Поэзия вагантов

1. Уча деянья отчие,

Прочел смешную притчу я;

Ее я вам поведаю

Стихами, так, как следует.

2. Жил-был в далеком времени

Мних, Иоанн по имени;

Он росту был невзрачного,

Но нрава непорочного.

3. Сказал он другу ближнему,

С которым жил он в хижине:

«Хочу, как божий ангел, жить —

Не есть, не пить и наг ходить!»

4. «Одумайся, — ответил друг, —

И не берись за дело вдруг —

Не то, боюсь, раскаешься

И сам потом измаешься».

5. А Иоанн: «Для робких нет

Ни поражений, ни побед!»

Сказал и, голоден и наг,

Пустыни в глубь направил шаг.

6. Семь дней тоску голодную

Питал он пищей скудною,

Но тщетны все усилия —

И вновь бредет он в келию.

7. Его товарищ в келье той

Сидит за дверью замкнутой;

И гость изнемогающий

«Открой!» — зовет товарища.

8. «Я Иоанн, твой верный брат,

Пришел, увы, к тебе назад:

Под прежний кров меня впусти,

Не откажи мне в милости».

9. А тот, не открывая дверь:

«Мой брат средь ангелов теперь,

Он в небе обретается,

Он в крове не нуждается».

10. Всю ночь под дверью пролежав,

Всю ночь от стужи продрожав,

За казнью добровольною

Он принял казнь невольную.

11. Лишь поутру подвижнику

Открыла двери хижинка;

Попреки друга слушая,

Он мыслит лишь о кушанье;

12. Благодарит раскаянно

И бога, и хозяина

И к очагу становится,

Где уж еда готовится.

13. Вот так-то понял Иоанн, —

Удел ему от бога дан,

Не ангела небесного,

А мужа благочестного.

1. Херигер, майнцский первосвященник,

Встретил однажды лжеясновидца,

Лгавшего, будто был он во аде.

2. Много болтая разного вздора,

Молвил он, будто вся преисподня

Позарастала лесом дремучим.

3. Херигер молвил так, улыбаясь:

«Глупы, должно быть, те свинопасы,

Кои пасут там стадо свиное».

4. Лжец продолжает: «Прямо оттуда

В небо взлетел я к трону Христову:

Там, восседая, всласть пировал он.

5. Иоанн Креститель был при нем кравчим,

И разносил он лучшие вина

Призванным к пиру угодникам божьим».

6. Херигер молвил: «Это разумно —

Быть Иоанну кравчим небесным,

Ибо вина он отроду не пил».

7. [Лжец продолжает: «Видел я также,

Как на поварне над поварами

Петр надзирает, божий апостол!»]

8. «Лжешь ты бесстыдно, будто у бога

Петр надзирает над поварами:

Он — ключеносец, райский привратник!

9. Лучше поведай: что же с тобою

В небе случилось? где восседал ты?

Вкусно ли было там угощенье?»

10. Лжец отвечает: «Я в уголочке

Ловко похитил прямо с подноса

Ломтик жаркого, скушал и скрылся».

11. Херигер тотчас распорядился

Вора, связавши, розгами высечь,

Так в поученье строго вещая:

12. «Если Всевышний звал тебя к пиру —

Ты и на пире заповедь помни:

И не укради!»

1. Кому забавы нравятся,

Тот может позабавиться,

Послушав повесть дивную

И все-таки правдивую.

2. Жил-был в деревне маленькой

Один священник старенький,

С овечками, с баранами,

Как всюду меж селянами.

3. И все бы шло по-мирному,

По-мирному, невинному,

Но был кругом дремучий лес,

И лютый волк бродил окрест.

4. И волчьим-то радением

Число овец все менее:

Чет в нечет убавляется,

В чет нечет умаляется.

5. Наш пастырь сокрушается,

Что паства уменьшается,

На силу не надеется,

На хитрость полагается.

6. Большую яму роет он,

Овечку в яме кроет он,

Следя, чтоб не заметили

Глазища неприятеля.

7. О хитрость преудачная!

Лишь ночь настала мрачная,

Приходит волк на овчий стон

И в яму пав, уловлен он.

