— Совсем не дело, что вы идете вместе со мной, — проворчал инспектор. Они свернули с новой дороги, пересекли множество узеньких улочек и направились по тропинке к реке. — Совсем не дело, — хмуро повторил он. — Я не хочу выглядеть неблагодарным, старик, — поспешно добавил он, — и ничего не имею против того, чтобы вы туда пошли. Просто я подумал о Боудиче и других ребятах, которые там будут.
Кемпион улыбнулся.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я постараюсь сделать свое присутствие незаметным. Вы идите вперед и сделайте вид, что меня там нет. Если вы будете как следует притворяться, они подумают, что я им померещился, а это всегда вносит оживление в работу.
По берегам Гранты бродили несколько людей в штатском. Еще один человек в штатском стоял возле моста. За ними, в надежде увидеть что-нибудь интересное, наблюдали несколько зевак. День был холодным и сумрачным, отчего поиски следов убийства злополучного Эндрю Сили казались еще более безнадежными.
Когда Кемпион и инспектор приблизились к реке, навстречу им торопливо направился один из людей в дождевиках. Это был сержант Боудич, коллега инспектора из следственного отдела Ярда. В полиции ходила легенда о том, что Боудич родился в шлеме полицейского, и, действительно, он был самым типичным полицейским из всех, когда-либо встреченных Кемпионом. Это был высокий, крепко сложенный краснолицый мужчина с густыми шелковистыми черными усами. Глаза его были окружены сетью морщинок, и вся его наружность говорила о несокрушимом оптимизме.
— Приветствую вас, сэр, — произнес он, и улыбка на его лине выразила беспричинный восторг. Он бросил вопросительный взгляд на Кемпиона и приветливо кивнул ему. Станислаус хмуро посмотрел на него и спросил:
— Что-нибудь нашли?
— Нет, — ответил мистер Боудич с еще более веселым видом, — ничего не нашли. Пришли посмотреть на нашу работу?
Не дожидаясь ответа, он продолжал:
— Мы прочесали оба берега, начиная от ивовых зарослей, до самой дороги, и не нашли никаких следов. Ну, конечно, с тех пор, как произошло убийство, прошло уже порядочно времени.
Станислаус огорченно кивнул.
— Знаю, — сказал он. — Эй, что там у вас?
Трое мужчин взглянули на тропинку, по которой к ним шел четвертый с каким-то предметом в руке. Этот человек с бледным лицом был местным сержантом полиции, а предмет оказался зеленой потрепанной фетровой шляпой.
— Я нашел ее под кучей сухой листвы вон в той рощице, — сказал он, показав на группу деревьев, которые росли на южной стороне реки за пешеходным мостиком. — Я не знаю, имеет ли эта находка какую-нибудь ценность, но эта вещь лежала под кучей листьев и, похоже, пробыла там не очень долго.
Станислаус с интересом взял находку в руки. Мягкая зеленая шляпа была очень старой. У нее уже не было подкладки, отсутствовала лента, а тесьма, которой обычно обшивают края шляпы, обтрепалась.
— Это, конечно, не та шляпа, которая была на покойном в церкви в то воскресенье, — весело сказал мистер Боудич. — Во-первых, на нем был котелок, а во-вторых, сам вид этой шляпы исключает подобную возможность.
Уничтожающий взгляд, брошенный инспектором на подчиненного, заставил сержанта умолкнуть, но ничуть не ухудшил его настроения.
— Еще что-нибудь интересное попалось? — спросил Станислаус у человека, принесшего шляпу. — А это что за хибарка? — Он указал на небольшую постройку, видневшуюся в рощице сквозь зеленую дымку распускающихся листьев.
— Там ничего нет, сэр, кроме нескольких старых мешков, прошлогодней листвы и другого хлама, — объяснил со скучным видом мужчина. — Похоже, что это сооружение использовалось для хранения инструментов и в качестве укрытия для рабочих, которые расчищали здесь заросли. Вы хотите, чтобы я еще раз ее проверил, сэр?
— О, нет. В этом нет необходимости. Я сам осмотрю ее позже. Большое спасибо, Дэвидсон.
