Полузвери (СИ)

Глава двадцать шестая

В «Ботаническом» казалось, что большой город не близко. Постройки на два-три этажа, с высоты на столицу не посмотреть. Окраина, да и большое пространство занимали безлюдные к ночи полигоны теплиц и овощных складов. Мы нарочно сели спиной к подсвеченному огнями небу, чтобы смотреть на темную полосу. На ту часть, где уже начинались поля и редкие линейные высадки деревьев.

Час сидели в тишине, а потом Нольд закутал меня в рабочую куртку от холода, потому что я начала зябнуть, и усадил себе на колени. После всей напряженности дня я понимала, как ему хочется отдохнуть от разговоров, дел и согласований, а эти вечер и ночь последние перед тем, как он опять переберется на квартиру и будет ездить туда после Инквиза. Или после свиданий с Валери. Не ревновала — была уверена, что если он даже и прикоснется к ней, то не больше того, что сам стерпит.

Рисковать приездами сюда не станет.

В четыре утра Нольд нехотя встал с постели и сразу стал одеваться. В ванной только умылся и побрился, не приняв душ, а на вопрос без вопроса, ответил: «мне твой запах нужен надолго». Наклонился, поцеловал:

— Люблю тебя, Ева. Поспи. Я поехал.

— И я тебя. Удачи, зверь.

И я проспала до восьми утра, прежде, чем разбудило сообщение от Вилли «Завтрак ждет. Возьми телефон и сумку».

Не приют, а большое общежитие. Я быстро сполоснулась. Оделась и поднялась наверх готовая хоть в поход — кроссовки, спортивные штаны, водолазка. Если вдруг позвонит Парис, хотела быть готовой сразу сняться с места. И не в платье, не в ненавистном деловом костюмчике, а в том, к чему привыкла за многие годы. Правда, теперь, если и захочу, костюма нет, платьев тоже.

— Очень тебя понимаю, Варя, сиди здесь, у Фо. Сам заберу.

— Доброе утро.

— Доброе. Давай телефон, забью новые номера, и сумку еще подгоню с ремешком.

Варита в кухонном уголке готовила завтрак, а Вилли сидел за столешницей с ноутбуком. Я отдала, что просил, заметив, что Вилли не в настроении.

— Сообщения теперь будут стираться после открытия в течение десяти секунд. «Двойка» за Лёной, «семерка» за Фо, «восьмерка» Варина, а «девятка» — Элен. Запомнила?

— Ты чего сердитый?

— А когда ты мне собиралась сказать, что я стану дядей? Я что, не друг? От третьих лиц узнаю…

Удивления не удержала, потому что Парис или Хельга вряд ли бы сболтнули при всем желании, где они, а где Вилли. Троица или Ян выдали?

— Ты что, беременна? — Варита от неожиданности уронила с лопатки блинчик. — И мне с Элен вчера тоже ничего не сказала!

— Как-то момента не нашла… а кто тебе сказал?

Парень попытался сделать суровое выражение лица, но быстро сдулся, улыбнувшись:

— Нольд. Я так за вас рад!

— Он не третье лицо, так что снимай претензии. Варита, прости, я на самом деле искала подходящее время для новости. В тайне держать не собиралась. Вкусно пахнет! Чем помочь?

— Господина Фортена нет, так что за стол переносить не будем. Позавтракаем за стойкой. Сделай кофе, пока я с блинчиками закончу.

Прежде чем есть, Вилли поколдовал с сумкой, прицепив к нижним шлевкам дополнительный ремешок. Надел на меня, затянул верхний ремень, а нижний, новый, закрепил за ногу:

— Во, не перекрутится, не будет по бедру бить. Варита просит фото ее семейные забрать, так что я часа на полтора на такси туда-обратно…

— Ага, а если мне Парис позвонит? Ждать, когда ты вернешься?

— Давай вместе съездим.

— А я?

— А ты сама в помощницы по дому напросилась. Лучше обед приготовь, пока катаемся, тем более, что после твоего адреса могут прилететь другие задачи, и вернемся не скоро.

— Ладно. — Варита вздохнула.

Район «Тополя» утром понедельника мне не понравился — слишком пустынен. Обслуга богатых домов уже отработала, ни садовников, ни фургонов химчистки, собачки пораньше выгуляны. Мы с Вилли вызвали такси от адреса кузнечной мастерской, она давно закрыта, и сюда доехали к десяти.

