Политология (проблемы теории)

§ 1 Теория политических систем

Теория политических систем была создана в 50-е гг. прежде всего усилиями американских политологов Д. Истона, Г. Алмонда, Р. Даля, К. Дойча и др. Одной из причин возникновения и распространения теории политических систем именно в это время явилась общая неудовлетворенность применявшимися методами политического анализа. Бихевиористские подходы позволяли анализировать политические явления лишь в отдельных, часто довольно незначительных фрагментах. Сформировалась вполне осознанная потребность в обобщающей теории. И она появилась, причем ее создателям в целом удалось избежать как сверхфактологичности «эмпириков», «из-за деревьев не видящих леса», так и больших потерь информации при абстрактных философских умозаключениях «теоретиков».

В основу концепции были положены заимствованные из экономики, социологии и кибернетики идеи системного подхода. Исходные постулаты общей теории систем просты. Любой системный объект должен отвечать некоторым непременным правилам системности, а именно: состоять из нескольких взаимосвязанных элементов, иметь относительную обособленность от других объектов, т. е. определенную автономию, и, наконец, обладать минимальной внутренней целостностью (это означает, что целое не сводимо к сумме элементов). Политическая сфера имеет эти элементарные качества.

Суть системного анализа (или структурного функционализма) — это выявление структуры системного объекта и последующее изучение функций, выполняемых его элементами. Таким образом, решалась проблема изучения политики как системного объекта.

Образцом для создателей теории послужила концепция «социальной системы» Т. Парсонса, который рассматривал системы человеческого действия любого уровня в терминах функциональных подсистем, специализированных на решении своих специфических проблем. Так, на уровне социальной системы функцию адаптации обеспечивает экономическая подсистема, функцию интеграции — правовые институты и обычаи, функцию воспроизводства структуры, которая, по Парсонсу, составляет «анатомию» социума, — система верований, мораль и институты социализации (семья, система образования и т. д.), функцию целедостижения — политическая подсистема. Каждая из подсистем общества, обладая свойством открытости, зависит от результатов деятельности остальных. При этом взаимообмен в сложных системах осуществляется не прямо, а с помощью «символических посредников», каковыми на уровне социальной системы являются: деньги, влияние, ценностные приверженности и власть. Власть прежде всего «обобщенный посредник» в политической подсистеме, в то время как деньги являются «обобщенным посредником» экономического процесса и т. д.

Теория политических систем возникла и как альтернатива традиционному институциональному подходу в политической науке и претендовала не только на обобщение огромного эмпирического материала, полученного бихевиористами, но и на преобразование политической науки в более точную дисциплину. «Понятие „политическая система", — пишет К. фон Бейме, — появилось для того, чтобы заполнить „теоретический вакуум", который оставляло понятие „государство". Этот термин свободен от правоведческих сопутствующих значений, ассоциируемых с государством, и легче поддается определению в категориях наблюдаемого поведения. Концептуальная широта термина делает его полезным средством анализа при исследовании неформальных политических структур, тогда как „управление" часто тесно отождествляется с формальными институтами» (Словарь политического анализа).

Считая важнейшим свойством политической системы способность к сохранению ее качественной определенности при изменении структуры и функций элементов, или иначе говоря, ее устойчивость, Д. Истон выдвигает в качестве первоочередной задачи анализ условий, необходимых для сохранения устойчивости системы и ее выживания (не случайно структурно-функциональный анализ называют макросоциологией социальной стабильности). Для чего, по его мнению, следует рассматривать четыре основные категории: «политическую систему», «окружающую социальную среду», «реакцию» и «обратную связь». Так как именно эти категории связаны с «...мобилизацией ресурсов и выработкой решений, направленных на достижение стоящих перед обществом целей».

Единицей исследования политической системы Д. Истон считает взаимодействие. Он пишет: «В более широком контексте исследование политической жизни... может быть описано как совокупность социальных взаимодействий между индивидами и группами. Взаимодействие является основной единицей анализа. То, что прежде всего отличает политические взаимодействия от всех других родов социальных взаимодействий, — это то, что они ориентированы прежде всего на авторитарное распределение ценностей в обществе». Отсюда, политическая система трактуется как совокупность взаимодействий, осуществляемых индивидами и группами, в пределах признанных ими ролей, взаимодействий, направленных на авторитарное распределение ценностей в обществе. Власть в данной трактовке политической системы выступает как ее главный атрибут. Стремясь подчеркнуть властный характер политической системы и ее направленность на принятие авторитарных решений, некоторые последователи Д. Истона называют политическую систему даже «машиной по выработке решений».

Однако такая трактовка политической системы не единственная. Так, с точки зрения Р. Даля, можно определить как политическую систему любой устойчивый тип человеческих отношений, который включает в себя в качестве главных компонентов, власть, нормы и правила, авторитет. Таким образом, политические системы могут различаться уровнем политической институализации и политического участия. В качестве политической системы может рассматриваться та внутригрупповая структура, которая осуществляет принятие решений в субсоциетальных группах (т. е. группах ниже уровня общества как целого), таких как семья, церковь, профсоюз или коммерческая организация. В то же время, отмечает Р. Даль, ни одно объединение людей не бывает политическим во всех аспектах. Политическая система, состоящая из полномочных представителей населения данной страны и ее правительства, представляет собой государство. В свою очередь, можно говорить и о международной политической системе с географической организацией и национальными подсистемами. Такое понимание политической системы можно назвать расширительным, однако оно не противостоит истоновскому подходу.

В целом только в политической науке США насчитывается более двадцати определений политической системы, но они принципиально не отличаются друг от друга, являясь во многом взаимодополняющими.

Будучи «открытой», иерархичной, саморегулирующейся системой поведения, политическая система испытывает на себе влияние окружающей среды. С помощью механизмов саморегуляции она вырабатывает ответные реакции, адаптируясь к внешним условиям. Посредством этих механизмов политическая система регулирует свое поведение, преобразует и изменяет свою внутреннюю структуру (под структурой понимается стандартизация взаимодействий) или изменяет функции структурных элементов. Для того чтобы справиться с возникающими в политической системе стрессовыми ситуациями, она должна обладать, по мнению М. Каплана, «способностью к ослаблению напряжений, исходящих из окружающей среды, способностью к реорганизации самой себя и внешнего окружения таким образом, чтобы положить конец возникновению напряжений вообще или, по крайней мере, их появлению в прежних формах». Если же система не обладает подобными «способностями» и не предпринимает мер по предотвращению разрушительного влияния окружающей среды, и если напряжения внутри системы настолько велики, что власти не могут осуществлять свои решения в качестве обязательных, то политическая система может быть разрушена.

Обмен и взаимодействие политической системы с социальной средой осуществляется по принципу «входа-выхода» (понятия заимствованы из кибернетики). «Вход» — это любое событие, которое по отношению к системе является внешним и влияет на нее любым способом. «Выход» представляет собой ответную реакцию политической системы на это воздействие в форме политических решений, заявлений, законов, различных мероприятий, символических актов и т. д.

«Вход» осуществляется либо в форме «требований», либо в форме «поддержки». Требование — это обращенное к властным органам, мнение по поводу желательного или нежелательного распределения ценностей в обществе. Речь идет о таких ценностях как, безопасность, самостоятельность личности, политическое участие, потребительские блага, статус и престиж, равноправие и др. Однако это не означает, что политическая система должна удовлетворить все обращенные к ней требования, тем более что это и невозможно практически. Политическая система может действовать весьма самостоятельно при принятии решений, выбирать между теми или иными требованиями, решать те или иные вопросы по своему усмотрению.

В таких случаях она обращается к так называемому «резерву поддержки», где поддержка — это такое политическое отношение, когда А действует на стороне В или ориентирует себя благосклонно по отношению к Б, где А — люди, а Б — политическая система как определенным образом взаимосвязанная и взаимодействующая совокупность политических институтов и политических руководителей, преследующих соответствующие политические цели и руководствующихся определенными политическими установками и ценностями» (Д. Истон). Поддержка проявляется в двух видах: внутренняя поддержка (или потенциальная), выражающаяся в настроениях приверженности данной политической системе, толерантности, патриотизме и др., и внешняя поддержка, предполагающая не только принятие ценностей данной системы, но и практические действия на ее стороне. Именно поддержка обеспечивает стабильность органов власти, которые преобразуют требования окружающей среды в соответствующие политические решения, а также создает необходимые предпосылки для применения средств и методов, с помощью которых осуществляются эти преобразования. Т. Парсонс определял поддержку как политический кредит доверия системе и сравнивал ее с вкладами в банк.

Поскольку именно поддержка обеспечивает нормальное функционирование политической системы, постольку каждая система стремится создать и внедрить в сознание своих граждан через каналы политической социализации так называемые «рабочие ценности», т. е. укрепляющую ее легитимность идеологию. Не случайно в западной традиции легитимность принято определять прежде всего как «способность системы породить и поддержать веру народа в то, что ее политические институты в наибольшей степени отвечают интересам данного общества» (С. Липсет).

Процесс ввода требований и поддержки осуществляется через две основные стадии: артикуляцию и агрегацию интересов. Артикуляция — это процесс осознания и формирования интересов индивидами и малыми группами. Агрегация — это уже обобщение и согласование близких артикулированных интересов, перевод их на уровень программ, политических деклараций, проектов законов, это корректировка проводимой политики и предложение ее альтернатив. Основным субъектом артикуляции являются группы интересов. Агрегация же — одна из целей деятельности политических партий, средств массовой коммуникации и государства.

На другой стороне находится «выход», то, что «измеряет производство» политической системы. Это и есть государственная политика, т. е. указы главы государства и постановления правительства, законы, принятые парламентом, судебные решения. Также это производство символов, знаков и сообщений, которые также адресуются окружающей среде. Эти исходящие являются, таким образом, ответом на требования окружающей социальной среды, которые тем самым удовлетворяются, отвергаются, оспариваются или частично выполняются. Наконец, властные решения, воздействуя на окружающую среду, неизбежно вызывают к жизни новые требования и поддержку. А это и есть обратная связь.

Поскольку политическая система — это сложное иерархическое образование, постольку неизбежно встает вопрос о ее подсистемах и элементах. Отвечая на него, Г. Алмонд, в частности, выделяет в качестве таких подсистем «...три широких класса объектов: 1) специфические роли и структуры, такие как законодательные и исполнительные органы или бюрократии; 2) носители ролей, такие как отдельные монархи, законодатели и администраторы; 3) конкретные публичные мероприятия, решения или исполнение решений».

