Последний шанс

Глава 1. ЕСЛИ БЫ ТЫ ЛЮБИЛА

Иван в эти выходные решил отдохнуть с друзьями, уехать за город на природу, искупаться в Днепре, позагорать бездумно, отбросив в сторону все домашние проблемы и заботы. Устал человек за неделю. На работе целыми днями упирался, а и дома покоя не было. Сам готовил, убирал, стирал, до ночи крутился на ногах, так что ни прилечь, ни присесть, хотя и жена имелась. Но для чего? С нею даже постель делить не хотелось. Устал человек. Вот и сегодня решил помыть окна, сквозь них уже деревья перед домом не видно, слой пыли на палец, а баба не понимает, зачем нужна лишняя морока.

Мужик молча возмущается:

— Ладно бы работала, а то целыми днями дома сидит, а толку никакого. Совсем схомутала стерва, — моет окно человек, злясь на самого себя.

Решил сегодня проучить жену и не готовить ужин как всегда. Пусть сама мозги сыщет и встанет к плите. Хоть что-то сообразит поесть. Но не тут-то было.

Смотрит снизу на Ивана, ни тряпку подать, ни занавеску. И только телевизор интересует бабу. От него ни на шаг. Там опять какой-то сериал крутят. Про чужую любовь… Жена от этого фильма без ума. Хотя никогда его не имела. То хохочет, то визжит, то вскрикивает. Ваня от ее эмоций со стремянки чуть не падает. Что творится с бабой, с чего заходится? А она подошла внезапно:

— Вань, а Вань! Скажи честно, а ты мне изменял когда-нибудь?

— Пока нет. А что? Уже пришла пора?

— Да ты что?

— Времени нет даже подумать о том. Или не видишь? На работе впрягают по уши, дома пашу без отдыха. А ты, как слепая сидишь, даже не поможешь. Ведь это твое дело мыть окна! Ведь баба! Так даже пожрать не умеешь приготовить! Другие детей растят, а мы о них даже не говорим. Ты любого голодом заморишь.

— Ну, хочешь, бутерброды сделаю, чай соображу. Чего наезжаешь? Все тебе не так. Я понимаю, почему на мне отрываешься. Наверно, прикололся к какой-нибудь бабенке на работе, вот и ищешь повод придраться ко мне.

— Тут уж у любого терпение лопнет, — домыл окно, подошел к телефону, набрал номер тестя:

— Михаил Петрович, добрый вечер! Я вот чего звоню, приезжай за Светкой, забирай от меня насовсем. С меня хватит! — глянул на удивленную бабу. Та на время оторвалась от телевизора.

— Нет, не погавкались, просто ничего не клеится. Не хочу у бабы дышать в прислугах всю свою жизнь. Ни стирать, ни готовить не умеет! — возмущался человек и услышал в ответ:

— А что тут мудрого? Заложил в стиралку грязное, включил программу, через пару часов все постирано, подсушено. Столовая напротив, взял кастрюли, набрал, что душе угодно и никакой мороки дома. Теперь все так живут, — успокаивал тесть, добавив, что и сам жену ничем не загружает.

— Тогда зачем мне Светка нужна? Бабы в городе не дефицит. На каждом углу кучкуются. Снял на ночь, покувыркался, на месяц хватит. И главное никаких забот. Тут же, ваша дочь, как лишняя мебель в квартире, все время на глазах маячит, устал от нее. Ни тепла, ни понимания, никакой помощи. Сплошной геморрой! Нас ничего не связывает.

— Я вас не женил и даже не знакомил. Сами нашли друг друга. Но коли невмоготу стало вместе, привози, я от дочери не откажусь. Хотя повод меня не убедил. Тут что-то другое кроется! — не поверил тесть.

— Собирайся! — приказал Иван бабе. Та смотрела на мужа, едва сдерживая ярость:

— За что опозорил? — спросила сквозь зубы.

— Я не сказал главное. Ты никогда не любила меня, а ведь прошли годы. Мы бездарно потратили их, украли друг у друга. Зачем была нужна эта игра в одни ворота? — возмущался Иван.

— Не заходись. Давай разбежимся без базара. Ты тоже не подарок, если разобраться. Я здесь целыми днями одна сидела. Когда возвращался с работы, ни разу не присел, не поговорил, ни о чем не спросил. Будто меня вовсе нет. Я нужна была только для постели. Кому в радость такая жизнь? Чуть выдавалось время, бежал к друзьям. С ними интересно, со мною скучно. А теперь я во всем виновата, — зашмыгала носом.

— Я две недели пролежал в больнице с пневмонией, ты ни разу не навестила.

— Ты не звал. Если б сказал, пришла бы. Я думала, что не хочешь видеть меня! В последнее время часто придирался. Все тебе плохо! — пихала в чемодан тряпки, оглядывалась на Ивана, ждала, что тот передумает. Но напрасно…

Мужик помыл руки, стал одеваться:

— Поторопись. Я долго ждать не буду. Мне к Коле надо успеть, у него год исполнился, как отец умер. Просил придти, а ты тянешь резину.

— Так поедем вместе! — предложила баба, не сморгнув.

— Еще чего придумала! Давай живо выметайся! — вскипел человек.

— Если бы в самом начале я знала, чем все кончится, никогда к тебе не пришла и не поверила! Ты обычный хам и мужлан.

— А ты безмозглая курица, лентяйка и грязнуля!

— Вань, остановись! Ведь ты мне говорил про любовь. Клялся, что до самой смерти будешь одну меня любить. Выходит, врал?

— Нет, не брехал. Но ты вытравила из души все светлое, что было к тебе! Если бы ты любила…

Светлана подтащила в прихожую чемоданы, с какими сюда приехала. Они заметно потяжелели. Через полчаса Иван высадил ее у дома родителей, помог загрузиться в лифт и спешно вернулся в машину.

Николай ожидал Ваню у подъезда.

— Поминки отменяем? — спросил Иван.

— Перенесли их в ресторан. Поехали. Ребята уже там, ждут нас, — сел рядом и, кивнув головой, поторопил:

— Сам понимаешь, дома возиться неохота. С готовкой, грязной посудой, до ночи провозишься. А потом отдохнуть не успеешь. Кому такое нужно? Посидим в ресторане спокойно, вчетвером, без проблем и мороки, без жен…

— Я свою выпер. Насовсем. Отвез к родителям. Лопнуло терпение…

— Тебе виднее. Да и не связывало ничего. Сложнее, когда есть дети. С ними не разведешься. Они на всю жизнь. А жены, да черт с ними, их сколько хочешь меняй, — отозвался Николай с усмешкой и продолжил:

— Думаешь, моя баба лучше твоей? Ошибаешься, дружбан, все они одинаковы. Иначе, почему позвал вас не домой, помянуть отца, а в ресторан? То-то и оно. Моя никогда не умела готовить, а позориться неохота. Сам ее варево в рот не беру. Собака от ее котлет вконец облезла, лысой стала как коленка. Кот котлету попробовал — на неделю из дома сбежал. Сплошной перец и соль. В рот не взять. А баба возмущалась, мол, столько продуктов извела. Я из столовой готовую жратву принес и накормил всех. Так жена свое есть отказалась. А почему? Да оттого, что с детства ни к чему не приучена, никого не любит. Потому все через задницу идет, не от души.

Мужчины вошли в ресторан, огляделись. Увидели свободный столик в полутемном уголке, заняли его, сделали заказ.

Народу было немного, и люди обрадовались, что хоть здесь отдохнут, расслабятся.

— Я свою выпер не из-за готовки. Хотя, если честно, надоело у плиты крутиться всякий вечер. На работе хватает, за день так вымотаешься, домой еле приползаешь. Отдохнуть хочется, почувствовать себя человеком, нужным, любимым. Да где там? Ничего такого в помине не было. Я был лишь приложением к семье, какая так и не состоялась. Одно жаль, время ушло, годы. Вот это не воротишь. Впустую ждал и надеялся. Выводы надо делать вовремя. А я промедлил, — вздохнул Иван.

— У тебя хоть разрыв безболезненный. Разбежались, как два катяха в луже, и все на том. А у меня дети, две девчонки, с ними не разведешься. От жены тоже никакого толку. Сидит в доме чучелом. Я не хуже тебя, сам всюду. Да с дочками заботы. Одну в детсад, другую в школу отвести. Теперь младшая в третий класс пошла. Старшая влюбиться успела. Секретами со мной делятся, матери ни слова не говорят. Да и о чем? Мы с нею, как два квартиранта, давно по разным постелям спим, — признался Коля.

— А зачем терпишь? Подналадь под задницу и пусть линяет! — отозвался Дмитрий.

— Куда пойдет? Ей уходить некуда.

— Тебе то что? Где-то она жила до замужества!

— Дело не в жилье. Есть у нее квартира. Но… Сколько лет прошло! Куда ее прогоню, не выкину ж как собаку! Пусть не жена, но детям мать, они меня не поймут, если выгоню бабу. Надо ждать, пока вырастут дочки. Если терпение лопнет, сам уйду к матери, чтоб не сорваться ненароком, — оглядел Николай друзей.

— Зачем к матери? Она ж далеко от центра живет, давай ко мне! Места хватит, я теперь один. Вдвоем веселее! Уломал?

— Нет, Ванек! Уйди я от бабы, она девчонок голодом заморит, вовсе запустит, а ведь они и мои дети. Не ради бабы, ради них терплю. Еще года два нужно продержаться.

— А я думал, что у тебя все кайфово, и никакая кошка меж вас не бегает! — встрял Степа.

— Какая там кошка? Самому жрать подчас нечего. Магазин на первом этаже, так даже не опустится за продуктами. На базаре три года не была. Ее туда дубиной не выгнать.

— А почему? — удивился Димка.

— Не знаю. Ленится продукты носить на третий этаж. Ждет, когда я доставлю. Но повесь их хоть на нос ей, путем не приготовит, — отмахнулся Николай, добавив:

— Дай Бог мне терпения…

— Как она к отцу относилась?

— А никак! Они не общались, не признавали друг друга. Он много раз говорил, что жить с нею не смогу и заранее должен подготовиться к разводу. Но зачем? Я просто уйду и все на том. Скандалить не буду, что-то выяснять ни к чему. Мне все известно. Знаю, она тоже вздохнет с облегченьем. Мы порядком надоели друг другу и, оставив ее, лишь себе сберегу здоровье.

