Кигээлу бредут фарки, а не Речники или жители Реки, но плохо, что война до сих пор не закончена…

Гать приподнялась и повисла на ветвях чёрных деревьев, увешанных гроздьями белых ягод. Двухвостка понюхала ягоды и отошла от них с видимой неохотой. Внизу, под настилом, неспешно плавали болотные грибы, огромные, как щиты, и обросшие белой бахромой. Фрисс тронул один из них носком сапога — гриб шустро отплыл в сторону от гати.

— Пища мертвецов… — пробормотал Речник, с тревогой глядя на мост под ногами. Здесь настил был сильно повреждён и во многих местах прохудился, кости и ветви расплелись, и жижа ползла из открывшихся прорех. А потом мост оборвался вовсе, оставив путников перед чёрной гладью болота с огромными грибами, плавающими по ней.

Фрисс переглянулся с Двухвосткой. Плыть по грязи она не хотела. Речник задумался, можно ли утонуть в мире мёртвых… от размышлений его оторвало сильное сотрясение моста. В оборванный край ткнулся гриб размером с обычную, неуменьшенную Двухвостку. Через несколько мгновений гриб отплыл в сторону и снова налетел на мост у самых ног Речника. Фрисс решил, что это приглашение, и не без опаски ступил на мохнатую шляпку. Флона, фыркая и мотая головой, последовала за ним. Без сомнения, это была очень смелая Двухвостка…

Плавучий гриб довёз путников до следующей костяной гати и скрылся в тумане, и прошло неизвестно сколько времени — может, Акен, а может, трое суток — прежде чем туман начал темнеть и сгущаться. Вскоре Фрисс оказался в плотном сплетении сияющих и чёрных прядей, клубящихся, извивающихся, текущих вокруг. Яшмовый ключ сверкнул в его руке, но ничего не разобрать было в этом свете. Речник шагнул на Границу Туманов, тот предел, из-за которого не возвращаются умершие…

Что-то следило за ним из тумана, чей-то холодный, жестокий и пристальный взгляд. Речнику невольно вспомнилась та ночь, когда Ожерелье Богини окончательно утратило силу, и когти ужаса сомкнулись на сердцах воинов Реки. Вот это существо и было тогда поблизости — Маровит, Туманный Страж, разделяющий миры живых и мёртвых…

Ключ пульсировал в ладони, как живое сердце, и по руке разливалось тепло, но вокруг стоял страшный холод, и одежда не спасала от него. Каждый шаг давался Двухвостке с трудом, она зажмурилась и даже не смела фыркать. Бог-страж был совсем рядом, и его цепкий взгляд тревожил Речника. Во власти Маровита изгнать чужаков-живых…

Фрисс высоко поднял ключ, направляя багряный свет в туманы.

— Боги Смерти дали слово, что граница для меня откроется, — сказал он, надеясь, что Маровит его слышит. — Туманный Страж никогда не нарушал обещаний.

Ключ похолодел, и туман потёк быстрее, обратился в чёрно-белый водоворот — и вдруг растаял. Двухвостка недоверчиво смотрела на выветренную каменную поверхность под своими лапами. Ничего тут не росло, даже мох не прицепился к этому камню, и всё же Фрисс порадовался твёрдой опоре. Граница Туманов осталась позади, но путь ещё был долог…

Флона понюхала воздух, радостно фыркнула и побежала, переваливаясь с боку на бок. Речник усмехнулся. Он тоже услышал плеск воды и почуял запах живых водорослей, рыбы и мокрого мха. Ещё немного — и отвесные скалы, покрытые многоцветным мшистым ковром, расступились перед Фриссом и пропустили его к бездонному озеру.

— Озеро Мшистых Гор, — кивнул Речник. — Не радуйся так, тут тебе придётся плыть!

