Поиск пути

Глава 10

— Что делать будешь, боярин? — спросил меня Крот, когда я закончил проповедь.

— Крестить вас поганцев, — с улыбкой отвечал я.

— Я не о том. Соседи наши выгоняют людей в леса, забирают у них хлеба, все железо, даже рванину и обрекают на верную смерть, — говорил Крот.

Хитрец староста, такой жучара, что еще поискать. Сейчас он меня ловил на том, что я говорил о милосердии Господа. Из проповеди сквозило такими нарративами, как «нужно уметь прощать, защищать сирых и убогих»… И все такое.

Я почти сразу, как только наладил мало-мальский контакт с местными, начал по воскресеньям после службы в храме разговаривать с деревенским ополчением, старостой и некоторыми уважаемыми в сообществе автохтонного населения местных людьми. Мне нужны были полноценные христиане под боком, а не те, кто бегает на капище в лес и смотрит на крест, как христианин на какой-то символ сатанизма.

— У вас есть доля урожая, я поступил по чести и все разделил. Никого не гоню, хотя ты, староста, не можешь добиться доброй работы у части мужиков и баб из деревни. Принимайте к себе тех людей, теснитесь, делитесь! — отвечал я.

— Тогда и мы голодать станем, и они. Почему не продать часть меда и воска? — искал пути выхода Крот.

Мы смастерили двадцать три улья, которые, кроме только четырех, уже освоили пчелиные семьи. Наряду с вновь разрешенным бортничеством, меда скопилось на глаз килограмм под семьдесят. Это много, оказывается! Ну, когда по лесу гоняешься за каждым дуплом, лезешь на него, получаешь укусы и травмы, еще и на медведя нарываешься, это да — много.

Ловили, Крот и его команда пчелиные семьи с таким азартом, что трое крестьян чуть выжили от укусов. Но наловили… три десятка семей. Какие-то семьи прижились, какие-то улетели, есть уже и те, что сгинули. Зимой, скорее всего, до половины помрут, но есть надежда на более мягкий и теплый климат в сравнении с климатом будущего. А по весне, когда еще десятирамочных ульев наклепаем, да две ручных центрифуги соорудим, можно хоть все семьи на тридцать верст в округе словить. Места здесь отличные, есть травы, вода, нектар пчелки соберут, а там и воск.

Я сильно беспокоился насчет того, чтобы сделать ульи удобной формы, особенно мне казалось, что рамки не получатся. Был приятно удивлен, как здесь работают с деревом. Да, доска дорогая и сделать ее нелегко, но вот в остальном — те же рамки сделать оказалось несложно. Уверен, что уже следующим летом меда соберем в десять раз более нынешнего неполного года.

Мы сидели у открытого очага, в котором прогорали поленья и, думали каждый о своем. У меня складывалось впечатление, что Крот хочет сказать, но не говорит что-то очень важное. Есть у людей такое, когда уже набирают воздуха в легкие, подаются вперёд, но тускнеют глаза и никаких звуков, кроме разочарованного выдоха, не произносится. В последний момент передумывают говорить. Но я не настаивал, хотя на заметку себе взял и постараюсь разузнать, что еще происходит вокруг такого, чего я не знаю.

— Пойми ты, староста, я не могу прокормить большое количество людей. Сколько их уже прогнали с иных мест? Две сотни, три? И это мужчины, старики и женщины? Девиц, небось, оставили для потехи? — спрашивал я.

— Люди нынче в лесу, может быть, одним богам… Богу… известно, как они там выживают, — сказал Крот и уже собирался уходить, даже какой-то норов проявляя.

— Сидеть! Ты высчитай всю снедь, сколько нужно каждому человеку в день на пропитание, считай на сто дней! Три десятка я могу прокормить, более из своих запасов не дам. Но людей отберешь мне сильных и нужных. Не веди сюда сирых, да убогих, — сказал я и увидел в глазах Крота благодарность.

