Попрыгунья

Глава 4 Кое-кто убит

Доктор Филип Чалмерс завел машину на площадку у гаража, служившую прежде загоном при конюшне. Вода в радиаторе почти вся выкипела, и он решил долить ее прямо сейчас, чтобы потом не заставлять Люси ждать. Для этого ему пришлось проехать не спрямляя большой полукруг гравийной дорожки перед домом, в лунном свете отчетливо виднелись припаркованные там три машины, свидетельствующие, что вечеринка продолжается! Не надо было утруждать себя сложными логическими построениями, чтобы понять, что одна из машин принадлежит Митчеллам, другая — Дэвиду Стреттону, а на третьей Марго Стреттон и Майк Армстронг приехали из Лондона, куда и собирались вернуться этой же ночью. Стало быть, за те сорок пять минут, что его не было, состав участников вечеринки не изменился.

Доктора Чалмерса это не очень радовало, так как означало, что разбить компанию придется именно ему. Люси тоже рассердится: визит оказался короче, чем он предполагал, три четверти часа вместо часа, как он ей пообещал. Но ничего не поделаешь. Доктор Чалмерс устал и намеревался завалиться спать как можно скорее, вне зависимости от вечеринки и мнения Люси. Ночь напролет без сна — это уже не для него. Он по-доброму завидовал Рональду — тот хоть и старше его на три года, но в ночные часы, кажется, бодр словно днем.

Заливая радиатор, он услышал, что в одной из машин заурчал мотор, и секундой позже увидел, как свет ее задних фар мелькнул на подъездной аллее и исчез в темноте. Доктор почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, они с Люси уйдут не первыми. Минуту спустя, проходя мимо оставшихся машин по пути в дом, доктор Чалмерс полюбопытствовал, которая из машин уехала. Оказалось, Дэвида. Бедняга Дэвид! Доктор Чалмерс вздохнул. Эта окаянная Ина опять испортила всем вечер. Доктор в тысячный раз предался сладкой мечте как-нибудь подделать документы и упечь ее в сумасшедший дом. Но, увы, наяву это неосуществимо.

Парадный вход еще не был закрыт на засов, и доктор Чалмерс вошел.

Поднимаясь по лестнице, он слышал доносящиеся из зала звуки граммофона. Значит, танцы еще не кончились. Он уже проходил последний поворот лестницы, когда в дверях зала мелькнула чья-то спина — доктору показалось, что Рональда. Но дружеского оклика Чалмерса обладатель спины, очевидно, не расслышал, потому что в следующий миг дверь за ним захлопнулась. Наконец голова доктора Чалмерса поравнялась с порогом другой комнаты, где был бар, но в ней доктор никого не увидел. Все равно, еще один, последний глоточек после поездки по холоду не повредит. Он шагнул в комнату и тут вспомнил, что забыл трубку — он спохватился, что ее нет, еще на обратном пути от больного. Смертельно захотелось курить — ничего, выпивка подождет. Почему-то подумалось, что трубку он забыл в зимнем саду, где сидел с Марго.

Доктор Чалмерс направился на крышу. Малейший шорох его шагов по лестничному ковру заглушал рев большого граммофона, но доктору Чалмерсу это было как-то ни к чему.

В зимнем саду, по-видимому, никого не было, судя потому, что лампы не горели. Доктор Чалмерс включил их и огляделся в поисках трубки. И обнаружил — нет, не трубку, а Ину Стреттон. Она возлежала в плетеном кресле и, морщась, глядела на него.

— А-а, привет, Ина, — произнес он теплым, задушевным голосом, которым привык здороваться со всеми людьми вне зависимости от того, любил он их или ненавидел. Кстати, доктор Чалмерс питал легкую неприязнь всего к нескольким людям, а ненавидел лишь двоих — Ину Стреттон и тетку своей жены. Он был очень терпимый человек.

— Привет, Фил, — сказала Ина без выражения.

Трубка тоже обнаружилась там, где он и предполагал. Доктор Чалмерс поддернул свою изувеченную руку, чтобы сунуть ее в карман смокинга, и дружелюбно улыбнулся. Чем меньше ему нравился человек, тем старательнее он ему улыбался.

— Я думал, вы с Дэвидом ушли. Какая-то машина отъехала — разве не Дэвида?

— Правда? Может быть.

— Что-то серьезное? — доктор Чалмерс улыбался тепло как никогда.

— О, Дэвид с Рональдом вышвырнули меня из зала, как только ты уехал. Право, не знаю, как это, по-твоему, — серьезно или нет? — проговорила Ина тоном мученицы.

