Троица остался в клинике, ушел в лабораторию собирать бумаги и материалы, Вилли уехал своим ходом, а мы втроем еще задержались на стоянке. Ян не собирался отпускать Нольда без ответа на свой вопрос.
— Ева, подожди в машине. Я без тебя поговорю.
Согласно кивнула и села в салон, а северяне сели к Яну. Разговаривали они намного дольше, чем это заняло бы времени на просто новость. Шли минуты, и набежало полчаса, когда Нольд вернулся.
— Переждешь пока у Ханы до вечера?
— Что-то случилось?
— Нет, дела разгребать будем, чтобы как можно больше налегке быть. Пока у него есть время и у меня, сделаем сегодня. Мне нужно новую квартиру найти для переезда.
Как выехали, увидела, что Ян вырулил вперед и стал ведущим.
— Ты хоть скажи, как он новость воспринял?
— Не поверил. Но потом поверил, и я думал, что плечи вывихнет, так обнял. Я сегодня чересчур много получил мужских нежностей, только Троицы до кучи не хватило, он бы по-отечески целоваться полез.
— Он знает, и, как видишь, не полез. Троица самый первый догадался в чем дело, еще в клинике, когда я перепуганная к нему прилетела. Слушай детали…
До этого я не посвящала в подробности — как именно раздобыла сигаретницу, и что сектантка опыт с некромантами провела. Рассказала о Хельге, о визите к Парису и дословно передала разговор между «старшими». И то, что свести собирались именно Злату с Яном. Рассказала, что была у прародителей уже одна попытка — но не с тем результатом, которого ждали.
Нольд вел машину, был внимателен и к дороге, и ко мне. И я не могла по лицу понять — с каким чувством он отнесся к услышанному. Как закончила, сказал:
— Ваш мужчина и наша женщина… интересно, кто она? Я ни об одной из стаи не слышал ничего необычного… так, они детей родили обычных. Значит, дело не в том, что паре нужно быть некроманткой и полузверем. Это автоматом не избавляет от невозможности зачать. Любви не хватает? Настоящего женского принятия и мужской отдачи? Для этого он Злате мозг про нареченного промывал? — Нольд хмыкнул невесело. — Глупо! С Яном бы так не вышло…
— Злату он точно, как взрослую даже не воспринимает, не то что в личном плане. Это да.
— Дело не в этом. Странно, что Парис и Хельга так уверенны были в будущем результате именно с ними. Очень странно.
Я вспомнила, о чем однажды обмолвился Ян, и осторожно спросила:
— Нольд, а откуда Ян знает, что тоже бесплоден, как все полузвери? Теперь вроде как понятно, что он просто «спящий» и особенный, но… прости, я нашла у тебя бумаги с обследованиями, а он как про себя выяснил? Сам Ян мне почти случайно сболтнул, когда я с неуместным любопытством влезла.
— Сболтнул? — Нольд бросил на меня взгляд и удивленно качнул головой. — На такую больную тему? Похоже, что мы, Ева, своими отношениями расковыряли ему старую рану. Ян рад за нас, вижу, но раньше мы оба были в схожем положении, а теперь он один-на-один во всем остался.
— А разве на нашем же примере не доказано, что бездетность не приговор? Встретит, полюбит…
— Он уже встречал и любил.
Нольд спохватился, что разболтал про друга без разрешения. Виновато глянул на машину впереди, но все же продолжил — все равно уже выдал:
— Регистрировать гражданский брак Яну нельзя, нам всем это запрещено. Он не мог сказать о принадлежности к стае, выдать ей кто он по крови, признаться при этом в своих ущербности и положении изгоя. А привести ее к сородичам в качестве жены — подавно. Эта безумная мысль тогда даже и в голову не приходила. В итоге она ушла. Ей было нужно будущее…
— О какой любви ты говоришь, если бросила по этой причине? Любила бы, осталась бы с ним, таким, какой он есть.
— Мне трудно судить, а осуждать — тем более. Она не готова была на такие жертвы. Ян с тех пор такой ядовитый, и серьезные романы не заводит, обжегся на самой первой своей девушке, разуверился, что будет нужен кому-то сам. Как ты говоришь — такой, какой есть. Я ведь тоже… мечтал однажды, и влюблен тоже был. Давно. Все разрушилось, не успев и начаться.
— Но не во второй раз. И у него так будет, уверена.
