Покорение

Глава 22

Когда Пума спустил Кармен со своего гнедого жеребца посередине индейской деревни, уже светало. Он тоже спешился, и они пошли вдоль неровных рядов конусообразных хижин, рассыпанных в роще сосновых деревьев. Невдалеке был слышен бурлящий поток.

Из вигвама, расположенного в центре деревни, вышел старик. Изумленный Пума узнал в нем вождя, Человека Который Слушает. Сердце Пумы забилось: боги улыбнулись ему. Он нашел свое племя. Пума стал оглядываться, чтобы найти жилище своей матери.

Когда он обернулся к Кармен, то увидел, что ее веки полуопущены, тело обвисло, и у нее недостает даже сил, чтобы откинуть пушистую массу волос, спадающую на лицо — так она устала. Она устала, его испанская пленница, но все же была красива, несмотря ни на что.

Он узнал жилище матери по рисунку, изображавшему всадника на коне, нарисованному на кожаной двери. Он указал на него Кармен.

Вигвам племени хикарилья идеально подходит для кочующего народа. Его легко построить, он не требует больших затрат на ремонт и содержание; защищает от солнца, тумана, внезапных ливней, которые так часты в горах.

Мать Пумы, Парящая В Небе, привлеченная голосами, показалась в дверях. Она внимательно посмотрела на идущих — и поспешила навстречу.

Пума увидел, как она постарела за то время, пока его не было. Ее волосы сейчас были подернуты сединой.

— Сын мой, сын, — повторяла она, плача, и смотрела на Пуму любящим взглядом. — А я думала, что не увижу тебя больше…

Пума крепко обнял ее. Он закрыл глаза и думал, как хорошо быть снова дома, со своим народом. Парящая В Небе первая опомнилась, чтобы посмотреть на незнакомку, стоявшую позади Пумы.

Глянув на девушку, она вопросительно посмотрела на Пуму.

Он ответил на ее молчаливый вопрос по-апачски: «Моя испанская пленница».

И при звуке этих слов кровь его вспыхнуло: испанка была его, действительно его собственность. Она полностью зависела от него. Его голубые глаза вспыхнули горделиво, когда он мельком взглянул на свою добычу. Чувство собственности на женщину тешило его самолюбие, на испанку — вдвойне.

Парящая В Небе внимательно посмотрела на сына, потом опустила глаза и кивнула. Пума заметил, как мать опустила глаза, и нахмурился. Пожал плечами: это его дело, как поступить с пленницей.

Вскоре вокруг них начала собираться толпа: мужчины, женщины, дети. Все приветствовали Пуму, радовались его возвращению. Многие повторяли слова матери: почти все полагали, что Пума убит. Никто в деревне не знал, что Злой продал его команчам. Пума скажет им правду, но когда придет время. Не сейчас.

Сзади множества людей Пума с удивлением заметил молодую женщину и признал в ней Птичку Порхающую В Пиниях. Она повзрослела. Встретив его взгляд, Птичка смущенно улыбнулась.

Пума терпеливо отвечал на вопросы. Почувствовав, что ответил достаточно и вежливость соблюдена, он обернулся к матери. Она кивнула, и они все вместе двинулись к вигваму. Наблюдатели почтительно расступились.

Кармен последовала за Пумой. Раздался ропот голосов. Кармен попробовала приветственно улыбнуться, но никто не улыбнулся в ответ.

— Добро пожаловать в жилище моей матери, донья Кармен, — вежливо пригласил Пума.

Кармен была поражена: он знает ее имя! Она вошла. Кармен уже видела подобные жилища в лагере индейцев-отступников. Она попыталась улыбнуться дрожащими губами, но сказать ничего не смогла: ее поразил вид и запах жилища.

— Вы можете остаться здесь, пока не построите для себя жилье, — сказал он, раздражаясь в ответ на ее досадливую реакцию.

Кармен, еще более удивленная, повернулась к нему:

— Я — построю свое жилище? — Ее голос совсем упал.

Пума кивнул:

— Эту работу у нас делают женщины.

Кармен нахмурилась.

