Пограничник

Глава 13. Война — фигня главное маневры

Чего я хотел?

Разумеется, как истинный попадан из гуманного века, хотел максимально бесконтактной войны с сохранением максимального количества жизней своих парней. Вот только засада в том, что дистанционное оружие может являться важной движущей силой на современном поле боя, но отнюдь не решающей. Доспех нивелирует лук как таковой. Его очень сложно пробить даже топором, размахнувшись со всей дури. Разве только попадёшь стрелой куда-то случайно, типа в забрало или сочленение. Или также случайно найдя слабое место с утончёнными пластинами, или пластинами с дефектом. Не скажу, что луки бесполезны, отнюдь, но сейчас — условное позднее средневековье, время, когда на полях сражений уже появились пушки (у нас пока нет и это только осложняет ситуацию), но пока ещё массово не были созданы мушкетёры и рейтары (у нас об их создании пока и речи нет). Рыцари поголовно в консервных банках, самых тяжёлых из возможных. В кольчугах воюют одни нищеброды, и даже бригантина считается так себе доспехом, и король свою гвардию одевает в неё только потому, что он хоть и рекс, но как владетель домена человек далеко не богатый.

Не выйдет бесконтактной войны, хоть тресни!

Но самое главное, что будет мешать завтра, это туман. И дело даже не в том, что не видно, куда стрелять. Дело в том, что в принципе не будет видно, где кто.

Почему придаю туману такое значение? Казалось бы, ближе к обеду дымка должна рассеяться — нам бы только утро продержаться. Ан нет, тут не наша Земля, и не наши бабушкины кавказские степи, где кабздец как сухо — сам воздух после дыхания вологодских и ярославских лесов с непривычки обжигает кожу. У нас туманами могут похвастаться островные державы, или прибрежные, типа Англии и Голландии. А тут…

А тут туман неожиданно, без понятных мне, имеющему академические знания только своего мира попадану, причин, застилает землю надолго, и держаться может до нескольких суток, невзирая на летнюю жару и сухость. Это явление носит системный характер, бывает нечасто, пару-тройку раз в год, но Ричи не помнит лет, когда его бы совсем не было. Местные его вообще не считают чем-то эдаким, хотя для меня такое явление — из ряда вон.

Почему это происходит так? Откуда берётся эта влага, если мы на сухом степном Юге, от моря с тысячу километров? Как это явление возникает? Почему долго не рассеивается? Тут есть огромные болота Терра-Бланки в устье Белой, откуда ветер дует, но не рассеивается почему?

Тема для исследований целых НИИ. Мне со школьным курсом базовых знаний ловить нечего. Единственное что скажу, это то, что даже на нашей планете есть куча мест-аномалий, где погода ведёт себя совсем не так, как ей положено. Да хотя бы молнии Марокайбо в Венесуэле, бьющие две трети года! Что мы знаем о природе, чтобы мочь моделировать процессы, с которыми на своём благословенном тихом континенте ни разу не сталкивались?

Но какова бы ни была природа этого явления, завтра оно будет играть на стороне противника. И чтобы использовать его в свою пользу, придётся постараться… И вступать в близкий контактный бой.

— Чего играешь, граф? — подсели ко мне воины. Трое, из молодых, но уже опытных — лица не просто знакомые, родные! За поход в Кордобу не то, что сдружились, но реально вместе пуд соли съели. Почти всех парней, кто ходил на татей туда, в лицо знаю, хотя по именам — не всех.

Я сидел у одного из солдатских костров, куда в прострации присел с гитарой в руке, размышляя о высоких материях — стратегии, тактике, погоде, и главное, что теперь делать и как быть, и непроизвольно использовал инструмент по прямому назначению — играл. Ну, на самом деле я и взял гитару и вышел развеяться, чтобы немного сбросить напряжение после военного совета. Но по Фрейду наигрывал то, что лучше всего ложилось на моё настроение и озвученную проблему. Лёгкий перебор, «блатные» аккорды, но кто сказал, что для успокоения этого недостаточно? Кстати о гитаре — зря я её после покупки сильно охаивал, она оказалась лучше, чем показалась тогда. Ибо «строила», ноты держала, и это можно назвать чудом — знали бы вы из какой гадости сделаны струны! Толстые из меди, но три тонких… Эх!

— Да так, песню одну наигрываю. Прилипла — не отлепишь. Хотя в тему настроения, не отнять, — скривился я им, дескать, не хочу, чтоб приставали, но меня реально надо кому-то отвлечь и вытащить из нирваны. Парни поняли тон правильно, придвинулись поближе.

— Про что песня?

— Про войну, — честно сказал я. — Только не такую, как вы все привыкли. Другую. Но всё равно про войну.

— А ты спой. — А это третий из подошедших, опытный воин со шрамами на лице и шее.

— Голоса нет, — признался я. — И слуха.

— А пофиг! — махнул рукой первый.

— Верно. Давай как есть, граф, — поддержал второй. — Чай, не глупые, понимаем, что не менестрель ты по тавернам лаять.

Ну, я и ломался только для того, чтоб попросили. С музыкой у местных всё очень плохо — ни магнитофонов, ни плейеров, ни даже грампластинок с механическими патефонами. У нас брынчать могут два дворовых мальчишки из трёх, а тут хорошо, если один из десяти лютню в принципе в глаза видел. Хотя крестьяне, например, уважают самодельные дудочки и ударные. В общем у меня в войске уважуха, я почти как Кобзон нашей эстрады.

Спел. Вот так, как есть, с русским текстом. Душа просила, надо было выплеснуть гной, скопившийся внутри. Моё тотальное разочарование способностями, а точнее их отсутствием, что несмотря на послезнание, я не могу сберечь жизни и дуром пру напролом наравне с местными. Мне просто нечему местных учить, мои знания никак не помогут им в выживаемости. Пока пел, выливая тяжёлый и текучий настрой из души наружу, нас обсели и обступили больше тридцати человек. Народ давно хотели подойти, просто все видели состояние своего графа, и смелых подсесть первыми долго не было.

— Народ, завтра битва, а уже за полночь, — произнёс я, допев и выдержав паузу. Все молчали, никто даже вопросов не задавал. — Спать не пора. Нет?

