Пограничник

Глава 8. Металлургическая или возвращение императора часть 3 ​

Раньше это был крестьянский посёлок. Сервы работали на полях, лугах, заготавливая сено для замка, пасли скот — на мясо для него же. Вокруг Светлой расстилались заливные луга, сам бог велел заниматься животноводством. Теперь же всё слишком сильно изменилось, причём за считанные два месяца — поля исчезли, а траву, похоже, в ближайшее время никто косить не собирался. Только детвора, негодная для тяжёлой работы, пасла скотину, да кое-где мелькали женщины, возделывающие расширившиеся огороды.

Начать надо с того, что даже последний пень в графстве осознал, наконец, что осенью всех ждёт СВОБОДА. Все сервы без недоимок станут вольными вилланами. Понятия «вилланы» и «сервы» взяты из памяти Ромы, термины английские, но в местном языке к сожалению чёткой границы нет, зависит от контекста произношения и интонации. «Вилланы» для меня это вольные крестьяне, арендующие у феодала землю за долю урожая, «сервы» — делают то же самое, но они крепостные, то есть моя собственность. Вилланов нельзя отправить на «барщину» — принудительные работы, «сервов» — можно. Просто когда речь заходит об обеих этих категориях одновременно, у Ромы в голове каша, и мозг включает память прошлого мира.

Всё графство без преувеличения воодушевлено. Везде, где проезжал, у людей на лицах читалась надежда на лучшее. Ну и немного страха — неизвестность и перемены всегда страшат. Но в целом с лиц исчезла обречённость, что видел в походе на Аквилею. Исчезла обречённость и в этой деревне. Более того, мужики-сервы именно этого поселения были мобилизованы на «барщину» — обслуживать печи, без параллельной отработки на полях, что нонсенс для феодального хозяйства. Но Астрид пошла на это — уж очень мастерам руки нужны были, а арестантов сюда лучше не посылать. По местным понятиям, раз серв не обрабатывает надел, то и недоимков у него быть не может, а потому дело у плавильных печей спорилось, все работали с воодушевлением, плевать, что поля заросли травой. Вспомнил наше родное уральское дворянство, которое заставляло приписанных крепостных параллельно и на заводах работать, приезжая туда за свой счёт за сотни вёрст, и в поле пахать, и за обе деятельности строго спрашивало. Не хочу быть такой сволочью, как наши. Только попав сюда и посмотрев на выкрутасы местных коллег по сословию, понимаю, что как бы не «воняли» разные булкохрусты, за дело их в гражданскую резали, ой за дело! А булкохрусты веке в девятьнадцатом — начале двадцатого были бы самым наибесправнейшем быдлом, какое существовало тогда во всём мире, на огромном Земном шарике, а никак не катались бы на «тройках» с «лакеями-юнкерами». Неча быдлу «с юнкерами» разъезжать!

Ладно, опять лирика. Главное, что в моём графстве уже началась знатная движуха, и «Дорофеевка» первой продемонстрировала её, став эдаким индикатором перемен.

Ансельмо вчера спорил со мной, что «всё плохо, а дальше хуже будет». Скряга чёртов. Ибо в Сентябре у всех работников будет на руках вольная, а вольный — на то и вольный, что может заниматься, чем захочется. Им, блин, придётся платить, чтобы продолжили работать здесь! Предлагал запустить механизм стопора, искусственно «выявить» недоимки хотя б у половины крестьян, дескать, мне надо только кивнуть — он уже всё, сука жадная, подготовил. И с учётом, что это абориген, я его понимаю, а потому в ухо не дал, просто послал. Ведь кажется караул, беда-разорение, пустующие поля и оплата живыми деньками за любые работы (квесторская морда рвал на себе волосы от такого трындеца). Убытки колоссальные! Но на самом деле это и есть плод моей реформы — наличие свободных рук, которые с удовольствием за деньгу малую будут работать у домен и горнов, и в других товарных мастерских, «забив» на поля и аренду. Вкладывая заработанное в плод ремесла других мастерских, других таких же работников, коих в графстве уже сейчас образуется множество только для обслуживания нашей собравшейся в замке и около оравы людей. И ещё часть появляется на востоке графства — на строительстве виа трудятся люди, которым нужна одежда, нужны тряпки, нужна соль, мёд, мясо, кожа, гвозди, инструменты, доски и изделия для телег и упряжи… Не понимает, идиот, что деньги вольным работникам мы заплатим, но они вернутся в виде налогов, и в виде промышленной мощи ВПК графства. Да блин, нам придётся покупать оружие для легиона, а это капец какая экономия! Которая складывается из таких вот капелек, как оплата труда наёмных вилланов. И даже поля не проблема — раздадим молодёжи из местных, подрастающему поколению. Или беглых из Картагены поселим — Йорик получил инструкции, как только натренирует корабельные команды, будем туда за живыми «зипунами» ходить. Рохелео уже послал в бывшее родное графство доверенных людей, агитировать бежать тех, кто чувствует себя там обездоленным. Всех агитировать, не только мастеровых и специалистов. Пускать слухи по тавернам, где рассказывается о нескольких ключевых точках, куда будут приходить мои корабли, чтоб забрать беглых, с жёнами и детьми, для которых назад в Картагенику выдачи не будет. Много клиентов Рохелео на первых порах не обещал, но как только на всю заработает сеть распространения информации ОБС (одна баба сказала), к точкам прибытия наших лодок очереди будут выстраиваться. А где-то и впрямую будем высаживаться и угонять, но тут скорее про мастеровых речь, про специалистов. Не скот, не добро будем грабить, а именно людей забирать, с женщинами и детками. Нам нужнее.

Йорик… Интересный чел, приятно с ним работать. И главное, дело как раз по нему — разбойничья авантюрная душа у человека внутри, ему только такое и надо поручать. Оно может так совпало, что его дружина будет называться викингами и варягами, но что-то я в этом руку и волю высших сил просматриваю, а значит всё идёт как надо.

Что же касается Картагеники, то а не Исус, чтоб прощать удары по щекам. Женсовет этой провинции может думать про меня и себя всё, что угодно, но лично я собираюсь щипать их герцогство до тех пор, пока не выбью у них контрибуцию — отданный им приз от «Псов Гримо», проценты на него, плюс моральная компенсация. Пока ориентируюсь на тысячу солидов, а там могу и поднять планку. То есть война у нас надолго, на годы, что не может не радовать — мне это время для становления графства как раз капец люди будут нужны.

Дорофею помогало восемь человек профессиоальных мастеров, пока что не получивших таковой статус, прибывших с мастером Соломоном, из «вечных подмастерьев» Аквилеи и соседних городов Мериды, Алькантары и из Магдалены. Между гильдиями есть профессиональные связи, дедуля большую работу проделал. Но по отчётам Прокопия, было у него также около десятка наших, из графства. Помогали, учились — всё, как я велел. Как он смог так быстро найти их и собрать в единый кулак — не знаю, но, учитывая, что чудес не бывает, а подписывал я целую стопку пергаментов на освобождение, у Дорофея на примете эти красавцы уже были, и он лишь оперативно воспользовался моим разрешением вытащить их в замок. В отличие от вольного с рождения, а потому иначе мыслящего Тихона, который матерится от зависти к коллеге, и жалуется, что пришлые «не такие», не так его понимают, но своих найти то ли не смог, то ли не сподобился. Сейчас вся Дорофеевская бригада выстроилась перед самым большим строением деревни, точнее группы строений, обнесённой дополнительным тыном с башенками для стрелков. Только транспарантов не было: «С прибытием, дорогой граф!», и цветов в руках. А вот хлеб был, с солью. Вот уж не знаю, откуда тут этот обычай, может от кого-то из наших варварских предков, грабивших Империю? Скифы там, сарматы… Да и западные славяне в эпоху агонии Рима отметились. А может наоборот, это славяне переняли обычай откуда-то с Востока, как и некоторые поздние римляне?