И подумала об Элен. Хорошо это или плохо, но, кажется, девушка влюбилась в дознателя Одина сразу, с первого взгляда. Оглядываясь в памяти, я поняла теперь отчего случилось то внезапное откровение: «Ты живешь-живешь обычной жизнью, и вдруг…».
А у меня разве не так? Попав в машину Нольда у завода и впервые его вдохнув и увидев — не влюбилась? Ничего о нем не зная. А он сам? Обернулся, посмотрел и пропал…
Когда мы вернулись в «Дубраву», Ян остался в машине, а Нольд проводил до квартиры, задержавшись на несколько минут, удостовериться, что со всеми все хорошо и перемолвиться со всеми парой слов. Лёна прямо в коридоре кинулась обниматься, будто не сегодня утром встретила его после долгой разлуки, а только что. Стиснула, в щеку поцеловала, и Нольд в сравнении удивительно опять как-то враз помельчал и еще помолодел на свои двадцать восемь.
— Я вернусь вечером, сестренка. Подберу и привезу что-то из одежды на первое время, самой по городу тебе лучше пока не гулять, дотерпи до формальной даты. Злата, Троица приедет со мной и пока здесь поживет. Не будешь возмущаться? Ты, кстати, как?
— Нормально.
Визуально ничего не изменилось — духовный труп все также висел-спал на девочке, не уплотняясь и не проявляясь в реальности. Эдакая проекция песочника. Но насколько все-таки дико и неестественно было видеть на Злате здорового голого мужчину. Хорошо, что Троица не некромант, его бы картина ужасала до крайности.
— Ева, успею необходимое из квартиры забрать, то успею. Нет, уже вместе поедем.
— Лучше вместе.
— Хана, что нужно?
— Продукты есть. А больше-то что?
Я заметила, насколько некроманта была счастлива. На Нольда смотрела, сияя. Спасли старуху — от всего сразу, как от лишних мук из-за ожогов, так и от одиночества и ненужности.
Нольд коротко поцеловал меня и ушел.
Раз здесь, и пришлось ждать, решила попытать златовласку по тем вопросам, на которые сделала зарубки в мыслях, и которые не смогла задать Парису-Морсу. Спрашивала: после зомбирования оболочки, духовное тело насколько здорово? Если с Константом такое провернуть, получится ему ожить не оскопленным? Может она это сделать с любым, или только с теми, кто хочет смерти или на грани ее? Как мне научиться? Что будет с духовным трупом песочника завтра? Вдруг своими глазами не увижу, а механизм действия очень хотелось понять!
Злата отвечала серьезно и вдумчиво.
С некромантами зомбирование невозможно. Констант в этом вопросе обречен. С любым из обычных тоже не выйдет — нужен зов смерти или психической, на грани самоубийства, или физической. Целовать нужно с искренним желанием «вытащить» человека — буквально из тела и из беды. Чему девчонка удивлялась больше всего, так это тому, с какой легкостью жертвы расставались с жизнью. В том смысле, что даже после исцеления ни один не рвался вернуться к близким и родным.
— Лёна первая, у нее — брат. А так… — Злата очень по-взрослому погрустнела и по-взрослому сказала: — Семья, а не семья, близкие, а не близкие. Будто до болезни и отчаянья как раз окружение довело, и к нему, как к болоту, больше ни ногой. Новая жизнь — без отравы. Тетка одна была, очень запомнилась, трое детей… двое взрослых, третий больной. Тяжелая инвалидность, когда овощем головой и телом. Она решалась вместе с ним с окна сигануть, ребенок все равно не осознает, что даже живет. А ее саму все с бедой бросили — и старшие дети, и муж, и родительская семья. В приют сдать — совесть не позволяла. Только смерть — свобода. Восемь лет мучилась, сама заболела… мне потом говорит: «понимаешь, сына государство не оставит, а я только умерев смогла получить покой. Вины нет. Умерла, а не бросила. Искупляет. Только такая цена искупляет».
— Как же ты все выдерживаешь?
— Так и выдерживаю. Потому что итогом — настоящее воскрешение. Я тебя вряд ли научить могу, Морс может. Тебе с папой нашим поговорить надо.
С папой… Ну да, уже поговорила как бы. Я вспомнила своего отца, он — учитель, он — родной. А Морс-Парис мне никто.
