Последний натиск на восток. Ч. 2

Глава 33

Армия франков шагала длинной вереницей, злобно поглядывая по сторонам. Гигантский бор, что тянулся уже какой день, собирал свою кровавую жатву. То тут, то там вскрикивал воин, поймав подлую стрелу, прилетевшую из непроходимых зарослей. Иногда летел просто заточенный кол, который разил не хуже копья, но не стоил совсем ничего. А это значило, что туча таких дротиков будет лететь день и ночь. А чего бы и не лететь? Много ли надо времени, чтобы срубить молодое деревце, каких тут растет без счета? Это здесь понимал каждый. Убитых было мало, но зато много было раненых, которые отягощали собой войско, замедляя его ход.

— Матерь божья! — перекрестился поседевший в войнах королевский лейд. — Это еще что такое?

Каменный зуб высоченной башни торчал на ближайшем пригорке, а из бойниц, расположенных наверху, выглядывали венды в добрых железных шлемах.

— Ишь ты, богатые какие! В шлемах все! — завистливо протянул королевский лейд, который, раскрыв рот, подъехал на коне шагов на пятьдесят от башни. — Мне бы такой! Шесть солидов такой стоит, никак не меньше! Вот ведь сволочи, по две коровы на голове носят! И откуда такие деньжищи?

Свистнула стрела и пробила горло стоявшему рядом парнишке, который тоже с любопытством пялился на этакое диво. Ему все было интересно, это был его первый поход. На башне издевательски захохотали, а в толпу воинов полетели острые жала, раня и убивая воинов. Франки отхлынули, матерясь и спешно укрываясь щитами. Герцог Арнеберт, командующий авангардом, смотрел на башню с тупым недоумением. Он просто не понимал, что с ней нужно делать. И он не понимал, как можно ее взять. Сесть в осаду? Плюнуть и идти дальше? Но с башни простреливается дорога, по которой пойдет войско! А еще с башни валил черный дым, который кто-то то прикрывал на время, то снова открывал. Дым поднимался какими-то рывками, и в этом явно была какая-то непонятная логика… Пожалуй, эту башню они все-таки обойдут.

Раздался истошный вопль. Арнеберт, расталкивая воинов, подошел к яме, в которую провалился один из его воинов. Тонкие жерди, присыпанные прошлогодней хвоей, скрывали коварную ловушку.

— Дьявол, ненавижу вендов! — сплюнул Арнеберт, глядя, как его дружинник лежит на дне и пускает кровавые пузыри. Из его спины торчал окровавленный кол, вкопанный в землю. Да, Гундоланд был прав, легкой прогулки тут не будет.

Три дня спустя Новгород показался перед изумленными франками. Они прошли несколько башен, подобных той, первой, и у каждой из них потеряли два десятка воинов убитыми, и ранеными еще три раза по столько. Те несколько переходов, что франки должны были пройти от баварской границы, оказались сущим адом. Стрелы и дротики летели день и ночь, а деревья падали, убивая людей и лошадей, перекрывая путь… А после этого стрелы начинали лететь еще гуще. Счет раненым шел на многие сотни, и уже не хватало телег для них. Все хотели только одного, вырваться, наконец, из этого проклятого леса.

Через пять дней они его, все-таки, прошли и увидели Новгород, богатейший город вендов. Исполинские стены и башни были окружены кольцом огня. Пригороды горели веселым пламенем, а затухающие угли напрочь убили всю надежду на легкую поживу. Грабить тут было нечего.

— Ставьте шатры, — бросил Дагоберт, который с изумлением оглядывал твердыню, которая раскинулась перед ним. — Ищите вендов по соседним деревням, нам понадобятся рабочие руки.

Лагерь у стен Новгорода перекрыл все пространство от Дуная до Инна. Обозленные франки совсем скоро начнут прочесывать окрестности, но не найдут там ни души. Деревни окажутся сожжены на день пути отсюда, и это было скверно. В этой местности двадцати тысячам здоровых мужиков было попросту нечего жрать.

— Сихарий, зови этого князька на разговор, — бросил Дагоберт дворцовому графу, и тот, склонив голову, поскакал к воротам, размахивая пучком веток.