Когда Дэвидсон ушел, Станислаус протянул потрепанную шляпу Боудичу.
— Позаботьтесь-ка об этой штуке, — сказал он. — Я не думаю, что она имеет отношение к нашему делу, но все же я осмотрю место, где она была найдена. Вы говорите, что на обоих берегах в промежутке от дороги до ивовых зарослей не нашлось никаких следов, показывающих, в каком месте тело было брошено в воду? Конечно, оно могло приплыть и издалека, хотя человек из коттеджа сказал, что звук выстрела доносился именно отсюда.
— Так-то оно так, — сказал Боудич с веселым видом, — но, посмотрев на реку, сэр, вы сразу же придете к тому же выводу, что и я.
По пути к горбатому каменному мостику он продолжал:
— Видите, — сказал он, — возле берегов течение медленное, а на середине реки — быстрое. И там сравнительно глубоко. Так вот, — продолжал он, по-прежнему улыбаясь, — вы поняли, что я имею в виду? Для того, чтобы тело уплыло, нужно было бросить его туда, где быстрое течение. Иначе говоря, если бы мне пришлось это делать самому, я бы сбросил его в воду с моста. Конечно, если бы мне пришлось это делать, — сказал он, и разразился громким смехом, но тут же умолк под строгим взглядом инспектора Оатса.
Мысль Боудича, безусловно, была разумной. Кемпион, осмотрев реку, пришел к такому же выводу. Он вспомнил также и рассуждения мистера Читу на эту тему. Как заметил наблюдательный студент, сильный водоворот за мостом надолго задержал бы любой плывущий предмет, или выбросил бы его на берег. Было ясно, что и инспектор уже был готов согласиться по этому пункту с Боудичем, так как занялся изучением моста.
Высота горбатого каменного моста была достаточной для того, чтобы при нормальном уровне реки под ним могла проплыть небольшая лодка. Мост был огражден по обеим сторонам низким каменным парапетом, поверхность которого инспектор тщательно осмотрел. Через некоторое время он с огорченным видом повернулся к своим спутникам.
— Ничего нет, — сказал он. — Ясное дело. А вы чего ожидали? По-моему, этим мостом часто пользуются люди. По парапету бегают дети. Мох на нем не растет, и любые следы грязи, крови или пыли, которые могли остаться, конечно, были смыты ливнями, прошедшими за последние десять дней. Пойдемте, заглянем в эту хибару.
Хибарка, стоявшая на расстоянии около пятнадцати футов от пешеходной дорожки и примерно в тридцати футах от берега, была одним из временных укрытий, оставленных рабочими, расчищавшими заросли. Основным материалом для ее постройки служили вязанки хвороста. Роль крыши выполняли несколько мешков. Сооружение, однако, было довольно прочным, и земля внутри него была твердой и сухой. Инспектор остановился у входа в укрытие и внимательно осмотрел, что было внутри.
В углу лежала пара рогожных мешков, набитых илом, но больше там ничего не было. Ничто не говорило о том, что после ухода строителей здесь кто-то побывал.
— Никаких следов не обнаружилось? — спросил инспектор.
— Никаких, — весело ответил мистер Боудич. — Но они и не могли здесь остаться. Да и вряд ли покойный мог здесь побывать, правда?
На твердой бугристой почве вокруг хижины тоже ничего не было заметно. Несмотря на то, что земля была влажной, на ней не осталось даже их собственных следов. Инспектор еще сильнее помрачнел.
— А эта шляпа, — спросил он, — где ее нашли? Это пустая трата времени, Боудич.
— Верно, — ответил тот. — И все-таки нужно делать свое дело. Не оставляйте ничего без внимания, и вы не пропустите топ, что вас интересует. Ведь именно в этом заключается идея? Замечательный предмет, который нашел наш коллега, лежал вон там. Шляпу кто-то похоронил, и я должен заметить, она этого вполне заслуживала. — Он весело посмотрел на остатки шляпы, которые держал в руке.
Они вернулись на пешеходную тропу, и пройдя по ней с полдюжины ярдов, остановились перед кучей переворошенных прелых листьев, которые мокли под начавшимся дождем.