Возможно, сказалось, что я сама выросла не богатой, но маленькие домики мне казались уютнее и теплее особняков. Пока от ворот ехали, рассматривала участки и коттеджи-дворцы — где только крыши, а где позволяла ограда, и фасады, и думала о том, какой для себя дом выберем в будущем мы с Нольдом? Я хотела не в размах, пусть много комнат, но светлых и чистых, и чтобы сад был…

— Вилли…

Кольнуло, едва открыли дверь и вошли в холл семейного дома Вариты. И это не воспоминания о психе Серапионе со сгнившим духовным трупом. Оглянулась на дорожку, осмотрела улицу, закрыла дверь, а потом принюхалась к воздуху внутри. Запах гнили как будто остался.

— Что?

— Брось рюкзак, фотографии подождут. Трупом воняет.

— Мы тщательно все отмыли. Не должно. Я не чувствую.

Конечно нет, он же не некромант! Здесь, в доме, был живой человек со своим покойником на плечах, и очень близко, раз я учуяла.

Я допустила ошибку, что переступила порог и закрыла дверь, но убереглась от той, когда вход и внутренние проемы арок оставила без внимания. Силуэт снаружи заметила первым, а мужчина из кухни шагнул вторым! Вилли тоже не сплоховал — мы оба, как по команде, переметнулись за длинный стол, создав дополнительное препятствие врагам. Я все время оборачивалась в сторону правой арки — или выход для нас, или нарисуется третий…

— Давайте по-хорошему, детки. Машинка подъедет, сядем, доставим вас на разговор целенькими и потом отпустим.

— А погремушку дадите, чтобы я в пути не расплакался?

Внезапно очень наглым тоном спросил Вилли.

За мужчинами есть убийства. Был бы холл сам по себе замкнутым, тут бы от вони стало не продохнуть, но мне некромантское и не нужно — лица у сектантов были такие, с мертвым взглядом нелюдей.

— Конечно, дадим. В дудочку посвистеть…

И из рукава у обоих скользнули в ладонь кальянные трубки. Вилли схватился за статуэтку на столе:

— Черный ход, Ева…

— Заперто все. Не сбежите. Последний шанс на мир, а то придется доставить кого-то трупиком, а кого-то без ножек-ручек…

Драться мужчины умеют. Никакого черного хода! Одного парня оставлять не думала даже! Судя по последней фразе, лично я секте нужна живая, а с ним церемониться не станут. И если до сумки и до сигаретницы ради сигнала дотянуться, — помощь все равно не успеет. Их «машинка» ближе. Нужно сейчас действовать, пока двое на двое!

Я тоже схватила тяжелую статуэтку, и отошла от стола назад — не мешать Вилли, дать маневр себе… и не боялась. Накрывала бешеная злость, как на собственную глупость, что сунулись туда, где могли ждать, и ждали, и на то, что раньше ни один волосок не шевельнулся на предчувствие опасности. Зашли же в дом, как в ловушку.

Они кинулись… отрезав мысль о Вилли, крутанулась на полусогнутых, с рывком к выходу, со всей силы ударив сектанта не по руке со стилетом, а попытавшись попасть в колено. Попала выше, тот вовремя и быстро среагировал. Не знаю, как, но у меня получалось пускать свое тело в движение с учетом пространства вокруг, учитывая расстояния до стен, мебель, схватку рядом, и сосредотачиваться, как на эпицентре, только на главной цели — не дать достать себя и покалечить урода!

Ушла минута… или…

Чиркнуло по одежде… а взамен голова отлитого из металла бога Варога как круглым набалдашником вбилась в нижние ребра преследователя. В трубках — не шило. Тонкие, заточенные с обеих сторон лезвия! Практически скальпели!

Сектант хрипнул от боли и прозевал момент, когда я наотмашь саданула статуэткой по крепкому запястью. Меня не стрелять надо было учить, а орудовать ломом в ближнем бою! Трубка отлетела. Угроза на граммы полегчала, утяжелившись яростью нападавшего — такого отпора не ждали, и собирались легко скрутить «детишек»…

Смерть! Чувство чужой гибели вонзилось мне в сердце и сбило на миг. Я хватанула воздух ртом, глубже необходимого, и ужаснулась от мысли, что это — Вилли! Рванула в сторону хрипа и рычания, перехватила свое оружие, и уже ребром подставки вломила сектанту в челюсть с хрустом и кровавым смаком. Вилли жив… его фигура возникла сбоку, рука поднялась и вихляющим, но все равно точным ударом статуэтки обрушилась на затылок. Вторая смерть! Сектант рухнул, и сам Вилли тут же осел на пол вместе с трупом.