— На том свете отоспимся, — брякнул кто-то из задних рядов, и все поддерживающее зашептались.

— А с переводом споёшь? — горели глаза одного из первых подошедших.

— В переводе на стихи не бьётся, — развёл я руками. — Рифмы нет.

— А если, сеньор граф, как есть? Без рифмы? — воин со шрамами.

— Так тогда не попаду под музыку.

— А и что? — пронзительный взгляд весёлых глаз.

А почему бы, собственно, и нет? Хотят — зачитаю им речитативом, как рэп.

Перебор. Вступление. Струны мягкие, очень мягкие! И гриф настроил — баре берётся существенно лучше. В плане механической настройки местные предметы искусства гораздо более… Настраиваемые. Что логично учитывая, что это — ручная работа, и стоит как самолёт. А вот и текст. Мысленно перевёл первую строку и под музыку просто произнёс её на местном иберийском. Продолжил вторую, третью, и далее постепенно, где надо, повышая и понижая голос, как будто и правда пою, пусть и не в рифму:

Когда допел первый куплет, остановился, ожидая реакцию — зайдёт или нет. И после быстрой оценки услышанного, был встречен вопросом:

— А это о чём эта песня?

Что им на это ответить? Нельзя впихнуть в лекцию у костра перед сном знания по истории нескольких эпох. Знания технологий, тактики, технического прогресса, а главное, невозможно пояснить, что такое фашизм, национал-социализм, и почему люди с таким остервенением в ту войну воевали, отдавая всех себя. Хорошее тут время, местным до этих далей слава богу ещё много столетий… Надеюсь. И я попытался быть честным, не вдаваясь в сложные подробности:

— Про пилотов, которые управляют большими боевыми стальными летающими птицами.

Переглядывание. Перманентное охренение на всех лицах, кто слушает. Новый вопрос:

— А такие бывают?

— Здесь, — показал рукой вдаль, — нет. Но где-то там, — вздох, — они есть.

— Что, взаправду? — А это первый подсевший, с ещё более горящими глазами.

— А смысл мне врать? ТАМ — есть, да.

— А у нас такие можно сделать? — А это опытный воин из задних рядов, и не из моих.

— Нет. — Уверенно покачал головой. — Сейчас — нет. Я знаю принцип, который заложен в полёт, и это не махание руками-крыльями, как в мифе про Дедала и Икара. Но сделать такое нельзя. И ещё несколько столетий будет нельзя. Но потом — всё может быть.

Последовали комментарии разной степени эмоциональности о том, что присутствующие бы с удовольствием посмотрели на таких птиц, а то и полетали бы в качестве пилотов. Не знаю, что парни представляли в этот момент в голове, какие картины представали перед ними мысленно, но я бы на их месте реальный самолёт представил в последнюю очередь.

— Граф, а давай ещё раз сначала? — снова попросил опытный воин.

Настроение было — хоть вешайся, а потому выполнил просьбу. Снова первый куплет, и продолжение:

— Да-а-а-а… — потянул сидящий рядом боец из войска новых баронов. — Неправильно как-то всё.

— Что, неправильно-то? — фыркнул на него сосед из сотни Ковильяны — помню его по Магдалене.

— Война. Это… Сшибка. Это эмоции. Драйв. — Слово «драйв» подсказала память попаданца, в местном был аналог, связанный с активными танцами — горячие южные латинские ребята, как и у нас, обожают нечто вроде фламенко и пасодобля. — А тут не война, а смертная тоска. Так не бывает. Грустить надо после боя, когда ребят хоронишь. Но не до.

— Почему не бывает? Бывает! — парировал воин из людей Мериды, один из его десятников. — Дык, понятно, на войне убить до смерти могут. И бои они, брат, разные. Есть такие, куда идёшь и знаешь, что, скорее всего, голову сложишь. Чего радоваться-то?

— Убить-то могут, — не сдавался баронский. — Война это грязь, кишки — да. Но ты скачешь, бьёшь врага, берёшь добычу. А убьют — так и убьют. Потому, как после боя ты берёшь своё, грабишь, строишь планы, что сделаешь с призом — пропьёшь, спустишь на шлюх, или отложишь на старость. Где на войне тоска?

Повисла тишина.

— Рабочие войны, — потянул воин Ковильяны. — Война у графа — работа. Вона в чём смысл, темнота! Скучная, унылая, опасная работа. Граф, обскажи, верно али нет? И это… Отдельные слова все поняли, но ты по-нашенски обскажи, о чём же эта песня? И чего такая унылая-то? Военные песни они задорными должны быть!

— Я ж сказал, о всадниках железных птиц, — пояснил я, поражаясь способностью местных к анализу. Они отнюдь не безнадёжны, по крайней мере, копают достаточно глубоко с двух-трёх услышанных слов. Может получится хоть что-то пояснить, не вдаваясь в глубокие материи?

— Рядом с ними, на земле, сражаются их коллеги из пехоты. Умирают. А они не могут им помочь — в тумане не полетаешь, только разобьёшься бестолку. Сколько хороших парней умрёт из-за того, что они на земле?

А война, парни, это не то, что вы думаете. Это тотальное истребление всего и вся. Это тотальная мобилизация всех, кто хоть как-то способен носить оружие, чтобы отразить удар такого же противника, вооружившего всех, кто способен его носить, из своих людей. И вчерашние обычные городские и сельские дети, отнюдь не потомственные воины, взрослеют на войне, видя смерть, смерь и ещё раз смерть. Но не жалеют об этом. Жалеют лишь, что из-за погоды не могут помочь своим.

— Тотальная мобилизация… Что ты и сделал, как только почувствовал, что вошёл в силу и стал графом? Как только перенял дела? — в лоб спросил десятник Мериды.

Далее мы обсуждали войну «нового типа». Войну «будущего». Где не берутся пленные, где зачищаются территории, уничтожается «мирняк». Где командир перед атакой врага кричит оставшимся в живых бойцам:

— Последняя граната для себя!

Ибо плен хуже смерти.

Ночь давно перевалила за середину, а мы всё обсуждали и обсуждали, скатившись до тактики использования железных птиц — бойцов интересовала их грузоподъёмности, спрашивали описания, как птицы кидают на врага вниз большие камни, и отдельно — как сражаются с вражескими птицами. У них в воображении выходили эдакие наездники на драконах, и, наверное, не стоит разубеждать.

