Глава 4

Это он! Он в караване!

Сердце Кармен взволнованно забилось, и она высунулась из повозки, ухватившись за поручни. Когда она впервые заметила его в караване, ей показалось, что ее сны продолжаются и наяву, как мираж. Ведь она после их встречи беспрестанно думала о нем, металась и вертелась в постели, не в силах заснуть, и наконец, заснула — с мыслями о нем! Разумеется, она ничего не рассказала донье Матильде. И теперь вот он — в том же самом караване! Ее глаза блестели от возбуждения. Он такой стройный, такой сильный, такой…

Взволнованно дыша, она высунулась из повозки, увидев, что он на рослом гнедом жеребце проскакал мимо, направляясь в головную часть каравана. Ее руки ухватились за поручни, и она вся подалась вперед, не отрывая глаз от его фигуры.

Боже, как он великолепен! Он казался оруженосцем самой великой Испанской империи, он был рожден для этого! Кармен вытянула шею, чтобы лучше разглядеть его, но он уже скрылся в облаке пыли.

Тут Кармен заметила, что донья Матильда наблюдает за нею, проницательные глаза дуэньи задумчиво сузились. Сразу умерив свой пыл, Кармен быстро опустила глаза.

Конечно, не подобает ей так заглядываться на него, решила Кармен. Не следует забывать, что она Кармен Иоланда Диас и Сильвера, знатная дама славного испанского города Севильи. Нельзя также забывать, что она направляется в Санта Фе, чтобы выйти замуж за Хуана Энрике Дельгадо. Нельзя допустить, чтобы ее умом и сердцем завладел какой-то солдат… хотя от одного его вида у нее захватывает дух.


Повозка ползла, кренясь и подпрыгивая по ухабам грязной дороги, Кармен уныло поглядывала по сторонам. Красноватая пыль оседала на ее лице, руках и волосах, забивала все швы и складки одежды. Длинное платье, слава Богу, закрывало от пыли большую часть тела, но отделанная плотной вышивкой передняя вставка лишь слегка прикрывала грудь, и Кармен чувствовала, что проклятая пыль покрыла ее шею, грудь, проникая во все поры.

Они с дуэньей укрепили матерчатые шторы над бортами повозки, чтобы защититься от безжалостных лучей солнца. Прямо перед их повозкой ехал верхом офицер Диего, за ним попарно шесть солдат. Караван двигался по Королевскому тракту.

Следом за повозкой Кармен двигалось еще десять повозок, груженых припасами, которые отец Кристобаль намеревался доставить в Санта Фе. Там находилось оружие: сотня новых аркебуз (разновидность мушкета), мечи, кинжалы, а также седла и конская сбруя. Для колонистов Санта Фе переправлялись бушели муки и крупы.

За повозками тащилось целое стадо быков, коров и коз, — они должны были обеспечивать мясом и молоком всех находившихся в караване; часть домашнего скота предназначалась обитателям Санта Фе. По сторонам стада ехало верхом двенадцать погонщиков. За стадом двигался огромный табун из тысячи лошадей; табун охраняло тридцать солдат. На всем пути следования каравана у отца Кристобаля были новообращенные сподвижники.

Изредка Кармен видела отца Кристобаля верхом на крупном сером муле Габриеле. Иногда отец Кристобаль ехал позади повозок, иногда впереди, следом за майором Диего, в зависимости от желания мула.

Бирюзовые глаза Кармен оглядывали бесконечную красновато-коричневую пустыню, коричневые растрескавшиеся валуны. Сквозь постоянно окутывающее караван облако пыли она силилась разглядеть в этой пустыне хоть какие-то признаки жизни, но видны были только кактусы.

Каждый день в течение последней недели она, — выглядывая из повозки, наблюдала одну и ту же пустынную сцену с пыльными декорациями. Сначала бесконечное ожидание в Эль Пасо дель Норте — а теперь это! Может быть, караван тащится по гигантскому кругу, а однообразный пейзаж не дает людям заметить этого?.. Если только они доберутся до Санта Фе… И Хуан… Она решительно выбросила из головы воспоминания о холодно-голубых глазах.