Слез с Пушинки, отломил хлеба, макнул в солонку, откусил. Поднял вверх большой палец. И только тут поднялся приветственный гомон. Пока ехали по деревне, вокруг собралось всё население — женщины, детишки, смотрели через заборы и заглядывали с улиц. А внутри металлургического кластера, не останавливая работы, нас приветствовало с полсотни грязно одетых, чумазых, но воодушевлённых мужчин, что-то мешающих, несущих, таскающих или перекладывающих. Я чуть оторвался от сопровождения, взяв с собой только сестрёнку, авторитетных мастеров, к которым сегодня присоединился мельник Рамон, и пожелавшую ехать Анабель:

— Должна ж я глазком посмотреть, чего ты тут напрогрессорствовал?

— Это не я, — покачал я головой. — Это они сами. Да и ты вроде по округе на бричке разъезжаешь — что, ни разу не была в Дорофеевке?

— Была. — Лекарка нахмурилась, насупилась. — Рома, я ни черта не понимаю в металлургии. Там стоят здоровые каменные жуткие на вид конусы и коптят небо чёрным дымом. Всё. А так нам объяснять будут — послушаю.

Что ж, понятно. Девочка понимает в микробиологии, но в остальных науках нуб, как и я. И ей тоже интересно — любознательная. В общем, взял её с собой.

Мастера тут же «потерялись», разошлись по промплощадке, выспрашивая что-то у рабочих и подмастерьев, стараясь не мешать нам — они-то в отличие от нас бывали на всех рабочих совещаниях и примерно процесс понимали. А мы — туристы, которым надо пояснить всё подробно, с нуля, и лучше «начальника цеха» этого никто не сделает.

Дорофей долго рассказывал о конструкции последней, пятой по счёту большой сложенной печи, дающей самый высокий выход железа из руды из всех трёх аналогичных по назначению, сложенных ранее, которую назвали «домницей». Слово «домница» звучало на русском — я был неправ насчёт прогрессорства, хотя записали за мной явно по-пьяни. Из его слов я понял, что знать не знал, гадать не гадал, но свершил-таки тут техническую революцию. Ибо до сей поры железо получали плавлением из руды в ОДНУ ступень. Часть его плавилось в чугуний, он же «свинское железо», оно же «чёртово железо», и чугуний шёл на выброс. Ну, или из него делали малоценные вещи, не требующие ковки. Процесс старались вести так, чтобы минимизировать выход чугуна, но при этом терялось и качество товарного железа. Выше температура, выше качество товарной продукции, но выше и потери на чугун, и ничего с этим не сделать.

То есть, если грубо, то самый простой способ и без потерь — у сырого дутья, это когда складывают в поле кучу маленьких печушек-«муравейников» на уровне земли, подкопав под них ямку для тяги. Но после получившуюся в «муравейниках» крицу заи… Устанешь фигачить молотком, выгоняя шлак. Да и выход металла из руды так себе. Получается, что процесс это простой, не требует квалификации мастеров, но крайне дорогой в деньгах и дровах, а главное крайне медленный — счёт на десятки килограммов в день при условии работы десятка кузнецов, как сейчас в Дорофеевке.

Или же можно сложить высокий горн с, как понимаю, температурным режимом, выплавлять больше железа количественно, но теряя часть на «чёртово железо», при этом товарного получая сотни килограмм, а не десяток-другой, да ещё более высокого качества. А меньше шлака в железе — меньше его ковать, выгоняя лишнее молотом, а значит дешевле.

И да, горны тоже дают не жидкое железо, а крицу, просто повыше качеством. Жидкого тут всячески стараются избегать, как чёрт ладана.

Я же в Априлиусе предложил третий путь, о котором они даже не мыслили, рассказав им, что чугуний надо получать ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО. Они очень удивились, но промолчали, не перебивали меня, внимая иномировой мудрости. А я был подшофе и ни хрена в их ужимках не понял. Теперь только дошло, чего так суетились, расспрашивая про те или иные стадии процесса и устройство оборудования.

Я, конечно, в металлургии нуб, но даже последний идиот у нас знает про домны, здоровенные такие хреновины высотой с девятиэтажный дом. Их издалека, из-за Шексны видать — громадные мать его цеха с трубами и градирнями. Они делают чугуний из руды, перемешанной с коксом (тут вместо кокса на ура идёт древесный уголь сосновых пород). А затем оный чугун в электропечи обдувают воздухом, выжигая углерод, и получают сталь, которую прокатывают в листы, и в рулонах по железке везут, по три маленьких рулона на огромной платформе. Кажется платформа почти пустая, пока не знаешь вес такого «колёсика». Составы с этими рулонами у нас один за одними идут, мы мальчишками любили в детстве в них камни кидать, стараясь попасть в центр «бублика». При движущемся поезде это отличный квест на ловкость.

Электропечи это, конечно, круто. Но есть проще конструкция, как и всё гениальное. В девятнадцатом веке был некий металлург Мартен, создавший настолько простую печь, что его изобретение подхватил весь мир, и за десятилетие люди настроили тысячи таких же, сделав сталелитьё поистине массовым. Все эти пушки-гаубицы-броненосцы-автомобили — плод его труда, без его печей хрен бы нам, а не прогресс. Но кроме того, что это было, как исторический факт, я не знаю больше ничего — ни принципов работы мартеновской печи, ни тем более её устройство. А как бы сейчас эти знания помогли!..

На самом деле не всё в этом мире грустно. Горны выдают, конечно, не то и не столько, сколько хотелось бы попадану из двадцать первого века, и не того качества, но получаемая местными после должной обработки сталь не ржавеет годами. Вон, у нас в Эрмитаже, и в Европах — сотни доспехов, если не тысячи. По пятьсот-семьсот, а то и тысячу лет некоторым. И не проржавели же, не превратились в прах и тлен. Так и тут — качество железа в целом достойное. Просто мало его получается, дорого, трудозатратно, и «свинского железа» выход большой. Но в целом мир не безнадёжен. А потому Дорофей рискнул, и на свой страх и риск, опираясь только на мои слова, которые нельзя классифицировать иначе, как «пьяный базар», построил достаточно большую… Да что там, в понимании Ромы невьебенно огромную печь, и прогнал в ней доступные на тот момент запасы криц и руды. И получил результат, который обнадёжил.

После чего этот перец выбил у Астрид людей и денег на новые печи, выбил у Прокопия и Ансельмо железо из стратегических запасов замка и начал дальше экспериментировать, строя всё новые и новые колоссы для выплавки. И остановиться уже не может, обещает шестую печь вскоре поставить, третий по счёту горн, но теперь разрешение уже у меня спрашивает.

— М-мать, Дорофей! А чего ты не сказал мне всего этого в Апреле? — охреневал я, пытаясь заглянуть в воронку «устройства шихтоподачи» — штуковины сверху, куда мужик с лопатой насыпал смесь помеленной руды и древесного угля. Процесс на домне тут, как и в нашем мире, непрерывный (тоже благодаря мне, у местных он прерывается… А, я это уже говорил). Жидкий чугун сливают в специальный ковш на колёсах, который везут по чугунным же (чего на них хороший материал переводить) рельсам к горну, где краном поднимают и заливают — на вторую стадию процесса. А сюда периодически досыпают руду, перемешанную с углем. Снизу ещё можно дров подкинуть, если что-то в процессе пойдёт не так, и отдельно — угля. И на горне тоже. Возле всех пяти печей стоят монструозные ручные краны с лебёдками — для того и нужны производству десятки крепостных (пока) мужиков обслуги. Внутрь печи заглядывать не стоило, так как оттуда шёл раскалённый воздух — снизу в неё пятью параллельно работающими огромными мехами, запитанными на водяное колесо, непрерывно задувался воздух. То есть они все были запитаны от одного колеса, но пока один надувался, другой сдувался, по очереди, как коленвал, и поток воздуха в печь входил почти равномерный.

