Последний Персидский поход

Глава 5

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

3 июня 1988 года

- Равняйсь! Смирно! Товарищ майор, личный состав батальона построен. Больных и арестованных нет.

Петрович, выслушивая рапорт начштаба майора Мертвищева, сохранял бесконечно угрюмое выражение лица.

- Здравствуйте, товарищи!

- Здр-р-р-авия ж-лаем, таарищ майор!

- Вольно!

- Вольно! – отозвался Мертвищев, снова «проглотив» полупочтенное присловье, которое, впрочем, легко читалось на его лице.

Петрович чего-то шепнул начштаба.

Тот скомандовал:

- Старшины! Парко-хозяйственный день - по плану. Офицеры – в учебный класс.

Офицеры поплелись в штабной модуль.

Их завели в «зал» для партсобраниий и совещаний.

- Товарищи офицеры! – подал команду Мертвищев.

Все дружно подскочили.

Вошедший Петрович был угрюм, как никогда.

- Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятное известие…

- К нам едет ревизор? – бодро отозвался и.о. комроты-1, он же неудавшийся актер старший лейтенант Вася Белкин.

- Еще какой! Из самой Москвы. Сражу сразу: будут драть!

- За что?

- За дурацкие вопросы! Не приведи, Господи… Когда Кирпичников возвращается?

- Вроде, завтра… - Вася хмыкнул, и пожал погонами, - А, может, послезавтра.

- Значит все – на тебе! Ротным станешь, только если я хорошо за тебя попрошу! Понятно? Все свободны. Остаться… начштаба, начразведки, Панченко, Балаганов, Мыльников и Никитин. Все остальные – в парк, кто слиняет оттуда до обеда, пусть хорошенько помолится перед смертью. Ясно?

Когда Ванька-взводный остается с глазу на глаз с комбатом, НШ и начальником разведки, ему становится как-то не по себе. Никитин стоял и думал: зачем он им понадобился? «Знивше за рыбу гроши»? «Дело об убиенном трансвестите»? Чтоб ему черти на том свете угольку подкинули! Петрович выложил перед собой карту-сотку.

- Балаганов! Никитин! О чем задумались? Сюда смотрите!

Никитин с Шурой уставились в склейку. Ей перекрывалась половина провинции.

- Значит, так! Третья рота обозначает ложное десантирование с вертушек в нескольких местах. Указываю: тут, тут и тут. Двадцать кэ мэ отпашете «пешими по-конному». Направление – к трассе. Место выхода здесь, - он ткнул пальцем в карту, - Время – двадцать два, тридцать. Двигаться скрытно, боестолкновений избегать. У трассы занять скрытые позиции и контролировать подходы к ней со стороны Шерванского узла. Вторая рота пойдет на Кале-Зард на броне. Задача – перекрыть возможные пути отхода диверсионных групп противника в направлении горного массива Нур-Кох. Вероятные направления здесь и здесь, - палец комбата опять запрыгал по карте, - Место для засады подбираете самостоятельно. На остальных направлениях – минирование. Готовность – восемь, ноль-ноль!

- Кале-Зард, милое такое местечко, - заметил Шура, - там часто шляются караваны, но с гор постреливают, иногда даже снайперски.

- Всепредусмотрено. Согласно бумажке из жопы вашего «крестника», – ядовито заметил Петрович, – духи пойдут ставить мины завтра-послезавтра. Письма они, конечно, не получили, но связь у них наверняка дублирована. Они пойдут из Шервана - палец Петровича ткнулся в квадрат карты, прикрыв его почти целиком, - Полевой командир Якдаст со своими нукерами – оттуда, - палец комбата опять прыгнул по карте, - Бьете всех, но одного, хотя бы одного, тащить сюда живехонького!

- Очень хочется побеседовать о восточной поэзии, - зевнув, добавил Змей, начальник разведки. Никитин заранее посочувствовал тому духу, что попадет на собеседование к Змею. Он их очень не любил.

- Еще раз: выходите к дороге здесь! По имеющейся информации, там, на повороте, они пойдут гребешком. Мочить беспощадно! Вопросы есть?

- Ребята вчера только с «войны» пришли, устали, - решился Шура.

- Ни фига! – взвился комбат. – Боекомплект забрать сегодня!Никитин!Балаганов! Остаться! Остальные свободны.

Никитин с самого начала догадался, за какие такие «заслуги» его пригласили на оперативное совещание, куда взводных никогда не звали. Задачи им доводились через ротных командиров.