Повозка снова накренилась, и Кармен ухватилась за деревянный бортик повозки. Она ругнулась — не вслух, про себя, чтобы скорчившаяся напротив нее донья Матильда не услышала, не дай Бог, грубые слова. А как монахини из монастыря были бы шокированы, услышав такие слова из уст одной из лучших учениц, подумала Кармен. Эти проклятья она произнесла, чтобы как-то разрядить раздражение, накопившееся в ней от бесконечной череды дней, тянущихся по этой однообразной пустыне.

Кармен искоса глянула на дуэнью. Матильда Хосефа Дельгадо была преданной и постоянной подругой ее с тех пор, как они уехали из Севильи более года тому назад.

Когда умер отец Кармен, все в ее жизни изменилось. Даже сейчас, при воспоминании о смерти отца слезы покатились из бирюзовых глаз Кармен, и она отвернулась, прикрывшись шторой и надеясь, что жара скоро высушит следы слез на щеках.

Кармен молча покачивалась в такт движению повозки и делала вид, что любуется пейзажем, тогда как в действительности она видела лишь лицо своего умершего отца — словно в тумане. Потом это видение исчезло, и трудно было вызвать его вновь. А что если она постепенно совсем забудет его? Ее дыхание стало частым и прерывистым, и она прижала бледную узкую ладонь ко рту, чтобы заглушить стон. Пустыня поплыла перед глазами, и Кармен с трудом подавила рыдания. Как больно чувствовать себя одинокой в этом мире.

Спустя некоторое время боль от невыплаканных слез окончательно прошла. Она слегка выпрямилась и постаралась взять себя в руки. Она тщательно вытерла глаза, откашлялась — ведь так много пыли! Затем откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, стараясь привести в порядок мысли. Не хотелось видеть ничего вокруг.

Длинные, вьющиеся локоны белокурых волос струились по ее плечам и спине. Черная кружевная мантилья давно соскользнула с ее головы и траурным покрывалом лежала вокруг на скамье. Ее любимое платье из бирюзовой тафты, которое она надела в день такого удачного приема у алькальда (как давно это было!), помялось и покрылось пылью. Это яркое платье Кармен впервые надела после траура по отцу и с тех пор носила, не обращая внимания на неодобрительное фырканье дуэньи, которой почему-то не нравилось, что год траура прошел. Теперь она сожалела о своем упрямстве, так как ее любимое платье стало ужасно мятым и потертым оттого, что в нем приходилось и ходить по пыльной дороге, и спать, и сидеть. Под мышками от пота появились темные пятна — все из-за этой проклятой жары!

Однако Кармен выглядела вполне презентабельно, высокий лоб придавал благородство ее внешности и свидетельствовал о ее знатном происхождении. Бирюзовые глаза, в обрамлении темных бровей и ресниц, освещали воистину ангельское личико — по крайней мере, так всегда говорила сестра Франсиска, ее любимая наставница в севильском монастыре. Затем сестра Франсиска взволнованно и строго предостерегала свою воспитанницу от ужасного греха тщеславия. В душе Кармен удивлялась, какой же грех в том, что при взгляде на нее в обычно строгом голосе наставницы появлялись теплые нотки.

Вспомнив о сестре Франсиске, Кармен открыла глаза. Наверное, пора выйти из повозки и прогуляться, так она делала последнее время. Когда повозку забивало пылью и в ней становилось слишком душно и жарко, они с доньей Матильдой выходили и шли рядом по дороге. Это помогало размять застывшее от неподвижности тело и привести в порядок мысли. Волы тянули повозку неспешно, и шагать рядом было нетрудно. Даже управлять повозкой было необязательно, так как животные покорно шли следом друг за другом. Через некоторое время клубы красной пыли и палящее солнце доводили Кармен до удушья и головной боли, и приходилось снова забираться в повозку.

— Меняем одно страданье на другое, — говорила донья Матильда.