Как воскрешение работает, Злата внятно объяснить не могла. Опять упиралось в то, что мы до сих пор не понимали механизма даже тех способностей, которыми обладали на протяжении поколений — как-то видим, как-то чуем и слышим. Как-то можем упокоить и поднять. Благодаря чему? Неизвестно.
— Морс говорит, что оставшаяся оболочка — это не переделанное в прах бывшее тело. Аарон, например, — некромантка хлопнула себя по плечику, — он сейчас физически не здесь. Биологически за гранью мира, представляешь? Я его держу призраком, как связь, а когда он вернется, то сразу воплотится и отвалится. Мне, главное, дома быть, чтобы не шокировать случайных свидетелей.
— Голова лопнет просто… как это вообще возможно? Поняла бы, если ментально не здесь, это мы умеем как с поднятием трупов, так и с…
Я осеклась, не зная, в курсе ли Злата об особенности близости у некроманток.
— С сексом? Это другое. Вот с сывороткой мнимой смерти похоже. Там за грань мира уходит биологическое время тела.
— Я сейчас точно рехнусь…
— На три дня. Вне жизни, вне смерти, вообще не здесь человек, даже душой.
Злата развела руками на «вообще не здесь», будто иллюстрация помогла бы вникнуть лучше. Но я не понимала! А девочка снисходительно и умудренно подвела итог:
— Ничего, начнешь развиваться, начнешь и воспринимать. Начнешь уметь!.. Я только об одном жалею…
Злата всей свой маленькой фигуркой поникла и дальше уже шепнула:
— Мама так рано погибла… а Морс сказал, что только матери, только женщины, по-настоящему могут научить нас тому, чему не дано научить отцам-некромантам — бесстрашию сердца, доверию без оглядки и принятию жестокого мира так, будто никто и никогда прежде не делал больно. Мне бы сейчас не помешало все это уметь.
И расплакалась, всхлипнув и ругнувшись на Яна-предателя.
Мы все слушали Злату, Хана и Лёна, только они ни одним вопросом не перебивали. А едва девчонка расклеилась, я тут же потянулась ее обнять, но Лёна предупредительно качнула головой и взяла некромантку на руки. Как маленького ребенка, прижав к себе. И призрак песочника не помешал, прошло насквозь, не потревожив духовную оболочку.
Я не возражала. В младшей сестренке, в величественной Елене Нольд текла кровь Великой Пра-Матери, пусть и не по прямому наследованию, и она не только брату восполнила все, что тот не получил в детстве. Она всем недолюбленным могла подарить безусловную любовь, как к настоящим, своим детям.
На столицу надвигалась гроза.
Сумерки пришли раньше времени, заволакивало тучами, а горизонт темнел не наступающей ночью, а тяжелыми черными громадами скорого шторма.
Нольд приехал поздно, я извелась, глядя на часы — семь, восемь, десять вечера! Порывалась взять и позвонить с телефона Лёны, но сдерживала себя. Наконец, дождалась. Троица приехал с большим чемоданом, Нольд внес большой кипой папки с бумагами и ноутбук, на котором наверняка хранилось самое ценное по всем разработкам инквизорского врача.
— Зонта нет, накинь. До машины не промокнешь.
Нольд набросил мне на плечи свой пиджак и из подъезда я практически сразу юркнула в салон — стоять не долго, машину подогнал не на парковочное место, а вплотную.
— Как я хочу домой!
— Сначала за вещами. Твоя сумка в квартире, со всем содержимым, да и я не столько за одеждой, сколько за личными записями.
— А потом куда? Новый дом?
— Пристанище. Дом будет там, куда я смогу привести тебя, не скрывая. Где безопасно и днем, и ночью, и где мы станем жить, а не прятаться, Ева. А этого не будет, пока хоть один из секты жив и на свободе… Поехали.
Благо, дорога свободная — в этот час без пробок, поэтому до нашего района добрались без задержек. Я уже расслабилась и жила предвкушением отдыха и уединения, пусть не разговора, хотя бы спокойного сна у Нольда под боком… как вдруг он резко напрягся и выдохнул:
— Ева, быстро перелезай назад и прячься на полу. Накройся пиджаком насколько сможешь.
Я отстегнула ремень, скользнула между сиденьями и села за спинкой пассажирского. Пиджак Нольда скинула с плеч, укрывшись им насколько смогла компактно. Стекла тонированные, так не увидеть, если нарочно не заглядывать изнутри салона.
