Полшанса

Глава 22

Времени осталось ещё достаточно, но лучше поторопиться, кто знает, сколько времени проведу в магазине. На входе меня встретил мрачного вида мужик, почти старик, лысый и сухопарый, с очень недружелюбным взглядом. Внутри горело несколько десятков жировых свечей, что вкупе с убранством старьёвщика-клептомана создавало впечатление музейного подвала. В магазине почему-то сильно пахло сырой землёй, вместо привычного запаха пыли и старья. На прилавке стояла табличка: — «Выйду, когда освобожусь. Будешь орать — кадык вырву». Миленько. За стойкой располагалась более ярко освещённая комната, из которой раздавалась возня.

Мой взгляд заскользил по полкам со всевозможными… Даже не знаю, как всё это назвать… штуковинами (слово «мусор» тут было бы более уместно). Засохшая трава, пожелтевшие кости, мутные, явно самодельные склянки, кожа шурда, растянутая на деревянном полотне, и многое другое, что трудно описать. Небольшую коллекцию украшений заметил не сразу. Задвинутая почему-то вниз, она совершенно не бросалась в глаза.

Браслеты из чёрной бронзы и костяной амулет меня не заинтересовали. А вот одна примечательная фигурка очень даже. Выполненная из серебристого металла с голубоватым отливом объёмная сова или же филин, так и смотрела на меня как живая. Заглядевшись на неё, я не обратил внимание на появившуюся из задней комнаты женщину. Она хлопнула ладонью по прилавку, привлекая моё внимание.

С трудом оторвавшись от гипнотической фигурки, я повернулся и увидел женщину средних лет со впалыми щеками и выбритой с двух сторон головой. Она сидела в инвалидном кресле её, ноги и талия были привязаны к нему, чтобы она не съезжала, когда передвигается.

— Здесь тебе не кунсткамера. Хочешь пялиться — иди к шурдам или посмотри в зеркало.

— И вам добрый вечер. — Женщина нахмурилась ещё сильнее, но ничего не ответила. — Мне нужен наин.

Не спросив сколько, какой концентрации, не называя цены, она выложила на прилавок знакомую склянку. Повертев её в руках, я положил её обратно.

— Это не наин.

— То же самое, только называется по-другому. Стоит столько же.

Она меня за дурака принимает? Сомневаюсь, что кровь речного полоза это хорошая замена наину.

— Я сказал, что мне нужно. Что-то другое покупать я не намерен.

— Наина только две склянки осталось. Пятнадцатипроцентные. Каждая две звезды. Деньги вперёд. Торг не уместен.

— Их же цена от семи до двадцати деревянных.

— Для своих. — Резко ответила женщина. — Не нравится — можешь идти в другой магазин и там покупать.

Вот же сука! Деваться всё равно некуда, мне он нужен. Со скрипом я выложил требуемую сумму. Надежды купить что-нибудь еще, похоже, нет. Во всяком случае, не по таким ценам.

Сгребая деньги себе в ладонь, она гаденько улыбнулась. Развернувшись на своей инвалидке, демонстративно откинула крышку ящика, стоящего позади, и забитого до отказа наином. Вот же сука!!! Ещё раз выругался про себя, не сдержавшись. Там все склянки идут с насыщенностью от пятнадцати до пятидесяти процентов. Наверняка, будь у неё пятипроцентный раствор, она бы мне его за туже сумму впарила. Сука.

— Что-нибудь ещё? — Давя всю ту же лыбу спросила женщина.

На этом вопросе, взгляд сам собой переместился на коллекцию с украшениями. Она это заметила и молча достала её.

— Вот, смотри, наслаждайся. — Всё так же гадко произнесла она.

Стараясь не проявлять заинтересованности к фигурке, внимательно рассматривал другие предметы. Их не приходилось распознавать. Система однозначно давала понять, что не для меня они создавались. «Предмет не соответствует вашему уровню», или «Вы не владеете необходимым навыком для использования этого предмета», или же «Отказ распознания».

Дойдя до фигурки, аккуратно взял её в руки. Размером с большой палец она являла собой совершенство детализации. Будто живая, кажется, вот-вот взлетит. Поначалу обжигающе холодная, в руке она постепенно начала теплеть, а по металлу будто прошла рябь.