В таких случаях Кармен вспоминала о гнетущей скуке пребывания в монастыре и воодушевленно внушала себе, что все приключения, выпавшие теперь на ее долю, тогда не снились ей и в самых безумных снах.

Но как бы ей хотелось проскакать по этим обширным пустынным холмам на быстрой лошади, такой как ее любимая кобылка Маргарита. Мысли о любимой лошади, ее серой блестящей шкуре, сильных мускулах, которые так и играли под кожей, когда они галопировали по отцовским полям, наполнили душу Кармен горестно-сладкими воспоминаниями о родном доме.

Но Маргарита была теперь далеко, так же далеко, как и вся прошлая жизнь Кармен. После смерти отца, главой семьи стал его младший брат. Дядя Фелипе настоял, чтобы ее любимую лошадь продали.

— Зачем тебе лошадь на корабле, а затем в долгом путешествии по пустыне к Санта Фе? — отшучивался он, не обращая внимания на отчаянные мольбы Кармен. — А если твоя лошадка не выдержит столь трудного путешествия и помрет?

Наконец, очень неохотно, Кармен согласилась оставить лошадь, лишь бы она была жива. Позднее Кармен поняла, что ее дядя просто не хотел платить большие деньги за специальную лицензию на провоз лошади в Новый Свет.

Кармен вздохнула. Как ей хотелось, чтобы Маргарита была здесь, чтобы можно было ускакать на ней за эти холмы, от этой пыли и гнетущей жары…

Повозку тряхнуло снова, и мысли Кармен, блуждающие в прошлом, резко вернулись к действительности.

Как безлюдна и уныла пустыня, подумала она. А если что-то случится с одиноким беспечным путником? Поэтому и пришлось ей ожидать шесть месяцев эскорта в Эль Пасо дель Норте. Теперь она увидела своими глазами, как безлюден этот край, как мало еще здесь миссий и как далеко они расположены друг от друга, и была рада, что все-таки дождалась каравана. К тому же надо остерегаться индейцев: команчей, утов и наиболее опасных из них — апачей. Присутствие в караване солдат вселяло в Кармен чувство безопасности. Не осмелится же какой-нибудь одинокий апач напасть на таких великолепных солдат!

Пару ночей им посчастливилось провести в миссиях. Миссии представляли собой поселок из глинобитных построек, в центре поселка находилась церковь, также сложенная из необоженного кирпича. Священники и их индейские прислужники были очень приветливы и жаждали новостей. Женщины и дети — темноглазые, черноволосые и неулыбчивые — разглядывали Кармен и ее одежду. И она, чувствуя неловкость от их молчания и пристальных взглядов, спешила отыскать свою повозку.

Неустроенный быт колонистов не очень удивил Кармен. Она видела нищету и раньше, хотя большую часть жизни провела в относительно комфортных условиях в католическом монастыре, куда ее определил на воспитание отец. Иногда она и сестра Франсиска выходили из монастыря — разумеется, с сопровождающими. Узкие улочки Севильи были покрыты отбросами, экскрементами животных и прочими нечистотами. Выливать на улицу помойные ведра после десяти часов вечера было разрешено законом. Они с сестрой Франсиской направлялись к площади Ареналь, где проходили народные гуляния, а на берегу реки Гвадалквивир находился рынок. Добрая сестра крепко держала свой кошелек, опасаясь карманных воришек. Во время таких выходов Кармен познакомилась с разными типами нищих. Хотя Севилья считалась городом садов, монастырей и дворцов, была там и бедность, и голод, и лохмотья — и все это стекалось к площади Ареналь. Да, Кармен видела нищету.

Обстановка в доме отца была скромная. Кармен знала, что основной доход ему приносят сады и виноградники. Ее отец, хотя и принадлежал к верхушке общества, не был богат, так как много лет тому назад разорился, вложив деньги в неудавшиеся торговые сделки в Новом Свете. Сначала затонул один из его кораблей, затем пиратами был захвачен второй. Хотя фамилия Диас все еще пользовалась общим уважением и известностью, у современных ее представителей уже не было того достатка, каким обладали их предки. Женитьба дона Карлоса на дочери обнищавшего идальго, будущей матери Кармен, также не способствовала процветанию семьи.