— Ни за что… обаяшка… тебя в обиду не…

Я кинулась к парню, и увидела, что тот ранен. Серьезно. Кальянная трубка торчала сбоку в ребрах, слева, лезвие на всю глубину оказалось в теле…

— Вилли, не шевелись. Лежи!

Нос и губы разбиты, резаная рана вдоль двух ключиц. Главное, чтобы клинок сердца не задел! Вилли хрипнул и послушно кивнул головой. Я полезла в сумку, сдергивая клапан, — добраться до телефона или сигаретницы… и ощутила колодец… предсмертие шагнуло в комнату, сужая вокруг пустоту и тьму, которая вот-вот сомкнется над еще живым, забрав его за предел, а в меня возив боль. Никогда его не ощущала, но теперь и слова Златы вспыхнули в памяти — новое некромантское проявилось удушающе плотно!

— Нет…

Он опять хрипнул. Сморгнул. Попытался вдохнуть глубже, но не смог. Я бросила копаться в сумке, обхватила его голову и поцеловала в соленые от крови губы.

— Сейчас… я смогу…

Оторвалась на секунду, сосредотачиваясь и пытаясь отрешиться от накатывающего отчаянья. Злата может, и у меня получится! Черная тьма колодцем и холодом сужалась неотвратимо. Обдала кожу ознобом, на глаза легла пелена. Я опять склонилась над Вилли, впилась в него с полыхающим чувством надежды — чудо случится! Он не может умереть! Нет сейчас в мире силы выше, чем мое желание спасти друга!

— Нет!

Губы похолодели и посинели. Кровь разводами размазалась вокруг рта, а глаза уже неосмысленно смотрели вверх. Удара еще не случилось, но смерть обняла и поглощала, став не колодцем, а узкой трубой, которая и есть — тонкое лезвие, все-таки задевшее сердце.

Порыв воздуха вышиб запах крови. Хлопок, тень, тяжелый шаг, и какая-то сила рванула меня за ворот вверх и в сторону. Я не могла сопротивляться… не могла в этот миг бороться с новым противником…

— Бездарь, а не девчонка!

Парис отшвырнул меня, припав на колени и быстро уложил ладони на лоб и шею Вилли. Поцеловал, прижавшись и не брезгуя, словно собираясь забрать у любовника его последнее дыхание.

И Смерть не пришла. Черные невидимые стены растаяли, как туман, а глаза мне уже застилали слезы. Я тряслась от рыдания и готова была взывать от внезапного счастья!

— Великий Морс…

Парис встал на ноги и силой пнул тело Вилли, распылившееся в тот же миг:

— Мерзкий, гадкий, паршивый мужеложец! Даже пальцем бы до тебя не прикоснулся, урод! А ты?! Некромантка называется. Позор, а не дочь!

Я не встала. Доползла и обняла Париса прямо за ноги, вцепившись в брючины и прижавшись щекой.

— Спасибо… спасибо. Спасибо!

— Отстань, дура… Вставай уже. — Он силой поднял меня, почти придушив горловиной водолазки. — Ты не собака, чтобы так пресмыкаться. Хватит! И успокойся.

Я поднялась, но с волнением справиться труднее — увидела призрачные руки и лысую голову Вилли, который спал, как ребенок, на спине Великого Морса с безмятежным выражением лица. Залип прозрачным голым телом с чуть согнутыми ногами.

— Проклятье… больше суток таскать на себе извращенца. Ненавижу всех вас!

Я вздрогнула от звука и метнулась к двери, выглянув через глазок. К началу дорожки, к калитке подъехал серый автомобиль.

— Это секта… надо бежать.

Вышли двое, схожих фигурами и безликостью.

— Двери закрыты — из кухни и сада, я пробовал пройти не через парадный. Окна глухие, только разбивать.

Я подскочила к опавшей одежде Вилли, залезла в карманы брюк и сумку, но ключи были только от студии Фортена и входная ключ-карта Вариты.

У одного из трупов зазвонил телефон.

— Первый в обход пошел, у них-то ключи есть… Поняли, что тепленьких и связанных почему-то никто не выводит. — Парис обернулся от двери на меня, потом снова приник к глазку. — В машине водитель и четвертый пассажир. Многовато на нас с тобой.