- Слушать сюда, фальшивомонетчики хреновы! Как вы думаете, зачем я отправляю вас на «войну»?

Офицеры тактично промолчали.

- Правильно понимаете. Тебя, Никитин, будем аттестовывать на роту, так что не подкачай!

Никитин взял под козырек. Оно, конечно, приятно, но надежда отдохнуть недельку рухнула.

***

Титры: Анапа. Краснодарский край. СССР.

3 июня 1988 года.

По дороге до пляжа в душном автобусе она прижималась к нему, словно младенец, ищущий защиты от жестокого мира, около родной матери.

Парочка прыщавых старшеклассников, пытавшихся тереться возле нее, встретив многозначительный взгляд Кирпичникова, моментально сделали вид, что их интересует исключительно «жувачка» и пейзаж за окном.

Пляж, по причине буднего дня, был малолюден. Николай и Маринка устроились на дальнем краю. Вода была еще прохладной, но они вдоволь наплескались в набегающих волнах наката. На жене Кирпичникова (он все время помнил об этом – ЖЕНЕ) был скромный купальничек-бикини бирюзового цвета, не особо скрывающий ее девчоночьи прелести, и Коля даже пожалел, что ему нужно вечером улетать.

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

3 июня 1988 года

Когда Никитин пришел в расположение взвода, надежды отдохнуть не осталось совсем.

Воспользовавшись тем, что офицеры и прапорщик Гуляев с частью личного состава трудились в парке, бойцы, оставленные для наведения порядка в расположении под руководством сержантов, без отеческого командирского надзора мерзко и безобразно – в зю-зю - нажрались, непонятно чем. И по пьяни передрались.

Казах Бахаев тупо молотил в проходе меж коек худосочного, но злого хохла Халуса.

Дневальному Никитин сдал по роже сразу, при входе, и жестом велел молчать.

Его не видели, и он некоторое время наблюдал, как ход поединка меняется: Халус врезал Бахаеву ногой в пах и продолжал азартно его пинать.

Но офицеру это зрелище быстро надоело.

- Брек, Украина! Брек, Казахстан! Победила дружба! Бахаев! Встать!

Казах, охнув, поднялся. Ему было нелегко, это было видно, но спецназовско-азиатская закваска не позволяла расслабиться.

- Да мы тут… ничего… товарищ старший лейтенант! Спарринг типа…

- Объявляю для дураков: кто жаждет хорошего спарринга, пусть приходит ко мне, в любое время. Я устрою. Нажрались-то чего? Ясно. Сержант, ко мне!

Сержант Величко шустро подскочил с койки, хотя до тех пор изображал из себя мертвое тело, и затянул распевно:

- Товарищу старший лейтенант! Да мы туточки…

- Разговелись?

- Та ни… Трохи брагульника хлопцы саперные нам далы… А мы ни…

Никитин нанес ему короткий удар в солнечное сплетение.

Величко задохнулся, но сохранил вертикальное положение – СПЕЦНАЗ обязывал к специфике.

- Слушать сюда, гамадрилы мокрожопые! – взыскуя с подчиненных, голос должно иметь подчеркнуто-ленивый, это Никитин усвоил давно, – Спать всем два часа. Потом усиленная физподготовка. Потом – уже завтра - выходим… Величко, за вами чистка оружия, снаряжение. Боекомплект получаем в семнадцать, ноль-ноль. Все ясно?

- Знивше? Учору ж тильки пришлы…

- Разговорчики!

Никитин почти никогда не опускался до нецензурных выражений в задушевных беседах с личным составом.

***

Титры: Анапа. Краснодарский край. СССР

3 Июня 1988 года.

А на берегу, возле оставленной одежды, молодоженов ждал сюрприз. Там, скучая, ошивались трое: два здоровых дебила допризывного возраста, а третий – тот самый майор из военкомата, что встречал Кирпича на аэродроме. Правда, сейчас он был в «гражданке».

Эффектной драки не получилось. Когда один из недоумков попытался всего лишь замахнуться, Коля по-простецки завел ему ручонку за спину, не став ломать (а ведь мог!) и дал пинка под зад.

Тот пропахал рожей мелкую гальку и передумал совершать дальнейшие агрессивные действия.

Второй тоже почему-то не захотел встревать, отпрыгнул.

Майор же паскудным голосом с приподнятой бодростью спросил (ой, зря!):

- Кто это с тобой, Мариночка? Хахель очередной?

Кирпич коротким прямым въехал майору в рыло.

Хлынула кровища из носу.

Майор улетел метра на три.

