Попрыгунья

Глава 7 Факты и домыслы

Да, под носом у самого Роджера Шерингэма совершилось убийство.

Поражаясь подобной дерзости, Роджер с трудом сдерживал улыбку, несмотря на всю трагичность ситуации. Его авторитет среди непрофессионалов не был для него секретом, временами он испытывал даже нечто вроде ребяческой гордости. Но кто-то наверняка поставил заслуженность его славы под сомнение — кто-то, сам допустивший колоссальный просчет, оставив повешенную без поваленного кресла, такого необходимого и естественного дополнения. И Роджер вынужден был согласиться, что этот кто-то не слишком ошибся в оценке его, Шерингэма, непроходимой тупости. Вероятность, что он обернется в дверях ради того, чтобы бросить прощальный взгляд, была минимальной.

Роджер снова улыбнулся.

Потом повернулся, вошел в дверь и зашагал вниз по лестнице. Пусть это будет персональная удача убийцы — что упавшее кресло в конце концов оказалось там, где ему полагалось находиться, Роджер тут вмешиваться не намерен. А полиция вольна делать из этого такие выводы, какие сможет.

Роджер привык смотреть фактам в глаза. Один факт, возможно прискорбный, состоял в том, что миссис Ина Стреттон как личность не значила для него ровным счетом ничего — ни живая, ни мертвая. Другой, не менее значимый факт — что за свою жизнь она успела полностью растратить весь кредит сострадания окружающих к своей участи, и более того, сама навлекла на себя эту участь — обеими руками. И как Роджер ни прислушивался к своей совести, он так и не смог ощутить ни малейшего побуждения помочь полиции в деле возмездия за убитую.

Но мог и ощушал вызов, брошенный ему лично, и веселое возбуждение, накатившее на него, разом вытеснило всю усталость. Нет, он не станет снова убирать это кресло, и не расскажет властям того, что знает. Пока что. Это будет замечательное состязание умов.

Он поспешил вниз. В свете того, что он узнал, нужно снова взглянуть на тело, одному, пока не прибыла полиция.

Доктор Чалмерс осмотра еще не закончил. Со стетоскопом, болтающимся на шее, он склонился над телом как раз в тот момент, когда Роджер заглянул в дверь.

— Что, никакой надежды? — осторожно прощупал он почву.

Доктор Чалмерс оглянулся, затем выпрямился.

— Никакой. Страшное дело! С чего ей взбрело в голову покончить с собой таким образом?

— То есть вы полагаете, это самоубийство?

Доктор Чалмерс уставился на него, вся его симпатичная физиономия выражала крайнее изумление.

— А что же еще?

— Да нет, наверное, ничего, — туманно отвечал Роджер. — Я просто подумал, может, остается какая-то вероятность несчастного случая, вот и все. Понимаете, на мой взгляд, она по самой своей природе не самоубийца — по крайней мере, на мой первый взгляд.

Доктор Чалмерс заботливо укрыл труп одеялом и только после этого ответил:

— По самой своей природе? — медленно повторил он. — Безусловно, это скорее по вашей части, но сам бы я со всей уверенностью сказал, что подобные эгоцентрические невротики как раз имеют явную предрасположенность к суициду. Разумеется, я могу ошибаться. Психопатология, признаюсь, не входит в круг ежедневных интересов врача общей практики. И все же, хоть меня и потрясло то, что мне сообщил Рональд, но не могу сказать, чтобы очень удивило.

— Итак, вы готовы показать на дознании, что, на ваш профессиональный взгляд, миссис Стреттон имела суицидальные наклонности? — подытожил Роджер, очень надеясь, что Чалмерс уйдет.

— Наверное. Если только, — не без азарта проговорил доктор Чалмерс, — вы не сумеете убедить меня в противном, — и посмотрел так, словно был готов начать диспут не медля.

— О нет, — Роджер был тверд. — Судя по тому, что мне известно, вы правы. — Все само собой сходилось к вердикту о самоубийстве, и Роджер вовсе не собирался как-либо вмешиваться в складывающуюся ситуацию. — А вы, — добавил он, — видимо, хотите повидать Рональда? Он еще переодевается?