Не для милосердия все это, а для того, чтобы по весне начать масштабное строительство и засеять все земли, которые только не под паром будут. Я планировал создать целый военно-тренировочный лагерь, где можно будет заниматься и силовыми тренировками и всем остальным комплексом.

А вообще, касательно ситуации, если убрать весь возможный гуманизм и человеколюбие, те тысяцкие и витязи нашего Братства, такие, как и я владетели земли, поступали вполне продуманно. В Ростове, Суздале полно пришлых людей, образованных, умеющих читать и писать, готовых после скитаний делать любую работу с максимальной самоотдачей. Вот их, как на базаре можно выбирать мясо, бояре и прибирают себе.

Сто двадцать человек из таких пришлых людей уже оседают на моих землях, для чего все никак не прекращается заготовка леса и строительство новой деревни в пяти верстах от местных сельчан. Сами пришлые, без существенной помощи, с пониманием дела строят себе дома, намного лучше, чем те, в которых живут местные. И это также говорит в пользу того, чтобы ориентироваться на пополнение людьми именно на беженцев.

Здесь и девки более ладные, так как многие еще не успели сильно схуднуть от тяжкой жизни, мужики чуть более рослые и сильные. И, как только стали распространяться слухи, что где-то между Суздалем и Ростовом, чуть южнее, появилось некое христианское Братство, сюда повалили люди.

Ну, а Глеб, Вышата, да и сам князь, выбирают себе холопов. Да, они холопят беженцев. И, пусть эта категория людей называется закупы, то есть те, кто является холопом до момента выплаты долга, всегда же можно сделать так, что человек будет должен долго, всю свою жизнь.

Но вот, что мне нравится, хоть и создает много вопросов — ко мне идут более охотно и считается, что простым неумехам тут делать нечего, а вот те, кто хоть какое ремесло знает, то я возьму. А вопросы какие создаются? А то, что я считаюсь очень добрым, всем таким христианином, готовым помочь иным. И уже то, что я не прогнал ни одну из семей своей деревни, говорит в пользу этих умозаключений. Я и добрый! Нонсес, но факт.

— Помоги им, тысяцкий, помоги этим людям! — с нажимом сказал Крот. — Это важно для всех.

— Или договаривай, или не проси за них вовсе! — сказал я, пристально посмотрев на старосту. — У тебя есть что-то, чего ты не рассказываешь.

— Нет ничего такого, — сказал Крот и отвел глаза. — Хорошо, мы будем голодать, но возьмем на постой себе пять десятков человек. Ты их не прогонишь?

— Нет, не прогоню, если они будут работать, как и все остальные, что именно им делать, я скажу, — сказал я и увидел разочарование на лице старосты.

— Мы из своих запасов кормить их станем, так почему же они тебе что-то должны? — спросил он.

— Все, кто на моей земле, мне должны. С тобой у меня ряд заключен, с ними — нет. И кто знает, может, ты татей приведешь на мои земли? — сомневался я, но, с другой стороны, уже не был категоричен в том, чтобы гнать местных.

— Тогда и бери людей. Они готовы охолопиться, стать только твоими, только корми. Голод — страшная сила, что из храброго и вольного делает слабого, — говорил Крот.

Я сильно задумался. На самом деле, у меня было такое неприятное чувство, будто я подбираю объедки. Да, о людях так нельзя говорить, но и чувства не обманешь. Вышата выкинул их, даже кажущийся справедливым Глеб, выгнал часть своих местных, а я стану подбирать их.

— Только пять десятков, те, кто что-то умеют, кто Христа принял, иные мне не нужны, — сказал я, как отрезал, и быстро вышел из дома старосты.

Воздух был уже относительно прохладным, но в будущем, в двадцать первом веке, в это время в середине октября, может уже быть намного холоднее. Здесь же градусов пятнадцать плюсом и мягкая приятная погода, лишь ветер чуточку пронизывал, завывая поверх подготовленных к посеву полей. Казалось, что перепады погоды случаются намного реже, чем в том, ином времени.