— Получается, ты, граф, хочешь и у нас такую войну? — А это воин Ковильяны, сделав обратные выводы из моих слов. — Хочешь, чтобы и у нас было также, как ТАМ? Чтобы и мы оскотинились и потеряли последнее благородство?

Повисла пауза, все после этого вопроса одновременно замерли. Ибо, получается, действительно так. Я принёс им то, что тут знали, но оно не было принято массово, ибо «зашквар». И как вести себя в этой ситуации, ибо я и правда хотел сделать именно это — открыть ящик Пандоры. Забыв спросить у местных о последствиях, понравится ли им.

…Впрочем, а какого чёрта я должен оправдываться? У них — зона комфорта, которую сеньоры всячески боятся нарушить. Виконт Атараиско, понимая, что настал трындец, даже под страхом гибели семьи и провинции не желал отказываться от феодальных прав. И бароны возмущаются по тому же. Может только так и надо, ящиками Пандоры по ним, чтобы в чувство пришли? Ибо никакие перемены никогда не происходят без крови — всегда находятся те, кто до последнего защищает старое, к которому так привыкли, не понимая, что «как раньше» больше не будет.

— Да, я хочу сделать нашу войну такой же! Суровой и беспощадной! — твёрдо произнёс я, сверкнув для верности глазами. — Ибо не мир я вам несу, но меч!

Последняя фраза — из Евангелия от Матфея.

Снова повисла тишина. Вот так, в лоб, приведя библейские авторитетные тексты?..

Но, наверное, только так и можно было. Иначе съедят — завтра я просто перестану быть графом. Я останусь с графским титулом, но графом быть перестану.

Однако этого мало. Простые воины ждали комментариев. И в отличие от нас, детей постиндастрала, они примерно понимали смысл данной фразы, падре проповедями тут народпросвещают. И я только что открыто подал заявку не просто на титул возродителя древней Империи, но на мессианство. А это уже заявочка на ересь и костёр. Надо добивать их, но уводить от религиозной темы.

— Не я это придумал, парни, — покачал я головой, продолжая такой сложный монолог. — Вы — поголовные романтики, ратующие за «честную» войну. Поскакали, получили удовольствие, пограбили, понасиловали женщин, ускакали. А война она, братцы, совсем не такая. И против вас уже давно, много столетий она ведётся. Именно такая «не такая», даже похлеще той, о которой рассказывал сейчас я. УЖЕ мать вашу ВЕДЁТСЯ! — выкрикнул вслух для лучшей усваиваемости. — Вы не можете в ней победить просто потому, что не понимаете её. Не приемлете в своём благородстве. Вас ибут, ваших людей угоняют в рабство, вас едят, но вы не учитесь. Не становитесь умнее. По-прежнему остаётесь благородными романтиками.

У нас в подбрюшье те, кто не прощает ошибок — жестокие орки. А со спины — хитрые и невероятно сильные и мудрые эльфы. Те, кто с удовольствием избавится от ВСЕХ людей, ВСЕХ человеков, вне зависимости от места жительства и принадлежности к какому-либо королевству.

Но королевство решило, что враг рода человеческого не так страшен в сравнении с угрозой друг от друга. «Герцоги» решили сцепиться с королём, король — наказать «герцогов». Авилла и Феррейрос нападают на приграничное защищающееся графство с тыла, когда его войска будут заняты за Кривым Ручьём. Мерида намерился открыто оттяпать земли у всех приграничных соседей, дождавшись, когда войска на Лимесе получат люлей, чтобы заполучить тучные пашни и пастбища и всего лишь стать богаче. Ради презренного серебра.

Мы забыли кто мы, сеньоры! — воскликнул я. — Мы забыли, кто наш враг. И мы забыли, что враг с нами сделает, когда мы оступимся и ослабнем. Не хотим понимать, какая угроза для нас главная, витая в облаках собственных иллюзий, не имеющих к реальности никакого отношения.

Я всё время думал, почему я? Уточняю свою мысль: почему я прожил два с половиной десятка лет именно ТАМ, прежде чем вернуться? И вернулся, помня ВСЁ, что пережил. Все знания, которые хоть когда-то почерпнул. Почему именно в том месте, с тем уровнем развития, с той историей, и почему я обладал именно тем набором знаний и навыков, каким обладаю?

Я ведь не знаю ни-че-го! Ни как сделать оружие — не то, что оружие ОТТУДА, я и как наше сковать не ведаю! Я не знаю, как создать железных птиц, или хотя бы самодвижущиеся повозки. Но я знаю, каковы были войны ТАМ, в ТОМ прошлом. Знаю, как воевали и как выигрывали, с помощью каких усилий и надрывов. Знаю, как устроено общество и как устроена экономика и финансовая система, и поверьте, для местных купцов у меня много сюрпризов… Хотя и перехваливать себя не буду.

— Для чего это всё? Почему был выбран именно я? — задал я риторический вопрос. И выдержав паузу, ответил:

— Везде во всём есть рука божья. Ему было нужно, чтобы это был именно такой человек, не знающий, как сделать оружие, но знающий, как организовать войско. Да просто потому, что вы, сеньоры, слишком сильно заигрались в благородную войнушку! Если вас не вразумить, не раскрыть вам глаза — вас сожрут. А после — всех людей, которых вы охраняете. Пуэбло доживало последние дни, и осенью, когда начались бы боевые действия между королём и мятежниками, графство было бы обречено. Возразите, кто так не считает? Да, мы бы ещё долго и безуспешно сражались, отдаляя агонию, но ключ-слово «безуспешно». И рано или поздно люди бы откатились к Овьедо, но сколькие из нас выжили бы — хороший вопрос.

Люди в целом останутся, конечно, — грустно усмехнулся я. Меня слушали, опустив голову, и вокруг костра было сильно больше трёх десятков. В два-три раза, если не больше. И все молчали. — Королевство не падёт, отнюдь. Но рубеж будет восстановлен ценой огромной крови и сдачи завоёванных за пятьсот лет территорий. Но и это будет не конец, ибо люди уйдут и оттуда, из под нового рубежа. Потому, что, даже потеряв Пуэбло, ничего не поймут, и будут продолжать биться друг с другом, а не с настоящим врагом. Овьедо мы тоже потеряем, сеньоры, вопрос времени, а там встанет вопрос о выживании нас, как расы. Ибо в тыл ударят эльфы.