— Тебя? Вышвырнули? Да что ты, Ина, — такого просто быть не может.

Плоская грудь Ины заволновалась.

— Все правильно. Давай, Фил, не стесняйся. Назови меня лгуньей.

— Деточка, я и в мыслях не имел назвать тебя лгуньей Но мне кажется, ты чуточку преувеличиваешь, говоря, что Рональд и Дэвид вышвырнули тебя из зала.

— Можешь спросить любого, кто там был. Именно вышвырнули! Подняли за голову и за ноги и протащили через весь зал. Боже мой, поверь, с меня довольно! Я этого больше не выдержу, Фил!

— Но раз они тащили тебя через весь зал, стало быть они просто пошутили?

— О нет! Может, они и пытались выдать это за шутку, но это была не шутка. Они хотели от меня избавиться! Особенно Рональд. Он меня прилюдно оскорблял весь вечер. Даже ты наверняка это заметил. Говорю тебе, Фил, я не намерена больше терпеть такое обращение. И пусть Рональд не думает — со мной такие вещи ему не пройдут. Да еще на глазах у всех этих мартышек...

Доктор Чалмерс наверняка хотел как лучше, но его понимание такта не всегда совпадало с общепринятым.

— Боюсь, мы сегодня вечером многовато выпили, — произнес он с чарующей улыбкой, — утром, Ина, ты сумеешь взглянуть на все это другими глазами.

— Если ты намекаешь, что я пьяна, — возмутилась Ина, — то это неправда. К большому сожалению. Господь свидетель, сколько раз я пыталась напиться, но без толку — только голова чугунная. Я просто не могу напиться пьяной, так что зря ты так говоришь, Фил.

— Но зачем тебе напиваться?

— Потому что напиться пьяной, — с достоинством объяснила Ина Стреттон, — это единственная стоящая вещь. При той жизни, какую мне приходится вести, напиться пьяной — это единственная реальность!

— Глупости, — отрезал доктор Чалмерс как-то чересчур бодро.

Глаза у миссис Стреттон сделались круглыми.

— Можешь говорить что хочешь. Просто ты меня не знаешь — какая я на самом деле.

Доктор Чалмерс опустился в кресло, выколотил вновь найденную трубку и стал ее набивать.

— Послушай, Ина, ну что ты такое несешь? Я совершенно уверен — ни у Рональда, ни у Дэвида не было ни малейшего желания от тебя избавиться. А если они тебя подняли и понесли, так это наверняка понарошку. Знаешь, не стоит такие вещи принимать всерьез, — тягучим голосом, полным успокоительного сиропа, увещевал ее доктор Чалмерс.

— Ничего, Рональд сам увидит, надо меня принимать всерьез или нет. — Ина распялила рот так, что он сделался похож на мышеловку.

— Да что ты такое говоришь!

— Я могу устроить Рональду большие неприятности. Очень большие. И сделаю это обязательно.

— Но каким образом?

— Мне не нравится эта дама, на которой он собрался жениться, миссис Лефрой.

— Не нравится? А по-моему, она прелесть.

— Это по-твоему. Только женщина может понять, что она за штучка. Я бы сказала, она паршивка.

— Послушай, Ина, ты же знаешь, нехорошо говорить такие вещи.

Ина тяжело задышала.

— Я буду говорить то, что считаю нужным. Буду говорить то, что думаю. Я не желаю иметь в невестках миссис Лефрой.

— Но почему?

— Она мне дерзила весь вечер.

— Да будет тебе, Ина, уверен, что она не нарочно.

— Нарочно, я знаю. Думаешь, я ничего не понимаю?

— Но что она тебе такого, собственно, сказала?

— Ничего! В том-то и дело. Просто кивнула мне — и очень вызывающе! — когда мы приехали, и за весь вечер не сказала мне ни слова. Если она думает, что может так со мной себя вести, она ошибается!

— Ина, ты опять преувеличиваешь.

— Уверяю тебя, Фил, нисколько. Я знаю. Марго тоже скверная женщина, но эта — еще хуже. Но я сумею с ними со всеми поквитаться. Скоро они увидят!

— И что же ты думаешь сделать, Ина? — спросил доктор Чалмерс, разжигая трубку.

— Не думаю, а совершенно твердо намерена сделать. Напишу королевскому адвокату о них обеих.

— Чепуха, Ина, ты никогда такого не сделаешь.

— Я не сделаю? Они все скоро увидят, сделаю я это или нет. Нет, Фил, не надо меня уговаривать. Я тут обо всем передумала и все решила. Это же ужас, что они творят. Кто-то просто обязано положить этому конец!

