Пограничник

Глава 11. Контртеррористическая операция (часть 1)

Слёзы.

Они текут из твоих глаз, и ты понимаешь, что это плохо. Признак слабости. Который все видят — всё войско. А ты в войске самый главный, предводитель. Хочешь, не хочешь — никого не волнует, ты ДОЛЖЕН вести себя так, как они ждут.

Ты в этом теле не добровольно? Тебя сюда поместили? А может родился тут естественным путём? Без разницы — никаких скидок. Ты здесь, и ты — это ты, а значит должен следовать трендам, а не ломать их. Граф — образец, пример и вдохновитель. Он не должен реветь над трупами, и особенно над трупами никому не известного и не представляющего ценности «мирняка». Ладно бы это был брат, отец, или боевой товарищ. Но ТАК… Мальчишество и рефлексия, повод развернуться и уйти от такого малохольного и впечатлительного сеньора.

Но было плевать. На всё плевать.

Эта девочка… Да, никто мне. Но именно она окончательно выбила из колеи, сломав хребет верблюду, что та соломинка. Витые кудряшки белоснежного цвета, белое платьице, огромная соломенная кукла в руках с пришитыми пуговицами-глазами… И стеклянные, смотрящие в небо глаза. Платьице не совсем белое — оно наполовину залито высохшей, обретшей чёрный цвет кровью. Распоротый живот, вверх наискось и до плеча. Походя махнули мечом, и ангела нет. Наших ей лет шесть… Было. Она не одна такая, в этом поселении их много, в смысле убитых детей. Не считал сколько, может с десяток. И с полусотня взрослых.

Здесь же, в сторонке, уже оттащенная с дороги, лежала её мать. Наверное мать, точно теперь никто не скажет. Женщина лет двадцати пяти наших… С большим выдающимся животом — ещё одним ангелом, не познавшим, что такое жизнь и что значит родиться.

Они убили всех. Не «всех, кто не успел убежать», а всех вообще. Ибо егеря нашли следы и трупы в полумиле от поселения с той стороны от ворот — люди бежали, зная, что солдатня уже ворвалась внутрь периметра. Те, кто мог проскочить и выскочить окольными путями, через лазы в тыне, и далее огородами. Но наёмники посёлок не просто взяли штурмом с налёту — его предварительно оцепила их лёгкая конница. В основном там тела женщин с детьми, хотя есть и несколько смогших вырваться мужчин. Их всех просто перестреляли и подавили конями, незамысловато. Никто никого не насиловал и не истязал. Хотя и тут, в поселении, всего несколько следов насилия, непозволительно мало для трёхсотенного воинства налётчиков. Сеньоры наёмники пришли сюда убивать и только убивать. Мстить и наказывать, ставить на место, заодно вызверяясь на слабых, демонстрируя самим себе крутость и силу — как делают все подонки.

Ирония. Я ещё не начал «плохую» войну на истребление. Но уже её получил. И в треволнениях, что выпускаю следующего джина из бутылки, сегодня окончательно поставлена точка — с этого дня этот мир воюет по новым правилам. И он сам этого захотел. И кто не спрятался — я не виноват.

Война? По местным меркам столкновение нескольких сотен против нескольких сотен это полноценная война. Но лично мне изначально было сложно оценивать этот конфликт как войну. Мелкие ничего не значащие стычки в заднице мира, куда господь не заглядывает — ходить далеко. Для меня война это что-то вроде тотального ада: танки, пушки, миномётные «прилёты», накрывающие огромные квадраты. Тысячи солдат в окопах или в строю. Да даже ВОВ вспоминать не обязательно, для современного меня война — это развалины Халеба и Восточной Гуты, по которым ибашут «грады»; это Ракка, Багдад или Белград с превращёнными в руины домами. Это тысячи жертв «мирняка», которому по-хорошему некуда деться от бомбёжек — куда бежать, везде тебя не ждут. Это отрезанные на камеру головы пленных в руках у замотанных в тряпки всех оттенков чёрного орлов из всяких «игилов», даже не хочу перечислять сорта этого дерьма. Это авиация, сбрасывающая тысячи тонн «пламенного привета». Это вертолёты, прикрывающие едущую по горной трассе колонну, подрывающуюся на фугасах, по которым палят из ПЗРК из «зелёнки». Это сбитый лётчик, с криком: «За пацанов!» выдёргивающий чеку в окружении бармалеев, и также на камеру, но, совершенно не зная, что эту запись потом увидят миллионы, другой герой, говорящий: «Работайте, братья!» Другая война, но на самом деле та же самая, только с иного фронта, что и бармалеи с лётчиком. А ещё война это кадры в прямом эфире штурма развалин ДАП. Это бойцы «Спарты» и Мозгового, ведущие зачистку в жилой застройке близ Донецка и Луганска. Это много что, и это СТРАШНО даже из спокойной Вологды.

Я не застал ВОВ, как наши деды. Не застал Афган, как наши отцы, и Чечню, как старшие товарищи. Но и того, что видел, хватало для понимания. Благодарю бога, что не коснулось лично ТАМ (здесь, вот, коснулось, от судьбы не убежишь), но и без участия в аду хватало и беженцев из Грозного, рассказывавших в присутствии маленького Ромы тамошние ужасы, и рассказы вернувшихся со срочки из Гудермеса старших пацанов, а точнее их злое молчание со стиснутыми зубами и слезами в уголках глаз. А ещё не забуду, как коллега отца рассказывал, как к ним, танкистам, под Кишинёвом, бежали женщины с детьми и просили защитить от распоясавшихся молдаван, а у них из Москвы не было ну совершенно никакого приказа, как быть. Они ждали, очень ждали приказ сделать хоть что-нибудь, ведь они ещё недавно так верили этому меченому мурлу, что при нём наконец что-то изменится и станет лучше. А он, сука, в итоге лишь развалил и добил их страну. И они открывали огонь, пугая молдавских выблядков, в нарушении всех приказов и уставов, каких только можно, какие только есть. Тогда их, советских танкистов, ещё боялись.

