Попкорн

Глава двадцать шестая

Детективы Джей и Кроуфорд никогда еще так не удивлялись.

Буквально несколько минут назад, во время столкновения Брук и Уэйна, полицейские свернули к дому Брюса. Ворота во двор были открыты, и это тут же показалось им подозрительным. Медленно и осторожно двинулись они по дорожке, посыпанной гравием.

— Никто в наши дни не оставляет ворота открытыми, — нервно проговорил Кроуфорд.

Свернув за угол, они оказались у входа в дом — сомнений не осталось: чутье не подвело Джея, Магазинные Убийцы найдены. Перед домом стояли три автомобиля: «ламборджини» Брюса, «лексус» Фарры с серебряной табличкой «ФАРРА» вместо номера и большой старый «шевроле» 57-го года.

Кроуфорд осторожно сдал назад и отвел машину за угол.

— Говорит детектив Джей, — прошептал Джей в рацию, с трудом сдерживая волнение. — Срочно вызываю подкрепление.

Не успел он закончить фразу, как послышался приглушенный рокот, вскоре переросший в настоящий рев. Джей и Кроуфорд обернулись.

— Черт побери! — воскликнул Кроуфорд. — Вот это скорость!

Бесконечная череда машин и фургонов въезжала в ворота Брюса. На некоторых были обозначения сразу нескольких телевизионных компаний; другие принадлежали какому-нибудь одному известному каналу. К какофонии присоединился шум пропеллеров. Вниз хищно устремились два телевизионных вертолета. Полицейские пока не прибыли, но и они вот-вот должны были появиться.

Джей и Кроуфорд следили из автомобиля, а Уэйн — из окна за тем, как двор особняка заполнялся машинами (крушащими по ходу оросительную систему газонов), а из машин вываливалась целая толпа народу. За три минуты тишина и безлюдье превратились для Джея и Кроуфорда в смутное воспоминание. У каждой стены или ограды стоял стрелок, а остальное пространство занимали репортеры и их съемочные группы. Недоставало только глазеющих зевак, которые всегда толкутся на заднем плане, улыбаясь и приветственно размахивая руками во время телевизионных съемок.

В осажденном доме Брюс подошел к окну и встал рядом с Уэйном. Уже почти угасшая надежда снова зашевелилась в глубине его души.

— Они нашли тебя, — сказал Брюс.

— Они нашли? — ответил Уэйн, не отрывая взгляда от бурной деятельности за окном. — Они меня нашли? Да нет, старик, я сам сказал им, где я, и сам их сюда позвал.

Уэйн отвернулся от окна, схватил телевизионный пульт и стал перебирать каналы.

Это не заняло много времени. Примерно по двадцати каналам шли мультфильмы, а еще по двадцати показывали дом Брюса.

Уэйн пощелкал по выпускам новостей.

«… печально известные серийные убийцы, Уэйн Хадсон и его красавица-подруга Скаут…» — говорил по одному из кабельных каналов репортер, стоявший на фоне апельсинового сада Брюса.

— Вечно они не знают моего полного имени, — раздраженно заметила Скаут, хотя на самом деле была довольна тем, что настоящий голливудский репортер назвал ее красавицей.

Уэйн переключил на один из основных каналов, где шли шоу «Сегодня» и «Доброе утро, Америка».

«…считается, что преступники скрываются в доме Брюса Деламитри, известного кинорежиссера, чьи творения, возможно, и подтолкнули их к совершению своих безжалостных убийств…»

Идеально ухоженная женщина-репортер стояла позади бассейна Брюса.

— Папа, это же наш бассейн! — удивленно воскликнула Велвет.

Брюс уставился в телеэкран. Мысли разбегались. А подумать нужно было о многом. Об опасности, которая угрожала дочери… О Брук, умиравшей от ран… Об убитом агенте и охраннике… О неожиданном заявлении Уэйна, что будто бы он сам связался с властями…

Несмотря на столь огромный выбор тем для размышления, мозг Брюса был поглощен лишь одной мыслью:

— Они во всем обвиняют меня! Боже мой! Эти придурки обвиняют меня!

— Очень на это надеюсь, приятель, — заметил Уэйн и щелкнул на другой канал.