— Но деточка моя, откуда ты взяла, что они что-то творят? Это же только догадки, никаких доказательств у тебя нет.

Ина наигранно хохотнула.

— Ошибаешься! Они у меня есть! Боюсь, их это удивит — но у меня они есть! Причем такие доказательства, которые им даже и крыть нечем.

— Но откуда они у тебя?

— Не важно, Фил, они есть — и все тут. И я ими воспользуюсь. Можешь передать Рональду, если хочешь. Мне все равно. Если он думает, что может так поступать со мной на людях, он очень ошибается.

Доктор Чалмерс вздохнул. Успокоительный сироп, похоже, не помог.

— Поверь мне, Ина, утром у тебя будет совсем другое настроение.

— Я тебе не верю, Фил, — отрезала миссис Стреттон.

Доктор Чалмерс снова вздохнул. Он и сам-то себе не особенно верил.

Грудь миссис Стреттон заволновалась снова.

— А что касается Дэвида...

— Да? — спросил доктор Чалмерс, уже с трудом сдерживаясь.

Миссис Стреттон секунду-две сидела молча, выпрямясь, покуда грудь ее волновалась все сильнее. Потом она буквально рухнула на спинку кресла и выкрикнула:

— А что тебе известно о Дэвиде и этой твари Гриффитс?

— Элси Гриффитс? Да ничего. А что мне должно быть известно?

— Значит, ты прекрасно знаешь, о которой из сестер Гриффитс я говорю? — вскричала Ина с горестным торжеством.

— Ина, дорогая моя, я даже не понимаю, о чем ты!

— Понимаешь, Фил, понимаешь, и незачем со мной сюсюкать сладким голоском. Об этом все знают, все, кроме меня. Как обычно — жена узнает последней, — она зашлась в жутком хохоте.

— Ина, — сказал доктор Чалмерс как можно проникновеннее, — если ты считаешь, что между Дэвидом и Элси Гриффитс что-то есть, то могу тебя заверить — ты глубоко ошибаешься.

— Можешь заверить? Да неужели? А откуда же тогда тебе известно, Фил, что между ними ничего нет?

— Я уверен, что там ничего нет.

— Значит, ты ошибаешься — потому что там все, все уже есть! Господи, когда я подумаю, что я сделала для Дэвида... Но если эта шлюшка думает его заполучить... О, правда же, Фил, об этом даже смешно подумать! Ужасно смешно!

— Ина, у тебя начинается истерика, — профессиональным голосом диагностировал Чалмерс.

— Ну и пусть! Мне все равно! Надоело притворяться! Это был для меня страшный вечер, Фил! Видел бы ты, как безобразно со мной вел себя Рональд! И эти ужасные мужчины, которые меня гнусно домогались, — она выжидательно посмотрела на доктора Чалмерса.

— Неужели? — осторожно спросил тот.

— Да! Господи, Фил, ну почему нельзя оставить женщину в покое? На самом деле ты единственный приличный мужчина из всех них. Это просто отвратительно.

— Так кто же тебя гнусно домогался, Ина?

— О, да все. Как обычно. Видимо, есть во мне что-то такое... Господи, лучше бы этого не было. Этот ужасный мистер Уильямсон...

— О, может ли это быть? — задушевно спросил доктор Чалмерс. — И что же он такое сделал?

— Пытался усадить меня к себе на колени. Вот тут. Было безумно стыдно. А этот мистер Шерингэм еще того хуже. Право, Фил, я не понимаю, как Рональд мог его пригласить! Это самый отвратительный тип из них всех. Мне пришлось от него буквально отбиваться!

— Тебе, Ина, как я погляжу, мужики прямо прохода не дают?

— Все, кроме тебя, — на полном серьезе ответила миссис Стреттон. — Ты единственный, Фил, кто не пытается заняться со мной любовью. Интересно, почему?

На сей раз доктор Чалмерс был тактичнее.

— Дэвид, между прочим, мой друг.

— Да, — трагическим голосом произнесла миссис Стреттон. — Ты ведь обожаешь Дэвида, правда, Фил?

— Он всегда был моим лучшим другом, — бодрым голосом сообщил доктор Чалмерс.

— Это, наверное, чудесно — быть мужчиной и иметь настоящего друга, — сокрушенно вздохнула миссис Стреттон.

— Полагаю, что так.

Возникла пауза, вероятно, оттого, что миссис Стреттон размышляла о преимуществах мужского пола перед женским. Потом она чуть наклонилась к собеседнику:

— Не думаю, чтобы Дэвид имел бы что-то против, понимаешь, Фил? Во всяком случае, теперь.

