Не случайно у нас бытует поговорка: «Устами младенца глаголет истина». Ребенок от рождения действительно воспринимает только истину мира. Он воспринимает мир телом и сознанием, которые еще слиты в одно. Это самый прямой способ естественного накопления информации.
Грудной ребенок познает мир всем телом, расширяя давление во все стороны, словно сферическая волна, возникающая из одной точки. Он плотно и упруго заполняет собой все пространство. Он ползает по дому, бьется об острые углы, упирается в плотности, колется, режется. Информация о МИРЕ записывается болью на разных участках его тела. И пока оно (тело) ему служит, эта информация будет в его сознании. Образы простейших взаимодействий с миром запечатлеваются сознанием, создавая его основу.
От камня, упавшего в воду, разбегаются круги во все стороны. А теперь представьте ту же картину в объеме. Это и есть способ освоения мира младенцем — сферическая волна. Нам кажется, что дитя размахивает руками, тянет их к погремушке. Постарайтесь увидеть, что это не ручки тянутся, а лучи направленного познавательного интереса. И этот интерес направлен сразу во все стороны. Наверное, этот случайный поиск нового и есть гарантия равномерного расширения сферы познанного мира.
Возможно, ток и создается основа разума и памяти. Именно эти первообразы будут отвечать за весь последующий отбор информации, притягивая по принципу комплементарности новые образы из внешнего мира и достраивая из этого материала ЦЕЛОСТНУЮ КАРТИНУ — виртуальную модель реальности.
Грудной младенец не может осознавать. Но он может ощущать. И, скорее всего, его первое обобщенное ощущение, лишенное словесной формы: «Я могу воздействовать на окружающий меня плотный мир, вызывая из небытия маму, пищу, погремушки».
Мир управляем, причем легко управляем. Стоит покряхтеть или поорать, и подается еда, меняются пеленки.
С этой иллюзией потом придется проститься, обязательно придется… Лишь бы это не случилось до того, как растущая личность наберет достаточно сил, чтобы пережить неизбежные разочарования, принять взрослую жизнь. А пока не готова принять всю реальность, лучше оставаться под защитой иллюзии.
Но в этом уже скрыта и главная опасность. Не попробовав на собственном опыте, что огонь жжется, ребенок не будет достаточно аккуратен в обращении с огнем. То есть столкнувшись с реальным миром, выросший ребенок не сможет распознать, откуда пришла боль, так как будет глядеть на свою наивную модель мира, словно защищаясь от мрачной реальности красивыми картинками.
Сознание заполняется в течение жизни слоями смыслов и образов, которые в сложной связи составляют систему. Образ — отпечаток частицы внешнего мира в сознании. Но укладывается он слоями, которые подобны бетону — застыл слой, ничем не вскроешь. И застывают его первые слои самопроизвольно в те годы, когда мы меньше всего готовы к работе разумом.
В первые дни после появления новорожденного на свет его сознание свободно. Само сознание есть, а содержание он набирает: тянется за погремушкой, требует соску. Окружающий мир — погремушка, мама, свет, голод — понемногу отпечатывается в сознании в виде простейших образов. К каждому полученному образу прикрепляется интерпретация, то есть знание: больно или не больно, вкусно или не вкусно. В сознании вместе с образом вещи появляется и объяснение, что с этой вещью делать. Потом эти образы связываются в некую единую картину мира. Так закладывается основание сознания — самый нижний его слой, простой, но и не поддающийся изменениям. Мы о нем и не думаем, но этими знаниями всегда пользуемся. Например, биться об угол стола — больно, огонь жжется. Мама вообще олицетворяет все человечество. Если общение с ней тепло, мягко, уютно, то и от других взрослых, соприкасающихся с его миром, ребенок будет ждать того же.
Ребенку необходимо чувствовать, что мир безопасен и управляем его желаниями (иначе его развитие остановится). Но в этом-то и коренится главная проблема. МОДЕЛЬ МИРА, на которой отрабатываются наилучшие образы поведения, содержит много ошибок.
Или все-таки нет?
Ребенок, столкнувшийся с предательством родных родителей (насилием, равнодушием, пьянством), делает неизбежный вывод об ОПАСНОСТИ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА.
Из воспоминания молодого человека:
— Мое первое воспоминание из прошлого. В комнате темно. Мама отошла. Нет никого. Страх. Плачу. Через дверь начала успокаивать соседка. Когда вернулась мама — спокойствие и защищенность. Но потом с родителями связаны другие ощущения. Я слышу через стенку, как сын соседки кричит на нее и ощущаю впервые, что мир опасен. Мне три года, я живу у бабушки. Где родители? Не понимаю и тревожусь. У тети свадьба, и там я встречаю своих родителей. Я подхожу к ним, и не помню, что они сказали или что случилось, но ощущение не то. Возвращаюсь с бабушкой домой и удивляюсь, почему я не с родителями? Опять ощущение, что-то не так, то ли во мне, то ли в мире. Я до сих пор не могу отделаться от ощущения тревоги, когда общаюсь с людьми. Может быть, я опять делаю что-то не так и меня опять все бросят?