— Но я покажу, как. — И каждый мужчина в деревне станет смеяться над ним, тут же угрюмо подумал Пума. Но, взглянув на ее поникшую фигуру, Пума ободряюще улыбнулся: надо ей помочь, чтобы она быстрее построила вигвам. Чем быстрее он будет готов, тем скорее он сможет сделать ее своей женщиной. При этой мысли желание его стало еще сильнее.

Парящая В Небе сказала что-то на своем наречии, указав Пуме на колья для вигвама, воткнутые в землю неподалеку, на холме. Пума кивнул, широко и довольно улыбнулся.

— Моя мать говорит, что у вас есть прекрасная возможность очень скоро построить вигвам. Вот и колья для начала. Семья заготовила их и уехала. Теперь они ваши.

Кармен с изумлением взирала на голые остроконечные колья, связанные верхушками.

Показались первые лучи солнца, которые позолотили волосы Кармен, и Пума застыл, очарованный. Он заметил, как быстро она ожила после утомительной езды по пустыне. Это хороший знак, подумал он. Только сильные женщины годились для кочевой жизни апачей.

Глаза Пумы потемнели: вблизи этой женщины он ощущал себя сильнее. Она вселяла в него столь сильное желание, что оно должно было быть насыщено. Как только он увидел ее, желание поселилось в нем и больше не покидало его.

Она была удивительно прекрасна, эта испанка, — и она была в его власти. Он мог делать с ней все, что захочет. А чего он хотел? Держать ее взаперти в своем жилище, пока она не поддастся соблазнению, а уж потом она сама будет рада остаться с ним. Ей некуда бежать — ведь она его пленница. Они будут хорошо жить. Он всегда был хорошим охотником; он обеспечит их мясом и шкурами, для вигвама — и для прочих нужд. Она никогда не узнает с ним голода. Ей пришлось бы куда хуже, если бы он не спас ее из рук Злого. И Пума довольно улыбнулся, окинув глазами ее соблазнительную фигуру.

Тут он почувствовал некоторые угрызения совести: он вовсе не собирался доставлять ее в Санта Фе к ее жениху. Он собирался оставить ее для себя. По сути, он обманывал ее. Он вздохнул: надо было ей сказать, что он не отпустит се.

Но… если бы она узнала об этом — тут его глаза непроизвольно взглянули на ее прекрасную грудь — она бы, конечно, не сдалась сразу и начала сопротивляться ему всеми своими силами. А ее силы были немалыми: это он понял, увидев ее жизнестойкость за время путешествия по пустыне.

Кармен в это время, встречая случайно его взгляд, думала о том, какие честные у него глаза. Она смягчилась: в конце концов, он собирается помочь ей. Может быть, он довезет ее до ближайшего испанского поселения. Он знает, что ей надо попасть в Санта Фе. И он спас ее. Кармен улыбнулась.

Увидев ее чарующую улыбку, Пума еще больше зажегся огнем страсти. По выражению ее лица и глаз он понял, как наивна и неопытна она. По-видимому, она и не подозревает о его планах. Он невольно усмехнулся.

При этой усмешке его зубы блеснули яркой белизной на фоне темного загара. Человек, который так прекрасен лицом, не может быть опасен, подумала Кармен. И до сих пор он только доказывал ей свою доброту и благородство: ведь это он спас ее от Головы.

Она поежилась при воспоминании. Потом огляделась и заметила людей. Индейцев. Снова индейцы. Хорошо иметь защитника в такой обстановке. Но жить в таком вот жилище — это так отличается от того, к чему она привыкла! И все-таки, не стоит отворачиваться от человека, который единственный пришел к ней на помощь.

«Правило номер 327: Хорошая жена всегда исполнена благодарности к своему мужу: она добра на словах и на деле».

К мужу? — Как глупо здесь думать о правиле номер 327! Она не жена этому индейцу! И Кармен повернулась к нему спиной, разгневанно блестя глазами.

— Ну что ж, — сказала она так кротко, как только могла. — Я принимаю ваше гостеприимство. Скажите своей матери, я очень благодарна за… вигвам.