Пригород уже почти догорел, и конь, пугливо всхрапывая, обходил горячие угли, которые разносил ветер. Воздух все еще был горяч, и Сихарий с любопытством оглядывался по сторонам. Он бывал тут не раз, приезжая инкогнито с торговыми караванами. Вот тут была неплохая харчевня, а вот там — склад. По правую руку когда-то стоял целый квартал, заселенный лавочниками и мастеровыми. Его тоже сожгли. Да, венды были настроены всерьез. Скучающий стражник на стене рассматривал графа в упор, но ничего не говорил.

— Эй, ты! — заорал Сихарий, чувствуя себя полным дураком. Он рассчитывал на большее внимание к своей персоне.

— Чего надо? — с ленцой спросил стражник.

— Князя своего зови! — заорал Сихарий, наливаясь злостью.

— Не велено беспокоить, — отрезал стражник.

— Да…, как это? — выпучил глаза граф. — Ты что, не видишь, сам король Дагоберт с армией пришел. Сдавайте город, он вам милость окажет. Я дворцовый граф Сихарий, и я тебе говорю, зови своего князя, не то хуже будет! Это приказ короля!

— Ты, франк, совсем дурной? — заорал стражник. — Или, может, глухой? Передай своему королю, что я, десятник Бзыня, никого звать не стану. Его светлость беспокоить не велено, гости у него. Вали отсюда по-хорошему, не то из баллисты стрельну. Ты к своему королю двумя кусками полетишь!

— Я с тебя, сволочь, шкуру сдеру за такую дерзость! — заорал побагровевший от злости граф.

— Да ты ругаться вздумал? — не на шутку обиделся десятник. — Я княжий муж при исполнении! Ты знаешь, что у нас за такое положено? Не знаешь? Ну, так сейчас узнаешь! Воротная башня, заряжай! Стрелять по готовности!

— Да пропадите вы пропадом, дикари проклятые! — Сихарий резко рванул поводья коня, вызвав обиженное ржание, и ударил его пятками. Ржание перешло в крик боли, а коня резко бросило вбок. Камень баллисты ударил несчастного жеребца в круп, раздробив ему кости. Поминая вперемешку бога Донара и святого Мартина, причем обоих матерно, граф спешно соскочил на землю. Коня было жалко до слез, хороший был конь, из самой Тюрингии.

Здесь пойдет тысяч десять-двенадцать, не меньше. Франки из Кельна, Вормса, Ахена, Турне, Теруана, Маастрихта пойдут несколькими колоннами, по полторы-две тысячи человек. Двинутся из своих земель и тюринги. Войско пойдет частым гребнем, чтобы успеть разорить первыми нетронутые земли. Они пойдут через земли сербов. Им плевать, что князь Дерван верный друг Меровингов, воины должны что-то есть. Они пойдут на Прагу, разграбив которую, пополнят свои припасы зерном и рыбой, и устроят там свой форпост, выбить из которого их будет ой как непросто. Подкрепление с севера пойдет беспрепятственно. Река Огрже защищала Прагу с севера, но именно здесь было по пояс в самом глубоком месте, и именно тут шли караваны на север, в земли сербов. Все веси вдоль торгового тракта были сожжены, и даже поля стояли сиротливо пустые, ведь их никто и не думал засевать. Какой в этом смысл, если урожай все равно будет вытоптан и собран ненасытным врагом?

— Тут удобное место, государь, — показал широкое поле Деметрий. — Мы его давно заприметили. Они эту дорогу никак не пропустят, остальные засеками перекрыты. Отсюда Прага в двух днях пути. Скоро первые отряды тут будут. Сам герцог Бобон воинов ведет из-за Мааса.

— Добро, — кивнул князь. — Что разведка говорит?

— Колоннами идут через восемь-десять миль, — ответил Деметрий. — У них приказ закрепиться здесь, а потом левобережье Дуная разорять. Дулебов, хорватов и чехов. Целят на Железный Городок и серебряный рудник. Если прорвутся здесь, беда будет.

— Значит, не должны они прорваться, — сплюнул Самослав. — Всадники подошли?

— Да, государь, — кивнул Деметрий. — Кирасиры, катафракты Арата и две тысячи лучников-тарниахов. Из пехоты — драгун две тысячи и ополчение чехов и хорватов.