Казалось бы, что может быть проще, чем объяснить ребенку его заблуждения, указать на очевидные ошибки. Но тот, кто столкнулся в детстве с побоями или равнодушием взрослых, не станет слушать ваших объяснений. Он будет жить рядом с вами с ожиданием новой боли. Все его силы будут брошены на то, чтобы избегать столкновений с препятствиями.
Нормальный взрослый тоже все знает про боль, но он привык тому, что эта боль переносима, а главное, что за ней обязательно следует приз, некое достижение, которое и заставляет терпеть. Этот опыт заключен в достаточно простые для нас формулы: «Без борьбы нет победы», «Радость преодоления», «Если долго мучиться, что-нибудь получится».
В течение жизни человек, хочет он того или нет, набирает полную котомку негативного опыта. В ком из нас после сорока не пробудилось представление о трагичности жизни, неизбежности потерь? Из года в год каждый из нас несет на своих плечах багаж памяти о промахах и ошибках, нереализованных планах, предавших друзьях, обманувших президентах. Именно этот багаж и лишает нас способности летать во сне, верить в счастье, черпать в этой вере дополнительные силы. Мы обучаемся принимать удары, стиснув зубы, но этого действительно мало для прорывов в неведомое, новых дерзаний и надежд. Иными словами, накопление негативного, приземляющего опыта у большинства людей идет в жизни по возрастающей, параллельно с осознанием собственных сил и развитием инстинкта самосохранения и житейской мудрости, которые многим заменяют счастье.
А теперь представьте, что негативный опыт получает ребенок. Он вообще не понимает, что произошло: почему его бросают родители, что означает: нет денег, почему орут учителя и сторонятся сверстники?
Груз неудач ребенок несет на слабых плечах в детском саду, переносит из класса в класс средней школы, рассматривая все происходящее через призму остро пережитого личного опыта: «Суть мира в потерях, одиночестве, страхе». Причем эта информация записывается на уровне безусловного инстинкта, где-то в глубинах подсознания, и стереть ее простым проявлением доброты, увещеваниями или назидательными беседами невозможно.
Опыт предыдущих поражений лишает веры в успех. Отсутствие веры не позволяет мобилизовать внутренние ресурсы организма, так необходимые для победы. В результате, поражение почти обеспечено.
Из круга неудач можно выбраться. Мы знаем немало примеров, когда дети, испытавшие много горя в ранние годы, потом становились выдающимися людьми. Я уверен, что, если бы мы могли проанализировать первые годы из жизни этих людей, то есть время, когда закладывается программа, там нашлись бы незамеченные биографами моменты обретения опыта победы.
Чисто схематически это могло бы выглядеть вот так: проголодавшийся малыш (возможно, брошенный родителями) лезет за яблоками. Он затрачивает огромные усилия на свою первую попытку. Он пыхтит и срывается с ветки, за которую пытался ухватиться. Но его подгоняет реальный голод, незнакомый детям из благополучных семей. Если в результате усилий малыш получит яблоко, например, совершенно случайно упавшее с ветки, то в памяти победителя навсегда останется связка образов действия и сладкого вкуса его результата. Если по счастливой случайности ребенок еще несколько раз получит подтверждение этой цепочки взаимозависимостей, то, скорее всего, став взрослым, будет подсознательно ждать успеха от своих упорных действий.
Что интересно, такой подход к жизни будет обеспечивать ему частые победы и достижения, постоянно подтверждая полученную ранее программу.
У наших первых детей, прошедших через Китеж, даже на стадии окончания школы были ярко выраженные рефлексы воинов разбитой армии. Не все, но многие из них, даже получив неплохое образование в китежской школе, не верили в возможность поступления в институт. Поэтому, готовясь к экзаменам, много времени просиживая над учебниками, они все равно подсознательно ждали провала. Это ожидание мешало полностью выложиться, напрячь все силы. Они не могли сами себя убедить, что это действительно необходимо для их счастливого будущего.
Родители в этой ситуации выступают в двоякой роли: незаменимых помощников и неизбежного препятствия.
«Наш мальчик все время ищет, где мы дадим слабину… То норовит лечь позже, то на час дольше мультфильмы посмотреть… Короче, все время раздвигает границы разрешенного, иногда просто дожимает нас».
Интересно, что давление это осуществляется во все стороны, и, как нам кажется, хаотично. Ребенок словно бросается на препятствия (материальные или психологические) всем телом, всей своей душой, иногда желая чего-то уж совсем нелепого или закатывая истерику по совсем незначимому поводу. Ребенок поистине заполняет весь объем окружающего мира. Но только так, задействуя все органы чувств, маленькая личность может убедиться в своих силах и познать мир ДОСТОВЕРНО.
А что делаем мы? Подставляем вызовы и позволяем удариться о препятствия.
Дети-сироты не верят воспитательным беседам и лекциям. Наш опыт всегда остается для растущей личности чем-то внешним. Беседы и лекции сами по себе приносят немного пользы. Команды и наказания не столько изменяют личность, сколько забивают любые ростки творческого восприятия мира. Детей можно выдрессировать, но сделать из них свободные и талантливые личности таким способом не удастся.