Пока дышу

Глава 1

Приходил в себя я не спеша с ощущением дикой боли, будто меня выворачивали наизнанку. Знаете, как будто спишь, но вот-вот проснешься. И не пошевелиться, и глаза не открыть. Меня как будто разрывали: медленно, с чувством, с толком, с расстановкой, — потом вновь собирали, и так по кругу. Мысли текли вяло, но тут я услышал или почувствовал, что «скоро все закончится, терпи».

Я и терпел, но боль все не проходила: то отпускала, то накатывала вновь, — все волнами. Не знаю, сколько времени так прошло, но в какой-то момент голова начала проясняться, как будто стало светлей, пусть и ненамного.

— Эти дети Исиды наворотили дел, что б им икалось в посмертии.

— А ты кто? — не сумел произнести, а лишь подумал я.

— Кто-кто, ты моя кровь, одно из моих продолжений, много семени я расплескал в свое время. Я твой предок.

— М-да, вот и крыша поехала или поскакала, свой личный таракан. «Предок», вот оно как, — даже в посмертии чувство юмора осталось при мне.

— Заткнись, щенок, совсем распустился. Брошу на хрен всю работу — и сдохнешь в муках, как и должен был.

— Прости, прости, — поспешил я извиниться, ощутив некоторое раскаяние перед невидимым бестелесным собеседником. Может, это и не галлюцинация вовсе — старался человек, а я не проявляю должного уважения.

— То-то же, — прошептал голос, и боль прошла, однако пошевелиться я так и не смог. Даже тела не чувствовал, как будто его и не было.

— Ну что ж, ты жив, как и хотел.

— Хорошая новость, — хоть и мысленно, но я улыбнулся, мог бы шевельнуться — пошел бы в пляс, не каждый день узнаешь, что ты выжил, а не сдох, как собака в подворотне.

— Вот только не все так весело, за все надо платить!

Рано обрадовался, похоже. Умеет же «Предок» настроение испортить, чуть что — за все надо «платить». И чем же я заплатил?

— И какова плата? — все веселье быстро испарилось, уступив место волнению и даже страху.

— О, она не так велика, как могла быть. Ты всего лишь теперь не человек, — «предок» произнес это с каким-то глумлением. Словно смаковал мое испуганно встревоженное состояние.

Мысли в голове побежали, как стадо напуганных антилоп, кто же я, если не человек: таракан, белочка, червяк, — кто?!

— Да что ж ты так пугаешься, как девка хер впервые увидавшая? Подумаешь, не человек, а мутант? Ничего страшного, всяко в жизни бывает.

Я так и решил его про себя назвать «Шепот».

— Что значит, мутант, как черпашка-ниндзя, что ли?

— Не знаю, что это за черепашки. А твое тело всего лишь пытались усовершенствовать, привить свойства, которыми ты не обладал. Правда, криво-косо, да и не до конца процедуру провели, такое ощущение, что специально. Думается мне, сдохнуть тебя оставили, мало кто такое переживет, — донесся ответ Шепота.

— И как на мне это отразилось? — я мысленно содрогнулся, перед внутренним взором промелькнули картины одна страшнее другой.

— Стал сильнее, выше, быстрее, иммунитет к ядам, регенерация тканей выше — и так, по мелочи. Да и я постарался, так что стало еще лучше. Прям мечта! Бесплоден, что еще? А, эмоции попытались затереть, но я их, конечно, приглушил, раз это делали, значит, не просто так, но все же они будут.

— Спасибо, хоть живой остался, — подумалось мне.

— Обращайся в случае чего. Шучу, свои проблемы решай сам, делать мне нечего, как твоим спасением заниматься. Для первого раза было, конечно, увлекательно, но я найду занятие интересней, — пробурчал Шепот.

А по ходу «родственничка» злить не стоит, крут характером. И долбануть может — не почешется.

В ответ раздался лишь довольный хмык.

— Уважаемый, а где я собственно, нахожусь? И как тут очутился? Вряд ли я у себя на даче.