Прошли дожди — и самое то для грибов. Здесь их много. И я не особо понимал, почему так мало их сушат. Люди собирали только белые грибы, которые назывались «губами», еще рыжики и грузди. Все… А маслят рядом видимо-невидимо! А волнушек в лесу! Моховики, подберезовики и красноголовые подосиновики. Опята еще…

И все это можно таскать целыми возами, сушить под огнем и зимой с капустой, да с репой и грибами с голоду не помрешь, пусть и не будешь есть сытно. Так что погнал я женщин, детей и даже стариков в лес, а с ними телеги. Получился целый масштабный промысел, а после уже здесь в деревне происходил осмотр грибов самим Кротом. Вообще, я предполагал еще и измельчить сушеные грибы. Эту муку можно добавлять в любые блюда для сытности.

Я проходил мимо таких вот развешенных на веревках над кострами уже подсушенных грибов и этот аромат туманил разум. Проголодался. А дома должен быть борщ… из капусты, вместо картошки — репа, с добавлением щавеля, но борщ.

— Боярин! Боярин! — кричал парнишка, почти что и отрок, которого все звали Атур. — Там! Там! Иди!

Парень учил русский язык, как и все остальные в деревне, но изъясняться толком еще не научился. Так что я поспешил в сторону, куда парень и указывал. Там был мой дом, огороженный частоколом, где должен постоянно дежурить минимум один воин.

Оттолкнувшись от земли, я взлетел в седло. Благо был без доспеха, а привычка ходить в кольчуге позволяла чуть ли не парить над землей, когда брони снимались. Так что и не такие акробатические кульбиты можно исполнять.

Я был на быстром Буране. Это не конь, а ракета. Правда, топлива не надолго хватает, выносливости бы еще на лишние пять-шесть версты, так цены такому коню не было бы.

Домчался до дома я быстро, даже не заметил того расстояния, которое отделяло мое жилище от деревни. Я лишь глазом повел, когда увидел караульного, сидящего у крыльца моего дома. Он был жив, но лицо парня было в кашу, кровавую. После буду устраивать разнос, почему не была поднята тревога.

Во дворе висел кусок меди, достаточно звонкий, чтобы слышать его звук издали. А еще под козырьком крыльца располагались три стрелы с привязанными на них красными материями. Такую следовало пустить вверх и обязательно кто-нибудь, да увидел бы.

Впереди, где-то с полверсты от меня, скакали двое воинов. Это, скорее всего, были наши, из Братства. И я даже догадываюсь, чья ответка прилетела. Вышата со сломанной рукой не мог не ответить. Но, что он сделал? Ограбил меня? Нет… Марта.

Воины скрылись из виду, резко сворачивая в лес. Не думаю, что они должны были меня заметить после того, как появились в поле моего зрения, никто не оборачивался посмотреть, нет ли погони. Наверняка, они уже уверились, что лес близко и что ушли ото всех. Но все это второстепенно, главное, что у них была Марта. Один из всадников придерживал ее, перекинутую через хребет коня. Видно было плохо. Но если это не Марта, то кто еще? Кроме нее в доме никого не могло быть.

— Сука! — прошипел я и еще ударил коня по бокам, после еще и вновь…

Буран несся быстрее ветра, переходя на галоп. Я точно сократил расстояние с беглецами. В лесу они не смогут быстро передвигаться, здесь он густой. И вообще я не особо понимаю, зачем сюда везти Марту, если ее и украли. Через такой лес трудно куда-то выйти. Дальше будут болотистые места. Пешком пройти вполне можно, но конь…

Доскакав до того места, где в лес вошли некие люди, весьма похожие на, получается, моих «братьев», я замедлился. Нужно было посмотреть направление, куда идти дальше, а также послушать. Пусть конь и фыркал, но где-то на пределе своего слуха я уловил крик. Направление было достаточно четко определяемое, учитывая возможности распространения звуков в лесу.