Двухвостка ничуть не возражала — и тут же свалилась в озеро и нырнула в него с панцирем и бочкой тацвы на спине. Фрисс махнул рукой и разделся, положив вещи на камень. Воздух был тёплым, но не удушливо-жарким, а вода — прохладной, но не ледяной. И здесь было течение, хотя Речник и предположить не мог, какие реки сюда впадают…

Фрисс неохотно выбрался из озера, а Двухвостку вытащить не удалось вовсе — она так и осталась плавать у берега, время от времени оглядываясь на отставшего седока. Речник сидел у воды и видел, как разглаживаются и тают рубцы от старых ран на его теле, становятся едва различимыми… Большой ожог от драконьего огня, донимавший Речника с самой Драконии, пропал бесследно.

— Всё ли хорошо с тобой, пришелец из Орина? — голос, прозвучавший из озера, был негромким, но мох на скалах качнулся, как от сильного ветра. Речник не удивился — он уже долго ждал на берегу, и обитатели озера не могли не забеспокоиться…

— Всё хорошо, не беспокойся, хранитель, — ответил Фрисс и надел броню. — Мы готовы переплыть озеро.

— Вода удержит вас, — пообещал невидимый страж озера.

Фрисс забрался на спину Двухвостки, и она резво поплыла к далёкому берегу. Большая тень мелькнула под её брюхом, а потом Речник заметил, что Флона не перебирает лапами, а просто лежит на спине огромной рыбы, закованной в броню. Рыба-хранитель легко несла путников, а её сородичи скользили в глубине, сопровождая Речника.

— Лёгкого пути и удачного возвращения, — пожелал хранитель озера, вытолкнув Двухвостку на противоположный берег. Фрисс даже не удивился тому, что рыба говорит, а он на суше всё отлично слышит. По легендам ему всегда казалось, что голоса хранителей озера звучат только в мыслях…

— Спасибо, хранитель, — ответил Речник, провожая рыбу взглядом. Жаркий ветер дунул ему в лицо, когда он обернулся к темноте, в которую предстояло войти. Дорога, окружённая разноцветными факелами и фонарями, плавно извивалась перед ним, уходя во мрак. Отсюда начиналась Долина Факелов, над которой солнце не всходит с начала времён.

Ни светящийся анх, ни многоцветные огни вдоль обочины не могли заставить темноту отступить даже на шаг, и Фрисс ехал между двух подвижных стен мрака. То жаром, то холодом веяло из черноты, иногда издалека доносились обрывки слов, шорох и тихий смех, плеск воды и шелест свитков или травы под ветром. Но никто не встречался Речнику, он был один на этой дороге.

Бревенчатый мост дугой выгнулся под ногами, факелы отразились в чёрной воде — и узкая речушка осталась позади. Жаркий ветер прогнал мимо клубок сухой травы. Кто-то в темноте уронил чашу, и она разбилась с жалобным звоном, а следом прозвучал крепкий подзатыльник. Фрисс от неожиданности фыркнул.

— Смешно ему… — обиженно пробормотали во мраке. Речник оглянулся на голос, но, как и следовало ожидать, никого не увидел.

Всё стихло, только ветер свистел над тёмной долиной, и Фрисс ехал в одиночестве, пока с обочины не послышалась приглушённая перебранка, а потом на дорогу не вылетел жутковатый тёмно-фиолетовый демон с пылающими рогами и не встал на пути у Двухвостки, призывно размахивая пучком гигантских грибов.

Это был Шаски, страж и обитатель Кигээла, с гривой из шипящих и шевелящихся змей, облачённый в броню из костей и медных чешуй. Оружие Шаски, медный топорик на коротком древке, болталось за плечом на небрежно накинутом ремне, и в руках демон держал только грибы, похожие на рожки и флейты. Речник не мог понять, скалится Шаски или пытается дружелюбно улыбнуться, но на всякий случай остановился и показал хеску ключ бессмертных.

— Да вижу, что свой, — отмахнулся Шаски. Голос его напоминал вой ветра.

— Знаю, куда едешь. Я не мешать пришёл. Скажи, у тебя соль есть? Или ещё какие-нибудь ваши приправы? Или — ещё лучше — вино или брага?

Фрисс в растерянности заглянул в сумку.

— Соль есть. Ещё есть жижа из ягод Кууси и листьев мерфины. Браги нет.