Эти структуры, носители и решения могут, в свою очередь, быть подробно классифицированы в зависимости от того, включены ли они в политический процесс или «вход», или в административный процесс, или «выход». Причем, анализируя внутреннее строение политической системы, Г. Алмонд выдвигает на передний план не столько структуры, сколько существующие между ними связи их взаимодействия, выполняемые ими в политической системе роли.

В отечественной литературе принято выделять следующие подсистемы политической системы: политическая организация, охватывающая стабильные политические институты данного общества; политические нормы; политические отношения; политическое сознание (Ф. М. Бурлацкий). Эта классификация не единственная, однако чаще всего российские исследователи сводили набор элементов политической системы к структурным элементам политической организации общества (т. е. к перечню устойчивых политических институтов общества).

Динамическая характеристика политической системы дается через понятие «политический процесс». Описания политического процесса в западной политической науке, как правило, сильно формализованы, поскольку они должны отвечать двум главным требованиям: быть операциональными и верифицируемыми, для того чтобы сделать возможным переход от содержательного описания процесса к созданию формальной модели (схемы) процесса в математической или таблично-графической форме.

Отсюда, политический процесс — это «процесс преобразования информации, перевода ее с „входа" на „выход"» (Д. Истон). Таким образом, речь идет практически о сведении политического процесса к «передаче смыслов, значимых для функционирования политической системы», т. е. к политической коммуникации. К. Дойч высказал даже мнение, что политическая коммуникация могла бы стать средоточием политологии, тогда политические системы трактовались бы как обширные коммуникационные сети. Однако такой крайний подход был подвергнут критике за «механическое перенесение терминологии, принципов деятельности и важнейших положений кибернетики в сферу политики» (Р. Кан).

Общепринятой стала трактовка, предложенная Г. Алмондом: «Говоря о политическом процессе, или входе, мы имеем в виду поток требований от общества к государству и конверсию этих требований в авторитетные политические мероприятия. К числу структур, вовлеченных преимущественно в процесс входа, относятся политические партии, группы интересов и средства коммуникации». При этом «выход» трактуется в западной политологии как «административный процесс», говоря о нем, имеют в виду «...процесс реализации или навязывания авторитетных политических решений. Структуры, вовлеченные преимущественно в этот процесс, включают бюрократии и суды».

Итак, политический процесс складывается из следующих основных циклов:

• поступление информации из окружающей среды в рецепторы политической системы;

• циркуляция ее в системе;

• преобразование политической системы;

• решение системы по авторитетному распределению ценностей (Р. Даль).

Исходя из вышесказанного, мы можем определить политический процесс как совокупную деятельность всех акторов политических отношений, связанную с формированием, изменением, преобразованием и функционированием политической системы.

Поскольку любая политическая система стремится к самосохранению и адаптации к требованиям своего окружения, приверженцы структурного функционализма утверждают, что можно вычленить конечное число процессов, благодаря которым эти цели станут выполнимыми. По их мнению, во всех политических системах прошлого и настоящего обеспечивались одни и те же «функции», менялись лишь состав и сложность государственных и иных политических структур. Именно на этой почве возникла общая теория функций политической системы. Например, в работе Г. Алмонда и Б. Пауэлла «Сравнительная политика» функции, направленные на самопроизводство системы и ее адаптацию к окружению, делятся на три группы:

1. Функции преобразования, конверсии. Их цель — обеспечить превращения требований и поддержки в политические решения или действия. Г. Алмонд и Б. Пауэлл выделяют здесь шесть функций. Две из них осуществляются на уровне «входа» и должны обеспечить регулирование всего, что питает политическую систему: речь идет о выявлении интересов и требований и их гармонизации.,

Три других функции находятся на «выходе», это: а) разработка обязательных правил; б) проведение их в жизнь; в) судебная функция.

Шестая функция — политическая связь/коммуникация (движение или сдерживание информации, передача смыслов, значимых для функционирования политической системы) касается и «входа», и «выхода» системы.

2. Функция адаптации, приспособления. Давление, оказываемое на политическую систему требованиями всякого рода, создает постоянный фактор несбалансированности. Противостоят этой перегрузке две функции системы: а) набор политического специализированного персонала, принимающего требования и проводящего их оптимальную обработку; б) функция политической социализации, т. е. распространение политической культуры, совместимой с требованиями выживания и адаптации системы к своему окружению.

3. Способности. Они касаются отношений между политической системой и ее окружением: а) способность мобилизации материальных и человеческих ресурсов для нормального функционирования системы; б) способность регулировать — т. е. устанавливать контроль над людьми, находящимися на территории, управляемой системой; в) способность распределять, т. е. предоставление услуг, статуса, вознаграждения и др.; г) способность поддерживать символику — т. е. проведение действий по приданию чему-либо законной силы, празднование героических дат или событий, связанных с общественными ценностями, способствующих достижению согласия; д) способность слушать, т. е. умение принять требования до того, как они породят серьезное напряжение в обществе.

Типологии политических систем. Чаще всего политические системы разделяют на открытые и закрытые.

Открытая политическая система характеризуется высокой степенью «отзывчивости» по отношению к требованиям, выдвигаемым «окружающей средой». При этом такая открытость может достигать такой степени, когда даже протестные движения кооптируются в существующие властные структуры, и их требования так или иначе усваиваются политическими институтами.

Для закрытых политических систем, напротив, характерны репрессивные меры по отношению к инициативам и несанкционированным коллективным действиям любого рода.

В литературе выделяются следующие показатели степени открытости политических систем:

1. Число политических партий, фракций и организованных групп интересов, которые способны переводить требования различных социальных групп на язык официальной политики. Считается, что чем их больше, тем менее вероятно формирование общественных движений, требования которых не вписались бы в спектр политических требований, выдвигаемых политическими партиями.

2. Разделение исполнительной и законодательной власти. Поскольку законодательная власть (в отличие от исполнительной) непосредственно подотчетна избирателям, постольку она более чувствительна к требованиям населения, а значит и общественных движений, групп интересов и др.

3. Характер взаимодействия исполнительной власти и организованных групп интересов. Считается, что там, где между этими социальными институтами складываюте я относительно свободные неформальные связи, облегчается доступ новых требований к центру принятия решений, а значит невелика вероятность возникновения радикальных протестных движений.

4. Наличие механизма агрегации требований, выдвигаемых различными социальными и политическими акторами. Считается, что открытость системы уменьшается, если в ней отсутствуют механизмы формирования политических компромиссов и поиска консенсуса.

Исходя из этих критериев, Г. Алмонд предложил следующую классификацию политических систем: 1) англо-американская (наиболее открытая); 2) континентально-европейская (относительно закрытая); 3) тоталитарная и 4) доиндустриальная (3-я и 4-я системы — закрытые, однако тоталитарная, в отличие от доиндустриальной, относится Алмондом к современному типу политических систем).

Системный подход вызвал огромный интерес политологов еще и тем, что, казалось бы, позволял моделировать политические отношения, давал возможность «разворачивать» политическую ситуацию в направлении, обратном реальному течению времени, то есть от следствия к причине, что и вело к выяснению факторов и действий, способствовавших возникновению политических кризисов и конфликтов. Предполагалось, что полученные в результате такой проверки модели можно будет использовать для «разворачивания» ситуации в будущее время и обнаруживать кризисные факторы заранее. Казалось, что наконец найдено средство, которое позволит политической науке выполнять в полном объеме прогностическую функцию.

Помимо огромного интереса, идеи системного анализа политики породили и большие разочарования, поскольку исследователи столкнулись с четырьмя «проклятыми» проблемами: субъективности, многомерности, неопределенности и размытости критериев политического поведения. Это была цена, которую пришлось платить за применение системного подхода (как оказалось, не универсального) к познанию политических реалий.

Однако были и явные достижения. Приверженцы этого подхода привнесли в политическую науку богатый и строгий язык системного анализа. Структурный функционализм позволил включить в поле сравнительного политического анализа страны «Третьего мира», что привело, в частности, к выдвижению в политической науке на первый план (с 60-х гг.) теорий политической модернизации. Весьма важным был и поворот к изучению неформальных механизмов принятия политических решений и функционирования государства.

§ 2 Государство в политической системе общества

Важнейшим институтом политической системы, от нормального функционирования которого в решающей степени зависит ее самосохранение и адаптация, является государство. Понятие «государство» (Staat, stati, etat, state) появляется в период итальянского Ренессанса и до XIX в. распространяется в Европе. Ранее для обозначения властного устройства использовались другие понятия: polis, res publica, civitas regnum, imperium и др.

При этом исходное латинское слово «status» (состояние) приобретает новое значение. Сначала оно обозначает приверженцев обладателя власти, затем само обладание властью. Далее смысловое ударение переходит от обладателя власти — к власти как к функции и от функции власти — к государственной власти и государственному интересу. Начиная с XVII в. понятие «государство» также обозначает государственное учреждение (аппарат, администрация), господство и общность, государственный народ.

В данном случае речь идет о эволюции понятия «государство» в Европе. В других регионах мира, например в Китае, где государство в течение многих веков выступало в роли регулятора социальных отношений, главного страхователя от стихийных бедствий, организатора общественных работ, содержало огромную армию, необходимую для внешней обороны, строило и содержало пути сообщения, связывающие разобщенные части страны в единое целое, и где оно всегда безраздельно господствовало над всеми другими социальными институтами, понятие «государство» прошло иную эволюцию и имело несколько иной смысл, нашедший выражение в категории «китайская деспотия».

Это касается и России, в русском языке понятие «государство» производно от слова «государь», т. е. хозяин, владелец «русской земли». Многие западные исследователи отмечают особый характер российского государства. Так, Р. Пайпс отмечает: «Россия принадлежит par exellence к той категории государств, которые... обычно определяют как „вотчинные" (patrimonial). В таких государствах политическая власть мыслится и отправляется как продолжение права собственности, и властитель (властители) является одновременно сувереном государства и его собственником».

Классическое описание важнейших свойств государства в современных обществах было дано М. Вебером: «Исходные формальные характеристики государства таковы. Оно обладает административным и правовым порядком, изменяемым посредством законодательства, в соответствии»; которым осуществляется организованная корпоративная деятельность административного персонала, также регулируемая законом. Эта система порядка претендует на принудительную власть не только над членами государства, гражданами, большинство которых обрело свое членство по рождению, но и в весьма значительной степени над всеми действиями, происходящими на контролируемой ею территории. Таким образом, это — обязательная ассоциация с территориальной основой. Более того, в настоящее время применение насилия считается легитимным, только пока дозволено государством или предписано им... Претензия современного государства на монополию применения насилия столь же сущностно важна для него, как и свойства принудительной юрисдикции и непрерывности организации».

