Поиск пути

Глава 17

— Бей падлу!

— Бе-е-ей!

Десяток Боброка перегородил бревном выход из узкого дефиле и стал стрелять во врага из арбалетов. У воинов горели глаза, и бревно, весившее килограммов двести, они подняли, как спичку.

Часть жреческих горе-вояк рванули в кусты, плотной стеной тянущиеся вдоль тропы. Они далеко не уйдут, тем более, что там и топко.

Другие же воины-чухонцы стали сбиваться в подобия построений и выставлять свои копья, реже топоры. И пусть наши стрелы то и дело, но выбивали воинов из построений, противник начал слаженное движение и более-менее организованное сопротивление. Бежать на взгорки чухонцы не стали, оно и верно, тут не такие и пологие спуски, а недавние дожди сделали листву на склонах холмов особенно сколькой. Я видел, как спотыкаются мужики, с трудом удерживаясь на ногах.

Сложилась ситуация, когда все оставшиеся, более чем две с половиной сотни, вражеские воины толпились в узком дефиле и не могли реализовать свое, пусть и небольшое, но преимущество в количестве ратников.

Битва при Каннах… там похожим образом Ганнибал уничтожил более численно сильную римскую армию, где большинство римлян погибли в толчее, а не от мечей пунийцев.

Между тем, противник смог частично организоваться и выдвинуться вперед, в сторону Боброка.

— Прет гадина! — один из арбалетчиков на самом передке даже толком не успевал перезаряжать свое смертоносное оружие.

Так и остальные бойцы этого десятка, сделав еще по одному выстрелу, не успевали перезарядиться и уже выставили свои копья, оставаясь частью за бревном, не вставая в полный рост.

Вражеские немногочисленные лучники так же работали, пусть их старались выбивать в первую очередь. Да и обзора для жреческих стрелков явно не хватало, в толкучке они не играли существенную роль, но одиночные вражеские стрелы то и дело летели в сторону моих воинов.

— Делай, как я! — выкрикивая приказ, я подложил щит под свое седалище и стал на нем, словно с ледяной горки, спускаться.

Эффект был не такой, как ожидалось, щит то и дело буксовал и не хотел скользить далее. Не учел я наличие умбона в центре защитного орудия, но, с горем пополам, именно мне удалось первому очутиться на правом флангепротивника, который уже вплотную подошел к бревну и десятку Боброка. И там, на наиболее узком участке прохода, начался бой на древковом оружии, в котором, я не уверен, что мои воины были сильнее своих оппонентов. Просто потому, что мы мало отрабатывали такие возможные сюжеты. А нужно было все отработать. Ничего, время еще будет, Братство станет лучшей воинской школой, а моя тысяча в нем самой профессиональной.

— Стоим! — ревел я, пытаясь перекричать шум поля боя.

Меня заметили, потому три вражеских воина уже выставили свои копья в мою сторону, а один, так и метнул в меня дротик, который я изловчился отбить мечом в сторону.

— Хех! — вырвалось у меня, когда я, что есть мочи рубанул по древку копья, которым пытался меня проткнуть один из наседающих противников.

Воин, противостоящий мне так сильно держал свое древковое оружие, что когда я ударил по его своим мечомдеревянной части копья, боец его не выронил, так и остался, держа деревянный обрубок в руках.

Удар! И я задеваю-таки шею одного из своих врагов, но тут же получаю тычок копьем в бок. Кольчуга, с наклепанными на нее железными пластинами, выдерживает удар. Но мало того, что пластина согнулась, так и мне чувствительно прилетело. Синяк будет серьезный. Отвожу в сторону еще одно копье врага и, пользуясь тем, что он бесдоспешный, не рублю, а, скорее, подрезаю противника в районе живота. Этого достаточно, чтобы выключить вояку из боя и оставить того умирать.

И тут вокруг меня стало образовываться кольцо. Нет, это не враги, это подоспели союзники. Ранее я вырвался вперед, но видел, что не менее десятка воинов устремились следом. И не прошло и нескольких секунд, как они оказались рядом. Три секунды боя порой могут показаться тридцатью.

— Стена щитов! — кричал я, думая, что стану в середине этого построения.

Меня послушались, но десяток Фомы и примкнувшие к ему воины, образовали строй впереди меня, вновь оттесняя на задний план. Хотелось растолкать этих телохранителей, показать им, что-то тело, что они стали охранять умеет сражаться, и не менее, а то и более, полезно в бою, чем кто иной. Но делать это было нельзя. Сам же нарушу уже образовавшийся строй союзных воинов, подставляя их под удар.

