Последний натиск на восток. Ч. 2

Глава 41

Город держался вторые сутки. Ворота уже давно разбили топорами, да только это ничего не дало. Проклятые венды не теряли времени. Франки пробовали разобрать завалы у ворот, но встретили ожесточенное сопротивление. Горы мешков с землей, мусора и тел убитых сделали эту задачу совершенно невыполнимой. Полусотня воинов держала ворота, пока остальные бились на городских улицах около рухнувшей стены. И даже разряженные богатеи, изрядно потерявшие лоск, еще держали свою улицу. Волны франков били и отступали одна за другой. Ведь они тоже не были железными. И понемногу оборона этого места слабела. Слишком уж широкие улицы заложил князь Самослав в своем городе, целых двадцать шагов. Слишком тяжело их было оборонять.

— Все, отступаем, — Лют вытер пот со лба. Дородный боярин изрядно спал с лица, а под глазами залегли темные круги. Он давно уже бросил арбалет и сражался пикой, взятой у послужильца, пробитого ангоном почти насквозь.

— Уходите, — кивнул Лотар. — Мы с Максимом последними пойдем.

— Почему так? — пристально посмотрел на него Лют. — Смерти ищешь, парень? У тебя же дети малые совсем!

— Нет, — махнул рукой Лотар. — И у него, и у меня доспех такой, что нас надо кузнечными молотами убивать. Не возьмут нас франки своими железками. Мы бронь под свою силу ковали. Уводи людей, боярин.

— Отступаем! — проревел Лют.

Три сотни городского ополчения, что остались в живых, построились и пошли к воротам княжеской цитадели. Они бились за свои дома, за свое добро, и теперь многие с тоской смотрели на родные очаги, что останутся на разграбление франкам.

Последними шли пикинеры и могучие кузнецы, которые несли на плечах чудовищных размеров мечи и о чем-то негромко переговаривались. Они отошли на полсотни шагов, когда разведчики франков, которые почуяли странную тишину, подобрались к остаткам баррикады.

Первые воины перелезли через кучи мусора и хлама, которые они не могли отбить столько времени и застыли, увидев две огромных фигуры, которые перегородили улицу. Обе они были закованы в железо до кончиков пальцев. Грудь сверкала зеркалом кирасы, руки и ноги были укрыты изогнутыми пластинами, а на кисти надеты перчатки, сделанные из мельчайших колец. Даже стопы были защищены какими-то железными башмаками, и вместо лица у обоих оказались железные маски с отверстиями для глаз. Этим доспехам цены не было, и это понимали первые два воина, которые влезли на опустевшую баррикаду.

— Арни, — растерянно толкнул один франк другого, огромного, как медведь воина. — Да куда же их бить-то? На них ведь железа больше, чем во всей моей деревне.

— Мой слева! — сплюнул Арни в пыль и поудобнее перехватил двуручный топор. — Я себе этот доспех возьму. Пошли, Хуго, пока другие не налетели. А бить их надо по башке. Этот железный горшок удар выдержит, а башка в нем — нет. Они в этом железе двигаться будут, как моя парализованная бабка. Мы с тобой их уделаем!

Воины побежали вперед, ослепленные небывалой добычей, которая неподвижно стояла прямо перед ними. Арни заорал, поднимая огромную секиру над головой.

— Конец тебе, словенская собака! Сдохни!

— Я франк из Парижа! — обиженно прогудела фигура из-под железной маски, а последовавший за этими словами удар распластал воина Арнульфа почти до пояса. Его секира, разрубленная на два обломка, упала рядом с хозяином, обиженно звякнув о камень.

— А я римлянин! — проревел Максим и одним ударом снес второму воину голову и левую руку. Он удивленно посмотрел на перерубленное наискосок тело, огромную багровую лужу у своих ног, и пробурчал негромко. — И, между прочим, из очень уважаемой семьи!

— Уходим, сосед! — глухо сказал Лотар. — Целый десяток несется сюда. Затопчут ведь.