С точки зрения права необходимыми признаками государства служат три элемента: государственная территория, государственный народ, государственная власть. В юридическом и политическом смысле понятие «государство», как правило, используется в узком смысле слова: как институт господства, как носитель государственной власти (право на легитимное принуждение). Государство противопоставляется обществу и выступает по отношению к нему как орудие руководства и управления.

От других политических институтов государство отличается: 1) наличием особой группы людей, занятых исключительно управлением обществом и охраной его экономической и социальной структуры; 2) монополией на принудительную власть; 3) правом и возможностью осуществления внутренней и внешней политики от имени всего общества; 4) суверенным правом издания законов и правил, обязательных для всего населения (подчеркивая важность данного признака, Г. Кельзен определяет государство как «относительно централизованный правопорядок»); 5) монопольным правом на взимание налогов и сборов с населения, на формирование национального бюджета; 6) организацией власти по территориальному признаку.

Государство обладает сложной структурой — обычно выделяют три группы государственных учреждений: высшие органы государственной власти и управления, государственный аппарат (публичная администрация), карательный механизм государства.

Структура и полномочия указанных учреждений зависят от формы государства, а функциональная сторона во многом определяется существующим политическим режимом. Понятие «форма государства» раскрывается через категории «форма правления» и «форма государственного устройства».

«Форма правления» — это организация верховной власти, характеризуемая ее формальными источниками, она определяет структуру государственных органов (институциональный дизайн) и принципы их взаимоотношений. Две основные формы правления — это монархия и республика и их разновидности.

Монархия (классическая) характеризуется тем, что власть главы государства — монарха передается по наследству и не считается производной от какой-либо другой власти, органа или избирателей. Она неизбежно сакрализуется, ибо это условие легитимации власти монарха. Есть несколько разновидностей монархической формы правления: абсолютная монархия — характеризуется всевластием главы государства и отсутствием конституционного строя; конституционная монархия — предполагает ограничения полномочий главы государства более или менее развитыми чертами конституционного строя. В зависимости от степени ограничения власти главы государства различают дуалистическую и парламентарную конституционные монархии.

Дуалистическая монархия — полномочия монарха ограничены в сфере законодательства, но широки в сфере исполнительной власти. Кроме того, он сохраняет контроль за представительной властью, поскольку наделяется правом полного «вето» на решения парламента и правом его досрочного роспуска (Германия по конституции 1871 г., Япония по конституции 1889 г., Россия после 17 октября 1905 г., сегодня это Саудовская Аравия и ряд небольших арабских государств.)

Парламентарная монархия — существует в Бельгии, Великобритании, Дании, Испании, Нидерландах, Норвегии, Швеции, Японии и др. Власть монарха не распространяется на сферу законодательства и значительно ограничена в управлении. Законы принимаются парламентом, право «вето» фактически (в ряде стран и формально) монарх не осуществляет. Правительство формируется на основе парламентского большинства и несет ответственность перед парламентом. Фактическое управление страной осуществляет правительство. Любой акт монарха требует утверждения со стороны главы правительства или соответствующего министра. Таким образом, монархия сегодня — «слабое» политическое учреждение, однако она, по мнению М. Вебера, обеспечивает дополнительную легитимацию власти, так как монарх — носитель традиции, символ единства нации, незыблемости политической системы. Кроме того, конституционная монархия «дает нейтрального руководителя государства и делает ненужным поиск приемлемого для всех кандидата на этот пост» (А. Лейпхарт).

Республика — известны две основные формы республиканского правления: президентская и парламентская республики.

Президентская республика характеризуется особой ролью президента; он одновременно и глава государства, и глава правительства. Пост премьер-министра отсутствует, правительство формируется внепарламентским путем, президент назначает его членов или независимо от парламента, или «с согласия Сената» (практика США). Министры обязаны проводить политику, определяемую президентом, и несут ответственность перед ним. Парламент не вправе выразить правительству вотум недоверия, а порицание министров парламентом не влечет за собой их автоматической отставки.

Глава государства избирается независимо от парламента: либо коллегией выборщиков, избираемых населением (США), либо прямым голосованием граждан (Франция и др.). Такой порядок выборов дает возможность президенту и его правительству действовать без оглядки на парламент. Президент, кроме того, наделяется правом отлагательного вето на законы, принимаемые парламентом, и активно им пользуется. Президентом становится лидер партии, победившей на президентских выборах, парламентское же большинство может принадлежать другой партии (в 80-е гг. в США президент — республиканец, большинство в Конгрессе — за демократами). Такое несовпадение невозможно в парламентской республике.

Важнейшая отличительная черта президентской республики — жесткое разделение властей, при котором ветви власти обладают значительной самостоятельностью по отношению друг к другу. Парламент не вправе вынести вотум недоверия правительству, но и президент не вправе досрочно распустить парламент. Кроме того, парламент обладает правом на импичмент — т. е. правом привлечения к ответственности и судебного рассмотрения дел о преступлениях высших должностных лиц, в том числе и президента: в то же время у главы государства есть право отлагательного вето на решения парламента.

С одной стороны, в президентской республике создаются благоприятные предпосылки для концентрации властных полномочий в руках президента, с другой — при соблюдении конституционных норм правительство более стабильно, а парламент обладает большими реальными полномочиями, чем в странах с парламентарной системой. Классический пример президентской республики — США, где впервые и была установлена эта форма правления, возродившая, в свою очередь, многие принципы римской политической системы.

Парламентская республика: ее важнейшая отличительная черта — формирование правительства на парламентской основе и его формальная ответственность перед парламентом. Глава государства занимает в системе властных органов скромное место. Парламент наряду с изданием законов и вотированием бюджета имеет право контроля за деятельностью правительства. Назначает правительство глава государства, но не по своему усмотрению, а из числа представителей партии (коалиции партий), располагающих большинством мест в парламенте (его нижней палате). Вотум недоверия правительству со стороны парламента влечет за собой либо отставку правительства, либо роспуск парламента и проведение досрочных парламентских выборов, либо то и другое. Правительство, формируемое из представителей партии (партий) парламентского большинства, получив вотум доверия, при помощи партийной дисциплины направляет деятельность этого большинства и тем самым приобретает контроль над парламентом в целом. Таким образом, правительство — главный орган управления страной, а глава правительства является фактически первым лицом в структуре власти, оттесняя главу государства на второй план. Президент парламентской республики избирается или парламентом, или особой коллегией выборщиков, включающей депутатов парламента, реже — всеобщим голосованием избирателей (Австрия). Полномочия президента, кроме чисто представительских, осуществляются только с согласия правительства. Акты президента нуждаются в утверждении со стороны членов правительства, которые и несут за них ответственность. Типичные парламентские республики: Австрия, Италия, ФРГ.

Среди форм правления есть такие, которые сочетают в себе признаки и президентской, и парламентской республики.

Такова «Пятая французская республика», возникшая в результате принятия конституции 1958 г. Данная смешанная форма получила наименование премьер-президентской. Она характеризуется тем, что:

1) президент избирается на прямых всеобщих выборах;

2) президент наделен широкими властными полномочиями;

3) одновременно с президентом существует и выполняет функции исполнительной власти премьер-министр и кабинет, ответственные перед законодательным собранием.

По мнению М. Дюверже, это система, в которой — в зависимости от того, поддерживает ли парламентское большинство действующего президента или нет, — чередуются президентские и парламентские фазы. На президентской фазе президент играет ключевую, доминирующую роль в системе высших органов государственной власти. На парламентской он вынужден делить властные полномочия с премьер-министром. Помимо Франции данная форма правления существует в Португалии, Финляндии и Исландии.

Смешанная, президентско-парламентская форма правления, с еще большим доминированием президента, характерна для ряда стран Латинской Америки (Перу, Эквадор), она же закреплена конституцией 1993 г. в России. Ее наиболее важные особенности:

1. Наличие всенародно избранного президента.

2. Президент назначает и смещает членов правительства.

3. Члены правительства должны пользоваться доверием парламента.

4. Президент имеет право распустить парламент.

Особая форма правления сложилась в Швейцарии. Здесь функции главы государства и правительства осуществляются «коллективным президентом» — Федеральным советом, который избирается парламентом в составе 7 человек на широкой коалиционной основе. Председательствует в Федеральном совете президент, избираемый на один год из состава его членов и осуществляющий чисто представительские функции. Принцип парламентской ответственности правительства отсутствует. М. С. Шугарт и Д. М. Кэри предложили называть такую систему ассамблейно-независимой, в этом наименовании, по их мнению, указывается как «источник исполнительной власти, так и отсутствие необходимости во взаимном доверии законодательной ассамблеи и исполнительной власти».

Форма государственного устройства — это территориально-политическая организация государства, включая политико-правовой статус его составных частей и принципы взаимоотношений центральных и региональных государственных органов. Выделяют две основные формы государственного устройства: унитарную и федеративную.

Унитарное — это единое государство, которое подразделяется на административно-территориальные единицы, не обладающие политической самостоятельностью.

Федеративное — это союзное государство, состоящее из нескольких государственных образований, каждое из которых обладает собственной компетенцией и имеет свою систему законодательных, исполнительных и судебных органов.

В прошлом существовала и такая близкая к федеративной форма государственного устройства, как конфедерация. Различие между конфедерацией и федерацией заключается в том, что федерация предполагает наличие центра, уполномоченного принимать решения от имени всех участников союза и осуществляющего по отношению к ним властные полномочия. Конфедерация же представляла собой более или менее гибко организованную, без какого-либо конституционного оформления, федерацию независимых государств. Конфедерациями были: Швейцария с 1291 по 1848 гг., США в 1776-1797 гг., Германский союз в 1815-1867 гг. Сегодня конфедераций нет, хотя в официальном наименовании швейцарского и канадского государства употребляется это слово. В то же время, некоторые черты конфедеративного устройства приобрел Европейский союз (ЕС).

Форма государственного устройства зависит от исторических условий образования и существования государства, традиций, степени территориальной и этнической общности в государстве и т. д. В конечном счете форма государственного устройства отражает степень централизации или децентрализации государственного управления, соотношение центра и мест.