— Значит, действуем, как на учениях, — тронул коня Самослав. — Все должно получиться. Только надо постараться всех в одном месте собрать. Иначе мы их тут год по лесам ловить будем.

Неделю спустя войско франков собралось вместе. Да и почему бы не собраться, если армия вендов перекрыла единственный брод через реку на неделю пути. Все удобные дороги были завалены деревьями, а из зарослей летели тучи стрел и дротиков. Как ни крути, а это было лучшее место для переправы, и венды, не будь дураки, решили биться именно здесь. Княжеская пехота стала лагерем на ближайшем холме, окружив его какими-то деревянными щитами. Воины суетились вокруг, сдвигая импровизированные стены и крепя их железными цепями.

— Слышь, Радульф, да их всего пара тысяч! — герцог Бобон ткнул пальцем в лагерь вендов, который расположился на той стороне реки.

— Да, вижу, — знатный франк Радульф, сын самого камерария[20] Австразии, пристально вглядывался через реку, прикрыв глаза ладонью от яркого солнца. — У них в лагере стены из досок. Надо же! Никогда такого не видел.

— И вроде воины простые, а доспехи добрые, — удивленно сказал Бобон. — Не у всякого графа такие есть. Богатая добыча будет.

— Ее еще взять надо, — ухмыльнулся Радульф. — Добыча зубастая.

— Нас больше, — пожал плечами Бобон. — Воины славные, не спорю. Но что такой воин с пятью франками сделает? Шли гонцов к остальным герцогам, пусть сюда свои отряды ведут.

На левом берегу реки Огрже собралось все войско, что шло сюда с севера. Засеки, засады, заваленные дороги, ложные нападения и отступления, все это вело герцогов франков туда, где было подготовлено место битвы. Подготовлено тщательно, сотнями людей, которые потратили на это почти две недели. А еще в княжестве образовался избыток свинца. Его добывали вместе с серебром, и даже то, что крышу церкви и княжеского дворца мастера из Бургундии покрыли именно им, почти не уменьшило его количества…

— Идут вроде бы! — сказал Деметрий Добрану, командиру первой тагмы. — Ну, бог не выдаст, свинья не съест! На позиции!

Стены лагеря были собраны из повозок и деревянных щитов на колесах, которые в более позднее время получили название вагенбург. Раздались свистки сотников, и воины побежали по своим местам, радуясь, что, наконец-то закончатся бесчисленные изнурительные тренировки. Им уже снился этот проклятый вагенбург. Арбалетчики и лучники заняли места у бойниц, а копейщики приготовились отбиваться на стыке между деревянными щитами. Именно там и полезет пехота франков, больше было и негде.

— Ждем!.. Ждем!.. Ждем! — монотонно бормотал про себя Деметрий, до боли в глазах глядя на франкскую пехоту, которая перла вверх по холму, прикрываясь круглыми щитами.

— Мать твою! — заорал какой-то франк. — Нога!

— Ай, сука!

— Чтоб вы сдохли, венды проклятые!

Тонкая кожа немудреной германской обувки не могла удержать одно из любимых приспособлений славян, которым они спасались от степной конницы. Вкопанные в небольшие ямки колышки, присыпанные травой, пробивали ногу воинов чуть ли не насквозь, и строй смешался, потеряв скорость. Сзади их товарищи, которые ничего не подозревали, продолжали напирать, и матерные вопли то и дело раздавались по всему строю. Ведь то один, то другой воин наступал на ловушку и ранил ногу.

— Плюмбаты! — крикнул Деметрий.

Сотни воинов достали из карманов на внутренней стороне щита короткие стрелы с железным наконечником и метнули его во врага. Свинцовое грузило и оперение не давали плюмбатам кувыркаться в воздухе, и они с тихим гулом пикировали на ничего не подозревающее войско франков. Короткий дротик, брошенный умелой рукой — страшное оружие. Острый конец с разведенными вбок зубцами мог спокойно проткнуть теменную кость, ведь свинцовый шарик на конце кратно усиливал пробивную способность этого немудреного оружия, забытого в этих землях пару столетий назад.

Первый залп был страшен. Франки никогда не видели ничего подобного, и многие не успели закрыться щитами. Полсотни воинов погибли на месте, еще столько же были ранены. Над головами взметнулись щиты, закрыв войско от неведомой напасти, летящей с неба.