Никитин подошел к нему и, слегка нагнувшись, внятно сказал:

- Слушай, Козлина вонючая! Я уезжаю, но я вернусь. И очень скоро! И если я узнаю, что ты, «педер сухтэ - (титры: грубое афганское ругательство), - хотя бы повернул свое свинячье рыло на мою ЖЕНУ! Ты покойник! Понял, ты, чмо? Отвечать!

- Э…

- Ответ неверный, - Кирпич коротким ударом дал майору в глаз.

- По-понял…

- Тогда пшёл вон, - Коля удержался от ругани, сзади к нему прижималась Маринка, - и своих сопляков не забудь.

Один из сопляков все же попытался сделать агрессивное движение,

Кирпичников моментально отреагировал:

- Урою! Ну…!

Сопляка отбросило назад от голоса Кирпичникова, как от удара. Он повернулся и побежал с пляжа.

Майор, зажимая кровь, текущую из носу, махнул рукой.

Оставшийся нукер невесело побрел за ним.

- Коленька! – Маринка обхватила его за плечи, - Этот гад клеился ко мне… На дискотеке, и потом… Только ты не думай…

- О чем?

- Что…

Коля вздохнул.

- Я люблю тебя, чучундра, и никому не дам в обиду, ясно? Ты – моя жена. А твой муж - капитан СПЕЦНАЗа. Знаешь, что такое СПЕЦНАЗ?

- Я знаю тебя, Коля…

- Но не знаешь, что такое СПЕЦНАЗ.

- А зачем?

- Затем, что ты теперь жена спецназёра!

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

3 июня 1988 года.

Когда голый по пояс Никитин вернулся в жилой модуль через два часа, личный состав был уже на ногах, а «грешник» сержант Величко рулил по полной программе. Даже успели навести относительный порядок в спальном помещении.

- Смирно! Товарищу старший лейтенант!

- Вольно! На полосу препятствий! За мной, бегом марш!

…………………………………………………………..

Пара часиков ФИЗО отменно вправляет мозги, можете мне поверить на слово, а если не верите, попробуйте сами. Кстати, правило «Делай, как я!» для командиров в армии никто не отменял, посему все два часа исправно носился с бойцами от полосы препятствий к перекладине и обратно. Сеанс спортотерапии прошел успешно.

Даже майор Мертвищев, понаблюдав за Никитинскими экзерсисами в спортгородке, покачал головой.

- Ты не перестарайся, Никитин! Им же завтра на выход…

Редкостный случай гуманизма для нашего начштаба.

***

Титры: Анапа. Краснодарский край. СССР.

3 июня 1988 года.

Кирпич не любил проводы, а уж тем более такие…Маринка вживалась в роль жены офицера из последних сил, глаза блестели от выступающих слез, и она часто сбегала под разными предлогами из-за стола – поплакать.

Когда она в очередной раз упорхнула, Николай Иванович наполнил рюмки своей настойкой.

- Ну, что, зятек? Жалко, что так все… быстро. Ладно, я понимаю. Давай, что ли, махнем на дорожку!

Они чокнулись и выпили.

Помолчали. Хотелось сказать очень многое, но слова почему-то не шли. И так все было понятно.

Старик снова наполнил рюмки.

- Был русский «посошок», теперь давай «стременную», как у нас, казаков, принято. Держись там, капитан! И побереги себя, хоть, я знаю, на войне это трудненько… Но ради Маринки. За нее не беспокойся, она девка правильная. И я рядом. Письма не забывай писать. Давай, капитан!

Кирпичников даже не почувствовал ни вкуса, ни градуса напитка, хотя последних там было не менее шестидесяти.

- Ты закуси, - посоветовал дед.

- Что-то не хочется. Спасибо вам, Николай Иванович, за все огромное спасибо! Я постараюсь. Простите, мне пора, - он поднялся из-за стола.

Старик тоже встал.

В дверь неслышно проскользнула Марина. Глаза ее были красными, но слезы уже не текли.

- Э-э-эх! Пойду я, покурю, а вы тут… - сказал Николай Иванович.

Едва он вышел, Маринка бросилась на шею мужу.

- Дорогой ты мой, любимый! Я тебя буду ждать! Я люблю тебя! Только ты пиши мне, хорошо? Я тебе тоже буду писать, каждый день!

«Каждый» не нужно, - улыбнулся Кирпичников, - хотя бы разик в неделю. Я тебя тоже очень люблю. Прости, жена, но мне пора.Я скоро вернусь. Новый год будем встречать вместе! Обязательно!