Для унитарного государства характерны следующие признаки: единая конституция, единая правовая система, единая система высших органов государственной власти и управления, единое гражданство, единство судебной системы, деление на административно-территориальные единицы, статус органов управления, в которых определяется общегосударственными правовыми нормами подчинение этих органов центральным. В зависимости от степени централизации можно выделить несколько разновидностей унитарных государств:

1. Выборные местные органы отсутствуют, функции управления осуществляют назначаемые из центра чиновники.

2. Есть местные выборные органы управления, но они поставлены под контроль назначаемых представителей центра.

3. Выборные местные органы самоуправления косвенно контролируются центром.

4. В государстве существует определенная автономия для отдельных территорий, включающая внутреннее самоуправление и ограниченное право издания законодательных актов по вопросам местного значения. Такая автономия не меняет унитарного характера государства, но может рассматриваться как особая, переходная форма от унитаризма к федерализму. Значительная часть автономных образований создана по историко-географическому признаку (большинство областей Италии, острова Мадейра и Азорские в Португалии и др.), по национально-территориальному признаку созданы некоторые автономные образования в Испании и бывшем СССР, историко-географические и национальные признаки сочетает автономия Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии в рамках Великобритании.

Для федеративного государства характерны такие признаки:

1. Федерацию составляют государственные образования (штаты в США и Австралии, земли в ФРГ и Австрии, кантоны в Швейцарии, провинции в Канаде и Бельгии, республики в Югославии и бывшем СССР и др.), являющиеся ее субъектами и имеющими собственный круг властных полномочий.

2. Субъекты федерации не обладают полным суверенитетом, несмотря на формальное провозглашение в некоторых федерациях.

3. Наряду с общефедеральной конституцией и законами действуют конституции и законы субъектов федерации при верховенстве общефедеральных.

4. Помимо законодательных, исполнительных, судебных органов федерации имеются такие же органы субъектов федерации, при этом проводится разграничение компетенции в сфере законодательства и управления между федерацией и ее субъектами.

5. В федеральном парламенте обеспечивается в разных формах представительство субъектов федерации.

6. Еще один возможный признак — наличие двойного гражданства.

Федерация не служит средством решения национального вопроса (опыт Запада), и субъекты ее, как правило, создавались не по национально-территориальному признаку, а по физико-географическому (США, Австралия) или историческому признаку (Швейцария, Австрия, ФРГ). Федерации исторически создавались, как правило, не на добровольной основе, и поэтому за субъектами федерации не признается право выхода (сецессии). Исключение в этом вопросе составляли только «социалистические» федерации (СССР, ЧССР, СФРЮ и др.), ныне распавшиеся.

Чрезвычайно сложным федеративным образованием, включающим около ста разнородных субъектов (это и республики, и области, и округа, и города федерального значения), фактически неравноправных, является современная Россия.

Федерализм — сложное и противоречивое явление, для него характерно взаимодействие двух противоположных тенденций: к большей централизации и к децентрализации и даже сепаратизму. Поэтому его можно рассматривать и как предпосылку формирования государства с централизованной системой управления, и как результат дезинтеграционных процессов в централизованном государстве, теряющем контроль над частью своих территорий. Историческая практика дает примеры того и другого. Она же свидетельствует, что в условиях распада государства федерализм является наиболее практичным способом урегулирования конфликтов, предоставляя землям возможность выбора формы внутреннего управления и оставляя за центром только те функции, которые не под силу местам, т. е. функции общего, координирующего характера.

§ 3 Партии и общественные движения в политической системе

Политические партии играют исключительную роль в функционировании современных политических систем. Именно они, прежде всего, обеспечивают связь системы и окружающей среды, выполняя функции артикуляции и агрегации социальных интересов. В свое время С. М. Липсет и С. Роккан дали убедительное политологическое обоснование функции партий как политических выразителей глобальных социальных расколов. Они назвали четыре основных раскола — между центром и периферией, государством и церковью, городом и деревней, работодателями и рабочими, — которые и дали толчок к появлению в Европе политических партий с различными социальными базами (региональными, конфессиональными, этническими, классовыми).

Политические партии берут на себя и формулирование коллективных целей для социума, предлагая различные цели и стратегии общественного развития.

Современные правительства, как правило, партийные правительства, партийные фракции определяют «лицо» современных парламентов, поскольку через партии реализуются еще две важнейшие политические функции — политического представительства и рекрутирования политической элиты. Наконец, партии являются наиболее эффективным и легитимным инструментом борьбы за власть и участие в принятии значимых политических решений.

Политические партии — один из немногих политических институтов, рождение которых неразрывно связано с генезисом либеральной демократии. «Демократия мыслима не иначе, чем выраженная через партии», — пишет, например, американский политолог Г. Штатшнайдер. Хотя политическая история знает не только демократические, системные, но и антисистемные, революционные партии. Отмечая особую роль и значение партий, многие исследователи (причем и те, кто позитивно, и те, кто негативно оценивают данный институт) называют современное государство «партийным государством».

Группы интересов, в большей или меньшей степени организованные, всегда были неотъемлемым атрибутом политики, в связи с этим можно вспомнить «партии» пополяров и оптиматов времен кризиса Римской республики, гвельфов и гибеллинов средневековой Европы, политические объединения, возникавшие в ходе английской революции XVII в. и Великой французской революции конца XVIII в. и др. Однако партии в современном смысле слова — относительно недавнее «изобретение». Они появились лишь во второй половине XIX в.

Непосредственные их предшественники — «внутренние партии» или «партии — политические клубы» возникли примерно столетием раньше на «родине классического парламентаризма» в Великобритании. Это знаменитые «тори» и «виги», представлявшие в английском парламенте интересы двух фракций господствующего класса: земельных собственников (тори) и промышленников (виги). Правда, политический строй, который существовал в этот исторический период в Англии, был очень отличен от современной демократии. Он опирался на очень ограниченное избирательное право (только чуть более двух процентов населения имело право голоса). Парламент состоял из лиц, тесно связанных происхождением, общими интересами и даже родством. Дебаты в палатах носили деловой, зачастую чисто технический характер. Не случайно В. Зомбарт сравнивал английский парламент этого исторического периода с советом акционерной компании, где обсуждается, как вести предприятие, в успехе которого все одинаково заинтересованы и о делах которого все осведомлены.

Однако именно с этого времени и начинается изучение данного феномена. В середине XVIII в. Д. Юм предлагает, по всей видимости, первую типологию политических партий. По его мнению: 1) на почве общего интереса возникают «партии по интересам»; 2) на привязанности к тому или иному лидеру строятся «партии по аффектам»; 3) на основе общих принципов создаются «партии по принципам». Несколько позже появляется и классическое определение «политической партии», принадлежащее одному из «отцов-основателей» европейского консерватизма, английскому мыслителю и политическому деятелю Э. Берку: «Партия — группа людей, придерживающаяся общих принципов и объединившаяся для обеспечения общими усилиями национальных интересов».

Сегодня существует огромное количество дефиниций политической партии. Как заметил однажды немецкий политолог X. Д. Клингеманн, «природа партий, как и природа красоты, зависит от взгляда наблюдателя». Однако практически все определения носят функциональный характер.

Поэтому достаточно условно все их множество можно разделить на две большие группы:

1. Их авторы считают важнейшими для партий функции артикуляции и агрегации социальных интересов и формулирования общенациональных целей; такого рода определения близки по содержанию к берковскому.

2. Исследователи, принадлежащие к этой группе, акцентируют в качестве ключевой для партий функцию борьбы за власть и участия во власти. Такова дефиниция Й. Шумпетера: «Партия — это не группа людей, способствующая осуществлению общенационального интереса, скорее это группа людей, которая, исходя из общих принципов, стремится к политической власти». Или более современное и в большей степени соответствующее природе нынешних массовых партий определение К. фон Бейме: «Партии — это общественные организации, конкурирующие между собой на выборах во имя достижения власти».

Более широкое определение, которое охватывает партии, использующие не только состязательные и сдерживающие, но и подрывные стратегии в борьбе за власть, предложил К. Джанда: «Партия — это организация, преследующая цель замещения правительственных должностей своими признанными представителями».

Пытаясь сформулировать универсальное определение «политической партии», американский политолог Д. Ла Паломбара указал на четыре образующих партию признака:

1. Любая партия есть носитель идеологии или особого видения мира и человека (мировоззрения).

2. Партия — это организация, то есть достаточно длительное институализированное объединение людей на разных уровнях политики (от местного до международного).

3. Цель партии — завоевание и осуществление власти.

4. Каждая партия старается обеспечить себе поддержку народа — от голосования за нее до активного членства.

Причем первый и третий признаки — это то, что отличает политические партии от заинтересованных групп, а второй и третий — это то, что отличает их от общественных движений.

«Общественное движение представляет собой коллективное образование, действующее в течение достаточно длительного времени. Его цель — содействие или сопротивление социальным изменениям в обществе или группе, частью которой оно является», — пишут американские социологи Р. Тернер и Л. Киллиан.

В определении подчеркивается два основных параметра движения: их коллективный характер и целенаправленность действий.

От них производны такие признаки движения, как:

• общие ценности, воплощенные в идеологии движения;

• общая коллективная идентичность;

• наличие системы норм и правил поведения для «своих» (внутренний этос) и правил взаимодействия с окружением (внешний этос).

Поскольку движения в условиях демократии, как правило, не ставят своей задачей борьбу за власть, постольку они рассматриваются партиями как ресурс поддержки в избирательной борьбе. По мнению ряда исследователей, открытая политическая система (американская) делает наиболее вероятными три сценария развития общественных движений национального масштаба: 1) распад движения; 2) включение активистов движения в одну из политических партий (кооптация); 3) создание групп давления, которые пытаются оказать влияние на правительство и парламентские партии. В странах с относительно закрытой политической системой (Западная Европа), где партии возникли по классовому признаку, третий вариант маловероятен, однако возможно создание на базе движения новой политической партии (например партия зеленых в ФРГ).

Простейшая и наиболее распространенная классификация политических партий — деление их на «левые» и «правые» — обязана своим происхождением Великой французской революции. Так уж случилось, что в 1789 г., когда созванные королем Генеральные штаты провозгласили себя Национальным Конвентом, противники короля, сторонники радикальных мер и приверженцы принципа «народного суверенитета» сидели слева от председательствующего, а сторонники монархии, сохранения «статус-кво» и завершения революции — справа. Современное употребление этих терминов связано с появлением социал-демократических и коммунистических партий. К левым стали относить тех, кто признает высшей ценностью социальную справедливость и борьбу за нее провозглашает своей целью; смещение вправо в этом случае означает постепенный отказ от этой ценности.

