Тоннель был битком набит плотными, хоть и невидимыми толпами людей, которые шли, как лунатики, вытянув руки вперед и наталкиваясь друг на друга. Темноту наполняли шепот и всхлипывания, на каждом шагу влажные пальцы ощупывали лицо Зигрид в безнадежной попытке опознать в ней кого-то из близких. Девушка высвобождалась резкими движениями и упорно пробиралась вперед, раздвигая плечами неуверенно топчущиеся тени. Она спешила отойти как можно дальше, затеряться в одиночестве тоннелей, нырнуть в недра стен, как в черную воду. Уже во мраке раздавался шепот: «Огонь погас», «Пожар прекратился! Опасности больше нет!».
Багровые всполохи, озарявшие тоннель в первые минуты всеобщего бегства, утратили свою мощь. Танцующие отблески пожара, которые придавали лицам спасшихся жуткий вид призраков или адских демонов, ослабли и в конце концов уступили место сумраку. Беглецы прекратили свои слепые метания и застыли плечом к плечу. Зигрид продолжала пробираться мимо этих людских стен, ощупывая их руками.
— Эй, — окликнул ее кто-то, — вам не в ту сторону! Разворачивайтесь, иначе вы углубитесь слишком далеко в стену!
Зигрид молча ускорила шаг. Она все время боялась, что кто-нибудь схватит ее и потянет назад. Достаточно было любого пустяка: чтобы какой-нибудь глупец щелкнул зажигалкой, или какой-нибудь солдат, оправившись от испуга, нажал на кнопку фонаря, висящего у него на поясе, или…
Она шагала вперед, стиснув зубы, угрем протискиваясь между плотно сомкнутыми телами, которые волна обратного движения с каждой секундой сжимала все сильнее.
— Эй, куда ты? Разворачивайся, опасность миновала! — упрямо кричали ей неясные тени.
Чьи-то руки хватали ее за одежду, пытаясь удержать. Она мягко высвобождалась, стараясь не вызвать подозрений излишней резкостью. В какой-то момент ей показалось, что она уже больше не сможет противостоять напору людского потока, что плотно шагающая толпа увлечет ее за собой и вернет к исходной точке, на яркий свет. Под конец ей пришлось кусаться и драться, чтобы вырваться из тисков так быстро оправившегося человеческого стада.
Когда она наконец осталась одна в опустевшем тоннеле, ее рубашка была насквозь мокрой от пота. Она бросилась бежать, пока хватало дыхания и пока нестерпимое колотье в боку не свалило ее на пол. Только тогда она отважилась включить свой карманный фонарик, освещая почерневшие стены. Затем она стащила с плеча сумку и сжала голову Пампкина двумя руками, как будто это было настоящее, живое лицо. Она тут же почувствовала, что пластидерма стала совсем холодной и некогда мягкая плоть приняла консистенцию резины.
— Моя кожа твердеет из-за утраты жидкости, — прошептал мальчик, угадав ее мысли. — Скоро иллюзия развеется полностью, и я стану похож на потускневший манекен из витрины старого магазина.
Зигрид открыла рот, но в ее мозгу клубилось сразу столько вопросов, что у нее голова пошла кругом. Эмоции взяли верх над разумом…
— Ты обдурил меня! — прошипела она сквозь зубы. — Ты дурачил меня все время, от начала и до конца! И все же… Ты мерз, когда мне было холодно, и ты хотел есть, когда я была голодна. Ты страдал, когда страдала я. Я видела страх в твоих глазах и пот на твоей коже. Ты плакал, ты кричал! Ты…
Пампкин слабо улыбнулся виноватой улыбкой.