Идентификация 0 из 5.

Желаете идентифицировать?

Желаю.

Стоимость разовой услуги 10 ОС.

Согласен. Давай живее.

Предмет системы: наименование удалено, присвоен номер: #ЭГ-00038-02.

Внимание: идёт корректировка наименования…ожидайте…ожидайте…ожидайте…

Наименование успешно изменено. Присвоено: «совиный взор».

Предмет системы: «совиный взор». Позволяет видеть глазами других существ.

При условии: предмет должен быть использован в момент установления визуального контакта с целью.

Внимание: один, длительность особенности не ограничена временем использования. Два, при выходе объекта из зоны действия предмета, связь перестаёт действовать. Радиус действия особенности двести метров.

— Сколько? — Поинтересовался я.

— Не продаётся. — Практически вырвав фигурку у меня из рук, произнесла она.

— Зачем тогда показали мне эту коллекцию?

— Просто так. — Чуть ли не шипя произнесла женщина.

Нур забрала у меня фигурку. Подержала её у себя в руке. Затем, со смесью зависти и злобы, посмотрела на меня, решительно задвигая коллекцию обратно на пыльную полку.

— Тогда есть ещё что-нибудь похожее на это? Только то, что можете продать. — Она хотела ответить что-то резкое, но всё же сдержалась.

— Знаешь, на самом деле есть. Цена небольшая. Вот, взгляни.

Со странными нотками радушия она откинула ткань со столика, напоминавшего чертёжную стойку. Взяв с неё свёрток, предложила взглянуть.

Двумя пальцами развязал грязную ткань. Внутри оказался клинок. Из отвратительного качества железа. Рукоять, гарда, как и хоть какая-нибудь заточка отсутствовали. Зато на лезвии четко просматривались письмена, похожие на арабскую вязь, только более угловатую.

Аккуратно прикоснулся к нему пальцем. Ничего. В сумраке магазина от кончика клинка будто отразился луч света. Повинуясь какому-то наитию, взял изуродованный временем клинок в руки. Мои пальцы против воли сомкнулись на нём. В магазине сразу завоняло серой, а я почувствовал, как кожа на ладонях начала кипеть. Взмахнув онемевшими руками, отбросил проклятую вещь в угол.

Нур рассмеялась. Сжав обожжённые конечности, я сделал шаг к ней. Но моё плечо сильно сжали. Это был тот мужчина со входа с неприветливым взглядом. Я попытался вырваться, но он жёстко заломил мне руку так, что я почувствовал, как жалобно заскрипел локтевой сустав. Женщина развеселилась ещё сильнее.

— Хочешь ещё что-нибудь? У меня много таких вещичек. — Язвительно произнесла она.

— Знаешь, на самом деле хочу. — Я сделал паузу, переводя дух. Державший меня мужик силу не сдерживал и мне трудновато говорить. — Хочу пригласить тебя на свидание. Сходим в местную рыгаловку, прогуляемся по руинам, побегаем от шурдов, пройдёмся вдоль лесных каналов. — Нур зло ощерилась. — Что скажешь? Только вставай из этого ужасного, похожего на орудие пыток кресла, и пойдём.

В позе рака меня запихали в подъёмник. Предупредив, что если ещё раз появлюсь в магазине, то кресло понадобится уже мне. За компанию к моим ногам бросили изрядно помятого слабо шевелящегося мужика с косичками из корчмы. Неподалёку сидела четвёрка, с которой он поконфликтовал. Того, что размахивал ножом, прессуют отдельно. Судя по его кислой роже, игрушку у него забрали.

Когда мы спустились в низ, возмутителю порядка никто не спешил помочь. Местные органы надзора, как и огромная часть людей нижнего селения, топтались у сцены. Помяв распухший локоть, я подошёл к лежащему телу и ткнул его носком сапога.

— Эй, тебе помочь?

*Невнятный хрип.

— Чего? Говори чётче. Мычишь как корова недоенная.

— Пошёл ты. — Разбитыми губами произнёс здоровяк, переворачиваясь на бок.

— Ну как знаешь. — Я развернулся, чтобы уйти.