— Славно! — Шаски схватил бутыль и трубку с солью и отдал кому-то, скрывающемуся в темноте. — Возьми, живой. Не вздумай есть! Вернёшься к себе — увидишь, во что превратится.

Он протянул Фриссу ярко-красный гриб, похожий на горн. Пока Речник в изумлении рассматривал подарок, Шаски пропал во мраке, и снова все звуки затихли. Двухвостка шла себе по дороге, гриб ни во что не превращался, и демоны больше не стремились поговорить с Речником…

Дорога расширилась, а походка Флоны стала очень неуверенной. Двухвостка поднималась на пологий холм, выложенный каменными трубками и медленно поднимающийся и опускающийся. На трубках виднелись чёрные значки неизвестной письменности, а где-то поблизости шелестели разворачиваемые свитки. Речник покинул спину Двухвостки и пошёл рядом с ней. Он входил во владения Флинса, Бога Смерти, и следовало проявить уважение к владыке.

На холме не было факелов, он сам светился изнутри, и чем выше поднимался Фрисс, тем яснее видел, что восходит на спину громадного и очень древнего дракона. Дракон, похоже, привык к мертвецам, забирающимся на его хребет, и даже не шевелился под лапами Двухвостки. Наверху в окружении корзин, набитых свитками, у наклонного стола сидел в резном кресле сам Флинс, Считающий Души, бог-шакал в доспехах из чёрной чешуи. Накидка, украшенная перьями, укрывала его плечи и шелестела при каждом движении. Флинс посмотрел на свиток, лежащий на столе, свернул его и отбросил в сторону. Прокатившись по драконьему боку, тот зацепился за трубки-чешуи и сам окаменел, став одной из них. Бог-шакал взглянул на Речника и горящий ключ в его руке и медленно кивнул.

— Фриссгейн Кегин, сын Гевелса и Айнин, Красный Речник Великой Реки, — произнёс он равнодушно. — Спускайся и иди в Кванду. Малахит укажет путь.

— Благодарю тебя, Считающий Души, — с трудом выговорил Фрисс. Тяжело было смотреть на бога смерти и стоять рядом с ним, ощущение страха и отчаяния накатывало волнами. "Ещё никто не миновал Кигээла…" — прошелестело в голове Фрисса, как сухая мёртвая трава или свитки в руках Считающего Души. Речник помедлил, набираясь храбрости. Флинс, потянувшийся было за очередным свитком, встретился взглядом с пришельцем, отложил свиток и облокотился на стол.

— Спрашивай, — бесцветным голосом сказал он, и Речник невольно вздрогнул.

— Никто, идущий этой дорогой, не миновал тебя! — сказал он, склонив голову. — Скажи, где мне искать Кессу Скенесову? Не так давно она пришла сюда, не в свой срок и в неурочный день…

Речник замолчал, оборвав свою речь на полслове. Взгляд Флинса остался бесстрастным. Повелитель мёртвых покачал головой.

— Кесса Скенесова, дочь Гевелса и Ауны, Чёрная Речница, не проходила этим путём, — сказал он. — Ни в свой черёд, ни в чужой она не приходила в Долину. Здесь её не ищи.

Фрисс открыл в растерянности рот и тут же закрыл. "Река-Праматерь… почему я сразу не спустился в то ущелье?!" — подумал он. "Теперь — только ждать. Так полагаю, она пройдёт Хесс насквозь и вернётся невредимой, что с моей помощью, что без неё. Но почему я не спустился в ущелье, Вайнег меня побери?!"

— Спрашивай дальше, — велел Считающий Души, разворачивая новый свиток и прижимая к столешнице. Живой понял, что надоел божеству — и поспешил задать новый вопрос:

— Славные Речники, Гевелс Кегин и Айнин Кегина из рода Варза — найду ли я их в Кванде?

Флинс заглянул в свиток, неохотно повернулся к Речнику и ответил:

— Эти смелые люди тоже не проходили здесь. Ты пришёл в мир мёртвых, чтобы разыскивать в нём живых? Ступай, займись своими делами в Кигээле — а потом возвращайся к живым и ищи живых среди них…

Речник судорожно вздохнул и поклонился.