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

3 июня 1988 года

Спецназ опять уходит на войну.

На мехдворе бойцы закладывают в броню длинные ленты крупнокалиберных патронов к КПВТ.

За ними еще более длинные ленты пулеметных патронов.

За ними в БТР втаскивается АГС-17 «Пламя» и круглые коробки с «огурцами» для него.

Бойцы снаряжают магазины к автоматам.

Стягивают их попарно синей изоляционной лентой.

Разбирают из раскрытого ящика гранаты.

Засовывают в сидора «вшивники»: олимпийки, шерстяные свитера – ночью в пустыне холодно. Поверх сидоров вяжут бушлаты.

Переобувают кирзовые берцы на белые кроссовки. Они хоть и не прописаны по форме одежды, но в них по камням бегать сподручней.

Старший лейтенант Никитин у себя в модуле тоже готов к войне. Поверх «песочки» на нем уже надет трофейный китайский «лифчик», в который он последовательно засовывает автоматные магазины, гранаты, сигнальные ракеты и дополнительные обоймы к «Стечкину», который уже болтается сбоку в бакелитовой кобуре-прикладе.

Проверив остроту клинка на ногте, засовывает в ножны тонкую неуставную финку с наборной ручкой – изделие умельцев-солдат из автомобильной рессоры.

Глянув в зеркало, Никитин, остается собой доволен – боец! Спецназёр!

Надев кепи, выходит.

На мехдворе, Никитин встретился глазами с прапорщиком Гуляевым.

Тот молча кивает: тапа: все в порядке.

Никитин отдает команду:

- К машине!

И вместе с бойцами плюхается на остывшую за ночь броню.

Обняв автомат, словно постаревшую, но безумно дорогую любовницу, слегка нагнувшись в люк говорит, как Гагарин перед стартом:

- Ну, что, мля, поехали!

Поднимая пыльный шлейф, БТРы, числом три единицы, словно цепочка деловитых жуков-скарабеев, двинулась в направлении, прямо противоположном тому месту, к которому нам нужно было выйти в назначенное время.

Никитин снова кричит в люк:

- Козюлис, тебе задача: петляй по мандехам до заката.Потом на точку.

***

Титры: Аэропорт. Анапа. Краснодарский край. СССР

3 июня 1988 года.

Стоя в очереди к стойке регистрации, Кирпичников краем глаза, автоматически, отметил неподалеку тройку крепких парней в кожанах, слишком уж старательно делающих вид, будто они изучают расписание прилетов и отлетов. Двое стояли к нему спиной, а один, лениво, словно верблюд, жующий жвачку, бродил глазами по толпе, но от Кирпича не скрылось, что его взгляд, всего на несколько лишних секунд, задерживался на нем. Это, конечно, могло быть «пустышкой», но спецназовский опыт подсказывал, что интерес «кожаных» к его скромной персоне неслучаен.

Зарегистрировав билет, капитан осмотрелся.

«Братков» уже не было видно, зато в толпе у выхода мелькнула знакомая фигура. Кирпичников наблюдал ее всего секунд десять, почти со спины, но по телосложению, специфической походке и по фирменной, не кооперативной, футболке с надписью “THE ONLY REAL MAN IN THE CITY” (он успел рассмотреть ее еще днем, на пляже, в нее был обряжен военкоматский павлин) все понял. Это уже не могло быть простым совпадением.

Объявили посадку:

- Посадка на рейс номер четырнадцать шестнадцать Анапа-Ташкент начинается в первом накопителе.

Кирпичников махнул рукой, и быстрым шагом, потому что уже припирало, достиг желанного, хотя и грязноватого, помещения означенного буквой «М».

………………………………………………………….

Перебросив сумку за спину, пристроился к писсуару.

Народу в кафельно-унитазном заведении не было, не считая старичка, завершившего процесс и уже покидавшего его, на ходу тряся молнией ширинки.

Неожиданно из кабинки вывалился солдатик, также на ходу застегивавший штаны. Видно из «молодых»: завидев офицера, вздернул к козырьку фуражки руку, второй рукой поддерживая спадающие брюки.

- Портки надень, дурила! – Коле стало весело, вспомнился бравый солдат Швейк,

Но веселье пропало, потому что в дверь вошла троица «качков», расступаясь перед уходящим солдатом. Морды павианов, короткие стрижки, лобики узенькие, глазки поросячьи.

Двое из троих решительно шагнули к Кирпичу.

Один из павианов при этом поигрывал велосипедной цепью.