Он все еще стоял и смотрел на нее. Кармен неуверенно улыбнулась. Ей только сейчас пришло в голову, что Пума может надеяться, что она построит жилище и для него. Нет, без сомнения, ночевать он будет в другом вигваме. А поскольку поблизости живет его мать, он не позволит себе ничего предосудительного, разве не так?

Пума с полуулыбкой на губах повернулся и пошел на небольшой холм, к недостроенному вигваму. Кармен поплелась вслед за ним.

Он остановился перед кольями, нахмурясь. Надо было где-то раздобыть шкуры: буйволиную — для покрытия и оленью — для входной откидной двери.

— Подождите меня здесь, я посмотрю лошадей, — сказал он Кармен.

Кармен наблюдала, как легко он движется; какая широкая и сильная у него спина. Потом она с облегчением вздохнула — и, наконец, опустилась на землю отдохнуть после длинной тяжелой ночи.

«Правило номер 350: Хорошая жена с готовностью трудится бок о бок со своим мужем, всегда стараясь своими трудами облегчить ему жизнь».

— Но должна же я отдохнуть! — простонала Кармен. — И он — вовсе не муж мне!

Пума вернулся с несколькими свертками. Он поставил колья и исчез под ними. Кармен слышала его вздохи, еле слышные ругательства и видела пыль, вылетавшую наружу. Что он там делает? — недоумевала она. Она наблюдала, как Пума проделал несколько ходок в вигвам матери и принес еще что-то.

Наконец, отряхнув руки от пыли, он встал поодаль вигвама и дал знак Кармен подойти. Теперь была готова и дверь из оленьей шкуры.

Кармен вошла внутрь. Как здесь хорошо, с удивлением отметила она. По центру круг камней очерчивал место очага. В стороне стояли большой глиняный горшок и две прекрасные плетеные корзины. Были даже сложены стопкой миски, ложки и некоторые припасы. Кармен страшно захотелось поглядеть, что в них, но она удержалась, помня, что она — в гостях. Свет внутри вигвама был тусклым, но Кармен приготовила себе постель из шерстяных полотен и нескольких одеял, сшитых из разноцветных лоскутов. С кольев свешивалось оружие: лук, щит, копье, колчан со стрелами. Она разглядела испанскую аркебузу. Испанское седло, которое было на коне Пумы, также было повешено здесь. Все выглядело очень ухожено и даже красиво.

Кармен быстро обернулась: вошел Пума.

— Сядь, — потребовал он и сложил по одну сторону очага дрова.

Он уверенно и быстро разжег огонь, и вскоре вигвам озарился его веселым блеском.

— Проголодалась? — спросил он.

Кармен настороженно глядела на него и гадала, что едят апачи.

Но в желудке у нее и в самом деле было пусто и неуютно.

— Да, — поколебавшись, ответила она.

Пума улыбнулся и вышел, но вскоре вернулся с двумя мисками, наполненными дымящимся мясом. Он, довольный, взглянул на нее: за короткое время он спас ее, построил ей жилье и накормил. Она должна оценить это.

Пума вручил Кармен миску и ложку и сам сел напротив, скрестив ноги. Кармен поглядела на пищу: большие куски мяса вместе с неизвестными ей овощами плавали в ароматном соусе с приправой из трав. Она неуверенно откусила кусочек мяса и прожевала: очень вкусно. Она откусила еще раз, потом еще. Они ели в тишине. Когда Кармен справилась с едой, Пума вежливо спросил:

— Еще?

— Да, пожалуйста, — не стала отказываться Кармен. — Это очень вкусно. Что это такое?

— Мясо собаки.

Пума вышел за новой порцией и не видел, как расширились глаза Кармен, но услышал возглас отвращения. Когда он вернулся, Кармен уже отказалась от добавки. Пожав плечами, Пума сам съел лишнюю порцию. Отставив миски, Пума встал.

— Мы не спали ночь — и нам надо отдохнуть. Ты можешь спать здесь, — он указал ей на сделанную ею кровать.

Кармен, волнуясь, подняла руку к горлу:

— А где… где вы будете спать?

Пума взял с постели два лоскутных одеяла и положил их по другую сторону от очага.

— Здесь, — указал он на одеяла.