— Я… очень благодарен тебе, великий страж. Очень. Прости, что оторвал от счёта душ…

Дракон под ногами человека и лапами Двухвостки лениво поднял крыло и встряхнул его, и путники снова оказались на освещённой факелами дороге посреди бескрайнего мрака. Впереди виднелась развилка, и оба пути сияли зелёным светом — но на одном сияние переливалось, как блики волн на стене, а на другом — горело ровно, неярко и сильно резало глаза. Светильники над первой дорогой были сделаны из красивейшего малахита, над другой вознеслись друзы серебристо-серых кристаллов сингита, ирренциевой руды.

"Значит, все живы, и я найду их. Флинс не станет лгать, ему ни к чему. Кесса обрадуется, если узнает, что он назвал её Чёрной Речницей…" — Фрисс помотал головой, отгоняя лишние мысли, велел Двухвостке остановиться и долго смотрел на два пути. Один определённо вёл в Кванду, оттуда уже долетал свежий речной ветер, пахло тиной, жареной рыбой и печным дымом. Другая дорога дышала сухим жаром и пахла плавленым фрилом и едкими реактивами. Фрисс, щурясь, посмотрел на прямую гладкую ленту рилкара, освещённую радиоактивными кристаллами — и направил Двухвостку по ней. Где-то впереди был загадочный сарматский мир мёртвых, вечносияющие Пустоши Васка, и Речник не мог проехать мимо и не заглянуть туда. "Вот и узнаю, правда ли, что даже в Кигээле у сарматов есть станции!" — подумал он.

У Пустошей Васка не было стен и ворот — лишь силовое поле, схожее с радужной плёнкой, трепетало под горячим ветром, несущим с той стороны клубы светящейся пыли. Фрисс видел серую равнину, земля на которой расплавилась и застыла вновь, силуэты непонятных зданий, разбросанные обломки — и сверкающие сотнями огней ветвистые мачты и полосатые трубы на горизонте. При каждом движении пылевого вихря Пустоши изменялись, и Речник ничего толком не видел, но все эти сооружения могли быть только станциями…

Двухвостка уткнулась носом в силовое поле и приветственно фыркнула. По ту сторону Фрисс увидел нескольких сарматов, облачённых в разноцветные скафандры — как будто излучение или жар ещё могли навредить им. Жутковатое оружие в их руках распыляло какое-то вещество, и клубящийся ирренций постепенно оседал, а из него вырастала громада станции, окрашенной в очень знакомые цвета. Фрисс мог бы поклясться, что это "Скорпион" — вот купола и мачты над двумя альнкитами, вот труба с тёмно-багровыми полосами… Со станцией происходило что-то странное — она то растворялась в ирренциевой пыли и сама превращалась в пыль, то собиралась по частицам и складывалась в единое целое. Сарматы терпеливо рассеивали своё вещество и негромко переговаривались. На скафандре одного из них Фрисс, как ему показалось, разглядел надпись "Скорпион" — и тут же со стыдом вспомнил Фанстона, ограбленного после смерти. "Всё-таки это его дозиметр. Надо вернуть, раз уж повстречались," — понурился Речник и громко окликнул сармата.

— Фанстон! Хаэй, Фанстон! Слышишь меня? Можешь говорить?

Сармат в багровом скафандре обернулся и медленно поднял руку в жесте приветствия. Он крикнул что-то, но свист пылевого ветра заглушил слова. Речник не видел его глаз под щитком шлема, и сам сармат норовил растаять в клубящейся пыли, но Фрисс понадеялся, что Фанстон слышит и понимает его, и поднял над головой дозиметр.

— Это твой прибор, и я пришёл вернуть его! — он шагнул к сармату — и ударился о силовое поле. Оно было прочнее любой стены и не собиралось расступаться перед человеком…

Фанстон крикнул что-то в ответ и отрицательно покачал головой. Он показал на свою руку, опоясанную широким браслетом, и на усатый прибор, встроенный в этот браслет. Фрисс понял — сармат говорит, что ему не нужен дозиметр из мира живых, в Пустошах Васка ему уже выдали новый.