В общем, я не понимал такой войны, какая принята здесь. Когда чинно и благородно, наскочили друг на друга, порубились и разъехались, взяв того, кто выжил и не успел удрать, в плен. Для выкупа. А, ну да, по пути пограбили местных крестьян, причём воины как одной, так и другой стороны, без разницы на чьей война земле. Потоптали крестьянских же баб — фигли им, переживут. Но в целом зачем людишек обижать, людишки тебе ништяки приносят — зерно, продукты, изделия ремесла разного. Нет, кого-то, конечно, прирежут, не без того: кто-то выпендриваться будет — «бессмертных» всегда хватает, а кто-то под горячую руку попадётся, а кто-то бабу свою, или дочку, или сестру защищать полезет. А кого-то просто кончат ради прикола — солдаты народ весёлый. Ну так не всю ж деревню кончат, пару-тройку человек во всём поселении. А потом дальше воевать пойдут — ловить в плен бойцов противной стороны. Вот и весь конфликт по сути. И даже так на вас, распоясавшихся феодалов, может прикрикнуть король и дать ата-тай по заднице, если ему эта война не понравится. Глядя на такой конфликт, я не мог использовать слово «война», а потому в голове раз за разом вставало слово: «Контртеррористическая операция». И по сути это она и есть, так как войну мне эти люди не объявляли, как и Феррейрос, под чьим флагом они пришли. А значит я снова бью татей, бандитов с большой дороги, и бить должен снова без жалости, помня идиому про «сортир».

Мы в седле девять дней, с утра десятый пошёл. Июль скоро закончится, в город на Белую пора, а всё никак не разделаемся с бандитосами. В Пуэбло, благодаря прозорливости мастера Соломона, оказывается, продававшего фляги ТОЛЬКО воинам графства и имевшего их приличный запас (Ансельмо скупил ему всю медь, что была в Аквилее, и всё, чертяка, в кредит), мы быстро оснастили три баронские сотни тарой для кипячёной воды и для спирта (спирт выдал только десятникам, но выдал — пришлось, пригодится для ран) и резво двинулись на северо-северо-восток. Шли быстро, по тракту, и потому сильно татей обогнали. Впрочем, именно так и рассчитывали — зайти сзади и потрепать мальчикам нервы. Там разделились; я остался с Сигурдом, а Рамос и Алонсо двинулись соответственно западнее бандитов и восточнее, ближе к холмам, с задачей нервировать, не вступая в бой. Таким образом мы их как бы окружили с трёх сторон, что демотивирует психологически, особенно учитывая их растянутую линию обозов.

Первые плоды такой тактики уже есть — на дороге одна за одной попадаются брошенные телеги. Причём позавчера их было всего три, и пустых. Вчера уже пять, и гружёных. Но главное, в последних телегах и рядом с ними валялись тела убитых обозников — сеньоры не то, что не забрали трупы, а даже не прикопали, так бросили. Что навевает на размышления.

День у нас начинается по одному плану — с утра Сигурд высылает своих в разведку, до пяти отрядов с десяток человек в каждом. Все с заводными лошадками — чтоб убежать смогли. И те нервируют войско врага своим видом на горизонте, а если получится, атакуют обозы и валят. К вечеру народ возвращается и докладывает, и доклады до сегодняшнего утра носили оптимистичный характер — наёмники пытаются ускориться, но не получается. Ибо кроме нас бойцы Сигурда постоянно натыкались на десятки Алонсо и Рамоса, парни семафорили что-то задорное и исчезали, и они тоже капец как демотивируют гостей нашего графства. Погони же, посланные наёмниками, далеко в степь уходить не рискуют, что говорит об уме и опыте их главного; отгоняют наших и возвращаются обратно. Ибо конный лучник в степи — бог, преследуя его можно в такую засаду попасть, что капец! А линию обозов даже я несколько раз видел — реально растянулась на много километров, и что такое три сотни охранения по сравнению с масштабом того, что надо защитить?

На самом деле я мог дать и сражение. Создать локальное превосходство на одном участке, пошуметь на других, размазывая их армию в тонкую нитку вдоль телег, и пройтись по ним катком. Но пока останавливало, что капитан наёмников калач тёртый, опыт имеет, и наверняка ожидает такой финт. А значит меня ждёт неприятный сюрприз, а я не люблю сюрпризы. Кто не забыл, военнач я начинающий, осторожный. А значит пока подождём сражения — потреплем их ещё. Ибо спектакль продолжается и по ночам — теперь уже мои, гвардия, обмотав коням копыта тряпками, приближается к лагерю и фигачит из луков «куда достану, кто не спрятался — его проблемы». Пару раз за ночь обстрелы удаются, но чаще парней замечают ранее. Но даже заметив их и выслав погоню, от которой наши бегут стремглав, мы делаем большое дело. Ибо враг нервничает, даёт сигнал трубой, отряды перехвата как минимум не спят и днём вынуждены клевать носом. Так что мы нервировали сеньоров всё больше и больше, демонстрируя, что нехорошо вламываться без стука на чужую территорию.

Вчера я сам ходил в ночную — за компанию. Стрелок из меня аховый, но посмотреть глазами очень хотелось. Что скажу, это круто! Лагерь у врага был не один, лагерей было четыре или пять, все обнесены телегами. Не как у гуситов или первопроходцев Северной Америки, тут это просто телеги и возы, не бронированные, не сцепленные цепями, но впечатление и так грозное.

Мы смогли подойти на расстояние выстрела четырежды. В третий и четвёртый раз даже обстреляли ближайшие телеги. После чего благополучно под утро смылись к себе. Днём отоспались, пока работали дневные команды — один фиг войско еле тащится, мы верхами их всяко обгоним.

…А потом они уничтожили эту деревню на своём пути. Не просто побили и поваляли крестьян, как обычно, ограничившись десятком (не более) трупов, а подчистую. Убили всех, кто там был. Женщин, детей, коров, коз, свиней и даже гусей. Просто убивали всех подряд, а мужикам срубали головы и вывешивали на заборе. И записку оставили: «Пуэбло, ты пожалеешь, что родился на свет».

После чего я отправил всех своих, кроме телохранов, с общениями, огибать вражье войско и ехать ко всем селениям на пути к Феррейросу, дабы организовать эвакуацию ВСЕХ населённых пунктов на пути следования, и немножко тех, кто просто рядом. Послать-послал, оперативно, справился, но рефлексия накрыла — сам принялся бродить по уничтоженной деревне и разглядывать трупы, всё более и более накачивая себя. А здесь, в этом дворе, сел возле поленницы, у начавшего покрываться синюшными пятнами тела красивой девочки, и… Заплакал. Не хотел плакать, но коварные слёзы текли и текли из глаз. Нет, не винил себя за то, как поступаю с наёмниками. Винил за то, что не предположил, что может быть ТАК и не эвакуировал все селения на пути заранее, рассчитывая, что да, я — крутой мэн из будущего, поведу «плохую» войну, но враг-то местный! И будет воевать «как принято». Вот уж дебил малолетний, честное слово!

