Полиция на похоронах

3 Ужасное событие

— Будьте добры, притормозите, я здесь выйду. Вот наш дом.

Эти слова были произнесены извиняющимся тоном прямо в ухо Кемпиону, когда его старый «бентли» свернул с лондонского шоссе на дорогу, в конце которой виднелись башни и шпили опустевшего на время каникул Кембриджа. Кемпион послушно сбавил скорость и с любопытством взглянул на большое темное здание на противоположной стороне дороги. С того места, где остановилась машина, можно было видеть большую часть дома сквозь декоративную решетку въездных ворот.

На бледном лице Кемпиона появилось удивление.

— Внешне дом совсем не переменился, — сказал он.

— И внутри тоже, — сказала Джойс. — Разве вы не поняли, — добавила она, слегка понизив голос, — что во всем этом есть нечто… нечто зловещее?

К некоторому ее облегчению Кемпион отнесся к ее замечанию вполне серьезно, во всяком случае ей так показалось, потому что он снова повернулся к дому и просидел несколько минут, задумчиво глядя на него.

Дом был неосвещен, за исключением полукруглого окошка над входной дверью, и тем не менее, несмотря на сгущающиеся сумерки, общие очертания и основные детали дома были хорошо различимы. Построенный в начале прошлого столетия, дом был большой, L-образный, с остроконечной крышей. Окна, однако, были небольшими, и заросшие вьющейся зеленью стены выглядели мрачно. Кедры, возвышавшиеся на лужайке между двумя половинами дома, образующими угол, вырисовывались фантастическими фигурами на фоне неба. Не то, чтобы дом производил неприятное впечатление, но все это мрачное здание, казалось, выражало чувство собственного достоинства и отчужденности, и казалось слепым, как любой дом, в котором опушены все жалюзи.

Кемпион повернулся к девушке.

— Вы уверены, что хотите сразу же туда пойти? — спросил он. — Может быть, вам лучше сначала повидаться с Маркусом?

Она покачала головой.

— Нет, я так не думаю. Ведь все члены семьи, в сущности, беспомощные люди. Я могу им вдруг понадобиться, хотя бы даже для того, чтобы снабдить их грелками для постели. До свидания. Спасибо вам, что приехали.

Она выскользнула из машины прежде, чем он мог ее остановить, и он увидел, как она торопливо пересекла дорогу, вошла в железные ворота и пошла по дорожке к дому. Открылась входная дверь, свет озарил прямоугольник двери и погас, поглотив девушку.

Кемпион нажал на сцепление и покатил по пологому спуску в город.

Густой туман, поднимавшийся с болот, заполнил всю долину. Осторожно прокладывая путь по узким призрачным улочкам, на которых не было никого, не считая нескольких запоздалых горожан, спешивших укрыться от непогоды в своих домах, Кемпион, сидя в своем большом автомобиле, испытывал легкое разочарование: перед ним был не университетский город в разгар учебного года, не тот Кембридж, который был ему хорошо знаком, а промозглый средневековый городишко, в котором все двери под резными каменными портиками были заперты.

Свернув с Квинс-роуд на Соулс-корт, он оказался на небольшой чистенькой плошали, также погруженной в темноту, несмотря на то, что во всех домах, окружавших площадь, жили люди. Этот город был одной из немногих сохранившихся в Англии цитаделей, куда еще не проник новомодный дух добрососедства. Здесь плотно закрывали ставни и тщательно соблюдали тишину, не столько для того, чтобы скрыться от посторонних глаз, сколько из вежливого желания не смущать знакомых, демонстрируя им свою личную жизнь.

Когда он подъехал к дому номер два по Соулс-корт, фасад этого изящного здания в стиле королевы Анны был таким же темным, как и у окружающих домов. Ни один лучик света не пробивался сквозь старомодные деревянные ставни больших ромбовидных окон.

Кемпион вышел из машины и позвонил в медный колокольчик. Внутри послышались тяжелые шаги, дверь распахнулась, и в следующий миг он уже вдыхал запахи мебельного лака, тепла и табака — тот особенный аромат, который присущ хорошо обустроенному уютному жилищу. Встретившая его служанка была рослой, немолодой представительницей графства Кембридж в одежде, строгость которой не была смягчена никакими современными ухищрениями, порожденными женской эмансипацией. Современному человеку ее накрахмаленный и отделанный кружевами чепец показался бы весьма архаичным головным убором. Она одарила молодого человека одной-единственной приветственной улыбкой.