8. Светает день, бежит ловец

Казнить того, кто крал овец,

И в радости ликующей

Заносит кол пронзающий.

9. «Страшись, о хищник бешеный!

Пришел конец заслуженный!

Сейчас вот этой пикою

Тебе глаза я выколю!»

10. Старик колом наметился,

Но с глазом кол не встретился:

Зубами волк вцепился в кол,

И зубы сжал, и так держал.

11. Священник упирается,

Отнять свой кол старается;

Как дернет волк, поп в яму бух,

И с волком в яме он сам-друг.

12. Вот волк стоит, вот поп стоит,

Один дрожит, другой дрожит;

Но, думается, постнику

Куда страшней, чем хищнику.

13. Старик со смертным трепетом

Псалмы выводит лепетом,

Сбиваясь всеми силами

На «Господи, помилуй мя!»

14. «Увы, — скорбит он, думая, —

Заслужена судьба моя:

Я с душ мирских сбирал оброк,

А вечным благом их небрег».

15. Чтоб мертвым упокоиться,

Тотчас он слезно молится;

Чтобы живым не маяться,

Взахлеб псалмы читаются.

16. Едва пропета вся псалтирь,

Обоим в жизнь отверзлась дверь,

И сметливому хищнику,

И робкому священнику.

17. В коленопреклонении

Едва он кончил чтение

Сих слов моленья правого:

«Избавь нас от лукавого», —

18. Лукавый волк одним прыжком

Попрал попа и прочь бегом,

На иерея божия

Вскочив, как на подножие.

19. Священник в умилении

Поет творцу хваления,

Суля за все селение

Весь век гласить моления.

20. Селяне появляются,

Священник вызволяется;

Но никогда впоследствии

Он не служил молебствия

Столь истово, как в бедствии!

1 а. Послушайте,

люди добрые,

Забавное

приключение:

Как некий шваб был женщиной,

А после швабом женщина

Обмануты.

1 b. Из Констанца

шваб помянутый

В заморские

отплывал края

На корабле с товарами,

Оставив здесь жену свою,

Распутницу.

2 а. Едва гребцы

в открытое вышли море,

Как страшная

нагрянула с неба буря:

Море буйствует,

вихри вихрятся,

вскипает хлябь;

И по многом скитании

выносят гонимого

Южные ветры на берег далекий.

2 b. А между тем

жена не теряла часа:

Являются

шуты, молодые люди,

Тотчас приняты,

с лаской встречены,

а муж забыт;

В ту же ночь забеременев,

рождает распутница

В должные сроки недолжное чадо.

3 а. Два года

уж миновало;

Возвращается

муж заморский.

Навстречу

бежит супруга,

Ведя с собою

ребеночка.

Поцеловавшись,

муж вопрошает:

«От кого младенец

без меня родился?

Скажи, не то худо тебе будет!»

3 b. Она же,

страшась супруга,

Измыслила

такую хитрость:

«Мой милый, —

она сказала, —

Пошла я в горы

альпийские,

Мне пить хотелось,

глотнула я снегу,

И с этого снегу

тяжела я стала,

И ах, на срам

родила младенца».

4 а. Пять лет или боле

с тех пор миновало,

Шваб неугомонный

вновь наладил весла,

Починил корабль свой,

поднял парус,

А младенца, от снега рожденного,

Взял с собою.

4 b. Переехав море,

он выводит сына

И продает в рабство

за большие деньги;

Получил сто фунтов

и с прибытком

От продажи такого невольника

Воротился.

5 а. И с порога дома

говорит супруге:

«Горе, жена моя,

горе, голубушка,

Сына потеряли мы,

Которого и я, и ты

Так любили.

5 b. Поднялася буря,

и жестокий ветер

В жаркие заводи

угнал нас, измученных.

Все от зноя маялись,

А сын-то наш, а снежный наш

Весь растаял».

6. Так неверную

жену-изменницу

Проучил он:

Так обман обманул обман,

Ибо тот, кого снег родил,

От палящего солнца впрямь

Должен таять.

1. Начну-ка я

песню плутовскую,

Для мальчиков

к радости великой:

Пусть, слушая

мой напев лукавый,

За ними и взрослые смеются!

