Полдень 23 век. Возвращение Тойво

14 мая (чуть позже), встреча с Ростиславом и Аико

Я вошел в просторную комнату, залитую теплым золотом предвечернего солнца, с распахнутыми во всю стену окнами и сразу увидел их. Ростислав и Аико сидели на плоских подушках у невысокого длинного столика и смотрели на меня. Знаете, есть такие особенные лица, словно светящиеся изнутри… У них обоих были такие лица. Комната была наполнена запахами леса и свежей травы. Интерьер нес на себе черты японского минимализма. Ничего лишнего. На стенах гравюры в стиле укиё-э, «образы быстротекущей жизни», со столбиками иероглифов: цапля, стоящая на одной ноге среди редкой растительности, рядом ночной пейзаж, в темно синих тонах: два островка, покрытые лесом, лодка с человеком и луна, проглядывающая сквозь облака, справа зимний пейзаж: дома с загнутыми краями крыш на берегу реки, с белыми точками идущего снега. На невысоком столике у стены — ваза с какими-то незнакомыми мне цветами (похоже на икебану, подумал я), на столике небольшой чайничек, накрытый салфеткой и три чашки. Видимо одна чашка предназначалась для меня. Слева у окна стоял небольшой вполне современный диванчик. Похоже он предназначался для посетителей, так как был совершенно не японского вида, но, тем не менее, довольно гармонично вписывался в общий антураж. Ростислав поднялся мне навстречу, среднего роста, ладный мужчина, на вид лет 60–65, в белых летних брюках и светлой рубашке, с белой бородкой и седыми, коротко остриженными волосами. Весь он лучился какой-то детской радостью и простотой. В присутствии таких людей сразу становится легко, хорошо и уютно. Словно встретил старого, доброго друга. Он, улыбаясь, протянул мне руку. Так вот он какой, на расстоянии протянутой руки, Дайши Тайсэй, великий псионик, собственной персоной.

— Здравствуйте, Максим, — сказал Ростислав, — рад нашей встрече.

— Здравствуйте, Ростислав, — сказал я, пожимая ему руку и тоже улыбаясь.

Аико тоже встала и подошла ко мне. На ней были светлые брюки и длинная свободная блуза с небольшими вырезами по бокам с какой-то изящной вышивкой в виде иероглифов на груди и широких рукавах. Темные, ниспадающие на плечи волосы, были охвачены обручем из незнакомого мне материала, светящегося мягким, теплым светом. Я взглянул на нее и… знаете ли, я видел красивых женщин за свою долгую жизнь, но здесь была красота совсем иного порядка… Было в ее красоте что-то… неземное, почти пугающее. Человек не может быть так красив. Такой могла быть какая-нибудь Аматерасу-о-ми-ками[13] — «величественная, заставляющая небеса сиять». Это была не только красота черт лица, было что-то неуловимое «еще» во всем ее облике, что неудержимо приковывало взгляд и рождало это ощущение в полном смысле неземной красоты… Я моргнул. И вдруг это ощущение исчезло. «Что за наваждение, массаракш!», — подумал я ошеломленно. Передо мной стояла обычная, несомненно, очень миловидная молодая женщина лет тридцати, при взгляде на которую, сразу же в голову приходила мысль, что мама у нее, скорее всего, была из экзотической страны Ниппон, как ее называют сами жители, «страны восходящего солнца», но не было в ее миловидности ничего сверхъестественного и пугающего. Она не была даже как-то особенно красива. Просто на нее было очень приятно смотреть. Есть такие лица. Смотришь на них и словно душой отдыхаешь. Глаза улыбающиеся, чуть с лукавинкой. Все лицо лучится радостью и добротой. У меня возникло неотразимое ощущение, что я встречал ее раньше, хотя, вне всякого сомнения, я видел ее первый раз в своей жизни. Я чувствовал себя странно, глядя на нее. Так чувствуешь себя, когда возвращаешься домой после долгой разлуки, с какого-нибудь забытого богом Саракша, весь измотанный, издерганный и разбитый душевно и физически, как «израненная птица, летящая на усталых крыльях из мира штормов», как писал Грауэрт в прошлом веке, и на пороге дома тебя встречает родной, любимый человек. И чувствуешь любовь, нежность и сострадание, теплую и уютную атмосферу родного дома, и знаешь, что теперь можно расслабиться и, наконец-то, отдохнуть, не держа все время палец на спусковом крючке, и не напрягаясь при каждом шорохе, и с облегчением осознаешь, что весь этот черный кошмар остался позади. Наконец-то, ты дома. И, как сказал тот же Грауэрт, «можно снова пить жизнь потоками медового огня, воскрешая потерянную привычку к счастью».