— Это верно! Баб не нужно сажать на цепь и привязывать в доме. Зачем? Их надо почаще менять, не держаться за них, не петь про любовь. Попользовал одну, чуть надоела — дай пинка под задницу, меняй на другую. Вон как я! Забыл, какая по счету у меня канает. Сбился! Чего вокруг носиться и ублажать! Их нынче, как говна вокруг, кучи! Только свистни, мигом примчат. Выбирай какую хошь! Было бы желание! В нашем деле оно главное! — хохотнул Степан раскатисто и оглянулся вокруг, заметил:

— А народу привалило! Гляньте, свободных столов уже нет.

— Ребята, давайте отца помянем. Уже год прошел, как его нет, — напомнил Николай.

— Прости, дружбан! Мы не забыли, зачем сюда пришли. Но как заговорили про баб, словно перца на душу насыпали и снова внутри все горит от обиды и боли. Ты уж не серчай, — извинился Иван за всех разом и первым взял бокал в руки, обнял ладонями:

— Земля пухом, царствие небесное, память вечную усопшему Петру Алексеевичу! Мудрый, хороший был человек. Он всем нам был отцом, любимым и родным. Такие потери долго не забываются…

Мужчины согласно закивали головами, молча выпили. И только налили по второй, грянула музыка. Совсем некстати. Друзья поморщились. Они забыли об оркестре. А он входил в раж.

— Черт бы его взял! — хмурился Степа, он не любил громкую музыку и крикливые глотки. Глянул разъяренным быком на танцующих. И увидел пышнотелую деваху, сидевшую за столиком, совсем рядом, она приветливо улыбалась и, подмаргивая, приглашала потанцевать.

— Ну, кореши, женщине отказать не могу! — спешно встал и пошел навстречу, выкручивая ногами вензеля.

— Молодец, Степка! Мужик! Смотри не оплошай, — пожелали вслед друзья.

Не усидел и Димка. Тоже поднял из-за стола худенькую, нежную блондинку. А тут и к Коле подошла бабенка:

— Ну, пошли, что ль, козлик мой! Оторвемся, покуда не штормит на полубаке. Чего ты «рубильником» в салат влез? Успеешь пожрать! Давай оттянемся по полной программе! — потянула за собой за локоть.

Баба скакала, вертелась волчком, Николай топтался на одном месте, вяло перебирая ногами.

— Ты чего? Иль полные штаны навалил, а теперь уронить боишься? Скачи, прыгай, крутись на одной ноге. Докажи, что мужик! Иначе ни одна баба в постель не примет, — смеялась, открыв все зубы.

— Я эти танцы не умею, не получается, — оправдывался человек.

— Чего тут мудровать? Дергайся куда поведет, прыгай, чтоб ни уши, ни яйцы не отдавили! Крутись, пока бока самому не промяли и меня завлекай!

— А как? — не понял Коля.

— Вот так! — прогнулась в спине, затрясла животом и всем что ниже пупка, покрутила задницей так, что у Николая в глазах зарябило.

— Классно! — вырвалось невольное. Человек не сразу заметил, как вокруг них расступились танцующие, давая место бабе, ей аплодировали. Она, подогретая вниманием, подскочила к Николаю:

— Ну, теперь доперло, чем бабу приманивать нужно? — хотела ущипнуть за задницу, но ее тут же развернул к себе громадный парень и сказал:

— Выбери меня! Зачем тебе заморыш! Со мною не замерзнешь! Я покажу тебе, какою бывает ночь в Ираке! — теснил бабу к выходу, та не сопротивлялась, лишь для видимости крутила глазами изображая козий страх, но ей никто не верил. Танцующие, узнав бабу, зашептались громко:

— Это ж Анька! Ну да! Та самая! Ее и на рынках и в магазинах колотили за блядство. Всю жизнь с прожекторами на глазах ходила. В последний раз даже от мужиков досталось.

— Не поделили?

— Она всех наградила! Одних лобковыми, другие в венеричку загремели. Вломили классно и все ж жива!

Николай, наслышавшись, с кем танцевал, сгорая со стыда и вернувшись к столику, повернулся спиной ко всему залу, попытался поскорее забыть недавнюю партнершу.

— Чего краснеешь? Эту бабу весь город знает, особо мужская часть. Раньше она на панели промышляла, ночами. Говорят, теперь фирму свою открыла и даже купила дом на Гавайях. Уж и не знаю, правду ли базарят, но птаха шустрая и наглая. С нею ухо востро держи. Этот, какой ее заклеил, в городе недавно. Свои мужики даже здороваться с нею стыдятся, чтоб не потерять имя и репутацию. Советую и тебе держаться подальше от Аньки. Видно, давно в свет не вылезал, коль не зная, пошел танцевать с этой профурой, — говорил Степа посмеиваясь.

— Не-ет, мужики! Ну, я торчу, как она лихо гузном трясла! — хохотал Димка.

— Ладно, проехали, хватит о ней! — взмолился Николай.

— Чего заходишься? Мужик и о последствиях всегда знать должен заранее, — поддержал Степан друзей и предложил:

— Выпьем за мужиков! И за нас!

— А мы разве не мужики?

— Мужчины те, кого любят! А нам не повезло. Облом вышел. Значит не все в ажуре!

— Степка, ты не прав! Я бабью дурь на себя не возьму. И еще найду ту, какая меня полюбит!

— Ваня! Да не обойдет тебя судьба. Пусть подкинет послушную, умелую мартышку, чтоб была хорошей хозяйкой и любящей женой.

— Наверное, все сразу не бывает в одной обойме. Чего-то обязательно не хватит. Да и не умеют любить бабы! Во всяком случае, лично я не верю в такое. Они обожают сладости, тряпки, украшения. А мужика на себя не нацепишь. Да и меняют они нашего брата чаще, чем нижнее белье. Потому путаются, кого ругать, кого хвалить, — заметил Степан, философски подняв палец.

— Женщин разумом не постичь. Им недоступна логика. Возьми любую — в голове сумбур, в поступках полная неразбериха. Возьми хоть мою сестру, прожила с мужем больше десяти лет. Все нормально ладилось, не грызлись, разбегаться не думали. А тут вдруг встретился на пути плюгавенький мужичонка. На такого и по хорошей погоде не оглянешься. Весь помятый, замызганный, серый. Росточком и сложеньем такой, что поставь в угол, за веник сойдет, да и то потрепанный. Работал грузчиком. Поверите, у него на брюках вместо пуговки гвоздик болтался. Его будто со свалки подняли, а помыть забыли. Кто он, где жил, никто не знал. А сеструха, вот дура набитая мякиной, предпочла это чмо своему мужику. Я сначала не поверил, подумал, будто прикол, грязный анекдот рассказали мне. Ну как можно человека сменить на недоноска? Зять настоящий мужик, хоть внешне — человек что надо, а и положение неплохое, семью обеспечивал классно, никто ни в чем не нуждался. Сестра, как новогодняя елка, вся в бриллиантах ходила. К каждому празднику супруг подарки дарил. Вот и разбаловал. Стукнула моча в башку. Все имела. А тут вдруг про любовь вспомнила, мол, ее не хватает. Кто ж без любви столько побрякушек покупает, кормит одними деликатесами? А сеструха свое заладила, мол, это все покупное, не от души. Ну, что ей чокнутой скажешь? Я, недолго думая, вломил по шее, чтоб семью не позорила, велел одуматься пока не поздно. Пригрозил, если увижу с тем козлом, ему тыкву на задницу сверну, а и ей ноги вырву. Ведь у нее дочка в школу пошла, хорошая, умная пацанка. О ней бы подумала. Так нет же, заладила свое, про любовь! И как только не бились с нею, ушла к тому хмырю. Я офонарел от удивления. Чего не хватало бабе? Все имела. Ну зять сказал, что отпустил ее. Всю ночь перед ним и дочкой на коленях простояла, плакала, просила простить и отпустить. Клялась, будто любит того отморозка больше жизни. Что он дороже и милее всех, — чертыхнулся Степа и крутнув головой продолжил:

— Как это все выдержал зять, ума не приложу.

— Вломить требовалось сучке. А то вишь ты, под хвостом загорелось с жиру! — буркнул нахмурившийся Димка.

— А может, зять по мужской части слабак? — встрял Коля.

— Да нет, с этим все в порядке. Но сеструха и ему и мне одно твердила, что ее мужик нежный и ласковый, он, как сказка, какая случается раз в жизни, ее не заменишь деньгами, тряпками, побрякушками. Он предел мечты, жизнь с ним сплошная радость. И дело вовсе не в сытости. Ее впервые осчастливила любовь, и сеструхе тот отморозок самый дорогой и родной человек, что лучше его на всей земле нет никого!

— Я не поверил в ту басню. Подумал, что свихнулась баба, но не тут-то было. Нормальная! Вздумал сам с тем козлом встретиться и побазарить. Закралась мысль, что охмурил сестру. Но и тут мимо. Знаете, что тот придурок вякнул мне? — усмехнулся Степа:

— Вы дарите женщинам золото и бриллианты, да об одном забываете, о самом главном. Любовь, в какой клянетесь, не покупается и не продается. Она внутри живет, в самой душе. И просыпается не по просьбе, не смотрит на положения и ценники, оживает на зов другой души, какую выбирает сама. Не пытайся нам помешать. Из этого ничего хорошего не получится. Можешь убить меня, сестру, но любовь не отнимешь. Она навсегда с нами. Я не прошу тебя признать меня. Об одном молю, оставь нас в покое. Быть может, когда-то самому повезет встретить свою любовь. И тогда поймешь нас…

— И что сестра живет с ним? — спросил Николай.

— Уже три года прошло. Они вместе и расставаться не думают. То за руки или в обнимку ходят. И плевать им, что говорят вокруг.

— А твой бывший зять женился?

— Больше года ждал возвращенья жены, все надеялся, что одумается. Но не пришла и ни разу не позвонила.

— И с дочкой не общается?

— Та ничего не говорит. И мать не ругает. Теперь у них в доме живет другая. Ну эта не сбежит. Скорее, других выживет. Цепкая, деловая баба. Эта в любовь не верит. Считает бредом юнцов и ненормальных. Племяшка с нею не дружит. Оно и понятно. Все разные они, эти женщины. Но после случая с сестрой я и сам не могу понять, что для баб важнее, какая любовь?