Странствуя по Новому Свету, Кармен и здесь видела голодных детей и печаль наполняла ее душу. Она не раз задавала себе вопрос, почему Бог счел нужным столь неравномерно распределить все блага между людьми. А может, сам человек создал такое неравенство?

И в то время как ее собственная жизнь в Севилье была довольно обеспеченной, многие родственники жили в бедности. Когда она жила в Севилье… На праздники или каникулы ей разрешали побыть дома всего несколько часов, с тем, чтобы на ночь она возвращалась в монастырь. Так распорядился ее отец. Долгое время Кармен не могла понять, чем она заслужила столь холодное отношение со стороны отца. Сколько раз она пыталась добиться хоть какого-нибудь одобрения или ласкового взгляда, но увы! — отец оставался холоден и неприступен. Поэтому она не очень удивилась, когда обнаружила, что и младший брат отца, Фелипе, обладает подобным характером.

Однажды, когда Кармен уже стала взрослой, сестра отца, тетушка Эдельмира, увидела, что племянница плачет. Это случилось во время одного из редких и кратких посещений родового поместья. Черные глаза тетушки Эдельмиры задумчиво прищурились; она отвела рыдающую племянницу в сторону и постаралась объяснить ей, что она ни в чем не провинилась перед отцом, что ее отец так же относится ко всем окружающим. У него ни с кем не было близких отношений, он всегда был таким, а не только с тех пор, как умерла его жена и родилась Кармен, восемнадцать лет тому назад.

Кармен спросила сквозь слезы, не считает ли отец, что она виновна в смерти матери. И тетушка неохотно подтвердила вероятность этого предположения. Затем в некотором замешательстве она поднялась с дивана и стала проворно приводить в порядок уже прибранную комнату, сделав вид, что очень занята.

Кармен поняла, что тетя и так сказала слишком много и больше не хочет говорить на эту больную тему. Поэтому она вытерла слезы, но в душе ее осталась горькая обида на несправедливость отцовского обвинения. Казалось, ноги ее налились свинцом, но она поднялась и вышла из комнаты, где чем-то шелестела и шуршала, продолжая уборку, тетушка Эдельмира.

Странно, что сейчас ей вспомнилось все это. А о чем было еще думать в дороге? Как она могла думать о своем женихе, Хуане Энрико Дельгадо, если никогда не видела его и ничего о нем не слышала до того рокового дня, когда дядя пригласил ее в комнату, которую он теперь называл своим рабочим кабинетом, и объявил о помолвке.

Хуан Энрике Дельгадо, сказал дядя, третий сын известного испанского гранда, представитель одного из старейших родов в Севилье. Как третий сын он, по закону, не является наследником отца, но может многого добиться сам, так как очень честолюбив и энергичен. В поисках удачи он отправился в Новую Испанию — это далеко отсюда, в Новом Свете.

Дядя находился под впечатлением от слухов и той информации, которая время от времени поступала в Севилью из Новой Испании. Большое впечатление на него произвели также подробные письма самого Хуана Энрике, в которых тот сообщал о своих весьма перспективных ртутных рудниках и соляных копях.

Кроме того, большой доход Хуану приносила продажа африканских рабов, перевозимых в Мексику как корабельный груз. Кармен несколько смутили эти сведения, однако она промолчала. А дядя перечислял все неоспоримые достоинства ее будущего мужа: земли, рудники, дом… Решив, что пришло время обзавестись своим домом и жениться, Хуан Энрике Дельгадо попросил руки благородной Кармен Диас и получил согласие. И вот сейчас на ее белой руке поблескивал рубин, окруженный изумрудами — подарок незнакомого Дельгадо.

Слушая своего дядю, Кармен начала понимать, что ее брак — отчаянная попытка поправить благосостояние семьи Диас. Подразумевалось, что пришедшие в упадок дела этой семьи могут быстро измениться к лучшему, благодаря блестящему браку Кармен с таким преуспевающим дельцом, как Хуан Энрике Дельгадо.