— Познакомьтесь, моя дочь, Аико, — сказал Дайши Тайсэй.

— Здравствуйте, Максим, — сказала Аико, тоже улыбаясь, и вдруг, протянув руку, прикоснулась к моей переносице.

Оглушительный гром, казалось, потряс всю Вселенную. Мир обрушился и исчез перед моими глазам. В буквальном смысле слова. Только что передо мной была комната, улыбающаяся Аико, Нехожин. И вдруг все это исчезло. Я совершенно перестал воспринимать окружающий мир — он исчез словно по мановению волшебной палочки. Моя привычная жизнь, мое имя, моя личность смутно, бесплотными миражами маячили где-то далеко на периферии сознания: Максим… Свердловск… планета Земля… Все это казалось теперь каким-то далеким и нереальным, словно это были тени какого-то полузабытого сна.

Я был Чистым Сознанием, Вселенским Разумом, который невозможно описать никакими словами. Беспредельный Восторг наполнял меня, что казалось, охватывал и пронизывал собою весь Универсум. Бесконечное и конечное, созидание и разрушение, жизнь и смерть, свет и тьма, все самое прекрасное и самое ужасное, самое высокое и самое низкое, — все противоположности слились во мне воедино. Максим Каммерер исчез, его личность распалась и растаяла как дым; я слился воедино с изначальным Источником. Время исчезло и утратило для меня всякий смысл.

Я осознавал себя колоссальной массой сияющей вращающейся Энергии, которая несла в себе все Бытие. Эта Энергия не была бездушной и мертвой. Я видел, как из нее в гигантской вспышке рождается вселенная, как рассыпаются искрами звезды и звездные скопления, закручиваясь спиралями галактик, как расползаются, словно сигарный дым, формируя причудливые формы, газопылевые туманности.

Миллионы и миллиарды лет, проходили для меня как один миг.

Я видел, что над нашей материальной Вселенной, за ее пределами простираются бесконечные сияющие миры, населенные необычными существами. Они располагались иерархически, словно бы лестницей, один над другим, уходя куда-то в сияющую перспективу.

Я знал, что все эти миры, все эти существа — это я сам, они были моим телом, продолжением меня самого.

Но вот образы неожиданно сменились. Передо мной как в театре поплыли яркие сцены, наполненные драматическими событиями. Я знал, что это были реальные события, происходившие со мной в разных странах и в разные эпохи. Это были многочисленные сцены битв, в которых я участвовал. Вот я на колеснице, потрясаю копьем в руке, в кирасе и сверкающем шлеме, а вот с мечом в руке отбиваюсь от осаждающих меня врагов, а это, похоже, заседание военного совета, на котором я выступаю. А вот я лежу на поле битвы, похоже, при смерти, в окружении павших воинов, и вижу, как садятся неподалеку от меня черные птицы, с острыми загнутыми клювами, и осознаю, что они ожидают моей смерти… Тело мое содрогнулось при этом зрелище… И снова видения сменились и я увидел себя в великолепном дворце, при шпаге, с роскошной шляпой в руке, целующим ручку красивой даме. А вот я в келье монаха перед иконами, мрачные своды, тусклый свет свечей. Похоже, грехи замаливаю… Каким-то образом для меня было очевидно, что у меня позади было множество жизней и воплощений на Земле и не только на Земле, и что смерти на самом деле не существует. Я вдруг осознал, что я — бессмертное сознание, путешествующее из жизни в жизнь, из эпохи эпоху, свободно берущее и сбрасывающее тела, что это просто увлекательное Приключение, Чудесная Игра в Пространстве и Времени. Это осознание наполнило меня неизъяснимой радостью.

И снова образы сменились и я увидел себя идущим по прекрасному лесу. Я был молод, красив и весел. Я видел, что рядом идет какая-то девушка и держит меня за руку, и чувствовал, что мы любим друг друга. И затем я увидел ее лицо, и понял, что это Аико. Потом эта сцена словно затуманилась, и я снова увидел себя в том же лесу, но лежащим на земле, и вдруг с ужасом понял, что умираю. И последнее, что я помню — это склонившееся надо мной, плачущее лицо Аико.

Затем этот калейдоскоп образов оборвался. Постепенно стал возвращаться привычная реальность. Я смутно начал вспоминать, что где-то существует Солнечная Система и планета Земля, что на ней есть материки и разные страны, только все это казалось далеким и нереальным. Потом постепенно проявились образы Земли, Свердловска. Вернулось ощущение моей обычной личности, я вспомнил, что меня зовут Максим Каммерер, что сейчас XXIII век, я нахожусь в Харькове, в филиале ИМИ, и передо мной замелькали события моей нынешней жизни…

Я открыл глаза. Я лежал на том самом «диванчике для посетителей» и прежний мир вернулся. Надо мной стояли Ростислав и Аико и улыбались.