— Никто не видел, как ты зашел. Драться нельзя, нужно спрятаться. Если ты попадешь секте в руки, вообще конец всему! И надо сохранить Вилли! Я останусь, дождусь, чтобы увидели, и сбегу, уведу за собой погоню.

— Ты, беременная маленькая девочка, соображаешь, что говоришь?

Я рявкнула:

— Наверх! Не убежала первый раз, потому что не могла бросить друга. А сейчас мы на шаг впереди. Спрячься! Они не останутся в доме, они ломанутся за мной. А ты должен уберечь себя и свою драгоценную ношу!

— Не боишься, что поймают, и тогда хана твоей драгоценной ноше?

— Ты не знаешь, как я бегаю! — Стала толкать его к проему, к лестнице на второй этаж. — Хватит препираться, папаша! Даже без Вилли, ты важнее меня, и я ни за что не позволю тварям взять тебя в плен и жрать живым. Ты некромант, а не сверх человек…

Парис успел уйти. Те двое, что появились от входной двери и из левого проема, застали меня посреди холла, склоненной над трупами, с двумя стилетами в руках.

— Какого… сука!

— Еще какая! — Я медленно выпрямилась и оскалилась на того, что появился изнутри дома. Красивая должна получиться улыбка, я в крови от поцелуя пол-лица перемазала. — Минус два, твари…

Теперь главным было одно — заставить сектанта уйти от двери. Швырнула в него лезвие, не слишком и целясь, швырнула во второго. Попятилась и заскочила на мягкий диван, уперевшись лопатками в рамки с фотографиями. Оба пошли на меня. Как же хорошо, когда за спиной не тот, кого нужно любой ценой защитить… проклятый дом, проклятый холл, и проклятые статуэтки покровителей ювелиров, ставшие орудиями убийства не один раз. Конечно, я выскочила! Мирного решения ни один не предлагал, тут уже убитые, так что меня собирались переломать и мешком довезти, такая их накрыла ярость! Коварные эмоции против моей трезвой и счастливой головы!

Все будет по-моему! Все!

Увернулась! Вылетев из дома, нарочно побежала на машину, в последний момент сунувшись не в калитку, а махнув через ограду высотой всего в половину роста. И полетела к выходу из района. Убедилась, что позади зарычал мотор, что оба сектанта бегут следом, и раз обернулась только проверить — не достал ли кто огнестрел. Ритуал ритуалом, но эта компания могла быть и просто наемниками, а не адептами, и у них может не быть традиции только холодного оружия. Нет, руки голые, никаких пистолетов! Машина уже развернулась и набирала скорость — от авто по прямой никому не дано сбежать, но я не спешила кидаться на решетки соседних участков, звать на помощь или пытаться скрыться в чужом доме. Выманить их — из района, подальше! Три минуты форы для Париса! А потом можно включиться по-настоящему.

Чтобы не сбили, бежала по газону вдоль тополиных высадок за тротуаром, иногда громко, в голос, дышала — твари близко, бежали тоже очень быстро, они должны услышать и обмануться, что я скоро выдохнусь. Слабаки! Им до Нольда как до луны, даже когда тот в полсилы гнал, а я от него еще как отрывалась!

Кто-то из прохожих попался — видела, как шарахнулись на той стороне, как шуганулся кто-то, кто выходил из ворот своего дома. Малолюдный понедельник, пустынный оазис семейных богатств…

Вовремя Вилли мне сумку закрепил. Она хоть тянула маленьким весом, и выпуклая была, совсем не мешала. Если приходилось лавировать между высокими кустами, я всегда разворачивалась «скользкой» стороной, чтобы не цепляться. А как выскочила на прямую до шлагбаума главного въезда, так и припустила без оглядки. Машина задержится на время, люди нет, но дальше намного просторнее и почти без заборов. Хозпостройки, магазины, разветвления переулков и аллей. Все равно голо и открыто, но путей — десяток! А у сектантов нет регенерата, нет моей выносливости — одна тупая и мертвая сила, которая привыкла брать беззащитных!

— В этой схватке мы победили, Яна!

Ни капли страха! Я чувствовала себя, как ветер, легкой и мощной, и удивительно переполнялась счастьем, не смотря на погоню. Во мне жизнь, которую я никому не отдам, как и свою! Вилли спасен! Он, такой «неженка» каким Парис обозвал, по-мужски дрался и убил двоих! Сам Великий в гордыне Морс не побрезговал поцелуем ради его жизни!