Развитием данной типологии стала классификация партий в зависимости от идеологических предпочтений, в соответствии с ней партийно-политический спектр включает (слева направо): левых радикалов (коммунисты), левых реформистов (социал-демократы), либералов, консерваторов, правых радикалов (фашисты). Линейный характер спектра и содержательные критерии типологии затрудняют определение места тех или иных реально существующих, а значит динамично развивающихся партий в этой классификации. Особенно трудно это сделать в условиях радикальных изменений политической системы.

Поэтому классификацию политических партий чаще всего осуществляют по признакам внутрипартийных структур. Наиболее распространенной является типология М. Дюверже, который предложил разделять партии на массовые и кадровые. Различие кадровых и массовых партий не строится на их численности, поскольку речь идет не о внешних различиях, а об особенностях организационных структур, основных направлениях деятельности, организационной стабильности, принципах руководства.

Примером массовой партии для Дюверже являются европейские социал-демократические партии (прежде всего Французская социалистическая партия), большинство из которых возникло во второй половине XIX в. в условиях введения всеобщего избирательного права, как политические организации рабочего класса и как антисистемные партии протеста, что и предопределило некоторые особенности их организации. «Привлечение новых членов представляет для нее (массовой партии. — В. А) фундаментальную потребность с двух точек зрения — политической и финансовой. Она стремится прежде всего осуществить политическое воспитание рабочего класса, выделить в его среде элиту, способную взять в свои руки правительство и управление страной; члены партии, таким образом, составляют саму ее основу, субстанцию ее деятельности. Без членов партия представляла бы собой учителя без учеников. С финансовой точки зрения, она в основном опирается на членские взносы, уплачиваемыми ее членами».

Кадровые партии — это, по словам М. Дюверже, «объединения нотаблей» («лучших людей») с целью подготовки и проведения выборов с последующим сохранением контактов с избранными. М. Дюверже различает несколько категорий нотаблей: 1) нотабли, которые своим именем или престижем повышают авторитет кандидата в депутаты и завоевывают ему дополнительные голоса; 2) нотабли, умеющие организовывать избирательную кампанию; 3) нотабли-финансисты. «То, что массовые партии достигают числом, кадровые партии добиваются путем отбора... Если понимать под членством то, что имеет признаком обязательство перед партией и, далее, регулярную уплату членских взносов, то кадровые партии не имеют членов», — писал М. Дюверже. Пик активности кадровых партий — это время выборов, в промежутках между ними они как бы «засыпают».

Классическое исследование данного типа партий (прежде всего американских и английских) осуществил в начале XX в. наш соотечественник М. Острогорский, пессимистически оценивший перспективы демократического развития в условиях сосредоточения средств контроля и манипулирования политическим поведением масс в руках небольшого числа людей, входящих в так называемый партийный «кокус». Его выводы перекликаются с теми, которые получил немецкий социолог Р. Михельс при анализе эволюции массовой партии (СДПГ). Именно он сформулировал так называемый «железный закон олигархии», фиксирующий неизбежность олигархического перерождения демократических партий в условиях прихода масс в политику.

Первоначально кадровые партии, в отличие от массовых, ориентировались на политическую мобилизацию прежде всего среднего класса и были «системными партиями».

Ныне эти различия во многом нивелировались, кадровые партии были вынуждены заимствовать или имитировать многие структуры партий массовых, в значительной степени нивелировались идеологическая и классовая определенность, радикализм политических требований бывших партий протеста.

В связи с этим М. Дюверже выделяет категорию полумассовых партий. Это, например, партии, состоящие не только из индивидуальных, но и коллективных членов. Классический пример такого рода лейбористская партия Великобритании. С финансовой точки зрения это массовая партия, так как партийные расходы покрывались преимущественно за счет взносов членов тред-юнионов, которые и были коллективными членами партии. Однако, во-первых, она никогда не была марксистской, а значит и антисистемной партией, во-вторых, как отмечает М. Дюверже, «общее членство остается весьма отличным от индивидуального: оно не предполагает ни действенного включения в политическую жизнь, ни персональных обязательств перед партией. Это глубоко трансформирует ее природу».

Позднее классификация М. Дюверже неоднократно дополнялась. Так, французский политолог Ж. Шарло предложил дополнить ее категорией партий избирателей. Он обратил внимание на то, что созданная Ш. де Голлем партия Союз демократов за республику (ЮДР) имела чрезвычайно неопределенные идейные установки и этим напоминала кадровую партию. В то же время ЮДР широко использовала методы вовлечения масс в политическую жизнь, практикуемую массовыми партиями, что и обеспечивало объединение вокруг партии и ее лидера избирателей даже «с противоположными интересами».

Фиксируя изменения, происходящие в современных демократических парламентских партиях, политологи стали выделять еще три типа партий:

1) «партии хватай всех» (Д. Ла Паломбара), универсальные или «народные» партии — утратившие идеологическую определенность и ориентирующиеся на максимальную мобилизацию электората, вне зависимости от его социальной принадлежности и идейных предпочтений; 2) «картельные» партии — политические профессиональные объединения, готовящие выборы и мало отличающиеся друг от друга; 3) проблемно-ориентированные партии — новые партии, ставящие своей целью разрешение проблем, чуждых традиционным политическим объединениям. Ярким примером здесь могут служить проблемы защиты окружающей среды, ставшие предметом заботы «зеленых», и т. д. Появление данного типа партий — свидетельство кризиса партийных систем Запада. Некоторые авторы даже приводят целый список причин, обуславливающих «упадок партий», — это «изобилие, усиление государства, появление универсальных партий, неокорпоратизм, средства массовой информации, новые политические проблемы и расколы (например, между интересами экономического роста и защитой окружающей среды), трудности в функционировании государства, постиндустриализм» (Г. Рейтер). Однако политических институций, более эффективно выполняющих все многообразие функций политических партий, пока не появилось.

Обращаясь к более подробному исследованию организационного устройства политических партий, М. Дюверже предложил также типологию, критериями которой выступают — специфика первичных организаций и принципы взаимоотношений центральных органов партии и ее «первичек». Он выделяет четыре разновидности: а) партии-комитеты; б) партии-секции; в) партии-ячейки; г) партии-милиции (или штурмовые отряды).

§ 4 Партийные системы и выборы

Под партийной системой обычно понимают конфигурацию политического пространства, составленного из независимых элементов (партий) и определяемого их количеством, параметрами (численность избирателей, тип структуры и др.) и коалиционными возможностями. Большинство из предлагаемых в литературе типологий партийных систем носит количественный характер, их главным критерием является количество партий. Такова типология Дж. Сартори, который выделяет три типа партийных систем, учитывая при этом только крупные партии, обладающие либо «потенциалом для коалиции», либо «потенциалом для шантажа» (каким, например, в недавнем прошлом обладали коммунистические партии в Италии и Франции):

1. Простой плюрализм (двухпартийная система — США, Великобритания).

2. Умеренный плюрализм «нормальное количество (партий)... три или четыре» (ФРГ, Швеция).

3. Крайний плюрализм (более пяти партий — это Италия, где до 1993 г. в парламенте было представлено восемь партий).

Для Дж. Сартори и двухпартийные, и умеренно многопартийные системы центростремительны, тогда как крайне многопартийные — центробежны. «Если в политической системе преобладают центростремительные тенденции, то это означает, что проводимая политика является взвешенной, тогда как не отличающийся умеренностью или экстремистский политический курс отражает преобладание центробежных сил... приводит к политическому тупику и парализует деятельность правительства». Таким образом, по мнению многих западных исследователей (Дж. Сартори, А. Лейпхарт, М. Тейлор, В. М. Херман и др.), умеренная многопартийность является оптимальным условием для стабильной демократии.

В типологии американского политолога П. Ортешука вводится иной критерий — наличие (или отсутствие) одной или двух доминирующих в политическом пространстве партий (так называемых партий большинства), в результате речь также идет о трех типах партийных систем: 1) двухполюсная система (США, Великобритания); 2) однополюсная система (Япония, Мексика); 3) многополюсная система (Нидерланды, Бельгия). Возможна и более подробная градация по этим критериям.

Обычно же партийные системы исследуют по пяти главным измерениям, предложенным Я.-Э. Лейном и С. Эрсоном для европейских партий:

1. Дробность, т. е. колебания в численности и силе единиц, составляющих партийные системы.

2. Функциональная ориентация, т. е. различия между традиционными классовыми партиями и партиями конфессиональными, этническими, региональными.

3. Поляризация, т. е. колебания в идеологических предпочтениях между партиями по «лево-правой» шкале.

4. Радикальная ориентация, т. е. различия в степени влияния крайне левых и правых партий.

5. Изменчивость, т. е. различия в суммарной мобильности между партиями.

Анализ изменений данных характеристик — основная проблема в изучении партийных систем.

Партийная система есть результат воздействия множества факторов, которые М. Дюверже предложил разделить на:

а) специфические для каждой страны — это национальные традиции и история, экономическая и социальная структура, тип политической системы, наличие постоянного раскола общества, конфессиональные предпочтения населения, этнический состав и др.;

б) общие — среди которых наиболее важен избирательный режим, оказывающий воздействие на количество партий, их численность, специфику формирования партийных коалиций, размеры представительства в парламенте и т. д. Не случайно поэтому наиболее разработанной теорией, рассматривающей партийные системы, является теория избирательных систем.

Нейтральной и совершенной избирательной системы не существует. Исход выборов определяется, с одной стороны, предпочтениями избирателей, с другой — способом подсчета голосов. Поэтому избирательные системы могут быть представлены как способы конвертации голосов избирателей в места в выборных структурах власти. По той же причине ключевыми в теории избирательных систем являются вопросы об учете голосов и распределении мест.

Кроме того, «по сравнению с другими элементами политической системы, электоральными правилами легче манипулировать в политических целях», — отмечают Р. Таагепера и М. С. Шугарт. Такого рода манипулирование возможно не только в результате подтасовки результатов выборов, введения ограничений на выдвижение кандидатов и предвыборную агитацию, нарушения тайны голосования и правила «один человек — один голос», неравной нарезки округов и махинаций с определением их границ, но и путем выбора той или иной избирательной модели.

Избирательные системы отличаются друг от друга по многим параметрам. Реально существует столько их модификаций, сколько государств, использующих процедуру выборов. Однако базовых систем две — это мажоритарная (плюральная) и пропорциональная.