— Что это было? — потрясенный до глубины души, прошептал я.

— Аико показала вам Реальность, Максим — сказал Ростислав. — Видимо так выглядит мир с точки зрения Ноокосма. То, что вам вообще оказался доступен этот пси-опыт, говорит о вашем потенциальном уровне. Иногда проще показать, чем объяснять.

— Интересный у вас способ встречать гостей, — сказал я, вставая с дивана, все еще не оправившись от потрясения. Я чувствовал, что это переживание перевернуло все мое существо до самой последней жилки, навсегда убив во мне убежденного материалиста.

— А разве это было неприятно? — спросила Аико, с лукавой улыбкой.

— Да нет, это было чудесно, невероятно, потрясающе, — ответил я, — только уж очень необычно. Я теперь понимаю, почему некоторые с опаской относятся к псионикам. А это случайно не галлюцинация? Хотя сейчас мне кажется, что все это было гораздо реальнее, чем наша обычная жизнь.

— «Я был Тайным Сокровищем, и потому возжелал, чтобы меня узнали… Я создал всю Вселенную, ибо цель моя была — сделать Себя явным…»[14], — процитировала Аико. — Нет, Максим, это была не галлюцинация. Скорее тот мир, в котором мы привыкли жить, является очень искусной галлюцинацией нашего восприятия. Если меняется восприятие, то и мир предстает совсем другим.

— Похоже, вам и из меня, убежденного материалиста, за несколько секунд, удалось сделать мистика, — сказал я.

— Вы всегда были мистиком в душе, Максим, — сказала Аико с улыбкой, — только не догадывались об этом. Помните, как вы увлеклись искусством хонтийских проникателей, обладающих способностью силой сознания лечить болезни, и переняли у них некоторые приемы. И даже попытались вникнуть в их философию, которая говорит о Великом КУ, породившем все Мироздание.

— Да… но откуда вы узнали?…

— Я читала ваш мемуар. Никакие Д-звездолеты, Нуль-Т и молекулярные синтезаторы не способны удовлетворить глубочайшую потребность нашей души, кроме переживания единства с нашим Вечным Источником. Что мне и хотелось вам показать сегодня.

Я молчал и смотрел на эту молодую женщину, я тонул в непостижимой глубине ее глаз и чувствовал, что она старше меня на тысячу лет, хотя по возрасту она годилась мне чуть ли не в правнучки. И вдруг я почувствовал, что любовь к ней поднимается в моем сердце и охватывает все мое существо. И испугался этого, вспомнив о том, сколько мне лет. Но это была не та любовь, которую мог бы испытывать мужчина к женщине. Это была Любовь к тому Непостижимому Нечто, что стояло за ней, светилось в ее глазах, лучилось в ее улыбке, что я ощутил несколько мгновений назад в своем первом пси-опыте.

— Ну что, Максим, я оказался прав, — сказал Нехожин, улыбаясь, и я, сделав усилие над собой, оторвал взгляд от улыбающихся глаз Аико, — у вас обнаружили «т-зубец». Рады? Думаю, что ваш Синдром как рукой сняло.

— Да уж, до сих пор не могу оправиться от потрясения. Сегодня у меня день потрясений, сначала «т-зубец», теперь вот это… Но как вы узнали, что у меня есть «т-импульс»?

— Я пока только предполагаю, Максим. Иду в слепую, полагаюсь полностью на интуицию, тычу пальцем в небо и, как это ни удивительно, иногда попадаю. Нам необходимы дополнительные исследования. Так вы согласны войти в нашу группу и принять участие в нашей работе?

— Теперь, похоже, у меня уже нет выбора, — ответил я, улыбаясь.

— Вот и отлично. Думаю, вы не откажетесь выпить с нами чашечку чая. Прошу вас садитесь вот сюда. — Он указал на плоскую подушку у столика. — Или, может быть, вы предпочитаете кресло.

Мне, почему то, вспомнился Горбовский с его знаменитым на всю планету и Периферию: «можно я лягу». Я улыбнулся этой мысли.

— Нет, нет, спасибо Ростислав, — ответил я. — Я еще не настолько стар, держу себя в форме. Бегаю по утрам и даже продолжаю заниматься субаксом.

Я уселся на подушку у столика и стал смотреть, как Аико разливала по чашкам чай. Ее движения были неторопливы и удивительно изящны.

— Прошу вас, Максим, — сказала Аико, подавая мне чашку, — это зеленый японский чай, знаменитый «Гёкуро». Его до сих пор выращивают в горах, недалеко от древнего города Киото, в районе Уджи.