— Мистер Кемпион, — сказала она, — мистер Маркус ожидает вас в столовой. Повар приготовил для вас холодный ужин.

Кемпион, немного напуганный тем, что за прошедшее десятилетие в доме Фезерстоунов ничего не изменилось, любезно улыбнулся и снял пальто и шляпу.

— Как поживает ваш ревматизм? — спросил он. Он боялся ошибиться, назвав ее по имени, но помнил о ее болезни.

Его любезность была вознаграждена. Почти не скрывая удовольствия, она ответила:

— Все еще мучает меня, сэр, благодарю вас.

Потом она направилась по длинному обшитому панелями коридору, поскрипывая белым накрахмаленным фартуком и стуча тяжелыми башмаками по цветному кафелю. Спустя мгновение Кемпион увидел своего старого приятеля.

Маркус Фезерстоун поднялся с кресла с высокой спинкой, стоявшего перед камином, и направился ему навстречу. Это был высокий мужчина примерно двадцати восьми лет от роду, наружность которого соответствовала его возрасту и воспитанию. Он был одет с нарочитой небрежностью; костюм хорошего покроя был ему явно великоват, а вьющиеся рыжевато-каштановые волосы были слегка растрепаны и немного длинноваты с точки зрения тогдашней моды. Его худое аскетичное лицо было довольно красивым, хотя по его поведению было видно, что ему очень хочется выглядеть старше и солиднее своих лет. Но в момент встречи, несмотря на попытки продемонстрировать некоторое превосходство над Кемпионом, он был в самой настоящей панике. Он пересек комнату и пожал руку Кемпиону.

— Привет, Кемпион, я так рад вашему приезду, — сказал он. — Боюсь, то, что я считал мухой, оказалось все-таки слоном. — Не хотите ли подкрепиться? — спросил он, указав на обеденный стол. Он говорил короткими фразами, что производило впечатление робости, совершенно не вязавшееся с его вполне непринужденными манерами.

В ярком свете огромной хрустальной люстры, висевшей над столом, лицо Кемпиона казалось еще менее выразительным, чем обычно, а когда он заговорил, его голос звучал нерешительно и не выражал никаких эмоций.

— Я просмотрел газеты перед тем, как сюда приехать, — сказал он. — Плохо дело.

Маркус посмотрел на него внимательно, но лицо его приятеля было серьезным, и только. Кемпион продолжал говорить, как всегда, перепрыгивая с одной мысли на другую, что так раздражало многих его знакомых.

— Я высадил мисс Блаунт у «Сократес Клоуз». Очаровательная девушка. Примите мои поздравления, Маркус.

Слишком яркий свет, полированное ореховое дерево и сверкающие серебряные приборы в сочетании с прохладным воздухом комнаты каким-то образом подчеркивали формальный характер неожиданной встречи старых знакомых. Кемпион принимал все более и более отстраненный вид, а Маркус, который был холодноват от природы, через некоторое время и вовсе замолчал.

Кемпион отведал холодной свинины с серьезностью, соответствующей моменту. Маркус вежливо ухаживал за ним, в точности следуя правилам этикета, в соответствии с которыми вновь прибывшего гостя нужно было немедленно накормить, и желательно какими-нибудь холодными закусками.

Что же касается Кемпиона, он, казалось, не видел в этой ситуации ничего необычного. Похоже было, что угощаться ветчиной на месте случившейся трагедии было для него самым обычным делом. Только покончив с трапезой и вежливо приняв предложенную ему сигарету, он взглянул на Маркуса с любезной улыбкой и непринужденным тоном, слегка повысив голос, спросил:

— Много ли убийств случается у вас в это время года?

Маркус в изумлении уставился на него и медленно покрылся краской.

— Вы все такой же шут проклятый, Кемпион, — взорвался он. — У меня было чувство, что вы надо мной потешаетесь, все это время, пока вы ели.

— Вовсе нет, — ответил Кемпион. — Я просто вспоминал. Вы ведь получили вашу голубую университетскую форму за хорошие манеры, не так ли?

Маркус улыбнулся, что сразу придало его лицу более человечный вид. Но уже в следующий момент он снова стал серьезен и обеспокоен.

— Послушайте, — начал он, — мне не хочется, чтобы вы думали, что я вызвал вас сюда по ничтожному поводу. Дело в том, что я действительно нахожусь в полной растерянности, — нерешительно добавил он.

Кемпион взмахнул рукой и запротестовал:

— Дорогой мой, ну, конечно, я сделаю все, что смогу.