— У тебя сестра, а у меня отец на старости лет с ума сошел. Привел молодуху. Сам на пенсии, а ей недавно сорок исполнилось. Я и спросил, что станет делать с нею лет через десять? Так мой старик петухом на меня бросился и говорит, мол, никто не может предугадать даже завтрашний день. Ну и я ушел от него с полгода назад и больше не навещаю. Пусть живут как хотят.

— Ты зря так делаешь. Смотри, чтоб та баба твоего старика не обидела. Приберет все к рукам, самого на улицу выгонит. Такое случалось. Не бросай деда. Все ж твой отец. У него теперь вторая молодость наступила. Это старческая болезнь переоценки мужских способностей. Многие плохо заканчивают, умирают прямо в постели, — говорил Иван.

— Ну, эта басня не про моего отца. Нынешняя баба после матери пятая, какую в дом привел. А скольких не знаю? Он и нынешнюю взял на конкурсной основе с испытательным сроком. Не прописал в квартире, и деньги под замком держит. А чуть время выдалось посвободнее, к соседским бабам в гости убегает. Во! Старый прохвост! Ему молодухи мало! Все еще мужик! Даже я его прыти завидую! Сам к жене далеко не всякий день в постель прихожу, — сознался Димка.

— Смотри, чтоб и твоя не сыскала какого-нибудь козла, — вставил Николай едко.

— А я не стану переживать. Найдет, пусть уходит к едрене-фене. Не велика потеря, другую приволоку. Ни на одной бабе свет клином не сошелся.

— У тебя тоже не клеится? — удивился Коля.

— Пока нормально. Дома порядок, со всем справляется сама. Но по подружкам бегает часто и ревнует к каждому забору. Чуть задержался на работе, уже истерика, упреки, подозрения. Самое обидное, не верит ни одному слову, все перепроверяет. Вот так пригласили нас на свадьбу, я и пошел танцевать с подружкой невесты. Ох, сдобная девка! Глаз не оторвать. Я выпил, как все, разговорился с нею. Подумаешь, пару комплиментов отпустил, так моя кипеж подняла, хвост распушила, полезла к той девчонке с когтями, давай прическу пучками выщипывать. Я вступился, давай их разнимать. О! Что тут случилось! Лучше б не лез! Мало морду жена исцарапала, еще коленом в пах наподдала. Я в три дуги скрутился. Еле продохнул, поклялся самому себе никуда ее с собой не брать. Теперь все время дома сидим, вдвоем, как сычи. Полно жратвы, в доме порядок, а ничто в горло не лезет, не радует. Я за двери квартиры вместе с женой не выхожу. Не хочу опозориться. До чего дошло, она теперь с работы меня встречает, чтоб по пути какая-нибудь не отловила.

— А как же к нам уходишь? — спросил Иван.

— Вам она верит. Хотя, сам знаешь, звонит. И не только мне, а и тебе, Коле, Степке. Ей трудно поверить, что собираемся сами, без бабья.

— По себе судят! — заметил Коля.

— Да что ты, дружбан! Там без варианта! Эти бабы давно вне спроса! Какие им хахали? О них ни мысли, ни мечты, — отмахнулся человек.

— Это ты брось! Даже бабки с соседскими дедами шалят. Хотя самим под семьдесят и задницы мохом обросли. А озоруют, как молодые! — глухо сказал Николай.

— Эх, ребята! Давно ли мы все зелеными были! Разве такою представляли нашу жизнь? Мечтали о любви! А где она? Ведь вот каждый из нас неплохо устроился. Имеем работу, неплохие заработки, квартиры и даже дачи, машины имеем. Кажется, чего еще хотеть? Ан нет! Не хватает главного. Без него пусто в жизни.

— Это верно. Я часто вижу один и тот же сон: вроде ломлюсь через бурелом и лесные завалы. Вокруг темно и страшно. Мне так хочется пить, ну хоть бы глоток воды… Но вокруг сплошные коряги.

— Наверное, с вечера перебухал. Вот и пересохло в горле! — заметил Степа едко.

— Ни в одном глазу, после работы дома начертоломился, — обиделся Коля и продолжил:

— Взмолился я во сне, дышать было нечем. И увидел вскоре просвет между деревьев. Я туда, глазам не верю, речку увидел, чистую, звонкую. Припал к воде, а напиться никак не могу. А на другом берегу той речки девчонка стоит, на ромашке гадает, отрывает лепестки и на меня смотрит улыбчиво. А потом спрашивает:

— Что? Не узнал, забыл меня, Коленька?

— Я и впрямь, сколько ни стараюсь, никак не могу ее вспомнить. Она и говорит:

— Еще со школы любила тебя. Сколько лет ходила за тобою тенью неприметной. Всякое слово твое ловила. Надеждой жила, что приметишь и позовешь, отзовется твоя душа на мою любовь. Но напрасно ждала… На другой женился. Она тебя не любила. Да и не могут другие женщины полюбить тебя так, как я! Ты был моей жизнью и песней, дождиком и солнцем. Я пошла бы за тобой, не задумываясь, хоть на край света. Такая любовь случается один раз на всю судьбу и приходит не к каждому. Но ты пренебрег. Я показалась тебе слишком серой и скучной. Не захотел заглянуть в душу. Прошел мимо чистого озера и завяз в болоте. Сама жизнь наказала тебя за слепоту и глупость. Теперь ты плачешь и не знаешь, как выбраться из трясины, в какую сам забрел. Ох, и не скоро из нее выберешься. Целое озеро слез прольешь, прежде чем поймешь, за что наказан. Не раз проклянешь любовь к женщине, с какою связал судьбу. Ведь она не река, дарящая жизнь, а лишь болото, отнимающее ее…

— Иди ко мне, Надюшка! — вспомнил имя. А она взмахнула рукой, стала превращаться в облако, и я еле услышал последние слова:

— Если бы ты любил…

— Хренатень какая-то! После этого сна надо было хорошо похмелиться и забыть ту бабу к чертовой матери навсегда. Небось, сама жирует с хахалями напропалую, — фыркнул Степка насмешливо.

— Давно ее нет в живых. Умерла в лесу на цветущей поляне. От чего, так никто и не понял. Я только теперь догадался, но уже ничего не исправить. Знаю одно, что был любим искренне и чисто, но проглядел и упустил свое. Теперь несу свой крест. От жизни мне больше ждать нечего, — понурился Коля.

— Да это ты брось! Еще не все потеряно!

— Мы тебе семнастку сыщем!

— Не теряйся, мужик, вера в себя дело важное. Не впадай в депресняк, — успокаивал Иван друга. И достал зазвонивший телефон:

— Вань! Ты дома? — узнал голос жены.

— Что тебе нужно?

— Хотелось услышать твой голос!

— Спокойной ночи! И постарайся больше не надоедать и не напоминать о себе!

— Вань! А разве ты не хочешь забрать меня? Я очень соскучилась по тебе!

Иван выключил телефон, положил его на стол, ничего не сказал друзьям. Но мобильник закричал снова.

— Отвяжись! — рявкнул грубо, и в ответ услышал:

— Ваня! Я люблю тебя! — Светланка больше не сказала ни слова. Выключила телефон. Иван удивленно хмыкнул. Жена, живя с ним, никогда не говорила о любви. Ни разу за все время не сказала, как относится к мужу.

— Наверное, Михаил Петрович надавил на нее, он мужик хитрый. Посоветовал, с какого фланга нападать и штурмовать душу, она и решилась проверить, у самой ума не хватило бы. Отец советчик опытный.

— Не стоит поддаваться, не надо верить, не то застряну в болоте как Колька, и никогда не вылезу из трясины. Сказать можно многое, а докажи слова жизнью… Вот тут и осечка получится. Когда в больницу свалил, где она была? Ведь едва выкарабкался. Она ждала, когда позову! Смешно! Ее бы на мое место. Ни сама, ни тесть с тещей не навестили. А теперь полюбила, когда родители с обеих сторон пилят. Оно и понятно, кому нужна бездельница в семье? И на работу не устроишь. Хотя специальность есть, большего лодыря не сыщешь. Вот и вздумали выпихнуть. А куда? Конечно, снова ко мне. Ну, уж шиш! — сворачивает толстую фигу.

Степка увидев, глаза округлил:

— Ты че мне шиш показываешь?

— Не тебе, ей, она звонила. Обратно просится.

— Ну и стерва! Только от нее избавился, дал пинка под жопу, уж все забылось и прошло.

— Степ! А ты не лезь. Может, это и есть любовь в их понимании, — ухмылялся Коля.

— Если б она любила, я никогда не выставил бы ее за дверь.

— Иван, ты не оригинален. Скажи, кого из нас любят?

— Ты лучше ответь, за что не любят? — хмуро перебил Иван и предложил:

— Давайте отца Коли помянем. Вот его и впрямь любили. Да и он любил многих…

Мужчины молча выпили, потянулись к хлебу, к огурцам, картошке и только Иван взялся за сигарету.

— Загрызи хоть чем-то. Не то развезет, завтра башка котлом гудеть станет, — советовал Димка.

— Пошли на улицу, там свежим воздухом подышим, — предложил Иван.

Компания тихо смотрела, как засыпает город. Гасли окна в домах, редкие прохожие спешили в свои подъезды. Вот где-то звонко рассмеялась женщина и, взвизгнув, замолчала. Кучка ребят, возвращаясь с вечеринки, горланит песню. Им весело, хочется, чтобы весь город подпевал, а люди закрывают форточки и окна, бранят шумную молодежь, забыв свою юность, когда все вокруг виделось в солнечно-розовом свете.

— Ты чем завтра займешься? — спросил Николай Ивана.

— Хочу на озеро съездить, искупаться. Давайте вместе отдохнем.

— Завтра не смогу, мне нужно тещу перевезти к себе, — ответил Коля глухо.

— Что? Тещу домой? Это правда? — поперхнулся Иван, не поверив в услышанное.

— Ее парализовало. Отказали ноги. Она осталась совсем одна.

— А ты при чем?

— Выпихни к ней бабу, пусть ухаживает за мамкой! Ведь обязана…

— Дочки ей помогут…

— Никто за нею не станет ухаживать. А мои дочери только грыжи наживут. Ведь бабку не только накормить и напоить, на горшок посадить, искупать нужно, сделать уколы. Кто этим займется?

— Ну, тебе то она кто?