— 3-здесь? — Она пыталась сдержать дрожь в голосе, но не могла. — Я… я думала, что вы будете спать где-то еще. С матерью, — поспешила добавить она.

Пума поднял одну бровь:

— Мужчины-апачи не спят со своими матерями, — смеясь глазами, сказал он. — Разве испанские мужчины спят?

Кармен выпрямилась: она ясно поняла насмешку.

— Вовсе нет! Я совсем не это имела в виду! Я хотела… хотела сказать… я думала… я думала, вы будете отдыхать в другом месте! — в отчаянии выкрикнула она. — Не здесь! Не рядом со мной! Это не положено!

— Очень даже положено, — важно произнес Пума. — Это мой дом. И я буду спать здесь. — Он взглянул на нее смеющимися глазами.

Кармен сжала зубы: нарочно, что ли, притворяется тупым?

— Вы не можете спать здесь, — сухо и раздельно проговорила Кармен. — Потому что я сплю здесь.

Пума сел, облокотился и насмешливо посмотрел на нее.

— Вы знаете, что не должны оставаться здесь, — нервно добавила Кармен. Она встала и неуверенно шагнула к двери: — Тогда я уйду.

Пума только молча наблюдал за ней.

Его голубые глаза, их пристальный взгляд начинали бесить Кармен.

— Хорошо, — сказала она наконец, — я уйду. Я буду спать с вашей матерью.

Пума покачал головой: «Нет».

— Нет? — закричала Кармен. — Как вы смеете говорить мне «нет»?

Пума встал и пошел к двери. Он мягко отодвинул руку Кармен с кожаной занавески, потом за руку потянул к постели.

— Нет! — закричала Кармен. — Вы не смеете!

Она попыталась освободить руку. Он не отдавал ее руки, тогда она принялась толкать его свободной рукой, но тщетно.

— Оставь меня! Вы не можете… не смеете!

— Что не смею? — усмехнулся Пума. Да, его испанская пленница быстро не сдавалась.

Он внезапно отпустил ее — и она упала на одеяла.

Он моментально упал рядом и схватил ее. Кармен пыталась приподняться, но только оказалась в руках Пумы. Она лежала, глядя в его голубые-голубые глаза, на его твердую складку рта, который был всего в нескольких сантиметрах от нее. Она не могла не признать, что он дьявольски красив. Она ощущала его силу.

— Отпусти меня, — прошептала она.

Пума наклонился к ней, и она почувствовала его теплое дыхание. Она казалась такой доступной, такой близкой и желанной. Он пробежал пальцами по ее спине.

Кармен глядела на него широко открытыми глазами.

— Нет, — прошептала она. Его прикосновения были приятны, и ей хотелось, чтобы они продлились, но она понимала, что этого нельзя допускать.

— Да, — прошептал Пума. — Я хотел поцеловать тебя с первой нашей встречи. — Он наклонился еще ниже и нежно прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй был сладок; никогда еще Пума не испытывал подобного, и ему захотелось продолжить.

Когда его губы встретились с губами Кармен, ее глаза широко и тревожно открылись. От него так притягательно пахло дымом — и мужчиной. Потихоньку покусывая ее губы, будто пробуя их, он медленно проник языком в ее рот. Она поддалась и начала заигрывать с ним. Поцелуй длился долго, и Пума неохотно прервал его.

Кармен смотрела на него огромными глазами, медленно проводя пальцами по губам:

— Ты… ты поцеловал меня? — В ее голосе было изумление. — Это было со мной в первый раз.

Пума притянул ее к себе:

— Я могу даже больше, — заверил он ее. И он еще раз приблизил свои губы к ее рту.

Он в порыве прижал ее к своей твердой груди и застонал от удовольствия. Все свои силы он отдал этому поцелую. Он был страстным, отчаянным, сладким — таким сладким…

Кармен тяжело дышала: ее захватил поток таких ощущений, с которыми она была еще незнакома.

Ей было жарко, лицо ее пылало, мысли путались…

Этот человек, который был приятен ей своей красотой и силой, делал с ней что-то такое невообразимое…

Пума гладил ее спину, но холодный, скользкий материал платья раздражал его: ему хотелось ощутить ее тепло, ее гибкость и уступчивость. Он захватил в ладони ее твердые, сильные ягодицы и прижал ее к своим бедрам.