— Так что делать-то? — спросил баронский воин. — Страсти то какие, а делать то нам что?

Растерянность на большинстве лиц. А у меньшинства — понимание. Что я, чёрт возьми, прав, и над всеми людьми нависла грозовая туча. Над всем человечеством. Мы — лишь первые ласточки.

— Делать то, что положено, что вытащит нас из дерьма, — снова усмехнулся я, вложив в голос ехидство. — Против вас ведут «плохую» войну? Объясните мне, почему тогда целью всех «туристов», едущих на фронтиры, а также благородных баронов, да и наёмников, является захват степняков в плен? Не уничтожение нечисти, не желание отбить караваны невольников, а банальный, пусть и очень опасный технически плен здорового и сильного степняка?

Ответ очевиден — в Таррагоне пленных степняков можно выгодно продать их сородичам, получив состояние. Степняки охотно выкупают своих, и сами дают за хорошую цену, их оскорбляет, что их воин может стоить дёшево. Они не берут с собой в поход на наши земли золота и ценностей, но, блин, они сами и есть главный приз наших охранных команд!

Вот это и есть стратегия поражения. Нашего поражения, всех нас, живших ещё вчера. И мы вместо того, чтобы дать симметричный ответ, мнём тити и чешем яйца, добывая лут из степняков лично для себя.

Да, я хочу «плохую» войну! — повысил я голос. — Да, я хочу тотальную мобилизацию всех для отражения страшнейшей угрозы, с тотальным же истреблением всего, что встанет у нас на пути. Без скидок на звания, регалии, благородные цели и стоимости пленных в золоте.

Что касается орков — то либо мы начинаем отвечать зеленокожим мразям, как должны, либо завтра нас не будет в прямом смысле слова. Забудьте о пленных громилах! Забудьте о выкупе через Таррагону! Забудьте о ЛИЧНОМ призе и наваре на этой войне. Мы больше не берём пленных.

То же касается и людей. Не до сантиментов сейчас, а значит и тут поступаем так, чтобы отвадить врага, а не получить прибыль. Пленный человек из тех, что бьёт в спину — это приглашение его коллег напасть на нас в следующий раз. Есть только один способ обезопасить себя от таких соседей — дать им понять, что за малейший косяк им прилетит, и они не откупятся. Не выторгуют за себя разные вкусности. Напал на Пуэбло? Смерть! Пришёл сюда с оружием? Смерть! Детишки у тебя малые дома, их надо кормить, или не своей волей ты пришёл, а тебе сеньор приказал — плевать! Пришёл — смерть, без исключений!

Только зная, что враг бескомпромиссен, что с ним нельзя договориться, сосед задумается, а может у него не всё так и плохо? И своей землицы хватает, и людей пусть и мало, но не бедствует? Как и денег? Деньги — тлен, их на тот свет не заберёшь, а вот сам, если пойдёшь на Пуэбло, там окажешься. Только если покажем себя жестокими и бескомпромиссными, нас станут уважать, сеньоры бойцы, и только после этого прекратят задирать и бить в спину, когда отвлекаемся.

А теперь всё, сеньоры. Пора спать. Завтра тяжёлый день — у нас сражение, не забыли? Переваривайте, какие будут вопросы — завтра отвечу.

И под всеобщее молчание перехватил гитару, встал и пошёл к своей палатке.

Спал плохо. Ворочался, не мог уснуть. В голове всё крутились и крутились разные мысли, сцены, идеи. И как только забрезжил рассвет, движимый этими идеями, вскочил, накинул штаны и камзол и дёрнул в палатку к Алькатрасу.

— Дядька Доминик! Срочно! Меняем планы! — ворвался я, часовой телохран постеснялся останавливать.

Его милость уже проснулся, но был мягко говоря не в форме. В ночной рубашке (в смысле это просто рубашка, но для сна), смешных подштанниках (тоже специальные штаны чтобы спать, их же зимой как нательные подштанники используют для утепления), но отчитывать не стал, выслушал, в тему вник слёту, попросил повторить, только медленнее. Мы оба игнорили внешний антураж — не до понтов.

— Зачем, Ричи? А если ты не угадал? — Вопросы у Доминика были только к сути. Он так и расхаживал по палатке-шатру в чём спал.

— Не знаю, дядька Доминик, — покачал я головой. — Не угадал — не угадал, это война, всё бывает. Но я бы на месте горожан двинулся оттуда. Именно потому, что западные ворота, как и серо-западные, ближе всего к лагерю наёмников, а значит, именно там наиболее вероятна наша засада.

— Ричи, если они попрутся через южные всем войском… — Барон тяжело вздохнул. Их три — три с половиной сотни. И все не хуже нас вооружены и обучены. Плюс кого-то возьмут из лёгкой конницы. Ты со своей единственной сотней мало что сможешь.

— В том месте, где я жил, есть поговорка: «Ночью все кошки серы». А ещё: «У страха глаза велики». Туман должен работать не только на них, но и на нас. Мы должны его использовать! — повысил я голос. — Они не будут знать, сколько нас, а нам главное сильнее напугать. Я хочу выиграть время, дядька Доминик. Завтра-послезавтра туман рассеется, и мы снова сможем использовать свою мобильность, как козырь.

— Но если сегодня они не купятся на твои «у страха глаза велики» и наваляют тебе и твоей сотне, «завтра» не будет! — отрезал барон.

— Я готов рискнуть. — Я просиял и расплылся в улыбке.

— Кого дать тебе, рискователь? — Он понял, что не переубедит, смирился. Да и мои предложения не были лишены смысла. — Давай хотя бы Ингрид? Сам не справишься, вас мало.

Я покачал головой.

— Любая сотня, даже её три с половиной десятка, в тумане потеряются, как только мы разъедемся. Нет, только мои. Ребята спаянные, прорвёмся.