2. У царя была царевна,

И прекрасна, и разумна;

Женихов ей ожидая,

Царь такое дал условье:

«Кто найдется лжец великий,

До того во лжи искусный,

Что сам царь признает это, —

Тот и станет ей супругом!»

3. Шваб, узнав условие,

молвил, не колеблясь:

«Шел однажды с луком

один я на охоту;

И, разя за зверем зверя,

Поразил стрелой и зайца,

Брюхо выпотрошил, шкуру

Снял, и голову отрезал.

Только зайца голову

за уши я поднял —

Вылились из уха

с полсотни ведер меду,

Из другого же из уха

Ровно столько же гороху!

Распластал я шкуру зайца,

Закатал туда добычу,

А под хвостиком зайчачьим

Вдруг нашел письмо царево,

4. В котором ты

в рабство мне отдался!»

«Лжешь! — крикнул царь, —

и лжет твоя находка!»

Вот так-то шваб,

ловкой этой ложью

Поддев царя,

стал царевым зятем.

1 а. Роды песнопения

суть троякие:

Или звук является

из согласья струн,

Смычком или перстами ударяемых,

Хоть у каждой струны звуки несхожие;

1 b. Или дуновение

флейт звенящее,

Столько же различное,

сколь отверстья их,

Мехом чрева и вздутых уст дыханием

Услаждает сердца

нежащим пением;

2 а. Или гортанное

разноголосие

единозвучное,

В горлах человечьих,

животных и птичьих возникшее,

Бьется и вьется,

стократно умноженное.

2 b. Этими песнями

здесь да восславится

верное дружество,

Коего примером

Да будут в сей песне означены

Лантфрид и Коббо,

два мужа достойнейшие.

3. Хоть различны суть примеры

Дружбы в человечьем роде,

Однако же нет славнее

Дружбы Лантфрида и Коббо,

У коих все было общим,

Из коих ни сей, ни оный аз

Не имел один, без друга,

Никакого достоянья,

Будь то рабы, будь то злато:

Чего одному желалось,

То и брал он от другого.

Сходствовали оба нравом,

Ни в чем не знали раздора,

Словно в двух лицах едины,

Подобье с подобием.

4. Вот однажды первым Коббо

Сказал другу милому:

«Давно уж мне эта служба

Наскучила царская,

Давно уж не видел я

Ни братьев, ни родичей,

Забыв о любезных.

Пора мне исплавать

дальнее море

В отчую землю,

Во сретенье ближним,

Коих любови

Воздать любовью».

5. «Стыдно мне, —

Лантфрид воскликнул,

Стыдно мне жить и позорно,

Лишившись милого друга!

Нет! Я с женою моею

Вослед тебе на чужбину

Пущусь, чтоб до конца жизни

Быть верным твоей любови».

6. Пустились; приходят

к берегу моря;

Встали рядом.

И тут Коббо другу молвил:

«Останься, брат, умоляю:

Сам я ворочусь к тебе,

Ежели останусь жив;

А ты,

Брат для брата, сверши дело

Приснопамятное:

Жену, которую любишь,

Единый владея ей,

Отпусти со мною в море,

Предай мне в объятия!»

7. Лантфрид, не колеблясь мига,

Вложил руку в руку друга:

«Владей, брат, владей женою,

Да никем не молвится,

Что есть у нас розное!»

И ладья под парусами

Друга мчит в морскую даль.

8. Встав Лантфрид над брегом моря,

Слил свой голос с пеньем струнным:

«Брат мой Коббо, будь мне верен,

Как доселе верен был!

Ибо недостойно друга —

забыв о чести!

Брат брата да не позорит!»

Так пел он долго,

Вслед брату глядя,

А как скрылся парус в море, —

Разбил лютню об утес.

9. Коббо не вынес

Кручины братней,

И вот вернулся

С речью утешной:

«Прими, брат, прими, любимый,

Дар нетронутый, дар чистый,

Дар — любови испытанье!

Больше нам

испытанья не к чему:

Здесь с тобой останусь!»

1 а. Кто опутан кознями

Недруга рода человеческого

И в бездну греховную безмерную

Низвержен есть, —

Тому сие да будет поучением,

Дабы в скорби своей не отчаиваясь,

Но уповая на господа,

И в смерти своей

Избавления чаял в покаянии.