Я пустил Бурана вперед. Звуки становились все отчетливее и громче, что говорило о том, что я близко и иду правильно. Уже через минут пять я спешился и быстро привязал Бурана к ближайшей ветке груши… Вот же, а говорили, что все фруктовые деревья из леса пересадили в сад.

— Ну? Сама али как? Коли сама ласковой будешь, так токмо ножичком проведем по лику твоему ясному и более калечить не станем. Коли артачиться будешь… — я не видел лица этого говоруна, так как старался зайти к нему и его подельнику со спины, но был уверен, что сейчас скотина облизывается.

Нельзя брать мое! Она мне не жена, даже и не подруга, но она мой человек. А еще я трепетно отношусь к любой женщине, которая подает мне еду. Есть в этом какие-то психологические триггеры про маму и бабушку. Так что за Марту отвечаю полностью. У нее нет отца, нет у нее и мужа, но я пока что есть. Нельзя брать мое!

— Нынче ты прознаешь, что такое быть с настоящими мужчинами, а не с отроками неразумными, — сказал один из разбойников, а никем иными они быть не могут, и этот насильник стал раздеваться.

Я ждал. Скрепя зубами, но я понимал, что самый тот момент удачный для нападения, когда скотина начнет свои преступные дела… Нет, нужно успеть до этого момента, но когда Марту начнут держать. И тогда насильники будут обезоружены.

Вот он снял штаны, Марта закричала и второй подельник ударил ее по лицу.

— Зачем? — сказал тот, который уже рассматривал обнаженное тело женщины. — Мне не по нраву супружничать с безмолвной.

— А что, уды не поднимутся? — рассмеялся второй, запрокидывая голову назад от смеха.

И я рванул. Меч уже был в руках, а расстояние между мной и насильниками оставалось не более сорока метров, но это был достаточно густой лес, не выходило бежать напрямки. Не получилось бесшумно оказаться рядом с насильниками, но все равно один, тот который стоял на коленях, возвышаясь над Мартой, успел только повернуть голову. Второй же кинулся к своему топору, который был им брошен метрах в десяти.

Мне хватило времени, которое предоставили сами беспечные насильники, оказавшиеся безоружными, чтобы уполовинить врагов. Я подбежал и рубанул того, что только подымался с колен, бил по голове. Произошла небольшая заминка, так как меч глубоко вошел в череп и я только со второй попытки его вытащил.

— Ты же клятву дал, отступник! — выкрикнул второй насильник, уже вставший в стойку и направивший на меня свой топор.

— Ты покусился на мое! — сказал я, начиная медленно подходить к Горлу, такая кличка была у этого воина, а, скорее, разбойника.

— Она чухная! — выкрикнул Горло, пятясь назад.

А он меня боится. Наверняка, будучи в ближних ратниках Вышаты, Горло восхищался мастерством своего сотника. А тут я взял и победил его кумира. Так что даже такой головорез сейчас трусил. Значит, у меня было еще больше шансов убить Горло.

— Тысяцкий, ты хочешь, я… Ну, что ты хочешь? — Горло чуть ли не истерил, посматривая на своего мертвого дружка.

Краем зрения я увидел, что Марта начала приходить в себя, она села, подтянула ноги к груди и обняла колени. Молодая женщина смотрела на меня и на то, что происходило. Она не кричала, не издавала ни звука, лишь слезы текли нескончаемыми ручейками по ее щекам.

— Так чего ты хочешь? — выкрикнул Горло.

— Тебе Вышата приказал снасильничать Марту? — спросил я.

— Да я и не знаю, как ее зовут! — сказал Горло, пятясь назад и упираясь в ствол березы.

— Я не о том спросил, — прикрикнул я.