После поговорю, что так не делается. Нельзя мне быть позади, когда идет рубка. Мои, та полусотня, с которой я тренировался последние месяцы, уже эту истину усвоила, а вот сотня Геркула, не очень. Может, после… не если, а когда… стану полководцем и буду вести в бой большое количество людей, то наступит время для более рационального и безопасного командования, находясь стороне, но не сейчас.

Я обошел построение союзников, становясь во фланг линии и сразу же подметил одного увлекшегося врага, который пытался изловчиться и ударить своим копьем одного из наших воинов. Удар. И левая рука падает на пожухлую траву. Делаю шаг вперед, намечая нового противника для атаки, но тот пятится назад и падает на свое седалище, мешая другим подельникам слаженно обороняться от напора двадцати дружинников.

Два наших десятка против человек пятидесяти. Казалось, что цифры играют против нас, но ни тут-то было. Узкое пространство не позволяет противнику реализовать свое большинство.

— Шаг! Шаг! Шаг! — отдавал приказы десятник Фома и воины синхронно делали шаг, выставляя мечи и еще больше стесняя противника.

А в это время неустанно стреляли наши лучники. Оттеснив противника, начали методично работать иарбалеты десятка Боброка. Кто-то из союзников метал в толпу противника дротики, и делал это не без успеха.

— Воин за мной! — выкрикнул я и толкнул одного из сотни Геркула в сторону, куда и сам собирался бежать.

Этот боец только присоединился к построению на нашем участке сражения, собирался, видимо стать во вторую линию, но я взял его с собой и быстро побежал вверх по склону. Дважды спотыкнулся, но смог не свалиться вниз. А после я побежал по верху холма, призывая к себе воинов и криком перенаправляя стрельбу лучников.

Дело в том, что я увидел, как начал прорубаться тот, кого я окрестил «булгарином», а с ним, за спиной воина в красных сапогах с зеленым орнаментом, мельтешил жрец.Между прочим «служитель культа» весьма ловко управлял своим конем, показывая умения, которыми могут обладать только что опытные воины, но явно не жрецы. Или я что-то не понимаю о языческих волхвах, или этот жрец еще и воин.

Булгарин и жрец убивали своих же воинов, которые невольно стали препятствием на пути к бегству главных организаторов всего этого безумства. Были еще телеги, которые мешали бегству, но их можно было обойти, а я не собирался давать даже малейший шанс скрыться тем, кто стал причиной гибели Лавра, иных десятников и рядовых воинов. Вот только, стало понятно, что придется выбирать, кого останавливать.

— Стой! — закричал я и рванул наперерез булгарину.

Да, он был на коне, но я выхватил копье и метнул в пришлого всадника. Я не предполагал его убивать, считая, что доспех примет удар на себя и выдержит, уж больно добротным казалась защита на воине. А вот выбить булгарина из седла должно было получиться. И получилось.

Пасмурное небо окрасили ярко-красные сапоги, когда падающий булгарин картинно падал, подняв ноги кверху. А вот жрец… Гнида… Он лихо перепрыгнул на своем коне одну из телег, показывая чудеса конного паркура. Жрец убегал, а я смотрел на ближайших коней. Нет, не догоню, или догоню, но могу тогда потерять булгарина. Его я выбрал приоритетной целью.

— Обступите меня! — приказал я, становясь во изголовье лежащего пришлого волжанина.

Он очнулся, помотал головой и пристально на меня посмотрел вполне себе своим европейским лицом, может только с носом особым, орлиным.

— Дам тебе золота, просто отпусти, дай уйти. Коня хочешь? Этот конь из конюшен эмира. Забирай, дай другого в замен, но отпусти! — начал причитать чужеземец.

— А, ну! — сказал я и от всей души влепил пыром в наглую булгарскую морду.

Он заговаривал мне зубы, а сам полез в правый сапог, наверняка за ножиком. Но получил ногой в голову и вырубился. Ничего еще очнется и будет «приятно» удивлен, почувствовав себя связанным и увидев разложенные ножи, щипцы и колодки. Якобы это инструменты для пыток, но сам вид таких инструментов — уже пытка страхом, предвкушением ужаса. Кому-то хватает и этого, чтобы начать все рассказывать, что у него спрашивают и даже то, о чем забыли спросить.

Бой затихал. Не так часто слышались звуки ожесточенной схватки, звон ударяющегося металла, крики людей. Хотя, нет, криков все же хватало. Раненых было очень много, они и кричали. Мы не всех врагов убили, но окружили их и поставили на колени. Это не поможет сдавшимся, так они свои жизни не выторгуют. Тот, кто с оружием в руках сражался, а до того грабил, кто принял сторону, но проиграл, должен понимать, что жить он не будет. Были еще варианты, среди которых самый напрашивающийся — выкуп. Но эти сектанты не предложат серебро, у них его попросту нет. А вот пять оставшихся в живых, скорее всего, булгар, вот за этих можно что-то сторговать.