1 b. В Кесарии городе

Протерий был житель именитейший,

Единую дочь свою назначивший

В монашество,

И оную-то деву невольник его

Возлюбив любовью недозволенною,

И не чая в законное

Поять супружество,

Приступил за подмогой к волхвователю.

2 а. Волхвователь

Для посольства недоброго

Дав ему грамоту вручительную,

Указует

В черной ночи простереть ее

Над языческою могилой.

Покорствует юноша,

И се —

Предстает ему демонское воинство

И, вняв стенанью несчастного,

Пред владыку всяческого нечестия

Его влечет.

2 b. В руки вражьи

Та проклятая грамота

Волхвовательская препоручается,

Повествуя

Бешенство его любовное

И явленья его причину;

Повелено юноше

Тотчас

От Христа и от крещенья отринуться,

И в том его отречении

Подписание дать собственноручное;

И стало так.

3 а. И в тот же срок,

Обуянная диаволом,

Возопила девица: «Смилуйся,

Отче, смилуйся:

Умру я, умру,

Ежели не сочетаюсь с этим юношей!

Отче добрый,

Отче, не медли,

Доколе в тебе мое спасение!

Ежели промедлишь —

Дочери лишишься,

И в день судный

Покараешься карой

За невинной моей души погубление».

3 b. Отец, сквозь слез,

Гласит к дочери возлюбленной:

«Дочь моя, кто заворожил тебя,

Кто ослепил тебя?

Спасителю я,

Не растлителю я тебя просватывал!

Дочь, дозволь мне

Совершить сие мое намерение;

Ежели дозволишь —

Верь, настанет время:

Возликуешь,

Что дурное желание,

Обуявшее днесь тебя, не исполнилось».

4 а. Отцу дева не внимает,

От скорби истаевает,

И отец,

Друзьями умоленный,

Уступив против воли,

Юношу призывает,

Все имение

С дочерью своей ему вручает,

Так девицу напутствуя:

«Ступай, ступай, несчастная,

Ступай на пущие несчастия,

Неслушанию твоему уготованные!»

4 b. Немного минуло сроку,

Зрит жена нечестье мужа

И тотчас

Воплями плачевными

Оглашая свой терем,

Дотоле не смолкает,

Пока юноша

Не поведал своего проклятия

И вины отступничества

Блаженному Василию,

Приняв приговор покаяния

За столь тягостное свое прегрешение.

5. Сей муж святой,

Замкнув его в ограду священную,

Простерся

За него в молитвенном рвении,

Долго молился,

Долго постился,

Доколе не добился

Господнего прощения

За тяжкие его согрешения;

И открылось кающемуся,

Сколь усердно сей муж святой

За него поратовал

И славной победою

Над вековечным недругом

Его обрадовал.

Пир на свадьбе великой

пирует Орфей с Евридикой;

Мать-богиня Орфея[200]

поет им гимн Гименея,

Третий день на исходе,

как вдруг беда происходит.

Счастье на свете не прочно:

ногою шагнув ненарочно,

Дева на змея ступает;

змей свою пасть разевает

И в наступившую грубо

вонзает жестокие зубы.

Змей ногою раздавлен,

но пир тоскою отравлен:

Яд восходит по ране,

девица теряет дыханье,

Муж на нечаянной тризне

чуть сам не лишается жизни;

Хочет он плакать жестоко,

но много ль от этого прока?

Мужу не свойственны стоны.

Вершится обряд похоронный,

Сам он в горе великом

склонился над мертвенным ликом.

В землю опущено тело,

к Плутону душа отлетела.

Сухи Орфеевы вежды,

на лиру его все надежды:

В сердце своем он угрюмо

скрывает великую думу:

«В струнном бряцании лиры —

почет владыкам эфира;

Сам богов повелитель —

гармонии лирной любитель;

Силою струнного звона

смягчу я и сердце Плутона —

Песнь мне откроет дорогу,

как речи аркадского бога».[201]

Лиру в порядок привел он,

по струнам рукою провел он,

Вот уж умелые руки

исторгли сладчайшие звуки —

И, неподвластный смятенью,

идет он за милою тенью.