— Ричи, мальчик, прекрати. — Это рядом подсел мощный и брутальный Рохас, и не такое видевший на своём веку. — Понимаю, молод, смерти и не видел ещё. Но люди… — Окинул взглядом вокруг, намекая на ждущее приказа войско.

— Плевать, Сигурд! — выдал я, шмыгая носом. — Я справлюсь. Я сильный. Просто… Это не люди, Сигурд. Орки и те так не поступают. Они убивают чтобы съесть, или тех, кто сопротивляется. Или превентивно, чтобы не сопротивлялись. А эти… Нелюди они, Сигурд! Нелюди! — повело, руки затряслись.

Барон качал головой и молчал. А что он мог сказать? Для местных данное преступление было коварным, подлым, но не катастрофичным. Убили крестьян? Женщин и деток поубивали? Бывает. Вообще-то крестьяне это говорящий скот. Скотину, конечно, жалко, а говорящую — тем более жалко, но, блин, рефлексировать ради этого? Смерть закаляет, смерть даёт иммунитет к восприятию таких преступлений. Ты отмечаешь их, принимаешь к сведению, и всё. Да, это неправильно, несправедливо, но плакать…

— Привыкнешь, Рикардо. Жизнь, она, брат… — Вздохнул. — Это война, граф. Вот это — война, — окинул он рукой вокруг.

— Часто ты видел, чтобы так… ЛЮДИ! — последнее слово я противно выплюнул. — Других людей.

— Бывает, — не стал юлить он. — Но очень редко бывает. Сильно мы их допекли.

— Поднимай сотню, двигаемся. — Я тоже вздохнул, поднялся, вытер глаза рукавом. — Планы те же. Спокойно следуем за ними и давим. Ни минуты pidoram спокойствия! Гоним к Феррейросу, как и хотели.

У барона с души слетел камень. Видимо считал, что я сейчас сорвусь и поскачу с мечом наголо мстить. От малолетних недоумков всего можно ждать. Он тут меня охаживал, наверное, чтобы если что — перехватить власть в войске, пока не успокоюсь. К счастью я справился, хотя не представляете, как, действительно, хотел всё бросить и ломиться в генералку, атакуя супостата на марше. И главная мысль, вдохнувшая льда в мою буйную разгорячённую голову была такая: «Месть подают холодной». Я отомщу. Накажу за эту девочку, обязательно. И за её маму. И за всю их деревню, за весь этот уничтоженный посёлок. Но сделаю это как предлагал старый бык в памятном анекдоте, который народ в войске и замке с удовольствием цитирует: «Мы спустимся медленно-медленно… И покроем ВСЕХ!»

Утро началось не как обычно. Ко мне приехал, проявив чудеса ориентирования на местности ночью, до предела напрягая интуицию «где мы в принципе можем находиться»… Тит Весёлый.

— О, камаррадо! Какими судьбами? — расцвёл в улыбке я, обнимая его, как старого друга. Приятно видеть знакомые и доверенные лица.

— Так того, граф, — скривился он, — тебя искал. Для связи, координации и получения приказов.

Туплю. А что им ещё оставалось делать, зная, что я где-то здесь? Глава войска, всего-всего — я, вот и надо запросить у главкома инструкции, правильным ли путём идут товарищи и как быть дальше.

— Мы всё сделали, как в письме обсказано. Двинулись навстречу и тревожим гадов. Но не наглеем, стараемся выцеплять обозы, а не воинов. А тут увидели людей барона Алонсо, они обсказали, что вы туточки. Ну, мы примерно вычислили, где, и я поехал.

— Лично ты? — Я чувствовал какую-то нестыковку, но не мог понять, какую.

— А больше некому. Её милость не может, она ж глава этого войска. А другого кроме меня посылать — авторитета мало. Меня ты знаешь, а что тебе другие?

— Её милость? — выкатил я глаза, не понимая. Точнее, надеясь, что понял неправильно. А заодно и понял непонятку — мои люди должны были остаться под Феррейросом! Эта операция — баронская!

— Баронесса Аранда, — разочаровал Тит. — Она возглавила это войско. Один пень у неё из всех баронов самая маленькая сотня. Там и полусотни, наверное, не было перед выходом — Йорик всех увёл. И у меня полусотня. И я решил…

— ТЫ решил? — Я сжал кулаки. Но Тита было сложно смутить.

— Ты, твоё сиятельство, меня приставил за баронессой следить! — Он повысил голос, я бы даже сказал, наехал. — Я и следил. А чего она вперёд попёрлась — то решение их милостей и командующего войском барона Алькатраса. Ты сам обсказывал, дисциплина и единоначалие, неможно командиру полка самому легату перечить. И сам командиром полка меня оставил, как его — легатом.

Йолы-палы! Титу ж открытым текстом намекнули, дескать, остаётся за баронессой приглядеть! А никак не принимать самостоятельное решение. И насчёт Алькатраса — говорил. Всем. И ругал, дескать, да, так и есть, приказы командира надо исполнять, никакой махновщины. Вот так хочешь, как лучше, а получаешь как всегда. И не накажешь — сам дурак, сам так до людей информацию довёл. И Алькатраса понимаю — все бароны, ополчение, а Тит — наёмники, да ещё моя личная сотня. Из всех именно они — первые кандидаты на «взбрыкнуть». Лучше именно их отослать, и с командованием вопрос решится — все остальные бароны равноправные, и он на самом деле самый опытный и авторитетный. И Ингрид тоже лучшая кандидатура в летучие войска — как женщина, а женщины от природы осторожные, не станет на рожон лезть, в отличие от мужиков, кичащихся показной храбростью. Тот же Мерида в вопросах партизанских наскоков дров сто пудов наломает, он тот ещё дровосек. Да и Ворон хоть пять дочек имеет, а ума… К тому же в войске Аранды осталось слишком мало людей для геройствования — сами бойцы будут осторожны, зная, что их никто не прикроет — некому. Им тревожить врага налётами — в самый раз. А что бабу послали в рейд — на войне все воины, без скидок, женщина ты там или кто. Пришла во главе сотни? Вот и воюй, мать твою, как все! Всё логично.