Кармен сжала губы, когда поняла, что ее мнение ничего не значит при заключении этого брачного контракта. Ей оставалось только надеяться, что Хуан Энрике окажется честным и порядочным человеком — это было важнее всего.

Когда Кармен попыталась узнать хоть какие-то подробности о своем женихе, дядя добавил, что он на несколько лет старше Кармен. И, по мнению дяди, это очень хорошо, так как старший, с твердыми моральными устоями муж сможет держать в руках легкомысленную монастырскую воспитанницу, которая постоянно готова к разным выходкам.

Кармен ничего не ответила на это замечание, но хотелось бы знать, какие выходки, по мнению дяди, возможны в монастыре под неусыпным оком строгих наставниц. Единственной наставницей, чью строгость Кармен Умела смягчать, была сестра Франсиска. И Кармен была уверена, что добрая сестра никогда не расскажет об их редких посещениях севильского открытого рынка. И разве можно это назвать «выходками»? Кармен пожала плечами и решила, что ее дядя просто выдумывает.

Не в силах удержаться от того, чтобы еще что-нибудь выведать о своем женихе, она спросила дядю, где именно проживает Дельгадо в Новом Свете.

— В Санта Фе, — кратко ответил тот.

Дядя взял со стола толстую книгу в переплете. Страницы книги пожелтели и помялись от времени. Автором был Томас де Торквемада, двести лет тому назад бывший великим инквизитором.

— В этой книге есть все, что тебе надлежит знать, — с важностью произнес дядя.

Кармен, в некотором замешательстве, взглянула на титул — Какой должна быть настоящая жена — прочла она. Дядя сделал рукой знак, что она свободна. Разговор был окончен. Кармен вышла из комнаты, ошеломленно прижав к груди толстый том.

И вот она должна ехать в такую ужасную жару, подвергая себя опасности, к незнакомому мужчине, чтобы выйти за него замуж. Хотелось надеяться, что он, по крайней мере, будет добрым к ней. А если честно, то она надеялась, что он будет более чем добр, что он полюбит ее. В душе она даже была рада своему будущему замужеству, так как оно освобождало ее от отчаянной скуки монастырского существования. Жених вошел в ее жизнь, заменив потерянного отца, и еще не узнав Хуана Энрике Дельгадо, она уже испытывала к нему благодарность и привязанность.

Она не решалась назвать это любовью, хотя это сильное чувство помогло ей совершить такое долгое-долгое путешествие по океану, а затем по суше — от Мексиканского залива до города Мехико и дальше, до Эль Пасо дель Норте. Упорное стремление увидеть, наконец, Хуана Энрике Дельгадо сделало для нее таким невыносимым шестимесячное ожидание в Эль Пасо дель Норте и сейчас вело ее через пыльную, знойную пустыню в Санта Фе.

Чтобы хоть как-то скоротать время, Кармен попросила:

— Донья Матильда, пожалуйста, прочтите мне что-нибудь из книги Торквемады.

Дуэнья услужливо достала толстый, заботливо обернутый том — одну из двух ценных книг, захваченных ими из Испании. Вторая книга принадлежала лично донье Матильде — это был тоненький томик стихов великого испанского поэта Лопе де Вега. Тонкую книжку она отложила в сторону, а толстую раскрыла, положив на колени. И откашлявшись, начала читать:

— Правило номер 237: Настоящая жена всегда содержит дом своего мужа в полном порядке.

Кармен задумчиво кивнула головой:

— Продолжайте.

— Правило номер 238, — читала донья Матильда. — Настоящая жена всегда готова слушать мудрые слова мужа.

Кармен нахмурилась. Она надеялась, что у Хуана Энрике Дельгадо найдутся для нее мудрые слова. Конечно, найдутся. Он красив, обаятелен, умен — она была уверена, что ее будущий муж обладает всеми этими качествами. И она снова в душе поблагодарила своего дядю за то, что, при всей его холодности, он позаботился о том, чтобы эта замечательная книга сопровождала ее в дороге. Несомненно, это самое лучшее, самое ценное руководство для жен, с удовлетворением решила Кармен и попросила продолжить чтение.