Сверху прилетел камень, ударившись о подъёмник, он прокатился мимо меня. Оттуда же гнусавым голосом что-то прокричали. Это был тот блондиночек, что проверял прочность стола своим лицом. Поняв, что на него не обратили внимание, он встал на край платформы, желая помочится на уже поднявшегося здоровяка. Мотая своим хреном из стороны в сторону, он разбрызгивал мочу веером. Я отскочил назад, но несколько его поганых капель попало и на меня.

— Эй, забирай своего дружка, и освободите подъёмник. — Сказал подошедший мужик с сединой. Ему тоже досталась порция освежающего дождя, которую он, к его счастью и моему разочарованию, не заметил.

Накинув на себя плащ, я перекинул руку здоровяка себе через плечо.

— Я, не, просил, помогать.

— Заткнись на хрен.

Дорога к баракам лежала через гомонящую толпу. Большинство отказывалось принять тот факт, что теперь это их дом, а стадный инстинкт только всё усугублял. Впереди показался просвет. Тут две группы людей яростно ругались. Точнее ругалась одна, а вторая вяло что-то отвечала, пытаясь не схлопотать палкой или камнем. Селяне же всеми силами пытались их разнять. Дело в том, что недовольными были те, кого совет оставил на растерзание шурдам, когда все отряды стали спешно уходить к арене. Некоторые смогли спастись, требуя платы кровью за такие гнилые движения. Больше всего почему-то доставалось азиатам, толпа в них видела главных злодеев. Вероятнее всего из-за того, что они вели себя более организованно. К слову. Ни одного из командиров совета здесь, нет. Опираясь на слухи, они сейчас изволят почивать с Губернатором.

— Ооо, Филин как хорошо, что я тебя встретил. Кто это с тобой? — Пира покосился на сползшего с моего плеча здоровяка.

— Селяне в нагрузку дали. Чтоб жизнь мёдом не казалась. Помоги, если не сложно. — Пира подошёл, закидывая вторую руку себе на шею. — Так зачем ты меня искал?

— Я не тебя искал, а Колючку. Мы пошли узнать, как тут и что. Но потом разделились. Рядом с бараками постоянно кто-то цепляется. То еды дай, то оружием поменяйся, то вообще закурить есть. Я и пошёл сюда, а тут ты вот с этим. — Кряхтя под весом здоровяка отозвался парень.

В бараке, в который мы ввалились, было светло и пусто. Неудивительно. Вряд ли вообще сегодня кто-то будет спать. Скинув чьё-то шмотьё с кровати, я усадил на неё пострадавшего. Он с матерным выдохом вытянулся на ней.

— Ф-Ф-Филин. Это у тебя…

— Это просто вода. — Поторопился я прервать догадку Пиры. Увидев, как он смотрит на мой плащ.

— Что? Вода? — Парень помотал головой. — Нет. У тебя там, за поясом. Это ведь…

Я молча достал жезл, демонстрируя его Пире. Он во все глаза смотрел на него не отрываясь.

— Продай. Пожалуйста.

— Точно, ты ведь маг. Такая штука как раз под тебя.

— Я не маг. — Твёрдо поправил меня Пира. — А это не просто штука. А концентрирующий предмет.

— Система мне его подписывает как оружие. Такой предмет может быть любой формы и вида. Он используется как усиливающий атрибут. В руках не обладающего силой он будет обычной железякой. Впрочем, которой всё равно можно проломить голову. Так что тут система не врёт. В первую очередь это действительно оружие. Так ты его продаёшь? — Закончив пояснение, Пира продолжал смотреть на зажатый в моей руке жезл.

— Вообще не планировал. Ты его сможешь использовать?

— Да. Только нужно его привязать к себе. И он станет именным артефактом вплоть до моей смерти.

— А после?

— Без владельца им сможет воспользоваться кто-нибудь другой. Но сила такого предмета завязана на его целостность. Чем выше его прочность, тем он стабильнее, а значит сильнее. С каждой сменой владельца он будет терять изрядную часть прочности. Каждая такая передача гробит предмет больше, нежели многолетнее использование.

Ага, а ещё его гробит нецелевое использование, ясно, почему он тогда стонал. Я вложил жезл в руки парня.

— Владей.

— Но, но, но подожди. — Зазаикался Пира. — А плата?

— Мне он не нужен. Я его всё равно как дубинку планировал использовать. Касательно платы. Достойный владелец такому предмету — уже неплохая плата.