Эти слова, по-видимому, успокоили Маркуса. Страдающая ревматизмом горничная пришла убрать со стола, и он предложил Кемпиону перебраться в кабинет. Поднимаясь по узкой отполированной дубовой лестнице, он еще раз с извиняющимся видом повернулся к Кемпиону.

— Я думаю, для вас такие вещи довольно привычны? — проговорил он. — Но меня, признаюсь, все это совершенно выбило из колеи.

— Я редко имею дело больше, чем с одним убийством в квартал, — скромно ответил Кемпион.

Комната, в которой они оказались, представляла собой типичный кембриджский кабинет, эстетически выдержанный, строгий и, если не считать двух глубоких кресел у камина, не особенно удобный. Как только они вошли в комнату, жесткошерстный фокстерьер, у которого явно была безупречная родословная, поднялся с каминного коврика и неторопливо подошел познакомиться с гостем. Маркус поспешил представить их друг другу.

— Его зовут Фун, — сказал он. — Это от нашей фамилии, записанной у него в родословной.

К некоторому смущению хозяина, Кемпион пожал псу лапу. Тому, похоже, понравилась такая вежливость, потому что он проводил их до камина и подождал, пока они усядутся в кресла, после чего снова улегся на прежнее место, где и пребывал все остальное время, подчеркивая, как и его хозяин, всем своим видом свое благородное происхождение.

Между тем Маркус Фезерстоун в этот момент являл собой довольно жалкое зрелище человека, который во всех обычных житейских проявлениях следовал жестким правилам, избавлявшим его от лишних размышлений, и вдруг столкнулся с такой ситуацией, в которой даже лучшие из людей не знают, как себя вести.

— Понимаете, Кемпион, — вдруг произнес он после того, как они уселись в кресла, — Джойс оказалась в самой гуще событий. И меня это беспокоит больше всего.

Кемпион кивнул.

— Я понимаю, — сказал он. — Скорее расскажите мне все. Полагаю, мистер Сили был вашим другом?

Собеседник посмотрел на него с удивлением.

— Едва ли можно так сказать, — сказал он. — Разве Джойс вам не объяснила? Сили был очень тяжелым человеком. Вряд ли у него было много друзей. Я вообще не думаю, что он кому-нибудь нравился. Это-то все и осложняет. — Он нахмурился и замолчал, но через некоторое время собрался с мыслями и продолжил: — Я впервые услышал о случившемся только сегодня. Старая миссис Фарадей послала за мной, и я застал весь дом в волнении. В нем началось своего рода брожение.

Говоря все это, он наклонился вперед, глядя в глаза Кемпиону.

— Миссис Фарадей, разумеется, взяла все в свои руки. Эта старая женщина вас здорово удивит, вот увидите, Кемпион. Когда я там появился, в гостиной уже находились два детектива из следственного отдела кембриджской полиции, и они оба нервничали, как поварята на балу для слуг. Короче говоря, факты таковы. Университет, как вы знаете, закрыт до следующей среды, но в городе всегда остается на каникулы какое-то количество студентов-индусов. Двое таких студентов, развлекавшихся ловлей жуков на берегу реки, обнаружили труп в реке возле Гранчестерского луга, немного выше пляжа. Тело застряло в ивовых корнях и, возможно, находилось там уже несколько дней. В это время года река мелеет, и погода стояла очень теплая. Студенты подняли тревогу. Приехала полиция, увезла тело в морг. На нем обнаружили кошелек с сохранившейся визитной карточкой, а также подарочные часы с выгравированным именем владельца. Они, конечно, сразу сообщили об этом в «Сократес Клоуз», и Вильям Фарадей приехал на опознание тела.

Он остановился и мрачно усмехнулся.

— И что самое удивительное, — продолжил он, — миссис Фарадей настояла на том, чтобы поехать вместе с ним. Она дожидалась его, сидя в машине. Вы только подумайте! Ей восемьдесят четыре года, и она аристократка. Я сам ее побаиваюсь. Потом Вильям поехал в полицейский участок, где сделал соответствующее заявление. Только вернувшись в дом, мы узнали о пулевом отверстии. До этого мы считали, что он просто утонул в реке.

Кемпион подался вперед в своем кресле, но его глаза за стеклами очков были совершенно бесстрастными, и голос по-прежнему звучал невыразительно.

— Кстати, об этом выстреле, — сказал он. — Опишите мне в точности, что произошло.