— Ты не обижен на меня? — на всякий случай крикнул Речник. Сармат снова покачал головой, но тут соплеменники опустили оружие и укоризненно посмотрели на него, а потом жестами показали Речнику, чтобы он проходил мимо. Фрисс выкрикнул извинения и хотел спросить, что происходит со станцией, но тут земля под ногами шевельнулась, и Речник опомнился уже на дороге, освещённой малахитовыми фонарями. "Похоже, Флинс на меня разозлился…" — встревоженно подумал он, но не мог не оглядываться на ирренциевую дорогу и невидимые в темноте Пустоши Васка. "Интересно, беспокоят ли Владыку Мёртвых утечки и излучения из Пустошей…" — усмехнулся он про себя.

Впереди уже выступали из темноты затопленные заросли узколистного кустарника, оплетённые лозами и непроходимые, как силовое поле Пустошей, и это была граница Кванды, огромной долины, протянувшейся вдоль берегов Карны. Великая подземная река здесь разливалась широко, превращая Кванду в одну большую заводь с тысячами обычных и плавучих островов. Здесь было тепло и дождливо, сюда попадали те, кто жил и умирал у воды или в воде, и Фрисс был спокоен на пороге Кванды — тут, как он чувствовал, было так же безопасно, как на самой Реке.

Дорога довела Речника до ворот. Арка, сложенная из грубо отёсанного известняка, от древности обросла мхом, и он свисал вниз длинными прядями. Створки, похоже, рассыпались от сырости за прошедшие века, и никто не заменил их. Синекожий Шаски, охраняющий ворота, задумчиво заплетал в косички мох и приветливо улыбнулся Речнику, скользнув равнодушным взглядом по ключу бессмертных.

— Скажи, Шаски, где мне найти Ункойна, который охраняет долину? — спросил Фрисс, не показывая удивления.

— В доме у дороги, под Деревом Ифи, — ответил Шаски, пропуская Речника. — Минуешь кусты — и направо. Его имя Скегг. Удачи!

Гостеприимные стражи Кигээла… Фрисс не ожидал такой встречи и даже поперхнулся. Двухвостка неспешно брела по туннелю из переплетённых ветвей, в заводи квакали лягушки, откуда-то пахло дымом и едой. Микрины-переростки носились меж кустов, как крохотные ракеты, и хватали на лету комаров. Белый лист Дерева Ифи ненадолго преградил путникам дорогу, упав в заросли. Речник столкнул его в болото — и увидел за поредевшими кустами само огромное дерево, широкую утоптанную поляну в тени его ветвей и невысокий, но длинный каменный дом с крышей из белых и жёлтых листьев.

На поляне чадили полуугасшие костры, и в клубах дыма скрывались подвешенные на шестах рыбины, завёрнутые в сухую тину от мошек и голодных микрин. Два десятка Шаски, столпившись вокруг костров, ворошили угли и присматривали за рыбой. Один из хесков пытался разжечь погасшее пламя от огонька на своих рогах. Ещё один Шаски с загадочным видом перемешивал в котле густое варево, запах от которого был столь приятен, что Фрисс сглотнул слюну. Поймав взгляд пришельца, Шаски усмехнулся и поманил его к котлу.

— Скоро сварится, а можешь прямо сейчас попробовать! — сказал хеск и щедро зачерпнул из котла. Фрисс покачал головой, помня, что в Кигээле живому есть нельзя.

— Я не голоден, Шаски. Хочу поговорить с Ункойном Скеггом, стражем Кванды. Здесь он?

Все Шаски перестали рассматривать костры и рыбу и повернулись к Речнику, ему даже стало неуютно под их взглядами.

— Я отведу тебя к Скеггу, если ты знаешь, что делаешь, — сказала после недолгого раздумья женщина-Шаски, такая же крепкая и сильная на вид, как их воины. Фрисс кивнул и показал ей ключ бессмертных.