— Понимаешь, не могу я ее бросить. В том-то и дело, что только собрался уйти от своих к матери, а тут вот эта беда. Теперь о чем говорить? Теща беспомощна, как ребенок. Если откажусь, она месяца не протянет. Жена не умеет и не захочет за ней ухаживать.

— Но ведь это ее мать!

— У дочек в детстве часто случались всякие болезни. Скарлатина и ангины, отит и зубная боль, чего только не валило. Всегда я их лечил. Жена ничего не знала и не умела. Обычный согревающий компресс поставить не могла. Куда с параличом справиться?

— Сдай в больницу!

— Да, пусть медики лечат.

— А и верно, зачем тебе собирать шишки на свою голову? Оно и своих забот хватает, — сказал Иван задумавшись.

— Значит, не хочешь мне помочь?

— Тебе с радостью. Но не теще. Это ж глумленье над всем мужским родом чтоб добровольно тащить в свою квартиру вражину! Она какую мартышку в свет произвела! Ни к чему не приучила, ничему не научила, сама ни в чем не помогла. А теперь, когда беда на пороге, опять ты спасай? Но почему? — изумлялся Степан.

— Но ведь она тоже человек! И не чужой в моей семье. Не могу бросить…

— А давай ее в больницу!

— Нет! Там за нею не будет ухода. И лечения не жди. Все равно, что на улицу выбросить. Как своим дочкам в глаза посмотрю, ведь она их бабка!

— Почему их мать о том не думает?

— Это дело ее. Вы лучше скажите, поможете или нет?

— Кто б из чужих сказал, не поверил бы. Но это Коля! Конечно, поможем. Завтра с утра, часам к девяти подъедем и заберем бабку. К тебе на этаж доставим. Я думаю, у ней сразу паралич пройдет, как только на руках у троих мужиков побывает. Небось, и один никогда на руках не носил, — подморгнул Димка…

Иван сдержал свое слово и утром, как обещал, перевез Колькину тещу домой к другу, а вскоре вернулся к себе. Друзья отказались поехать на озеро. У всех нашлись неотложные дела. Степку утащила по магазинам бабенка, Димку жена уволокла на дачу. Коля завяз в домашних заботах по самые уши.

Иван вернулся домой, поставил машину в гараж. И только подошел к подъезду, увидел машину тестя. Сам Михаил Петрович ожидал его на скамейке перед домом. Завидев Ивана, встал навстречу, поздоровался кивком, не подав руки. И предложил коротко:

— Поговорим! — вернулся к скамье.

Иван присел. Оглядел Михаила Петровича вопрошающе. Тот спросил хрипло:

— Скажи честно, что случилось, почему и за что так постыдно вышвырнул мою дочь?

— Я долго терпел ее никчемность. Она вышла за меня, ничего не умея. Бездельница, лодырь и грязнуля, пустышка, таким не только замуж, знакомиться с мужчинами нельзя. Как вы растили ее? Для чего? Я потерял время и всякий интерес к женщинам. Ваша дочь, помимо всех недостатков, вышла за меня не по любви. В том убедился позднее, уже живя с нею. Она просто удобно пристроилась. И ничего не внося в семью, имела все. Я жил рядом ненужным и нелюбимым. Скажите, кому и зачем нужна такая семья?

— Погоди! Скажи вразумительно, кто тебе был нужен, жена или домработница? Когда ты пришел просить руку дочери, ты говорил о жене!

— Само собою! — подтвердил Иван.

— Тогда причем здесь готовка, уборка, стирка? Ты что? Решил получить все в одной обойме?

— Но все женщины ведут дом!

— Моя дочь не все! В нашей семье не заведено загружать женщину по уши и никогда не требовали, чтоб жена была еще и домработницей. Таких нанимали, и они справлялись без проблем. Если бы сказал, я привел бы тебе домработницу и сам бы платил ей. Наши женщины никогда не занимались грязной работой, и приучать свою дочь к такому я посчитал бы постыдным для себя. И тебе нужно было определиться сразу, а не издеваться над моим ребенком, требовать невозможное, — возмущался тесть.

— Во всех нормальных семьях жен считают хозяйками. А что за хозяйка, если ничего не умеет, сплошная видимость, не баба! Конечно, я никогда не женился б на ней, знай все недостатки. Разве это женщина, какая за собою посуду помыть не умеет.

— Ты слишком примитивен! Моя девочка выросла в другом окружении. Она прекрасно музицирует, чудесно рисует. Она дизайнер, а не холопка. Ею восторгались все, и я был уверен, что моя дочь станет жить безоблачно.

— Я получил картину, но не жену. Мало того, что она была полной никчемностью, Светлана никогда меня не любила.

— Ты взял ее девственницей, непорочной. Она вышла замуж совсем юной, не имея никакого понятия о сексе. Ее растили в духовности, а тебе нужна была совсем иная, с большими сиськами и толстой задницей, какая прошла все огни и воды! Тогда причем моя дочь? Зачем ты исковеркал ей жизнь, вбил чуждые комплексы, навязывал свои взгляды и представленья, называл дурой и пытался убедить ее в том. Кстати, придурком оказался сам. Моя дочь, живя с тобой, сумела с помощью компьютера выучить два языка и свободно владеет английским и немецким.

— Мне безразлично. Знание языков не ум. Это известно каждому, — усмехнулся Иван.

— Да ты не дергайся! Я вовсе не навязываю свою дочь и никогда не позволю ей вернуться к тебе. Тем более, что она навсегда уезжает за рубеж. Там у нас своя недвижимость, Светлана будет жить полной хозяйкой и, я в том уверен, очень скоро забудет тебя. Любила она или нет, меня не интересует. Одно знаю, любви моей дочери ты не стоил. Держал ее под замком, закрывал дверь на ключ, какой забирал с собой, и Светланка целыми днями жила затворницей. Я в том сам убеждался много раз. Сказать, почему так делал? — усмехнулся хитро.

— Боялся, что узнает правду. Ты имел много баб, и я часто видел их в твоей машине вместе с тобой, даже фотографировал, и в каких позах! Но Светлане не говорил. Не хотел причинять боль, жалел дочку.

— Это ложь! У меня не было женщин!

— Ну-ка, взгляни! — достал мобильник, включил и показал Ивану. Тот, едва глянув, смутился. Отрицать очевидное стало нелепо.

— Я никогда не врал. А вот ты, негодяй! Теперь должен понять, что знаю о тебе многое. Вчера, после разговора с тобою, показал дочери эти снимки и велел забыть навсегда. Она, к несчастью, любила тебя, отморозка. И едва не ушла, хотела отравиться с горя. Я ей помешал. Но не приведись, если б умерла. Клянусь, сегодня и тебя бы не было в живых. Не простил бы за дочь. А и пришел не уговаривать, а предупредить! Никогда больше, ни сегодня, ни через годы, не появляйся на ее пути! Не ищи и не возникай даже по случайности. Ты знаешь, я хорошо стреляю. Всю жизнь прослужил в армии. И несмотря на то, что полковник в отставке, за дочь, шутя, пробью паскуду. А там будь что будет. Мне уже терять нечего. Но имя свое и дочь никогда не дам опозорить.

— Можете успокоиться. Мне ваша дочь не нужна. Не буду искать пути к примирению. Даю вам слово!

— Вот это все, что мне нужно от тебя, — встал, коротко кивнул на прощанье и, сев в машину, словно вспомнив, сказал:

— Развод беру на себя. Очищу от тебя паспорт дочери. Через пару дней и ты получишь пустой документ. Живи как хочешь. Прощай, примат, — включил скорость и вскоре исчез из вида.

Иван поднялся к себе. В трехкомнатной квартире было тихо и пусто. Пахло пылью, сыростью. Человек открыл двери на лоджию, сел к столу перекурить. После разговора с бывшим тестем на душе остался тяжелый осадок.

— Вот старый бегемот, оказывается, он «пас» меня и копил досье. Выходит, давно готовил почву для развода. Не подошел я в зятья благородному семейству. Рылом не вышел. Воспитание не то! Они духовные, тонкие, изящные, а я грубый мужлан, какому в жены годятся деревенские бабы или базарные торговки. Но черт меня побери, если не прав! Почти весь город живет по моим убеждениям, и ни одна баба не сетует на свою долю. Хотя детей растят и за стариками ухаживают. Иные на двух местах работают. Одинокие бабы вообще завязли в работе по уши. А эта дома сидела барынькой. Ах, ее под замком держали! А кто виноват? Ленилась утром за мною дверь закрыть, когда уходил на работу. Не оставлять же квартиру открытой! — возмущается Иван.

— Подумаешь, засек с бабьем! Экая невидаль! Иль сам не мужик, никогда не изменял своей кикиморе? То-то и видно! В машине букет цветов и коробка конфет. Уж конечно, не жене повез, к ней лишь вечером вернется. А теперь к какой-то милашке навострился. Знаю этих моралистов! Пожелай я тебя оконфузить, проследи с денек, такие кадры сделал бы, твое высшее общество долго потешалось бы! Да и кто из мужиков, ложась в постель к замороженной треске, не захочет заменить ее на козочку иль серну? Сам мужик! Понимать должен! — возмущался человек.

— Она воспитана в высокой духовности, ей привили тонкое понимание музыки и живописи. А мне они не нужны! Я лишь хозяин торговой фирмы, и мне до задницы все искусство. Мы торгуем кирпичом, цементом, стеклом и пиломатериалом. Заключаем сделки, завозим и развозим стройматериалы. Мне не до иностранных языков! На своем базарим, и то чаще матом. А тут какая-то баба корячится, подайте ей домработницу! Ишь, размечталась, стерва! Дома с нее пылинки сдували, думали, что и я на руках носить стану? Хрен в зубы. Обойдетесь! За границу ее повезешь? Но и там дураков нет! Никто не возьмет домработницу, если жена имеется. И я вашей Светке райской жизни не обещал. Говорил, что никогда не обижу, не трону пальцем, обеспечу всем. Ни в чем не будет знать отказа, никогда не стану попрекать тратами, не опозорю и не унижу, окружу заботой. Все свои обещанья сдержал. Я не клялся в верности до гроба. Не трепался, что она будет единственной в моей жизни. Обещал только реальное с самого начала, — вспомнил Иван, как встретил Светланку на берегу Днепра. Она приехала туда со своей компанией, жарили шашлыки, завели громкую музыку, крутили песни знакомые всему городу, пели и танцевали, купались и загорали.