— Почему пять? — спросил я мастера, показывая на эдакую вундервафлю. Кажется, в Апреле мы обсуждали, что такое клапан. Но в остальном — его придумка. Или кого-то из его мальчиков.

— Больше на колесо закрепить не получилось. Мощности не хватает. Меньше — поток воздуха неровный. Вот и пять…

Возле каждой из работающих печей на реке плавало ещё по одной тяжёлой платформе с колесом. Может если подгонят новых колёс, и тут будут успехи? Жаль, что мы не на горной речке, как Мурсия.

…Это сколько ж за два месяца сил и денег во всё это вбухали? Я на секунду задумался над этим и охренел. И понял, что не зря не стал 3,14здить Ансельмо, что тот на кабальных условиях, под залог земель, взял новых кредитов. Если вундервафли по железу выстрелят — не только долги раздам, а монополистом стану, плевать, что в графстве ни одного месторождения (во всяком случае пока не одного. Гусары молчать про Феррейрос!)

Ах да, слово «шихтоподача», как и «домница», звучали на русском, как и многие другие более мелкие термина. Я тут много чего в оборот ввёл, оказывается. Но удивляться сил уже не было.

— Чего? — не понял витавший на своей волне мастер. — Чего «чего не сказал в Апреле?»

— Что вы варите железо в одну стадию, — пояснил я. — Я ж не знал этого. И что чугун считали отходом — тоже, блин, не знал. Кстати, Астрид, пошли кого-нибудь за Ансельмо — надо наладить массовую закупку чугуна где только можно, по любым це…

— Уже. — Сестрёнка довольно улыбнулась. — Ричи, занимайся войной. Раз мы взялись тебя прикрывать с тыла — мы стараемся. Уже, и деньги выделила, и Ансельмо людей разослал во все гильдии королевства, Валенсию, Вандалузию и Таррагону. К осени в порт на Белой придут десятки кораблей, если не сотни. Мы же на зерно его менять будем, а зерно как раз подскочит в цене — им будет выгоднее.

Ну да, Мурсия и Валенсия будут работать по контрактным ценам. А им закон писан не будет — только рынок. Но объёмы «чёртова железа» обнадёживают.

— М-молодцы! — икнул я. От неожиданности. Которой уж за полчаса. Интересно, это я их энергией кипучей заразил? Ансельмо — как на этом мире нажиться, не пустив по оному миру контрагентов; технарей зарядил на интеллектуальные подвиги, а сестрёнку заставил проявить организаторские качества, которыми она до этого почти не грешила. Это не считая военных — по ним разговор отдельный, и баронов — по ним совсем отдельный. Молодой же баронессе, хозяйке собственного замка, конечно, организаторские способности ой как пригодятся, но до сей поры она их не развивала, не считая жизненно необходимыми. Может я не так и плох, и не такой и лузер, пусть не могу создать порох и бумагу?

— Да, граф, мы уже расчищаем место под новые склады для чугуния, — подтвердил Дорофей. — Скоро снесём два ближайших дома в поселении, переселим живущих там, и увеличим зону охраняемого тына производства. А вон там выше по реке новое колесо справим — Тихон обещал через месяц-полтора изготовить и пригнать. Оно ж как, домница жрёт просто прорву угля, его раз в десять против прежнего больше надо. Но и железо всё замковое за несколько дней перегоним. С такой печкой, — похлопал он по горячей кирпичной кладке, — мы всю руду Валенсии одни можем плавить. Я думал ещё одну, ещё больше поставить, но нет — не потянем по сырью. Слишком долго без дела стоять будет. Пусть эта пока. Пока только горн помощнее поставлю.

— Ладно, понял, это domnitsa, тут чугун варите, — закрыл я тему с иномировыми откровениями и решил идти по экскурсии дальше. — А там? — кивнул на стоящий далее в полусотне метров высоченный пыхтящий горн. Более узкий и более высокий. — Как там всё устроено?

Спустились с домны — по лесам и удобным лестницам, Дорофей обвязке и безопасности мужиков много сил уделил. Видно, что сам из простых, из крепостных. Пошли ко второй печи. Полсотни метров, тележка-ковш на железных рельсах. Обвязка горна — не хуже, чем у домны. Правда без ограждений, но имея сноровку не свалишься. Мощные мать его краны, правда не от колеса, ручные, но может оно пока и к лучшему? Полутонную дуру раскалённого жидкого железа поднять на пяти-шестиметровую высоту и не накосячить — точность нужна, опыт. А опыт тут только нарабатывают.

Дорофей снова принялся говорить со мной на малопонимаемом иностранном языке, и я вновь пожалел, что гуманитарий. Надо было на инженера поступать. Работал бы на производстве — всё бы просёк. А тут… «Слой того-то, слой того-то, всё это насыпается на слой насадки, которую взяли у лекарки Анабель, поскольку та жаропрочная…»

— Красавица, иди сюда? — поманил я девушку-бабушку, смотрящую на уровне ниже за пламенем в нижней части горна — туда рабочие за чем то тыкали длинным металлическим шестом. — Что за насадка, «взятая у лекарки»?

Та захлопала глазами, пожала плечами.

— Моя, для ректификации которая. Я ж говорила, спирт будем гнать не перегонкой, а ректификацией, в колонне. Я тебе что, нанялась всё своё время на неё убить? — Нахмурилась. «Муля, не беси меня!» — вспомнилась при виде этой гримасы незабвенная Фаина Георгиевна. — Знаешь как это долго? А для колонны насадка нужна, на которой спирт кипит. Кольца Рашига.

Спирта они нагнали двадцать семь бочек и успокоились. Марина была в шоке — столько сахара убить, но тут её послала уже Астрид.

— Кольца чего? — не понял я — теперь и она на иностранном говорит.

— Забудь! — махнула лекарка рукой. — Штуки такие, керамика. Из особой глины. Той, из которой кирпичи для таких печей делают, — похлопала рукой кладку горна. — Я специально узнавала про это, мне особые кольца нужны были, чтоб не лопались от жара. Отец Марины рассказал про такую глину, заказал её в Аквилее и нажег. Наделали много, с запасом, а излишки глины Дорофею отдала — на его опыты.

— Хорошие штуковины! — просиял мастер, включаясь в беседу. — Они хорошо воздух пропускают вверх, ровно его распределяют, а вниз через них стекает железо… Сталь, — поправился он.

— А если печь остынет? Тогда образуется единый застывший кусок стали с керамикой внутри, и хрен что ему сделаешь! — возмутился я.

— Значит, не надо печь останавливать, — пожал кузнец плечами. — Не для того мы из домницы чугуний сюда тележкой подвозим. Обе печки постоянно работают, непрерывно, как ты и учил. И это, граф, если в горне застынет — камбец ему. Только бросать и новый строить. А потому у нас строго всё, и железный двор стража охраняет — чтоб не мешал никто.

Я кивнул — это да, это уже в курсе. Сразу по приезду отчитались, и я был не против раскартировывания здесь двух десятков пешцев Эстебана. Теперь их в ведение Клавдия передадут. Неча всяким хмырям по промышленным объектам стратегического назначения шариться и вынюхивать.