— П-постой, но, это, того, так нельзя. — Парень схватился за пояс, стягивая тощий кошель. — Вот, у меня больше нет. Но я принесу ещё, позже, но принесу. Обещаю.

— Успокойся! — Я сжал его руки. — Хочешь заплатить — так и быть. — Я вынул из кошеля одну медную монету. — Вот. Этого хватит. Для меня он больше не стоит. А что ты о его ценности думаешь, меня не волнует.

В барак как раз вошла Колючка. Увидев, что мы держимся за руки, а у Пиры раскрасневшееся лицо, приподняв бровь единственного глаза спросила:

— Я вам не помешала?

— Оставь свои догадки при себе.

— Как скажешь. — Колючка усмехнулась. — Пира, куда ты подевался?

— Я потерялся. — Глупо улыбаясь, ответил парень, любовно поглаживая жезл, оставшийся для меня обычной железной палкой.

— Там сейчас местные травят истории о руинах, пойдём, послушаем. Филин, давай с нами.

— Нет. У меня осталось небольшое дело. Может позже к вам присоединюсь.

— Ну, как знаешь.

Как только за этими двумя закрылась дверь, я плюхнулся на койку рядом с притащенной тушей, которая уже пришла в себя и вполглаза наблюдала за нами.

— Как звать? — Закрыв глаза спросил я.

— Тебе какое дело?

— Нас обоих обоссали. Как по мне, такое сближает людей.

— Ты придурок, если так считаешь.

— Может быть и так.

Помолчали.

— Слышь. Эй, ты! — Через какое-то время глухо пророкотал здоровяк.

— У меня есть имя.

— Мне насрать на твоё сраное имя. Есть что выпить?

— Спирт. Медицинский.

— То, что нужно.

Я бросил небольшую фляжку. Здоровяк ловко её поймал, не поднимаясь с лежанки. Выдохнув, сделал глоток, закашлялся, и ещё раз глотнул. Подходя к двери, через плечо спросил.

— От тебя что-нибудь передать?

— В смысле? — Морщась и мотая головой, переспросил здоровяк.

— Тот ушлёпок уже должен был спуститься.

— Что, не понравилось? — С усмешкой спросил он.

Не отвечая, я потянул на себя дверь.

— Постой.

Забористый мат, звук упавшего тела, ещё порция мата.

— Я тоже пойду. Ещё с ними за прошлое не договорил.

— Из-за чего вы сцепились?

— Не твоё собачье дело. И вообще лучше не мешайся. Сначала я с ними договорю.

— Ну, ну. — Судя по тому, что ты стоишь с трудом, говорить будешь, разглядывая чужие ботинки.

В нижнем селении, куда нас согнали с наступлением сумерек, люди разделились жёстко на три неравные части. Оставшееся большинство, утирая слёзы, под приглядом местных, начало устраиваться в бараках вероятнее всего на пожизненное поселение здесь. А те, кто приложил силы, не став жалеть себя, являли собой меньшинство. Впрочем, тоже не шибко весёлое. Третья часть собой представляла гнойный нарост, который следовало бы удалить немедля. Но местным сейчас не до этого, других забот хватает.

Поэтому кучка из двух десятков человек, собравшихся вокруг костра за самыми дальними бараками, не привлекла внимания. Сидят и сидят, под неведомо где раздобытую гитару поют песни.

Осыпается листва, наступают холода,

Но веселая шпана не скучает никогда.

Гром разгонит самогон, а на погоду нам чихать

И пойдем по переулкам приключения искать.

Ай не грузи ты нас, начальник,

Стукачей здесь не сыскать

И на все твои талмуды

Малолеткам наплевать.

Не боимся, мусор, крови

Что же время зря терять

Петухами, карцерами

Ай братву не запугать.

К этой душевной компании мы и подсели. Точнее, подсел здоровяк, нагло потеснив бритоголового с синими от наколок руками. Я прижался спиной к бараку, аккурат сзади ссыкуна. Долговязый тоже здесь, а вот их тёлок не видно.

Заметив здоровяка, они переглянулись, кивнув друг другу. Песня закончилась, и гитарист протянул инструмент в круг, предлагая кому-нибудь другому сыграть. Здоровяк…нет. Мне надоело его так называть. Пусть будет Скрипачом и всё тут.