— Ну, точно где не скажу, ибо хрен его знает. Лаборатория какая-то, судя по всему, в подвале. Да, и вот еще что, ты здесь уже дня три, никто не приходил, с тех пор как я начал выправлять работу этих криворуких выродков. Нет, я не спорю, идея интересная, преобразования посредством алхимических реакций и различных мутагенов при вмешательстве чистой силы, но вот реализация — дерьмо полное. А как тут оказался, ну дык я помог. Сижу, значит, занимаюсь своими делами, а тут кровь бурлить начинает, прислушиваюсь. А там два потомка моих идиота. Один умирает, но жить хочет, а второй от боли умереть мечтает, а тело борется, хотя дух умер. Взял вмешался и поменял вас, не глядя: он умер, ты жив.

— То есть в тот момент как я хотел жить, кто-то хотел умереть, и вы поменяли нас местами, я правильно понял?

— Ага, за жизнь свою надо бороться, цепляться ногтями, кровью захлебываться, а жить. Вот как ты. А тот выблядок сам отказался от такого дара. Я сам по грани не раз ходил, а тут балабошка какой-то отказывается. В общем, вспылил я — и ты теперь жив.

— Спасибо. Огромное спасибо. Но меня терзает один вопрос. Кто вы, как такое смогли осуществить-то?

— Кто я такой? Хм, маг я.

— Просто маг? — с сомнением подумал я. — Как-то не слишком внушительно звучит.

— Сам ты, «просто», — со злостью ответил Шепот. — Я маг вне категорий! Скоро вообще младшим Демиургом стану, а это уровень!

— Хренасе, — только и сумел подумать я. Не знаю, кто такой Демиург, но звучит круто.

— Ты даже не представляешь, как это «круто». Единицы, вступившие на путь силы, достигают таких высот.

— Господи боже, я это при всем желании даже представить не могу, вот это мощь, наверно.

— Ага, мощь, — мне показалось, в голосе Шепота проскользнула нотка грусти. — Только своих заморочек хватает. И, конечно же, за все платить надо. Свобода воли да равновесие. А богов не поминай при мне, не люблю пиявок.

— Э-э-э… почему пиявок?!

— Потому что паразиты!

— Хм, наверно, не стоит эту тему развивать, — подумалось мне. Надо бы о чем-нибудь другом. — А сколько я еще пробуду в таком состоянии?

— Часов через тринадцать сможешь шевелиться, как раз все процессы в организме завершатся. Ладно, и так три дня с тобой проеб… промучился, пора и честь знать. А да, по поводу магии. Тебя отрезать попытались, но я исправил. Так что шанс овладеть искусством есть. И еще, бесплатный совет. Память крови разбуди, поможет, мне вот помогло. Все, дальше сам копайся, успехов — и не сдохни!

М-да, вот это пожелание под конец. Не сдохнуть, значит? Будем стараться, ибо как-то и самому не хочется.

И все, как отрезало, наступила тишина.

— Ну, хоть боли нет, — подумал я. — А может, я все же умер? Или спятил? Хм, но боль-то была, да и мыслю, значит, все-таки живой. А вот сбрендил или нет, скоро узнаю.

Мысли мои вяло текли в этом направлении. Жив я или нет? Спятил или все еще в себе? В очередной раз обдумывая один и тот же вопрос, я уснул.

Проснулся от боли в мышцах. Видимо, тело затекло, я пошевелился во сне и проснулся. Попытался открыть глаза, сразу не получилось, как будто клеем залили. Хотел было руками их протереть, но не смог даже дернуться. И не сразу сумел осознать, что именно мне мешает, потом пришел к мысли, что руки мои попросту прикованы или привязаны к чему-то. С горем пополам я сумел открыть глаза и даже оглядеться.

Лежал я на каком-то столе, прикованный железными полосами, напоминающими колодки. Из одежды были лишь обмотки, заменяющие трусы, да и они оказались не первой свежести, запашок шел своеобразный. Оглядывая себя, я осознал, что тело как бы не совсем мое. Вернее, даже совсем не мое. Осознание этого факта далось с трудом, хоть я уже и смирился, что не совсем дома и не совсем я. Но за годы жизни я привык к другим внешним данным, и мне стало как-то не по себе.