— Это для немёртвых стражей, — сказала она и указала на крыльцо дома. Речник посмотрел туда — и невольно поёжился. Там стояли воины в стальной броне, но без шлемов, и тёмная высохшая кожа обтягивала их окаменевшие лица, более похожие на черепа, а в глазницах плескался зелёный огонь. Это же пламя стекало по остриям странных ветвистых копий в руках стражей. На поверхности этих мертвецов называли кемитами и боялись больше, чем драконов…

Красный пульсирующий свет дотянулся до лиц кемитов, и нежить зашевелилась, а страж, который стоял ближе всех, протянул костлявую руку за ключом. Стараясь не прикасаться к ледяным пальцам, Фрисс отдал ему анх, и кемиты расступились, освобождая путь. Двухвостка отошла от крыльца и легла на поляне. Шаски-воительница вошла в дом, и Фрисс последовал за ней.

— Скегг, живой пришёл поговорить с тобой, — сказала Шаски, отодвигая тростниковую завесу. В светлой комнате на широком ложе, устланном шкурами, лежал Ункойн и лениво переворачивал листы книги, очень старой и потрёпанной.

— Ну так заходите, — пробормотал он, отодвигая книгу на край кровати. — Привет тебе, путник. Гвенда, могла бы не убегать с такой поспешностью.

Ункойн опоздал — Шаски по имени Гвенда уже давно покинула комнату, спеша на оклики с улицы. Там доварился суп, и хески собирались обедать. Фрисс ещё раз напомнил себе, что в мире мёртвых нельзя есть, и ответил на приветствие Скегга.

— Король Великой Реки отправил меня сюда за нашими воинами и жителями, погибшими не в срок. Боги разрешили им вернуться, и я пришёл, чтобы довезти до Реки их всех, — сказал Фрисс, доставая из сумки драгоценный груз — тростниковые трубки с ключами для мертвецов и Верительную Грамоту, окутанную малахитовым сиянием. Ункойн молча протянул лапу за Грамотой и долго изучал свиток, водя по нему острым когтем. Дочитав до конца, он потянулся и встал с ложа. Грамота растаяла в воздухе. Воин-кемит вышел из-за дверной завесы и вопросительно посмотрел на Скегга.

— Ты отважен, Фриссгейн Кегин, не каждый решился бы отправиться сюда и не каждый смог бы дойти, — сказал Ункойн, положив лапу на сосуд с ключами. — Твой путь завершён. Возьми свой анх и жди на поляне, я приведу к тебе всех, чьи имена записаны здесь. Такова воля Владыки Мёртвых, и я исполню её.

Кемит протянул ключ Речнику. Красная яшма в мёртвой руке погасла и притворилась обычным камнем, но снова вспыхнула, едва к ней прикоснулся живой. Речник, поклонившись Ункойну, вышел на поляну и не узнал её. Она на глазах росла и растягивалась, и костры Шаски удалялись, а десятки немёртвых воинов выстраивались по краю зарослей. Фрисс погладил забеспокоившуюся Двухвостку и сел на край её панциря. Теперь он мог только ждать.

Что-то яркое мелькнуло в кустах, и на поляну выбралась темноволосая женщина, одетая пёстро и странно, как кимея или колдунья. Она махала рукой Речнику и порывалась что-то сказать, но не могла отдышаться.

— Мы победили, Речник! — разобрал он наконец, когда колдунья добралась до него и горячими пальцами вцепилась в его руку. — Много смертей, много, но у них больше! Все сгорели в лучах, ирренций не знает пощады! Счастливый, ты увидишь, как бога-некроманта победила сарматская станция, а я вот не увижу! Скажи…

Кемит схватил её за плечи и вышвырнул за пределы поляны, в заболоченные заросли. Фрисс шагнул к мертвецу, доставая мечи из ножен, и встретился с сомкнутыми светящимися копьями и взглядом, пустым и холодным, как все ледники Хеливы.

— Нет! Речник, пусть его, мне не привыкать! — крикнула колдунья, выбираясь из кустов, и приподнялась над строем нежити, опираясь на плечи кемитов. Воины не возражали и вообще не обращали на неё внимания, вреда ей, похоже, не причинили, и Фрисс немного успокоился и убрал оружие.