Скрипач, приняв гитару несколько раз провёл по струнам, затягивая песню неожиданно глубоким приятным голосом.

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю нашу полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времён тех давних,

Летят и подают нам голоса,

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса.

Сидевший напротив Скрипача долговязый ткнул локтем соседа, призывая того поделиться самокруткой. Получив газетный лист с махоркой, двумя пальцами ловко скрутил папиросу, облизав её край. Подкурив от костра, он опустил кисет себе в карман.

— Слышь, Студебекер. Курево-то верни. — Сосед долговязого оказался недоволен изъятием своего имущества.

— Ты с кем так разговариваешь?! Ты ещё на свет из мамки не вылез, а я уже срок мотал. По тюрьмам чалился. У меня только на зону четыре ходки. — Выпустив синий дым в лицо соседу, ухмыльнулся долговязый.

— Три. — Прервавшись, встрял Скрипач.

— Чего!? — Долговязый мигом переключился.

— Вчера соловьём заливался. О трёх рассказывал.

— А, ты чё, сука, вздумал мои ходки считать! АААА!?

— Получается, за что бы ты не взялся, тебя… Хвать, за сраку и обосрался. За гнилым базаром не следишь. Может и мусоров не ты, а они тебя. Надо же, какой знатный сиделец!.. мля.

— Ты жид или армяшка? — Не повёлся долговязый, смотря в упор на Скрипача.

— И то и другое.

— Значит, жид. — Сплюнул под ноги долговязый. — Давай, жидяра пархатая, отвечай. Обрезанный, …или нет.

— Может посмотришь? — Скрипач хлопнул себя по паху.

— Вынимай своё матовило, жидяра поганый. Щя я тя обращу в твою веру. — Долговязый поднялся, подходя к Скрипачу.

Ссыкун заходил со спины, сжимая в руке что-то тонкое и очень острое.

— Видно тебя там мало отделали, я ща добавлю. Надолго запомнишь.

— Да ты же обосрался, тля болотная. Портки, небось, сушил. Ручки-то коротки оказались, чтоб меня достать. — Скрипач сказал это, стоя вплотную к долговязому.

— Аххх, ты, тварь! — Прорычал долговязый.

Ссыкун поднял руку, чтобы увеличить количество железа в организме Скрипача. За неё я его и схватил, разворачивая к себе. Тройкой быстрых ударов доламывая то, что не доломал стол. После обеспечил ссыкуну десяток посещений уролога.

Скрипач со своим разделался в два счёта. Долговязый не ожидал, что кто-то со стороны вмешается. Закономерно отхватил. Я наклонился над ссыкуном, затем подошёл к пускающему кровавые пузыри долговязому. Оба скорее мертвы, чем живы, но небо ещё покоптят. Спрятав кастеты, увидел протянутую ко мне руку.

— Думал зассышь. Языком-то чесать все горазды. — Скрипач ещё раз от души пнул лежащее тело.

Для наблюдавших со стороны за нашей скоротечной разборкой это — вполне привычное явление. Поняв, что всё уже закончилось, они уселись обратно. Кто-то одобрительно кивал, кто-то тихо поругивался мол: — «Чё? И это всё?!». Кто-то попытался задать вопрос: — «А из-за чего всё началось?» Но таких интересующихся не любят. Поэтому он быстро заткнулся. К пострадавшим никто и не подумал подойти.

— Меня зовут Баракуда с одной «р». Но некоторые зовут просто, Уда. Теперь и ты можешь так звать.

— А я уже тебя по-другому для себя начал называть.

— И как же?

— Скрипач.

— Почему скрипач? — Как-то тупо спросил Уда.

— Потому что на гитаре хорошо играешь. — Пожал я руку. — Моё имя Филин.

Параллельно происходящим событиям.

Закутанная с плащ фигура ступила в тень скрывающей селение от чужих взоров стелы, оказавшись в миг в окутанном тьмой полуразрушенном огромном зале. В этом месте нещадное время схлестнулось с монументальным строением разумных. Величественный двадцатиметровый купол сдался одним из первых, провалившись внутрь самого себя, открыв путь свету, дождю, ветру, мёртвой листве. На некогда роскошном чёрном мраморном полу вырос слой земли. Вездесущий и стойкий к самым суровым условиям, вьюн упорно, сантиметр за сантиметром поглощал расписанные стены, цепляясь за малейшие неровности, скрывая под собой историю обитавшего здесь народа.