Иван с друзьями расположились рядом. Поставили палатку, развели костер и тоже взялись жарить шашлык.

Компании быстро познакомились, а к вечеру уже подружились. Вскоре Иван присмотрелся к Светке. Может, потому, что очень много парней крутилось вокруг нее. И это раззадорило. Он пригласил потанцевать. Потом сидели у костра все вместе, пели, пили пиво, Светланка отказалась от вина. Ивану это понравилось. Она не курила, в отличие от других. Не горланила песни, а пела их тихо, мечтательно глядя в звездное небо.

От ее кожи пахло солнцем и ромашками, дымком от костра. Светка сидела, прижавшись спиной к березе, любовалась искрами, летевшими из пламени. Казалось, она не замечала никого вокруг, думала о своем, сокровенном.

Ваня подсел к ней совсем близко, их плечи соприкоснулись, но девчонка не отодвинулась. В ее глазах вспыхивали сполохи пламени.

— Пошли, погуляем по берегу! — коснулся руки.

— Немного погодя, давай посидим. Мне так хорошо здесь. Будто в сказку попала.

Иван тихо погладил ее плечо, руку. Светка сидела как завороженная.

Потом они гуляли по берегу, о чем-то говорили, смеялись. Иван под утро взял ее под руку. Поцеловать себя в эту ночь Светлана не разрешила. Оттолкнула парня, нахмурилась и ушла в палатку к своим. Помирились утром за общим кофе, какой приготовили перед самым отъездом в город. Обменявшись номерами телефонов, договорились вечером встретиться. Они пошли в кино. Весь сеанс Светланка смотрела фильм, а Иван не сводил глаз с нее. Он обнял ее за талию, потом за плечо и только решил поцеловать, в зале зажегся свет, закончился фильм.

Они еще гуляли по городу, но вокруг горел свет, и навстречу шли люди.

Сколько раз он приглашал ее к себе домой, девчонка не согласилась. Долго не знакомилась с друзьями и никогда не звонила по телефону первой. Она не спрашивала Ивана, где и кем работает, сколько получает. Других это интересовало в первую очередь. Она попросила рассказать о родителях.

— Мать с отцом и сегодня живут в деревне. На своем хозяйстве, их оттуда не выманить. С утра до ночи вламывают. Лоб в поту, спина в мыле. Оно и понятно, в семье кроме меня пятеро младших, всех хотят выучить и поставить на ноги. Меня уже подняли. Даже кооперативную квартиру купили, с расчетом, что тоже не меньше пятерых ребятишек заведу, — почувствовал, как дрогнула девчонка и сказала заикаясь:

— Вань! Это же неприлично столько детей иметь! Ну одного, от силы двоих, зачем же целый оркестр? Мне кажется, такое безнравственно!

— В деревне рассуждают иначе. Чем больше детей, тем больше помощников, тем крепче и богаче дом и хозяйство. Если в семье мало детей, значит, хозяева меж собой не ладят, живут плохо, часто ругаются и не любят друг друга. Так считает весь сельский люд с давних пор. И говорят, что только плохому хозяину и мужу жена не рожает много детей, потому что не верит, не надеется на него, что сумеет прокормить и вырастить каждого.

— Хорошо, что мы живем в городе. Иначе отца в деревне не уважали бы. Ведь я в семье совсем одна. В нашем кругу считают, что двое детей еще терпимо, а трое уже недопустимо. Так безрассудно плодятся только отсталые, неграмотные люди, какие живут только плотскими инстинктами и совсем не заботятся о завтрашнем дне.

— Выходит, мои родители пещерные? Ведь в нашей деревне только в одном дворе двое детей растут. Да и то потому, что их отец хворый. У остальных самое малое четверо. А есть и те, у кого по семь и по восемь ребят в доме. По-вашему, все бескультурные и дикие, вроде туземцев?

— Ну зачем так грубо? Просто они отсталые. Нет других интересов, малограмотны. Оттого другого не знают, как только плодят детей.

— Светка, ты ошибаешься. Мои родители вовсе не забитые люди. Да, они много работают, но умеют веселиться от души, рожать и растить детей, заботиться об их будущем, уважать родителей, стариков, не обижать соседей и помогать друг другу во всем. Мы в голод делили поровну на всех каждый кусок хлеба, потому выжили. Да, мы знаем о каждом человеке все. Потому хреновые люди в деревне не приживаются. Их не признают и не уважают. А в городе всякие прикипаются. Зато все культурно. Каждый в своем гнезде прячется. Никто не откроет двери нараспашку, только через глазок или цепочку. С родителями, хоть те через квартал живут, видятся только по большим праздникам. Только по телефону базарят. А где истинное тепло и забота? Зато в деревне нет проблем. Все на глазах друг у друга. Ребятня с детства вместе растет. Деды и бабки о каждом заботятся. У нас уваженье к хлебу и к старикам не привитое, оно в крови, вместе с нами рождается. У детей вместо игрушек с ранних лет мозоли на ладонях. Наши женщины редко отдыхают. Но зато в праздники ни одна городская не станет рядом с нашей.

— Зато и пьют деревенские без меры, как говорят, до свинячьего визга надираются. От детей до стариков без меры хлещут брагу и самогон, — вставила Светка зло и выдернула свою ладонь из руки Ивана.

— Не надо! Наплели тебе зряшное! Конечно, случается у иных «перегрев», но вовсе не поголовно. Каждый помнит, что с рассветом надо на работу. Потому меру знают. Помню, как сам однажды домашнего вина перебрал. Знаю, что пили на чердаке, всем классом. Как же, взрослыми стали, закончили школу. На радостях дорвались. Одного не помню, как внизу оказался, в грядке. Все болит, ломит, выкручивает. Короче, выпал с чердака, как из гнезда, забыл, что не в постели. Дня три всего крутило. Потом прошло. С тех пор не перебирал, знал свою меру. Оно и в городе, как посмотрел, пьют не меньше, а даже больше деревенских. Потому, что стопоров нет. Не давят заботы. А и народ здесь хуже!

— Это почему? С чего взял? — вспыхнули в глазах злые искры.

— Чего закипела? Вон, посмотри, послушай, — указал на открытое окно. За ним ругались муж с женой:

— Отдай мою получку, лярва! Все до копейки выгребла, свинья! Ни на курево, ни на обед не оставила, сука корявая! Сколько не дай, все мало! Когда подавишься, лоханка немытая?

— Уйди! Отцепись, алкаш проклятый, чтоб ты задохнулся своим дерьмом, урод! Не бей! — завизжала баба.

— Вот такого в деревне нет. Случается, сцепятся мужики по пьянке, но жен вот так не позорят. Не обзывают на всю деревню последними словами и не грозят, как вот это отморозок, — отвел Светку подальше от окна.

Едва присели в скверике на скамью, мимо них пробежал зареванный, орущий малыш. За ним бабка с прутом в руке:

— Говорю, стой, выкидыш собачий! Рахитик сопатый! Догоню, уши оторву и в жопу вставлю! Выпорю как Сидорову козу! Стой, говорю, паршивец проклятый! — орала бабка и неслась за мальчишкой фурией.

— Дура старая! — оглянулся пацан и, споткнувшись, упал на дорогу. Ободрал коленки, локти, испачкался. Пока вставал, бабка с прутом подоспела. Ударила пацаненка так, что тот взвыл.

Иван не выдержал. Вырвал мальчишку из рук бабки, отряхнул, подвел к колонке, умыл, успокоил. А старухе сказал с укором:

— Не все тебе внука мучить. Погоди! Вот вырастет и припомнит день нынешний. Тебе не убежать от него. Ох и получишь за сегодняшнее! Кровавыми заплачешь. Не теряй мозги, чтоб хоть было кому тебя похоронить. Твой внук не всегда будет маленьким.

Старуха пристыженно замолчала. Выбросила прут. О чем-то тихо говорила с внуком. Тот мотал головой, не соглашался, но потом дал руку бабке и зашагал рядом.

— Наша детвора растет лучше. И бабки добрее, не обзывают внуков грязными словами. Знают, потом получат их в свой адрес.

Лишь через полгода решилась Светлана придти в гости к Ивану. Но и то не одна, а с подругой. Побыли недолго. А вскоре пригласила парня к себе.

Всякое мог он ожидать, но не такое. С порога будто в сказку попал.

В просторной пятикомнатной квартире все дышало роскошью, изяществом.

Ваня онемел от увиденного. И хотя видел, как живут богатые, сам устроился неплохо, но здесь оторопел. Светлана заметила его растерянность, но не подала вида. Вот тогда парень познакомился с родителями Светки. Михаил Петрович угощал щедро. Засыпал вопросами, о себе говорил мало:

— Моя работа — служба! В ней мало интересного, сплошная рутина! Единственная радость в жизни — это дочь!

— А почему она одна? Разве ей не было скучно? — спросил простодушно Иван.

— Иметь много детей это дурной тон. У нас так не принято. Пусть будет один, но имеет все! А уж я постараюсь, чтобы моя дочь не бедствовала, — ответил гордо.

Ваню угощали деликатесами, с ним общались и присматривались. Михаил Петрович ни на шаг не отошел от гостя. Предлагал всякие вина, коньяки, Иван понимал, его проверяют, и после первой рюмки наотрез отказался от спиртного.

Светлана ему нравилась. И парень не хотел ее терять из-за какой-либо оплошности.

В тот вечер она показала ему свои картины, что-то сыграла на пианино, но человек не разбирался в живописи, а классическую музыку и вовсе не любил. Увлечения девушки не вызвали восторгов. Он приметил в доме прислугу и сделал свои выводы.

Иван не спешил делать предложение, хотя со временем привык к Светлане. Что его тянуло к ней, он и сам не понимал. Частенько спорил сам с собой, многое в ней ему не нравилось, а кое-что откровенно раздражало.

Разные взгляды, отношение к жизни, взгляды на будущее, даже окружение не имели ничего общего. Иван не представлял, как привезет Светланку в деревню знакомиться с родителями. Он понимал, что между ними нет ничего общего. Но его неотвратимо тянуло к ней.

— Ну, зачем она мне? — спрашивал себя раздосадованно. И не мог найти ответ на свой вопрос.

Он пытался отказаться, забыть ее навсегда. И уезжая к своим в деревню на выходные, встречался с женщинами и девчатами.