Рядом со столом высились стеллажи, уставленные пустыми сосудами, от которых ко мне тянулись небольшие трубки. Концы их крепились по всему моему телу, этакие капельницы. Сосуды были пусты, вероятно, в них раньше что-то находилось, но, честно сказать, я бы не хотел знать, что именно. По телу разливалась болезненная слабость, но больше всего чувствовался голод. А точнее хотелось Жрать!

И только тогда я осознал, что жив и даже не сошел с ума. Радость захлестнула меня, пусть я черт знает где, но жив! Так самозабвенно я еще никогда не хохотал. Правда, смех быстро прервался сильной болью в груди, на секунду я испугался, думал, задохнусь. Но боль быстро прошла, и хохот эхом отдался в пустом помещении. Которое, к слову, напоминало лабораторию: посередине лежал, я на столе, рядом была стойка с сосудами. По сторонам возле стены стояли деревянные бочки с неизвестными мне растениями. Впереди виднелась дверь, то ли из металла, то ли просто окована. А что было позади стола, я увидеть не мог.

— Блин, наверно тоже бочки, — я ожидал услышать собственный голос, привычный, чуть хрипловатый, но нет. Мой новый тембр был мальчишечьим, лет так четырнадцати, звонким, но уже начинающим ломаться.

Хорошо лежу, но надо бы вставать, не то хозяин придет, а я его место занял, неудобно получиться. Я попытался высвободить руки, но быстро потерпел поражение.

— Блядь, — не сдержался я. Мысль-то хорошая, вот только чертовы колодки.

Чувствительность была никакая, отлежал по ходу все что мог, да и то, что не мог, тоже. Попытался вытащить руку, еще чуть-чуть и освободил бы, но вот как раз не хватало этого чуть-чуть. Рука застревала, попытки дергать вызывали боль.

— Сука! — вскрикнул я, когда поранил кисть до крови. Не смертельно, конечно, но воображение уже рисовало картины того, как я истекаю кровью и умираю в судорогах прямо на этом столе, будь он проклят. Глупо, конечно, но на меня подействовало вполне мотивирующе. Я продолжил попытки освободить правую руку, а кровь все бежала и бежала. И вот наконец сумел высвободить окровавленную и оттого достаточно скользкую руку из стального захвата.

— Уф, наконец-то, — протянул я. С другой стороны на колодках находилась защелка, обычная железка, напоминающая гвоздь, вставленный в проушину. Свободной рукой вытащить ее труда не составило.

Освободив так же ноги, принялся их разминать, делая что-то отдаленно напоминающее массаж, разгоняя кровь. Посидев так минут десять, я решил, что вполне готов слезть со стола, увы, попытка оказалась неудачной. Я не удержался, ноги подогнулись, и я рухнул, ударившись спиной и головой об пол, да так, что воздух из легких вылетел.

Пол в помещении был каменный, и пока я лежал, пытаясь восстановить дыхание, меня начала бить дрожь от холода. Все эти действия меня изрядно вымотали еще и живот заурчал от голода. Неприятный звук прокатился по пустому подземелью и только тогда ко мне пришел страх. Я находился непонятно где и был прикован, мне стало не по себе, а что ждет там, за дверью? Неизвестность. Крайне сомнительно, что это будет комитет по встрече с хлебом и солью!

Уцепившись за стол, я попытался встать, ничего не вышло — ноги тряслись и подгибались. Рассудив, что еще одно падение может негативно сказаться на измученном теле, я неспешно опустился обратно на пол и задумался о бренности бытия. Выхода я видел только два: доползти до двери и надеяться, что она не заперта или оставаться на месте и сидеть до посинения. Немного подумав, решил все-таки продвигаться к двери.

Ох, нелегкая это работа, из болота тащить бегемота, крутилась в моей голове строчка не то из детской песенки, не то из стишка какого-то.

Пока я медленно полз в сторону двери, мне удалось оценить то, насколько давно в этом подвале никто не убирался, пол был грязным, клубы пыли валялись тут и там. Добравшись до заветной цели, успел весь вымазаться. Привалившись к стене, долго восстанавливал дыхание, настолько ослабло тело. По моим прикидкам проделанный путь едва ли составил метров семь, а вот я уже едва жив, никак не мог отдышаться. Через несколько минут, собравшись с остатками сил, попытался открыть дверь — куда там! Закрыто. А возможно, просто сил не хватило открыть.