Нольд бы гордился мной, прекрасной ученицей, за усвоенные уроки. И покойный отец тоже. И мой Толль, который хотел бы, что бы жила счастливо и не так глупо, как раньше!

Я бежала в укрытиях, бежала по открытым местам, заставляя людей шарахаться. Пересекала проезжие части в момент светофора, иногда между машин, иногда по капотам, и после снова заныривала в глубину улиц и каких-то дворов, не останавливаясь. От меня, кажется, давно отстали. Я не проверяла — силы есть, передышки не нужно, потеряли из вида, или нет, не важно, лишним не будет. Когда это некромантам мешала перестраховка?! Огромная северная столица скроет от любых глаз!

— Не будешь бегать, ворон считая, то и моську не разобьешь…

В маленьком театральном парке я сунулась к питьевому фонтанчику, чтобы умыться. Зеркала нет, смывала присохшую кровь наощупь, а девочка-подросток с испугом смотрела на меня, забыв про своего щенка и его палочку. Пришлось объяснять, что упала на пробежке.

— У вас зубы целы?

Я сделала вид, что прощупала их.

— Целы. Губа только изнутри поранилась, сейчас распухать начнет.

— У вас и тут кровь…

А я и забыла, что сектант где-то по одежде чиркнул. Повертелась, нашла разрез на руке. Водолазка уже размахрилась и краями пропиталась от той крови, что успела брызнуть до заживления.

— Сейчас пластырь дам.

Участливая девчонка полезла в кармашек, достала полоски и протянула одну. А я, влажными пальцами тронув место, размыла присохшее до чистой кожи.

— Ерунда, не нужно. Это только рукав порвался.

Обман не удался, — уже не тот возраст, чтобы совсем не сообразить, что к чему. Она удивленно открыла рот, потом вскинула глаза:

— Вы некромантка?

Я смолчала. И что будет? Визг и вопль, побег до ближайшего патрульного?

— У меня друг некромант, ему двенадцать. Сосед по двору… я умею хранить тайны. И пластыри для него таскаю, потому что он вечно забывает, но говорит, что очень важно. Вам сейчас нужна помощь?

Я скуксилась, почувствовав, что вот-вот вылезет пара предательских слезинок.

— Спасибо. Нет, сейчас не нужна, я, видишь, оправилась.

Но девочка мотнула головой, стянула с шеи цветастый шелковый шарфик и решительно подошла:

— Кто внимательный, тот увидит. Дайте руку. Я завяжу так, будто для украшательства.

И намотала мне поверх локтя, спрятав разрез, а узелки завязав причудливым бантиком. Я бы просто могла закатать рукав, но ничего говорить не стала. Улыбнулась, протянула свою ладонь:

— Ты спасла меня. Я ведь и не подумала об этом…

— Берегите себя. — Та смело пожала, и шепнула, склонив голову. — Во имя Великого Морса.

Люди… мы — скверна и прокаженные, грязь для большинства. А для большинства ли? Если всему виной пропаганда властей, тотальное преследование ради регенерата, и как бы не промывали мозг, создавая образ проклятых смертью, есть на свете те, кто не поддался…

Мы разошлись.

Через пять минут я в том же парке нашла пустую лавку с хорошим обзором вокруг. Случайных слушателей точно не прозеваю. Достала телефон и нажала «пять».

— Хитрожопая паршивка, звонишь узнать, как дела или намекнуть, что я теперь твой должник? Не дождешься. Ты ничего не сделала, за что я бы считал себя обязанным.

— Рада слышать, Парис, и твой бодрый голос, и твой язвительный тон. Со мной все хорошо, спасибо.

— Сама до «Хрустального луча» доберешься? Я буду ждать тебя дома. С паразитом теперь никуда не сунуться, все планы порушил.

— Доберусь… Парис, а как ты нас нашел? Откуда знал, что я в «Тополях»?

— На тебе «Длань Смерти», дурочка. Я знаю теперь, где обе мои гадкие дочери. Что, думали и Злату спрятали от злого пра-пра? Наивные. Ноги в руки и бегом в «Луч». Хотела поговорить, торопись пока я добрый.