Все ночи до рассвета кувыркался с ними в душистых стогах, в роще и на сеновалах. Нет, он не говорил им о любви, ничего не обещал, ни к одной не привязался сердцем, хотя многие ждали серьезного разговора, решительного слова, но так и не дождались.

Иван хотел отвлечься и забыть. Он убеждал себя, что Светланка ему не пара и жизнь с нею подарком не покажется. Но ночью видел ее во сне, нежную, хрупкую и такую желанную, что все сомненья уходили прочь.

Во сне она целовала его, называла любимым, единственным, самым родным на земле человеком. А когда приходила на свиданье, ни одного ласкового слова не говорила и старалась держаться подальше, чтоб меньше целовал и обнимал.

Светлана никогда не назначала встреч сама и, казалось, не скучала по Ивану. На свиданья не спешила, соглашалась вяло, будто нехотя.

— Может, ты кого-то другого любишь? — спросил ее парень.

— Пока нет, а что?

— Ну, а ко мне как относишься?

— Привыкла. Для меня ты друг, ершистый и смешной. Мы не всегда друг друга понимаем, но так и должно быть, иначе скучно.

— Выходит, я для тебя что-то вроде развлекашки?

— Развлекашку другом не считают, — осекла тут же.

— Ты когда-нибудь сможешь полюбить меня? — спросил неуверенно.

— Не торопись, — ответила тихо.

— Мы с тобою встречаемся второй год, а все как дети, за ручку. Ни огня, ни тепла нет. Или ты безразлична ко мне? А и нужен ли я? Скажи прямо!

— Вань, ведь я прихожу на свиданья, в этом весь мой ответ…

— Светлана! Почему за весь год ни разу сама не позвонила мне?

— Это неприлично. Нужно перестать себя уважать, чтобы первой звонить мужчине. Я не так воспитана. У нас это не принято.

— Светка, выходит, ты никогда не вспоминаешь обо мне? Кто вбил в твою голову столько условностей? Да отбрось ты комплексы, стань сама собой. Распахни душу навстречу нормальной жизни.

— А что? Я и так живу нормально. Правда родители не очень довольны, — проговорилась случайно.

— Тем, что со мною встречаешься? — догадался Иван.

— Да, именно так. Они хотят, чтобы мой избранник был из нашего общества. Меня никто не понимает. Поверишь, друзья семьи считают, что у меня дурной вкус, что не разбираюсь в людях, не дорожу своим происхожденьем и ставлю под удар имя и авторитет семьи.

— Ого! Круто!

— Теперь понимаешь, что слышу от своих, когда иду к тебе на свиданье? Мне всю душу наизнанку выворачивают, вроде хуже меня на целом свете нет никого. Если б ты знал, что терпеть приходится. А ты еще спрашиваешь, в чем-то сомневаешься, — всхлипнула в платочек.

Иван тогда обнял Светку, прижал к себе:

— А ты согласна стать моею женой? — спросил не задумываясь.

Она молча кивнула головой.

— Завтра я к вам приду просить твоей руки у родителей.

— Они не согласятся.

— Тогда поженимся без их согласия. Распишемся, заберу к себе…

— Нет, так нельзя, родители обидятся.

— А как быть? Что предлагаешь?

— Я их подготовлю. Попытаюсь убедить.

— Как долго это будет?

— Как получится. Без боя они не сдадутся! Нужно их обломать, а может, взять на испуг.

— Это как? — не понял Иван.

— Придумаю что-нибудь. Иначе не уговорю.

— Светланка, милая моя девочка! Очень постарайся. Я не могу жить без тебя! — просил девчонку, и та впервые не вырвалась из его объятий.

Иван целый месяц звонил Светлане, все спрашивал, удалось ли уговорить родителей? Те никак не соглашались и запрещали дочери даже думать о замужестве. Запретили видеться с Иваном и не пускали на свиданья. Даже телефон от нее прятали. И в конце месяца, потеряв терпение, Иван пришел к родителям Светланы без предупрежденья и согласия.

Этот разговор был самым трудным в жизни парня, ведь убеждать пришлось не только родителей, а и самого себя…

Зачем он это делал? Может, верил, что в процессе жизни все образуется и наладится…

Мать Светланы категорически отказалась говорить с Иваном. Ни о какой свадьбе не захотела слышать, сказав, что никогда не признает столь неравного и постыдного брака, откажется от дочери, не захочет видеть и даже на свою могилу запретит приходить.

И все же свадьба состоялась. Тесть поверил, согласился скрепя сердце, но теща осталась верна слову и на свадьбе не была. Она уехала отдыхать за границу, чтоб не присутствовать, как сказала сама, на чужом и постыдном веселье.

Она ни разу не навестила дочь, не глянула, как устроилась она у Ивана. Никогда не звонила и не звала к себе даже в гости. И только Михаил Петрович навещал молодых. Подолгу говорил с дочкой, закрывшись в зале, пока Иван готовил на стол. С зятем он не общался. Приносил полные сумки деликатесов, выкладывал их в холодильник и, наговорившись со Светкой, уезжал.

Даже через год после свадьбы Иван никак не решался привезти жену в деревню и познакомить с родителями. Те приехали сами. Долго пытались разговорить молчаливую невестку. Но ничего не получилось.

— Робкая иль глумная! Чего дичится? Ведь уже своя! Ты расшевели ее. Авось, свыкнемся, сдружимся. Може, к нам ее привезешь. Подкормим, а то вон какая худющая! Через нее телевизор смотреть можно и газету читать. Мы ее на сметане и пирогах за месяц в бабу превратим. А то смех сказать, заместо сисек прыщики, там, где у всех задница, у ей две фиги. Вовсе заморил девку голодухой, как тебе не совестно? — корил отец Ивана. Тот сгорал со стыда. Но ведь именно сам постоянно просил жену поесть. Та нехотя выпивала стакан молока и говорила:

— Я не хочу толстеть. Это неприлично быть грузной. Женщина должна следить за собой и оставаться воздушной и стройной в любом возрасте.

— Светка! Ты женщина! Тебе рожать надо, где силы возьмешь выносить ребенка? К этому надо заранее подготовиться.

И понемногу убедил. Жена стала поправляться, появилась фигура, все женские округлости. Казалось бы, пришло время стать хозяйкой в доме. Но не тут-то было.

— Светка, помой посуду! — просил Иван. Та словно не слышала.

— Светлана! Приготовь ужин! Я устал, хочу отдохнуть!

Женщина делала бутерброды, чай. О полноценном ужине не могло быть речи.

— Светлана, помоги убрать в квартире! — просил отчаянно, но бесполезно.

Иногда Иван начинал ворчать, ругал жену, та, округлив глаза от удивления, уходила на лоджию. Возвращалась уже затемно зареванная и обидевшаяся. После таких размолвок она неделями не подходила к постели и спала на диване в зале.

Она никогда не провожала и не встречала с работы мужа. Молча приходила на кухню, ждала, когда Иван приготовит ужин.

Человек пытался хоть как-то растормошить жену, рассказывал о работе, друзьях. Светка не реагировала.

— Черт знает что получается! Будто на резиновой кукле женился. Поверишь? Ну ни тепла, ни радости от бабы не вижу! Ни хозяйка, ни жена! В постели сущая сосулька! В квартире, как лишний стул. На черта я этот хомут себе на шею повесил, сам не знаю. Уже три года прошли, а мы так и остались чужими, — пожаловался Николаю.

— А как насчет детей?

— О чем ты? Она ни хрена не умеет. Мне придется уходить в отпуск по уходу за дитем. А жить на что?

— Знакомо! — поморщился Коля и сказал:

— Разводись пока не поздно. Другого выхода нет. Проканителишь время бездарно, потом себя ругать будешь.

— Но в чем же дело? — отчаивался Иван.

— Разные вы! Ничего нет общего! А главное, она не любит тебя! Не обижайся, я правду сказал. Сам на такое напоролся. Но у меня дети. Приходится терпеть поневоле.

— Развод? А что скажу ее родителям? Ведь не хотели ее отдавать мне.

— Ванек! Другого выхода у тебя просто нет. Годы идут, подумай о том. Решись один раз. Поверь, тебе еще не поздно завести другую семью. Найдешь нормальную бабу, заживешь человеком. В конце концов, тебе вовсе не обязательно любить, лишь бы ты уважал ее. Найди хозяйку хорошую, проверь, чтоб в постели не валялась поленом. Короче, чего тебя учить, сам разберешься. Советую не тянуть резину. Жизнь не бесконечна. Не надо много сожалений. Быстрей развяжешься, скорее забудешь. Сам знаешь, любить не заставишь.

— Вот в этом ты очень прав! — согласился Иван хмуро.

Он долго обдумывал, в чем сам виноват, почему жена холодна к нему? И не находил ответа.

Домой его уже не тянуло. Он знал, что там никто не ждет. После работы шел к кому-нибудь из друзей, уезжал на Днепр или на озеро. Отдыхал в лесу. Знакомился на пляжах с женщинами, проводил с ними выходные, даже не вспоминая о жене. Случалось, за целый день ни словом не обмолвились. Тоскливо и скучно стало дома.

— Светка! Тебе не надоело жить вот так? — спросил как-то жену.

— А что сделаю? Я не в силах что-то изменить.

Она не радовалась подаркам и обновкам, какие ей

приносил. Принимала их равнодушно, не радуясь, никогда не благодарила, ни разу не поцеловала. Молча уносила в спальню и, примерив, прятала в шкатулку украшения или вешала в шифоньер обнову. Понравилось, подошло ли, не говорила никогда.

Чем она была занята все дни, Иван тоже ничего не знал, хотя видел, что сидела за компьютером. Ей никто не звонил при нем, не приходили подружки. Если к Ивану заглядывал кто-то из друзей, Светлана старалась уйти в спальню и не выходила оттуда до самой ночи.

— Светка! Почему пренебрегаешь моими друзьями, ставишь меня в неловкое положение?

— Мне не о чем с ними говорить. Они все очень грубые и ограниченные люди. Их темы: бабы, кутежи и деньги. Никакого интеллекта, сплошная банальщина или порнуха. Мне тошно сидеть рядом с ними, будто попала в компанию приматов, — отвечала устало и добавляла:

— Я еле дождалась ухода.