Дуэнья снова монотонно забормотала:

— Правило номер 265: Настоящая жена никогда не повышает голос на мужа. Правило номер 266: Настоящая жена во всем согласна со своим мужем.

Донья Матильда продолжала читать. Правду говоря, Кармен уже почти наизусть заучила эту умную книгу. Каждое из четырехсот семидесяти трех суждений великого Торквемады четко отложились в ее мозгу за время долгого путешествия по океану и по суше.

— Правило номер 274: Настоящая жена разрешает слугам прислуживать себе только в исключительных случаях. Правило номер 275…

— Пока достаточно, — вздохнула Кармен.

Донья Матильда вновь бережно завернула бесценную книгу.

Кармен нервно поерзала на скамье, придумывая чем бы еще заняться. Потом она уронила с пальца кольцо, подаренное женихом, и долго шарила по дну повозки, пока не нашла потерю. Все это время дуэнья вопросительно поглядывала на Кармен, но от замечаний воздержалась. Вместо этого она стала пристально вглядываться в пустынное пространство, якобы чем-то заинтересованная, и предоставила Кармен самой себе.

Кармен выпрямилась и достала темно-коричневую кожаную сумочку. Она еще раз взглянула на кольцо, развязала кожаный шнурок и бросила кольцо в мешочек, где хранились другие ее драгоценности. Услышав, как оно глухо звякнуло, Кармен незаметно улыбнулась.

Она приподняла мешочек, оценивающе взвесила его в руках. В нем было все ее состояние, ее приданое, все, что она имела. Ее Дядя решил, что во время длительного путешествия из Севильи по Санта Фе наиболее безопасно и удобно везти драгоценности с собой, поэтому он продал все, что досталось Кармен от отца и купил драгоценности и золото.

Кармен уже истратила большую часть золота, полученного от дяди, на еду и жилье для себя и доньи Матильды. Кармен купила повозку и волов у семьи, которая прибыла из Мехико с караваном и решила остаться в Эль Пасо дель Норте. Последние золотые монеты ушли на этот путь — от Эль Пасо дель Норте до Санта Фе.

В коричневом мешочке были изумительные рубины, гораздо прекраснее, чем на перстне, подаренном ей Хосе Энрике Дельгадо, хотя Кармен неохотно признавала это. Она думала, что Дельгадо вынужден был вложить деньги в ртутные рудники или соляные копи, и у него просто не оказалось нужной суммы, чтобы купить более дорогой перстень для своей невесты. Зачем быть привередливой?

А еще в ее мешочке были топазы, сапфиры, сверкающие бриллианты и редкие камни всех цветов в разных оправах. Одни были вставлены в перстни, другие — в кулоны, ожерелья, браслеты, броши, во всякие мыслимые и немыслимые женские украшения.

Иногда, когда ее дуэнью смаривал сон, Кармен доставала заветный мешочек и играла со своими драгоценностями — как будто с красивыми блестящими игрушками. Она переливала их, как воду сквозь пальцы, надевала на шею ожерелья, одно поверх другого. Закончив играть, она бережно собирала их и складывала обратно в мешочек, который затем прятала под войлок, покрывающий дно повозки.

— Госпожа, — подала, наконец, голос донья Матильда, — лучше оставьте перстень на пальце. Ваш жених будет недоволен, когда увидит, что вы его сняли.

— В самом деле, — улыбнулась Кармен. — Я совсем не подумала об этом.

Как могла она этот бесценный для нее дар положить так просто вместе с другими украшениями? — упрекала она себя. О чем она думала? Это же дар от него, памятный подарок от ее нареченного, ведь ценность этого перстня много выше его стоимости. Отныне он всегда будет на ее руке.