При мажоритарной системе от каждого избирательного округа избирается один депутат. Победителем на выборах считается кандидат, набравший наибольшее число голосов. Когда имеется более двух кандидатов по одномандатному округу, один из них может набрать менее 50% голосов и тем не менее добиться победы.

Основной разновидностью этой модели является мажоритарная модель голосования в два тура. В этом случае, если ни один из кандидатов не набирает в первом туре абсолютного числа голосов (50% + 1 голос), назначается второй тур, в котором избиратели делают выбор между двумя кандидатами, набравшими наибольшее число голосов в первом туре. Победитель также определяется по простому большинству голосов.

Система пропорционального представительства предполагает распределение мест в парламенте в соответствии с количеством (процентной пропорцией) голосов, полученных на выборах по партийным спискам в едином общенациональном избирательном округе или в нескольких больших региональных округах.

Наиболее яркое сопоставление основных систем голосования осуществил М. Дюверже. Согласно так называемому «закону Дюверже» мажоритарная система в один тур (система относительного большинства) способствует становлению дуалистической системы с чередованием независимых и стабильных партий у власти. Дюверже приводит две причины, определяющие взаимосвязь между законом о мажоритарных выборах, тактикой предвыборной борьбы двух крупных партий и психологической мотивацией избирателей:

1. От каждого одномандатного округа место в парламенте способна получить лишь крупная партия, малые партии практически не имеют шансов на победу. В результате мажоритарная избирательная система обеспечивает крупным партиям больше мест в парламенте, чем это соответствует доле полученных ими голосов, поскольку голоса, поданные за кандидатов проигравших партий, «пропадают».

2. Избиратели, стремящиеся реально повлиять на исход выборов, будут голосовать за партию, способную одержать победу в округе (так называемое «полезное» или «стратегическое» голосование). Они вряд ли отдадут голос за малую партию, даже если симпатизируют ей. Таким образом, количество мест, полученных малыми партиями, не соответствует поданным за них бюллетеням на выборах, а число этих голосов не отражает реальных предпочтений электората.

Дюверже утверждал также, что мажоритарные выборы в два тура приводят к объединению нескольких гибких, независимых партий в две относительно устойчивые политические коалиции (пример — современная Франция).

Наконец, пропорциональное представительство благоприятствует многопартийности и не создает стимулов к формированию предвыборных коалиций; в результате формируется партийная система, включающая множество негибких, независимых и относительно стабильных партий.

В свою очередь, сложившиеся партийные системы влияют на выбор и закрепление избирательного режима. Так, двухпартийность способствует закреплению мажоритарной избирательной модели с голосованием в один тур. Существование множества партий, не склонных к союзам, предполагает борьбу за пропорциональную систему, обеспечивающую им представительство в парламенте. Наличие множества партий, склонных к союзам, противоречит пропорциональности.

Однако взаимосвязь между избирательной моделью и партийной системой не абсолютна, из правила есть и исключения. Так, в Австрии в течение почти всего послевоенного периода сохранялась двухпартийная система (ныне разрушенная), несмотря на пропорциональную систему представительства. Но тем не менее «законы Дюверже» дают возможность увидеть вероятные следствия этой взаимосвязи.

Обычно дискуссии между сторонниками той или другой избирательной системы сводятся к проблеме, что предпочтительнее в качестве результата применения этих моделей: сильное, стабильное правительство или более представительное правительство?

Сторонники мажоритарной системы голосования указывают на опасность чрезмерного дробления партийной системы, следствием чего является нестабильность, присущая коалиционным правительствам. Однако система относительного большинства несправедлива, поскольку лишает представительства на общенациональном уровне значительную долю избирателей и меньшинства (этнические, религиозные и др.), если те не составляют большинства населения в каком-либо избирательном округе. Наоборот, при пропорциональном представительстве даже малые партии могут оказывать заметное политическое влияние, если они входят в состав коалиционного парламентского большинства. То есть они имеют возможность войти в правительство, что важно для мультиэтнических обществ, где есть опасность сепаратизма.

Для того чтобы как-то нивелировать недостатки двух основных систем голосования, на практике применяют великое разнообразие их модификаций. Так например, при пропорциональной системе партийные списки могут составляться для всей страны и выборы могут проходить по общенациональным партийным спискам (Израиль, Нидерланды) или они могут иметь региональный характер (Австрия, Скандинавские страны). Голосование по общенациональным спискам может происходить вместе с выборами по одномандатным мажоритарным округам (Венгрия, Россия), или же голосование по региональным спискам может происходить вместе с выборами по одномандатным округам (Германия). При голосовании по мажоритарной системе оно может происходить с использованием категорических и ординальных бюллетеней. Голосование называют категорическим, когда избиратель имеет право выбрать только одного кандидата из числа баллотирующихся по избирательному округу. Голосование называется ординальным, если избиратель может ранжировать кандидатов (Д. Рэ). Для того чтобы отсечь от парламентского представительства маргинальные политические группы, обычно устанавливается минимальная процентная ставка (барьер), преодоление которого только и дает возможность получения мест в парламенте (в Европе это обычно 2-5%) и т. д.

Тем не менее любой способ голосования и подсчета голосов приводит к результатам, которые не могут не выглядеть произвольными и несправедливыми в глазах значительных групп избирателей. Не случайно Й. Шумпетер как-то заметил, что «избиратель является участником неработающего комитета — комитета всего народа, поэтому он и прилагает меньше целенаправленных усилий на свое совершенствование в политической сфере, чем при игре в бридж».

Однако выборы — наиболее цивилизованный способ борьбы за власть и смены правительства. Именно выборы обеспечивают легитимацию власти и политической деятельности в целом. Выборы — это укрощенная политическая энергия масс, поскольку они обеспечивают их вовлеченность в политическую жизнь, предоставляя возможность политического участия и политического выбора — кандидата, партии, программы и целей. Благодаря выборам политика и особенно процедура передачи власти превращаются в обычный, рутинный процесс.

§ 5 Заинтересованные группы и корпоратизм

Любое общество может быть представлено как более или менее развитая система всевозможных групповых интересов (экономических, политических, профессиональных, этнических и т. д.), постоянно пребывающих в сложных взаимоотношениях сотрудничества и соперничества, имеющих или стремящихся получить доступ к процессу выработки и принятия значимых политических/государственных решений с целью обеспечения выгод для себя.

Одна из важных проблем функционирования политических систем любого типа (для демократий же — это центральная проблема) — согласование групповых и общегосударственных интересов, так чтобы первые по возможности не противоречили последним. Одним из теоретических направлений, предлагающих свои варианты ее практического решения, является корпоратизм.

Появление термина «корпорация» (от лат. «corpus» — тело) относится к европейскому средневековью, когда под корпорацией понимался один из видов сословно-профессиональных объединений цехового типа (гильдия, ганза, братство). В XIV-XV вв. во многих европейских странах сложилась даже система корпоративной политической власти, когда, например, органы городского самоуправления формировались цехами.

Однако осмысление корпоративной организации начинается позже, уже в эпоху исчезновения цехов. Наиболее полно этот феномен исследовал в «Философии права» Гегель, который понимал под корпорацией не просто сословно-профессиональное объединение, но социальный институт, стоящий между индивидом и государством и необходимый для преодоления отчуждения его как от общества в целом, так и от государства в частности. Таким образом, корпорация, по мнению Гегеля, выполняет важные экономические и социально-психологические функции.

Пик теоретического интереса к корпоративным формам политической организации приходится на вторую половину XIX — начало XX вв. В противовес «величайшему злу либерально-демократического государства — партийности» Луи Бланом выдвигается идея функционального, ответственного представительства, предполагающая, что представительные учреждения должны состоять не из депутатов, избранных населением, а из делегатов отдельных деловых организаций, не теряющих связи с ними и перед ними ответственных.

Как дальнейшее развитие этих идей возникает теория монопольного представительства. Гастон Морэн, выдвинувший эту идею, исходил из необходимости: а) ограничения политической активности синдикатов (профессиональных союзов); б) предоставления отдельным из них права исключительного представительства определенных групп населения; в) государственного контроля над синдикатами.

Начало XX в. стало периодом реального противостояния корпоративной (сформировавшейся в рамках синдикалистского социализма) и марксистской концепций политического устройства. Однако реально воплотить в жизнь доктрину корпоратизма сумел итальянский фашизм. В той или иной степени элементы корпоративного устройства получили воплощение в межвоенный период во франкистской Испании, салазаровской Португалии и нацистской Германии. Именно эту форму государственного корпоратизма Ф. Шмиттер характеризовал следующим образом: «Ограниченное число принудительных, иерархически ранжированных и функционально дифференцированных групп монополизируют представительство общественных интересов перед государством в обмен на то, чтобы государство само отбирало их лидеров и формулировало их требования и позиции».

Специфическая форма корпоратизма возникла и в нашей стране. Однако социалистический корпоративизм, в отличие от фашистского варианта, «был не только создан государством и функционировал под его контролем, но и практически не выходил за государственные рамки... он не был результатом взаимодействия государственных и негосударственных образований, но существовал исключительно внутри государственных структур, между ними, то есть был бюрократическим» (С. П. Перегудов).

В американской политической науке, вне рамок европейского корпоратизма, первым сформулировал концепцию заинтересованных групп американский ученый А. Бентли. В книге «Процесс правления. Изучение общественных давлений» (1908) он писал: «Все явления государственного управления есть явления групп, давящих друг на друга и выделяющих новые группы и групповых представителей (органы или агентства правительства) для посредничества в общественном соглашении». Отсюда, анализ государственного управления должен основываться на эмпирическом наблюдении результатов взаимодействия групп и оцениваться лишь в социальном контексте. Однако в течение 20 лет его книга оказалась невостребованной. Только в 30-х гг. в США заинтересованные группы становятся объектом внимания политической науки. В Европе исследование политологами групп интересов начинается после Второй мировой войны. Тем не менее наименование «неокорпоратизм» или «социетальный/либеральный корпоратизм» для обозначения такого рода феноменов появляется лишь в 70-е гг., поскольку исходное понятие было дискредитировано в общественном мнении политической практикой фашизма. Г. Лембрух определил либеральный корпоратизм как «особый тип участия больших организованных групп в выработке государственной политики, по преимуществу в области экономики». Либеральный корпоратизм не претендует «на подмену институциональных механизмов парламентского и партийного правления», но в то же время способствует большей интегрированности политической системы. Его «...нельзя отождествлять лишь с консультациями и сотрудничеством правительства и заинтересованных групп. Его отличительная черта — высокая степень кооперации между самими этими группами в выработке экономической политики».