Массивные двери залов сгнили, оставив после себя ржавый, некогда оковывающий их металл. Одна из стен пала, открывая нечастым посетителям сад. Растущие там красивейшие цветы, требующие к себе исключительного ухода, были пожраны обычными сорняками. Колючие кустарники, славящиеся своей способностью накапливать солнечный свет, а ночью отдавать его, создавая приятное голубоватое свечение, умерли. Высаженный из них герб правителей города разросся до бесформенной колючей кляксы.

Деревья, посажанные для создания прохладной тени в летний зной и ублажения взора своим цветениям одичали. Несдерживаемые ничем, они устремились вверх, бесцеремонно вламываясь в окна богато обставленных кабинетов, корнями взламывая пол, а листвой давая пищу зелени.

Фигура переступила с ноги на ногу, осматриваясь. Трудно сказать, было ли страшно этому человеку. Он явился сюда, ведомый верой в собственную избранность.

— Всё же я не разочаровался в тебе. — Прогремел голос, многократно отразившись от стен.

— Для меня это честь. Отказ был бы величайшим оскорблением. — Фигура упала на колени, говоря с тяжёлым придыханием.

— Можешь подняться. Я долго наблюдал за людьми. За вашими поступками, за вашим общением, за тем, как вы выживаете. Огромный потенциал вашего вида закопан под грудой бесполезного мусора: чужих идей, представлений о сущем, пропитанный лицемерием морали. Я помогу очиститься людям, помогу стать им теми, кем я их вижу. А ты станешь их поводырём. Поможешь ли ты мне в этом?

— Конечно.

— Я рад это слышать. В тебе есть сила. Сила влиять на умы, ведя их к спасению и избавлению. Я хочу, чтобы твоя сила проявилась полностью. Часть моей плоти поможет тебе в этом.

— П-п-повелитель… — Одними губами шепнула фигура.

— Молчи. Я избрал тебя. Теперь твой путь предопределён. Неси МОЁ имя людям!

В небе что-то сверкнуло. Сквозь разрушенный купол упала золотая искра, расплескавшись по земле. Медленно она начала собираться, перетекая словно ртуть, освещая всё вокруг золотым светом и постепенно собираясь в предмет. Такой простой, такой знакомый с детства, такой родной, всегда дарящий защиту и умиротворение в мятежной душе.

Фигура вновь упала на колени, дрожащими руками поднимая его и прижимая к сердцу.

— Это ещё не всё. Теперь здесь развернётся битва за спасение людских душ. Тебе нужно стать частью этого мира. Дабы нести свет истины, карая огнём и мечом отступников.

— Склоняюсь перед вашей волей. — С самым глубочайшим почтением произнесла фигура.

— Тогда прими и этот дар.

Из-за камней поднялся шурд. Приближаясь к замершей фигуре, он не кричал, не размахивал оружием. Он спокойно шёл, смотря перед собой стеклянным взглядом. Из его пасти до самой груди тянулась нитка слюны. Более крупный, чем его собратья. Но он не кабальеро. В нём, несмотря на то, кто он, чувствовалось что-то…что-то аристократическое.

Из одежды надеты рваные штаны, держащиеся на честном слове, один ботинок, браслет невероятной красоты, а на шее болтаются обычные деревянные чётки. Подойдя в плотную к замершей фигуре, он достал из-за пазухи большой прямой нож, сделанный из пожелтевшей кости, больше напоминающий пилу с крупными так же костяными зубьями по обеим сторонам. Основание кости спаяно с рукоятью в единое целое выполненное из серебристого металла круглой формы, образованной двумя плотно переплетёнными лозами. Протянув его фигуре, которая медленно приняла орудие. Шурд так и остался стоять с протянутой рукой с надетой на неё браслетом.

— Сначала ты, потом — он. — Чётко и спокойно произнёс голос, хищно смотря из ниоткуда на происходящее.

Наше время вышло. Несмотря на раннее утро, все собрались на площади нижнего селения. Выполнившие задания похлопывали друг друга по спинам, глупо перешучиваясь. Кто-то устало смотрел в пустоту, отсчитывая последние минуты и желая как можно скорее вернуться домой.