— Ты знаешь, я ведь всегда хотел эти мечи в настоящем деле проверить, — прогудел Максим. — Что-то в них есть, согласись, Лотар. Ведь сколько мы с тобой свиней искромсали, помнишь? Надо будет его светлости эти тела показать…

Они повернулись и пошли быстрым шагом, не обращая внимания на вес железа на своем теле. Они не снимали его уже второй день, и успели свыкнуться с немыслимой тяжестью. Металлические наконечники ангонов бессильно ткнулись в пластину кирасы и стыдливо упали на землю. А кузнецы лишь ускорили шаг, ведь до следующей линии обороны было пять минут ходу. Франки, между тем, задумчиво разглядывали тело Арни и его товарища. Им внезапно расхотелось идти за этими людьми. Да и люди ли это были? Может, демоны из подземного мира? Про местного князя всякое болтают.

А тем временем конница франков и авар все еще стояла у стен города. Через ворота пока пробиться так и не смогли, а через гору камней в проломе, которая поднималась в высоту где-то на пять-шесть локтей, конь не пройдет никак. Оставалось только ждать.

— Мой каган, — аварский всадник из патруля склонил голову. Он мчал изо всех сил, а его конь стоял тут же, и водил в хриплом дыхании боками, через которые проглядывали ребра. — Войско князя вендов отсюда недалеко совсем. До них день пути. Их тысячи, и конных много… Посчитать не смог… Простых вендов с копьями и луками просто тучи, они из леса целыми отрядами выползают. Мораване конные идут, мальчишки какие-то в добрых панцирях. Только боевые это мальчишки, ваше величество, уж больно ухватки ловкие, и броня у многих посечена. Сам князь с отрядом идет, и пехота, которая у них на конях ездит. И всадники аварские с луками…

— А войско герцога Хродоберта видел? — с надеждой посмотрел на гонца Дагоберт.

— Видел, государь, — кивнул тот. — И даже в лагере у них был. Воины взбунтовались и домой хотят уходить. Говорят, неправильная это война. Ни добычи, ни еды, а против всадника в броне пеший воин, словно дитё малое. Они плоты сделали и на тот берег переправляются. Франки с алеманами разругались, ваше величество… А венды сюда идут.

— Проклятье! — побледнел Дагоберт и ударил кулаком по столу. — Почему он здесь? Он же увяз в боях на юге! Где эта сволочь Ариоальд? Где бургундское войско? Где Теодон со своими баварами? Они должны были прийти сюда!

— Бавары вместе с войском вендов идут, — сказал вдруг гонец, и в шатре наступила оглушительная тишина.

— Ты не ошибся? — сдавленным голосом спросил майордом Гундоланд.

— Не… — замотал головой разведчик. — Я их говор знаю. Они это.

Внезапно все в шатре поняли, что случилось с войском лангобардов, и что никто на помощь уже не придет. Тишина в шатре стала зловещей.

— Тебе нужно уходить немедленно, король, — предложил хан Октар, который молча стоял неподалеку. — Я дам лучших лошадей. А пока советую выводить из города пешее войско. У вас три сотни кавалерии, и у меня две тысячи. Если он идет сюда со всеми своими силами, нам конец. Его тяжелая конница нас просто растопчет.

— Мы не станем выводить войско из города, — Дагоберт посмотрел на герцогов полубезумными глазами. Он кричал, искривив рот в бессильной злобе. — Мне нужна победа! В городе его жена и дети! И эта бургундская шлюха тоже там! Возьмите город, и он сам отдаст нам все свои богатства! Вы что, не понимаете этого?

— Боюсь, мы просто не успеем, государь, — покачал головой герцог Амальгар. — Нам бы еще неделю-другую. Внутри города есть еще одна крепость, и ее стены выше на пять локтей, чем эти. Они запрутся там и дождутся герцога Само. Воины увязнут в грабеже домов, и от этого станет только хуже. Их просто перебьют в этом городе по одному. Надо уходить, мой король.