— Что со жрецом? — спросил я, догадываясь, что окончание боя и сдача противника могла быть связана с этим ухарем-авантюристом.

Я сам видел, как он уходил, заприметил, что кто-то погнался за жрецом. У союзного воина, который, к словуимел раскосые глаза и обладал явной азиатской внешностью, был в руках лук, а сам он. Воин степи, они умеют достать стрелой беглеца. Нужно уточнить позже у Геркула, что за персонаж в его сотне. Нет является ли онказачком засланным от тех же половцев.

— Ушел, — понурив голову сказал воин и быстро добавил. — Погоню послали, трое верхами ушли, а впереди шел Юсуф. Он всякого нагонит и стрелой достанет.

А жрец оказался большим ужом, более скольским, чем булгарин. Смог уйти, правда и тот самый Юсуф так и не появился ни через полчаса, ни через час. Надеюсь, что я не прогадал, когда выбрал не язычника своей целью, а мусульманина.

Все же, здравый смысл и логика говорят о том, что та рыба, которую удалось выловить, будет более интересной и жирной, чем жрец. Такие вот персонажи, обвешанные зубами животных и трясущиеся во время «общения с духами», это я так себе представляю работу жреца, они не могут без подпитки из вне, или опоры со стороны сильного вождя, князя, эмиссара из враждебного государства.

Считать ли Булгарию враждебной? Да! Может иные не до конца осознают, учитывая то, что «Волжский путь» захирел, и уже покрылись туманом воспоминания обогатейшей торговли с Востоком, но я то знаю перспективы контроля над торговой рекой. Булгары перекрывают Волгу, выступая посредниками для торговли Руси и не только ее. Они создают дефицит пряностей и в странах Западной Европы. Да и с теми же иранцами, сдругими народами, что проживают в Азии не позволяют торговать. Мало того, тут еще никто не знает, что ведомо мне. А именно, что Урал — залог величия России, а Сибирь… Без этих территорий, освоения их ресурсов, не стать Руси поистине Великой державой.

— Боброк, разговори булгарина, он явно и русский язык знает, но так… Не убей и не дай ему убить себя, — сказал я и пошел смотреть на иное, интересное, на трофеи.

Большой обоз взяли бунтовщики, сразу видно, что в тех землях, куда они только что ходили с набегом, удалось и пограбить и поубивать. Среди пленных не было мужчин, что говорило о том, что их убили. Полоняныеженщины были сплошь молодыми, скорее девами, и… что там говорить, по большей части, привлекательные. Сексуальных рабынь себе набрали секстанты? Или на продажу? Второе более реально. Ну и отроки были в обозе, им на вид максимум по четырнадцать лет. Таких сломать еще можно, сделать рабами, тех, кто старше, уже сложнее.

— И что мне с таким выводком делать? — вслух сказал я.

— Знамо что, тысяцкий, — сказал Геркул, улыбаясь похотливой улыбкой и разглаживая бороду.

— Сотник? Ну ты-то куда? — усмехнулся я. — Жена же есть. А в Братстве всякий грех — преступление.

— Так я о воинах твоих. Сколько их не женатых? — чуть растерялся Геркул, реагируя на мою отповедь.

Хотя… Сам-то что делаю? Марту мну периодически. Не грех ли это? А вот что интересно… не грех. Вот какую православную девицу, и не вдовую портить, так да, и осудить могли. А одинокую пригреть, да на хорошей еде, в теплом доме… Благое дело. Нет тут еще истинного христианского менталитета, все еще продолжается ломка мировоззрения у людей. Да и будет ли он? Насколько я знал историю, даже в самые религиозные периоды всякой пошлости хватало во всех уголках земли. И монашки в Европе не гнушались…

А то, что парней можно и женить — факт. Во-первых у «прыщавого» десятка Боброка может те самые прыщи сойдут, когда жен своих приголубят. Станут больше думать о деле, чем засматриваться на каждую девицу, скручивая себе головы. Ну и тыл… Если воин будет обихожен, так чего в этом плохого? Правда, есть тут опасность, что сражаться будут с опаской. Тот, кому есть что терять в жизни, часто начинает испытывать страх.

— Что тут? Уже осмотрели возы? — перевел я тему разговора.

— Так, взглянул. Не серчай, что без тебя. Там все крыто было тряпицами, мало ли кто спрятался, — оправдывался Геркул, и это меня устраивало, субординация и вопрос единоначалия выстраиваются, как мне надо.