— Замуровали, демоны, — кажется, у меня появилась привычка говорить с самим собой. С одной стороны, это плохо, признак шизофрении, а с другой — собеседник всегда с тобой. — Все одно к одному, этот мир меня точно решил угробить.

Внезапная вспышка ярости на мгновение ослепила меня. Ужасно захотелось уничтожить что-нибудь, разорвать, сломать, хотя бы треснуть кулаком со всей силы. А это мысль! Я со всего маха ударил по двери.

— Бум, — звук разнесся по помещению, на душе сразу стало легче. И я продолжил колотить, выпуская таким бесхитростным способом накопившееся напряжение, в лучших традициях предков из далекого каменного века.

Начало надоедать мне это занятие только минут через десять. Получалось громко, с чувством, но как-то бессмысленно, что ли. И тогда я запел, помирать так с музыкой. Раньше от этой песни мне почему-то всегда становилось легче, я успокаивался и принимал ситуацию как есть, начиная размышлять над решением проблемы, а не беситься.

Бум — мой кулак ударил в дверь с новой силой.

Вот так сидел я и пел, аккомпанируя ударами по двери. Сколько времени прошло не знаю, уже со второго куплета вошел в какой-то транс, потерял счет.

Внезапно дверь открылась, и на пороге возник парень. Одет он был в домотканую рубаху, кожаные штаны и жилет. В левой руке незнакомец держал факел. Распахнув створку, он отскочил от открывшегося проема, выхватил топорик и уставился на меня.

Его лицо было примечательно: от правого глаза вниз проходил шрам, еще красный, сразу становилось понятно, что получил он его не так давно, не успел затянуться как следует.

Как он глаз то не потерял, подумал я, почему-то это удивило меня больше всего. Парень тем временем, спрятав в петлицу топорик, поднес факел ко мне поближе.

— Рин?! Живой! — воскликнул он, — Мы думали, ты тоже погиб. Я щас, быстро за Весемиром! Ты, главное, не шевелись, дождись, нас и так не много осталось.

Последнее он кричал уже на бегу, возможно, было что-то еще, но я расслышал только удаляющийся грохот сапог по каменному полу.

— Это лучше чем могло быть, — подумал я. От страха и пережитого на глаза навернулись слезы и прокладывая дорожки по грязному лицу, устремились вниз. Но на душе вдруг стало спокойно, хорошо и я вновь запел.

Спустя какое-то время раздались долгожданные шаги и я предпочел заткнуться. Мало ли, вдруг местные жители не поклонники казачьего творчества.

На этот раз в проеме появился мужчина, дедом его язык не поворачивался назвать, хотя аккуратно уложенные в конский хвост волосы были с проседью. Борода и усы же оказались седыми, а лицо суровым, изборождённое морщинами. Навскидку я дал ему около шестидесяти лет, но ни о какой дряхлости речи идти не могло, наоборот от него исходила аура уверенности и волна силы. Более всего он мне напомнил льва. Уже немолодого, но по-прежнему полного сил, который ведет за собой прайд и с легкостью гоняет молодых, чтоб не зарывались. За правым его плечом торчала рукоять меча, одет он был в точности как и предыдущий незнакомец, только на шее болтался медальон в форме головы волка, выполненный из металла серебристого цвета.

Неприятное чувство охватило меня, как будто все существо кричало: будь аккуратней с ним, он опасен. Но как врага я его не смог воспринять.

За плечом мужчины маячил уже знакомый мне юноша, в руке его по-прежнему находился факел, который скудно освещал помещение и лишь шипение огня нарушало тишину. До этого момента я не обращал внимания, что находился в полной темноте, но каким-то образом все видел.

Без долгих прелюдий мужчина нагнулся и пощупал мой пульс. Хмыкнув, продолжил осмотр, долго ощупывал мое лицо в районе глаз, залез в рот и потрогал зубы, мышцы на руках, да и по всему телу прошелся, даже в потаенные места залез, за яйца подержался, старый извращуга.