— Бери Алонсо, пусть на подхвате будет. Если придётся отступать — хоть как-то прикроет. Мериду и Ворона поставлю у Западных ворот, с тем же планом. А мы с Рикардо и Серхио будем ждать их здесь, южнее лагеря, между лагерем и северо-западными воротами.

— Только если Алонсо на подхвате. Пусть не лезет. Чтобы мы друг друга не поубивали в тумане.

— Разумеется.

— Вы главное не дайте им соединиться, дядька Доминик, — тепло вырвалось у меня. — Если мы не угадаем — всё от вас будет зависеть. Чтоб ни одна телега не проскочила!

— Не учи учёного, Ричи. — Тяжёлый вздох, но облегчённый — решение принято. — Ладно, с богом, поднимаем всех, и в бой.

Собирались без труб, без криков, без любых звуковых сигналов. Воины ходили между палатками и будили своих. Палатки сказал не собирать — к чёрту, ещё вернёмся.

Уже через час Тит собрал сотню у южного края нашего лагеря. Дымка стояла хоть топор вешай, в лагере суета, и это чудо, что он так быстро собрал, и, даже возможно, всех. Может кого и не хватает, но без переклички этого не поймёшь, а сейчас не до перекличек. Всё равно отсутствующих по лагерю искать не будем.

Алонсо своих ещё искал, собирал, пыхтя и злясь. Вот и разница между ополчением и регулярами. Налицо, так сказать. Я ему вкратце объяснил диспозицию, где им кого ждать, отдал четверых егерей в помощь и вернулся к своим, которым Тит давал последний инструктаж.

— …Так что обвязываем копыта тряпками, ребята, и тихо-тихо подбираемся. Будем стоять прямо под стенами, а потому кто издаст звук — вот этими руками порешу! — показал свои массивные ладони. — Услышат горожане откуда-то ржание, зарядят из камнемётов по пристреленным местам, даже не глядя…

Шёпот-гомон, воины были полностью согласны. Своими руками — так и надо. Умирать из-за идиотов, не соблюдающих технику безопасности, никому не охота.

— Кто отстал — тот отстал, — продолжил мой новый сотник. — Спасти и выручить никого не сможем. Потому главная задача — держаться вместе. Что бы ни случилось. Наш друг — туман, и давайте относиться к дружбе серьёзно.

— А ежели дымка рассеется, и нас видно станет — валить от ворот, чтоб камнемёты не достали, и ждать приказа, — помог ему один из опытных десятников, коллега, взявший на себя роль помощника сотника. — Без дымки весь наш поход бессмысленен, кто не понял.

— А потому никакого личного героизма! — а это в стотысячный, наверное, раз повторил я, встряв в разговор. — Если, спасая вас, погибнут хорошие люди — уже я, сам лично, вот этими руками, — показал и свои грабли, — удавлю сволоту геройствующую! Всё понятно по тактике?

— Да!

— Конечно!

— Так точно, сеньор граф… — раздались в дымке выкрики.

Едем. Ориентирования нет, нас ведут егеря. На слух, на запах, по моторной памяти и проступающему над горизонтом даже сквозь дымку диску солнца. Как-то чувствуют расстояние от лагеря до города. Видно в дымке только задницу и хвост коня всадника в десяти метрах впереди; чуть оторвёшься — визуализации не будет. А если ещё чуть — то и по звуку не определишь, куда ехать. Не представляю, как Алонсо нас будет искать. Один раз наткнулись на городской бастион с юго-западной стороны города. Нас, похоже, сверху не заметили, а егеря, поняв оплошность, без криков, без громких команд, молча повели сотню в обход, чуть дальше в поле. Идиотов и правда хватает, и с той стороны тоже — шмальнут горожане из баллист на звук…

Вот вроде подъехали. Южные ворота, самые дальние от лагеря наёмников. Кони изредка сзади меня всхрапывали, но дикого ржача, способного выдать нас тем, кто на стене, не было.

— Стоим! Ждём! — негромко передал я вправо и влево, и приказ стал расходиться в стороны их уст в уста, также без криков и ора. Кстати моя демонстрация этого способа передачи данных при тренировке легионеров тут же, под стенами, пару недель назад, произвела на всех впечатление. Но конным всеобщего молчания и передачу приказов по эстафете в устав вводить не стоит.

— Граф? — подъехал начальник егерей. Хороший следопыт, мы с ним Быков Басконии догоняли по лесу, когда меня чуть не ранили.

— Да? — выехал я на корпус коня вперёд.

— Если тихо, можем ближе подъехать. На разведку.

— Граф, я бы не сове… — начал было Тит, но я его остановил взмахом руки.

— Погоди. Это моя работа — принимать решения. Твоя — вести войско в бой. Остаёшься, командуешь, ждёшь сигнала трубы.

— Есть. — Тит приложил кулак к груди.

Выдвинулись вперёд. Я, десяток телохранов (восемь человек моих и двенадцать — «преторианский» десяток, тоже мои, но не телохраны, а охрана командира, они меняются) и четверо егерей. Двадцать пять получается, но в тумане посчитать невозможно — я просто знаю, сколько нас. Подъехали к каменной кладке левого бастиона от ворот, если смотреть как мы, с юга на север. Тут, под стенами, не было рва; громадины бастионов начинались в открытом поле, вырастая прямо из земли. Почему — я догадывался, хотя наверняка не знал. Потому, что степняку ров с валом не помеха, они могут перепрыгнуть яму в несколько метров шириной, а при использовании нехитрых предметов типа досок или брёвен, штурм рва и вала — вообще не проблема. А вот стены с почти отвесным склоном — это серьёзно. Ров хорош при войне с людьми, а с людьми Феррейрос ещё ни разу не воевал. Может если бы тут протекала большая река, чтобы можно было её воды пустить по руслу рва, были бы варианты, но Феррейрос стоит в чистой степи, река есть, но она далеко и маленькая. Наверное и правильно — моя Светлая порой разливается так, что к подножью донжона замка Пуэбло подбирается. Воду же для питья горожане берут из колодцев.

Прислушались. Тихо. Со стен послышались голоса, но ничего — просто дозор прошёл.

— Сейчас бы «кошки» с верёвками, залезть наверх, перебить там всех и захватить периметр, — усмехнулся я. Стоящий рядом Сигизмунд покачал головой:

— СЕЙЧАС у нас нет ни людей, ни возможностей захватывать Феррейрос.