Кармен застонала от наслаждения, но успела подумать: что такое он делает с ней? Еще никогда она не ощущала такой легкости, такого парения в своем теле…

— Пожалуйста… — умоляюще сказала она.

В ответ Пума только еще раз поцеловал ее.

— Да, — против своей воли прошептала она. Ее руки сами собой обвились вокруг его шеи; она вся дрожала, а он жадно ласкал ее. Его руки, алчущие, требовательные, обегали все ее тело, но ей хотелось продолжить это волшебное ощущение.

Ее пальцы сами собой вцепились в его длинные волосы, и она притянула его ближе. От него так восхитительно веяло силой, и она упивалась незнакомым ощущением единства с ним. Она вдыхала его запах: запах дыма, пота и… мужчины. Инстинктивно она стремилась слиться с ним.

Они пожирали друг друга губами.

Пума прижимал ее, и его руки были как стальные обручи, но она ощущала себя в них так сладко, так спокойно… Он закрыл глаза, тяжело дыша… Ему казалось, он не проживет и мгновения без того, чтобы обладать ею… Как ему хотелось, чтобы ее мягкое, гибкое тело ответило ему таким же желанием…

Он накрыл ее своим телом, нашел изгиб ее бедер, приподнял край ее юбок и пробежался рукой по всей длине ее ноги… он ближе и ближе подвигался к заветной для себя цели… одним движением он отбросил прочь тонкое белье, которое она носила под юбками, но…

Тут Кармен опомнилась и оттолкнула его руку, хотя и слабо.

— Прекрати это! Стоп! — закричала Кармен. Ее глаза были широко распахнуты. — Что ты делаешь?

Он улыбнулся и поцеловал ее в кончик носа:

— Я ласкаю тебя.

— Но ты не можешь! — вскричала Кармен. — Я даже не знаю тебя! Мы с тобой не женаты! Я не могу! Сестра Франсиска говорила, что…

Пума, казалось, ждал продолжения, но Кармен не в силах была выговорить.

Он отодвинулся и посмотрел на нее. Он стиснул зубы от боли — и ждал.

Кармен вскочила и в ужасе смотрела на него: ее рот распух от поцелуев, волосы были всклокочены, грудь тяжело вздымалась.

— О, нет, нет, — простонала она. — Что я наделала?

Она выглядела такой подавленной, что Пума, забыв о своей боли, начал подыскивать слова утешения.

— Ничего, — наконец недоуменно сказал он. — Ты ничего не сделала.

— Ах, нет, — причитала Кармен. — Ты обманываешь меня. Ведь именно так получаются дети, я знаю…

Пума с удивлением смотрел на нее:

— Конечно.

Кармен заслонила глаза одной рукой, не в силах выдержать его взгляд:

— Значит, у меня будет ребенок, — простонала она.

Пума воззрился на нее недоуменно:

— Ты беременна?

Он мог бы поклясться до этого, что она невинна. Однако та горячность, с которой она Целовала его, должна была бы насторожить его.

Он отодвинулся и холодно спросил:

— И кто же отец?

Теперь Кармен недоуменно воззрилась на него:

— Ты! — почти выкрикнула она с пылающим лицом.

— Я? — Пума был потрясен. — Как я могу быть отцом ребенка? Мы с тобой еще ничего не сделали…

— Мы все сделали, — разрыдалась Кармен. — Как теперь я вернусь к своему народу? Я теперь не нужна своему жениху. Я пропала, пропала! — И она отчаянно зарыдала.

Пума был сбит с толку: что такое творится с этой испанкой?

Смущенный не меньше нее, он успокаивающе погладил ее руку.

Она еще громче зарыдала.

Пума тихо сидел и ждал, пока Кармен успокоится. Он задумчиво гладил прядь ее белокурых волос, целуя ее. Потом начал гладить ее по голове.

Кармен позволила себя успокоить, и постепенно рыдания прекратились.

— И ты думаешь, что у тебя будет от меня ребенок — после того, что было? — Пума пытался понять ход ее мыслей.