— Живой и даже практически здоровый, — произнес он наконец, голос его был глубокий, с хрипотцой, как у курильщика.

Не дав мне и слова вымолвить, он подхватил меня на руки и вынес из лаборатории, впереди шествовал парень с факелом, освещая дорогу.

Мужчина нес меня по каменному коридору, проходя мимо каких-то дверей. Я насчитал штук пять с правой стороны, слева был провал, похожий на большую пещеру, полную непонятных растений. Они себе там что петрушку выращивают на ужин, подумал я и не удержавшись хихикнул. Вроде негромко, но звук моего голоса пошел гулять эхом. Ни мужчина несший меня, ни парень на это никак не прореагировали. Дальше коридор выходил на лестницу, которая шла полукругом, как в рыцарском замке.

Поднявшись из подвала, парень потушил факел, засунув его в бочку с водой, и кинул в корзину, стоявшую рядом, света в помещении хватало. Впереди была очередная окованная металлом дверь, за которой находилась огромная зала с камином. Там же было сооружено что-то наподобие кухни. В длинный ряд выстроили большие столы, штук восемь за ними наверно могли свободно расположиться человек триста, вдоль стен стояли лавки, из небольших окон скорее даже бойниц, лился тусклый свет.

Потом меня отнесли в башню, но путь я запомнил плохо, тянуло в сон. Кажется, по пути нам попадались какие-то люди, с ними тащивший меня перекидывался парой слов, но я был слишком измотан, чтобы разобрать, о чем они говорили, слова доходили словно сквозь вату. В башне было светлее, там были разбросаны топчаны, штук пять, а может, шесть. На четырех из них лежали люди. Все они были замотаны то ли бинтами, то ли тряпками, я не разглядел. Меня аккуратно опустили на свободный топчан, мужчина повернулся к парню.

— Казимир, накормишь, потом травами напоишь. И пусть отдыхает, а ты не забудь лекарства и мази приготовить для братьев.

— Хорошо, Весемир, — откликнулся парень, но мужчина не дожидался его ответа, торопливо направившись к дверям.

— Вот видишь Рин, я же говорил все будет хорошо, — обратился ко мне названый Казимиром парнишка и улыбнулся.

— Пить, — только и смог прошептать я спекшимися губами. Во рту было сухо как на утро первого января.

— Сейчас, — спохватился он и спешно покинул комнату.

Я не знаю, сколько прошло времени. Кажется потерял сознание, а может попросту уснул крепким сном вымотанного и измученного человека. Очнулся от того, что Казимир легко тряс меня за плечо и протягивал деревянную кружку, в которой весело плескалась жидкость. Попробовав немного, я понял, что это вино, разбавленное водой. Выпил все двумя жадными глотками и пробормотал слова благодарности, на большее был уже не способен, в ответ мне лишь улыбнулись.

— Сейчас я тебя накормлю, там еще утренняя каша осталась, выпьешь настой и будешь отдыхать.

Я кивнул и откинулся на подушку, набитую сеном, прикрыв глаза всего на мгновение. Но вот уже кто-то снова тряс меня за плечо. Распахнув глаза, не сразу понял где нахожусь. Рядом стоял Казимир с тарелкой гречневой каши и двумя кружками.

— Так, это тебе поесть, это запить, а это настойка, выпьешь ее потом, — указывал он на миски. — Вон там посудина стоит нужды справлять, — ткнул пальцем на стоявший в метре от моего топчана большой глиняный кувшин.

Втянув аромат каши, я почувствовал зверский голод, словно не ел несколько дней, и накинулся на еду, даже не обратив внимание на то, что Казимир ушел. Сытость и блаженство растеклось по телу. Я принюхался к настойке, она отдавала травами, скорее всего лекарство, а лекарства вкусными не бывают и осушил кружку. Чутье не подвело, настойка оказалась на редкость мерзопакостной на вкус. Запив ее разбавленным вином завалился спать.