— Тащи быстрее! — скомандовал Лотар, когда воины несмело подошли к резной мебели, совсем недавно купленной Эльфридой. Она торговалась за нее до хрипоты, до обморока, но купец стоял насмерть. Это был один из немногих случаев, когда его жена не получила удовольствия от покупки. Обычно она проламывала цену, как мораванский всадник строй ляшской пехоты, но в этот раз купец стоял, словно скала. А она… А она не могла отступить. Если бы она тогда не купила это чудо столярного искусства, то его обязательно купила бы жена Максима, лучшая подруга и по совместительству ненавистная соперница. Так часто бывает.

Улица уже была перегорожена наглухо. Здесь, в сердце города, жили богатейшие люди княжества, дома которых стояли стена к стене. Это там, у окраин, еще встречались проплешины пустырей. Здесь же, в центре, все уже было обжито. И здесь была сложена самая дорогая баррикада в этом мире. Резная мебель, плотно увязанные шелковые ковры и крепкие сундуки с неснятыми замками встали на пути франков. Лотар, на мануфактуре которого и делали арбалетные болты, вытащил из дому их последние запасы. Они должны были пойти на следующие стрельбы ополчения, да так и остались у него в кладовой. Почему раньше не отдал? Так рубль за три дюжины, на минуточку! Это вам не комар чихнул! Только теперь все это уже не имело ни малейшего значения. Стрел у ополчения почти не осталось. Никто ведь не думал, что все так повернется…

Франки показались в конце улицы. Им не слишком хотелось идти на верную смерть, а потому первые ряды были укрыты щитами в рост человека. В щели между ними и целили городские ополченцы.

— Ну, господи благослови, — шепнул Лотар, когда боярин Лют дал команду:

— Залп! Перестроение!

— Второй линии приготовиться! Залп!

— Пикинеры, на позицию!

Пока воины Стояна держали ворота и северную часть города, ополчение прикрывало вход в княжий замок. Отдавать и эту улицу не хотел никто, ведь в подвалах здешних домов добра было столько, что поход Дагоберта окупился бы трижды. Не одна Эльфрида пожадничала, и оставила деньги дома, понадеявшись на крепость городских стен. Впрочем, причина такой жадности многих здешних обитателей была совершено иной. Уж слишком много денег стало у нобилей Словении. Так стала называться боярская и торговая верхушка княжества. Римское слово прижилось быстро, ведь старая родовая знать была порой куда беднее, чем стремительно богатеющие торговцы и владельцы мануфактур. Богатеи хотели стать знатью, а знать — богатеями, и все они начали переплетаться между собой брачными узами детей и внуков. И никто из них не хотел отдавать на хранение горячо любимому князю свои праведным трудом нажитые капиталы. Ведь в этом случае могут и вопросы возникнуть. А откуда у тебя, дьяк такой-то, денег больше, чем ты за десять лет жалования получаешь? А после таких вопросов и до визита в Черный Город недалеко. А оттуда проворовавшемуся дьяку одна дорога — в пещеру, соль рубить. Да, и честно нажитые деньги тоже не спешили отдавать на хранение в Солеград. А вдруг?

— Что-то долго франков нет, боярин, — Лотар подошел к Люту, который устало сидел на своем же собственном сундуке. Ветерок приятно холодил слипшиеся от пота волосы, а его невероятно роскошная бригантина висела шелковыми клочьями, из-под которых торчали железные пластины.

— Знаешь, Лотар, — задумчиво произнес Лют. — Никогда этого не говорил, а сейчас скажу. Я, когда этот доспех покупал, проклинал тебя, на чем свет стоит. Думал, вот ведь сволочь ненасытная, припомню ему. Уж очень дорого мне этот доспех встал.

— И что, припомнил? — усмехнулся Лотар.