«Мистер Деламитри покинул церемонию вручения Оскара в компании модели „Плейбоя“ Брук Дэниелс…»

На экране появились фотографии Брук в обнаженном виде. Кто-то на этом телеканале проделал отличную работу по подбору фотографий.

Невероятно, но несмотря на шок и то полубредовое состояние, в котором она находилась, Брук сумела понять смысл сказанного в репортаже.

— Я актриса, мать вашу! — прохрипела она с пола.

— Потише, Брук, ты мне мешаешь смотреть телевизор, — сказал Уэйн и снова переключил канал. На экране появилась очередная идеальная залакированная головка, на этот раз на фоне гаража.

«…оставляя после себя ужасный след разрушения и смерти; убивая без разбора, подобно антигероям знаменитого фильма Брюса Деламитри „Обыкновенные американцы“, получившего „Оскар“ на вчерашней церемонии…»

«Они винят меня! О, господи, они винят меня…» Брюс был шокирован. Эта девушка стоит перед его гаражом, ведет репортаж практически из его дома, где Брюса держат в заложниках вооруженные бандиты, и при этом она его же и обвиняет!.. Обвиняет в разрушениях и смерти, которые, как Брюс уже пытался доказать в последние несколько месяцев, абсолютно никакого отношения к нему не имеют.

Уэйн продолжал скакать по каналам.

«Гомер, я тут читала школьный табель Барта, — говорила Мардж. — И там написано, что академическая успеваемость нашего мальчика оставляет желать лучшего».

«Действительно? — ответил Гомер, глотая пиво. — Желать лучшего? Звучит неплохо. Это у него, наверное, от меня».

«Просто он дурак, папа», — возразила Лиза.

«Съешь мои шорты», — огрызнулся Барт.

— Извините, — сказал Уэйн и переключил канал.

— Оставь! — запротестовала Скаут. — Мне нравятся «Симпсоны», и мы не видели этот эпизод.

— В другой раз, малыш.

А с экрана уже неслась очередная обличительная речь.

«…и вот эти двое „обыкновенных американцев“ скрываются в доме у человека, который предсказал их появление, может, даже не предсказал, а вызвал…»

Брюс заорал:

— Убийц создает природа, а не кино!

Уэйн выключил телевизор.

— Ну, раз вам всем так хочется поболтать, обойдемся без ящика. Все равно ни черта не слышно.

Теперь заговорила Фарра. Она не сразу пришла в себя после кошмара, пережитого под дулом пистолета Уэйна, но сейчас к ней возвращалась прежняя уверенность в себе. Дом окружали сотни полицейских. Возможно, все-таки удастся выжить.

— Послушай, — она прикурила длинную тонкую розовую сигарету с золотистым фильтром, — вокруг полиция, и тебе не убежать.

— Я уже объяснял, дамочка, что бежать не собираюсь. Я сам их пригласил. Позвонил им, когда вам дверь открывал.

Брюс ничего не понимал.

— Ты копам позвонил?

— Да нет, звонил я в «Эн-би-си», сказал им, чтоб пригнали сюда все станции, ну а они, наверное, полицию вызвали. Впрочем, это не важно. Мы со Скаут привыкли копов игнорировать.

Вокруг особняка Брюса и Фарры было столько копов, что игнорировать их мог бы только Будда. Полицейских было практически столько же, сколько и журналистов, и постоянно прибывали новые. Детективы Джей и Кроуфорд с тяжелым сердцем покидали место событий.

— Нам нечего здесь больше делать, — пришлось признать Джею.

Для него такой поворот событий был горькой пилюлей. Проведя сложнейшее интуитивное расследование и самостоятельно обнаружив двух неуловимых отчаянных преступников, он должен был теперь признать, что только на несколько секунд опередил всю остальную полицию Лос-Анджелеса. Они здесь ничем уже не могли помочь: из грузовиков и вертолетов выгружались все новые и новые военизированные формирования; Джей и Кроуфорд с достоинством ретировались.

В одном из вертолетов, круживших над домом, находился начальник департамента полиции Лос-Анджелеса, офицер Корнелл. Сегодня он был разбужен потрясающей новостью: Магазинные Убийцы держат Брюса Деламитри и его семью в заложниках в их собственном доме. Корнелл решил руководить операцией лично.