— Против чего?

— Чтобы мы с тобой занялись любовью, — проговорила Ина тихим, но полным ожидания голосом.

Только тут доктор Чалмерс сообразил, что уже проходит по разряду страдальцев от неразделенной страсти к этой дамочке и что, оказывается, лишь мужская солидарность удерживает его от признания. Положение не из легких. Ина всегда была готова одарить его благосклонностью: если и существовал человек, которого она уважала, — помимо собственной персоны, конечно, — то это был он. И, еще не потеряв надежды удержать даму от опрометчивых шагов в обоих столь волнующих ее направлениях, доктор решил ее немножко успокоить. В то, что Рональд хотел от нее избавиться и даже не скрывал этого, он уже был готов поверить — Рональд вообще не любит церемониться. Самолюбие Ины, это нежное растение, получило болезненную рану. И вот ему, доктору, предложен шанс залечить ее старым проверенным способом.

Но доктор Чалмерс был человеком осторожным и от необдуманных поступков по возможности воздерживался. Прежде чем решиться, он обыкновенно взвешивал все «за» и «против», и не один раз. Будь он чуть менее осмотрительным, он бы мог, наверное, зажмурившись и глубоко вздохнув, приступить к оказанию просимой медицинской помощи. Но трезво рассчитав силы, он понял, что если заключит Ину Стреттон в объятия, то ему может попросту сделаться дурно. И ограничился тем, что протянув вперед здоровую руку, отечески похлопал женщину по плечу, грубовато хохотнув:

— Глупости, Ина. Дэвид конечно же будет против. К тому же, знаешь, тебе же самой это не понравится, правда? Это же — гм! — все испортит!

Ина застыла, потом мрачно кивнула.

— Да, Фил. Ты совершенно прав. Мне это совершенно не понравится. Господи, вот бы все мужчины были такие, как ты!

— Не нужно так говорить, — доктор Чалмерс заметно приободрился. — Вряд ли они и правда такие плохие. Как бы то ни было, Ина, я прошу тебя об одном одолжении. Согласна?

— Какое одолжение, Фил?

Доктор Чалмерс, положив трубку на столик, проговорил с расстановкой:

— Я бы очень хотел, чтобы ты отказалась от мысли написать королевскому адвокату насчет Рональда и выкинула из головы это ерунду относительно Дэвида и Элси Гриффитс и не говорила бы ему об этом ни слова. Ты ведь его этим страшно огорчаешь, причем совершенно незаслуженно.

Ина покачала головой.

— Извини, Фил, но этого я сделать не могу. Это мой долг — написать королевскому адвокату. Иначе зачем нужны законы, если мы все не будем им содействовать?

— Хорошо, хорошо, давай вернемся к этой теме завтра. Спешка тут ни к чему, да и ты не должна действовать, пока все хорошенько не обдумаешь. А что касается Дэвида...

И без того тонкие губы Ины яростно сжались в ниточку.

— Что касается Дэвида, — оборвала она, — то попрошу предоставить это мне. Извини, Фил, с твоей стороны это очень благородно — пытаться его прикрыть, но тут я с ним намерена сама разобраться.

— Но только не сегодня, — взмолился доктор Чалмерс.

— Нет, сегодня. Незачем терять время. Я и узнала об этом только сегодня вечером.

У кого же это зачесался язык, с ненавистью подумал доктор Чалмерс, на беду горемыки Дэвида?

— Но послушай, Ина. Ты...

— Тут нечем дышать, — вдруг заявила та. — Тут нет воздуха, — и, вскочив, выбежала на крышу.

Доктор Чалмерс угрюмо последовал за ней. Он-то надеялся, что сумел ее обезоружить, но нет — она снова вывернулась. Больше к ней взывать бесполезно. Теперь месяцы, а то и годы она будет тыкать этой Элси Дэвиду в нос, пока и его не доведет до сумасшествия.

— Чертова баба, — пробормотал доктор Чалмерс, который никогда не ругался.

И побрел к ней, стоящей у парапета крыши.

— Ты простудишься, Ина, — машинально произнес он.

— Мне все равно. Вот бы заболеть воспалением легких и умереть! Скажи, Фил, у меня будет воспаление легких, если я тут постою подольше? Вот бы Дэвид обрадовался. Тут же заполучил бы Элси!

— Какая чепуха, Ина!

— Это не чепуха. Сам знаешь, что не чепуха. Дэвид был бы просто счастлив. О Фил, ну отчего все мужчины такие скоты! Я отдала Дэвиду все. Все, что может отдать женщина! А он взял все это — и я ему больше не нужна! О Фил, зачем жить? Какой смысл?