Второй демонстративно напяливал на пальцы приличных размеров кастет.

Лица третьего Николай не увидел, тот задержался у двери спиной к нему, запирая ее ручкой швабры.

- Ребята, а вам не кажется, что вы слишком поздно гуляете? – весело спросил Никитин, застегивая ширинку – Мамка не заругает? Вам же давно баиньки пора!

- Сейчас ты, мудак, у нас будешь «баиньки»! – багровея, прорычал тот, что с цепью, - Упокоишься навеки!

Крутя цепью, он сделал шаг к Кирпичникову и совершил самое глупое, что только можно в такой ситуации: сильный замах из-за спины.

Второй оставался чуть позади, подойти ближе в узком проходе мешали писсуары.

Кирпич левой блокировал несущуюся на него руку с цепью, а ребром правой вполсилы нанес рубящий удар под челюсть. Вполсилы – это потому, что ему не хотелось оставлять после себя трупы, здесь все-таки не Афганщина. И вообще, никого не хотелось убивать, особенно в день своей свадьбы. Успеет еще, там успеет.

Бандит рухнул, как подкошенный.

Второй дернулся к Коле, пригнув голову, словно собирался его забодать. Известный прием, но пригодный только в уличной драке. Николай принял его голову на раскрытую ладонь и ударил ногой в известные, весьма чувствительные места в паху, буквально вознес его на воздуси.

Пролетев до стены, павиан шмякнулся об грязный кафель, и сполз, в довершение треснувшись башкой о писсуар. Там и затих, обливаясь кровью.

- Так, счет два-ноль в пользу команды детского сада «Колокольчик», - произнес Кирпич с некоторой ленцой и наигранным весельем.

Оставался третий. Этот самый третий шагнул к нему, не спеша, вынимая руку из кармана.

Показался пистолет «ТТ».

Николай напрягся.

Внезапно рука со стволом остановилась на полпути, и вернулась обратно в карман.

Николай перевел взгляд на лицо противника – до этого он был сосредоточен на руке.

Оппонент тоже смотрел на него.

Рука вылезла из кармана.

Пустая.

И потянулась к Никитину, ладошкой лодочкой:

- Здравия желаю, товарищ капитан! Не узнаете?

***

Титры: Карьяйи-Гаргава. Провинция Фарах. Афганистан.

22 августа 1986 года.

Уже светало, когда головной БТР наехал на мину и вспыхнул, как спичка, а с трех сторон ударили из всех стволов духи. Судя по всему, там было не менее двух ДШК. Наступил ад кромешный.

Старший лейтенант Кирпичников ехал на втором БТР. Его бойцы шустро посигали с брони в мандех, залегли и открыли ответный огонь.

С башни истошно заголосил КПВТ.

Вскочивший дух шарахнул по ней из гранатомета, но, видимо, наш огонь помешал ему прицелиться.

Кумулятивная граната прошла верхом, над башней.

По засеченному месту пуска ответил наш АГС «Пламя». Его «огурцы» легли плотно и куда нужно, потому что огонь с той стороны заглох напрочь.

И тут с другой стороны раздалось протяжное: «Алла-а-ах акбар!», и духи пошли в атаку.

Они отбили ее – опять спасибо АГС.

Подошли вертолеты. Они деловито, на совесть, отработали свой номер и ушли.

К этому времени подтянулась бронегруппа. В нее входила ЗСУ «Шилка», которая еще минут двадцать методично поливала из всех четырех стволов все направления, где могли укрыться оставшиеся в живых «духи» или могла подойти к ним подмога.

Тем временем грузили в броню убитых – их было шесть человек.

От механика-водителя головного БТР мало что осталось. ЭТО собрали в вещмешок.

За ранеными прилетела санитарная «восьмерка» под прикрытием «крокодила».

Отползали обратно задним ходом, бросив сгоревший БТР, до места, где представлялось возможным развернуться – мандех был глубок, но узок.

Никитин сидел наверху, свесив ноги в правый люк, и курил.

К нему подтянулся боец.

- Товарищ старший лейтенант! Сигаретки у вас не найдется? Свои где-то выронил.

Кирпичников молча, не оборачиваясь, протянул пачку «Явы».

- Спасибо, товарищ старший лейтенант! Разрешите еще пару? С пацанами поделиться.

Кирпич обернулся. На него смотрело грязное, простодушное лицо. Но вот глаза на этом лице были словно позаимствованы у кого-то другого. В них читалось все, что угодно, только не простодушие.