У него не было выбора. Он отчаянно нуждался в эфирном времени.

Тридцать лет назад, когда Корнелл только пришел в полицию, он и не думал, что когда-нибудь превратится в политическую шлюху. Но именно это с ним произошло. Когда-то Корнелл мечтал ловить мошенников, теперь же он водил с мошенниками дружбу. Более того, он стал одним из них. В своих действиях он больше не руководствовался законом. Так уж получалось, что умение предсказывать и уравновешивать политические и социальные последствия этих действий оказалось куда важнее закона. Он больше не был полицейским — он стал политиком, причем не самым честным. Впрочем, честных политиков в городской администрации не было и быть не могло: само ее шаткое здание держалось на полуправде, если не на откровенной лжи. Правду никто не говорил по той простой причине, что единой правды не существовало. У каждой социальной группы, образованной по расовому, финансовому, географическому, сексуальному, религиозному или любому другому принципу, обнаружилась своя персональная правда. И эта правда была диаметрально противоположна всем другим и даже несла в себе угрозу для них. В городских делах царила ужасная неразбериха, и основной задачей начальника полиции, как, впрочем, и любого другого политика, стала необходимость убеждать общественность, что никакой неразберихи нет.

Для этого нужна была работа с публикой, а значит, эфирное время. И вот сегодня Корнелл мог его получить.

Вертолет начальника полиции приземлился, и Корнелл вышел из него торжественно и важно, погрузившись в гущу щелкающих фотоаппаратов. Он был военным генералом на линии фронта и за барьером фотообъективов видел мощь своей могущественной армии. Корнелл чувствовал себя отлично. Все это казалось невероятным. Вдруг, в самый нужный момент (всего за три месяца до выборов в городскую администрацию), нежданно-негаданно он получил подарок — участие в самой настоящей осаде, где можно показать себя героем-мачо, одним надрать задницу, другим ее вылизать — и выйти из переделки победителем. Это было громкое дело, в котором замешаны большие деньги, большие люди и крупный скандал, но главное — да, самое главное, самое главное в квадрате, самое главное и аллилуйя! — в деле не имелось расового конфликта! Преступление без расистской подоплеки! И это в год выборов! Корнелл благословлял свою судьбу. Благодарил своего Бога. Он был готов поверить, что, наверное, сделал что-то очень хорошее в детстве или юности, за что и получил теперь этот невероятный подарок. Впервые за долгое время ему попалось преступление городского, регионального, национального и международного значения, которое не имело никакого отношения к расизму. Он даже не надеялся, что такое с ним еще когда-нибудь случится.

Начальник полиции сам был темнокожим. Он много раз в своей жизни сталкивался с расизмом и ненавидел его от всей души. Однако ненависть Корнелла к расизму носила особый характер, связанный не с цветом его кожи, а с его работой. Корнелл был главным копом города. Он этим гордился и хотел работать хорошо, но на его пути всегда вставал расизм, ненавистный расизм всех цветов и оттенков. Полицейская работа как таковая перестала существовать. Теперь ему ежедневно встречались так называемые «флюгерные» дела. Мужчина убил женщину, бандиты избили человека. Казалось бы, все просто, но вдруг выясняется, что у героев драмы разный цвет кожи — и дело тут же превращается в запутанный лабиринт, в котором совершенно не важно, кто прав, кто виноват. Имеет значение только одно — какое впечатление складывается о деле у присяжных и общественности.

Но вот — фантастика — дело без каких-либо элементов расизма. Жертвы и злодеи одного цвета. Страшно представить, что бы началось, если бы преступники, стрелявшие в модель «Плейбоя» и держащие в заложниках белую девочку, оказались темнокожими или азиатами. Не менее ужасной была бы ситуация, в которой белые преступники напали бы на темнокожего режиссера и модель. В любом случае дело давно бы превратилось в политический футбол, и под воротами особняка торчали бы возмущенные пикетчики и борцы за расовую справедливость. Корнелл даже не хотел об этом думать.

Ему повезло. Судьба подкинула ему идеальное громкое дело, которое он должен был использовать на все сто.

