Пожарский 4

07. МНОГО В МИРЕ ВНЕЗАПНОГО

МАВКА — СУЩЕСТВО ГРУСТНОЕ

Во всяком случае, сидящая напротив меня мавка выглядела унылой — дальше некуда. Обычная мавка получается из девочки, утонувшей на русальей неделе. Всякое, что про них рассказывают — что вместо спины у них дыра, а там потроха тухлые видать — чушь собачья. Как правило, никто и понять не успевает, что девчонка утопла. Живёт она дальше, как и раньше, в своей семье. Вырастают из мавок обычные на вид девушки, как правило, красивые, зеленоглазые.

Я посмотрел на Беляну. Глаза-то потускнели, никакой там зелени не видать, лужа грязная. Да и волосы тоже тусклые, про цвет не скажешь. Зато присутствует амбре. Луковой шелухой тянет, чистила, небось, пропахла. Сидит понуро, тощая, как заморыш. Щёки ввалились. Неудивительно, что Горыныч так быстро сквозанул. И Кузя на такую не позарится. Да и не поможет ей Кузя, тут настоящий человек нужен, природный.

Да уж, ни разу не наблюдал мавку, лишённую мужского внимания. Что-то там у них перемыкает с потоками жизненной силы. Сто́ит изменённой девке в возраст войти — всё, для нормального функционирования ей катализатор нужен. В виде мужской энергии, да. И, опять же, брехня, что мужчин они досуха вытягивают. Мавки — это ж вам не суккубы. После общения с мавкой мужики наоборот бодрые как лоси бегают… То-то она на меня да на Горыныча так таращилась. Для неё, поди, любой мужик тёплым огоньком светится, а Змей так и вовсе купальским костром. Или я.

И тут у меня в голове словно переключатель щёлкнул. Чего я сижу, туплю-то? Хотел проблему с женским полом решить — вот оно, решение! А то, что девка задохликом выглядит — так ничего ж, после первого же раза оклемается. А уж на первый раз, Дмитрий Михалыч, придётся тебе глаза слегка подзакрыть. Возлечь, так сказать, на ложе ради спасения несчастной девы, о, боги…

— В мыльне-то давно была?

Беляна вздрогнула и вытаращила на меня глаза.

— В субботу, как положено…

— В субботу! — проворчал я и дёрнул за шнурок, вызывающий старшую горничную.

Та явилась очень быстро, скользнула взглядом по сгорбленной фигурке…

— Чего изволите ваша светлость?

— Чаю скажи принести… с плюшками, что ли. А эту барышню сведи в мыльню, выдай ей всё, что нужно, да рубаху чистую тонкую.

Горничная смотрела на меня, явно не понимая, что дальше с кухонной помощницей делать:

— И что же? В больничку свести?

Эх, всё равно всё наружу вылезет!

— В спальню ко мне веди. Да скажи там, пусть ужин мне туда доставят, — я почувствовал, что начинаю отчего-то краснеть, — и вина хорошего. Всё, идите!

Женщины вышли, а я сердито уставился на закрывшуюся дверь. Ну, чего⁈ Князь я или не князь? Другие вон чего и ничего, а я, чуть чего — и сразу вон чего! Срамота.

Надо сказать, что утром в моей постели лежала совершенно изменившаяся девушка. Посвежела, словно роза расцвела, губы красками налились. И глаза засияли зелёным. Хороша! С другой стороны, если учесть, что за прошлую ночь я трижды её… кхм… полечил, то можно и не удивляться.

— Работать, как прежде, в поварне будешь, — велел я, надевая рубашку. Не надо мне, чтоб девица день-деньской по комнате слонялась, от безделья с ума сходя. — А к вечеру вещички, какие у тебя есть, собери да сюда неси, я велю тебе комнату рядом выделить. Спать со мной будешь, поняла?

— Всё поняла, Дмитрий Михалыч, — Беляна лукаво улыбнулась. — А вы сейчас уже уходите?

Я подумал и бросил рубашку на стул.

— Думаю, минут сорок у меня ещё найдётся.