Она внимательно посмотрела на свою спутницу. Старая дева, дальняя родственница семьи Дельгадо, благородного происхождения, в юные годы не получившая достойного предложения, донья Матильда теперь вынуждена содержать себя, служа дуэньей у молодых девушек из этой семьи. Каждая из ее питомиц, выйдя замуж, забывала свою дуэнью, а та, слегка постарев и поседев, вскоре принимала под опеку следующую девицу из рода Дельгадо. Кармен иногда задумывалась, сколько юных девушек из этого рода опекала донья Матильда, но считала невежливым спрашивать об этом.

— Вы когда-нибудь встречались с Хуаном Энрике? — спросила она. Она и раньше пыталась расспросить о нем донью Матильду, но обнаружила, что очень трудно получить от той более или менее полную информацию. Пожилая женщина, обычно прямая и резкая в своих суждениях, всегда очень сдержанно говорила о своих родственниках.

Пока ее спутница думала над ответом, Кармен разыскала тоненькую пачку писем, которую везла с собой. В этой пачке, перевязанной алой ленточкой, рядом с желтым, помятым письмом от тетушки Эдельмиры, удачно догнавшим ее в Эль Пасо дель Норте, лежало одно-единственное послание от Хуана Энрике Дельгадо.

Кармен раскрыла его, еще раз прочла строчки, написанные красивым витиеватым почерком, и счастливо вздохнула. Цветистый слог письма заставлял и сейчас ее сердечко замирать от счастья, как и тогда, когда она первый раз прочла эти строчки. Она кончила читать послание, которое и так помнила наизусть, и закрыла глаза, чтобы снова и снова представить себе благородные и нежные чувства, выраженные в письме. Кто может сравниться по благородству и образованности с Хуаном Энрике Дельгадо? Она сурово подавляла в себе воспоминание о суровом лице, резкие черты которого освещали холодновато-голубые глаза. Нет, конечно, нет. На всем обширном пространстве Новой Испании нет мужчины достойнее, чем Хуан Энрике.

Она тоже писала ему. Она решила сама, в собственноручных письмах сообщать ее нареченному о времени отъезда и прибытия в разные пункты, обо всех происшествиях в пути — обо всем, что, по ее мнению, должно было его интересовать. Невозможно было узнать, дошли ее письма до адресата или нет, но хотелось надеяться, что дошли.

— Хуан Энрике, — произнесла ее дуэнья, слегка откашлявшись, — всегда был хорошим мальчиком.

Это была ужасная ложь, и донья Матильда почувствовала себя неловко, но не могла же она сказать этой девушке правду о ее женихе. Дело в том, что Хуан Энрике приводил в ужас всех родственников и знакомых, в чьих родовых поместьях он когда-либо был принят. Матильда Хосефа могла бы порассказать многое о распрекрасном женихе Кармен. Однажды в детстве он поджег хвост дворовому коту и животное в ужасе пронеслось по конюшне и по стойлам, все поджигая на своем пути. Находчивый конюх выплеснул на бедное животное ведро воды, но кот все равно погиб.

В другой раз Хуан Энрике уговорил простоватого соседского мальчишку покататься в бочке по дороге и уже собирался скатить его с моста к реку — слава Богу, подоспел старший брат Хуана и остановил проказника.

А позже… Хорошо, что семье удалось замять дело с его сводной сестрой и их незаконорожденным ребенком!

Матильда Хосефа догадывалась, что большая часть денег поступает к Хуану Энрике не от ртутных рудников и соляных копей, а из фамильных сундуков. Старый гранд до сих пор посылает деньги своему непутевому сыну, лишь бы он не возвращался в Испанию. Что ж, неплохая сделка — усмехнулась про себя донья Матильда.

О, да! Она могла бы рассказать этой молодой женщине пару-другую историй из жизни человека, за которого та собиралась выйти замуж. Донья Матильда задумчиво прикрыла глаза — и вздохнула. Нет, не надо… Лучше ничего не рассказывать. В течение многих месяцев, пока длилось их путешествие, она заботилась о Карменсите (такое уменьшительное имя она дала своей юной спутнице). Своевольная и упрямая, Карменсита тем не менее всегда думала о том, чтобы ее дуэнья была сыта и хорошо устроена. Матильда Хосефа очень ценила это и была склонна оправдывать некоторую импульсивность своей подопечной юной пылкостью чувств. Ей не хотелось думать, как жизнь с Хуаном Энрике может изменить эту пылкую душу. Оставалось надеяться на то, что он, повзрослев, стал более сдержанным в своих поступках и более внимательным к окружающим. Матильда Хосефа с сомнением вздохнула и стала смотреть на пустыню.