— Вот здесь ее нашли, — сказал Боудич. — Мне кажется, Дэвидсон прав. Эта шляпа пролежала здесь недолго. Она была спрятана под листьями и ее еще не успели разукрасить малиновки и прочие животные. Вам это о чем-нибудь говорит, сэр?
При этих словах в его глазах появились искорки, впрочем, он обращался к инспектору весьма почтительно.
— Мне кажется, что никто не стал бы хоронить шляпу, если бы не хотел ее спрятать, — сказал инспектор. — Но в данном случае все это не имеет никакого значения. Всегда, когда преступление совершается на улице, поблизости оказывается какое-нибудь старье. Но, тем не менее, забавно, что эту вещь спрятали таким образом. Ведь ее и шляпой-то уже назвать нельзя.
— Вы правы. — Мистер Боудич, похоже, решил немного подумать прежде, чем засмеяться. — Просто рвань, — сказал он. — Такая вещь могла быть собственностью бродяги, если по отношению к бродягам можно употребить термин «собственность».
Инспектор взглядом заставил его умолкнуть.
— Оружие, — сказал он. — Я должен найти это оружие. Если револьвер выбросили, он должен быть где-то поблизости. И шляпу тоже надо найти. Ту шляпу, которая была на покойном, когда он вышел из церкви. Она не так важна, как оружие, но удивительно, почему ее до сих пор не обнаружили. Размер семь и три четверти, новая, на подкладке клеймо Генри Хета. Если я кому-нибудь понадоблюсь, я буду в «Сократес Клоуз», но если нагрянут газетчики, пусть они меня поищут. Я не хочу, чтобы они написали, что ключ к разгадке — эта шляпа. Если хотите, можете изображать при них загадочный вид.
Боудич без всякого смущения подмигнул Кемпиону.
— Считайте, что со мною дело будет в шляпе, — сказал он. — Ну что ж, до свидания, сэр. Если револьвер где-то здесь, мы его найдем. Мы уже вытащили около тонны ила из этой реки, и если нужно, вытащим еще тонну. Но довольно непросто процеживать речку, в которой полно водорослей.
— Убийцы в самом деле часто бросают оружие возле места преступления? — небрежно поинтересовался Кемпион у инспектора на обратном пути.
Прежде чем ответить, мистер Оатс остановился, чтобы выбить трубку о каблук.
— Очень часто, — сказал он. — Убийство вообще довольно занятная вещь. Человек долго готовится к преступлению, иногда с удивительной изобретательностью, а потом иногда сразу же выдает себя, как будто он уже потерял интерес к этому делу. Это справедливо и в отношении оружия. Если человек не носит оружие постоянно, а я думаю, в Англии встречается только один такой человек на тысячу, то он стремится избавиться от него сразу же после того, как он его использовал. Преступник понимает, что это важная улика против него, но забывает о том, что выбрасывая оружие, он оставляет за собой след, который может привести к нему. Я готов побиться об заклад, что револьвер где-то тут, в реке. Но, как правильно заметил Боудич, процедить эту речку будет чертовски трудно.
Кемпиона, казалось, удовлетворило это объяснение, во всяком случае, в той части, которая касалась оружия.
— Если мне позволено говорить об этом, — начал он, немного помолчав, — этот трюк со шляпой вызывает у меня любопытство. Вы ищете котелок, а находите потрепанную зеленую шляпу. Мой непросвещенный ум может предположить, что здесь имел место обмен. Однако, сам убийца вряд ли после своего звездного часа мог вернуться домой в шляпе своего врага, если только у него нет давней привычки приносить домой головы своих недругов или то, что к этим головам било ближе всего. Поэтому вполне допустимо, что какой-то третий, незаинтересованный участник нашел новую шляпу Эндрю Сили и, решив, что она намного лучше его собственной — что не вызывает сомнений — обменял свою шляпу на чужую. Но вопрос — к чему ему было хоронить свою старую шляпу? Насколько я знаю бродяг, которых так правдоподобно описывает ваш веселый друг Боудич, особой аккуратностью они не отличаются. Наоборот, они обычно бросают ненужную часть своего гардероба прямо там, где решили с ней расстаться.
Инспектор хмыкнул.