ФЕЕРИЧЕСКИЙ НОВЫЙ ГОД

Конечно же, невозможно было смотреть на прекрасные устроенные ледяные горы — и не покататься! Так считали практически все малолетние жители Драконьего острова, взявшие на себя тяжкий труд на практике испытать: хороша ли конструкция и устоит ли при усиленном использовании? Горки днями напролёт были облеплены малышнёй, точно рассыпанный в траве сахар — муравьями. Не пугал детей ни мороз, ни страшилки взрослых: мол, дремучий лес вокруг, а ну как выйдут волки, да утащат кого?

Впрочем, волки действительно появились. Выскочившая из леса стая бросилась к крайней горе и не миновать бы беды… если бы на дороге у них из чистого воздуха не выметнулся кот Матвей. Вот когда все поняли, отчего Баюн в сказках — страшный зверь. Пока до стаи дошло, что происходит, молнией мечущийся кот успел распластать на кровавые лоскуты десяток волков.

— Он ещё выл им что-то вслед, — выпучив глаза, рассказывала Стешка, — страшно так!

Матвей от комментариев воздержался. Дескать, ну, выл. Что теперь?

Полагаю, волки в ближайшее время к нам вряд ли явятся. Но Мотя продолжал аккуратно бдить за детским выводком.

Новый год прошёл весело, с гуляниями и ряжеными, музыкальным выступлением и кхитайскими акробатами, со щедрыми угощениями. Каждая деревня тоже получила свой подарок для праздничного застолья — то, что разноглазый Андрюха называл «барский харчевой набор» — хорошую муку, редкий для крестьян сахар, мясо (как правило, оленину), вяленые и сушёные фрукты для сладких пирогов и взваров, а деревни, далеко отстоящие от реки, ещё и рыбу. Это помимо основного снабжения мукой, крупами, сеном и зерном для скотины — во многих хозяйствах недоставало всего, а выкупленные из-под тушинской реквизиции и малых средств к существованию не имели.

Тут надо сказать, что нашими управляющими был разработан перечень необходимой в хозяйстве скотины, в зависимости от того, сколько в семье было народу, и по этому перечню они животин по дворам и распределяли. А закупали везде, где только можно, вплоть до европейских ярмарок. Купцов заморских под разными личинами мастерски изображала ниппонская лиса, а дальше — в укромное место и порталом к нам.

Таким образом в некоторых хозяйствах появилась непривычная для крестьян скотина и птица: толстые, как бочки, индюки, крикливые цесарки, пестрохвостые фазаны и даже павлины, огромные голландские коровы, выглядевшие рядом с привычными крестьянскими как великаны-переростки.

Кузя даже загорелся идеей завезти из Южной Америки альпак — животин, похожих то ли на очень крупных длинношеих овец, то ли на безгорбых верблюдов, покрытых бараньей шерстью. Говорят, эта самая шерсть у них очень тёплая и нежная, а мясо вкусное. И в горах они жить привычные. Немножко отдаёт авантюрой, но пусть пробует. К тому же, вотчина у него теперь своя, и у Кузьмы прорезается тяга к натурным экспериментам.

Между прочим, перед самым новым годом приехали и первые двадцать обещанных Муромских коней. Пока они стояли в каретном сарае и ждали своей очереди на установление нашего сердечника и специальной обработки.

Итак, возвращаясь к событиям нового года, гуляли мы весело и широко. Вряд ли когда-нибудь берега Енисея оглашали столь громкие шум и крики, разве что в стародавние времена какая-нибудь война рядом шла. Время наше на три часа опережало московское, ночь давно вошла в силу и все уже потихоньку потянулись по домам, когда одновременно зазвонило несколько магофонов. Первым выхватил пластинку магофона и ответил Талаев. Из аппарата сразу полились возбуждённые вопли, звук дёргался, как будто человек бежал.

Рядом со мной Болеслав вытащил свой магофон и поражённо пробормотал:

— Дмитрий Михайлович, смотрите!

Я посунулся ближе, чтоб рассмотреть экранчик.

— Это где?

— Москва, — Болеслав Константинович, казалось, не мог поверить своим глазам.

В чёрном зимнем небе, слегка отливающем багровым от городских огней, висело гигантское овальное брюхо аппарата, ощетинившегося вниз множеством орудийных жерл. И из них вылетало… нечто. Очень крупное, крупнее любой гранаты, о которой я только слышал или читал.

— Это точно Москва?

— Да. Только что видел Башню четырёх стихий и…

— Кремля нет!!! Кремля больше нет!!! — отчаянно закричал некто из магофона. — Это что-то чудовищное!!!