К сожалению для начальника полиции, на месте событий находился еще один начальник, также обрадованный представившейся возможностью отличиться. Брэд Мюррей, директор отдела новостей компании «Эн-би-си» считал осаду дома Брюса Деламитри едва ли не самым невероятным происшествием, на котором он когда-либо присутствовал.

— Если бы это не было правдой, — заметил Мюррей своей шикарной личной помощнице, выходя из собственного вертолета, — я никогда бы не посмел такое придумать.

Однако все происходило на самом деле; более того, главный злодей этой истории понимал значимость телевизионных новостей: телевидение сегодня не оставляло без внимания ни одной стоящей драмы.

Два больших босса встретились в бронированном автомобиле. Спорили о том, кто удостоится чести связаться с домом Брюса Деламитри и будет вести переговоры с преступниками. Естественно, начальник полиции Корнелл заявил, что это дело властей. Телевизионный босс Мюррей возразил, что Уэйн Хадсон позвонил на телевидение, а не в полицию и ясно дал понять, что хочет видеть главного телевизионщика.

Лет десять назад Корнелл просто приказал бы своим констеблям выкинуть Мюррея из машины, но сейчас для этого был не лучший момент. Приближались выборы, а город постоянно висел на краю пропасти. Начальник полиции понимал, что должен сотрудничать с журналистами, так же как и они должны сотрудничать с ним, поэтому Корнеллу и Мюррею пришлось пойти на компромисс. Приказав телефонной станции заблокировать все другие звонки на номер Деламитри (знакомые Брюса, естественно, обрывали телефон, пытаясь к нему пробиться), большие начальники решили вместе позвонить Уэйну.

И оказалось, что спорили они напрасно: Уэйн с ними беседовать не собирался.

— Заткнитесь и слушайте! — рявкнул он в телефон, даже не попытавшись выяснить, кто ему звонит. — Это Уэйн Хадсон, Магазинный Убийца. Мы с моей девочкой здесь главные, понятно? У нас тут Брюс Деламитри, Брук Дэниелс, которая, кстати, актриса, а не модель — так и скажите своим репортерам, усекли? Еще у нас тут жена Брюса и их дочка, Велвет, просто куколка, и что бы я с ней ни сделал, это будет настоящее шоу. А сейчас давайте мне ваш номер, я позвоню, когда подготовлю мои требования.

Начальник полиции Корнелл продиктовал свой номер и решил, что самое время начать переговоры. В конце концов, он был экспертом в этом вопросе.

— Ну, Уэйн, — сказал он, — вижу, ты хочешь заключить с нами сделку…

— Я хочу, чтоб ты заткнулся, — прервал его Уэйн. — Когда буду готов, сообщу. И диктовать условия здесь тоже буду я. Сами знаете, на это я способен. Не звоните мне. Все. Отличного вам дня.

Начальник полиции и директор «Эн-би-си» положили трубки и взглянули друг на друга.

— Думаю, придется подождать, босс, — констатировал полицейский. — Может, меня пока загримируют?

— Обязательно, босс, — ответил телевизионщик.

В это время Уэйн отошел от телефона.

— А что вы имели в виду, когда сказали, что я просто куколка и это будет настоящее шоу? — спросила Велвет. Голос ее, по вполне понятной причине, слегка дрожал. — Что вы со мной собираетесь сделать?

— Все в порядке, милая, — попыталась успокоить ее Фарра, хоть это и была явная ложь. — Мы что — твои заложники?

Уэйн налил себе бурбона; он полагал, что заслужил хорошую порцию спиртного. Скаут по-прежнему сосала свой коктейль. Она не слишком любила спиртное.

— Ну, что-то в этом роде, — ответил Уэйн. — Вообще-то у меня есть план.

— У Уэйна с самого начала был план, — с гордостью сказала Скаут.

— Какой еще план? — заорал Брюс. Он больше не справлялся с раздражением. — О чем ты говоришь?

— Я говорю о плане, который нам со Скаут поможет избежать электрического стула. Вряд ли в нашем положении можно думать о чем-то другом.

Брук все еще была в сознании. Велвет когда-то посещала курсы медицинской первой помощи. Проявив завидное самообладание, которое, наверное, удивило бы ее учителей и одноклассников, она сумела усадить Брук в правильное положение и придавила ее рану подушкой, так что Брук могла следить за ходом разговора.