— А чего не отговорил её идти? — Я, получив холодный душ, начал успокаиваться. Действительно, она — предводитель войска, равноправная баронесса, и доля в добыче у неё как у всех. Чья она там любовница — не Алькатраса проблемы.

— А зачем? — Тит пожал плечами. — Была у неё мысль переговорить с татями. Дескать, женщина, не тронут, а она попытается вразумить, или хотя бы выяснит, что хотят.

Я уже понял концовку рассказа.

— Вытащили? Успели?

Тит грустно усмехнулся.

— Вытащили. Отбились. Знали, куда едем. Но пятерых ребят там потеряли. И ещё восемь тяжёлых, в одной деревне оставили. Зато убедились — никаких переговоров с ними не будет. И Доминику отписались, чтобы знал, и тебе в замок сообщение передал. «Подстилкой графской» назвали, и захватить попытались. Насилу мы оттуда ушли.

— Сейчас дам несколько коробочек ведьминого зелья, пошли кого-нибудь в ту деревню — вдруг воинам нужно, чтоб сепсиса… Ну, заражения не было после раны. Тем, кто выжил. — Я выдохнул с облегчением. Дура баба! Пятерых парней потерять ради иллюзии, что с врагом можно договориться.

…Но с другой стороны, не попытаешься — не узнаешь, что у них на уме. Я узнал что они недоговороспособны постфактум, когда они УЖЕ разорили деревню. До этого и я тешил надежду, что они теоретически договороспособные (не собирался договариваться, но надежду, что они такие, тешил). А она не знала, первый раз столкнулась. Так что нет, всё верно, просто война сама по себе «дурная тётка, стерва она». Парней жалко, но потери закономерные.

Почему первым делом при встрече даю зелье? Потому, что наслушался рассказов за время похода про врачевание ран. Заражение тут — главный бич, а не собственно ранение. Ибо если начнётся нагноение, это в большинстве случаев приговор. Спирт местные знают, но раны не промывают, максимум водой, и нитку лекари облизывают слюной прежде, чем шить. Любые раненые, особенно в брюшину/корпус, это кандидаты преставиться, пятьдесят на пятьдесят, если не восемьдесят на двадцать.

Тит благодарно кивнул:

— Это хорошее известие. — Это он про порошок. — А если останется — другим парням может пригодиться. Много его из замка захватили?

— На всех хватит. — Я снова облегчённо вздохнул. Что ж, работаем.

Тит приехал с двумя десятками своих воинов. Разумеется, Алькатрас понимал, что Ингрид хоть и хорошо стреляет, но ни разу не командир, то есть по сути сюда отправили Тита и мою гвардию, а баронессу — демонстрировать флаг. Баронесса — прапор, командует Тит, неконтролируемые войска усланы и при деле, слава достаётся юной начинающей баронессе без мужа (какая она классная невеста на выданье, смелая и бесстрашная), и главное, граф всё понимает, как оно на самом деле, и может в случае успеха Тита повысить до сотника. И всем хорошо. А бароны сейчас перегруппировываются и будут не осаждать город, а… Так сказать «пасти» его, как собака пасёт отару овец. Из под города не уйдут, но осаждать станут рассредоточено, перекрыв все дороги вокруг, никого к Феррейросу не подпуская.

— Скакали всю ночь, — продолжал он рассказ. — Шли медленно — ночью коням можно ноги поломать. Но тебя, граф, найти надо. Ты должен вернуться и возглавить войско. Парни без тебя воют.

А вот это по делу. Бароны, конечно, мои вассалы, но настоящего ярла должен окружать собственный хирд. А ещё войско Аранды-Тита считается главным в этой кампании, главнее баронов-застрельщиков, хоть их и больше, а значит моё место тем более там. А сеньоры бароны пусть на подхвате и дальше тревожат супостатов — прекрасно и без меня справятся.

— Что думаешь, может накатить на них разом со всех сторон? Пройтись по их «змейке», когда рассредоточатся? Нас больше, а они растянуты.

— У них вооружение лучше, граф, — покачал Тит головой. — Броня первоклассная. И рубаки отчаянные. Мы нескольких языков взяли — достойные воины. И командир у них Хуго Смелый. Я его не знавал, но слышал. У него центр в кулак стянут, он только ждёт нападения. Сигурд и другие бароны люди достойные, но сделать одновременную атаку с разных сторон будет слишком сложно. А без таковой ничего толкового не выйдет, твоё сиятельство. Зря только людей положим — они нас по частям разобьют.

Он так наставляет подробно, забыв про субординацию, потому, что я — пятнадцатилетний мальчишка. А в отсутствии Вермунда и Вольдемара, да ещё Алькатраса с Ковильяной больше некому пока. Наставничество опытного воина над мальчишкой тут в норме вещей, вон, и барон Рохас смотрит одобряюще.

Вот оно! Вот что меня смущало и не давало отдать приказ идти на наёмников катком! Я привык к быстрой и оперативной связи. Если бы у нас были рации, если бы мы могли координировать, кто что из сеньоров баронов делает, знали бы, кто где в какой момент находится…Поминутно рассчитанная атака, кто где и за кем нападает… Но тут это невозможно. У меня с Алонсо и Рамосом уже сейчас никакой связи. Пока сообщу им, когда нападаем, где (а как я сам это определю?), они узнают спустя несколько часов, а то и на следующий день. Даже атаку с часовым интервалом невозможно спланировать. А этот Хуго Смелый, наверное, только и ждёт, когда мы нападём по частям, и держит наготове латный резерв из отборной сотни.

Ах да, про оснащение войска Тит полностью прав. Мы живём на Юге, где жарко, это раз. Наши главные враги — степняки, это два. Нам не нужна слишком тяжёлая броня — в ней по жаре не наскачешься, а от орков не защитит — у них метательное копьё пробивает навылет всадника в любой консервной банке… Или не пробивает вообще, если не попадёт. Наше главное оружие — лук, лёгкая броня и скорость четвероногого товарища. А вот в Центральных Провинциях всё совсем не так. Там рулят лансы и сверхтяжёлые доспехи; лучше медленнее, но гарантировано победить в прямой сшибке. И наёмники, идущие с той стороны, для которых война — работа, имеют самое первоклассное вооружение и оснащение для войны с людьми, каковое в личных дружинах герцогов не у каждого найдёшь.