Я скинула вызов и внезапно вспомнила, с какой силой Парис вдавил мне в грудь свою ладонь в ту встречу с Хельгой. Чуть сердце не выскочило и ребра не треснули. Так вот, зачем он это сделал. Маяк поставил, ниточку кровного родства прицепил. Нечто, из-за чего всегда будет знать — где загулял непутевый ребенок и почему в одиннадцать вечера еще не дома. Это он хитрожопый, а не я.

Но Великому Морсу я готова простить все на свете. Правильно сказала старая Один «подача отвратная, а содержание стоящее».

До «Хрустального луча» добралась на такси — села в первое свободное на стоянке. В планах было забежать в торговый центр, чтобы сменить одежду и визуально перекроить образ, но раз торопит, то так и поехала.

Поднялась на лифте, думала, что встретит с порога, но Парис ждал в комнате. Расхаживал вдоль низкого столика с россыпью декоративных ракушек.

— Чего лыбишься? Нравится зрелище голого мужика у моей задницы?

— Как грубо… есть что поесть? А то голодная.

— Нет. Садись и спрашивай, что хотела.

— А попить?

— Ты в ресторан пришла?

В пути у меня было несколько минут, чтобы обдумать вопросы, которые я еще вчера разложила по полочкам, собираясь пытать Париса. Про ту же «Дань Смерти». Почему раньше не помогал, а столько лет ждал, чтобы выцепить Нольда по случаю, почему только Злату решил обучать, а не нас всех, хоть мы, его потомки, не такие «чистокровные»? Да, она похожа на его жену, но ведь все мы — его дети… Почему ему столько лет было все равно, что нас ловят и убивают?

И вдруг поняла, что все это похоже на претензии ребенка, которому очень обидно, что отец бросил и ушел из семьи. И чего я хотела? Оправданий и объяснений? Глупо, по-детски, и ничего в прошлом не изменить. Все было, как было, а мотивы Великого Морса на сегодняшний день не имели значения.

Я думала, и нашла свою собственную причину — я хотела принять его «отцом» для себя. То, что случилось в доме Вариты, оголило это желание. Поэтому меня коробило от слова «папа», потому что родного отца я любила всем сердцем, а это чувство нужно еще заслужить. И все же… вернуть в свою жизнь другого родителя, будто возродится семья по крови, будто будет безусловная любовь…

— О чем ты хотела поговорить?

Я подняла к лицу ладонь, отзеркалив то место, где у Париса была маска из праха:

— Это больно?

— Привык.

— А возродиться и увидеть, что стало с миром, некромантами и людьми, — больно?

Парис с подозрением прищурил свои карие, почти до черноты, глаза.

— Ты вернулся к жизни не по своей воле, оставшись один, все близкие в прошлом. Попал в плен, терпел пытки, смог вырваться — и куда? В ничто без никого. Как ты выдержал?

— Я не тех вопросов ждал, паршивка. Оказалось, все еще хуже, чем думал — лучше слюной побрызгай, чем слезами сочувствия. Сдалось мне и то, и другое, но от последнего прям воротит. Зачем пришла? Клинья подбивать не обязательно, втираться в доверие тоже. Что надо?

— Ну, раз ты напрямую хочешь, без обходных путей… Пришла взять свое.

— И что же?

Я шагнула к нему и обняла за шею, прямо поверх рук призрачного Вилли. Только голову положила на другое плечо. Парис дернулся — то ли от неожиданности, то ли от неприятия, но я не отцепилась:

— Стой ровно. И столько, сколько мне будет нужно. Стерпишь, Великий наш, не сахарный.

Стало так хорошо, что захотелось заснуть. И стало плевать, что обнимала я истукана, а не человека, настолько Парис задеревенел от напряжения. Только минуту спустя, или две, он шевельнулся. Ждала, что все, не выдержал, и сейчас прямо за волосы оторвет, но он просто положил ладонь мне на затылок.

— Ты еще пожалеешь, гадкая некромантка, и выходка тебе дорого обойдется.

— Страшно-то как… я правда хочу есть и пить, угости хоть чаем, не будь злым.

— Уговорила. Отодвигайся давай.

Я улыбнулась — а сам никак, выходит. Хлестануть грубостью на искреннее объятие у него совести не хватило. Я сделала шаг назад, а Парис демонстративно отряхнул с себя несуществующие следы. Покривился лицом, показал мне всю возможную гадливость, но я уже не поверила. Не тот был тон в голосе, и его «пожалеешь» походило не на угрозу, а предупреждение — привязанность, это всегда то, что «дорого обходится».