Вот он, не зная покоя,

стоит над Плачем-рекою;[202]

Дав перевозчику марку,

вступает в Харонову барку, —

Барка тяжко осела

под грузом смертного тела, —

С лирой в руках невозбранно

идет в залетейские страны[203]

Прямо к дворцу Плутона,

к его высокому трону.

Царь преисподней тоскует,

взирая на дерзость людскую,

И вопрошает, что ищет

пришелец в подземном жилище?

В струны Орфей ударяет,

к царю свою речь обращает:

Внемлет царь сановитый,

безмолвна царская свита.

«Слава, слава Плутону,

владыке подземного трона!

Дан судьбой тебе жребий

царить не в море, не в небе, —

Здесь, у последнего крова,

где всем нам удел уготован,

Ты восседишь в диадеме,

от нас почитаемый всеми,

Ибо, рано иль поздно,

смерть всех похищает нас грозно,

Дабы в твоей мы державе

ответ по чести держали

И по заслугам награды имели

и кары терпели.

Добрым и злым, одна нам дорога

к подземному богу!

Двор твой, я вижу, дивится,

что смел я живым здесь явиться?

Пусть дивится; причину

скажу я тебе, господину.

Сила любви необорной

свела меня в край этот черный

Следом за милой женою,

кончиной похищенной злою,

Коей причина — не старость,

не мор, а змеиная ярость.

Пусть для подземного мира

не даром звучит моя лира:

Пусть в награду за песню

моя Евридика воскреснет!

Дар этот, знаю, великий, —

к лицу он такому владыке:

Стоит подобного дара

звучащая в аде кифара!

Не о бессмертье прошу я,

не с дерзкой мольбою вхожу я —

Пусть лишь будут даны ей

обычные сроки земные,

После которых мы оба

сойдем в земную утробу —

Смерти добычей двойною,

за милость достойной ценою…»

…………………….

Плач завожу о Пергаме,[204]

разрушенном злыми врагами:

Ах, без коварства врагам

не одолеть бы Пергам!

Пусть прозвенит с Геликона

владычица лирного звона,

Будь моя песня полна

звуками, в коих — она!

Горько Парису без пары;

но с ним — Венерины чары:

Взять добычу, не дар

мчит его страстный угар.

В море плывет он, покорный

веленью любви необорной,

Гостем входит во двор,

а убегает, как вор.

Шлет, благодарный, во храмы

он сладостный жар фимиама,

В знак, что и дальним брегам

греков опасен Пергам.

Мстить за бегство Елены

и Фтия бежит, и Микены;

Флот сквозь эгейских пен

ищет Приамовых стен.

Грозен муж оскорбленный,

гроза его — меч обнаженный;

Будет, будет отмщен

попранный дружбы закон!

Кто супруги лишится,

тот смерти самой не страшится —

Праведный суд, совершись!

Прелюбодей, сокрушись!

Вот, Парису пеняя,

победу к себе преклоняя,

Греки, тайну храня,

мощного зиждут коня.

Вот нависает громада

над стогнами людного града;

Пали затворы от врат,

опустошается град.

Греки бессильным навстречу

бросаются, алчные, в сечу,

Рубят молящих сплеча;

все им — добыча меча!

Пирр безжалостно рубит,

ударом удары сугубит,

Дымное пламя клубит,

всяк, кто ни встречен, — убит.

Путь победителю ведом,

Парис поражен Диомедом;

Мучась Елена стыдом,

в царский скрывается дом.

Та, что смерти достойна,

от коей свирепствуют войны,

Будет возвращена

к мужнему ложу жена.

Что скрываешься в доме?

спастись ли мечтаешь в погроме?

Ты ведь повинна во всем!

страшно ли пасть под мечом?

Если былое забудешь

и зло в своем сердце избудешь,

Все не обманешь судьбу —

носишь клеймо ты на лбу.

Ты и до нынешней рати

Тезеево знала объятье[205] —

Клятву посмеешь ли дать,

что не изменишь опять?

Мы, вспоминая былое,

и доброе помним и злое,

Чтобы вчерашнее зло

завтрашним стать не могло.

Та, что из скляницы тянет,

мгновенно ли трезвою станет,

Станет честна и чиста?