— Ага, — тоскливо ответил боярин. — Это же я тот заказ на кирки Максиму отдал. Тебе назло…

— Ах, ты ж… — задохнулся от гнева Лотар, но благоразумно продолжать не стал. Только пятнами багровыми пошел. История тогда гадостная получилась, ведь он цену до самого пола опустил, и все равно княжеский тендер проиграл.

— А теперь, получается, я твоему мастерству жизнью обязан, — продолжил изрядно посмурневший Лют. — Меня сегодня два раза копьем в грудь били, и топором раз. Была бы на мне дешевая кольчуга, не говорили бы сейчас с тобой. Твой доспех всех денег стоит, что я за них заплатил. Каждой копеечки стоит… Виноват я перед тобой, Лотар. Нехорошо поступил, совесть меня гложет. И бился ты храбро. Проси у меня, чего хочешь.

— Дочь Одилу за Владислава, твоего старшего внука, хочу отдать, — не стал ломаться Лотар. — Я за ней приданое королевское дам. Серебром, тканью, мехом… Да чем скажешь, боярин. Мне для дочери ничего не жалко.

— Засылай сватов, — махнул рукой Лют. — Договор составим чин чином и у Любавы заверим. Там и пропишем все. Я им дом к свадьбе в Братиславе подарю. Мне князь не откажет.

— По рукам, — кивнул Лотар, который едва мог скрыть свою радость. — Так чего это франков нет, как думаешь? Уже какой час без дела сидим…

А в это самое время злые, как собаки франки тянулись по лесной дороге в сторону баварских земель. Они пойдут южнее Ратисбоны, почти прижавшись к предгорьям Альп. Севернее земли были уже разорены дотла, а многотысячная армия, хоть и потерявшая половину воинов, все еще была сильна. И она хотела есть каждый день. Кое-кто из воинов был доволен, те, кто успел сбить замки и пограбить богатые дома в Новгороде. Но таких было не слишком много, и поход в целом оказался весьма неудачным. Конный отряд во главе с Дагобертом оторвался сразу. Король и его свита шли на двух конях.

— Я хотел напомнить, твое величество, про обещание, — Октар подъехал к Дагоберту и поскакал с ним рядом, стремя в стремя. — Моя дочь! Когда будет свадьба?

— Зимой, — до боли сжал скулы Дагоберт. — Жди, Октар.

— Я жду этого второй год, — недобро посмотрел на него Октар. — И я уже начинаю думать, что король франков не хозяин своему слову.

Степняк резко развернулся и ускакал прочь, а Дагоберт вскипел от ярости. Он проиграл, и теперь ему предъявят к оплате все долги, и настоящие, и мнимые. И то, что произошло сейчас, это только начало. Ему придется взять за себя немытую степнячку, как бы долго он ни уклонялся от этой чести. У него теперь просто нет выбора. И ему придется сделать ее сына наследником, если он и дальше хочет иметь опору в лице этих полудиких всадников.

— Однако! — хмурый Самослав разглядывал обрушенную городскую стену, выбитые ворота и разгромленную южную часть города.

Новгород! Его любимый город! Он ведь сам рисовал его улицы и площади. Он сам решал, кому жить тут, а кому нет. И вот теперь, то тут, то там он видел выбитые двери, уныло зияющие черной пустотой. Вот здесь был Ткацкий конец, а теперь на месте добротных домов он увидел горы камней, обожженные злым жаром огня. Франки на прощание спалили то, что не смогли утащить с собой.

— Вот ведь я дурак, — почти простонал Самослав. — Ну что мне стоило ров водой наполнить? Ведь ничего этого не было бы. Гордыня, черт бы ее побрал! Когда же я, наконец, перестану себя самым умным считать?

Он не ожидал такой прыти от короля франков, даже, несмотря на помощь ромейских мастеров. Та издевательская приписка в письме патрикию Александру была чистой бравадой. Он не верил, что его злейшие враги договорятся так быстро, для него это стало очень неприятным сюрпризом. И вот результат! Франки, которые раньше не могли взять ни один каменный город иначе, как осадой, чуть было не разорили сильнейшую крепость Запада. Быстро учатся тут люди, очень быстро!