— Довольно, Ина, ты сама не знаешь, что говоришь.

— О нет, я очень хорошо знаю. Я часто думаю, как было бы чудесно положить всему этому конец — найти бы только какой-нибудь легкий способ. Меня же никто не любит — нет, Фил, никто, даже ты. Мне надоело жить. Так и тянет перемахнуть через этот парапет и вниз. А? — она диковато посмотрела на доктора Чалмерса.

— Этот способ совсем не легкий, — здраво рассудил доктор.

— О, боль я бы стерпела. Это приемлемая цена. Забавно, правда, — миссис Стреттон гулко засмеялась, — стоять под виселицей и болтать о жизни и смерти?

— Под виселицей, с которой, как я понимаю, один из повешенных уже свалился, — в этом, пожалуй, что-то есть, а? — и доктор Чалмерс злобно пнул отвалившуюся голову соломенного висельника. Голова взмыла в воздух и скрылась из глаз. Не без удовольствия доктор точно таким же образом разделался и с туловищем.

— Да, в этом должен быть некий смысл, ведь правда? — подхватила миссис Стреттон с каким-то мрачным упоением. — Может, это приглашение, Фил? Наверное, сама судьба приглашает меня занять освободившееся место?

— Мне так не кажется, — сухо возразил доктор. — Ну что, пошли вниз, Ина? Тут все же холодновато. Да и Дэвид, наверное, уже ищет тебя.

— Пусть ищет. Что ему до меня? Скажи, Фил, ты правда думаешь, что это приглашение самой судьбы? По-моему, это чудный вариант! И такой простой! — и миссис Стреттон, подтащив кресло к болтающейся веревке, влезла на него и принялась прилаживать жесткую петлю себе на шею. — Где должен быть узел, Фил? Давай уж делать все по правилам. Я знаю, что узел должен быть в каком-то определенном места — где, Фил?

— За левым ухом вроде бы, — и доктор Чалмерс, которому осточертела эта комедия, свирепо пнул один из столбов виселицы.

Миссис Стреттон передвинула узел за левое ухо и чуть затянула петлю на своей шее.

— Гляди, Фил! Ничего нет проще, правда? Надо только оттолкнуться от кресла. Надо, Фил? Ведь никто возражать не станет. Ни Дэвид, ни Рональд. Думаю, что и ты тоже не станешь. Ну как — надо, Фил?

Доктор Чалмерс оперся здоровой рукой о спинку кресла.

— Хватит, Ина. Я замерз.

— Нет, но ты скажи, Фил, надо мне оттолкнуться от этого кресла или нет? Надо? Скажи, Фил, и я это сделаю. Ну что — надо?

— Надо! — внезапно произнес доктор Чалмерс и пошел прочь — вместе с креслом. Это был его первый и единственный необдуманный поступок.

Доктор Чалмерс не слышал ни глухого стука, ни тихого бульканья за спиной. Он даже не оглянулся, так что в конце концов сумел бы уговорить себя, что ничего не случилось. Не останавливаясь, возле двери он отшвырнул кресло в сторону, оно, разумеется, упало на бок, и, сунув руки в карманы, продолжил путь, что-то насвистывая себе под нос.

И не мог поверить, что строго говоря только что совершил убийство, однако по всем признакам дело обстояло именно так.

Уже в дверях он спохватился: надо принять необходимые меры предосторожности. Он, разумеется, вне подозрений — пока никто не увидел, как он спускается с крыши. Самоубийство очевидно, и других версий просто не возникнет. Все прекрасно знают, что тема суицида была любимым коньком Ины.

Продолжая тихонько насвистывать, доктор Чалмерс аккуратно прикрыл за собой дверь и замер, прислушиваясь. Ни голоса, ни звука. Он выглянул из-за выступа потолка — в комнате с баром никого. Пусто! Из зала по-прежнему долетала музыка.

Доктор Чалмерс бесшумно сбежал вниз на два лестничных пролета, потом повернулся и, насвистывая уже громче, снова поднялся по одному лестничному маршу, на этот раз медленно, громко топая. Поглядел на свои часы и удивился — после его возвращения прошло всего пятнадцать минут. Все произошло за четверть часа! Часа, о котором так просила Люси.

Удача не оставляла доктора Чалмерса. Едва он вступил на верхнюю лестничную площадку, как дверь зала распахнулась и Марго Стреттон прошествовала мимо него наверх.

— Привет, Фил, — окликнула она. — Я ищу Майка. Ты его нигде не видел?

— Нет, — сказал доктор Чалмерс. — Я только что вернулся.