Клятв не приму на уста!

Трубят победные трубы,

влекут царицу Гекубу

Пешей к вождям на уступ —

тверд повелитель и груб.

Кудри седые — как пена,

кругом — цирковая арена,

И под бичом склонена

старца Приама жена.

Жизнь у нее остается,

но сладко ли в жизни живется?

Сердце в ней рвется, и вот

возглас она издает.

«О, Юнона, Юнона!

за что ты так непреклонна?

Целый град сокрушен —

что тебе старческий стон?

Хочешь убить повторно

постигнутых гибелью черной,

Хочешь повторно убить

тех, уж которым не жить?

Всех сокрушая с размаху,

торопишь меня ты на плаху?

Мнишь ты посеять страх,

самый преследуя прах?

Меч утомленный не ранит,

но ярость твоя не устанет:

Ткется кровавая ткань,

бранями множится брань.

Бей, в неистовстве яром!

Срази старуху ударом!

Смерть — не кара из кар,

а вожделеннейший дар!

Плачем я горю служила,

о ближних погибших тужила —

Днесь я у смертной межи:

мукам предел положи!

Долго ли божьему гневу

направо губить и налево?

Или нарочно свой гнев

длишь ты, меня не задев?

Память о мне погибает;

клинок, что меня погребает, —

Лучшая пленным судьба:

смерть — вызволенье раба.

Кости мне страх сотрясает,

а будущность ум ужасает,

Если велят небеса,

чтоб не косила коса!»

Город, прежде великий,

низвергнут жестокостью дикой:

Пал, и в прахе поник

прежде сиятельный лик!

Город, прежде державный,

прославленный славою давней,

Ныне заглохнет меж трав,

пастбищем пастырям став!

О, злополучная Троя,

жертва жестокого боя,

Слава былая твоя —

пища скота и зверья.

Город, прежде богатый,

роком хранимый когда-то,

Ныне — злосчастный стократ,

роком низверженный град!

Город, сильный почетом,

всем доблестям бывший оплотом,

Бравший с земель и вод

лучший, прекраснейший плод,

Город, сильный почетом,

не ведавший счета щедротам,

Блуд погубил твой народ

и похитительный флот!

Город, прежде счастливый,

обильный и домом и нивой,

Был ты боголюбив

и пред царем не строптив.

В гордой сиявший порфире,

молвой прославляемый в мире,

Счастлив в своем добре,

в пахаре, как и в царе,

Правимый мудрым сенатом,

сокровищ сверкающий златом,

В житницах житом богат,

жил ты, не зная утрат.

Вновь и вновь повторяю:

тебе достоянье вверяя,

Чтили тебя как царя

пастбища, пашни, моря,

Море дарило наряды,

поля — пропитание граду,

Луг шевелился от стад,

гнулся лозой виноград,

Град благодатный и знатный,

с охватной стеной семивратной,

Ныне горестный град —

сам достояние стад!

Город давний и древний,

судьбы твоей нету плачевней:

Выжег тебя, низлетев,

рока стремительный гнев.

Кто ж над тобою глумится?

Она, роковая блудница,

Женщина в блеске венца,

злого причина конца.

1. О моя месть, о Ливии трон, о кремль Карфагена,

О, у брата похищенный клад, о Пунийское царство!

2 а. Вы, о фригияне,

Мужи любимые,

Бурей гонимые,

Морем томимые

Долгими зимами

Волей жестокой Юноны,

Сциллою травлены,

Счастьем оставлены,

Роком направлены

К жаркому брегу Дидоны!

2 b. Вас ли, изгнанники,

Скорбные странники,

Лаской я встретила,

Миром приветила,

Вам ли я вверила

Тира сынов и Сидона?

Вы ли в нечестии

Пышете местию —

Тягостно несть ее! —

Против несчастной Дидоны?

3. Горе мне! Горе мне!

Плещут весла по волне!

О, сыны Сидона!

Властная Дидона,

Гостем отверженная,

В страсти не удержанная,

Над мечом, рассерженная,

Испускает стоны!