Сигурд пытался мне всё это два последних дня объяснить, но только мычал, пояснения его откровенно так себе. Хотя как вояка он — от бога. Хорошо, что Тит приехал.

— Что ещё сказали пленные? — нахмурился я от последней мысли. — Давай только коротко и сжато, пора выдвигаться.

— Что получили приказ идти сюда и шугануть нас из под Феррейроса, — грустно усмехнулся Тит. — Без острой необходимости в бой не вступать. До самого города на провокации не отвечать. Их цель — довезти провиант до города и снять его осаду. Они почему-то уверены были, что ты ускакал на границу, или ускачешь, но не будешь ввязываться в бой с ними. Их задача продержаться в городе до окончания набега степняков, а после по их словам командиры ждут подкрепления.

— Интересно от кого? — улыбнулся я своим мыслям. Вот пазл и сложился. Ай да Катарина, сукина дочь! Уважаю. Нет, серьёзно — как можно обижаться на такого умного и достойного противника? И всё чужими руками, предъявить нечего. Остаётся только рукоплескать.

— Они не знают, — покачал головой Тит. — Просто знают, что сейчас их не тронут — нам не до них. А после тоже не тронут — их прикроет кто-то могущественный. Тебя, граф, был приказ не злить, вроде как король за тебя хочет сестру выдать, и их задача только деблокировать город. Продемонстрировать там свой флаг, дескать, увидев его, мы сами запросим мира на любых условиях. И городским везут послание не ерепениться, и тебя не обдирать, и даже что-то там заплатить, как неустойку. Подробности знает только командир, они — только слухи.

— А чего ж моих людей на границе грохнули, раз шли с мирными намерениями?

Молчание. Не потому, что Тит не знал. Ответ прост и напрашивается, просто он нам неприятен. Потому, блин, что они — хозяева жизни. Подумаешь, нескольких дохликов мочканули! Дело житейское. Жизнь человека ничего не стоит. Что значит кровь шестерых шестёрок (простите за тавтологию) в играх, где ставку делают короли? И я, как крутой владетель, тоже должен понимать, что это не люди, а мусор. Инструменты. Таких инструментов валом, и должен быть не в претензии.

— Ну так что, граф, какое решение? — а это спросил Сигурд, ехавший рядом с нами с другой от меня стороны, но не принимавший участие в обсуждении планов. Он тоже… Тактик, а не стратег.

— Справишься один? — кивнул я вдаль, на линию горизонта.

— А то! — фыркнул барон. Четыре его десятка с утра умотали на подвиги, остальные на подхвате — готовы прикрыть в любой момент.

— Тогда информация следующая. Завтра и послезавтра ваша задача та же, тревожить гадов. Но послезавтра ночью обойдёте их и присоединяетесь к нам. Днём третьего дня они должны быть под бастионами Феррейроса, там дадим сражение. На своём поле и на своих условиях. Ваша задача в бой не вступать, пока не вступим мы, держаться рассеянно, а потом ударить с тыла. Надо бы сообщить Алонсо и Рамосу, и обговорить связь перед боем. Пусть пришлют к нам гонцов — передам условия напрямую.

— Сообщим, я пошлю своих людей, — кивнул он. — Всё сделаем.

— Если что-то изменится — пришлю человека с сообщением. Кодовое слово… Запиши, если не запомнишь. Krakozyabra. Любого гонца, не произнёсшего кодовую фразу, сразу в утиль.

— Есть в утиль. — Рохас не стал выпендриваться, вытащил и седельной сумки дощечку и записал. — Есть третьего дня обогнать и быть под стенами. Ребятам сообщу. Граф, не беспокойся. И это… Не моё это дело, но женщинам не место на войне. — Сучёныш, по больному бьёт. Я заскрипел зубами. — Даже таким, как баронесса Аранда, а про её подвиги в Магдалене мне рассказали. — Кривая ухмылка. Да, эмансипации этому миру ещё долго не видать. Но всё же не надо переоценивать и местный традиционализм.

— Ей надо мужа найти, — грустно усмехнулся я. — И я сказал чтоб сама искала — не хочу в этом участвовать. Вот она его и ищет. Ладно, с богом. — Я отъехал на десяток метров и махнул рукой. — Гвардия, за мной!

И мы с Титом, с его воинами и моими тремя десятками, поехали обходить по дуге через поля наёмническое войско. Время не ждёт.

— Какого донжона ты сюда попёрлась! Какого донжона попёрлась ТЫ! — ярился я, расхаживая по её палатке. У неё была единственная палатка в войске, остальные спали под открытым небом, благо сейчас нет дождей. Ибо нашему войску главное — мобильность. Папочка был попаданцем (который раз убеждаюсь) и внедрил тут такую штуку, как тёплый шерстяной суконный спальный мешок. Мы с баронами, кстати, последние дни также спим — не до сибаритства, враг рядом. А ей, как барыне, шатёр ставят. Женщина де! Воистину бабы дуры, и на войне им не место, прав Сигурд.

— Ричи, милый, я не понимаю вообще, к чему эти претензии? — Я был зол, но на неё злость не действовала. Ингрид стояла непробиваемой стеной. — Я выполняю свою работу. Работу командующего сотней. И выполняю приказ военачальника, и ты больше всех за это ратовал.

— К тому, что ты — женщина! А тут — набеговая наскоковая война! — сорвался я, вспыхнул, но тут же поумерил пыл — спалю палатку к чертям. — Война крайне мобильная. А у тебя и красные дни календаря могут быть, и гигиена, и одеваться/раздеваться/переодеваться надо наравне с мужчинами. И, прости, в сортир поссать и посрать сходить отдельно. Ладно в главном войске — у них там лагерь с удобствами. А тут — боевой поход по принципу герильи! Партизанская война! Ты очумела, женщина?

Она вспыхнула, покраснела.

— Вообще-то, Рикардо, я не неженка. И к лишениям привыкла. И красные дни ещё не скоро — успеем гадов победить. И воины у меня хорошие — отворачиваются, когда на яму хожу. А про шуточки — как будто над тобой и баронами их бойцы не шутят. Не белоручка-неженка, переживу.