— Залп! — скомандовал Деметрий, и передний ряд франков был буквально скошен арбалетными стрелами.

— Лучники! Навесом!

На войско франков полилась смерть, но лучшая пехота запада не дрогнула. Франки укрылись щитами и медленно попятились назад. Франки презирали трусость, но они не были самоубийцами. Они отойдут на время…

Следующие два дня в лагере франков кипела работа. Воины плели из веток щиты в рост человека, а многоопытные сотники до глубокой ночи совещались с герцогами, решая, как бы им наказать подлых вендов, которые не хотят воевать, как мужчины. В соседнем лесу стучали сотни топоров. Воины делали деревянные подошвы, которые привяжут к ногам. Полсотни воинов маялись теперь, с тоской глядя, как наливается багрянцем раненая нога. Еще три-четыре дня, и из стопы потечет гной…

Новый штурм случился на рассвете. Тысячи воинов, укрытые щитами, бесшумно поднимались на холм, на котором встал лагерь врага. Шорох тысяч ног, скользящих по траве, напоминал шелест листвы, которую колышет ветер. Огромное войско шло так тихо, что казалось, никто не дышал. Армия франков оцепила лагерь кольцом, они ударят сразу везде, ведь их было намного, намного больше…

В первый ряд вышли самые рослые и сильные. Они несли вместо копий огромные жерди с неровно обрубленными ветвями на конце, их используют вместо багра. До молчаливого лагеря осталось всего ничего, три десятка шагов. С тихим шорохом в небо взмыли коварные стрелы со свинцовой гулькой на конце. Впрочем, они почти никого не убили, лишь бессильно ткнулись в дерево щитов, который франки подняли тут же. Лишь изредка, то одна, то другая плюмбата находила щель и пробивала неловко поставленную ногу. Вытащить эту зазубренную дрянь было почти невозможно, и воины, едва сдерживая стон, пробивались назад, к своему лагерю. Их война закончилась.

Первый залп из арбалетов тоже прошел почти впустую. Все стрелы, за малым исключением увязли в зеленой лозе щитов, а франки с ревом перешли на бег, подойдя вплотную к деревянным стенам вагенбурга.

— Тащи! — истошно заорали сотники, и воины ухватили щиты за верхний край, пытаясь опрокинуть их. Кое-где это удалось, и там закипели горячие схватки. То один, то другой княжеский воин падал, поймав брошенный в лицо метательный топор. Франки были мастера метать их. Брошенная умелой рукой франциска крошила в щепки самый крепкий щит, а уж голову и вовсе разбивала, как спелый орех.

Над лагерем раздался хриплый сигнал рога, на который в горячке боя никто из франков не обратил ни малейшего внимания. Ведь до победы оставалось совсем чуть-чуть. И напрасно, потому что на поле с диким визгом выскочили всадники на мохнатых лошадках, с длинными, развивающимися по степному обычаю волосами. Только рабы носили короткие волосы, а каждый уважающий себя аварский воин холил и лелеял свои волосы с самого детства, считая их главным украшением свободного мужа.

Всадники из рода тарниах ударили в спину, засыпав наступающую пехоту тучей стрел. Те, кто взяли в кольцо словенский лагерь, теперь сами оказались в кольце. Франки падали десятками, ведь промахнуться по плотно сбитой толпе не мог бы даже слепой.

— По коням! — заорал Бобон. — Покажем этим голодранцам!

Четыре сотни тяжелых всадников, краса и гордость Австразии, почти все, кто умел биться на коне, оказались в седле в мгновение ока. Лучник-степняк — не противник для знатного воина в кольчуге, шлеме и на добром коне, вскормленном овсом. Это ведь не крошечные мохнатые коняшки, которые жрут ветки деревьев и разбивают копытами ледяной наст, чтобы добраться до прошлогодней травы. Маленького степного конька рослый жеребец, купленный у тюрингов и свеев, просто собьет с ног и затопчет. Всадники потекли лавой в сторону авар, и те, как и водится у этого народа, не стали принимать бой. Они поскакали прочь, стреляя, поворотившись назад. Франки гнались за ними целую милю, туда, где попали под копейный удар княжеских катафрактов из Моравии и кирасир, которые оказались безусыми мальчишками. Впрочем, это ни на что не повлияло. Своими кривыми саблями они бились отменно.