— Обычная имитационная техника, — ответил он странным металлическим голосом. — Я притворялся, копируя твой облик и твои реакции. Вальдо был прав, спектр поведенческих и физиологических симуляций, которыми меня оборудовали мои создатели, практически безграничен. Мне достаточно было проанализировать состояние твоего тела, чтобы понять, что ты чувствуешь: твой пот, электрические волны, испускаемые твоим мозгом, содержание витамина С в крови, уровень стресса… Положив руку тебе на грудь или на лоб, я моментально сканировал твою электрокардиограмму или электроэнцефалограмму… да все, что угодно. Каждый такой анализ помогал выбрать наиболее подходящую в данный момент стратегию поведения. И тогда я проявлял страх, или голод и жажду, или желание спать… Я воспроизводил твои жесты или твою тревогу с поправкой на детский возраст, которую обеспечивала заложенная в меня программа. Я лгал тебе, потому что моя миссия состояла в том, чтобы наблюдать за тобой, изучать тебя и в конце концов убедить.
— Убедить меня?
— Да, Зигрид. Я — просто запечатанное послание вроде письма в бутылке, и ничего больше. Послание, которое ждет, пока кто-нибудь сумеет его прочесть и понять. Когда заговор был раскрыт, его участники сразу осознали, что никому из них не удастся избегнуть смерти, и они додумались сделать нечто вроде странствующего ковчега, который бы таил в своих микросхемах все их научные знания. Их теории относительно внешнего мира, наблюдения за жизнью города-куба, размышления об устройстве его управления и так далее. Чтобы о содержании и назначении этого ковчега не догадались непосвященные, они придали ему облик ребенка. Мальчика с ангельским личиком по имени Пампкин, наделенного личностной программой и способного приспосабливаться к любым ситуациям, чтобы убедить окружающих, что он и в самом деле принадлежит к человеческому роду. Впрочем, эта уловка едва не обернулась против них самих, ведь я был схвачен за компанию с ними, когда полицейские ворвались в лабораторию! Но полиция Директории ни разу не заподозрила обмана. Перед тем как бросить нас в печь, нас всех накачали наркотиками — мощными снотворными препаратами, которые превратили моих создателей в безвольных зомби. Только я один…
— Только ты один сохранил ясный ум, — закончила за него Зигрид. — Наркотики не оказывают никакого действия на…
— На механическую куклу. Можешь говорить прямо, — подхватил Пампкин. — Так и есть. В тот момент, когда ты готовилась бросить их в пламя, моя программа работала в полную силу. Я должен был выжить, чтобы выполнить свою миссию, используя любые средства, любые хитрости. Я проанализировал твои реакции, твое поведение в присутствии Вальдо и солдат-охранников и пришел к заключению, что в тебе самой зреют зачатки бунтарства, что ты не разделяешь их убеждений. Мой компьютер выбрал наиболее подходящую стратегию и…
— И я попалась! — хмыкнула Зигрид. — Я поверила, что ты человек, и спасла тебя, толкнув настоящих людей в огонь мусоросжигателя! Я спасла робота!
— Не переживай так, — мягко сказал «мальчик», — ты не могла догадаться. Ты не должна чувствовать себя виноватой в том, что произошло.
— Но ты же ни на секунду не переставал изображать наивность! Тогда, в тоннеле, ты расспрашивал меня о городе и о термитах, как будто никогда раньше о них не слышал…
— Это специально, чтобы прощупать тебя. Я должен был выяснить твое отношение к системе. Оценить тебя с психологической и интеллектуальной сторон.
— Но зачем?
— Чтобы найти подходящего кандидата. Человека, способного понять и принять послание, которое я должен был передать. Ты явно обладала подходящими качествами, но я должен был убедиться в правильности своего выбора.
— Я? — удивилась Зигрид. — Но это же глупо. Я не пойму ни слова из твоих ученых формул, твоих теорий или…
— Я знаю, — вздохнул Пампкин. — Но зато ты обладаешь отвагой и стойкостью. — Он сморгнул и добавил: — И к тому же, увы, у меня нет времени на дальнейшие поиски.
Зигрид вздохнула.
— Значит, ты — письмо в бутылке, брошенное в море погибшими учеными. Последнее свидетельство несостоявшегося заговора, все участники которого были казнены. Это я поняла, но чего ты от меня хочешь?