Бесполезно. Поняв это, я сделал самое мудрое, что мог — заткнулся.

Ночью ничего не получилось — не было сил. Оба вымотались. Мы по дороге сюда вплотную съехались с одним из летучих отрядов человек в двадцать, постреляли в него, а потом долго удирали, пока не выманили на открытое ветрам место, где к нам присоединились поджидающие в засаде Тит и его десятки. И мы погнали pidorov назад — нас было сильно больше. Четверых грохнули — под ними пали от стрел и гонки кони. В плен не брали, сразу в распыл. Потом бомбили телеги, штук двадцать. Не мудрствовали, выбивали стрелами возниц — нефиг было ехать с боевой колонной на чужую землю. Пока не приехала армия в сотню копий, резерв Смелого, и мы снова полчаса бешено скакали в степь, спасаясь от них. И только потом, дав коням попить в ручье, поехали на встречу с Ингрид. В общем, веселились, пока есть возможность. Разведка боем.

Ехать в лагерь к основному войску эта миледи категорически отказалась. И не в том она возрасте и статусе, чтобы дать по жопе. Тит Весёлый также отказался оставаться за главкома этого отдельного налётного корпуса:

— Ты, твоё сиятельство, думал, как меня бароны слушаться будут? А нам с ними взаимодействовать. А Ингрид она хоть и молодая, но баронессой поставлена, святой отец на то благословение дал и службу служил. Пущчай она будет главной. А с войском так и быть, управлюсь. — Лукаво усмехнулся. — Да и не смотри ты так. Ну, дура баба, не без того. Но талантливая. И люди её слушают, и команды выполняют, и ещё не было такого ни разу, чтоб я её команду своей волей отменял. Дополнял — да, но так, чтоб супротив логики она пёрла — такого не было.

Талантливая? Начинающий стратег? Пусть и в юбке? Ну-ну.

Ладно, уговорили. Сдался. И сделал лучшее, что мог — двинул в лагерь к Алькатрасу в одиночестве… Найти бы его ещё.

Зря переживал — меня самого нашли. Баронские разъезды. И проводили к новому лагерю, разбитому вне вида города.

А поставлено тут всё будь-здоров! Есть плюсы от житья в Приграничье — бароны опытные и безопасностью не пренебрегают. Целая куча разъездов — мышь не проскочит. Лишних коней бароны оставили… Та-дам… Оставили коней… В головном посёлке виа. И правильно — у этого проекта сам король в долевом участии. И этот король уже на горожан прикрикнул, чтоб не бузили и в сторону виа даже смотреть косо не смели. Конечно, коняшек там припрягли на работы, ну да бог с ним. Правда я в отличие от горожан окрику из Альмерии не внял, и всё равно воюю, с самим городом, на виа даже дышать косо боюсь, но тут уже мои проблемы и мои сложности, прощать их или нет. И риск по сусалам от короля получить также на мне. Но главное, виа в данный момент вынесена за скобки конфликта, никто из нас не трогает посёлок, ни они, ни я, как будто дорога строится в параллельной вселенной. Что же касается баронской армии, пока парни взяли по боевой и заводной лошадке, жрачки — минимум, на несколько дней, и ждали меня с «мудрыми» приказами, что делать дальше.

И кстати, во я обапел! ПОЛЕВЫЕ КУХНИ! Полевые, блядь, кухни — вот что надо было «придумывать» чтоб прогрессорствовать в первую очередь! Это ж охренеть сколько и времени и сил можно сэкономить! Выделить отдельную хозроту, тачанки-ростовчанки с передвижными котлами и запасом дров и круп, и солдаты только на привал — а им уже готовую кашу. А то пока остановятся, пока костры запалят, пока вода вскипит, пока сварят… Уже сбор и снова в поход. Решено, вернусь в Пуэбло, пусть Соломон думает, как это сделать. Фляги — хорошо, чаны для плесени и сахара — отлично. Но теперь надо котлы для солдатских кухонь изобретать и лить. Как обычно, пусть сами до всего дотумкивают, только подкину им идею пружин и рессор. Намёком, так сказать, дальше пусть долбятся. И у церкви претензий не будет — сами, всё сами местные изобрели!

Весь вечер обсуждали планы, в основном с командованием и ключевыми офицерами. Планы мои никому не понравились, но лучше предложить никто не смог. К ночи кто-то заикнулся о сказке, но в лом, сегодня братва и кольцо ещё покурят. После совещания вырубился спать без сил.

На следующий день поехал смотреть Феррейрос. Часа три разъезжал по окрестностям, пялился в бинокль на фортификацию. Честно, просто посмотреть хотел и всё, но на меня сагрились из города войска, десятков шесть-семь. И мы вначале долго скакали, выманивая их, затем, когда они не купились и поскакали обратно, преследовали, обсыпая ливнем стрел. Снова завалили четверых лошадок (не специально, так получилось). Пленных приказал кончать на месте — время сантиментов кончилось. Тела не обирали, просто сняли доспехи, забрали оружие, и стилеты в глотку. Даже допрашивать их не стал — некогда. Из города на нас шло подкрепление — шобла рыл в сто пятьдесят (а нас не более полусотни). Пришлось срочно валить, и уже без картинных преследований в обратную сторону.

К вечеру явились бароны с докладом. Враг движется. Феррейрос проявляет беспокойство — перехвачено три разъезда, и несколько разъездов горожан видели, но те смогли уйти. В общем, в районе орудуют не только наши летучие отряды, но и сверхмобильные горожане численностью три-пять человек. Не сила, если вас десяток, но для снабжения могут представлять угрозу — возницы телег беззащитны.

— Наёмники как? Есть сведения?

— Идут, медленно, — покрутил усы Ковильяна. — Ингрид говорит, темп замедлили ещё сильнее. Много возниц повыбито. У неё есть связь с сеньорами Рамосом и Алонсо, те говорят, что постоянно терзают врага, стычка за стычкой. Но без серьёзных боёв. Твоя школа, Ричи.

— Да с чего ты взял, что моя, дядька Рикардо? — усмехнулся я.

— Понял уже. — Он сдвинул брови, мол, меня не обманешь. — Понял уже твой почерк. Война на расстоянии, как можно меньшие потери и беспредельная жестокость.