Местные соизволили спуститься сверху, организовав целое оцепление и контролируя каждый метр площади на всякий случай. Кто знает, кому что в голову взбредёт.

Те, кому суждено теперь здесь остаться, смотрят волком. Хмурясь всё сильнее с каждым радостным выкриком, местные тоже смотрели на нас с завистью. Всю сегодняшнюю ночь ходили, расспрашивая о том, как там на Земле, какая команда лидирует в любимом виде спорта, где идёт очередная война, какой монарх скончался, а где проросли тлетворные ростки демократии.

Колючку и Пиру интересовало то, как люди обустроились здесь. По всей видимости, освоившись здесь, люди свыклись, скучая лишь по своим семьям, но откровенно радуясь отсутствию политики, налогов, каких-то социальных требований со стороны государства. Они живут по принципу: — «От каждого — по силам. Каждому — по потребностям». Не важно, моешь ли ты полы или крошишь шурдов в руинах. Каждый труд важен. Местный правитель по прозвищу Губернатор всеми силами поддерживает такой порядок дел.

Это мне они пересказали под утро. Я же всю ночь просидел с Удой, разговаривая обо всём и ни о чём. Нормальный мужик, только с проблемами контроля своих эмоций.

Таймер показал последние секунды. Сердце невольно забилось быстрее. Моргнул. Площадь, толпа, бараки — всё исчезло. Но я не вернулся на землю, а оказался в том тёмном невесомом пространстве без верха и низа, в котором находился перед первым появлением в этом мире.

За деяния, превосходящие ваши возможности, вы получаете особую системную награду.

Вращать? ДА / НЕТ

Вращений: одно.

Интересный вопрос. Я бы сказал — глубоко философский. Но сомневаюсь, что здесь имеется в виду экзистенциальный подтекст. Взгляд сползает чуть ниже. На четыре светящихся прямоугольника с короткими приписками.

Чем насыщеннее цвет, тем более значительный талант или недуг вы приобретёте.

Белый — ничего

От голубого до ярко-синего — приобретение таланта, особенности или возможности не метафизического характера.

От малинового до ярко-алого — дефект, увечье или ограничение. Временного или постоянного характера.

Золотой — уникальная способность, талант или возможности, позволяющие значительно, возвысится.

Интересное предложение, но я лучше пока не стану рисковать. Никаких объяснений тут больше нет. Надо бы в селении будет расспросить об этом выверте системы. Перевёл взгляд на «нет».

Внимание: отказ от вращения приведёт к сгоранию «шансов» и неснимаемой блокировке.

Вот же! Если от моего решения ничего не зависит, так зачем даёшь выбор?! Сжав ментальные зубы, соглашаюсь. Передо мной появилось огромное колесо с разными цветами, разделёнными на неравные треугольные сегменты.

Больше всего здесь белого. Они идут один за другим большими кусками. Есть малюсенький одинокий сегмент золотого, больше похожего на нитку. Всё остальное место занимает синий и красный. Точнее сказать, голубой и малиновый. В соотношении три к одному. Ультрамариновый, как и алый, имеют примерно одинаковое количество сегментов. На колесе, которое я могу охватить взглядом, их где-то штук по шесть. Размером они примерно в два пальца. По центру, в круге, одно слово — «начать». И почему мне это напоминает типичный дворовый лохотрон? Давай закончим с этим поскорее. Начинай!

Колесо запустило своё вращение. Все цвета смешались, превратившись в неразборчивое тёмное пятно. Постепенно замедляясь, сегменты пролетали мимо. Красный, голубой, белый, белый, синий, нитка золотого мелькнула, малиновый, белый, белый, голубой ещё белый. Вращение всё замедляется. Цвета уже неохотно сменяют друг друга. Прополз синий, медленно протащился белый, вот в указательную стрелку ввалился красный. С большой натугой колесо, делая последнее усилие, почти остановилось на ярко-синем. Однако, на последних миллиметрах продвинулось чуть дальше. Остановившись на светло голубом.

Малое благословение:

«Во мраке множества путей найдёшь ты тот, что уготован именно тебе».

В связи с активным заданием «Верни меня» применение невозможно.

Красиво. Ещё бы понять конкретный смысл написанного.