— Послушай, может, махнем на выходные к моим, в деревню? Отвлечешься от тоски, развеешься! Сходим на речку, в лес. Там теперь опята пошли.

— А это кто? Тоже твои знакомые?

— Это грибы! — хохотал Иван.

— Что с ними делать?

— Пожарим. Мать солит. С картошкой очень вкусно! Попробуешь!

— Я не понимаю в грибах. Никогда не собирала и не видела, как они растут.

— Вот и посмотришь! Чего дома киснешь одна целыми днями? Давай молодость вспомним, ведь мы с тобою познакомились на природе, у костра! Тогда ты была совсем другою, как яркая искра! Встряхнись, Светик! Кончай чахнуть в квартире! Поехали! — уговорил жену.

Светка, войдя в деревенский дом, растерянно огляделась. Впервые увидела русскую печь, лавки вместо стульев. Занавески на окнах в лупастую ромашку, громадный стол грубой деревенской работы, кухню, сплошь заставленную тазами и ведрами с огурцами и помидорами, укропом и чесноком, ветками черной смородины. Мать, уже подготовившую банки.

— Проходите! — засуетилась вокруг гостей.

Светка не поняла, куда идти. Все заставлено.

— Мам, давай помогу! — вызвался Иван, пройдя на кухню. И повернувшись к жене, предложил:

— Сходи в сад, поешь ягод! Там теперь и малина, и клубника созрели, поешь с куста.

Светланку в сад повела сестренка. Тихо взяла ее за руку и вывела за дом.

Иван, помогая матери, не смотрел на время. Когда управились, и была закручена последняя банка, мать спохватилась:

— Я ж еще и не покормила вас! Давай на стол накроем скорее. Не то невестка с голоду упадет. А и ты не евши столько! — засуетилась, забегала от печки к столу с тарелками и ложками. Достала хлеб. Румяные караваи были еще теплыми.

Светка, наверное, впервые в жизни ела с жадностью. А может, поддалась примеру семьи, здесь умели работать и умели вкусно и плотно поесть…

Иван втихомолку радовался, глядя на жену Он понял, что Светка впервые попала в деревню. Ей все здесь внове и необычно. Вот только с матерью разговор не клеился. Не находилось общих тем. Светка до вечера вздрагивала от каждого крика петуха. Долго гладила корову, вернувшуюся с пастбища, смотрела, как свекровь доит, и спросила:

— А ей не больно?

— Нет, детка! Корова тоже баба! И ей в жизни свое место Богом дадено. Все по Его Писанию устроено. Вот когда родишь, станешь дите кормить, поймешь, что в доле бабьей тоже светлые минуты случаются…

Светка нахмурилась, молча вышла из сарая. А тут Иван навстречу. И предложил:

— Давай поспим на сеновале. В доме душно. А там свежо, хорошо отдохнем. Да и надо ж тебе испытать это удовольствие. Для меня с самого детства сеновал был радостью. А зимою все мы — дети, на печке спали. На лежанке темно и тепло. А еще когда мама сказки рассказывала, вовсе счастье. Я уже взрослым слушал их с удовольствием. Ну что? Уговорил на сеновал? — взял за руку.

Всю ночь в саду пел соловей, оставшийся без подружки. Он звал и верил, что его услышат, найдут и полюбят. Ведь не бывает весны без любви, не проходит жизнь без песни, нет судьбы без тепла…

Светланка впервые целовала Ивана, гладила его плечи, грудь, лицо. Она молчала. Но человек радовался тому, что хоть вот так оттаяла баба. Дошло тепло и до ее сердца.

— Светка моя! Родная ромашка! — гладил человек плечи, руки женщины. В эту ночь Иван поверил, что любит жену как раньше, когда встретил у костра. Ведь вот так же светились звезды в глазах, и вся она казалась облачной, неземною.

— Девочка моя ненаглядная! — целует руки.

— А почему ты дома не говоришь мне этих слов?

— Они всегда живут в моем сердце песней.

— Тогда поехали скорее отсюда. Я устала от этой дикости и пещеры. Я не могу больше быть здесь! Я задыхаюсь от брезгливости! От потных людей, от уборной во дворе, где через щели виден двор и я сама как на ладони, на виду у всех. Где воду пьют из бочек, а умываются над вонючим ведром. Где кот пьет молоко прямо из доенки. Прости, но мне не по силам оставаться дольше. Увези!

Иван, ни с кем не простившись, повез Светку в город, поняв, что она осталась чужой и уже никогда не станет своею…

— Нет, так больше нельзя! — говорит человек сам себе. Он понял, что и его постигла участь многих мужчин. Его, как и прочих, подкупила в Светке недоступность и неподатливость. Другие бабы легко и быстро отдавались ему. Не думая, что скажет о них Иван. Светланка была иною. Она не висла на шею, не брала человека штурмом, не спешила лечь с ним в постель и ничем не пыталась его привязать. Он сам завоевывал ее достаточно долго.

— Может, это и раззадорило, подкупило? — думал человек:

— Но если равнодушна ко мне, почему согласилась выйти замуж? Ведь столько неприятностей выдержала с родителями! А может, у нее кроме меня не было другого варианта замужества? Но тоже нет. Вокруг нее кружили многие, сам видел не раз. Была возможность уехать за рубеж и создать семью там. Но она предпочла меня. Значит, любила! Почему же я к ней отгорел? Устал! Она своей никчемностью убила во мне все. А ведь любил ее. Хотя, другие терпят и не жалуются. А приходится куда хреновее, чем мне. Дети держат? Но тоже не все их имеют. А разбегаться и не думают. Но почему Светка сама детей не хочет? Ведь баба, едри ее в корень! Может, родители не разрешают? Скорее всего! Но тогда зачем мне с нею жить? Оно, конечно, все заботы легли бы на мою шею. И все ж странно, о ребенке баба даже слышать не хочет. А значит, что-то за этим кроется. Видно, собирается уйти. Ну и ладно, переживать не стану, — размышляет Иван.

Шло время. Оно казалось безотрадно серым и бесконечным. В семье ничего не изменилось. Иван с утра уходил на работу. Жена ни разу не позвонила ему, как другим. Вечером он готовил ужин, а вскоре куда-нибудь уходил. Он чувствовал, что терпенье уже подводит. Ведь видел, как живут другие, и самому хотелось тепла и заботы, хоть каплю внимания и любви. Быть одиночкой при жене это не просто испытание, а мука, постоянная и больная. Как ни пытался человек отвлечься от своих мыслей, от проблем с женой, это у него не получалось.

И все же разрыв случился. Иван не готовился к нему. Все раздражение, скопившееся на бабу, прорвало, как чирей. Когда он отвез Светку к родителям, впервые за годы вздохнул свободно. Вроде и не допекала особо. Не брюзжала, никогда ничего не просила, не закатывала скандалы, когда возвращался домой уже к полуночи или под утро. Светка не спрашивала, где он был и не искала его. Она спала и не ждала Ивана. Было обидно, что о нем никто не беспокоится, не переживает.

Как-то раз вернулся домой уже утром, от женщины. Светланка не спала. Вышла из зала, глянула на Ивана и равнодушно сказала:

— Иди умойся.

Он глянул на себя в зеркало. На лице следы губной помады алели маковым цветом.

— Черт возьми! И я с ними через весь город ехал, — покраснел мужик. Светланка больше ни слова не сказала. Села за компьютер, повернувшись спиной к мужу. До самого вечера за ним просидела. Иван отсыпался после бурной ночи. Его не ругали, не будили, не закатывали сцен ревности. Жена просто отказалась делить с ним постель и постоянно спала на диване.

— Ну зато теперь оторвусь на полную катушку! — радовался, оставшись без жены.

Иван тщательно приводил себя в порядок. Мылся, брился, погладил рубашку и брюки, туфли довел до зеркального блеска. Он позвонил всем друзьям, объявил, что стал холостяком. Николай откровенно порадовался и поздравил:

— Теперь отдохни. Не спеши голову в новый хомут совать. Оглядись. Не торопись приводить домой! Выбирай и проверяй со всех сторон. Если б я на сегодняшний день остался бы свободным от своих, даю слово, до конца жизни не женился. Так все опаскудело и вымотало!

— Слушай, дружбан! Да ты счастливчик! Давай нынче намылимся к девкам! Во клево оторвемся! — предложил Димка.

— А твоя баба? — спросил Иван.

— Жена не стена, подвинется! — рассмеялся в ответ.

— Выпер? И даже сам отвез? Ну, ты круто обошелся! Все возился, терпел, а тут вдруг сделал вираж и спихнул к предкам на руки. Те, небось, рыдают от счастья. Вернулось сокровище! Поскорее забудь. Отоспись, отдохни хорошенько, почисти перышки и вперед на новые подвиги! — говорил Степа.

А вечером внезапно позвонила Светка. Впервые за все годы сама решилась. Иван ушам не поверил:

— С чего это вдруг? — Особо изумился, когда баба в любви призналась. Иван не поверил. Прожитые вместе годы убедили в обратном.

— О какой любви лопочешь? Знаешь ли ты, что это такое? Тебе не дано гореть. Воспитание не позволит, — морщился человек. И уж вовсе сбил с толку разговор с Михаилом Петровичем. Тот не просил принять дочь назад, как думал Иван. Бывший тесть потребовал обратного, никогда больше не возникать на пути Светланы.

— За отморозка меня держит, коль так подумал! Я же еще не свихнулся! Уж лучше одному жить, чем иметь такую жену! — смеялся Иван и поехал в деревню, объявить родителям о своей радости.

— Эх, Ванятка! Зряшное отмочил. Ить она верней собаки жила подле тебя. Не изменяла, с дома не бегала, не брехалась с тобой, ничего не вымогала. Жила тихо, как цветок в горшке, со всем стерпелась и смирилась. Где такую нынче сыщешь? — сетовала мать.

— Не любила она меня! Как к чужому относилась. Устал от Светки. Никакого тепла не видел. Не восприняла меня. Другим жены на работу звонят, беспокоятся. Мне никогда, ни разу не позвонила. Вроде, и нет у нее мужа. Даже обидно было, — вспомнил Иван.