— Так они сами напросились, дядька Рикардо.

— Ну-ну! — хмыкнул стоящий рядом Алькатрас.

Мне стыдно от его взгляда не было. Да, я и собирался быть жестоким. Но жизнь показала, что таковая «беспредельная жестокость» тут существует, я не отморозок по местным меркам… буду… а просто… Ну… «Суровым военом». Но что можно вынести из его слов — я тоже «палюсь», как батя. А ещё читаем, предсказуем, а это не есть гут.

Впрочем, о поведении подумаем после войны, когда победим. Пока надо одержать победу.

Они шли не двое, а трое суток. Я скучал, развлекался только деловой перепиской — больше на рожон не лез. Геройствовать тут есть кому. Горожане вылазки делать не рисковали, послов также не присылали, но их дозоры виднелись то там, то сям. Как, впрочем, и наши. Дозоры друг с другом играли в догонялки, но стычки почти ничем не заканчивались — противник был легче, без доспеха, и наши отставали. Лишь одного «героя» горожан смогли подстрелить и доставить в лагерь. Тот не запирался, честно сказал, их выслали для связи с приближающимися наёмниками. У города с ними связь односторонняя — у Хуго Смелого есть голуби, а вот ему самому из Феррейроса информацию передать затруднительно. Больше чел не знал ничего. Впрочем, раз не сопротивлялся — заслужил быструю смерть, и кончили его безболезенно, тут же, в шатре.

— Граф, может не надо быть… Таким жестоким? — догнал меня Ворон после этой казни, то бишь убийства, когда я вышел из командирского шатра «покурить».

— Люди под их флагом вырезают у меня целые деревни, — зло парировал я. — И мне плевать, что это не сами горожане. Пока они воевали как кабальеро — и я воевал как кабальеро. Теперь будет тотальная война, и они её первые начали.

— Но горожане не убили ни одного твоего воина! — повысил он голос, ибо чувствовал за собой свою правду. — Кроме тех, что в давке, но то не был бой. А ты…

— Жизнь суровая штука, Эммануэль, — похлопал его по плечу. Привыкнет. — Не я выбирал им в наёмники отморозков. А значит это не мои проблемы. Сели в лужу — отвечайте, миндальничать с ними не буду.

— Может они не знали, что… — Ворон запнулся.

— Веласко, давай каждый из нас будет заниматься своими делами? — осадил его. — К тебе как, купцы из Картагеники приезжали?

— Да, приезжали. — Он смутился. — Прямо сюда. Но…

Дальше разговор перешёл в другое русло. Слава богу.

Остальные подойти не решились. Эммануэль хороший человек, но слишком прямой и прямолинейный, и не самый умный. Ибо даже Мерида понимал, что не поставлю я себя сейчас — о меня до конца жизни будут ноги вытирать. Мне НАДО быть таким. Или лучше никаким не быть.

Итак, я совершил очередной (как после оказалось не последний) неожиданный финт. А именно, сразу после «принуждения к сотрудничеству» Магдалены осадил Феррейрос. Королевский город. Без внятного обоснуя, каким оправдал акцию в несвятой святой.

В мирное время после такого под стенами Пуэбло уже стояла бы королевская гвардия. Да и меня в путешествии из Кордобы личности в бригантинах бы перехватили, и препроводили в Альмерию, в тамошние казематы. Но король готовится к удару «герцогов» и не может позволить себе отвлекать силы. Особенно ввиду того, что уже накосячил, и все высшие владетели королевства смотрят на его поступки в мой адрес косо — завтра на их месте могут оказаться они. А потому мне попытались «слить» токсичный актив, а заодно прибрать моё графство через женитьбу на королевской кузине. Я не оптимист и даже в мыслях не держал, что после этого брака останусь главнокомандующим Пуэбло, да и в принципе вряд ли буду влиять в графстве хоть на что-то. И «слив» Феррейроса на самом деле не означал бы ничего — город и так и так остался бы под контролем Короны.

Но я отказался.

И самое скверное, осаду не снял. А они отвечают за город — это их вассалы. Какими бы неправыми не были, сеньор вассала защитить обязан.

Тогда корректируется план А (ибо идея с кузиной и свадьбой как ни крути это план Б), а именно заготовка на случай моего взбрыкивания. Недовольный мною граф Авилла, подзуженный королём в лице его сестры, согласно изначальному плану должен был вторгнуться на мою территорию осенью, перед началом восстания «герцогов». При том, что Авилла — один из заговорщиков, я автоматом вычёркиваюсь из раскладов Соланы — не могу выступить на стороне друзей того, кто на меня напал. После чего я этой осенью должен был разделать Авиллу под орех (даже если отобью нападение орков, силёнок должно хватить), и тут вилка — Бетис оказывается между двух огней. С севера — Альмерия, королевский домен, с юга — собственно мои земли, с востока — моя злая и собранная в кулак армия, катком прошедшая по землям заклятого соседа и готовая помочь Бернардо Двенадцатому принять правильное решение. Бетис как минимум отказывается участвовать в заговоре, отговаривается тем, что «трамвая ждал, просто стоял тут в неположенное время»… И угрозы Альмерии с юга нет. Ибо Мерида и Алькантара находятся за Рио-Бланко, а это очень широкая и удобная для обороны река, особенно когда у тебя большой речной флот. А с севера Мериду подпирает Картагеника, и, по словам Рохелео, члены женсовета не были настроены потакать грандезийцам. Ибо те и так богатые, естественные конкуренты промышленно развитой Картагеники — нет смысла предавать сюзерена, являющегося основным покупателем их продукции. Мерида богат, у него много воинов и наёмников, но он по сути заперт в углу королевства, и угроза с его стороны купируется Картагеной, у которой тоже много солдат и наёмников, как бы над этим герцогством ни смеялись после моего похода.

Всё, Юг выключен из раскладов восставших, хотя именно он как бы должен был нанести по королю решающий удар «с тыла». Пусть в итоге этой комбинации я не выступил на стороне короля, но и угроза моего присоединения к «герцогам» купирована. Всего лишь силами наёмной армии, собранной в графстве Авилла, за какие-то деньги (всего лишь деньги).