— Но горн всё же, — ногой пнул Дорофей печку, — слабоват, надо второй ставить. Жаль, но придётся этот останавливать. Но тогда следующий раз включать будем — только когда много-много железа привезут. Пока запас не накопим — смысла нету. Он мощнее будет, ещё быстрее запасы изведём.

— А успеешь новый горн поставить, пока сырьё понавезут? — задал я, наверное, самый важный вопрос графства, не касающийся войны и боевых действий. Ибо без стали канут в безвременье и арбалеты, и латы для легиона, и наконечники для пик для Лимессии… И вообще скирда всем моим начинаниям.

— Если Прокопий даст извести — успею! — воодушевлённо отрапортовал Дорофей.

— Даст. Он как раз туда поехал — на известь. — Я тяжело вздохнул и глянул вдаль, на реку. — Смотреть, что там можно лучше сделать, чтобы толк был. Известь, брат, он всему графству сейчас о как нужна! — Провёл рукой по горлу.

— А железо уже кончалось? — спросила Анабель, поднявшаяся к нам.

— Дык, дважды! — хмыкнул Дорофей. — Вона, чего б им стоять-то? — указал на первые три печи. — Пока так сделать, чтоб после остановки использовать — не получается. Потому мы того… Сталь по два-три раза перегоняем. И чугуний тоже. И это… Их качество всё лучше и лучше становится.

— Это ты про то железо, из которого та кираса сделана? — снова заулыбалась Астрид, бродящая вокруг по мосткам, не боясь высоты, слушающая вполуха. — Которую болтом с третьего раза пробили?

— Ага. — Заулыбался и Дорофей. — Граф, не поверишь, но второй раз прогнанная сталь аж гнётся и звенит! Не вся, конечно, но та, из первых варок первых печей. Мы её заново перегоняем. Добрые доспехи будут, ой добрые!

— Так что мы тут эскперметруем помаленьку, — закончил он. И сталь сварим — лучшую в королевстве! Зуб даю!

Анабель хихикнула — не знал бывший крепостной кузнец умных слов.

— Озолотимся, если продавать начнём, — нежно провела по кладке ладошкой Астрид.

— Не сейчас, — осадил я. — Не ранее, чем оснастим вначале легион и лимитанеев, а затем и ополчению продавать будем. Этим — продавать, но по себестоимости — на своих нельзя наживаться. Деньги будем делать на чём угодно, кроме оружия… Кроме того оружия, что самим пригодится, — поправился я, ибо арбалетами решил всё же поторговать. Да блин банально для того, чтобы за счёт продаж отбить стоимость тех, что пойдут в войска! Ну нет у меня денег, чтобы такое количество машин за свой счёт своим солдатам сделать. Просто нету. И если с пиками вопрос жёсткий, закупать без вариантов, своих лесов нет, то продукция хайтека, стоящая состояние, может сильно финансовое бремя на армию облегчить. А потому как вернусь из похода, лично повезу арбалеты в Альмерию — на показ владетелям нашего королевства. Буду заключать контракты только с юрлицами — то есть графами и герцогами, ну или баронами — для их гвардий, или с городами — для городских полков. Только серьёзные инвестиции, никаких частников и торговли на ярмарках! А затем пусть Рохелео поднимает бабки на обслуживании — но это уже бонусом пойдёт.

— Согласна, — неожиданно не стала спорить Астрид. Впрочем, она у меня хозяйственная. А вот Ансельмо бы спорил — он тот ещё «бизнесмен».

— Так что, граф, вся твоя теория, все твои откровения, работают, — заявил Дорофей, снова засияв, как новогодняя ёлка. — Я не верил, и парни тоже посмеивались. И когда строили печи, думали, да, железо, конечно, улучшим. Но так, чтобы вот такое производство… — окинул он рукой площадку.

Я осмотрел промзону ещё раз — с высоты горна это интереснее. Ограда хорошая, охрана посменно меняется с десятками из замка. Тын явно уже переносили — вон следы от прошлой стены, хотя в Апреле даже этой тут не было. Быстро у них дела делаются. На самой промплощадке три больших здания и несколько попроще. Большие это административное (сам Дорофей тут уже не живёт, по его словам, ему новый дом недалеко срубили), рядом пыхтят две мастерские-кузни, одна из которых соединена со старым колесом, которое было у кузнеца изначально. Из обеих слышался стук молотков, в одной из них сталь из ковша льют по каменным формам. Рядом сарай для угля, сарай для дров — их тут требуется просто невероятное количество, Прокопий под Феррейросом плакался, но только тут я понял масштаб, СКОЛЬКО сюда идёт высококачественного хвойного угля. При таком выходе железа и его качестве всё окупится, но вначале уголь надо где-то взять. Есть ещё дробилка для руды, но не здесь. Вынесена за пределы промплощадки — колёс не хватает, и руду для Дорофеевки ломают большим молотом на одной из колёсных мастерских Тихона, а здесь просто складируют. Вспомогательные постройки — вон ангар для телег, конюшня с сеновалом — вынесены в самый край, подальше от всего горячего. Склад с крицами и чугунными чушками, с дроблёной рудой — типа склад сырья. И, наконец, склад готовой продукции — даже на вид красивые, лощёные листы и стальные чушки, разве что не блестят. Всё это сотках на ста земли вдоль реки, у которой возвышаются пять башен-печей высотой по нарастающей. Две работающих, две чуть поменьше холодных, но ещё не разломанных, и одна, самая маленькая — лишь остов. Леса сняли, краны убрали, но кирпич (или это камень?) пока не порушили.

— Дорофей, не надо себя принижать. Это всё, — тоже окинул я рукой это хозяйство, — твоя заслуга. Нет у меня никаких теорий. Всё, что знаю, это то, что железо в две стадии делают, и всё. Остальное ты сам додумал. Своим умом. И сам опробовал.

Мастер скривился, как от зубной боли.

— Граф, не надо скромничать. И это… — Он как бы опасливо обернулся, но чужих вокруг нас не было, даже поковырявшие в горне рабочие отошли. — Твоё сиятельство, ты не переживай, тут свои все, не сдадим.

— А можно подробности? — загорелись глаза паршивки Анабель. Дорофей расплылся в улыбке.

— А чего обсказывать, у меня ж записано всё. На свитках. Мы по памяти записали, потом каждый себе переписал. Но ты, сиятельство, не ругайси, только доверенные люди знают! — Он заговорщицки подмигнул. — Для других сие — тайна великая. Незачем нам секреты раскрывать, чтоб другие ими воспользовались. Только пятеро кроме меня знают. — Он назвал имена мастеров, среди которых было имя Тихона. — Даже мастеру Соломону без твоего одобрения не говорим! Чужой он… Пока.

— Покажи! — Это меня на чуть-чуть опередила Анабель. — Покажи свитки!

— Да-да, что за свитки? — Переглянулся я с бельгийкой. Снова повернулся к мастеру. — Дорофей, не смешно. Я ничего такого не говорил, что на свитки можно записать.

— Как так не говорил? — смеялся глазами мастер. — Сиятельство, как сейчас помню. «Всё в мире состоит из мельчайших кусочков, называемых атомами. О том ещё греки в старину знали». Я даже имена запомнил. Как там… Анаксимандр… Анаксимен… Фалес из Милета… И этот, как его… Демокрит! Во! Вон сколько учёных про это баяли.