Группами интересов в рамках этой концепции называют институциональные структуры самого разного типа (предпринимательские, профсоюзные, религиозные, этнические, культурные и т. д.), которые, не претендуя на политическую власть, пытаются влиять на нее, посредничая в деле обеспечения специфических интересов своих членов.

Типология заинтересованных групп представляет большую трудность, что объясняется их многочисленностью и чрезвычайным многообразием. М. Дюверже предложил подразделять группы интересов по критерию их организационных структур на: а) массовые (профсоюзы, молодежные организации, организации ветеранов и т. д.) и б) кадровые (предпринимательские союзы, элитарные организации). К третьему типу групп интересов Дюверже отнес научно-исследовательские центры и фонды, рекламные агентства. Кроме того, Дюверже различал группы интересов, действующие исключительно в политической сфере, и организации, для которых оказание политического давления составляет лишь какую-то часть их деятельности (профсоюзы, церковь и др.).

Типология, как раз и ориентированная на пять различных общественных сфер деятельности заинтересованных групп, была разработана У. фон Алеманом:

1. Организованные интересы в экономической сфере и в мире труда: предпринимательские объединения, профсоюзы, потребительские союзы.

2. Организованные интересы в социальной сфере: объединения защиты социальных прав (общество слепых, союзы пенсионеров и др.), объединения социальных достижений (благотворительные организации), группы самопомощи (общество анонимных алкоголиков) и др.

3. Организованные интересы в сфере досуга и отдыха: спортивные союзы, кружки общения и реализации хобби.

4. Организованные интересы в сфере религии, науки и культуры: церкви, религиозные секты, научные ассоциации, общеобразовательные кружки, союзы деятелей искусств.

5. Организованные интересы в общественно-политической сфере: духовные, этические, правозащитные (Международная амнистия), общественные движения (экологическое, разоруженческое, феминистское). Существуют и другие классификации заинтересованных групп (например Ж. Блонделя и др.).

Влияние заинтересованных групп определяется их ресурсами, т. е. количеством членов, экономическим могуществом, ролью, которую она играет в данном обществе, и др.

Для достижения своих целей группы интересов применяют самые разные методы. Это и оказание консультационных и экспертных услуг правительству, и разворачивание общественных кампаний, чтобы убедить правящую элиту в законности своих требований, для чего широко используются средства массовой коммуникации. Это и угрозы, и использование «потенциала для шантажа», если же они не приводят к цели, то могут использоваться деньги, для того чтобы «купить согласие». Наиболее мощные группы интересов могут саботировать действия правительства, например, парализуя производство, затрудняя действия некоторых важных государственных служб или вызывая в стране финансовую панику. Иными словами, ресурсы для достижения групповых интересов охватывают чрезвычайно широкий спектр — от убеждения и консультирования до прямого действия.

Сторонники концепции либерального корпоратизма считают, что заинтересованные группы выполняют в условиях демократии, наряду с артикуляцией интересов, чрезвычайно важную функцию контроля за деятельностью государственной администрации (подразделения которой сами являются группами интересов). «Для того чтобы система плюрализма и демократии была работоспособна в административной сфере, — пишет, в частности, Д. Ла Паломбара, — необходимо согласиться с тем основополагающим фактом, что большинство предъявляемых правительству требований выражают частные интересы и они не обязательно имеют в виду общие интересы и „благо нации”». Необходимо признать также, что государственно-административная система сама расчленена в соответствии со сферами политики и что подразделения государственной администрации — во всех странах — борются друг с другом за свою долю государственных расходов и ресурсов, которыми неизбежно подкрепляется политика.

Для каждой из этих административных сфер существует своя естественная клиентела среди населения. Эти клиентельные группы и нужно поощрять к установлению регулярных и стабильных контактов со своими контрагентами в государственной администрации» (например, руководителей промышленности и рабочих — с министерством промышленности, пожилых — с органами пенсионной системы, фермеров — с министерством сельского хозяйства и т. д.). «...Если естественная клиентела каждого из этих административных секторов еще не создана, то само государство должно постараться создать такие организации, которые также необходимы для обеспечения жизнеспособности демократической полиархии, как и политические партии страны. Ибо без них политика, продиктованная партиями, имеющими большинство в законодательных органах, либо останется на бумаге, либо будет осуществляться государственными чиновниками, как им заблагорассудится».

Как отмечают исследователи, наибольших успехов реализации неокорпоративистской модели добились «малые европейские страны с хорошо организованными ассоциациями интересов и крайне уязвимыми интернационализированными экономиками. Корпоративистские тенденции просматривались особенно отчетливо, если в таких странах имелись мощные социал-демократические партии, сохранялись устойчивые электоральные предпочтения, если они обладали относительным культурным и языковым единством и соблюдали нейтралитет во внешней политике (Ф. Шмиттер)». Это прежде всего Скандинавские страны и Австрия. В других странах неокорпоратизм имел меньший успех, однако большинство наблюдателей, вне зависимости от их оценки практики неокорпоратизма, признают, что под ее воздействием происходит постепенная трансформация современных демократий. Противники пишут о господстве профсоюзов и «профсоюзном государстве». Сторонники говорят о появлении системы «организованного капитализма». Неангажированные исследователи констатируют: «Наряду с индивидами (если не взамен последних) своего рода гражданами становятся организации. Степень подотчетности [властей] и их восприимчивости [к нуждам граждан] возрастает, но за счет снижения степени участия индивидов [в политической жизни] и их доступа [к принятию решений]. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. Развитие данной тенденции происходит неравномерно, не все ее признают и далеко не очевидно, каков в конечном счете будет результат; и все же практически во всех современных обществах демократия становится все более связанной „интересами", все более „организованной" и все более „непрямой"» (Ф. Шмиттер).

И все-таки почему, несмотря на целый ряд негативных моментов (прежде всего это неравновесность ресурсов различных групп интересов и возможность доминирования нескольких наиболее мощных из них, большая вероятность использования незаконных способов давления на власть), неокорпоратизм в целом способствует укреплению западной демократии и сохранению социального мира?

Во-первых, это наличие независимых от государства групп интересов, нацеленных на взаимодействие с ним ради укрепления социального партнерства и повышения политической и экономической эффективности системы.

Во-вторых, это та или иная степень институализации этого взаимодействия, а также способность государства «навязывать» в ходе переговоров общенациональные приоритеты и защищать интересы «слабых» групп.

В-третьих, это соблюдение всеми сторонами взятых на себя обязательств и соответствующая система контроля за их применением.

В условиях нынешней российской действительности, характеризующейся тем, что структура групповых интересов только складывается, политическая система не обрела стабильности, принимаемые законы или не работают, или открыто игнорируются, состояние общественной морали желает лучшего, бюджетный пирог скуден, а спрос на него огромен, — в этих условиях сложились чрезвычайно благоприятные условия для расцвета группового эгоизма «сильных» за счет ущемления интересов «слабых». В этих условиях опыт западного зрелого неокорпоратизма может сыграть позитивную роль в становлении цивилизованной системы взаимодействий российских заинтересованных групп.

§ 6 Политический режим

Среди базисных для политической науки понятий концепт «политического режима» занимает важное место. Существует множество дефиниций этого понятия. Из них одним из наиболее признанных является определение, данное М. Дюверже: политический режим это «определенное сочетание системы партий, способа голосования, одного или нескольких типов принятия решений, одной или нескольких структур групп давления». В отечественной литературе даются близкие по смыслу определения этого понятия, например дефиниция, предложенная Ф. М. Бурлацким: «Политический режим — система методов осуществления власти, отражающая состояние прав и свобод, отношение органов государственной власти к правовым основам своей деятельности».

Задачей политической науки является не столько определение оптимального политического режима, сколько сравнительный анализ их общих и особенных характеристик. И в этом случае самым удобным и распространенным методом анализа является типологизация. Типология предполагает классификацию «идеальных типов» в понимании Макса Вебера. Для него идеальный не означает «совершенный», идеальный это — «чистый, простой». Типологизация — это сознательное упрощение политической действительности, но этот метод позволяет систематизировать знание о мире политики. Интерес к типологии политических режимов так же стар, как изучение политики. Хорошо известны типологии государств Платона и Аристотеля, не потерявшие своей значимости и сегодня, поскольку именно они служат исходным пунктом всех современных типологий. В политической науке применяются три специфических критерия для дифференциации политических режимов:

1. Степень законности правительства и признания авторитетности политических лидеров.

2. Соотношение числа членов политической системы, принимающих участие в подготовке и принятии политических решений, к общему числу членов данной политической системы.

3. Число подсистем, входящих в данную политическую систему, и степень их автономии.

По этим критериям ныне существующие политические режимы подразделяются обычно на два больших класса: демократические и антидемократические.

В связи с этим возникает проблема определения, что такое демократия, каковы ее критерии? Эта проблема усугубляется тем, что, с одной стороны, существовало несколько отличающихся друг от друга исторических форм демократии, с другой — создано множество теоретических моделей демократии — это классическая либеральная, идентитарная и плюралистическая, партисипаторная и плебисцитарная, марксистская и др. Однако базовой для Запада сегодня является опирающаяся на теоретический и практически-политический опыт нескольких веков плюралистическая модель либеральной демократии: «Политическая власть народа, отправляемая свободно выражающим себя большинством, уважающим право меньшинства проявлять свое несогласие» (Ж. Л. Кермонн).

В связи с этим предлагаются обычно следующие критерии деморатического режима:

1. Честные соревновательные выборы, что предполагает наличие политических партий, представляющих народу возможность выбора альтернатив; механизма политической игры, т. е. системы выборов, обеспечивающей адекватное волеизъявление избирателей и др.

2. Правительство «рождается» из выборов и должно по истечении жестко фиксированного времени нести ответственность перед народом и снова идти на выборы, чтобы получить легитимацию от народа.

3. Защита прав отдельных личностей и меньшинств. Мнение большинства, выраженное демократическим путем во время выборов, это необходимое, но недостаточное условие демократии. Лишь сочетание правительства большинства и гарантия прав меньшинства (например права на оппозицию) составляют демократию.

4. Формой существования демократии является правовое государство, в которое не только включены все демократические процессы, но в котором также все они контролируются правом и подчинены ему.

Несколько по-иному сформулировал признаки либеральной плюралистической демократии Р. Даль: 1) эффективное политическое участие граждан; 2) их равенство по отношению к процессу принятия решений; 3) возможность получать достоверную информацию и, значит, делать выбор самостоятельно и со знанием дела; 4) механизм контроля граждан над «политической повесткой дня». Любую политическую систему, отвечающую этим Критериям, можно, по его мнению, назвать «полиархией» (многовластием).