- Все забирай. У меня еще есть.

***

Титры: Аэропорт. Анапа. Краснодарский край. СССР

3 июня 1988 года.

Сейчас эти непростодушные глаза в упор смотрели на него, словно зрачки пистолетных стволов.

- Ну, здорово, сержант Попов! – Николай глянул на часы, время посадки подходило к концу. – Трудимся, значит?

- Извиняйте, так получилось.

- Как? Так?

- Да я же не знал, что это будете вы.

- А если бы не я? Тогда что?

Бывший сержант ничего не ответил. Пожал неопределенно плечами.

- Ладно, проехали. Мне пора, посадка заканчивается.

Попов хмыкнул.

- Если надо, вылет задержат. Вы отдыхать приезжали?

- Нет, с «двухсотым».

- Кто?

- Ты его не знаешь. Он прибыл после тебя. Кто вас нанял?

- А-а-а… это… Хмырюга один, военкоматский. Забашлял Плису, бригадиру нашему. Чем-то вы его успели сильно обидеть.

- Хрен с ним. Важно другое: Здесь живет моя жена. Можешь сделать так, чтобы ее никто не обижал. Только - заочно. Пойми меня правильно. В контакт с ней ни тебе, ни твоим ребятам не вступать! Я приеду очень скоро…

- Товарищ капитан, все будет в лучшем виде! Нас тут уважают. Скажу, кому надо, и к ней близко никто не подойдет. Вы только скажите адресок оставьте.

- Гайдамаченко… Отставить: Кирпичникова Марина, адрес…

- Маринка? – Попов присвистнул, – Классная девчонка… Мы с ней в одной школе учились. Поздравляю, товарищ капитан! Не беспокойтесь: у нас её и так никто не трогает. А этому пидору из военкомата мы ещё Варфоломеевскую ночь устроим.

- Плюнь, не стоит.

- Стоит-стоит. Я теперь понял, за что он на вас… Он ведь, падла, сказал, что вы ему денег должны. Соврал, значит, а это косяк серьезный. Из-за женщины только двое должны разбираться меж собой, третий не лезь! Так что не беспокойтесь, товарищ капитан, все будет чики-трыки! И… удачи вам там.

Кирпичников подумал и протянул руку своему бывшему подчиненному, а ныне «бригадиру» местечковой «братвы».

- До встречи, сержант!

Руки сошлись в крепком рукопожатии.

- До встречи, товарищ капитан! Приедете: спросите в кафе на набережной, «Черноморочка» называется. Я вас сам найду. Кстати, «погоняло» мое – Сержант.

Кирпичников двинулся к выходу и, пока вытаскивал воткнутую в дверную ручку швабру, оглянулся.

Попов ногами расталкивал начавших шевелиться соратников.

- Чего разлеглись, козлы? Подъем! Слышь, Сяма, Жбан! Вставайте, мать вашу…

Коля удовлетворенно хмыкнул и вышел из аэропортового сортира, не обращая внимания на успевшую собраться у закрытой двери небольшую группу страждущих мужчин.

- Безобразие! – донеслось ему вслед, - А еще военный!

***

Титры: Истра. Московская область. СССР

19 сентября 1980 года

Никитин в гражданской одежде сидел на берегу Истры, а вокруг была золотая осень. Сентябрь.

Рассвело, но солнце еще не показывалось. Над речкой развеивался туман.

Рядом на берегу, вокруг затухающего костра, у которого сидел Никитин, полукругом стояли брезентовые и нейлоновые палатки.

У костра на боку валялся закопченный котелок, с прилипшими внутри остатками тушенки с картошкой. И две пустые бутылка от болгарского вина «Тамянка», смятые пачки от сигарет и прочий мусор.

Недалеко к дереву бала приставлена фанерная «шиховская» гитара с наклейками волка из «Ну, погоди!» по деке. Она уже покрылась росой.

Тишина была звенящая.

Никитин сидел на берегу медленно текущей Истры, зачарованно наблюдая восход осеннего Солнца над лесом. И в этой звенящей тишине слышался ему голос одноклассницы Юли, которая читала свои стихи:

- Дремала в речке сонная вода,

По волосам бормочущей осины

Тянул паук-охотник провода

Из серебристо-влажной паутины.

Речной туман неслышно умирал,

И по следам ушедшей в вечность ночи

Огонь зари багряной пробегал,

Воспламеняя заросли осочьи.