Я взял чашку и сделал маленький глоток. Да, чай был удивительно вкусен.

— Вы, наверное, заметили, Максим — сказал Ростислав, — что мы с Аико питаем некоторую слабость ко всему японскому. Мама Аико была японкой… Она пропала без вести много лет назад … — он замолчал, и я заметил, как словно тень пережитой когда-то боли коснулась его лица. Молчала и Аико. Похоже за всем этим скрывалась какая-то семейная драма. Но вот Ростислав снова улыбнулся, словно прогоняя память о прошлом.

— Когда-нибудь мы вам расскажем, эту историю, Максим, — сказал он, — а сейчас мне бы хотелось поговорить с вами о деле, которое мы собираемся вам предложить. Видите ли, ваше ментоскопирование подтвердило некоторые наши смутные догадки. Мы хотели бы сейчас организовать проверку на «т-зубец» всех лиц, страдающих синдромом СБО. Конечно это сотни тысяч человек, и они разбросаны по всей земле и Периферии. Многие из них просто не обращались к врачам. Так вот, не откажитесь ли вы помочь нам в этом?

— Конечно, Ростислав, всеми руками и ногами. Я на себе испытал, что такое СБО и готов сделать все, что в моих силах для моих собратьев по несчастью, так сказать.

— «По несчастью» ли, Максим? — улыбнулся Нехожин. — Для вас оно обернулось неожиданным счастьем.

— Вы так уверены в стопроцентном результате?

— А вот мы и посмотрим. Начните пока с тех, кто зарегистрирован. Я знаю, что вы были пациентом доктора Протоса. Очень удачное совпадение! Доктор Протос давно уже внештатный сотрудник нашего института и тоже имеет «третью импульсную». Вот и обратитесь к нему, объясните суть проблемы, попросите организовать ментоскопирование своих пациентов…

— Но такое масштабное обследование практически невозможно будет скрыть от Мирового Совета.

— Я думаю, доктора Протоса не надо будет убеждать в необходимости соблюдения тайны до определенного момента, да и результат этого обследования пока неясен. Ведь это только наша гипотеза. У этих людей может и не оказаться «т-зубца». Кроме того, официально вполне можно представить дело так, что мы проводим рядовое обследование пациентов страдающих СБО на предмет сбора неких научных и статистических данных. Не надо кричать на каждом углу, что мы ищем «т-зубец» в их ментограмме.

— Но сами люди, страдающие СБО, могут просто отказаться проходить это ментоскопирование, если им не сказать правду. Они воспримут это как грубое насилие.

— А людям с СБО надо сказать правду, Максим, — серьезно сказал Нехожин, сделав ударение на слове «надо». — И тогда любой из них согласится. И надо постараться убедить их хранить это в тайне.

— Но это же огромный риск! Ну, хорошо, это сработало в моем случае. Но я, в самом деле, человек подготовленный. Я знал, на что иду. У меня позади суровый опыт прогрессора. Но вы представляете, что если обычному человеку с ярко выраженным Синдромом вдруг скажут, что у него, возможно, есть «т-зубец» в ментограмме, а потом его вдруг не окажется? Он же руки на себя может наложить! Вы готовы взять на себя такую ответственность?

— У человека с ярко выраженным Синдромом этот зубец обязательно будет, — сказал Нехожин тоном, не допускающим никаких сомнений, — и ваш пример — лишнее подтверждение этому. Но это еще не все. Я прошу вам позвонить Анастасии Петровне Стасовой и тоже предложить ей пройти у нас ментоскопирование.

— Асю?! Вы думаете, что у нее тоже… Но если результат будет отрицательный, для нее это будет такой удар, который она может не пережить.

— И все же имеет смысл рискнуть…, — сказал Ростислав, улыбаясь. — Как вы считаете? В вашем случае этот риск оправдался… Я уверен, что он оправдается и в случае с Асей и с другими людьми страдающими СБО.

— Но откуда у вас такая уверенность? — спросил я, справившись со своими эмоциями, после некоторой паузы. — Как вы определяете, у кого есть «т-зубец», а у кого нет?

— Интуиция, Максим, интуиция! — сказал Ростислав, улыбаясь. И добавил с шутливой торжественностью: «Не к народу ты должен говорить, но к спутникам. Многих и многих отманить от стада — вот для чего пришел ты…».

И тут вдруг он подмигнул мне с этакой хитрецой. Мне почему-то вспомнилось, что также лет тридцать назад подмигнул Тойво Глумову Даня Логовенко, там, на лестнице у дома Горбовского, на берегу Даугавы. Я взглянул на Аико. Она, улыбаясь, смотрела на меня, но мне показалось, что какая-то грусть затаилась в ее взгляде.