Концепция полиархии исходит из того, что и в условиях демократии принятие значимых политических решений является прерогативой узкого круга лиц (их число не превышает 5% населения) — конкурирующих элит и лидеров. Элиты и лидерство сохраняются и при демократии в силу требований разделения труда. Их существование соответствует потребностям «рядового» человека, поскольку освобождает его от обременительной обязанности слишком активно и часто участвовать в политике. Это отнюдь не ведет к игнорированию интересов масс, поскольку свобода ассоциаций позволяет гражданам объединяться для отстаивания своих интересов в политические партии, создавать группы давления и выбирать лидеров, способных делать это наиболее эффективно, с наименьшими затратами времени и средств. Полиархия, таким образом, это прежде всего процесс конкуренции, переговоров, компромиссов и соглашений между элитами, представляющими определенные социальные интересы.

От демократий прошлого полиархия отличается расширением политических прав индивида как по объему, так и по охвату ими граждан. Многие новые права выступают как своеобразная компенсация или альтернатива прямому участию граждан в политической жизни. Изменяется и целевая направленность прав, они необходимы не только для отстаивания индивидуальных и групповых интересов, но и для достижения консенсуса интересов, их согласования. Полиархия наиболее действенна в обществах с гомогенной политической культурой. Фрагментарность политической культуры, наличие в стране нескольких, достаточно отличных друг от друга субкультур, не благоприятствует установлению полиархии.

Однако практика свидетельствует, что и мультикультурное общество способно стать относительно стабильным и демократическим, если найдены приемлемые формы сосуществования различных субкультур. В этом плане чрезвычайно интересна концепция консенсуальной демократии, разработанная А. Лейпхартом.

По мнению А. Лейпхарта, консенсуальная демократия представляет собой одновременно и эмпирическую, и нормативную модель. В той или иной степени она была реализована в Австрии, Бельгии, Нидерландах, Швейцарии, Канаде, Индии и ряде стран «третьего мира». Подобного рода демократия складывается в многосоставных обществах, глубоко разделенных на устойчивые сегменты по значимым различиям: расовым, этническим, конфессиональным, региональным и т. д.

Политический процесс развивается в основном в рамках этих сегментов. Там возникают политические партии и движения, формируются группы интересов, создаются средства массовой коммуникации, которые прежде всего ориентированы на органы власти каждого данного сегмента. В рамках сегментов приемлемыми для субкультуры способами определяются политические лидеры, формируются политические элиты, которые принимают значимые политические решения и осуществляют контакты с другими сегментами многосоставного общества.

Демократия, по А. Лейпхарту, возможна в мультикультурном обществе при выполнении ряда условий. Во-первых, это принцип коалиционного согласия; во-вторых, принцип взаимного вето, гарантирующий права меньшинства; в-третьих, пропорциональность как ключевой принцип политического представительства; в-четвертых, высокая степень автономии каждого сегмента в осуществлении внутренней политики.

Согласно А. Лейпхарту, наиболее важными предпосылками консенсуальной демократии являются следующие: а) примерный баланс сил между сегментами многосоставного общества; б) существование по меньшей мере трех сегментов, поскольку дуализм побуждает, скорее, не к поиску компромиссов, а к отделению; в) демократическое внутреннее устройство сегментов; г) наличие, наряду с факторами, разделяющими сегменты, факторов, их объединяющих (например, языковые различия при конфессиональном единстве). На основании даже этого краткого изложения теоретической модели А. Лейпхарта можно предположить, что консенсуальная демократия, возможно, наиболее приемлемая форма политического режима для мультикультурной России.

Демократия не является системой власти, полностью воплощающей все демократические идеалы, но это система, которая в достаточной степени к ним приближается. Есть различные типы демократических режимов (например, президентский и парламентский), но, исследуя их, надо всегда помнить парадокс, сформулированный У. Черчиллем: «Демократия — наихудшая из систем власти, за исключением всех остальных».

По предложению американского политолога Хуана Линца недемократические режимы делят на два основных типа: тоталитарные и авторитарные.

Начнем анализ с тоталитарного режима. Понятие «тоталитарное государство» широко применяется уже в 20-30-е гг. XX в. сначала итальянскими, а затем и немецкими юристами, причем в положительном смысле. Тогда же появляется краткое и емкое определение тоталитаризма, принадлежащее Б. Муссолини: «Все в государстве, ничего вне государства и ничего против государства». Аналитическая концепция тоталитаризма, обобщающая политическую практику нацистской Германии, фашистской талии и СССР времен И. Сталина, появилась в 50-е гг. усилиями таких ученых, как К. Фридрих, 3. Бжезинский, X. Аренд, И. А. Ильин и др.

Так, К. Фридрих и 3. Бжезинский в книге «Тоталитарная диктатура и автократия» дали следующую характеристику тоталитарного режима:

1. Есть массовая партия, которая осуществляет власть.

2. Власть организована недемократическим способом, она выстраивается в жесткую иерархию и замыкается на лидера режима. В нацистской Германии это называлось «фюрер-принципом», который формулировался так: «Приказы — сверху вниз, отчет об исполнении — снизу вверх» (В СССР существовала та же модель организации власти, но она прикрывалась «самой демократической конституцией» и системой формальных выборов).

3. Доминирующую роль играет официальная идеология, приобретающая в связи с этим сакральные черты. Тоталитарный режим — обязательно идеологический режим. Причем роль главного идеолога играет сам лидер режима, только ему принадлежит право менять положения «священной идеологии». Весь огромный идеологический и пропагандистский аппарат лишь комментирует, разъясняет и «несет в массы» идеологические постулаты. От населения при этом требуется активное проявление поддержки официальной идеологии и режима.

4. Тоталитаризм — это политический режим, беспредельно расширяющий свое вмешательство в жизнь граждан, включающий всю их деятельность в объем своего управления и принудительного регулирования. Тоталитарное государство — это всеобъемлющее государство. Оно исходит из того, что самодеятельность граждан не нужна и даже вредна, а свобода граждан опасна и нетерпима.

5. Тоталитаризм — это и всеобъемлющий террористический полицейский контроль за обществом, призванный пресекать любые проявления даже потенциального инакомыслия и инакодействия.

К. Фридрих назвал эти характеристики «синдромами тоталитаризма». Только наличие всех этих признаков позволяет, по его мнению, считать ту или иную систему тоталитарной. В концепции Фридриха и Бжезинского был один существенный изъян. Так, они утверждали, что тоталитарная система не может изменяться изнутри, ее можно разрушить только извне. Однако историческая практика показала, что тоталитаризм способен эволюционировать, он как бы разлагается изнутри, размывается, теряя часть своих признаков. Наиболее яркий пример такой эволюции — СССР времен Н. Хрущева и Л. Брежнева, поэтому принято наряду с тоталитарными выделять и посттоталитарные режимы.

Большинство существовавших и существующих ныне недемократических режимов носят авторитарный характер. Специфику авторитарных режимов определить трудно, «...потому что, в отличие от тоталитаризма, автократия — это категория, которая включает в себя многое из того, что не является ни демократией, ни тоталитаризмом» (Е. Вятр). Поэтому большинство определений авторитаризма не позволяют зафиксировать специфику данного типа политических режимов. Например, И. Ильин писал: «Всякое государство, управляемое властью, независимо от народного избрания и контроля, является авторитарным». Однако этот признак не схватывает специфики авторитарных систем и вполне приложим и к тоталитарным режимам. Как представляется, главное отличие авторитаризма от тоталитаризма в том, что автократия не имеет тоталитарных амбиций. Если не идти на открытую конфронтацию с таким режимом, то можно даже иметь определенную свободу действий, например, в экономической и интеллектуальной сфере. Не обязательно также активно демонстрировать поддержку режима, достаточно его терпеть. Если принцип функционирования тоталитарного режима — «разрешено все, что приказано», то авторитарного — «разрешено все, кроме политики». Авторитарные режимы не имеют, как правило, «священной идеологии», навязываемой всему обществу. Чаще всего они опираются на размытую концепцию «национального интереса» и популизм. Главная цель режима не формирование «нового человека» с помощью массированной идеологической обработки населения (СССР) или селекции новой расы господ (нацистская Германия), а сохранение политической власти любыми средствами. Не обязательно и существование массовой «государственной партии», которая может быть заменена политической кликой или опорой на армию. Авторитаризм — наиболее традиционная форма политического устройства, авторитарными были патриархальные общины, все теократии, все диктаториальные республики, все единоличные диктатуры и все неограниченные монархии. Преобладают авторитарные режимы и в сегодняшнем мире.

ЛИТЕРАТУРА

1. Арендт X. Истоки тоталитаризма. М., 1996.

2. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

3. Авторитаризм или демократия?: Дискуссия // МэиМО. 1992. № 1.

4. Алескеров Ф. Т., Ордешук П. Выборы. Голосование. Партии. М., 1995.

5. Борисов В. К. Теория политической системы. М., 1990.

6. Вебер М. Избр. произв. М., 1990.

7. Даль Р. Введение в теорию демократии. М., 1992.

8. Здравомыслова Е. А. Парадигмы западной социологии общественных движений. СПб., 1993.

9. Желев Ж. Фашизм: тоталитарное государство. М., 1991.

10. Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. М., 1992.

11. Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование. М., 1997.

12. Моммен А. Федерализм и национальное государство // Полис. 1992. № 4.

13. Перегудов С. П. Организованные интересы и государство: смена парадигм // Полис. 1994. № 2.

14. Салмин А. М. Современная демократия: генезис, структура, культурные конфликты. М., 1992.

15. Сартори Дж. Вертикальная демократия // Полис. 1993. № 2.

16. Таагепера Р„ Шугарт М. С. Описание избирательных систем // Полис. 1997. № 3.

17. Шабо Ж. Л. Государственная власть: конституционные пределы и порядок осуществления // Полис. 1993. № 3.

18. Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. № 2.

19. Almond G., Powell G. В. Comparative Politics: A Developmental Approach. Boston, 1966.

20. Dahl R. A. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1971.

21. Duverger M. Political Parties. New York, 1963.

22. Easton D. The Political System. New York, 1981.

23. Fridrich C. J., Brzezinski Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, 1956.

24. Janda K. Political Parties: A Cross-National Survey. New York, 1980.

25. Sartori G. Parties and Party Systems: A Framework for Analysis. Cambridge, 1976. Vol. 1.