— Так скажет мне кто-нибудь? — говорит Вик. — Почему?
— Туда мы обычно ездили, — отвечает Винс. — По воскресеньям. В старом фургоне для мяса.
— А то я не знаю, Бугор, — говорит Ленни. — Думаешь, я не помню? Но сегодня-то у нас не воскресный выезд.
— Они там медовый месяц провели, — говорю я.
— А я думал, у них не было медового месяца, — говорит Ленни. — Я думал, они тогда на коляску копили.
— Медовый месяц был потом, — говорю я. — После того как родилась Джун. Они решили, что имеют право все-таки устроить себе медовый месяц.
Ленни косится на меня.
— Знатный небось получился отдых.
— Все верно, — говорит Винс. — Летом тридцать девятого.
— Ты что, был там, Бугор? — говорит Ленни.
Все молчат.
— Из мясного фургона в «мерседес», а? — говорит Ленни. — Слушай, Рэйси, кажется, и тебя ведь тогда здесь не было?
Винс смотрит на нас в зеркальце заднего обзора. Его глаз не видно за темными очками. Я говорю:
— Мне Эми рассказывала.
— Эми, значит, — говорит Ленни. — А сказала она тебе, почему она не поехала с нами?
Все молчат. Потом Вик говорит:
— Ну а какая, собственно, разница? Джеку-то все равно, правда? Вообще-то я так и сказал ей: если она хочет забыть про все это дело, Джеку хуже не будет. Если б его прах развеяли на кладбище, он бы все равно не узнал, правда?
— Твоя профессия — тебе видней, — говорит Ленни.
— Она к Джун поехала, — говорю я. — Сегодня ее день.
— Это все чепуха, — говорит Ленни. — Если б Эми один раз и не съездила к Джун, та бы ничего не заметила. Джун-то ведь точно без разницы, правда? А если Эми хотела собраться с духом, так можно было и обождать, не обязательно было ехать сегодня.
— Не суди, — говорит Вик.
— Прах есть прах, — отвечает Ленни.
— Лучше такие вещи не откладывать, — говорит Вик.
— А последняя воля есть последняя воля, — отвечает Ленни.
— Почем мы знаем, все равно ему или нет? — говорит Винс.
— Я не к тому, что сам написал бы в завещании такую чушь, — говорит Ленни.
— Там не уточняется, — говорю я.
— Что не уточняется? — спрашивает Ленни.
— Я про завещание Джека. Там не написано, что это должна сделать Эми. Он просто хотел, чтобы это было сделано.
— А ты откуда знаешь? — спрашивает Ленни.
— Мне Эми показывала.
— Тебе? Похоже, тут только я один ничего не знаю. — Он выглядывает в окно. Мы приближаемся к Блэкхиту, едем мимо дальнего конца Гринвичского парка. На его лужайках желтеют нарциссы. — А Рэйси сидит да помалкивает.
Винс смотрит в зеркальце.
Лицо Вика становится напряженным, на нем заметно неодобрение, как будто пора сменить тему. Он говорит:
— Это как с лошадьми. Пока из него вытрясешь.
Вик держит коробку. Не думаю, что ему стоит держать ее у себя до самого конца. Ленни говорит:
— И даже когда вытрясешь, не факт, что правду.
— Последний раз я нормально подсказал, — говорю я.
Винс все смотрит.
— Только не нам, — говорит Ленни.
— А кому, Рэйси? — спрашивает Вик. Из него получился бы неплохой рефери.
— Это ж не только меня касается, — говорю я.
И гляжу в окошко. «Блэкхит» значит «черная пустошь», но ничего похожего тут нет. Кругом зеленеет травка под синим небом. Кабы не дороги, бегущие во всех направлениях, тут было бы где расскакаться на лошади. А когда-то здесь разбойничали. Грабили дуврские почтовые кареты. Кошелек или жизнь.
— И все равно непонятно, — говорит Вик. — Почему именно в Маргейте?
— По-моему, просто для интересу: сделаем или нет? — говорит Ленни.
Винс слегка поворачивает голову назад.
— Так по-твоему, он знает? По-твоему, он нас видит?
Ленни моргает и не торопится с ответом. Он глядит на меня, потом на Вика, точно хочет, чтобы и тут вмешался рефери.
— Это я фигурально, Винси, фигурально. Конечно, он нас не видит. Ничего он видеть не может.
Руки Вика поправляют коробку. Потом Ленни испускает смешок.
— Слушай, Бугор, а если он все равно ничего не видит и видеть не может, чего ты тогда решил прокатить его на «мерсе»?
Винс смотрит на дорогу перед собой.
Трава блестит под солнцем. Джеку этого не увидеть.
Вик говорит, медленно и мягко:
— Это ты хорошо придумал, Винс. Замечательно. Отличная машина.
— Да уж не мясной фургон, — говорит Винс.