Неимоверно дорогой княжеский жеребец брезгливо переступил копытами через разрубленное наискосок тело. Рядом валялся еще один франк, разваленный страшным ударом почти до самого пояса.

— Да кто же это у нас так лихо мечом машет, княже? — потрясенный Бранко разглядывал исковерканные тела с нескрываемым восторгом. — Я ему стол богатый накрою!

— Узнай и мне скажи, — обронил князь. — Я ему лично гривну на шею повешу.

— Узнаю, — серьезно кивнул Бранко. — И про меч этот тоже все узнаю. Давно мне, княже, так завидно не было.

— Кто это воет так? — князь удивленно закрутил головой, услышав безутешный женский плач. — Узнай, кто тут умер.

Воин из охраны забежал в дом, мимо которого ехал княжеский отряд и выбежал оттуда буквально через минуту.

— Это кузнечиха воет, княже, — доложил он. — Эльфрида которая, Лотара жена.

— Лотара убили? — Самослав рванул повод коня, который заржал, обиженный таким неуважением. — Говори!

— Не, — замотал головой воин. — Это она добро свое оплакивает. Дом пустой почти. Вон в той куче все валяется. Говорит, муж ее из дорогущей мебели какую-то… Не понял я, чего Лотар такое сделал, только сам он сейчас от жены прячется. Уж очень кузнечиха зла, княже. До того зла, что даже я забоялся немного…

Самослав оглядел кучу исковерканной резной мебели, которую оттащили в сторону, и усмехнулся в усы. Эта улица, что вела к самым воротам его замка, была не тронута. Нетронутым оказался и княжеский замок, из которого ручейком тянулись обыватели с детьми. Люди жадно вглядывались в то, что осталось от красивого еще совсем недавно города. Они отчаянно надеялись, что уж их-то дома уцелели, но повезло не всем. Ткацкий конец был сожжен дотла, и Кожевенный наполовину. Самослав зашел в свой дворец.

— Само! — женщины, бросив карты, бросились обнимать своего мужа и сына. — Живой! Здоровый!

— Живой я, живой! — князь посмотрел на карточный стол, заваленный деньгами. — Я так понимаю, у вас тут была самая длинная партия в преферанс за всю его историю. Кто победил?

— Княгиня Милица выиграла, — Любава, которая как раз подбивала пулю, не верила своим глазам. — Не так, чтобы много, но все же…

— Матушка! — восхитился князь. — Вот это да! Иди-ка, еще раз обниму! Я тобой горжусь!

— Батя! — дочь Умила, визжа, бросилась к нему на руки. Следом за ней смущенно подошел Берислав, который неловко обхватил отца и уткнулся ему в живот. Малыш Кий сидел на руках у няньки и сосал большой палец. Он этого дядьку с усами видел нечасто, и теперь посматривал на него с нескрываемым любопытством.

— Княже! — запыхавшийся гонец ворвался в покои. — Алеманны на Новгород не пошли, повернули в сторону. Уходят лесами, в свои земли, наверное. Боярин Деметрий сказал, догонять нужно, а то уйдут.

— А франки? А Дагоберт?

— Король верхами ушел, — пояснил воин. — Пехоту свою бросил и с верными лейдами ускакал. Нам его не догнать теперь.

— Передай Деметрию, пусть конницу готовит, — вздохнул князь. — Мы выходим.

— Да как же… — возмущенная Любава укоризненно посмотрела на князя.

— Мы скоро вернемся! — успокаивающе поднял руки князь. — Отдам тебе потом твоего мужа. Потерпи пару дней.

— Ты сейчас непраздна, подружка, — тихо, сквозь зубы сказал Людмила, повернув голову к сопернице. — Может, наш муж у меня заночует, как вернется?

— Да задавись, подружка, — так же тихо ответила Мария. — Я и сама хотела это предложить. Забирай хоть на весь месяц, мне сейчас не до постельных утех. Рожу ведь вот-вот.