— А когда будут, как назло тумана не дождёшься, — заметил стоящий далее Лавр.

— Жизнь она такая! — А это прокомментировал Тит, который мой Тит, которого я лечил в Аквилее. Наконец присоединился к отряду. Правда изрядно помяв графскую сестру Илону… Ну да бог с ним, дело молодое, а Илона в разводе. Ну и что, что старше его и дети взрослые — слюбится. Сами разберутся.

— Это называется «закон подлости», — подлил я масла в огонь. Говорили полушёпотом, постоянно вслушиваясь — что там впереди. — Когда-нибудь мы будем очень грустить, что такого тумана нет.

— Все под богом! — завершил прения Лавр. — Значит Он так хочет, испытывает нас.

Потом просто стояли. Долго. Кони понимали ответственность момента и активно издавать звуки не пытались. Всхрапывали иногда, но не очень громко. Мы даже спешились все, кроме бдящих егерей, носившихся то туда, то сюда. Сколько прошло времени не знаю, солнце в тумане особо не видно, думаю, на треть поднялось, но мы были вознаграждены за усилия — спереди и чуть слева послышались звуки и голоса. Через несколько минут подъехал егерь — появился из тумана, как чёрт из табакерки. Они все тут так появляются, но теперь мы были на взводе и нервничали.

— Что там? — сразу обратился я.

— Ворота открыты. Выезжают. Разослали дозоры, пока наших не обнаружили.

Наши встали примерно на метров пятьсот южнее. Так далеко потому, чтоб не заметили.

— Скачи к Весёлому, скажи, боевая тревога, готовность! Ждать сигнала, и ни звука!

— Есть! — Кулак к груди, егерь двинулся далее.

— По коням! — злой шёпот Сигизмунда расслабившимся было бойцам.

Собрались. Успокоили коней, настроили на боевой лад. Шагом двинулись вперёд. Я и четверо парней чуть впереди, остальные на десять-двадцать метров сзади. Мог я не угадать с воротами? Мог. Простояли бы тут до вечера и вернулись — делов то. Но рыбка клюнула, а значит долой мысли и сантименты.

Два пятиугольных бастиона справа и слева, размер каждого — огромный, больше, чем у Петропавловки. И места перед воротами существенно больше. Судя по звукам, этот огромный пятачок заполнялся выезжающими из города бойцами городового полка или как он там называется. Тут нет особых названий, привычных нам по ТАМ. Это просто «городское войско», и всё. А есть ещё «городское ополчение».

— Тетиву на луки! — почти шепотом передал вправо, а затем влево. Себе натягивать не стал — я юнит поддержки, а не стрелок. Но все парни спешились и за полминуты-минуту привязали хитрыми узлами натянутую тут же тетиву на «дежурные» луки. Говорят, у монголов по уставу должно было быть два лука, на случай если один сломается, но у нас не так строго. Когда все сели в сёдла, развернулся и начал командовать:

— Сигизмунд, стоите, ждёте. Мы подъедем поближе, попытаюсь их выманить. Марко, трубишь «атаку», но только по команде. Как понял?

— Трубить атаку, но только по команде! — повторил первый в этом мире кулачный боец.

— Ждать.

Развернулся, намереваясь ехать на разведку только в сопровождении Бьёрна и Лавра. Сигизмунд попытался окликнуть:

— Граф, это… — Замялся. Понял, не по статусу и не позрасту отговаривать. Решил отшутиться. — Погибнешь — домой не приходи!

Юморнул! Все, тщательно закрывая носы руками, чтобы не было звука, прыснули. Это моя шутка, если что, из рассказанных в походе на Кордобу. Я там много юморил.

— Слушаюсь! — Козырнул. — Парни? — Это сопровождающим.

Двинулись. Подъезжали шагом, осторожно. Туман мог рассеяться в любую минуту, представив нас обществу из, скажем, сотни-двух крепких парней с железными штуковинами в руках. Судя по звукам, их там не меньше. Проехались чуть южнее, вернулись. Попытались найти парней. Получилось — недалеко отъехали.

— Народ, план таков, — начал я озвучивать план операции. — Подкрадываемся, лупим стрелами на звук сколько сможем, потом я злю их «зажигалками», и драпаем, выманивая на себя, параллельно трубя Титу. План понятен?

— Сколько их там? — Это Сигизмунд.

— Чёрт знает. Много. Сотня точно. И ещё едут, от ворот шум. Они у себя дома, под своими стенами, скрываться не считают нужным.

— Тогда чего стоим?

Подкрались, всей четвертью сотни — егеря, поехавшие к Весёлому, вернулись, доложились, там народ ждёт горна. Вот из тумана начали показываться силуэты — опасно. Близко. Слышны команды десятников врага, тщетно пытающихся найти в дымке каких-то своих потеряшек и построить народ в структуру, то ли колонну, то ли шеренгу, то ли ещё как.

— Давай! — Это я Сигизмунду, и вместе с отмашкой передал права главкома этого отряда — боем лучше управлять профессионалу.

Отрок начал отдавать чёткие приказы, парни всё делали как на учениях. Стрелы с бронебойными наконечниками, товсь… Пли. И ещё. И ещё.

За дымкой послышались вскрики, ор нескольких голосов и мат.

— Отходим! Десять корпусов! — командовал отрок.

Мы дружно подались назад, на полсотни метров. На поле боя расстояния меряются не «шагами» или абстрактными «метрами», а тем, что легко сравнить с чем-то близким и наглядным. Например, длиной туловища коня от головы до хвоста.

— Заряжай! Готовы? Пли! Заряжай!..

Ещё три залпа. Двадцать пять… Двадцать четыре стрелы на сотню или две латных рыцарей это скорее неприятно, чем серьёзно, но это как ни крути нападение! Это опасно! Топот скакунов патрульных врага, отправленных в разные стороны на поиски нас — откуда стрелы и кто пускает. Крик слева — кто-то нас обнаружил и тут же поскакал в дымку обратно — не успели по нему отработать. Да и смысла нету — стрела доспех пробивает редко.

— Они здесь! Они здесь! Их пара десятков!..