4 а. Эней, приплыв из Фригии,

И Ярб, враждуя в Ливии,

Одной пылали страстию,

Но оба — лишь к несчастию:

Увы, царица Ливии

Покинута в презрении,

И к терему Лавинии

Энея мчит стремление!

Как мне жить долее?

Не стерплю — боли я,

Не приму — спора я:

Смерть, приди — скорая!

4 b. Пустынный край на город мой

Встает войной, идет на бой,

Жестокий брат ведет полки,

Нумидский вождь вострит клинки,

Враждуя с той Дидоною,

Что стала днесь Еленою,

Как приняла на лоно я

Пришельца страсть изменную!

Совершив — доброе,

Я терплю — злобное;

Все счета — скорбные

Смерть сведет — скорая!

5 а. Анна, Анна![206]

Сколь обманны

Гостя речи нежные!

Клятвы — прахом,

Весла — взмахом

Пенят зыбь прибрежную!

Где ты, жалость!

Что осталось?

Гибель неизбежная!

5 b. Сцилла воет,

Бездну роет

Ярый вихрь мятежащий;

Гость бегущий

В вал ревущий

Киль направил режущий;

О, сестрица!

Мне ль томиться?

Меч — мое прибежище!

6 a. Блещут звезды Ориона,

Злятся бури Аквилона,

Море в пенном саване —

Пагуба для плаванья:

Ты на горе

правишь в море,

Палинур,[207] из гавани!

5 b. Строй отходит корабельный,

Сжали руки меч смертельный,

Нет уже спасения,

Ближусь к смертной сени я, —

Флот героя,

над тобою —

Бремя преступления!

7. О, душа страстная,

В жизни злосчастная,

К Флегетону,[208]

К Ахерону

В сумраки

и ужасы

ты снидешь,

И мир теней

в кольце огней

увидишь!

Энею следуя,

Лети с победою,

Любовь, чье рвение

Одни мучения

Венчали!

Венере предана,

Венерой предана,

Лети, как вестница

Любви совместницы —

— Печали!

1 а. — О, Антиох!

Ужели ты мог,

Словно раба, меня уловлять врасплох!

Как мне быть?

Как поступить?

Горько страдаю,

Рыдаю —

Страдаю от лютой боли,

Рыдаю от скорбной доли,

Погибаю!

1 b. Бедный я!

Разбита моя ладья,

К доброму дому Астраги дорога моя.

Всхожу ко двору,

Лиру беру,

Персты на струны взлагаю,

Пылаю!

Пыланье — любви отрада,

Лира — души услада,

Оживаю!

2 а. «После горести — будут радости,

После радости — будут горести!» —

Вот истинное слово

Мудрости толковой:

Речи правдивые,

Речи нелживые

Утешают.

2 b. Я принят на ложе брачное,

Но море влечет нас мрачное;

Тарсия рождается,

Матерь погребается

В бурном море;

Тарсия в горе

Возрастает.

3. Голоду города конец полагается;

Странголию и Дионисиаде вверяется

Цветущий цветок.

О, злой рок!

4. Ликорида смертью постигается,

Аполлонию статуя воздвигается;

Тарсия-красавица

Злому рабу вручается;

Раб жесток.

Пираты с моря налетают,

В бегство жестокого обращают —

Блестит клинок.

5. Дочь Аполлония продана,

Сводником жадным куплена,

Девству цена назначена —

Шестьдесят золотых.

Сводник плату получает сторицею,

Но она остается девицею

От молений своих.

6. Аполлоний на поиск отплывает,

Дионисиада притворно рыдает,

Указует надгробье Тарсии,

Чтоб поверил отец в смерть дочери

По ее словам.

«Отчего же глаза мои не плачут?

Дочь моя жива, — это значит!

Не верю вам!»

7. Корабли подплывают к пристани;

Скоро, скоро открыться истине!

В руках у Тарсии — лира,

Она — пред владыкою Тира;

Царь догадывается,

Узнает, радуется;

Муки разлуки

пришли к концу!

Дочь вернулась в руки —

отцу!

8. Глас Иоаннов с неба нисходит,

Астрагу к Аполлонию выводит;

Супруга с супругом встречаются,

Тарсия обручается

Арфаксу!

Сводник смертию истязуется,

Странголий изгнанием наказуется

Навечно!