В этот же самый момент из соседнего переулка показался рослый, очень коротко стриженный мужчина в очках.
— Эй! — окликнул он их. — Даю руку на отсечение, вы, ребята, не из местных! Приехали с другого этажа, верно? Плохая идея! Вам стоило высадиться где угодно, только не здесь. Вынужден вас огорчить — вы прибыли в настоящий ад… О! Кстати, меня зовут Дориан, и я приговорен к смерти…
— Я — Пампкин, — отозвался мальчик, — а эта девушка — мой преподаватель гигиены, ее зовут Зигрид. Не могли бы вы объяснить нам, что здесь происходит?
— Пожалуйста, все очень просто, — вздохнул мужчина, нервно проводя рукой по волосам. — Этот жилой блок был приговорен к высшей мере наказания, потому что производимое им мясо оказалось недостаточно высокого качества.
— Закон наковальни — очень древнее наказание, — рассказывал Дориан. — Оно было задумано, чтобы уже в зародыше подавлять всякую попытку мятежа или недостаток продуктивности. Это меч, нависающий над каждым производственным блоком. Директория угрожала нам им при каждом снижении выработки.
— А что произошло? — спросила Зигрид.
Они сидели все вместе на террасе небольшого кафе в самом центре города-призрака, и во всем этом было нечто абсурдное. Дориан поморщился.
— Возможно, какой-то вирус. Питательная ценность производимого нами мяса падала все ниже и ниже. В некоторые дни его пришлось бы съесть сотню килограммов, чтобы получить столько калорий, сколько содержится в одном крутом яйце. Несмотря на все наши усилия, ситуация так и не выправилась. Сверху нас стали обвинять в умышленном саботаже и даже заговоре. Дела шли все хуже и хуже, и вот в один прекрасный день, как нож гильотины, на нас рухнул приговор: закон наковальни. Ну и паника началась!
— Я все еще не понимаю, — вмешалась Зигрид. — В чем именно заключается наказание, о котором вы говорите?
— Видите «небо»? В смысле потолок над нами? Так вот, в течение ближайших дней он будет с каждым часом опускаться все ниже, пока не коснется пола. Он будет падать на нас, как молот пресса, сминая дома и строения, расплющивая леса и мосты и все остальное, что возвышается над землей. Весь блок превратится в гигантскую наковальню. Этот потолок установлен на огромных гидравлических домкратах, движение которых не может остановить ничто. Такое наказание обычно применяется как показательное: оно поражает воображение толпы, приводит в ужас женщин и детей. Те, кто хоть однажды пережил его, ни за что не захотят подвергнуться ему снова. Когда население города вернут обратно, его бросят посреди груды обломков с приказом восстановить все с нуля. И уж поверьте, это будет сделано, и в самое рекордное время! Каждый будет стараться изо всех сил, и через полгода блок уже будет работать с полной отдачей.
— Но куда подевались все жители? — спросила Зигрид.
— Рабочим и их семьям позволили укрыться в лифтах. Их микрочипы были на время дезактивированы, чтобы они смогли пережить это путешествие. Кабины поднимутся на два-три этажа и останутся там с запечатанными дверями до тех пор, пока потолок не коснется пола, после чего они получат право вернуться сюда.
— Но сколько же их? — удивилась девушка. — Неужели кабины такие большие?
— Конечно, ведь они служат для промышленных перевозок мяса. Но не стоит обольщаться, многие погибнут от удушья или будут затоптаны толпой.
— Но почему тогда вы не с ними?
— Я? Потому что я принадлежу к числу инженеров, приговоренных к смерти. Директория сочла наше поведение подозрительным. Наши микрочипы не были дезактивированы при эвакуации, чтобы мы не могли пробраться в лифты вместе со всеми и сбежать. Мы должны оставаться здесь и ждать, пока небо не упадет нам на головы. Или мы должны сами позаботиться о том, чтобы выжить.
— А это возможно?
— Скоро мы об этом узнаем, раз уж мы все трое оказались в одной лодке. Блок полностью изолирован, отрезан от остального мира. За дверями, ведущими к лифтам, — пустота, колодцы глубиной в несколько километров. Кабины вернутся только тогда, когда наказание уже свершится.
— Вы один? — спросил Пампкин.
— Нет, нас, таких приговоренных, около двадцати человек. Высшее руководство блока. Пока они прячутся, но как только первый шок пройдет, вы их увидите. Я знаю, как это бывает, я уже пережил одну процедуру прессования.
— Каким образом?
— Чудом. Небольшое углубление в полу, просто трещина. Я бросился в нее в тот миг, когда потолок уже коснулся моих волос. Там я и пролежал целый день в полной темноте, слушая, как вокруг меня осыпается земля и щебень. Настоящее чудо.
Инженер встряхнулся, как будто хотел отогнать от себя страшный сон.
— Пойдемте, — сказал он с напускным весельем. — Гульнем по магазинам, приоденем вас как следует. А потом попробуем поесть.
Он потащил беглецов в роскошный бутик, настаивая, чтобы они нарядились в вечерние наряды. Сама не понимая, как это произошло, Зигрид вскоре оказалась облаченной в платье от кутюр и изысканные туфельки. Ей все время казалось, что она пребывает во власти какой-то иллюзии. На фоне опустевшего города все казалось нереальным, как во сне. Она даже забыла о многочисленных ссадинах и ожогах, покрывающих ее тело. Часом раньше, когда она пожаловалась на боль, Дориан забрался в какую-то аптеку, перевернул ее вверх дном и торжествующе потряс добытым пузырьком с обезболивающими таблетками. Затем они двинулись по центральному проспекту, останавливаясь у каждого бара и пробуя каждый раз новые коктейли. Непривычная к алкоголю Зигрид вскоре почувствовала, что с трудом держится на ногах.
— Конечно, все это детские выходки, — хмыкнул Дориан, который в данный момент изображал бармена, ловко поигрывая серебряным шейкером, — но разве плохо иногда потешить свои заветные фантазии? Кто не мечтал хоть однажды проделать все то, что сейчас делаем мы?
Поздно вечером они добрались до номеров-люкс самого фешенебельного городского отеля, и Зигрид была счастлива наконец рухнуть на кровать и забыться сном.