— Какой там план! — подала голос Брук. — У вас нет шансов. Вы оба сдохнете.

— Молчите, — вмешалась Велвет. — У вас серьезная рана, и любая физическая активность препятствует свертыванию крови. — Она повернулась к Уэйну. — Ей нужен врач. Разве нельзя позвать сюда врача?

— Может быть. Пока не знаю, — ответил Уэйн.

— Но она же умрет.

— Мисс Деламитри, я думал, вы уже поняли, что меня такие вещи не слишком огорчают.

Брюс по-прежнему стоял у окна. Полицейские машины и фургоны телевизионщиков продолжали прибывать. Все восемь акров земли перед домом были заполонены людьми и техникой. Невероятно! За двадцать минут у Брюса во дворе вырос целый поселок. Здесь были спутниковые тарелки, треноги, шикарные прически, машины, десятки тысяч метров электрического кабеля. Шум, который производил весь этот муравейник, наверное, был слышен за много миль отсюда.

Брюс пытался составить полную картину происходящего.

Его охранник мертв. Карл мертв. Брук умирает. Ему только что дали «Оскар», а вся пресса Лос-Анджелеса и примерно половина полицейских разбили лагерь на его газоне. Но хуже всего было то, что человек, который организовал все это (за исключением «Оскара», хотя, по мнению журналистов, он и к «Оскару» был причастен), стоял в его гостиной, беззаботно попивая его бурбон и держа под прицелом его семью. Как такое могло случиться? К тому же за столь короткое время? В чем тут дело?

— Какой у тебя план, Уэйн? — спросил Брюс. — Пожалуйста, расскажи мне о своем плане.

— Хорошо, Брюс, расскажу. Как тебе известно, мы со Скаут убивали и крушили в четырех штатах. Что правда то правда. Отрицать это бессмысленно, поскольку так оно и было. И я хотел бы сказать тебе: все эти покойники по всей Америке заслуживали смерти. Хотел бы я, чтобы все было как в кино и все они были насильниками, грубиянами, продажными полицейскими, лицемерами и плохими родителями своим детям, и все без исключения получили по заслугам. Но это не так.

Скаут подумала, что Уэйн слишком строг по отношению к самому себе. Разве должны они перед кем-либо оправдываться?

— А может, это и так, Уэйн, — возразила она. — Мы ведь не были ни с кем из них достаточно знакомы, чтобы утверждать обратное.

— Не важно, милая. Суть в том, что мы глубоко увязли в дерьме. Они знают, кто мы, и рано или поздно нас поймают. Наши физиономии попали на сотню видеозаписей в супермаркетах. К тому же Скаут не удержалась и отправила фотографию, где она заснята во всей красе, в местную газету своего родного города. Это было глупо, но я ее прощаю.

— Они писали, что я дешевка! Вот я им и показала.

— Да, милая, ты им показала. Короче, Брюс, я веду к тому, что, как бы мы ни изворачивались, нас скоро поймают. И при таком раскладе вероятность, что нас поджарят на электрическом стуле, у меня и у Скаут выше среднего.

Брук булькнула, сидя на ковре. В переводе ее бульканье означало что-то вроде: «Чем раньше, тем лучше, приятель».

Уэйн на нее никак не среагировал.

— И вот тут в игру вступаешь ты, Брюс.

— Я? Но что я могу?

— Ты нам нужен, Брюс. Ты нас спасешь.

— Ты наш спаситель, Брюс, — добавила Скаут. — Поэтому мы здесь. Ты все изменишь в нашей жизни.

— Отдай им все, что они хотят, Брюс. Отдай им все — пусть забирают! — Это был голос Фарры. У нее вновь появилась надежда на счастливый конец в этой истории. Неужели им все-таки удастся выкупить свои жизни? И застрахован ли Брюс от ограбления?

— Я не знаю, что им нужно! — крикнул Брюс Фарре. И снова повернулся к Уэйну. — Так что же тебе нужно? Скажи, и ты это получишь, чего бы ни попросил.

— Нам нужно оправдание, Брюс, — сказал Уэйн. — Нам нужен кто-то, кто возьмет на себя вину.