— Зоркие! — прокомментировал один из егерей.

— Но мы пройдём опасный путь через туман! — почему-то вспомнилась песня. — Вперёд! Но не быстро, стрелы на тетиву!

Десять метров. Двадцать. Тридцать. Топот навстречу, и тоже почти шагом — осторожничают. Ну да, в тумане все кошки серы.

— Всем стоять! Я сам! Стрелять, как увидите «зажигалку»!

Двинулся впереди всех. Прикрыл глаза, ориентируясь на слух. Голоса метрах в двадцати. Конское ржание и храп. Голоса настороженные, но злые — нам идут мылить шею. Застоялся городской полк, ой застоялся! Вскинуть руки, пробой! Не так, ПРОБОЙ!

Пою, буквально кричу. Ору! Потому что всё пространство в полусотне метров от меня, и с полусотню влево и вправо, затапливает один большой сплошной ОГОНЬ.

Я кабздец безумен, если смог сотворить такое! Есть и минус — мой огонь красивый, но почти не обжигает. Зато зона охвата не просто «ого-го», а… Без нецензурных слов даже описать не могу, насколько мощный я только что выдал факел. Если б там были только люди — ничего бы не случилось, пламя не столько обжигало, сколько пугало. Но там были лошади! Да ещё в тумане, глаза не привыкли к яркому.

Скачу назад что есть мочи. А вот и свои, посылают стрелу за стрелой. Сзади ор, ржание, мат — некоторые кони понесли, кого-то воины успокаивают, кого-то из врагов лошадки сбросили с седла. И все люто ненавидят меня, выкрикивая моё имя, как фанаты имя кумира на рок-концерте. Прям как либералы Путина ненавидят — он у них тоже виноват во всех их грехах. Горн. Не наш, их — к сбору и атаке.

— Труби! — это я Марко.

— Отходим! — Это Сигизмунд всем.

Марк трубит, а мы срываемся на рысь, парни успевают в движении отстреливать боекомплект назад. За спиной топот — в нашу сторону скачут, наконец, перегруппировавшись, горожане. Страшно! Очко сжалось — не то слово. Да, я в консервной банке. Да, порезать или проткнуть её сложно. Но меня могут взять в плен, где отыграются за все свои слёзы. Дружка убьют. Парней убьют. Да и я смертен.

— В бой! — кричит Сигизмунд. — Граф, прикрывай!

Правильно, нельзя далеко отходить. Весёлый ударит, а по ком? Все за нами ускакали, и куда — в тумане не видно. И толку от его атаки не будет, и мы от врага не убежим.

Парни дружно, одновременно, отрепетированными движениями развернулись через правое плечо, и, вытащив мечи, с ором бросились навстречу врагу. Их больше, но горожане об этом не знают, а в дымке слишком плохо видно.

Наконец, звёздочки в моих глазах перестали плясать, мир пришёл в норму. Быстро вытащив из седельной сумки флягу с густым, аж вязким сиропом карамели, жадно припал. Глоток, ещё, ещё. Ух, полегчало! Крышку навинтить назад, фляга сама упала в сумку, руки в стороны. Прицелиться по задним рядам, невидимым в тумане, но бить надо именно по ним — чтобы не испугать наших коней. Прицел, закрыть глаза, и…

И мёртвый месяц еле освещает путь. И звёзды давят нам на грудь — не продохнуть.

И воздух ядовит, как ртуть. Нельзя свернуть, нельзя шагнуть.

И не пройти нам этот путь через туман.

Снова дикий ор с той стороны. Выкрики типа: «Это Пуэбло, гадский выродок», только гораздо обиднее. «Он здесь! Дави их!» — А это уже опаснее речевые обороты. В глазах искры, но мне надо пару минут прийти в себя. Наши парни, хоть их и меньше, поднажали, давя на противника, отчаянно рубясь. Противник поддался — велики у страха глаза в тумане, особенно когда против тебя играет читер-огневик. И тут, наконец, топот справа и спереди, боевые выкрики и звон мечей. Весёлый ударил по горожанам с тыла.

Нам сразу стало как-то легче, горожане перестали давить, а часть развернулась и ускакала. Я ничего не понимал, что происходит, перед взором стоял дугой туман, красный. Подъехали Бьёрн и Лавр, Бьёрн сам вытащил флягу и отвинтил крышку:

— Пей, граф! Пей, чертяка! Всегда бы так воевать!

К чёрту! ТАК воевать не хочу, тем более всегда. Выигрывать надо не на поле боя, а в тиши генеральских кабинетов. Если ты грамотно спланировал войну — твоим воинам не придётся героически выцарапывать победу. И чит-приёмы вроде моей магии на ход войны влиять не должны. Я плохой военачальник, что использую магию, очень плохой! Но об этом буду думать после, сейчас бы в себя прийти, ибо наших как ни крути меньше, и всё, что мы можем, это пугать и брать нахрапом.

Полегчало. Наши рысью помчались преследовать хаотично отступающих горожан. Мы втроём, и чуть сзади Марко с трубой, двинулись следом, причём Лавр вёл Дружка под уздцы. Судя по крикам и мату, и направлению звуковых потоков от топота копыт, Весёлый теснил супостата на всей протяжённости соприкосновения. Горожане испугались, обделались и драпанули — и я не глумлюсь, я сам бы на их месте поступил также. Надо приходить в себя, ничего не соображаю!

Бой перед воротами, что-то типа свалки. В нормальное время нас бы утыкали стрелами и болтами со стен сверху, но сейчас ополчение не стреляло — а куда? Кто там кто внизу? Не видно же! Кажется, наши оттеснили небольшую часть горожан в сторону от ворот, а большинство драпало сквозь открытые створки воротной башни внутрь города. Наши наседали, горожане отбивались, но как-то вяло — нет у них сейчас единого командования.

— Ещё пей, граф! — Лавр снова протянул флягу.

Я налёг. Сильно налёг. Сладчайший сироп потёк по подбородку, кадыку, по горлу — под доспех. К чёрту, потом помоюсь, всё потом!

Наконец, в голове просветлело.

