Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 1

В девятьсот двенадцатом, как яблоко румян,

Был канонизирован святой Мустамиан.

И к неувядаемым блаженствам приобщен

Тот, кто от чудовищных родителей рожден.

Серебро закладывал, одежды продавал,

Тыщу динариев менялам задолжал.

Гонят слуги палками того, кто наг и нищ,

Охраняют граждане добро своих жилищ.

И, однажды идучи ко святым местам,

Слышит он: «О. Мандельштам, глянь-ка — ландыш там!»

Пушкин имеет проспект, пламенный Лермонтов тоже.

Сколь же ты будешь почтен, если при жизни твоей

Десять Рождественских улиц?

Поэту море по коленки!

Смотрите: есть у Шепеленки,

Что с Агглаидой Вонифатий

Совокуплялся без объятий.

Нам не шелк, одна овчина,

Мы — несч`астливый народ.

И в тетрадях чертовщина,

И в судьбе нашей не прет!

Голова твоя талантлива,

Живо сердце, не мертво,

Как уборщица Мелантьевна...

Впрочем, это ничего.

Вермель в Канте был подкован,

То есть был он, так сказать,

Безусловно окантован,

То есть Канта знал на ять.

В сюртуке, при черном банте,

Филос`оф был — прямо во!

Вермель съел собаку в Канте,

Кант, собака, съел его.

Как поехал Вермель в Дмитров,

Шляпу новую купил.

Ну не шляпа — прямо митра:

Вермель Дмитров удивил.

То-то в шляпе он устроил

Предкам форменный парад.

Шляпа — брешь в советском строе...

Без нее он брел назад.

Спит безмятежно

Юлий Вермель.

Август. Бесснежно.

Впрочем, апрель.

В Дмитрове предок

Тризной почтен.

А напоследок —

В шляпе — мильтон.

У женщины, как и у обезьяны,

В желудке иногда случаются изъяны.

Любил Гаврила папиросы,

Сафо Гаврила обожал,

Гаврила позвонил Эфросу —

«Абрам» он «Маркович» сказал.

Спросили как-то воина:

— На Шипке всё спокойно?

— Да, — отвечал он, — и на Шипке

Все признают свои ошибки.