Просыпался тяжело, голова гудела и по телу разлилась слабость, но все же чувствовал я себя лучше, чем вчера. В помещении раздавался какой-то шум, разговоры. А также ощущалось амбре немытых тел и нечто, напоминающее запах мази вишневского.

Три топчана были пусты, их обитатели сидели на лавке возле стены и о чем-то шептались. Рядом с четвертым так и не пришедшим в себя, возился мужчина, занимаясь перевязкой и промывая раны. Одет он был в какую-то странноватую куртку красного оттенка, а на его шее висел такой же медальон в форме головы волка, как и у вчерашнего спасителя.

— О Рингольд, как себя чувствуешь? — обратился ко мне мужчина, заметив, что я проснулся. Голоса беседующих стихли, взоры устремились в мою сторону.

— Лучше чем вчера, — промедлив, ответил я, мужчина лишь усмехнулся.

— Ты ешь давай тогда, — он кивнул на тарелку, которая стояла рядом с моим топчаном, — с тобой Весимир хотел поговорить.

— Угу, — я кивнул, глазея на кувшин. Уж очень хотелось в него облегчиться, но присутствие людей меня смущало. Потихоньку попытался подняться на ноги и удивительно у меня получилось. Хоть и шатало, и ноги дрожали, но уже не подгибались. Сделав свое грязное дело, вернулся к топчану. На завтрак была перловая каша на жиру, какой-то травяной чай и та же отвратительная настойка.

М-да, времени подумать нет, скорей всего, этому Весемиру следует сказать, что у меня проблемы с памятью. Уж очень сильно отличаюсь от местных. Я украдкой посмотрел на мужчину, занимающегося перевязкой. Приглядевшись к его лицу, осознал, что у него другие глаза, нечеловеческие. Мурашки пробежали по спине, когда я вспомнил, что у моих вчерашних знакомцев, Весемира и Казимира, точно такие же — со странной формой зрачков. Почему я не обратил внимания на это?!

Вчера меня назвали Рин, судя по всему, здесь я известен именно под этим именем и не чужой этим людям, но людям ли? Эх, сколько ни думай, а идти сдаваться надо.

Из одежды на мне были лишь трусы, идти серьезные разговоры разговаривать в таком виде не комильфо. Хотел уже окликнуть мужчину, но за кувшином увидел стопку одежды, белую рубаху и штаны из грубой ткани. Слева от топчана стояли ботинки и кроме как чоботами, я их назвать никак мог. Костюмчик оказался великоват, но выбирать не приходилось. Одевшись, я подошел к двери и остановился в замешательстве.

— Э-э-э, а где мне Весемира-то найти?

— Он в библиотеке должен быть, — не отрываясь от своего занятия, ответил мужчина.

Пытаясь не заржать, я как можно быстрее выкатился за дверь и как только она захлопнулась, не сдержавшись засмеялся. Ха-ха-ха, а как мне пройти в библиотеку, ха-ха. Нервы по ходу у меня ни к черту.

Аккуратно спустившись по винтовой лестнице, я оказался в большом зале, который видел вчера. Камин был разожжен, над ним висел котелок на треноге, в котором весело булькало нечто, источающее аппетитный запах. Рядом стоял какой-то парень в такой же одежде, что была на вчерашних спасителях, это их форма? Он даже не обернулся, словно меня вовсе не существовало. Неплохо так, сначала бросили полуголым в подвале, затем вроде как спасли, теперь посылают черт знает куда на допрос, да еще и делают вид, что меня тут нет.

Не много постояв рядом и поняв, что меня целиком и полностью игнорируют, я все-таки решился задать животрепещущий вопрос, еле сдерживаясь, чтобы вновь не заржать.

— Кхм, уважаемый, а как пройти в библиотеку?

Парень повернулся, я слегка растерялся. Он выглядел настоящим арабом, смуглая кожа, черные волосы, немного крупноватый нос и такие же нечеловеческие глаза, как и у других обитателей замка. Эти самые глаза смотрели на меня с нескрываемым недовольством. Я буквально прочел в них фразу «ходют тут всякие, а потом ложки пропадают».

— Вон та дверь, — махнул рукой араб, указывая направление и вернулся к своему котелку.