— Машину не сменил с кладбища. Поймала, тварь…
Мы еще до дома не доехали, но были близко. Я прокляла все на свете!
Нольд припарковался, вышел, и из-за открытой двери услышала звук подъезжающего прямо сразу за нами автомобиля. А потом, как захлопнулась, приглушенное:
— Валери? Не ожидал…
— Надеюсь, сюрприз приятный?
— Не своевременный.
— Поговорим наедине?
— Слушаю.
Пауза, шаги, я вжалась еще ниже, поняв, что сектантка подошла к машине со стороны пассажирского сиденья. Голос за стеклом совсем близко:
— Сядем? Я мерзну, да и дождь сильнее.
Нольд если и искал возражения, не нашел, и очень не сразу, но щелкнул замком. Я набрала в грудь побольше воздуха — сдержать рвоту! Сдержать! Погружение в море гноя и крови… легкие сожмутся, горло сцепит спазм. Я помнила эту невероятную вонь! Нельзя себя выдать даже частым дыханием и шорохом, не то, что позывами…
— А ты дверь не закроешь?
— Мне нужен воздух.
Нольд не замкнул пространство! Великий…
— Слушаю.
— Я приезжала на похороны, чтобы принести свои соболезнования… тебя там не увидела, а семья отнеслась очень недружелюбно. Мне не очень понятно это, я хотела поддержать тебя.
Ворковала, как голубка, и без некромантского чутья затошнило от елейного тона голоса. Стало хуже, когда та сделала его еще слаще и не сдержала возбужденного дрожания:
— Понимаю, мы не так близко знакомы, на свидании были всего пару раз… но мне показалось, что огонек есть. Ошиблась? Ты больше не ищешь встречи, Алекс.
— Семейные проблемы. Сейчас потерял сестру. Тебе еще нужны какие-то объяснения?
— Я утешу тебя.
Не видела — может, она дотронулась до него, или одной фразы хватило, как Нольд до мурашек холодно рыкнул:
— Не надо.
Меня проняло по-своему, а сектантку по-своему. По вибрации ощутила, как та заерзала на сиденье, и на слух — как глубоко задышала. Агрессивный тон не охладил, а загнал ту в большую ломку желания.
— Прости… я не знала, что думать. Все так хорошо начиналось, а теперь я даже в Инквизе не могу увидеть тебя.
Молчание повисло на долгие секунды. Нольд подделал раскаянье и мягкость:
— Это ты меня прости, Валери. Может быть ты права, и красивая женщина рядом — лучшее утешение для меня… но не прямо сейчас. Похороны были только вчера. Скажи, что я могу для тебя сделать?
— Алекс…
— Я слышал о скандале в клинике. Тебе нужны некроманты оттуда? Могу достать разрешение на вывоз двоих на несколько часов. Хочешь?
— Тебя я хочу больше… А кто сказал про скандал?
— Коллега. Это не важно. Они нужны или нет?
— Очень. Но… мне нужен конкретный некромант. Прости, не могу сказать причины, это личная история.
— Кто?
— Ивар Сольд.
— Для тебя я достану кого угодно, обещаю. В понедельник бумаги будут. А сейчас уезжай, увидимся на работе.
— Ты уверен? Провели бы вместе выходной…
— Уверен.
Что-то там шевельнулось и качнулось, но Нольд быстро вышел из машины:
— До встречи.
Поцеловала его или только попыталась? Валери издала тихий и злобный стон от разочарования. И вдруг я увидела ее смуглую руку, просунувшуюся назад — между пальцев мелькнуло что-то маленькое и блестящее, как зажигалка. Она закрепила это за водительским сиденьем в самом низу, и вышла. Нольду с улицы и из его положения этот маневр виден не был! Но что это — маячок слежения или прослушка?
Сектантка удалилась, а он даже не сделал вид, что идет домой — остался у открытой двери и смотрел, как уезжает она. Выждал, и снова вернулся в салон.
Я подскочила так быстро и так тихо, как позволило тело, загораживаясь подголовником на случай, что у дома оставлены дополнительные следящие, наложила ладонь на губы Нольда. Если устройство — прослушка, он не должен был ничего произнести, ни слова! Зря торопилась — кожа Нольда вокруг губ была холодная и влажная, он взмок и давился спазмом, передавившим горло. Челюсть ему свело, шея напряглась и кадык ходил вверх-вниз, сглатывая пустоту, — и так бы ничего не сказал.