— Нет, он заглянул минуту назад и сказал, что идет наверх.

— Наверное, кто-то должен побыть возле тела, — схитрил Роджер. — Хотите, я подежурю, пока вы сходите наверх?

Доктор помедлил, словно оценивая уместность такого предложения, потом кивнул:

— Спасибо. Думаю, это займет одну-две минуты, никак не больше. Вот-вот прибудет полиция.

— Вы, вероятно, живете ближе отсюда, чем доктор Митчелл? — небрежно поинтересовался Роджер у доктора, пока тот шел к двери.

— Да. Мы оба живем в Уэстерфорде, но Фрэнк на том конце, а я на этом.

Роджер дождался, пока дверь закрылась. И устремился к кровати. Снова сняв одеяло, он какое-то мгновение стоял, глядя на тело Ины Стреттон. Она была все в том же наряде, даже бесформенная шляпа и та оставалась у нее на голове, и Роджер не заметил ни дырки, ни каких-либо пятен на ее одежде. Если это и было насилие, то насилие аккуратное. Очень любопытно, есть ли какие-нибудь синяки на теле, но узнать это пока что невозможно, усилием воли заставив себя спокойно рассмотреть ее лицо, Роджер там таковых не обнаружил. Кончиками пальцев он осторожно прощупал ее затылок, запустив ладонь под шляпу, но не нашел ни шишки, ни отека.

Взяв ее руки в свои, он принялся пристально, по очереди, рассматривать каждый ноготь.

Насколько он смог разглядеть без лупы, под ногтями ничего не было кроме нескольких крохотных волоконцев, по всей видимости, от веревки, на которой она висела, да чешуек кожи. На шее справа и слева, как Роджер и предполагал, виднелись длинные глубокие ссадины. Прежде чем потерять сознание, Ина Стреттон, по-видимому, отчаянно цеплялась за веревку, которая ее душила. Кожа на ее ладонях тоже была содрана.

Однако из этого отнюдь не следовало, что кожа под ногтями Ины непременно, попала туда с ее же собственной шеи. А что, если убийца не успел увернуться от этих когтей? Очень может быть, на лице или руке у кого-то из гостей есть свежая царапина?

Увы, Роджер не имел никакой возможности пуститься на поиски ответа на этот интереснейший вопрос до прибытия полиции, которая бы сменила его на вахте.

Седж-парк, имение Рональда Стреттона, находился примерно в трех милях от городка под названием Уэстерфорд. Констебль, дежуривший в полицейском участке, преодолел их на велосипеде. Он прибыл через тринадцать минут после звонка Рональда, — неплохие показатели, если учесть множество дел, которые приходится сделать полицейскому еще до выезда. Рональд, хорошо известный всем сотрудникам Уэстерфордской полиции и лично знавший многих из них, проводил констебля в спальню, где тот сразу же принялся задавать положенные вопросы.

И совершенно напрасно, подумал Роджер, выходя оттуда, ведь инспектор полиции задаст в точности те же вопросы, едва приедет — но так уж у них заведено.

Он в очередной раз отправился наверх.

Теперь большинство гостей собралось в большой комнате с винтовой лестницей — в той самой, где был устроен бар. Все страшно устали, так что беседа едва теплилась, то и дело прерываясь, однако об отдыхе никто даже не заикался. Рональд уже предупредил их, что полиция почти наверняка захочет допросить каждого. Кто стоя, кто упав в большое кожаное кресло, гости угрюмо смотрели на все еще тлеющие угли камина.

Появление Роджера породило вспышку интереса, доктор Чалмерс спросил, не приехал ли еще Фрэнк Митчелл.

— Нет, — ответил Роджер, — зато полиция уже тут. Констебль. Говорит, что инспектор прибудет минут через пять-десять.

Он огляделся. Царапины на лице ни у кого не заметно. Впрочем, он на это и не рассчитывал. И, заняв место у камина рядом с доктором Чалмерсом, заговорил, понизив голос:

— У вас есть какие-нибудь соображения, как давно она скончалась?

Доктор Чалмерс, недоуменно посмотрев на него, переспросил:

— Как давно?