А лес еще совсем зеленый был,

И лишь местами вспыхивали искры

Златых ветвей – сентябрь тихо плыл

По отраженью неба в водах Истры…

Внизу в реке почудился силуэт купающейся девушки.

Никитин поднялся, открыл полог палатки.

Юля сладко спала, накрывшись, красной болоньевой курткой, поверх спальника, и волшебного рассвета не видела.

Никитин сел снова на взгорок молча внимательно смотрел на реку.

В сентябрьских водах Истры полоскалась прекрасная, юная наяда. Резвится себе, а потом выходит, обнаженная, из воды и идет к нему, растряхивая брызги с обнаженного тела, руки тянет.

Моментально оказывается рядом с ним на взгорке. У наяды лицо Юлии.

Кладет она ему руку ему на плечо и почему-то довольно грубо трясет, говоря при этом голосом сержанта Величко:

- Товарищу старший лейтенант! Товарищу старший лейтенант!

***

Титры: Урочище Кале-Зард. Провинция Фарах. Афганистан.

4 июля 1988 года

- Ах, какой сон убили, стервецы! - продрав глаза, Никитин все равно ничего не видит. Он находится в темном нутре БТРа, в урочище Кале-Зард:

- Чего тебе, Величко?

- Вас товарищу капитан кличут, срочно!

- Да, поспали-отдохнули… Чего там у вас?

- Та я сам нэ ведаю. Товарищу капитан велэлы вас швидко пошукаты…

Незлобно матюкнувшись по-малороссйски - заразительный язык:

- От трясця твоий матери…

Никитин выползает наружу, прихватив автомат, знал, что Шура без нужды будить не станет.

Новолуние прошло, на небе завис тонюсенький серп месяца. Темень такая, что как будто и не вылезал из БТР. Пробираться приходится на ощупь, да еще при этом стараясь не шуметь. Но делать это совершенно беззвучно, естественно, невозможно.

Слышно, как осыпаются под ногами идущего впереди Величко камешки, и Никитин ориентируется по этому звуку. Звук выводит меня к нужному месту.

Раздался тихий свист, по которому Никитин уже самостоятельно выходит на Наблюдательный пункт.

- Крепко спишь, - «приветствует» его командир.

Зная Шурин характер, Никитин пропускает мимо ушей явно несправедливый упрек. Лишь спросил:

- Чего случилось?

- А вот чего. На-кось глянька! – он протягивает Никитину ночной бинокль.

Никитин берет бинокль и тупо всматривается в темень.

– Да не туда, левее, на одиннадцать часов, - корректирует Шура.

Некоторое время Никитин ничего не видит, кроме фантастического инопланетного пейзажа в зеленых тонах.

Но потом там явно улавливается движение со стороны горного массива Нур-Кох. В направлении засады по открытой местности движется НЕЧТО, в чем, приглядевшись внимательнее, можно распознать группу людей, идущих цепочкой. Точное их количество определить пока невозможно.

- Ну, что? Видел? – Шура отбирает у Никитина бинокль, – Ты понял, что это значит?

- Расстояние два километра, с небольшим. Цепь духов территорию чешет. Неужто, сам Кори Якдаст к нам в лапки идет?

- Ну, до такого извращения он ещё не дошел. Идет он фугасы на наши наливники ставить. Такой вот привет от убиенного нами связника в женском прикиде. Ща кротовых нор под асфальт нароют, «итальяночек» пластиковых наставят – ни один миноискатель не возьмет. А собаки – сам знаешь: на жаре у асфальта не сработают.

Никитин вынул свой бинокль ночного видения, стал всматриваться в ночь.

Зеленая цепочка духов в окуляре тем временем приблизилась на расстояние полутора километров. Судя по скорости их передвижения, с учетом темноты, можно было судить о том, что они тяжело нагружены. За спинами были хорошо различимы объемистые рюкзаки. Теперь этих «туристов-экстремалов» можно попробовать сосчитать. Что Никитин и стал делать вслух:

- Один, два, три, четыре… пятнадцать, шестнадцать… двадцать четыре, двадцать пять…

Тени в бинокле чуть свернули, видимо, обходя какое-то препятствие, считать их стало легче:

- Тридцать один, тридцать два… Сорок!

Шура шепотом по цепочке раздает приказания.

Цепочка шелестит повторами команд.

Бойцы в темноте занимают свои места, только легкий шорох выдает их передвижение.

- Величко! – чуть слышно окликает Никитин.

- Та туточки я, товарищу старший лейтенант! – шепот ему чуть не в самое ухо.

- Все на месте?

- Так точно, това…

- Перекличку!