— Да! Это Вышата. Он сказал, что нужно тебя проучить, что ты добр к чухне и сам чухня, — говорил Горло тяжело дыша.

— Какие слабые места у Вышаты? Бабы? Где его серебро? — спрашивал я, не ожидая ответа, только, чтобы чуть отвлечь насильника.

— Каждый день у него новая баба, а серебро только в доме, я не знаю, где, — говорил Горло.

В это время я максимально быстро сделал три шага, причем, не линейных, рваных, как бы шатаясь в стороны. Горло направлял свой топор то в одну сторону, вслед за мной, то в другую. У меня успело сложиться впечатление, что насильник перепутал оружие и думает, что у него в руках меч.

И все равно именно Горло нанес первый удар, который я смог отвести. Инерция моего движения позволила мне вплотную приблизиться к противнику и я ударил его локтем в голову. Горло поплыл. Я не стал откладывать неминуемое и рубанул его мечом по ключице. Он был в кольчуге и я ее не разрубил с первого раза защиту, но второго удара в то же место не последовало. Взяв нож, я зашел к потерявшему сознание насильнику и, схватив его за голову, перерезал горло. Брызнула кровь, но вперед, почти меня не задев.

— Ну, ты как? — спросил я Марту.

— Мне было страшно… А что ты сделаешь со мной? Убьешь? А что будет с моим сыном? Ты убил своего брата. Вы же братство? — причитала женщина.

— Если будешь молчать, и никому, никогда… Поклянешься и на кресте, и перед своими богами, то живи и будет все хорошо. Если нынче не захочешь быть со мной, все равно оставайся, ты уже готовишь еду справно, — говорил я, но резко замолчал и предельно серьезно продолжил. — Ради сына своего также забудь, что произошло. Скажешь, все умрете. А я предупрежу и остальных, кто что-то видел.

— Я поняла тебя. Я хочу быть с тобой и хочу быть твоей женой, — сказала Марта.

— Ты ею не будешь, — отвечал я.

Жестоко? Но это правда. Хотя, о какой еще большей жестокости может идти речь, когда я только что хладнокровно убил двух человек.

— И как тогда я? — спросила Марта.

— Позже, когда придет время, я дам тебе такое приданное, что сама будешь мужа выбирать. И он не обидит ни тебя, ни сына, на том будет мое слово, — сказал я, уже раздевая убитых мной воинов.

Экономика превыше всего, а эти ухари были хорошо упакованы. Понятно, что у них есть некоторые вещи, которые будут узнаваемы, и они выдадут меня, если я, к примеру, начну махать топором Горла, то все случившееся станет достоянием общественности. На этом оружии свой орнамент. Но выбрасывать нельзя. Спрятать, а после, при возможности, продать — такое решение я вижу. На худой конец, перековать, убрать хотя бы орнамент. И так со многими вещами, кроме, может, кольчуг и рубах, они вполне обычные. Ну и три гривны с шестью кунами серебром — это вряд ли имеет особый вид и будет мной употреблено по делу. Две коровы еще куплю… Нет, может не хватить сена на зиму. Тогда… зерна, или наконечников для пик.

Через полчаса, мы уже шли с Мартой по лесу, чтобы выйти в совершенно ином месте. Я вел за уздцы Бурана и именно он сильно тормозил нас, так как приходилось пробираться через кустарники, и конь таким выбором пути был не доволен, пробовал даже артачиться. Трупы я подтащил к самому топкому месту и придавил ногами, чтобы тела спрятались в болотной тине. Нет, уже очень скоро их объедят до костей, узнать будет невозможно. А встретить в лесу такую вот картину с объеденным трупом не такая уж и сенсация.

А скоро должен появиться еще один труп, прощать Вышате такой выпад я не стану.

От автора:

Попаданец в СССР стал физруком. Постепенно он становится больше чем просто советский учитель и начинает подминать город. У него важная цель…

Скидка на первые три тома: https://author.today/work/302039