В поле зрения экрана попал крупный, очень крупный падающий на одну из крыш снаряд. Он прошил защитные экраны, слабо вспыхнувшие зелёным, и пробил железную кровлю, словно картонную.

— Особняк Голицыных! — воскликнуло сразу несколько голосов. И в тот же миг здание словно вспухло изнутри и разлетелось во все стороны каменно-стеклянным крошевом. Человека, передававшего картинку, смело взрывом и экран погас.

Зато продолжал бормотать магофон Игоря Талаева. Его информатор, более ушлый и живучий, сумел затаиться в какой-то щели на Воробьёвых горах, и со своей позиции фиксировал видимые ему разрушения.

Над Москвой бушевал настоящий Рагнарёк. Фарид что-то торопливо бормотал в своё зеркальце. Правильно, он должен предупредить своих.

Мы столпились вокруг юриста, со всех сторон заглядывая в крошечный экранчик.

— Вот вам и фейерверк, — Аристина поражённо покачала головой.

— Но почему защитные экраны не сработали⁈ — это Юля.

Болеслав покачал головой:

— Вся защита заточена на сопротивление разнообразным магическим воздействиям. Плюс — противогранатное укрепление. Защита такой силы, что смогла бы удержать эти…

— Ну, видимо, те хвалёные бомбы, — подсказал кто-то.

— Да, бомбы… Так вот, защита от столь сильного физического воздействия ставится разве что на ворота, на случай тарана. И то редко.

Мы с Горынычем переглянулись. Я лично, по старой памяти всегда ожидал, что тебе на голову могут не только скалы вывалиться, а какие-нибудь ещё неприятности с выдумкой, всегда ставил защиту от всего, а внутри купола — ещё и от чужих портальных проникновений. Мало ли, непопулярны сейчас порталы — а ну как кто-нибудь заявится? Сказать им: «Подождите, мы ещё защиту не настроили?» Пф!

— Значит, германцы всё-таки правду говорили, — продолжала рассуждать Аристина, зацепившаяся за новую для себя проблему. — И, раз потребовался столь большой объём, никакой магии внутри нет, даже отсроченной или погружённой в стазисное состояние. Только голая физика.

— Они нашли взрывчатое вещество столь мощной разрушительной силы? — множество поражённых голосов на разные лады повторяли эту потрясающую новость. — Невероятно.

— Значит, нашли, — старая алхимичка поджала губы. — Вряд ли кому-то удалось бы организовать столь натуральную и масштабную мистификацию.

Марина досадовала, что встречает новый год не в Москве, пока до неё не дошли первые новости о кровавом фейерверке, накрывшем столицу. Она оставила праздничную залу, наполненную болотниковской разношёрстной верхушкой и мелкими дворянчиками, польстившимися на её приглашение, и удалилась в свой кабинет — едва ли не впервые за всё прошедшее в этом особняке время.

Ежи Трубецкой судорожно обзванивал имеющихся у него в столице информаторов и время от времени подносил Марине магофон или пересказывал полученное с обычного телефона.

— Особняк Голицыных разрушен!

…

— Сильные разрушения в Кремле!

— Погибшие? — жадно спросила Марина.

— Пока данных нет!

…

— Прилегающие к Кремлю кварталы сметены практически до основания! Несколько больших пожаров охватили центр, и они расширяются!

…

— Попытка нападения на Академию!

— Попытка?

— Да, в отличие от прочих, защитный купол Академии устоял, туда со всех сторон бегут люди… Толпы! Охраняющая гвардия пытается… Нет! Смели! Внутрь территории прорвалась паникующая толпа!

Марина так и не вернулась к торжественному столу, продолжая жадно выхватывать из потока сообщений важное и ценное для себя. А гости… если этот сброд можно назвать гостями… — пусть едят и пьют, без неё им будет даже веселее.

К утру она приняла решение. Когда Ежи наконец принёс подтверждённую весть, что Василий Скопин-Шуйский погиб, и фотографии с развороченными телами, извлечёнными из-под завалов, Марина сказала:

— Я хочу покинуть Тулу.

— Но, моя царица, двигаться сейчас в Москву…

— Мы не пойдём в Москву, — полячка вздёрнула подбородок и приняла царственный, по её представлению, вид.