Кажется, я застонал, а Анабель противненько захихикала. Дорофей же продолжал цитировать, видимо, некого знакомого мне пьяного попаданца, причём данная цитата относилась отнюдь не ко творчеству Демокрита:

— «Атом карбона — основа всего живого, всей живой материи. Обозначается буквой „цэ“. Атом сей основа любого живого тела, любого растения. Эти атомы соединяются друг с другом, а также с другими атомами, образуя большие-большие… Мо-ле-ку-лы, — слово сложное, но он запомнил, курилка. — Газ, который мы вдыхаем, называется оксигенум, пишется „о“. А есть ещё газ, гидрогенум, вместе с оксигенумом образует воду, это „аш“. — Анабель прекратила веселиться, лицо её посерьёзнело, сама она напряглась. — А ещё есть газ, который мы вдыхаем, но который тело выдыхает обратно — это нитрогенум, он же „эн“. Эти четыре атома — основа всего. Ты говорил про белки, жиры и углеводы, из них и состоят все ткани и растения.

— Что ещё он говорил? — сурово, сверкая глазами, спросила лекарка, и Астрид от её вида отшатнулась, пытаясь понять, что плохого только что произошло и чего ждать дальше.

— Что все эти… Жиры и углеводы в огне соединяются с оксигенумом и образуется углекислый газ, — простодушно продолжил Дорофей, а что ему ещё оставалось? — Тот газ, который мы выдыхаем. „Цэ-о-два“. На один це — два о.

— Ну-ну, — кивала лекарка. „Продолжай-продолжай“.

— Так я почти всё и сказал! — понял, что выдал что-то не то Дорофей, но пока не понял, что, и решил уйти в отказняк. — Железо в руде, обозначается „фэ“, содержит примеси. Но главная примесь — это оксигенум. Он в руде соединён с железом, и вместе они превращаются в ржавчину… Оксид! Во! — хлопнул он глазами, процитировав ещё один термин. — И чтобы отсоединить оксигенум от железа, в домне его соединяют с карбоном, то бишь углём, и карбон забирает оксигенум себе, превращаясь в углекислый газ, оставляя железо без примеси. Но токма сам карбоний коварный, он в жидком железе тоже растворяется, kak ta padla, науглероживает его, и получается чугуний. И если ты хочешь его оттуда достать, надо чугуний снова разогреть в печи и дуть на него воздухом, то есть оксигением. Тогда карбоний становится углекислым газом, а железо — чистым.

А вот железо с оксигеном, пока горячее, соединяться не хочет. А потому надо две печи делать — домницу для науглероженного чугуния, и горн для стали». Вот и всё…

Под взглядом Анабель Дорофей, матёрый человечище, здоровенный мужик, мелко задрожал и отступил на пару шагов, оглядываясь, чтобы не сверзнуться с пятиметровой высоты.

— Рома, твою мать! — обернулась эта прелесть ко мне, зашипев, как змея. — Рома, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?

Я вздохнул и развёл руками.

— Мишель, гадом буду, НЕ ПОМНЮ этого. Пьяный был.

— Дык, оно ж того, сеньорита, всё ж правда. Всё ж подтвердилось, — заступился мастер, пытаясь хоть как-то помочь мне избежать гнева разъярённой львицы. — А мы никому не скажем, при себе пергаменты держать будем! Никому ж не показываем!

— Не хочешь, чтобы ОНИ дошли до всего сами? — сузились глаза прелести. — Не даёшь им развиваться самим и самим родить из себя Паскалей и Лавуазье?

— Мишель, — усмехнулся я, и не думая трястись от страха, — у моего отца в ящике стола лежит пистолет. Дульнозарядный. И порох в кисете. И свинцовые пули. — При этих словах стоящая недалеко Астрид вскинула мордашку. — Какие нахрен Лавуазье, тут давным-давно прогрессорство во всю ширь, у местных нет шансов! А ещё Феррейрос, к твоему сведению, выложен не просто из стен, — продолжал давить я, повышая голос. — В смысле его укрепления — не просто каменные средневековые стены. Это пятиугольные бастионы, без башен, мать его! Предназначенные для выдерживания обстрела осадной артиллерии! Которой в этом мире пока что нет, я не слышал ни слова про что-то подобное. И ещё к твоему сведению, все двенадцать фронтиров на Лимесе построены по той же схеме.

— Это крепости, мать твою, — заорал на неё я, — с кирпичными бастионами, способные выдержать обстрел пороховых пушек! Какие к чёрту Лавуазье, если им сюда кто-то и порох уже притащил, и стратегию защиты от порохового оружия? Я ягнёнок, который пытается дать шанс хоть как-то защититься от этих монстров! Теперь будешь наезжать?

— Я-а-а-а… — ошарашено залепетала она и замолчала.

— Кто-то апгрейдит этот мир и без нас, до нас, — успокоившись, тише продолжил я. — Активно прогрессорствует. Подозреваю, что проблема у них с селитрой. Серу тут добывают, как и фосфор — это Рикардо до меня знал. А где селитру брать — мы, дети эпохи танков, самолётов и авиабомб, не помним. Давно это было. А то бы тут уже вовсю пушки грохотали.

— Но-о-о-о-о… — снова попыталась возразить она, и снова мимо.

— ТЫ знаешь, как получить селитру? Для пороха? — пронзил я её взглядом. Она не выдержала и опустила глаза.

— Из мочи. Больше вариантов не знаю. Хотя они наверняка есть, просто… Ты прав, мы просто не знаем, как наши предки это делали. — Тяжёлый вздох. — Какие-то месторождения были? А тут нет?

— Чёрт знает. — Я пожал плечами. Вздохнул, прогоняя прочь напряжение. Не надо ссориться и обострять. — Но насколько могу продвинуть химию — продвину. Хотя бы у себя в замке. Тем более, мало что могу. Я ж ни хрена не помню! Я больше по социологии и политологии.

— Угу, и экономике. И оружейному делу, — поддела она. — И по военному делу. Тактике и стратегии. Не прибедняйся, Рома.

Развёл руками:

— Не поверишь, всё это тут проснулось. На ходу идеи рожаю. Но химия — точно не моё. Помоги с нею ребятам.

— Химия? Может алхимия? — спросила, услышав знакомое слово, Астрид.

— Вашсиятельство, а пойдёмте уже бухать? — крикнул Сигизмунд снизу, услышав, что мы кричим, говорим на повышенных тонах, разряжая тем самым обстановку, как было в его силах.

— А пойдём! — улыбнулся я Дорофею и лекарке. — Там всё и обсудим.

Пьянка удалась.

Пергаменты мне показали. Там были подробности уже сказанного, но несущественные. Когда разомлели от алкоголя, начали дружно обсуждать что-то на высокие темы, и в них я потерялся. А вот подвыпившая Анабель начала отстрачивать коры, что-то там сеньорам надиктовала, что, скорее всего, станет причиной следующей технической революции. На закуску нарисовала на писчей доске (которая, подозреваю, была заранее внесена сюда опытными мастерами — вдруг опять будем обсуждать вундервафли) формулы разных веществ в виде подписанных атомов. А на закуску — развёрнутую объёмную формулу сахара. Два шестигранных цикла из атомов «цэ», один переходящий в другой, со связями к атомам кислорода и водорода.

— О как! — мгновенно подхватились мастера, и кто на чём мог, принялись переписывать себе эдакое откровение.

Из разговора понял, что она пыталась объяснить всем, что та еда, что мы кушаем, сгорает в утробе, выделяя энергию, как если бы она горела в печи. Только медленно сгорает, полезно для организма. Что-то там было про «цикл трикарбоновых кислот» и «окислительное фосфореллирование», но и эти слова я привожу только потому, что Дорофей и его мастера их старательно за светочем биохимии записали. Ни хрена не поняв, но то фигня — не они, так потомки разберутся. Эта энергия, дескать, идёт нам на обогрев тела и на силу мышц. Но количество её ровно то же, как если мы в печку всё покидаем. Вона какой господь мудрый, как лихо всё закрутил, оказывается! «Ещё круче, чем мы все раньше думали, безгранична мудрость его!» Все покивали и согласились — толково господь придумал, голова! Разумеется, мы всё это приводили как аргументы за сотворение мира, ибо любое заикание о дарвинизме и эволюции от обезьяны — и проблем с церковью и общественным мнением не оберёмся, лучше не рисковать. И так наговорили тут на сожжение на площади в Овьедо, напротив резиденции епископа.