Поле боя на сей момент состояло из двух частей. В закуток между стеной, где находится воротная башня (это не башня в нашем понимании, но утолщение в стене с более высокой площадкой сверху, пусть будет башня) и правым от нас, но левым от ворот бастионом, наши загнали до полусотни горожан и наседали. Кажется, наших меньше, но горожане напуганнее. С другой стороны наш отряд на спинах отступающих начал сам втягиваться в Феррейрос, в открытые городские ворота.

— Твою мать! — в сердцах заорал я и пришпорил Дружка. Адреналин заиграл, усталость и слабость ушли. Только бы успеть!

Тит был у ворот с этой стороны, орал на кого-то, показывая на закуток — отдавал распоряжения, как добить ощетинившихся там врагов.

— Тит, мать твою! — перебил я. — Вертай парней назад! Давай возвращай всех из города, имел я вас тут всех красиво, пока их там не перебили!

— Граф, а… — Тит завис, но лишь на долю секунды. Очнулся, со злостью заорал:

— Назад! Назад, сукины дети, сучьи отродья! — Развернулся и кинулся к тем, кто ещё не успел въехать в ворота. — Отход! Труби отход! — это он своему трубачу.

— Поздно. Марко! С нами! — рявкнул я, и в сопровождении Бьёрна, Лавра и работающего трубачом, а потому тоже находящемуся рядом Марко, галопом двинулся к воротам.

Успели. Проход метров двадцать — вроде не много, но дофигища на самом деле. Ибо внутри в проходе слева и справа — узкие бойницы, стрелять по тем, кто в оные ворота прорвался. Пока по нам не стреляют — горожане просто представить не могли, что вместо того, чтобы проводить своих бравых парней встречать обоз с помощью, после чего они дружно намнут бока проклятому мне, им придётся защищать периметр, а воины Пуэбло ворвутся в город. Их город ещё вчера казался неприступным — я ни одной попытки не делал даже обозначить, что считаю, что город можно взять силой. Пока нам это на руку, но люди приходят в себя, пять минут — и ополченцы со стен спустятся и начнут угощать нас болтами из ниш. А мы НЕ МОЖЕМ захватить город! Даже сотней! Даже тысячей! И тем более не полусотней. Ну, тысяча — может и нормально будет, и даже всё моё текущее воинство если ворвётся в город в полном составе, тоже победит, но огребёт так, что будем вспоминать этот бой как самую чёрную страницу графства. Взятие стен средневекового города это ещё ничего не значит, пока есть кому защищаться на узких улочках среди баррикад и перевёрнутых телег.

Выезд наружу. Между стеной и домами неприлично мало места, впереди бой — наши продолжают давить на отступивших горожан. Но те у себя дома и перегруппировываются. Скорее! Быстрее Рома действуй, быстрее!

— Труби отход! Бегом! — ору Марко. Тот, не задавая вопросов, выполняет требуемое. Ещё раз. И ещё. Чтобы до самых тугих в горячке боя дошло. Тит трубит снаружи, но не факт, что наши парни здесь, в черте города, услышат и поймут. А так — шансы есть.

Оглядывания. Начали подъезжать наши воины, жестами показывая: «Что, в самом деле отходим?»

— Бегом! Бегом! Быстро! Быстро! — жестами показывал им на ворота Бьён.

— Только б успеть! Только б ворота не закрыли! — А это начал молиться Лавр.

Марко вздохнул и ещё несколько раз протрубил отход.

И наши, наконец, потянулись назад. Неспешно — с той стороны на них наседали горожане. Отступали, сражаясь, прикрывая друг друга. Начали втягиваться в ворота. Их было больше трёх десятков, и быстро уйти не получалось.

— Граф, давай, уходи! — закричал на меня один из оказавшихся здесь десятников. — Давай, давай! Мы справимся!

— Все здесь? Или кто-то отстал? — крикнул ему в ответ.

— Чёрт знает! Потом посчитаемся!

Ну да, спасать отставших, увлекшихся боем — не выйдет.

Я двинулся в арку выезда. И правда, нечего графу последним отступать. Геройство остаться с людьми до последнего? В чём героизм? Геройство графа — оптимальное управленческое решение в бою. А попадание военнача в плен, даже потенциальное, вызовет во врагах желание навалиться всеми силами именно на то место, где оный граф попал в ловушку. Это не говоря о том, что моё присутствие бессмысленно для стратегической обстановки, и мешает выжить им — парни отвлекаются на мою защиту.

Не успели! Все три чугунные решетки, которыми перекрывались выходы, медленно поползи вниз. Одна быстрее, две медленнее. Проезжающие мимо парни уже начали пускать стрелы в узкие бойницы — ополченцы начали занимать там места, и как только ворота закроются, нас ждёт адъ.

— Граф, быстрее! — заорал Лавр и попытался схватить Дружка, чтобы выбраться за решетку до того, как опустится, но я осадил:

— Нет! Мой косяк — мне и исправлять!

— Да с чего он твой? — не поддержал Бьёрн. — Ты причём, что они в город ломанулись?

«Все бежали — и я бежал» — вспомнилась фраза Василия Али-Бабаевича. «Все убегали в город, ну мы и пошли за ними следом». На самом деле и поругать некого и не за что. Нормальная реакция для осаждающей армии — на спинах защитников ворваться внутрь. Так пал памятный Безье, про который я рассказывал Катарине Сертории в Аквилее. Всё парни правильно делали. А Тит не осадил — он теснил тех, что между стеной и бастионом, он тоже не всемогущ. Я снова запел, и снова прикрыл глаза, доверяя воображению и шестым чувствам. Надо понять, где там эти сволочи, крутящие вороты решеток. У меня одна попытка — я и так выложился дважды.

Огонь. Море огня. По нащупанному прорывом ярусу башенки метрах в десяти над нами. Отсюда не слышно, но представил себе, как орали солдаты, крутящие вороты! От испуга, конечно. Я жёг и жёг, давил изо всех сил. И это сработало — решетки остановились.

В грудь ударил болт. Под углом — оторвав пластинку чешуи, улетел к копытам коня. Но это опасно, очень опасно! Ополченцы уже на местах.

Прицел. Ниши для стрелков рядом, руку протяни, слева и справа от прохода. А это куда проще, чем мочить вслепую. ОГОНЬ!!!

Спасительная темнота.