— Скажи там — они все в степи, но южнее! Они живы, пусть их заберут оттуда! Скажи Гедимину…

— Что?! — Фрисс охнул от изумления. Откуда колдунья из Кванды знает Древнего Сармата?! И о чём она вообще говорит?

Земля под ногами дрогнула, и женщина, ойкнув, спряталась в зарослях. Ункойн Скегг вернулся на поляну, а следом за ним в окружении кемитов шли те, за кем приехал Фрисс. Четверо Белых Драконов, сдерживая радостный рёв, сели вокруг Двухвостки. Маасы и скайоты, Речники и воины келнениси, олда из Зелёного Отряда и мирные ополченцы — все выходили из клубящейся дымки на поляну, и Фрисс видел радость на их лицах.

— Надеюсь, вам хватит сдержанности, и вы на время отложите возгласы и объятия, — строго сказал Ункойн, обведя холодным взглядом всех собравшихся. — Фриссгейн Кегин, сочти своих соплеменников и скажи, все ли здесь? Вы, желающие выйти из Кигээла, назовите свои имена и покажите, что в ваших руках есть ключи. У меня ни одного ключа не осталось.

Прошло много времени, прежде чем Фриссгейн нашёл и сосчитал всех, кому предстояло вернуться к жизни. Двухвостка разглядывала эту толпу с тихим ужасом в круглых глазах, Ункойн был невозмутим, как и стражи-кемиты.

— Все наши здесь, и у всех есть ключи, — сказал Речник, повернувшись к Скеггу. — Теперь Туманы Пограничья пропустят нас? Долина Кванда красива и гостеприимна, но мир живых заждался нас всех!

— И я вас не задержу, — Ункойн расправил крылья и взлетел над поляной. — Соберитесь вместе! Оседлайте Двухвостку и смело идите сквозь туманы, и ваш мир снова примет вас живыми и невредимыми. В свой черёд каждый вернётся в Кигээл, и я хорошо встречу всех, кто придёт в Кванду, но сейчас — прощайте, живущие на Реке. Прощай и ты, герой, победитель смерти!

Фрисс открыл рот, чтобы возразить, но Скегг уже исчез в тумане вместе с кемитами, каменным домом, зарослями и поляной. Холодная светящаяся дымка сгущалась и заволакивала всё вокруг, но не смела поглотить жителей Реки и землю, на которой они стояли. Фрисс быстро залез на панцирь Двухвостки и попросил всех подождать, помолчать и немного расступиться.

— Ничего, я не дам им тебя расплющить! — прошептал Речник и влил Двухвостке в пасть зелье увеличения. — Надеюсь, маги ничего не перепутали…

Флона тяжело вздохнула — и Фрисс не успел опомниться, как Двухвостка заняла собой всю поляну и поднялась над людьми, как колючий холм. Бочка с тацвой, привязанная к шипу, одиноко болталась где-то на вершине этого холма.

— Речник Фрисс, это не Двухвостка, а целая живая гора! — с некоторой робостью сказал Римин Санъюг, выбираясь из толпы, и тут же взобрался на панцирь. Все, и люди, и хески, рассаживались на спине Флоны, кто-то держался за шипы, кто-то — за соседей. Тут было шесть сотен существ, и всем хватило там места — кроме Фрисса, который после недолгих колебаний сел на шею Двухвостки. Флона тихо фыркнула и помотала головой, напрашиваясь на ласку. Речник виновато вздохнул и погладил её по макушке.

— Никого не забыли? — крикнул он, обращаясь к сидящим на панцире. Туман уже подступил к лапам Двухвостки, а ключ в ладони Речника стал таким горячим, что едва можно было держать его. Фрисс поднял руку с анхом над головой, и Флона шагнула в текучий туман.

С каждым мгновением, с каждым шагом холод Кигээла рассеивался. Фрисс прикрыл глаза, слушая, как часто и громко стучит в ушах кровь. Он не мог дождаться, когда увидит Реку, и жалел о двух вещах — что не спустился в ущелье за Кессой и что не взял с собой в мир живых колдунью из Кванды…