— Ну да. Я просто хочу понять, она сделала это сразу же как покинула зал, или какое-то время еще раздумывала.

— А, понимаю. Видите ли, это трудно определить с точностью до минут сами знаете. Если исходить из температуры тела и некоторых других признаков, я бы сказал — с учетом температуры на улице, — что она умерла не менее двух часов тому назад.

— Двух часов, — задумчиво повторил Роджер. — Значит, она сделала это немедленно.

— По-моему, это не вызывает сомнений. Жена говорит, она устроила скандал сразу после моего отъезда на вызов?

— Как? — рассеянно переспросил Роджер. — А, да. Кстати, а что за птица местный инспектор полиции?

— Отличный парень. Работает не суетясь, но очень тщательно. Он, конечно, во все досконально вникнет, но в таком простом деле ему и проявить себя негде, правда?

— Пожалуй, — согласился Роджер. — Действительно негде.

Взгляд его был прикован к верхней части винтовой лестницы, прекрасно видимой сквозь низкую балюстраду, заменявшую стену по эту сторону. Лестница заканчивалась узкой площадкой, куда открывались двери зала. Площадка продолжалась еще на несколько ярдов, левее дверей, и там начинался короткий лестничный пролет, ведущий на крышу. Этот пролет проходил сквозь один из сохранившихся щипцовых фронтонов, так что верхних ступенек из бара видно уже не было, зато нижние и вся площадка как на ладони. Любой, кто бы ни направился на крышу, оказался бы в поле зрения всякого, находящегося в баре.

Беседа с доктором Чалмерсом иссякла, Роджер погрузился в глубокую задумчивость, мысленно присматриваясь, как бы из этого сухого «дважды два» получить живое «четыре».

Всякого, кто поднимался на крышу, мог увидеть всякий, кто находился в баре. Но ведь, помнится, никто не знал, куда подевалась Ина Стреттон, следовательно, в баре на тот момент никого не было, поскольку даже самый пьяный гость просто не мог не обратить внимание на ее выход из зала и дальнейшее шествие. Следовательно, если убийца сразу же пошел на крышу следом за ней, то опять-таки в баре, скорее всего, не было никого, кто мог бы это заметить. Но, разумеется, нельзя забывать, что убийца мог уже находиться на крыше и встретить ее там.

В любом случае, напрашивается вопрос: кто на тот момент находился в зале и кто там остался потом? Если невозможно реконструировать ситуацию, по крайней мере можно прибегнуть к методу исключения.

Совершенно не сознавая, что доктору Чалмерсу его поведение могло показаться крайне вызывающим, Роджер, сунув руки в карманы, повернулся спиной к собеседнику и побрел, поглощенный мыслями, на лестничную площадку, где прислонился спиной к могучей колонне, которой оканчивалась балюстрада, и, свирепо нахмурившись, попытался восстановить в памяти события двухчасовой давности.

Первым подлежит исключению доктор Чалмерс, его вообще в это время в доме не было. Далее, Рональд, миссис Лефрой, Силия Стреттон и миссис Уильямсон находились вместе с ним самим в числе группы, попытавшейся выказать заботу и ласку Дэвиду Стреттону. Да, еще Марго Стреттон с Майком Армстронгом. Значит, эти все чисты. Уильямсон, Колин Николсон, миссис Чалмерс. Доктор и миссис Митчелл — они первые начали снова танцевать, это Роджер отчетливо помнил, еще прежде, чем он сам повел Дэвида Стреттона выпить — да, черт возьми, он же сам находился в баре спустя несколько минут после исчезновения миссис Стреттон! Получается, он сам нес караул на единственно возможном пути на крышу. И что же — проходил кто-нибудь по площадке и поднимался наверх? Роджер сардонически усмехнулся: этого ему не вспомнить и под страхом смерти! И любому свидетельству любого другого очевидца цена ровно та же, если сам Роджер Шерингэм не имеет ни малейшего понятия, выходил кто-нибудь из зала или нет.