Тщательно обдумав вариант с Москвой, она отодвинула его в сторону. Похоже, на Москву нацелились альвы, а сталкиваться с альвийской ведьмой повторно Марина никак не хотела.

— Но куда же… — Трубецкой растерялся.

— Мы пойдём в столицу, даже более древнюю и когда-то значительную. Во Владимир.

Мы несколько часов ждали, пока вслед за бомбёжкой не начнётся наземная атака на столицу с применением польских псов и тяжёлых штурмовых подразделений. Но… ничего не произошло. Огромная летающая туша, очертаниями напоминающая жабу, уползла в сторону Тушино, город, охваченный пожарами, остался в руинах, но дальше — ничего. Над окружающими Енисей сопками забрезжило позднее зимнее утро, когда мы, так ничего и не дождавшись, расползлись по своим комнатам, чтобы хоть немного поспать.

Проснулся я ближе к обеду. В кабинете со списком свежих новостей сидел Талаев. В числе прочих он показал мне фотографию, на которой угрюмый и разом повзрослевший Илья вытаскивал из-под завалов тело отца.

— Так что получается, Игорь? Илюха теперь на место главы рода должен встать?

— Должен, — согласился юрист. — Был. Насколько я знаю, в роду Муромских несколько сотен лет во главе стоял Илья Ильич.

Что-то кольнуло меня нехорошо.

— Что значит, «должен был»? Его подвинули, что ли?

— Совет клана постановил назначить Илье на время политической неустойчивости период стажировки на главу. Пока исполнять обязанности главы будет его дядя, Филимон Ильич. Во всех клановых заявлениях сказано, что временно.

— Всё, что делается временно, имеет свойство становиться постоянным, — невесело припомнил я старую мудрость.

— Именно поэтому я счёл необходимым включить данную информацию в папку «Важное».

Я попытался набрать Илью, выразить соболезнования. Его номер молчал наглухо. Что ж, могу его понять. Вряд ли в таком состоянии будешь расположен общаться.

Вокруг Тушино наблюдалась какая-то возня, но про Москву все словно совсем забыли. Сам же город был занят разбором завалов, извлечением из-под рухнувших зданий тел, а кое-кто — и грабежом, раз уж представился столь подходящий случай.

ЧЕТВЕРО ОБЕЗБАШЕННЫХ

Четвёрка беглых молодых русских магов вот уже несколько недель ползала в северных холмах. У них не хватало знаний и опыта вести грамотную разведку во вражеском тылу. У них не было еды и приходилось охотиться — хорошо, что охота во многих кланах считалась благородным развлечением, и у парней имелся некоторый навык. Плохо, что для этого приходилось уходить прилично на юг, поскольку все четверо опасались, что магические всплески привлекут внимание старого и опытного колдуна.

Ночевать тоже приходилось абы как. Пару раз, забравшись под нижние лапы огромных, словно шатры, елей. В остальные дни — ютясь в пещерках, которых по округе оказалось предостаточно.

За всё это время ни разу им не встретились ни люди, ни даже их следы. С другой стороны, это было им на руку, никто не торопился организовать за беглецами погоню, а с другой — обескураживало, ведь Яга однозначно сказала, что Мерлин где-то здесь.

— Я не понимаю, — сказала как-то утром Звенислава, наблюдая, как Иван разводит небольшой и совершенно бездымный костерок, — что мы делаем не так? Мы тут обползали уже всё. Где она, эта лаборатория? Неужели она настолько маленькая, что проскочила, как зёрнышко между пальцев?

— Или хорошо замаскированная, — предложил очевидную версию Сергей.

— Ну, насколько она может быть замаскирована? Вплоть до того, что наступив на неё, мы ничего не заметим?

— Вполне возможно, — Людмила потянулась и села, кутаясь в свой кусок накидки. Может быть, мы и прошли прямо через неё, не заметив?

— А Мерлин… или кто там ещё с ним работает… посмотрел на нас и ничего не сделал?

— Если его исследования настолько ценны…

— А не проще было нас прибить?

— Не спорьте, девочки, — попытался загасить разгорающийся спор Сергей, — может… — что «может» он договорить не успел. Пол пещеры мелко задрожал у них под ногами, и половина противоположного холма открылась вверх, словно крышка у солонки.