Приотпустив губы, прикоснулась пальцем поперек, обрисовывая на них знак «молчи», и собиралась убрать руку. Нольд не дал — прижал всю ладонь обратно и задышал будто в кислородную маску. Жадно и глубоко… если Валери уже подключилась… да пусть что угодно думает! Нольда отпускало, челюсть и шея расслабились. Через пару минут он поцеловал мне пальцы и кивнул.
Молча завел машину, выехал из двора обратно к потоку улицы и рванул к центру — там легче всего скинуть слежку. А она точно была! Если это маячок — скрыться будет невозможно, только выиграть время и сбежать в миг визуальной потери… Нольд, кажется, это и задумал — гнал. Проскакивал светофоры на последних секундах, на пределах дозволенной скорости — но и того много! Дворники едва справлялись, раскидывая потоки дождя и давая обзор — все тонуло во влаге и огнях, и мы были как рыба в речном потоке, только скорость и лавировка между железными боками редкого транспорта. Тучами пригнуло к земле, молнии сверкали вспышками — еще немного и разряды накроют самый центр столицы.
Мы свернули, меняя дорогу, и внезапно машина влетела, как в грот, в спуск подземной стоянки. Что за здание — рассмотреть не успела. Нольд ударил по тормозам, и распахнул дверь. Протянул мне руку:
— Ты хочешь Ивара, ты его получишь!
Если его слышат, это отличная обманка тому, с чего вдруг он изменил планам идти домой, а снова сел за руль и поспешно уехал.
Я протиснулась обратно, и вышла через водительскую сторону. Ощупала карманы пиджака, не выронила ничего из содержимого? И снова накинула на плечи. Быстрым шагом Нольд повел меня в сторону другого выезда — скорее за поворот, чтобы преследователи, если сунутся, не успели увидеть, что он не один. Но я не успевала.
— Извини, юбка сковывает. Сейчас.
Подобрала подол и рванула за край. Нольд помог, перехватил ткань и разодрал по шву одним движением, оголив ногу до середины бедра. Теперь и бежать можно!
Балетки раскисли, одежда напиталась водой, отяжелела и прилипла к телу, и бег не разогревал настолько, чтобы перебороть холод, дождь ледяной — мы остановились минут через пять, когда нас укрыли от людей два громадных комплекса — торговый и развлекательные центры. Со стороны служебных площадок для разгрузки и погрузки почти не было машин и служащих, и мы пролетели незамеченными до самого торца. Нольду дождь помог — смывал неприятные запахи от Валери.
— Сейчас, Ева, тут ночной кинотеатр, стоянка такси открыта до часу, уедем.
Он встряхнул головой и стянул с себя рубашку. Выбросил ее тут же в контейнер для отходов. На несколько секунд подставился под плотный сток с козырька, как под душ.
Я смотрела на Нольда и глаз не могла оторвать — до какого безумия он был красив в эту минуту! Полуголый, мокрый, по-звериному мощный и подвижный в каждом изгибе тела. Я задохнулась… гроза полыхнула над головой, заливала струями, а меня проняло от ощущения его чистоты которая опять проявилась без всякого замкнутого пространства. Даже показалось, что парок изо рта — эффект от его морозности. Но Нольд тоже дышал заметно отдавая тепло. Летний ливень севера — это не южная приятная прохлада.
Водитель такси ничего не сказал на то, что с нас вода ручьем, и сиденья промочим. Нольд сунулся в карманы пиджака на мне, достал карточки и отдал сразу три:
— В Ботанический.
Я шепнула:
— Мы к Фортену?
— Да. Пока — это лучшее место. У него все здание снято, и часть переделано под апартаменты. Для тех из вас, кому вдруг понадобится помощь и укрытие на время. Я был у него сегодня — Фортен щепетилен к чистоте, что меня порадовало, — не как в гостинице или на непонятно каком съеме. И тебя там оставить — надежно.
— Только не вздумай запереть. Я с тобой, пока есть возможность, прятаться не буду! Против врагов — вместе, и никак иначе.
— Выбрал же вольную… Хорошо, Ева. Но запомни — когда прикажу по-настоящему, ты не посмеешь меня ослушаться, и беречь себя будешь. Останешься там, где надо, и так долго, как надо.