И тем не менее этот ход рассуждений оказался не совсем уж бесплодным. Одну вещь он помнил точно. Дэвид Стреттон, у которого, можно сказать, имелись наиболее веские мотивы, никак не мог убить свою жену. Весь, так сказать, критический период он провел вместе с ним — Роджером.

Что ж, это уже немало.

Роджер поднял глаза и понял, что ему что-то говорит Колин Николсон:

— ...гений сыска? — сказал Колин.

— Ты не повторишь все сначала, Колин? — вежливо попросил Роджер.

— Я говорю, в какую бездну размышлений на этот раз погрузился наш гений сыска? Может, сказано не блестяще, но что сказано, то сказано, — и Колин, подняв руку, неизбывным жестом джентльмена в смокинге поправил галстук.

Роджер с интересом глянул на его руку. По тыльной стороне, чуть-чуть выше костяшек, тянулась длинная свежая царапина.

Конечно немыслимо, чтобы Колин Николсон убил Ину Стреттон. Исключено, целиком и полностью. Во-первых, Колину не под силу не то что убийство — этот не сумеет и слепца обокрасть, а во-вторых, он вряд ли вообще знал Ину Стреттон — скорее всего, они за весь вечер ни разу не разговаривали. Нет, совершенно исключено, что Колин мог решиться на такой невероятный поступок.

И тем не менее ведь он, Роджер, искал человека со свежей царапиной. И вот пожалуйста вам, свежайшая — на руке у Колина. Во всяком случае, объяснить ее происхождение Колину придется.

— О чем я думал, спрашиваешь? — рассеянно повторил Роджер. — А?

— Это правда очень интересно. Хорошенькая история, тебе не кажется? Сколько еще, по-твоему, полиция намерена нас тут мариновать?

— Думаю, до утра. Ты, гляжу, поцарапался, Колин, — кротко заметил Роджер.

— А, ну да. Острые, заразы!

— Ага. Пойдем-ка на крышу.

— На крышу?

— Мне срочно нужен свежий воздух.

— Он там слишком уж свежий, черт его дери! И кстати, мы только что оттуда. Нет уж, если тебе мало воздуха, иди за ним один.

— Я хотел бы там заодно потолковать с тобой, Колин. С глазу на глаз, без публики.

— Ну ты же и репей, Роджер. Ладно, пошли, все равно ведь иначе не отстанешь.

И Роджер увел недовольного Колина на крышу.

— Ага, так-то лучше. Надо что-то делать с этой царапиной, а, Колин? Как тебя угораздило?

— Да пустяки. Думаешь, я стану падать в обморок от всякой ссадины? Так чего ради ты меня сюда вытащил — говори, — спросил Колин, подняв ворот своего пальто. — Только помилосердствуй, быстренько выкладывай и пошли в дом!

Роджер, взяв руку приятеля, внимательно разглядывал царапину. Она была широкая, но неглубокая.

— Как тебя угораздило, Колин? — повторил он.

— Слушай, какая разница?

— Мне просто хочется это знать.

Колин уставился на него.

— Ты что-то очень подозрительный. Что у тебя на уме?

Роджер добродушно рассмеялся.

— Идет обычная тренировка моих широко известных способностей. Чем бы ты ни поцарапался, мой милый Колин, это никак не могла быть, скажем, булавка. Сам взгляни.

— Да какая к дьяволу разница, чем я поцарапался? Все это гроша ломаного не стоит.

— Стоит, причем совершенно целого гроша, и не одного. А все мое проклятое любопытство. Можешь, конечно, не говорить, если это что-то интимное.

— Да на что ты намекаешь, старый греховодник?

— Видишь ли, эта царапина очень напоминает мне след ногтя. На самом деле, не знай я тебя как облупленного, Колин, я сказал бы, что ты приставал к даме, за что и сподобился получить эту царапину, — закинул Роджер удочку.

И поклевка не заставила себя ждать.

— Да ничего подобного, — рассердился Колин, — до такого мог додуматься только ты с твоими извращенными мозгами. Если тебе и правда так интересно, то я порезался осколком хрусталя.

— А где это ты развлекался с осколками хрусталя?

И Колин с неохотой признался в совершеннейшей чепухе: он разбил бокал в баре и тайком спрятал под стол осколки.