По цепочке, удаляясь от Никитина, пронеслось нечто, напоминающее шелест осенних листьев.

- Уси на месте, товарищу… - начал докладывать Величко.

Но Никитин его грубо перебил:

- Да тихо ты! Слушай!

В наступившей полной тишине, если хорошенько поднапрячь слух, можно было вполне отчетливо различить, что по долине шуршит НЕЧТО, не пытающееся скрыть своего присутствия.

Никитин прильнул к ночному биноклю. Вслух сказал:

- Если они будут двигаться с такой же скоростью, как сейчас, то через пять минут втянутся в урочище Кале-Зард, а оно как дырявый карман: вход широкий, выход – узкий. И на выходе – мы.

- Правильно мыслишь, старлей, - одобрил его вывод Шура, и, чуть не поскуливая от возбуждения, стал приманивать противника, - Ну, шевелитесь же, духи, мы вас уже заждались!

Когда колонна духов втянулась в урочище, случилось неожиданное. Едва раздались еле слышные хлопки снайперских винтовок с глушителями, и два духа, в голове и хвосте колонны, рухнули на землю, остальные заметались, не сразу поняв, в чем дело.

Один из моджахедов, шедший в середине цепочки, дернулся куда-то в сторону. Это был последний шаг в его жизни. Страшной силы взрыв потряс урочище Кале-Зард.

Прежде, чем Никитин успел пригнуть голову, по его щеке что-то больно царапнуло.

Тут же нечто увесистое свалилось сверху ему ногу и откатилось в сторону. От грохота заложило уши.

Когда Никитин все-таки решился приподняться, тряся головой, словно лошадь, вышедшая из воды, вокруг стояла все та же кромешная темень. Только более густая после яркой вспышки взрыва. И теперь она еще и звенела, как будто в каждом ухе засело по невыносимо тоскливому комару.

По его щеке стекала кровь. Никитин потрогал ее – так, царапина.

Почти одновременно вспыхнули фары-искатели на всей бронеармаде, все три штуки. Две нацелились вниз, туда, где произошел взрыв, третья медленно прошлась по нашей позиции.

Вспыхнуло сразу несколько фонариков, остро прочертивших лучами темень.

Никитин вспомнил про свой карманный светильник, вытащил его из кармашка «лифчика» и посветил вокруг себя.

Посветил и вздрогнул от неожиданности: прямо под его ногами валялась, вытаращив безжизненные глаза и скаля зубы из-под черной бороды, человеческая голова. Никитин непроизвольно хохотнул от ужаса:

- Так вот, что шлепнулось мне на ногу… Бр-р-р! Всякого уже навидался, но чтоб такое… Представляю, что там, внизу.

Подошел Шура.

От непрекращающегося трезвона в ушах Никитин не сразу расслышал, что орет, наклонившись к нему, Шура:

- Что, оглох, твою мать?

- Да, оглох!

- Я тоже! – кричал в Шура в ухо Никитину, - Проверь своих. И саперов - сюда!

БТР выехать из-за укрытия и направил «Луну» вниз.

Явившееся зрелище было страшным, и вполне достойным кисти Иеронима Босха. Аккурат посреди прохода красовалась приличных размеров воронка – как раз такая, какая образуется после подрыва хорошего фугаса, кило на тридцать тротила. От края мандеха до нее было метров сто. А вокруг нее в таком же радиусе все было усеяно чем-то напоминающим кучи тряпья, но при внимательном рассмотрении обратившимися в человеческие тела и части оных. Живых среди них просто не могло быть. Картина, в целом, была ясна, как день.

- Невезучий дух, имея за плечами не менее 20 кило тротила, наступил на мину, - констатировал прапорщик Гуляев.

- До рассвета вниз никто не лезет, - приказал Шура, - там могут еще остаться мины. «Незабудки» поодиночке не произрастают. Радиста сюда!

Прибежал радист.

- Готовь связь, - приказал Шура.

-А…Что? – громко переспросил тот, – Не слышу, товарищ капитан.

Шура только махнул рукой, отзывая радиста на место.

- Рискуем, - сказал Никитин, - Этот взрыв за десятки километров слышно было. Духи могут примчаться посмотреть, что с их группой стало.

- Бог не выдаст, свинья не съест, - фаталистично ответил Шура, - Ты радиста видел?

Никитин кивнул головой и махнул рукой.

- Тогда тебе бдеть. А меня до рассвета не будить, - с этими словами Шура полез в БТР.

БТРы выключили огни. Стало просто темно.