Но обстановка, повторюсь, меняется. Война, возможно, откладывается — из-за моего похода всплыло много дерьма. Но это не точно, и главное, откладывается не значит отменяется. А значит, нападение Авиллы по-любому будет — королю нужно наводить здесь порядки, и если не переманить Юг на свою сторону, то хотя бы окончательно «выключить» из раскладов. И меня отдельно наказать надо — ибо нефиг против королей всякому быдлу выступать. Сказали сдохнуть — надо было сдохнуть. Мальчишке на этой волне обещают «простить все грехи», даже кузину Карлоса в жёны обещают (как там про «обещать не значит жениться»?), и с этой целью на переговоры едет целый премьер-министр. И вроде договорённость есть, но…

Но обстановка снова меняется. Мальчишка не внял личному предупреждению самого графа де Рекса, то бишь главы всей прокоролевской партии. Приехал под город, но не решил дело миром, а продолжил качать права. Мальчишка в принципе не хочет воевать, ни за короля, ни против, зачищает свою территорию от тех, кто может ударить в спину. И это (нежелание воевать) катастрофа для обеих партий на самом деле! Герцоги запаслись попкорном и смотрят, чем всё кончится, но король — заинтересованная сторона. Ваши действия, сеньоры роялисты?

Правильно, на месте Катрин я первым делом бы снял с города осаду. Долг сюзерена, всё такое, плевать, что горожане опростоволосились. Как? А наёмники в Авилле для чего? Кидаем их в пекло. Пуэбло ждёт нападения степняков, которое, по чесноку, давно могло начаться. И то, что до сих пор не началось на самом деле очень плохо — степняки собирают силы, их будет МНОГО, и ударят они централизованно, а не мелкими рассыпанными отрядами, как обычно. Некогда мне полноценную войну с Феррейросом начинать. А потому три сотни отборного войска, пугая меня, движется к блокированному городу, ведя с собой обоз с зерном, овсом и ячменём. Я, как нормальный адекваша, должен проникнуться угрозой получить по попке от его величества (в этом и смысл акции), по-быстрому заключить мир на мягких условиях и бежать в Лимессию со всем собранным войском. Все довольны, точка замечательная, все выиграли…

…Кроме меня. Ибо второй акт драмы — как только мои войска втянутся в войну со Степью, Авилла всё-таки нападает. Повешенное на сцену ружьё не может не выстрелить. Феррейрос — город королевский, ему нельзя палиться и выступать на стороне Авиллы (тот же заговорщик, хоть и действует с одобрямса Карлоса), но пришедшая армия — это наёмники, которых можно перекупить. Горожане продают контракт с ними Авилле (деньги наёмникам платятся из одного кармана, королевского, плевать от имени кого они поступают), и вражеская армия, находящаяся в самом сердце графства делает мне маленькую клиническую смерть. Ибо если степняки не дойдут до замка Пуэбло, то его окрестности уничтожат наемники из-под Феррейроса.

Я отбиваюсь от орков, отвожу войска на север, за Кривой Ручей, начинается мясорубка, и, судя по настрою собственных баронов, дай бог остановить Авиллу и его союзников под Викторией. Потерян весь север графства, я сражаюсь, чтобы отбить у варягов собственный замок. Ну и явно в этой ситуации мне будет не до Феррейроса, который пограбит мои земли, вернёт крестьян (моих, кого захватит, чтоб заселить свои земли и шахты) и поставит перед фактом, что он для меня — табу.

Я в итоге додавлю козлов, ибо Степь зимой не воюет. Почему? Наверное, не хочет, не знаю. И к Декабрю-Январю выйду к Аранде и северным границам. Возможно даже смогу не уступить Авилле свои земли. Если смогу обуздать баронов, что под вопросом, учитывая сколько их выразило мне протест. По-хорошему, я не должен отвоевать графство, просто я знаю, на кого буду опираться, а значит точно знаю, что смогу. Легион к осени будет пусть и худо, пусть бедно, но способен выполнять в поле простейшие действия, и пики вместо настоящих сделаем из эрзаца — палки найдём, железо своё есть. А опыт нарабатывается лишь во время войны, аксиона. Объективно я отвоюю своё… Но можно ставить крест на развитии графства в ближайшие десять лет.

А потому игру Карлоса и Антонио де Рекса надо ломать на корню. И, зная, что Авилла всё равно атакует, и часть (большая часть) баронов его поддержит, придумать план войны на осень-зиму так, чтобы выкрутиться. И отряд наёмников, как и ополчение, и городской полк Феррейроса мне в этих раскладах в тылу вообще ни разу не упёрлись.

— Ваше сиятельство! Да ваше же сиятельство! — меня будили, голос незнакомый. Открыл глаза — вздремнул после обеда, решив сегодня не лихачить, а посидеть в лагере. Отрок. Молодой, безусый, но видно по глазам, опытный.

— Да? — Я подскочил. Сзади гостя стояли два парня Сигизмунда и Трифон. — Что такое?

— Они остановились. И разбивают лагерь, — доложился отрок.

— Они? — Я нахмурился.

— Наёмники. Баронесса Аранда прислала сообщение. Подтягивают все обозы и встают большим лагерем.

— Ну правильно. Они ж не дураки лезть к городу напролом. — Я протёр глаза, вздохнул, начал философствовать. — Хуго мне описывали, что он далеко не дурак.

— Их милости бароны Алькатрас и Ковильяна зовут в командный шатёр — обсуждать план боя, — продолжил гость.

Я быстро встал и надел камзол. Пока без доспехов.

— По городу что? Есть сведения?

— Их милости доложат. — Отрок скривился. — Я скажу только что знаю — вокруг города движение. Множество всадников у горизонта. Моё мнение — наёмники общаются с горожанами и координируют действия.

Естественно общаются — вон сколько разъездов выпустили.

— Пошли, — махнул ему и двинулся наружу первым.

Вышли из палатки. Небо после нескольких недель безоблачной погоды затянулось облаками, предвестниками туч. Скоро задождит. Что не есть гут для степной стреляющей конницы — тетивамокнет, и стрела по дождю летит… Плохо. В лагере была заметна суета. Нет, никто не бегал, не сновал, не суетился и не мешался под ногами у занятых людей, как показывают в американских фильмах. Но все, кого видел, были воодушевлены, будто ждали чего-то особенного, хорошего. Правильно, одна хорошая драчка гораздо лучше пустого многодневного сидения без дела, тут, пожалуй, соглашусь.

Итак, начали…