— Не томи! — с долей нетерпения сказал я.

Ресурсы — это наше все. Будут они, будет все: и люди, и экипировка, даже прогресс. Мог бы возникнуть вопрос о том, чтобы отдать награбленное тому, кого ограбили, вернуть в деревни соседям. Это кажется справедливым, но если кажется, как говорила моя еще не родившаяся бабушка, то креститься нужно. Вот перекрещусь и заберу все себе. Кто докажет, где что и у кого награблено?

Обозы порадовали. Еда, много, даже очень много одежды, больше льняной, но были и зимние вещи, к примеру тулупы с мехом во внутрь. Вели и коров, коз, свиней больших не было, но подсвинков в телегах немало. Так что вся разбойничья община могла прокормиться зиму. А это очень много. Все же больше тысячи людей пошли за жрецом.

— Там еще оружие есть, видать от тех воинов, что посечь смогли тати поганые, — говорил Геркул. — Вооружить пять, может и шесть десятков ратных можно, хорошо вооружить. И кони… Добрая добыча, но увозить все нужно, кабы погони не было от тех, кого эти тати побили.

Если учитывать тот момент, что нам досталось оружие, еда, скот, одежда и кони тех, кто оставался в логове, то… Все было бы отлично и можно ликовать, если бы не огорчал факт погибели братьев, особенно, что десятников. Но их похоронили, а к смерти тут отношение сильно проще, чем в покинутом мной будущем.

— Отправь кого к тем бабам и детям, что бежали от нас. Всех, кто хочет принять душой Христа, забирай с собой, остальным оставляй часть скотины и другой еды, чтобы с голода не померли и пусть идут к родичам, али к соплеменникам своим: луговым черемисам, хоть и к горным, — сказал я и увидел недоумение в глазах Геркула. — Что не так?

— Так они все Христа примут, абы только быть в тепле и сытыми, — сказал сотник.

Я задумался, что с этим делать. Конечно, первое, что напрашивалось, если отринуть мораль, так забрать скот, даже раздеть и пустить гулять толпу из женщин и детей по лесу, смерть искать. Это рационально, но слишком аморально, даже для этого времени, слишком. Половинчатый вариант — это оставить часть скота и более не заботиться о будущем людей.

Но был и третий путь — это начать создавать имидж Братства, как и ковать основу для будущей экспансии. В каком случае сопротивление христианизации близлежащих территорий, к примеру мордвы, черемисов, да хоть кого, будет сильнее? Когда люди окажутся перед выбором: смерть или принять Христа, или когда часть общества будет видеть с христианстве благо? На самом деле, такой вопрос, на мой взгляд, не имеет правильного ответа, в обоих случаях есть свои «за» и «против». Но я за комбинированный подход. Христианин? Значит, наш, мы даже твою жену это… приютим, да твоих детей накормим. Поганец? Так и пощады нет никакой.

И еще…

— Монастырь нужно ставить, женский, — подумав, сказал я.

— То дело доброе, так можно было многое решить. Но монастырь кормить нужно. Баба что ли пахать будет? — резонно замечал Геркул.

— Нет, они ткать будут, переписывать книги станут, солениями, да варениями заниматься. Прокормят и себя и нас с тобой, коли на торг работать, а не только для себя, — повеселевшим голосом говорил я.

В следующем году все возможные площади будут засеяны, кроме тех, что «под паром». Это много земли. Если сюда присовокупить и те земли, что есть у Геркула… Очень много. И будут мобилизованы все мужчины, даже воины, но распашем поля, надеюсь, что новыми плугами. И немало, даже много земли, я планирую отдать под лен и коноплю. Пеньку делать нужно, а это так же бабы смогут. А после, если какую приспособу придумать, и канаты плести смогут. Тут и одежду ткать, много, а что не получается, так пустить на… бумагу.

— Быть женскому монастырю, — сказал я.

— Согласуй только с воеводой, — осторожно посоветовал Геркул.

— Согласую, — ответил я, понимая, что сотник убоялся моего стремления к самостоятельности.

А после я стал раздавать приказы: кому на выдвижение, кому на поиск людей в лесу, иным пройтись и проверить, какие деревни были разграблены сектантами, но осторожно, чтобы только знать, но не попасться на глаза. Предстоит много работы, нужно будет еще прислать телеги, чтобы погрузить все награбленное, как и даже строительного материала. Жреческие прихвостни успели построить некоторые здания, где использовались неплохого качества доска и сруб.

Нужна лесопилка… много чего нужно, но не всегда человек хозяин своему времени и своим силам. Ситуация диктовала не готовиться к праздному время препровождению, даже не к труду созидательному, а ехать к боярину Кучке.