Обстоятельства сложились так, что донье Матильде некуда было податься в Севилье. Несчастную сводную сестру Хосе Энрике, у которой она также была дуэньей и в которой души не чаяла, поселили в маленьком деревенском домике, подальше от фамильных владений, но Матильда Хосефа не пожелала разделить с нею пожизненное заключение. Поэтому пришлось искать себе другое место.

Да, если бы Карменсита знала, за кого выходит замуж, она повернула бы обратно свою повозку. Донья Матильда достаточно хорошо узнала свою подопечную, чтобы понять ее ум и доброту. Пусть она своевольна и импульсивна, но именно эти черты ее характера в сочетании с независимостью суждений, возможно, приведут к тому, что познакомившись поближе с Хосе Энрике, она откажется от брака с этим человеком, брака, который придумал для нее глупый дядюшка. И Матильда Хосефа знала, что когда наступит такой момент, она не оставит свою питомицу, даже если им придется с позором покинуть Санта Фе. Потому что лучше позор, чем видеть, как эта чистая душа будет растоптана таким подонком, как Хуан Энрике.

Матильда Хосефа закашлялась от пыли, которую взбили копыта проскакавшей мимо гнедой лошади.

Кармен замерла. Ее глаза заметили всадника, прямо сидевшего в высоком седле.

— Это опять он, — пробормотала она.

— Кто? — выглянула из повозки ее спутница.

Кармен вспыхнула. Она не подумала, что ее услышат. Она сделала вид, что мурлычет песенку, надеясь провести свою дуэнью.

Но любопытство старшей женщины уже было возбуждено. Ее блестящие черные глаза пристально смотрели вслед проскакавшему всаднику. Она увидела широкие плечи, тонкий стан, длинные ноги. Черные волосы выбились из-под испанского шлема.

— Кто? — снова спросила она. — Этот солдат?

Ее острый нос высунулся далеко из повозки.

Кармен вздохнула. Врать ей не хотелось, но не хотелось и рассказывать донье Матильде, что мужчина, проскакавший сейчас на лошади, спас ее как-то ночью в Эль Пасо дель Норте. Дуэнья придет в ужас, узнав, что ее юная подопечная бродила ночью одна по городу.

Присутствие этого человека в караване очень беспокоило Кармен, напоминая о ее безрассудном поведении.

Какая-то таинственная связь возникла между ними. Однажды утром, убирая постель, Кармен почувствовала, что у нее шевелятся волосы на затылке. Она обернулась и увидела, что он наблюдает за ней. Он сидел верхом на своем гнедом жеребце, и его лицо было спокойно и бесстрастно. Рассерженная Кармен сдвинула брови и надменно, как и следует знатной даме, посмотрела на него — пусть только попробует что-нибудь сказать! Он продолжал смотреть на нее, а она от волнения никак не могла сложить одеяло. Его каменное лицо ничего не выражало, но когда он отъехал, она почувствовала странное разочарование, как будто она готовилась к поединку, а ее противник не принял вызов. Она должна была признаться себе, что ледяной блеск его голубых глаз и их пристальный взгляд взволновали ее. С тех пор она ловила себя на том, что в течение дня постоянно следит за ним, но не могла понять, что движет ею: влечение, чувство вины, любопытство или гнев.

Донья Матильда втянула свой нос обратно в повозку и теперь внимательно изучала лицо своей юной спутницы. Итак, почему Карменсита вспыхнула, а глаза ее заблестели и оживились?

Острый взгляд дуэньи задумчиво последовал за всадником на гнедом жеребце.

Загрузка...