Потом пошли в кузню, смотреть брони. Об этом завели разговоры бароны — как дорогих гостей, я не мог не взять их на осмотр металлургического кластера. И не зря — сеньоры впечатлились и масштабом, и технологиями. «Шайтан-машина», приводящая молот в движение от колеса, очень всем зашла на ура. А доспехи и впрямь зачётные получились. Я не особо в них спец, но память Рикардо говорила, что да, в сравнении с большинством местных неплохи.

— Оно как, — комментировал Дорофей, постукивая пальцем по поверхности очередной кирасы, — у нас благодаря новым печам выходит, что шлака внутри мало. Особливо если старую сталь заново перегоняем — вообще чистая-пречистая. А значит не надо на молоте её часами долбать, дочищать. Нет, долбать-то долбаем, как иначе, но благодаря печам, граф, очень много сил кузнецов экономится, и молот вместо чистки у нас под ксперменты с нагрудниками идёт. Тихон сам по себе кспрментирует, а мы тут у себя — сами.

— Он больше оружие разрабатывает, прототипы, а вы всё же не столько оружие, сколько поведение в оружии стали, — поправил Дорофея я, чтоб не сцепились — с них станется. Люди же творческие.

— Истинно, сеньор граф!

В общем, мастер нашёл своё дело, и мне, потерявшему нить технологических рассуждений, как та или иная деталь делается при ковке, и как лучше, не стоит лезть. Молча слушал и кивал.

— Тихон! — обратился я к другому своему «генералу» от мастеров, когда в объяснениях наступила пауза. — Тихон, Дорофей, теперь вам обоим говорю. Новые ценные указания. — Прокашлялся. Пьяным не был, СЕЙЧАС решил не злоупотреблять, нафиг-нафиг! Просто в голове шумело, но соображал достаточно, чтобы поделиться следующей очередью идей. — Одевать пехоту в доспехи для конных — нет смысла. Не нужен им полный доспех. Доспехи для пехоты должны быть другими, особыми… Блин, жарко что-то, пошли, выйдем!

В кузнях было безумно жарко. Спина пропотела, как и другие части тела, и хоть и лето, как бы не заболеть (это я говорю?) Вышли на улицу, на свежий воздух. Кузня она ведь как и домна с горном, работает без перерыва, невзирая на наш приезд, и это хорошо. Тут, на улице, тоже стояла большая доска, типа мне намёк от мастеров, и рядом на крышке бочки лежал мел для письма.

— Чертенята! — усмехнулся я, но больше ничего не сказал. Взял мел и начал рисовать эскиз, как мог. Чертёжник я так себе, но с 3-Д работать учился, потому был не безнадёжен.

— Смотри. Первое. Горжет. — К нему крепятся наплечники. Толщина — средняя, ибо основная угроза для пешца — стрелы, падают сверху. И вот тут — наручи, но тут можно потоньше, чтоб руки не шибко уставали.

А оно ничего вроде проявляется. Если не рисовать «палка-палка-огуречик», а только доспех, то вроде даже понятно всё.

— Далее, кираса. Нагрудник. — Изобразил сей продукт военных технологий также, как мог, частично показывая на себе. — Нагрудник должен быть самым мощным, так как пехотинца могут ткнуть в грудь тяжёлым острым предметом. Болт, стрела, копьё, и даже мечом или булавой ударить. Грудь большая, легче всего попасть, туда и целят. — Пока говорил всем известные вещи, меня понимали. — Спереди — утолщение, на боках — потоньше, для облегчения веса. Далее, спинная пластина. Если грудная должна быть серьёзной, то спинную так себе сделать, для баланса веса. И главное, на груди вот тут такой угол, — прочертил линию по центру, затем показал на себе, на своей груди. — Чтобы при встречном бое пика врага соскальзывала в сторону.

— Ну, дык, это знамо как, это сделаем, — закивал Тихон.

— Далее юбка. Под ней накладки на бедро и наколенник. Цельные не надо, надо пластину на ремнях — для облегчения веса. Это не имперская lorica segmentata, потяжелее будет, парням её на себе долго не снимая таскать. И в принципе достаточно.

— То есть не сплошной доспех, как можно более лёгкий, но в опасных местах — усиление, — понял мою мысль Дорофей.

— Да. Сплошной — слишком тяжело, а парни пешком маршировать будут по много миль в день. И ещё пику или алебарду нести — а пика выходит кабздец неудобная. И ранец-мешок с личными вещами за спиной. Ну, вы поняли задачу?

— Наручи? — спросил Тихон. — Насколько серьёзные? Насколько защищать? Если против меча — надо помощнее. Но против пики и копья — наоборот. А стрелы…

— Обсуди с Вольдемаром, — нахмурился я. Вот тебе и послезнание: концепцию рассказать можешь, а на простейшие вопросы ответ дать — уже нет. — Он с завтра займётся подготовкой легиона, будет проводить учения, по многу часов в день, вот там всё можно и понять, и даже испытать. Сделайте образцы, езжайте к нему и опробуйте. Примите решение сами, друзья, я просто граф, ни хрена в этом не понимающий.

Всё экскурсионная группа, а нас тут более двух десятков, дружно с этих слов усмехнулась. Угу, «просто граф». За два месяца создавший у себя целый кластер с разнообразными невиданными в этом мире хайтек-производствами. Дорогущая эксклюзивная карамель, уникальные медицинские снадобья, производство совершенных дистанционных машин смертоубийства, и, наконец, передовой цех по варке стали, притом, похоже, в принципе единственный на свете.

— Я буду далеко, — продолжил я, а вот тут уже ближе к истине, — так что смотрите: если ошибётесь — бойцы жизнями за это платить будут. Те бесценные бойцы, которых и так кот наплакал. Мы должны пытаться насколько можно беречь жизнь каждого воина, для выполнения боевой задачи. Но при этом броня должна быть достаточно лёгкой, чтоб её можно было долго носить пешцу. Пехота везде на своих двоих ходит, десятки, сотни миль. А силы даже крепкого человека не безграничны.

Мастера были хоть хмельные, но ответственность чувствовали. Залепетали что-то оправдательное, дескать, понимают, сделают, куда деваться.

— Теперь шлем, — продолжил я. — Шлем надо сделать колоколом, желательно с острым углом. Но без гребня — понты нам не нужны. Лишь бы стреле при падении сверху было сложно зацепиться, и она за счёт формы шлема отскакивала в сторону. Далее, — продолжал рисовать я шлем испанских конкистадоров, как запомнил их по картинкам. Понятия не имею, правильно это или нет, испанский он или не испанский, но стереотипная картинка она такая, привяжется — и думаешь, что так и было. — Шлем должен быть открытым — легионеру в строю нужен хороший обзор. А для защиты от стрел сверху по контуру, вот тут — достаточно широкие поля.

Закончил рисовать, вышло неплохо. Мне понравилось.

— Может быть конструкцию сделаете чуть другой, но тут смотрите сами как лучше, ибо нам надо будет делать такие десятками тысяч.

— Десятками тысяч? — схватился за сердце Дорофей.

— А ты думал? Как и нагрудники, и всё остальное. Легион только в следующем году доведу до четырёх тысяч. По тысяче на когорту. А со временем до десяти. Если будет кому землю обрабатывать — сделаем в своём графстве самое масштабное и боеспособное войско. Нам с ним на юг идти, устье Белой отвоёвывать.