— На протяжении всего нашего путешествия я старался вызвать в тебе сочувствие к нашим проблемам. Моя миссия заключалась в том, чтобы найти продолжателя нашего дела. Человека, который подхватил бы факел мятежа…
— И ты думаешь, что это я? Я!
— Не будь такой саркастичной. Ты ведь прекрасно поняла, что город-куб — это мир, который рушится, мир смерти. Конечно, термиты нанесли ему большой ущерб, но дело не только в термитах. Подумай о замороженных животных в криогенном хранилище — об этих свирепых существах, которые в один прекрасный день непременно пробудятся и начнут распространяться от одного блока к другому, пожирая женщин и детей. Подумай о похитителях железа, которые уже вовсю трудятся над преодолением тирании микрочипов… Однажды они тоже добьются своего, это всего лишь вопрос времени. И тогда ты увидишь, как они пойдут на приступ лифтов, захватывая этаж за этажом и навязывая свою волю всем вокруг… Сейчас они побеждены и растеряны, их жилой блок наполовину уничтожен пожаром, но что будет завтра? Не думаешь ли ты, что этот последний удар только усилит их ненависть? Что их жажда мести только удвоится? Город-куб — это умирающий мир, который вот-вот рухнет, как разоренный термитник. Хотим мы того или нет, на сегодняшний день существует один-единственный выход: эвакуировать город-куб.
— И ты хочешь превратить меня в пожирательницу стен? — спросила Зигрид. — Заговорщицу, которая станет распространять пламя революции от одного блока к другому! Но все твои выводы — пустые слова. Директория справится с похитителями железа и найдет способ покончить с термитами. Она…
— Зигрид! — прервал ее странно металлический голос Пампкина. — Зигрид, ты должна узнать наконец одну вещь: никакой Директории не существует!
— Что ты такое…
— В противоположность тому, что думает большинство людей, на вершине города нет никакого президентского дворца, и нет особого этажа, на котором заседало бы какое-то правительство. Есть только компьютеры. Компьютеры, запрограммированные раз и навсегда двести лет тому назад, и с тех пор доступ к ним перекрыт устройством, запускающим процесс самоуничтожения. Это сделано для того, чтобы ни один человек не смог захватить власть над городом. Нами управляют машины! Ты меня слышишь, Зигрид? Устаревшие электронные мозги, которые работают все медленнее и медленнее, и древние программы, совершенно неспособные адаптироваться к новым условиям!
— Но почему?
— Потому что в те времена люди подумали, что машины, которым неведомы ни ненависть, ни жажда власти, станут самыми лучшими правителями города. Никаких страстей, никаких войн. Они называли это антитиранической системой, формулой мира.
Мальчик умолк. Зигрид погасила фонарь и задумалась. Голова Пампкина тяжелым грузом лежала у нее в ладонях. Она положила его на землю. Говорил ли он правду или — уже в который раз — обманывал ее, чтобы использовать в своих целях?
— Что в точности ты хочешь, чтобы я сделала? — прошептала она после минутного молчания.
— Ты должна любой ценой отыскать способ проникнуть на этаж Директории, — пояснил Пампкин, — туда, где находится центральный компьютер, контролирующий город-куб. Там ты подключишь мою голову к основному терминалу, и тогда я взломаю коды блокирующих устройств, и лифты снова станут доступны для всех без исключения. В городе больше не будет пленников, все станут вольными путешественниками.
— Ну и для чего это нужно? — пробурчала Зигрид. — Стоит нам выйти из города-куба, как нас тут же убьют вирусы!
— Нет, эту планету можно покинуть на гигантском спасательном корабле, который находится в секретной пусковой шахте где-то в пустыне. Туда ведет подземный тоннель. Насколько мне известно, он достаточно велик, чтобы вместить все население города-убежища.
Девушка в растерянности почесала затылок.
— Замечательная история, конечно, — процедила она, — и я охотно в нее поверю, но только почему от нас все это скрыли? Зачем нас превратили в вечных тюремных заключенных, если с этой прогнившей планеты так просто сбежать?