Лицо его собеседника исказилось гримасой при неприятном воспоминании, и он сказал:

— Ему выстрелили в голову. Я потом видел тело. Выстрел был произведен с очень близкого расстояния. Все это могло бы иметь очень простое объяснение, но у него были связаны руки и ноги, да и оружие полиция не смогла найти. Я сегодня встречался с главным констеблем графства. Он друг моего отца, замечательный старик, выходец из англо-индийской семьи, человек старой закалки, ну… вы понимаете. Наш разговор был совершенно неофициальным, конечно, но он по секрету дал мне понять, что у них нет никаких сомнений в том, что было совершено убийство. Вот что он сказал буквально: «Это убийство, мой мальчик, и убийство самого неприятного свойства».

Подобие улыбки показалось на губах Кемпиона, и он закурил еще одну сигарету.

— Послушайте, Фезерстоун, — сказал он, — я должен предупредить вас, что я не детектив, но, разумеется, готов вам помочь. Чем я могу быть полезен, по вашему мнению?

Хозяин замешкался с ответом.

— Боюсь, что это довольно деликатный вопрос, — наконец произнес он в своей обычной суховатой манере. — Когда я попросил вас приехать сюда в первый раз, у меня была смутная надежда на то, что вы поможете мне предотвратить очень неприятный скандал. Видите ли, — продолжал он с горькой улыбкой, — этот город — одно из немногих оставшихся на свете мест, где загадочное убийство в вашей семье могут счесть не только несчастьем, но и проявлением дурного тона. Разумеется, сейчас дело уже далеко вышло за рамки обычного скандала, — поспешно добавил он, — но я чувствую, что мне было бы полезно иметь рядом человека, которого я хорошо знаю, не связанного здешними правилами поведения или условностями и способного с нашей стороны помочь полиции. Человека, который мог бы играть роль умного наблюдателя, полностью заслуживающего доверия, и который, вы уж простите мне, Кемпион, употребление столь набившего оскомину термина — является джентльменом. И вот еще что, — добавил он искренне, — моему отцу уже почти восемьдесят лет, и эта работа уже не для него, а я сам в полной растерянности.

Кемпион рассмеялся.

— Понимаю, — сказал он. — Мне отводится моя обычная роль — роль человека, оказавшегося под рукой в момент несчастья. Надеюсь, что сумею найти общий язык с вашей полицией. Хотя, вообще говоря, обычно они совсем не приветствуют подобную «помощь». Однако, как говорит в таких случаях Лагг, у меня есть друзья. Я сделаю для вас все, что смогу, но я должен все знать. Похоже, что для дяди Вильяма дело оборачивается не очень хорошо, не так ли?

Маркус ничего не сказал ему в ответ, и Кемпион продолжил:

— Расскажите мне все-все самое неприятное и компрометирующее. Я, как пес, сейчас вынюхиваю всю возможную информацию. И в конце концов, вы же не хотите, чтобы я однажды, помахивая хвостом и урча, выволок из шкафа скелет, являющийся фамильной тайной.

Маркус взял в руки кочергу и начал в задумчивости разбивать твердый кусок угля в камине. Он вдруг показался Кемпиону очень беспомощным.

— Если бы я не знал, кто вы, Кемпион, — начал он, — и по какой причине вы упорно называете себя таким именем, каким мне и в голову не пришло бы вас назвать, я никогда не решился бы впутать вас в эту историю. Но меня по-настоящему пугает это семейство.

Он подчеркнул своим тоном смысл произнесенных им слов.

— В этом доме пышным цветом расцвело зло, — неожиданно заговорил он, глядя на собеседника блестящими глазами. Он говорил совершенно искренне, и от его первоначальной чопорности не осталось и следа. — Все члены этой семьи, отставшей от жизни лет на сорок, энергичны, обладают от природы сильным темпераментом, но все они, за исключением старой леди, обделены мозгами. Они вынуждены жить вместе в огромном доме-мавзолее под тиранической властью одной из самых удивительных женщин, которых я когда-либо встречал в жизни. Представьте себе, Кемпион, в этом доме действуют более строгие правила поведения, чем в учебных заведениях, где мы с вами учились. И у жителей этого дома нет никакой возможности убежать.

— Видите ли, — продолжил он очень искренним тоном, — подспудная ненависть и зависть, подавляемые желания и импульсы не имеют никакого выхода ни у кого из живущих под этой крышей. Все бразды правления держит в руках старая леди, и она же является первой и последней судебной инстанцией. Никто из зависящих от нее людей не может уйти оттуда под страхом голода, потому что никто из них не в состоянии заработать и шести пенсов. Легко представить себе, что в этой атмосфере, хоть мне и не хотелось бы так думать, может произойти все, что угодно.