— Детка мой, сыночек, не суди про всех баб одинаково. Не бывает похожих любовей. У каждого своя. А уж какая, в душу не залезешь, не пощупаешь. Если б не любила, не ушла б от родителев. Ить там жила, как у Христа за пазухой. Все кинула, на тебя променяла. С материнским запретом не посчиталась. А любила по-своему, как могла. Другого не дадено. Девкой к тебе пришла, в непорочности. Откуда знала про постельные премудрости, кто б научил, коль в доме про то не сказывали. Самому подсказать стоило, глядишь, растеплилась бы баба. Ты ж хотел враз все поиметь. Такого не случается. Годы надобны. У тебя терпенья не хватило, — говорила мать.

— Ни в Светке заковыка. Он сам ее не любил! — встрял отец и закончил коротко.

— Скоро сам поймет.

— Не думай, что сыщешь лучше. Все бабы не без горбов. Но у каждой свой. Едино свыкаться придется. А вот сумеешь ли? — загрустила мать.

Иван вскоре и впрямь приглядел женщину. Зачастил к ней. Но, помня первую оплошку, сам себе приказал не привыкать и не привязываться к бабе. Да и жениться не хотел. Зачем себя стреноживать?

Человек навещал женщину, но к себе домой не приводил. Та и не претендовала на место хозяйки в его доме. Ее вполне устраивали сложившиеся отношения.

К Ивану Нина относилась с легкой иронией. Грубоватая, прямолинейная, умела выпить и посмеяться от души, любила шутку, смех. У нее было много друзей и подруг. Еще бы! Работала женщина на таможне. Она и держалась независимо.

Как-то Иван спросил ее:

— Нин! А почему у тебя нет семьи?

Женщина громко расхохоталась:

— А где мужика найти? Подскажи адрес! Кругом одни козлы!

— Неужели все до единого? — обиделся Иван.

— Конечно! Исключений нет!

— Выходит, я тоже козел?

— Ну чем ты лучше других? Сколько у меня околачиваешься, ни разу ни шоколадку, ни бутылку не приволок. С голым хреном возникаешь. Жлоб, а не мужик! Ты и в хахали не сгодишься! Какой с тебя навар? Вот до тебя был клевый человек, но по мужской части слабоват. Пришлось его в отставку отправить. Потому что бабу в себе не перестала уважать. Вот и расскочились. Зачем друг другу тарахтеть пустое. Замуж я не собираюсь ни за кого!

— А почему? — удивился Иван.

— Ты чего, придурок? Зачем мне лишняя морока с мужиком? Готовь, стирай, убирай, в постели ублажай. А зачем все это? Когда меня прижимает, я всегда найду, кого в гости пригласить.

— Выходит, я не один? Ты и помимо имеешь? — уронил челюсть от удивления.

— Ванька, ты прикольный! Неужель думаешь, что сижу тут и жду тебя, отморозка! Да не бывать такому! Или думаешь, честь мне оказал, приблудившись на ночь глядя? Я таких как ты за день косой десяток поменяю не чихнув! — встала перед Иваном подбоченясь.

— Значит, я у тебя лишь очередной?

— А что собой представляешь? Кто ты такой? Иль намечтал, будто страдаю по тебе, жду как ясна сокола? Гля, размечтался! Не выкатился еще в свет такой, чтоб я по мужику страдала! Вашего брата на мой век с избытком хватит, полные рейтузы! Сама выбираю, с кем ночью кувыркаться. Не задирай тут хвост! Замена тебе завсегда сыщется!

Иван ушел молча, понурив голову. Понял, тут он был случайным. Хотя на душе саднило. Снова прокол получился. И здесь оказался в нелюбимых.

Нину он забыл быстро. Светланку старался не вспоминать. Но вскоре познакомился с Татьяной. Случайно, в одной компании встретились. Женщина приглянулась. Они танцевали, общались, и Иван спросил о ней у Димки, что собою представляет баба, стоит ли за нею приволокнуться?

— Я не в курсе, ни хрена о ней не знаю. Сам впервые вижу, пришла как подруга моей бабы. А ей в оценках доверять нельзя. Так что смотри и решай сам.

Татьяна согласилась, чтобы Иван проводил ее домой. Сама взяла его под руку и пошла рядом не спеша. По дороге рассказала, что живет одна в двухкомнатной квартире, купленной матерью еще три года назад. Квартира была подарена к свадьбе, но через год баба разошлась с мужем.

— Он играл на автоматах. Украл и проиграл все мои украшения. А потом к наркоте пристрастился. Ну такой букет я не перенесла и велела ему выметаться. К тому ж от него не беременела. Врачи сказали, что ему нужно было длительное лечение. Но сначала предстояло избавиться от наркозависимости. Но ему не повезло. Не выдержал ломки. Слабым был человек.

— Он умер? — вздрогнул Иван.

— Понятное дело! Куда ему жить? Сплошные грехи и пороки.

— Выходит, вовремя ушел?

— Конечно! Да и к чему было свет коптить?

— Ты любила его? — спросил приостановившись. Женщина глянула удивленно и рассмеялась:

— Ваня! Да ты пещерный! Кто теперь такие нелепые вопросы задает? Нынче о любви только больные говорят. Потому что в легенды верят. Нет любви!

— А как замуж выходила?

— Ну надо же как-то в жизни устраиваться. Вот и я хотела, чтоб не хуже других! Но не получилось, не повезло. Теперь партнера ищу. Нового, может, обломится какой-нибудь из крутых.

— Удачи тебе! К сожалению, я не из этих. Не хочу, чтоб и во мне разочаровалась. Ведь сам из мечтателей. Может, повезет, — оставил женщину у подъезда.

Шло время, вот и пять лет прошли незаметно. Иван так и не нашел подругу. Все женщины были временными. Ни одна не застряла в душе и в памяти. Человек уже и сам во всем разуверился. Понял, что заводить новую семью и ребенка он безнадежно опоздал, а и желание погасло.

Человек понял, что не сумеет заново приноровиться к семейной жизни и уйти от холостяцкой. Это было сверх его сил.

Иван возвращался домой от Николая пешком. Решил пройти через парк, чтобы сократить путь. Увидел гуляющих стариков. Они шли под руку, ворковали, как голуби. Не обращали внимания на прохожих. Что им окружающие? Ведь старики прошли вместе всю жизнь. И сегодня счастливы и неразлучны. Им не грозит одиночество, не страшна старость. Они не на словах знают, что такое любовь! Они не говорят о ней, живут ею всякий миг, не разлучаясь, не выпуская рук. И пусть осенний ветер бросает под ноги охапки багряных листьев в их глазах и в сердце живет память о первой весне, та, что соединила их на всю судьбу и, назвавшись любовью, провела через жизнь…

Иван тяжело вздохнул, посмотрел вслед старикам и пошел к скамье, на какой много лет назад любил посидеть с друзьями. На ней когда-то объяснился в любви, — усмехнулся воспоминаниям.

— Вот только кому? — не мог припомнить человек.

Он подходит к скамье. Она занята. Молодая женщина отдыхает с ребенком, тот безмятежно спит в коляске. Иван приостановился, хотел присесть на другой край скамьи, женщина внезапно оглянулась, Иван узнал Светлану. Та невольно ойкнула, не ожидала встречи с бывшим мужем и смутилась.

— Ты? Какими ветрами? Насовсем вернулась из своей Англии?

— Нет. Я здесь ненадолго, — справилась Светлана с волненьем, взяла себя в руки.

— Устала от чужбины? Приехала в отпуск?

— На пару недель здесь, отца похоронила. Он умер. Все хотел увидеть внука и не дожил.

— Ты замужем? — увидел кольцо на пальце.

— Конечно. Этот сынишка уже второй. Старший дома, — сказала с гордостью.

— Ты с мужем?

— Само собой. Он с матерью остался, а я с Артуром гуляю.

— Признали мужа твои родители?

— Понятное дело. Не просто признали, а и полюбили. Есть за что. Он очень надежный человек, порядочный и честный. С ним легко и просто. Жаль, что не стал первым. Меньше было бы горя, и не болела бы память.

— Ты любишь его? — глянул в глаза Светлане. Та не отвернулась, не ушла от ответа:

— Я тебя любила! Понимаешь? Второй любви не бывает. Но я уважаю мужа и верю ему. Потому стала матерью наших детей. Он не выбросит из дома, не оскорбит и не унизит, не опозорит имя, не променяет семью на друзей и дешевок. Он искренне любит, как когда-то любила я, — дрогнул голос женщины.

— Эх, Светка, ты не только не любила, даже не считалась со мной! — укорил запоздало.

— Слепец! Мне лучше известно, теперь через годы, зачем лгать? Я не умела проявить свою любовь, я была слишком наивна и неопытна. А потому не сумела доказать. Но не в том дело. Доказывать нелюбящему, неблагодарно. Ты лишь увлекся мною ненадолго, добился желаемого и вскоре остыл ко мне навсегда. Я долго не верила в это и все пыталась вернуть тебя. Но не получилось. Сколько мук вынесла, сколько пережила, пока отболела тобой. Хотела наложить на себя руки, но отец помешал. Потом решила уйти в монастырь, опять родители удержали. Сколько сил и здоровья они потеряли, пока я образумилась и взяла себя в руки! Я морила себя голодом, чтобы уйти из жизни. Если б не родители, меня давно не было бы в живых. А стоил ты того? Я увидела твои фотографии с женщинами. Ты был с ними и со мной. Отец щадил и не показывал все. Когда увидела, стало стыдно, что жила с тобой и любила. Я верила твоим словам, а жизнь доказала иное. Ты не только не любил, а и пренебрегал, презирал меня, глумился надо мной. Но за что? Я была для тебя игрушкой, и ты никогда не считался со мною как с человеком.

— Неправда! Я все годы пытался сделать из тебя своего друга. Но ты не воспринимала меня за равного и считала приматом, недостойным тебя и семьи, выходцем из деревни.

— Ошибаешься, Иван, недостатки воспитания исправляются со временем. Невозможно другое, внушить любовь. О чем мы спорим? Ведь все прошло. Я давно успокоилась, живу хорошо, с семьей, где меня все любят. А ты, как вижу, и теперь один. Не нужный никому, всюду лишний. Но если бы ты любил! Все могло быть иначе! А теперь зачем ворошить прошлое? Погас наш костер и мы, как те искры, улетев, погасли. Даже вспомнить нечего. Я назвала твоим именем нашего первенца. В память о той любви, какая, не согрев, рассыпалась в пепел. Прощай, Иван! — сказала тихо и, взявшись за коляску, пошла навстречу человеку, спешившему к ней по аллее парка.