— Бродяги — сами себе закон, — сказал он. — Никогда нельзя заранее знать, что они собираются делать. Но все же эта шляпа — слишком ненадежная улика, чтобы о ней думать. Конечно, нужно взять ее на заметку, но мы не можем тратить время на пустые размышления. Только счастливчики со стороны, вроде вас, могут позволить себе роскошь строить предположения. Шляпа могла быть котелком, — продолжал он, нарушая свою собственную заповедь. — Это единственный вид шляпы на свете, не считая цилиндра, который можно состарить в пять секунд. Достаточно посыпать котелок пылью и немного попинать, и он потеряет весь свой вид. Хороший фетр всегда остается хорошим фетром, конечно, но этот бродяга мог спокойно уйти в котелке Эндрю Сили, совершенно не привлекая к себе внимания. — Он вздохнул. — Вот это хуже всего в этом поганом деле. За что не возьмись, всему можно дать несколько разных толкований. Утром мне принесли результаты баллистической экспертизы. Конечно, экспертам помешало то, что голова убитого несколько дней находилась в воде, но они — ребята умные, и все равно ухитрились сделать кое-какие выводы. Поскольку содержание отчета будет рассматриваться на дознании, я не вижу причин скрывать его от вас. Пуля вошла в голову в самой середине лба. Она пошла немного вверх, и поэтому снесла почти всю заднюю часть черепа. На затылке были обнаружены следы сгоревшего пороха, и они были очень заметные, иначе бы не сохранились. Это означает, что выстрел был сделан с очень близкого расстояния, а также то, что стрелявший человек, возможно, был немного ниже Сили ростом, если только во время выстрела Сили стоял. Но, поскольку его ноги были связаны, вряд ли это было возможно, так что нам это наблюдение опять ничего не дает. И что самое непонятное, после такого выстрела должно быть много крови. Если человека застрелили в лежачем положении, должна была остаться целая лужа крови, а если он в этот момент стоял, то убийца должен был сам оказаться весь в крови в тот момент, когда он сдвинул тело с места. И тем не менее, нигде поблизости не обнаружено следов крови. Если его принесли или приволокли на мост, как предполагает Боудич, должен был остаться кровавый след. Но, правда, нам не следует забывать о дожде, а кроме того, хотя эта тропинка и находится поблизости от города, в это время года ею не так уж часто пользуются. Но все-таки на ней должны быть следы. И кто-нибудь должен был что-нибудь заметить. Я дал объявление, приглашающее свидетелей. Но, конечно, тело могло и приплыть откуда-нибудь. Нам, возможно, придется осмотреть реку вверх по течению до самого Байронова пруда. — Он покачал головой. — Как я и сказал, от предположений мало проку. Нам нужно делать рутинную работу. А сейчас мы воспользуемся автомобилем, который я нанял, и поедем в «Сократес Клоуз».
— Вы не обидитесь, если я поинтересуюсь, куда же вас теперь влечет ваш профессиональный долг? — поинтересовался Кемпион.
Инспектора, похоже, удивил этот вопрос.
— К Вильяму, конечно, и его руке, — сказал он. — Нужно очень внимательно следить за развитием событий. По-моему, это самое первое правило из учебника криминалистики. Мы должны выяснить, каким образом он поранился. Ведь, как вам известно, су-шествует вероятность, что на него напали, и в этом случае его нужно заставить заговорить.
— Послушайте, не нужно давить на дядю Вильяма, — обеспокоенно попросил Кемпион.
— Давить? — В голосе инспектора прозвучала горечь. — Все, что нам разрешается теперь, так это разговаривать со свидетелями. Но если он будет рассказывать какие-нибудь небылицы, то пусть он прямиком отправляется на скамью для свидетелей и все это повторит коронеру и прессе.
— Да ну! — сказал Кемпион.
— Что?
— Я сказал «Да ну!» — повторил молодой человек. — Ну ладно, извините меня. Я поеду с вами. Кстати, я взял с Джойс клятву молчания.