Кармен зарылась головой в меховые одеяла и кивнула, вновь зарыдав.

— Разве твоя мать ничего не рассказывала тебе о том, как получаются дети?

— Моя мать умерла, родив меня. — И Кармен снова зарыдала.

Пума сочувственно помолчал.

— Может быть, у тебя была тетя?

Она покачала головой:

— Никого. У меня никого не было. Сестра Франсиска собиралась рассказать мне…

— Ах, вот что. — Пума, наконец, понял. — Сестра не успела тебе рассказать.

Кармен взглянула на него: ее глаза были красны от слез, но все же она была прекрасна.

— Она никакая мне не сестра. Она — монахиня.

Он, не понимая, смотрел на нее.

— Монахиня в монастыре, где я воспитывалась.

Его непонимание начинало раздражать Кармен.

— Она была монахиня, значит, служила Богу.

— А… я понимаю.

— Отчего ты говоришь по-испански — но ничего не знаешь о монастырях и монахинях?

Пума улыбнулся:

— Наверное, оттого, что в тюрьме, где я выучился испанскому, о них ничего не знали.

— А… — Кармен нечего было на это сказать, и она принялась поправлять прическу. — Ты должен уйти.

Пума опять в недоумении посмотрел на Кармен:

— Я собираюсь лечь спать, — пояснила она. — Ты должен уйти.

— После того, что было между нами? — Не поверил Пума. Теперь-то он был уверен, что она примет его.

— Да, — твердо сказала она. На лице ее еще не просохли слезы. — Особенно после того, что было. И того, что будет.

Пума был совсем озадачен:

— А что такое будет?

— Как же? Наш ребенок.

— Ах, это. Конечно. Я забыл. — Он уже и в самом деле забыл, из-за чего его пленница начала рыдать и стенать.

Он нежно взял ее за руку.

— Нет, не надо, — она отдернула руку, — как раз с этого все началось.

Пума, чтобы не расхохотаться, некоторое время смотрел на одеяла, соображая.

— Я расскажу тебе, как получаются дети.

Он рассказал. Когда он закончил, Кармен в ужасе смотрела на него:

— И ты — ты хотел сделать это со мной?! — Она заикалась в смятении. — Нет! Никогда!

Пума улыбался: она занятна, эта испанка.

— Но так делают все, — просто объяснил он.

Кармен посмотрела ему прямо в глаза:

— А я — не буду.

Пума поднял одну бровь:

— А как же жених?

— Это большая разница! Мы с ним поженимся.

— Почему бы нам с тобой не пожениться? — Голос Пумы был угрожающе спокоен.

— Никогда! — вскричала Кармен. Она решительно скрестила руки на груди и напустила на себя гордый вид.

Кровь бросилась Пуме в голову. Эта женщина, порождение испанской собаки, отказывает ему! Он — уважаемый воин, знаменитый охотник. Женщины-апачи, даже некоторые из испанок, искали его внимания, завлекая игривыми взглядами и ласковыми улыбками; они были счастливы, если он удостаивал их одним взглядом! А эта пленница — эта рабыня! — не желает выходить за него замуж! Это было страшное оскорбление.

Он поднялся:

— У тебя был тяжелый день. — В голосе его была злость. — Я покидаю тебя, чтобы ты отдохнула.

Кармен нерешительно глядела на Пуму. Она чувствовала — что-то произошло. И поняла: он оскорблен.

— Подожди! — крикнула она вслед.

Его рука, взявшись было за полог, опустилась. Он обернулся.

— Да? — В его голосе слышалась оскорбленная гордость.

— Я… я понимаю… мне предложена большая честь стать твоей женой… Но я не могу, потому что у меня уже есть жених…

Ее голос пресекся: ведь это и не было предложением, говоря по чести. Может быть, он обиделся еще больше. Она растерянно потерла лоб. Она не знала, что делать. Но нельзя отпускать его так — злого, оскорбленного. И эти поцелуи… они были так прекрасны…

— Откуда тебе известно мое имя?

— Из каравана. — Видя ее непонимающий взгляд, он пояснил: — Лопес, повар, сказал мне.