— Потому что эвакуация лишила бы правителей города власти, — ответил Пампкин. — Понимаешь? Оставаясь здесь, они могли править как абсолютные монархи, решая все за всех. Эвакуация лишила бы их этой привилегии.
— Ага, кажется, начинаю понимать. Вернувшись на Землю, они оказались бы не богами, как здесь, а обычными людьми.
— Совершенно верно. Вот почему они так старательно скрывали существование спасательного корабля. Но потом они состарились и смерть забрала их. Сколько бы они ни считали себя богами, все равно кончили как простые смертные.
— А главный компьютер продолжал работать дальше сам по себе, — заключила Зигрид. — Верно? Как в те времена, когда его программировали хозяева.
— Да. К счастью, несколько человек знали эту тайну города-куба и создали меня, чтобы освободить вас. Хорошенько запомни все, что я рассказал тебе, потому что скоро я отключусь. Мои батареи уже полностью исчерпали свой заряд. Я «засну» до тех пор, пока ты снова не подключишь меня к источнику питания.
Девушка поморщилась и инстинктивно протянула руку, коснувшись шелковистых волос Пампкина.
— Значит, я останусь совсем одна, — проговорила она потускневшим голосом.
— Я всего лишь бутылка, брошенная в море, — мягко сказал мальчик. — Даже если я и старался убедить тебя в обратном…
— Я подумаю обо всем, что ты мне сказал, — прошептала девушка с синими волосами. — Это чудовищная ответственность. Ты требуешь, чтобы я пришла на помощь тысячам людей…
Вконец устав, она растянулась прямо на закопченном полу, прижав отрезанную голову к груди и зарывшись носом в рыжие кудряшки Пампкина.
— Хорошо, — сказала она через некоторое время. — Я попробую. Но я не знаю, как нужно действовать.
— Сохрани мою голову, — повторил андроид. — Она содержит множество разных сведений. Как только ты сумеешь подключить ее к источнику тока, я снова проснусь и подскажу тебе, что делать. Если я умолкну или начну лепетать всякую ерунду, не думай, что я умер, это всего лишь следствие севших аккумуляторов. Найди доступ к электросети, и я снова вернусь к жизни. Первым делом постарайся нейтрализовать свой имплантат и подобраться к верхнему этажу…
— Но каким образом? — нетерпеливо воскликнула Зигрид. — Скажи, как?
Но, увы, Пампкин был уже слишком слаб, чтобы ответить. Ей показалось, будто он пробормотал слова «синий банан», но это была явная бессмыслица, и она решила, что он уже теряет контроль над речью.
На следующий день глаза маленького робота остекленели, а голос превратился в неразборчивое бормотание. Почти прислонившись ухом к утратившим краски резиновым губам андроида, Зигрид уловила какой-то бессвязный монолог, перемежавшийся длинными сериями цифр. Правда, к полудню мальчик накопил достаточно энергии, чтобы произнести торопливую речь, в которой он вкратце повторял информацию, изложенную накануне. Повторив это послание два раза подряд, он погрузился в молчание, которое изредка прерывалось потрескиванием.
Зигрид не хотелось двигаться. «Кожа» андроида под ее пальцами стала твердой и неприятной на ощупь. Она несколько раз попыталась восстановить диалог, но Пампкин, по всей видимости, уже потерял способности управлять собственными ментальными процессами. До самого вечера он монотонно перечислял список входивших в его состав веществ и материалов, а потом его голос заглушил шум помех, время от времени прерывавшийся двойными щелчками.
Наконец его глаза побелели, челюсть отвалилась с металлическим лязгом плохо смазанных шарниров.
— Пампкин? — пробормотала девушка, чувствуя, как ее сердце сжимают невидимые тиски. — Пампкин! Ты меня слышишь? Хорошо, ты победил! Я сделаю, что ты хочешь. Ты доволен? Эй! Ответь!
Но голова в ее руках выражала не больше эмоций, чем гранитная глыба.