Бой был закончен через пару часов. Австразийская знать погибла почти вся, пронзенная непривычно длинными копьями, которые эти странные всадники держали подмышкой. Хватало одного удара, чтобы франк, который был готов нанести удар, вылетал из седла, и затаптывался своими же товарищами. Тех, кому везло, и они уворачивались от копыт, били булавами, круша без жалости шлемы и кольчуги. Чаще всего кольчуга держала удар, но плоть человеческая сделана не из железа. Всадники дробили кости знатнейших воинов Австразии, которые после таких ран уже никогда не смогут сесть на коня. И очень скоро вокруг штурмующих лагерь франков вновь закружилась безжалостная карусель, изрыгающая тучи стрел.

Франки падали десятками. Они, зажатые в клещи, пытались укрыться щитами, но получалось плохо, ведь теперь их били и спереди, и сзади. Войско развалилось на роды, которые, собравшись в круг, начали пятиться к лесу. Франки не хотели умирать так, словно были соломенным чучелом, бессловесной мишенью. Они бежали в ближайший лес, но и там они встречали копья ополчения чехов, которые ждали их там уже не первый день. Из десяти тысяч воинов ушла едва ли восьмая часть. Остальные усеяли своими телами поле вокруг вагенбурга, который франки взять так и не смогли.

— Как зовут? — князь Самослав сидел на пеньке и с хрустом грыз прошлогоднее яблоко. — Кто отец?

— Радульф зовут, — франк был бледен, а его голова была перевязана тряпицей, промокшей от крови. — Не убивай, я за себя выкуп богатый дам. Мой отец Радон, камерарий короля, сын Аутари и Аэги. Я знаменитого рода муж.

— Это тот Радон, что майордомом был лет пятнадцать назад? — уточнил Самослав.

— Он, — скупо кивнул Радульф. Голова его сильно кружилась после молодецкого удара булавой по доброму ромейскому шлему.

— Не нужен мне твой выкуп, — бросил недоеденное яблоко Самослав. Все-таки яблоки тут были дрянь. Мелкие и кислые. Только в бочке мочить и под настоечку. Но в походе ни-ни! Даже князю нельзя.

— Тогда просто заруби, не глумись перед смертью, — гордо выпрямил спину воин. — Я честно бился.

— Да на кой мне тебя рубить? — захохотал князь, а потом неожиданно серьезно спросил. — Слушай, парень, а ты королем хочешь стать?

— Чего? — неприлично раскрыл рот Радульф.

— Того, — понятно объяснил Самослав. — Мы твоего Дагоберта скоро выгоним отсюда, а потом я тебе сделаю очень серьезное предложение и, думаю, ты его примешь.

— Я понял, ты сумасшедший, — догадался Радульф. — Тебе не разбить наше войско. Его словно песка на морском берегу. И я не могу стать королем. Я не из рода Меровея. Тебя обуяли демоны, словен.

— А разве я сказал тебе, что ты станешь королем у франков? — удивленно посмотрел на него Самослав. — Я помогу тебе стать сначала герцогом Тюрингии, а потом королем в той земле. То, что я сейчас сказал, кажется безумием, и тебя понимаю. Но если я разобью лангобардов, бургундцев, алеманнов и франков, ты мне поверишь?

— Если это случится, — криво усмехнулся Радульф, — то я поверю, что мой конюх — римский епископ. Я тогда вообще во все, что угодно поверю. А пока что я верю в то, что ты сумасшедший венд, который воюет недостойно воина. Тебе сегодня повезло, герцог Само, но войско короля тебе не разбить.

— Будем считать, что мы договорились. Мне осталось всего лишь убедить тебя, — Самослав встал с пенька, отряхнув штаны. — Ты отлежишься немного, а потом отправишься домой, Радульф. Я слышал о тебе, и ты, по слухам, весьма неглуп, а твой отец очень богат и влиятелен. Жди от меня вестей и береги здоровье. Оно тебе еще пригодится.

Князь достал деревянную пластину со знаком звезды.

— Тот, кто придет от меня, покажет вот это. Он скажет, что нужно будет делать дальше. И упаси тебя твой распятый бог, если ты нарушишь нашу с тобой договоренность. Ты даже пожалеть об этом не успеешь, будущий король.