А это заохала основная масса гостей, приехавших из замка. В том числе мои бароны, магистраты и другие мастера. Не так много людей, кому я про эти планы говорил, но сейчас, чувствую, надо вбросить инфу в массы, дабы и король реально отстал, и мятежники не допекали, и вообще, чтобы меня другие владетели сообща не снесли. Да, Пуэбло у себя дичь творит, но он не нам угроза, не нашему строю и парадигме; он богоугодное дело делает, и нам же будет выгодно по его реке вниз в море выходить. Пусть так, пусть знают.

— Варианты попроще пустим в народ, для ополчения, — продолжил я про доспехи. — Но ополчение у нас — те же пикинёры, так что оснащение типовое. — Повернулся к гостям и мастерам. — Да, мужчины, десятки тысяч. Графство встало на военные рельсы, учитесь думать иными категориями и иными масштабами.

— Граф, так ведь это… — Тихон подошёл, взял мел, попытался что-то прорисовать, затем плюнул, убежал в кузню, откуда принёс заготовку под шлем-котелок, одна из будущих экспериментальных моделей. Это была пластина, толстая, с выстуканной по центру ямкой-углублением.

— Граф, нагрудник сделать несложно. Там пластина, нужно лишь форму придать. Но со шлемом сложнее.

Начал водить руками по ямке, поясняя:

— Смотри, граф. Берём заготовку, греем. И молотком вот так отфигачиваем, придавая форму. Снова греем. Ставим на штырь и оббиваем вокруг, скругляя. Медленно оббиваем, постепенно, пока металл не уйдёт вниз. Греем и бьём. Греем и бьём. А после того, как будет форма — клепаем поля. И иначе нельзя — если сделать котелок клёпанным, он от удара расколется. Граф, ты представляешь, сколько надо мастеров и кузен ковать десять тысяч котелков?

Я аж протрезвел от такого. Blyad’, чё за напасть?

— Тихон! — Положил ему руку на плечо. — Это — легион. Пехтура. Им не нужна крепость шлема для конной сшибки. Булавой по купмолу пикинёра вряд ли будут бить. А если будут — он уже труп, так как допустил такое, подпустил врага на близкое расстояние, и котелок его уже не спасёт.

Мастер нахмурился, но лицо его быстро разгладилось, а в глазах проступило понимание.

— Но нашей мать его военной промышленности, — продолжал я, — нужно много крепких для пешей атаки шлемов БЫСТРО и ДЁШЕВО. Сечёшь, брат мой во Христе?

Тихон замялся, опустил голову.

— Но тогда ведь… Клёпанный, он же… — Вся сущность мастера, весь его опыт вопил об обратном, что так нельзя. Что надо наоборот, как делали ранее. Как делали всегда. Чтоб было крепко и надёжно, в ущерб стоимости. На новые рельсы его сознание переходить не хотело, сопротивляясь до последнего.

— А я думаю, можно так сделать, вашсиятельство. — Подошёл Дорофей, державший в руках пехотный «норманнский» шлем. Из новых, но и тут котелок без швов и стыков — такой же, «обстуканный». Просто различные детали, наносники, бармицы и прочее к уже готовому цельному котелку крепятся. — Думаю, если вот так половинку сделать, и вот так, и стык между ними острый — то как раз угол то и получится! — Показал примерно, как это будет выглядеть на его взгляд. — Клёпок побольше, и тогда при ударе сверху он держать будет. Но вот при ударе сбоку… — Почесал подбородок. — А вот сбоку, в ближнем бою, по нему лучше не бить. Такой ведь и надо, вашсиятельство?

— Примерно, — кивнул я.

— Такой и сделаем. Это куда проще, — продолжал мастер, показывая больше не на шлеме, а руками. — Тут плоские пластины и клёпка. Уровень подмастерья. Но… — Что-то он сомневался, и его грыз червяк сомнений.

— Непрочный будет шлем, граф, — продолжил Тихон. Но да, ежели это боец с длинной пикой, и его главная напасть — стрелы…

— Стрелы, — согласился я. — Сверху.

— Сделаем, ваше сиятельство, — сдался оружейник. — Всё сделаем. Дёшево и быстро. С таким и подмастерье справится, а значит можно куда больше людей их делать поставить.

— Конвейер, — поправил я. — Конвейер подмастерьев.

— Конвейер, — согласились мастера. Что это такое, я в Апреле долго объяснял, они записали и запомнили.

— И ещё, орлы. Обоим говорю, хотя, Дорофей, тебе вроде как тема ближе. Вы единственные в королевстве, кто получает жидкую сталь. Сечёте?

При этих словах орлы втянули головы в плечи. Не от стыда, от масштабов. Действительно, у железа такая температура плавления, что нигде пока никто так делать не мог. Только наша шестиметровая печь, оставившая колоссальную дыру в моём бюджете, которую незнамо как придётся латать. И эта печь построена и работает благодаря кабальным долгам, которые Ансельмо ссудили только после моего вояжа в Магдалену. Раз я удачливый полководец, меня высшие силы любят, значит так и быть, можно занять, правда, под грабительский процент. Но без Магдалены и того бы не дали — я ж банкрот. Но, блин, любую технологию, чтобы монетизировать, надо очень постараться. Пока у меня есть технология, но нет и близко бизнес-плана окупаемости. Вот этим им и придётся сейчас заниматься. Пытаться монетизировать суперпуперхайтек, какого свет не видывал. Прикиньте ответственность?

— Что если получать те же нагрудники, — продолжал я, — не из болванок-заготовок, а грамотно разливая железо по формам? А после, как приостынет, класть заготовку в специальный пресс и опускать, придавая нужную форму? Это называется «штамповка». Пресс подняли, а под ним нормальный нагрудник, уже готов, в холодную воду его и в войска.

— Дык, не думаю, что его качество будет… — по привычке начал было Дорофей, но осёкся, задумался. Попытался ещё что-то сказать, снова осёкся.

— Так мать его, yobaniy rot, это ж… — Обезумевшими глазами посмотрел на Тихона, стоявшего также с отвиснувшей челюстью, правда, без таких ярких эмоций. — Это ж что получается, мы можем делать СОТНИ кирас в ДЕНЬ?

Я пожал плечами.

— Может, качество отдельной кирасы и будет ниже, чем кованной. Но парни, их реально надо МНОГО. Но ещё главнее — ДЁШЕВО. Наша сталь и так по весу чуть ли не золотая, и если мы вот тут сэкономим время, уголь и силы кузнеца — будет просто замечательно.

— Граф, ты молоток!

Дорофей принялся обниматься. Сгробастал меня, поднял над землёй, активно потряс — парни-телохраны и пикнуть не успели. А лапищи и объятья у деревенского кузнеца будь здоров — воздух в лёгких мягко говоря кончился. Поставил на место, обернулся ко всем.

— Сеньоры! Я всегда говорил, не будь наш граф графом, золотой кузнец из него выйдет! — Снова ко мне. — Сиятельство, не сумлевайси, всё сделаем. Опробуем. И войску твоему доспехи соберём. В кратчайшие сроки.

— Насухую так просто это не обмозгуешь, — представительно заявил Тихон, также поражённый простотой и экономичностью решения. И я в этот момент с ним был склонен согласиться.