— А… — Что же еще сказать? Он снова собирается уйти. — …Я знаю, что тебя зовут Пума. А есть у тебя другое имя?

Он нахмурился:

— Апачи не пользуются своими истинными именами. — Нет, он не скажет ей, что его истинное имя — Грозный Горный Лев.

Кармен с трудом выдерживала на себе его взгляд.

— Пума, — проговорила она. — Спасибо тебе — за мое спасение.

Он кивнул:

— Не за что. — И повернулся, чтобы уйти, но остановился. — Как звучит твое полное испанское имя?

— Донья Кармен Иоланда Диас и Сильвера.

Он явственно слышал гордость в ее голосе. Он наблюдал, как слова слетают с ее губ и думал о том, как сладки, как мягки эти губы…

— Я происхожу из старинной фамилии, из благородного рода. Я родом из Севильи, — гордо проговорила Кармен.

Пума коротко кивнул:

— Понимаю. — Пленники, у которых он выучился языку, часто рассказывали об Испании, о ее богатстве, ее чудесах. Говорили они и о Севилье. Это был город-партнер по торговле с Новым Светом.

Итак, его пленница — из богатой семьи. Статус этой семьи, очевидно, таков, какого Пума никогда и не слышал — и не надеялся узнать. Теперь ему стало ясно: она вне досягаемости для него. Как глупо было с его стороны предлагать ей выйти за него замуж. Она никогда не снизойдет до того, чтобы выйти за странствующего апача, который даже не владеет землей, на которой стоит его дом.

Пума окинул взглядом хижину, на которую возлагал столько надежд. Она вдруг померкла в его глазах. Он метнул взгляд на женщину, сидящую на его постели. Но она сидит на его постели — его, полуиндейца племени хикарилья-апачи! Не на постели какого-нибудь испанского дворянина! Он почти зарычал. Если этому суждено было быть, то пусть так и будет: он оставит ее себе. Он не станет больше предлагать ей выйти за него замуж: она наплюет на его предложение, как она только что сделала. Но он оставит ее себе: ее, с ее «старинным, благородным происхождением». Он улыбнулся жестокой улыбкой.

Кармен, увидев его улыбку, вздрогнула. Она поскорее натянула на плечи меховое одеяло.

Пума больше не мучился виной за то, что он провез ее, как пленницу, на виду у всей деревни — после того, как она ему отказала.

Пусть себе думает, что она здесь в безопасности — и что он отвезет ее в Санта Фе. А он тем временем будет забавляться, заманивая свою жертву. Теперь она в большей опасности и зависимости, чем тогда, когда перешагнула порог его жилища.

Ему стало легче от этой мстительной мысли.

— Спи, — сказал он.

— Да, — согласилась Кармен послушно и легла. Ей внезапно стало невмоготу выносить это напряжение. — Буду спать.

Он вышел.

Кармен подумала, как ярко изменился он после того, как она с такой готовностью отдала себя его поцелуям. Она потрогала свои пылающие губы… Ее первый поцелуй… и второй, и третий… Она вспыхнула.

Кармен заползла под меховые одеяла и закрыла усталые глаза. Но человек, дважды спасший ее, покинул вигвам, а вовсе не ее мысли. Она видела его перед собой: голубоглазого индейца, который говорил свободно по-испански. Она вспоминала его объятия, его теплые губы, его руки…

Она вновь вспыхнула при одном воспоминании, как она сама почти отдалась ему. Ей нужно помнить о своем женихе. Хуан Энрике Дельгадо казался таким далеким. И Санта Фе был где-то далеко-далеко.

Надо добраться туда во что бы то ни стало. Она должна выйти замуж.

Она подумала: а сможет ли Хуан Энрике Дельгадо целовать так же сладко, как Пума? Воспоминания вновь захватили ее. И в сознание начали заползать преступные сомнения. Сомнения о том, что Хуан Энрике Дельгадо так же хорош. Она вздохнула: никто больше не сможет так поцеловать ее.

Надо вернуться к своему народу, надо вернуться в Испанию. Ей нельзя здесь оставаться: иначе она подпадет под очарование Пумы. Нет, она не останется ни дня. Слишком он хорош и слишком велико искушение.