— Хорошо, — похвалил его инспектор. — Жаль, что девушка принимала в этом участие. Но я понимаю, вы же не можете разгуливать там, как у себя дома. Я передал вашу находку аналитикам и фотографам. И если нам повезет, мы получим от них отчет через двадцать четыре часа. Конечно, — продолжал он, — нужно заниматься именно Вильямом. Он единственный из домочадцев, кто отсутствовал в момент совершения первого убийства, если не считать одного человека из числа прислуги. И никуда от этого не денешься.
— Какого человека из прислуги? — спросил Кемпион с неожиданной тревогой в голосе.
— Речь идет о высокой женщине с красным лицом, — сказал инспектор. — Я записал ее имя. Она горничная. Работает у них уже тридцать лет, прямо, как в книжках пишут. Она взяла в этот день выходной, чтобы навестить свою замужнюю сестру, которая живет в Вотербич, в одной-двух милях отсюда. Минутку, вот ее имя. Наддингтон. Элис Наддингтон. Она ушла из дома в девять часов утра и вернулась в десять вечера. Ее показания легко проверить. И это нужно сделать.
Кемпион немного помолчал. По его лицу струился дождь, и вид залитых дождем городских улиц, серых и унылых, к тому же относительно пустынных в это время, превращал трагедию в какой-то жалкий фарс, что вовсе не соответствовало действительности. Тем не менее, мысль о дяде Вильяме, об этом испуганном и запутавшемся старом пьянчужке, вызывала у него сочувствие, и он продолжил свой путь вместе с инспектором.
— Я должен осмотреть одежду, в которой Вильям был в церкви, — заметил инспектор, больше для самого себя, чем для своего друга. — Поиск преступника — это скучная рутинная работа. И хуже всего бывает, когда дело касается убийц. В девяти случаях из десяти на них нет никаких улик. И какая польза тогда от нашей превосходной системы ведения досье? Какая польза от нашей организации? А уж это проклятое дело вообще не кончится ничем, попомните мои слова.
Забравшись в двухместный «ровер», инспектор, еще больше помрачнел. Его настроение настолько отличалось от необычайной веселости мистера Боудича, что Кемпион не удержался от комментария.
— Мне понравился ваш приятель Боудич, — сказал он. — Он, похоже, счастливчик.
Мистер Оатс фыркнул.
— Боудич! — сказал он. — Хороший человек, и работать с ним легко. Но его улыбка действует мне на нервы. Общаясь с ним, я чувствую себя так, как будто мы занимаемся рекламой фруктовых добавок. Я объясняю ему, что мы участвуем в расследовании убийства, а не в музыкальном шоу, а он хохочет до упаду. Если у человека такой характер, тут уж ничего не поделаешь.
Он погрузился в размышления, и заговорил снова, только когда перед ними появился дом Фарадеев.
— Вот тут, — сказал он, указывая рукой на заросшее зеленью здание, — и кроется разгадка. Это сделал кто-то, живущий под этой крышей. Они все знают больше, чем говорят, и в особенности этот Вильям Фарадей. Мы приехали.
Тишина и мрачноватое спокойствие, парившие в «Сократес Клоуз», казалось, уже были готовы поглотить их, как только они выйдут из машины и поднимутся на крыльцо. Но в тот момент, когда инспектор позвонил в дверь и звонок резко отозвался в глубине дома, из утренней гостиной донесся громкий женский крик, сопровождаемый истерическим смехом.
Парадную дверь почти мгновенно открыл Маркус Фезерстоун, который был гораздо бледнее, чем обычно. Его рыжеватые волосы почти стояли дыбом. За ним в холле, неподалеку от входа в коридор, которым пользовалась прислуга, виднелась кучка взволнованных слуг. Из утренней гостиной продолжали раздаваться пугающие звуки.
Маркус бросился к ним.
— Пойдемте, — сказал он. — Я пытался до вас дозвониться.
Станислаус Оатс, казалось, впервые в жизни удивился. Он тяжело шагнул в холл, а следом за ним вошел Кемпион.
— Что случилось? — спросил он.
Маркус с тревожным видом оглянулся.
— Этот ужасный шум подняла Китти, — пробормотал он. — Ее пытается сейчас успокоить Джойс, но я боюсь, что дело плохо. Вам всем лучше вернуться в кухню, — добавил он, обращаясь к повару и слугам. — Вам совершенно нечего бояться — совершенно нечего. Инспектор, вы не возражаете, если мы пройдем в библиотеку? И вы с нами, конечно, Кемпион. В доме сейчас переполох.