Вернулись. Продолжили пиршество. Гости что-то обсуждали и перешучивались, но мастера, погружённые в себя, молчали. Наконец, Дорофей выдал:

— Неделя, вашсиятельство. Нужна будет неделя. И это… Опытный пресс я сделаю, вот завтра и займусь. И первые образцы опробую ещё на этих варках. Но массово эту… Штамповку, для армии, сможем делать только на следующей печи, следующем горне. Этот — не успеем. — Уверенно покачал головой. — Железо, что ты из под Феррейроса прислал, заканчивается. Через Аквилею везут, но мало. А держать такую печь горячей для опытов — сильно накладно будет, она угля и дров будет жрать, как чёртова прорва.

— Значит, Тихон, дело за тобой, — обратился я ко второму мастеру. — Пока Дорофей новый горн складывает, пока к замку понавезут нового сырья, твоя задача — разработать и принять на вооружение снаряжение воина. Думаю, раз доспехи будем штамповать, а под каждого бойца его не подгонишь, делать будем несколько стандартных типоразмеров.

Возьмите портних, сделайте контрольный обмер всех новиков, определите долю с разными параметрами тела. Ну, в смысле маленьких воинов, от сих до сих длиной, шириной и высотой — столько. Поболее таких параметров — столько. Ещё поболее — столько. И подсчитайте не в количестве, а в долях, каких с каким телом какое количество. Думаю, все новики в будущем будут делиться примерно в тех же долях, плюс/минус. А значит делать надо доспех стандартный, для каждого типоразмера свой. Это дешевле индивидуального подгона.

— Кабздец, граф, ты голова! — выдавил Тихон, и выразился он чуть грубее.

— Стараюсь. Так у нас с вами будет абсолютно одинаковый доспех для всех, и каждый поступающий к нам и принимающий присягу легионер будет брать из оружейки наиболее подходящий размер для себя, не обременяя кузнеца. И ежели случится, что доспех в негодность придёт, воин возьмёт в оружейке следующий, точно такой же, раздетым ходить не будет.

— А это, брат, ты хитро придумал! — заявила слушающая нас Астрид. Глаза её сияли от гордости за меня и сопричастности к тайне — она тут не последний человек, это благодаря ей все шестерёнки процесса вертятся правильно. — Я, наверное, сама в этом поучаствую. В обмерах. Составим с девочками списки и утвердим размеры. Правильно?

Я кивнул. Дело в надёжных женских руках, уж сеньориты то мужланов научат, как правильно мерки снимать.

— Интересно уж очень. Никто так не делал… — расплылась в улыбке она.

— А то, вашмилость! — заулыбался Дорофей. — Точно никто. Мы первые будем.

Про ВПК Империи я говорить не стал. Что такое lorica segmentata, как их тысячами клепали, как и гладиусы, и скутумы, и шлемы, и прочее. Забыли — и забыли. Заново «вспомним» и наладим. Долго ли умеючи?

Мы говорили ещё много о чём. Об оружии, о доспехах, о ковке и штамповке. Голова тяжелела, нить терялась. Помню, мастера жаловались, что придётся иметь кучу прессов по каждому из типоразмеров каждого экземпляра брони. На правые наручи такого размера, такого, такого… Левые наручи такого, такого, такого… Нагрудники нескольких видов… И так далее.

— Там прессов до сотни надо! — схватился Тихон за голову.

— А я говорил, что будет легко? — усмехнулся я. — Работайте, парни. Работайте. Я тоже не прохлаждаться на фронтиры еду. И вы не расслабляйтесь.

— Да какое расслабляться! — Тяжёлый вздох. — А ещё и арбалеты.

— А вот производство арбалетов чем быстрее начнёте — тем лучше, — поднял я вверх палец. — Причём мне нужно будет осенью продать часть, чтобы были деньги для оснащения этими же арбалетами своих воинов. Так что, парни, как хотите, но в Сентябре-Октябре изготовьте пару тысяч «грустных орков».

— Пару тысяч? — Это присела от масштабов Астрид.

— Да, сестрёнка. Поеду по королевству с аттракционом — буду их оптом продавать. На эти деньги оснастим наших «Астрами». «Астры» на продажу не отправлять! — Это я ей. — Ансельмо и Рохелео объясни, запрети. «Грустный орк» модель оборонительная, для стрельбы со стен. Пусть фигачат друг друга в гражданской войне — мы чужие замки ближайшее время брать всяко не собираемся. А вот если в поле против нас с нашими же «астрами» выйдут…

— А вот тут золотые слова, ваше сиятельство! — А это поехавший с нами зятёк. Не скажу, что отношения у нас налаживаются, но он мой родственник, и так, как разводов тут нет, какой бы ни был, мне его до конца жизни терпеть. Лучше пусть так, чем открыто враждавать. — «Астры» — хорошие арбалеты. Но люди глупы и жадны, и я, например, не уверен даже в своём гарнизоне. Какие-то арбалеты могут «исчезнуть» и всплыть у короля и разных герцогов. Которые вскоре начнут делать такие же. Надо наладить контроль за этим. Я у себя буду стараться, но «астры» будут не только у меня.

Дельное замечание. И Клавдий не всемогущ.

— Будем думать! — заявил я, хотя в душе скребли кошки. Я выпускаю джина. То, что ставил себе в плюс, что не надо прогрессорствовать, ибо по мне же и ударит, сам же, плевав на своё предупреждение, сделал. Выпустил в мир нескольких джинов, и, получив в краткой перспективе выгоду, в будущем, когда мои технологии скопируют (а их скопируют) словлю от этого мира ответку. Как это будет, выдержу ли я? Не знаю. Но выбора всё равно нет — без этого металла, без легиона, без пик и арбалетов меня банально съедят. Не орки, так соседи и король. Логика обстоятельств куда сильнее логики намерений.

Словно в насмешку, подливая масла в огонь настроения, в этот момент в помещение ворвался фельдъегерь в форменном камзоле, всклоченный и в мыле:

— Граф, беда! Срочное сообщение от консула из замка.

В помещении мгновенно воцарилась тишина, а я даже немного протрезвел. Ибо интуитивно так и ждал от судьбы какой-то каки-бяки. Просто не бывает так, чтобы всё шло зашибись.

— Что случилось? — привстал со стула. Все вокруг застыли, слушая, лишь лёгкий шепоток прошёлся по залу.

— Война. Со стороны графства Авилла границу пересекло крупное войско с обозами. Стража на таможне вырезана, но убиты только графские, то есть ваши люди, сеньор граф. Людей барона Флореса только обезоружили. Флаги и стяги у войска — города Феррейроса.

Когда информация прошла сквозь туман хмеля, и до меня дошло, что происходит, потряс головой, продышался. Пришёл в себя. Все пирующие молчали, смотрели на меня. Хмель слетал, ибо адреналин окутывал тело сильнее и сильнее, буквально сжигая его. И, чувствую, не только у меня. Обратился к сидящим ближе всех мастерам:

— Дорофей — продолжай делать, что делал, как договаривались. — Перевёл взгляд на другого мастера. — Тихон — то же самое. Трезвей, приходи в себя, и за работу. Мне нужны арбалеты. Нужны доспехи. И, мать его, уже сейчас нужны наконечники для имеющихся пик — их вы можете начать отливать уже сейчас… Если сможете.

Осмотрел остальных гостей.

— Астрид, в замок, на военный совет. Сеньоры бароны — то же самое. Всех остальных прошу принять благодарность за гостеприимство и извинить за раннее покидание сего благословенного места. Нам пора. — И в сопровождении парней Сигизмунда двинулся на выход.

Война началась. Не дерзкий поход. Не вылазка. Не рейд. Не «операция по принуждению». А полномасштабное месиво профессионалов с горами мяса и трупов — то, от чего трясутся поджилки. «Ну вот, Рома, предварительные зачёты ты сдал, теперь собственно переводной экзамен на ранг полноценного НЕЗАВИСИМОГО феодала. Дерзай!»