— Стало быть, вы уверены, — сказал Кемпион, — что это сделал кто-то из членов семьи?

Маркус не ответил на этот вопрос прямо. Он пригладил волосы и вздохнул.

— Это ужасно, — сказал он. — Ведь Эндрю даже не ограбили. Если бы кто-нибудь украл его кошелек, мне было бы спокойнее. Или если бы он просто свалился в реку, пытаясь сократить путь и обогнать своего кузена, это было бы понятно. Однако все эти варианты исключены. Я видел тело. Кто-то связал его и практически разнес ему голову. Полиции до сих пор не удалось найти оружие. Боюсь, что не осталось никаких сомнений в том, что это убийство. По словам шефа полиции, это совершенно очевидно.

— Почему? — спросил Кемпион.

Маркус уставился на него.

— Ну, вы же не можете не принимать во внимание улики, — сказал он.

— О, нет, я не это имею в виду. Я просто хочу спросить, кому могло понадобиться его убивать? Насколько я понимаю, он представлял собой типичного старого зануду, как любой дядюшка. У него не было денег. Одно это обстоятельство могло уже служить для него гарантией долгой жизни.

Маркус кивнул.

— В том-то и беда, — сказал он. — Конечно, пришел этот чек от букмекера, но полицейский врач утверждает, что тело пробыло в воде не меньше недели. Так что и эта версия отпадает. Кроме этого чека, у него ничего не было, одни только долги. В этом-то все и дело — ни у кого из членов этой семьи нет ни гроша, хотя старая дама, безусловно, богата. Насколько я могу судить, ни у кого нет серьезного мотива для убийства.

— Если, конечно, не учитывать, — сказал Кемпион, — того обстоятельства, что с уменьшением числа наследников доля уцелевших, если можно так выразиться, возрастает.

Маркус снова погрузился в задумчивость, глядя на огонь.

— Даже и это объяснение не годится, — сказал он. — Строго по секрету, хотя я думаю, все семейство об этом уже знает, могу сказать вам, что старая миссис Фарадей изменила свое завещание некоторое время тому назад. По новому завещанию Эндрю Сили, ее племянник по мужу, не получает ничего. Следовательно, после ее смерти он должен или голодать, или зависеть от весьма сомнительного благородства своих кузенов. И это случилось по его собственной вине. О мертвых или хорошо или ничего, но я должен сказать, что он был крайне неуживчивым человеком. Это был сварливый старикашка, к тому же хамоватый. Я сам часто едва удерживался, чтобы его не стукнуть. Но все они далеко не подарок, каждый из них. В старой леди есть хотя бы величие, ну и Кэтрин — добрая душа, хотя я терпеть не могу глупых женщин. Что меня по-настоящему пугает, так это то, что если бы я жил в этом доме, нетрудно представить, что мне тоже захотелось бы кого-нибудь убить.

— А Джулия? — спросил Кемпион, с удивлением услышавший подобные откровения от трезвомыслящего Маркуса. — Что представляет собой Джулия?

Она пока для меня темная лошадка. Джойс говорила, что она старая дева с тяжелым характером.

Маркус задумался.

— Я никогда не мог понять характера Джулии. То ли она недружелюбна и при этом себе на уме, то ли просто недружелюбна, — сказал он. — Однако связать и застрелить мужчину, а потом бросить его тело в реку, когда, как все считают, она направлялась домой из церкви — нет, дорогой мой Кемпион, не смешите меня.

— А вы считаете, что все произошло именно в это время? — выразил свое сомнение Кемпион.

Маркус пожал плечами.

— Кто знает? — ответил он. — Конечно, Вильям был последним человеком, который видел Эндрю живым. Я думаю, если бы полиция нашла оружие, Вильяма бы уже арестовали. — Внезапно он замолчал и прислушался. В коридоре за дверью послышались тяжелые шаги, и в дверь постучали. Пожилая служанка вошла в комнату, держа в руке серебряный поднос, на котором лежала визитная карточка. Ее лицо выражало явное неодобрение. Не говоря ни слова, она протянула поднос Маркусу. Молодой человек не без удивления взял карточку и взглянув на нее, протянул ее Кемпиону.

Увидев на карточке имя человека, о котором они только что говорили, в первый момент им стало даже не по себе. Кемпион перевернул карточку. На обороте неуверенным почерком было написано несколько слов:

Маркус в удивлении приподнял брови, увидев эту записку, и небрежно сунул карточку в карман.

— Просите, Гарриет, — сказал он.