Слуги направились в свой коридор, а заинтригованные Кемпион и инспектор последовали за Маркусом в большую заставленную книгами комнату, в которой бедному дяде Вильяму никогда не случалось видеть своего отца в хорошем расположении духа.
Это было большое, мрачноватое, но импозантное помещение, главными предметами обстановки в котором были огромный дубовый письменный стол, украшенный резьбой, и стоявший за ним стул с высокой спинкой, обитый желтой парчой. Голландские жалюзи были опущены, и когда они вошли, Маркус зажег свет.
Когда он повернулся к ним, он уже больше походил на самого себя и, казалось, ему было немного стыдно. Он неловко рассмеялся.
— Ну, а теперь я хочу показать вам то, что перепугало весь дом и вызвало истерику у бедной Китти. Я чувствую себя дураком, — сказал он, — но это лишь показывает, насколько у нас у всех напряжены нервы. Я опустил жалюзи, потому что слуги все время заходят посмотреть на это, а комната, видимо, не запирается.
Сделав это пояснение, он направился к длинному узкому окну, расположенному за желтым стулом, и отпустил пружину жалюзи, которые тут же взвились к потолку, открыв вид на площадку для игры в кегли. И тут они увидели то, что, подобно взорвавшейся бомбе, нарушило спокойствие дома.
В середине одной из больших оконных панелей была коряво нарисована красным цветом незамысловатая, совершенно непонятная и действительно вызывающая некоторый испуг картинка. Она состояла из двух расположенные друг над другом небольших кружков, проведенной сбоку от них вертикальной черты и окружности большего диаметра, очерченной вокруг трех этих элементов следующим образом:
Инспектор уставился на картинку.
— Когда она появилась? — спросил он.
— Я не знаю, — ответил Маркус, — Но, говорят, вчера ее не было, а обнаружила ее пятнадцать минут назад Китти, которая теперь вместо Джулии вытирает пыль в этой комнате. Жалюзи в этой комнате не опускали, пока вы не ушли отсюда вчера вечером, инспектор, и в эту комнату утром, насколько известно, никто не входил. Китти пришла сюда с метелкой для смахивания пыли только недавно, потому что раньше у нее не было времени. Она подняла жалюзи и увидела это. Неожиданное зрелище испугало ее — ее нервы и так уже, по-видимому, на пределе. Ее крики привлекли сюда всех домашних> и меня тоже. Я как раз вернулся с дознания вместе с Вильямом, чтобы пообедать — ну, и вот. Все очень напуганы. Это ведь, действительно, очень странное происшествие, и я боюсь, что все они и без того уже очень напуганы.
Инспектор осторожно обошел желтый стул и всмотрелся в стекло.
— Нарисовано снаружи мелом, — объявил он. — Дождь был косой, и поэтому картинку не размыло. Какой странный рисунок! Кто-то просто валяет дурака. Не осталось ли под окном следов? По-моему, там цветочная клумба.
Он открыл раму и выглянул из окна. Негромко хмыкнув, он повернулся, и его лицо выражало недоумение.
— Ну-ка, взгляните, что бы это могло означать? — спросил он.
Кемпион и Маркус с готовностью отозвались на его приглашение. Между дорожкой, которая служила границей плошадки для игры в кегли, и стеной дома была узкая цветочная клумба, посреди которой был виден глубокий и четкий, будто вылепленный из пластилина, след огромный босой ноги.
Этот след, в котором было что-то забавное, походил на карикатурно увеличенное изображение нормальной ступни с широко растопыренными пальцами, впечатлявшее своими размерами.
Кемпион и Маркус посмотрели друг на друга, и в их головах одновременно родилась одна и та же мысль. Ноги такого размера не спрячешь. Кемпион ухмыльнулся инспектору.
— Похоже, это кто-то из ваших ребят, — сказал он. — Довольно необычное поведение для агентов в штатском, скажу я вам.
Но инспектор Оатс не улыбнулся ему в ответ.